Порожденная грехом. Часть 1

Глава 20

— Грей возненавидит тебя за это, — прохрипел Эрл, его дыхание было прерывистым.

Я ничего не сказал, только наблюдал, как жизнь покидает его, как кровь покидает его тело. Он не упомянул маму. Мне придётся самому рассказать ей о его смерти. Я в долгу перед ней, даже если она никогда больше не заговорит со мной. А Грей? Я мог только надеяться, что он далеко. Он еще молод. У него впереди будущее. Я надеялся, что он попытается найти то, в чем он хорош, и не отправится на поиски следующего мотоклуба.

Грудь Эрла вновь поднялась, прежде чем он ушёл. Я почувствовал острую боль в груди, странную смесь вины и тоски.

Мое дыхание было поверхностным и быстрым, все еще ничто по сравнению с бешеным биением пульса. Эрл безжизненно лежал у моих ног, не сводя с меня глаз. В них светилась ненависть, но также и разочарование. Быть может, я вообразил все это. Он никогда не был хорошим человеком и определенно не был хорошим отцом, даже меньше для Грея, чем для меня. И все же я никогда бы не подумал, что убью его. Он был моим наставником на моем пути мести. Он разжигал мою ненависть всякий раз, когда она угрожала погаснуть. Он был моим кумиром, когда дело касалось девушек, школы и любого другого жизненного выбора. Многие из них были дерьмовыми, но я сомневался, что мой собственный выбор был бы лучше. С кровью моего старика, текущей в моих венах, беспорядочная жизнь всегда была моей судьбой. Влюбиться в принцессу мафии стало вишенкой на вершине.

Не поэтому мы здесь сейчас, не поэтому я убил единственного отца, которого знал с детства. Я не хотел видеть его плохие стороны, а у меня самого было достаточно плохих сторон, поэтому я никогда не осмеливался судить других. И все же Эрл зашел слишком далеко. Он пересек барьер, который повел его и наш клуб по дороге, откуда не было выхода. Мы должны были понять это, когда все больше и больше членов становились Кочевниками, многие хорошие люди, которых клуб мог бы использовать во время голосования.

Я был виновен в похищении невинной девушки и даже позволил Эрлу запереть ее в собачьей конуре и снимать на видео ее обнаженную. Все это заставляло меня чувствовать себя чертовски виноватым и большим придурком. Нам следовало остаться с Витиелло и его людьми. Мы должны были напасть на него напрямую, но, по крайней мере, мы должны были уберечь Марселлу от боли. То, что Эрл начал мучить ее, что он хотел продолжать это делать, я не мог этого принять. Я видел выражение его глаз. Я был так же потерян для него, как и он для меня. Он хотел убить меня и сделал бы это, если бы Витиелло не разрушил наш клуб до основания. Он, вероятно, сначала убил бы Марселлу и заставил бы меня смотреть. Я был предателем в его глазах, когда он предал все, что мы всегда хотели, чтобы клуб отстаивал. Честь и свободный образ жизни. Дом для всех тех, кто не вписывался в рамки общества. Братство, дружба. Мы потеряли все это по пути, и то, что осталось, это горечь, жажда мести и денег.

Тем не менее, смерть Эрла стала милосердной по сравнению с концом, который дал бы ему Лука.

Я наконец оторвал взгляд от Эрла. Мои пальцы судорожно сжали рукоятку ножа, а кожа была липкой от пота и крови. Кое-что из этого принадлежало мне, но большая часть принадлежала Эрлу. Я встретился взглядом с Марселлой. Я не был уверен, сколько пыток она наблюдала. Она была бледна, прислонившись к стене, обхватив себя руками, а костяшки пальцев побелели от того, как она сжимала локти. Она сглотнула, ее глаза искали мои, прежде чем она выпрямилась и прочистила горло.

— Спасибо, — просто сказала она.

Я кивнул, не находя слов.

— Нож, — сказал Лука голосом, похожим на удар хлыста.

Вероятно, он был зол из-за недолгих страданий Эрла. Он, без сомнения, позаботился бы о том, чтобы я страдал вдвое больше, компенсируя это.

Я разжал пальцы и позволил ножу со звоном упасть на пол. Возможно, это мой последний шанс вонзить нож в грудь Луки, но жажда мести сменилась моей потребностью гарантировать благополучие Марселлы. Как только я умру, а у меня не было абсолютно никаких сомнений в том, что ее отец скоро прикончит меня, Марселле понадобиться вся ее семья, чтобы пережить события похищения. Даже если она сказала Эрлу, что его действия — наши действия — не оставили шрамов, я услышал малейшую дрожь в ее голосе, увидел краткую вспышку боли в ее глазах.

Амо двинулся вперед и поднял нож, не сводя с меня глаз. В них закипала ненависть. Я бы испытывал то же самое, если бы был на его месте.

— Пора идти, Марселла, — твердо сказал Лука.

Он указал на своего брата, который наблюдал за всем с расчетливым видом.

Она кивнула, но вместо того, чтобы уйти, направилась к нему. Он наклонил голову, чтобы она могла прошептать ему на ухо. Сначала он покачал головой, но она схватила его за руку, ее пальцы вновь побелели, и прошептала еще что-то. В конце концов он отстранился и резко кивнул, но не выглядел довольным тем, о чем договорился.

Ее глаза метнулись ко мне, и я почувствовал гребаную боль в сердце, зная, что это последний раз, когда я ее вижу. Я хотел больше времени с ней. Я хотел еще одного поцелуя, еще одного дуновения ее запаха. Я нуждался в больших секундах, минутах, часах, днях с ней, но даже этого никогда не будет достаточно. Было такое чувство, что даже жизнь с Марселлой не утолит мою тоску и желание по ней. Это ненасытный голод, жгучая потребность. У меня нет целой жизни, даже нескольких секунд.

Она повернулась и вышла из помещения. Тяжелая стальная дверь закрылась с душераздирающим грохотом.

Эрл мертв. Коди все равно что мертв, а Смит представлял собой жеманное месиво. Я предполагал, что я следующий. Может, Марселла попросила своего отца подарить мне быструю смерть, каплю милосердия. Может, он согласился. Может, она поверила его обещанию. Но сейчас ее здесь не было, и я знал, какую ненависть Лука должен испытывать ко мне. С этой ненавистью я до боли знаком. Я отказался от своей ради Марселлы.

Опустившись на стул, я стал ждать, когда они сделают то, что хотели. Я встретился взглядом с Лукой. Я не боялся его и умер бы с высоко поднятой головой. Амо покачал головой и, пошатываясь, направился ко мне. Убьет ли он меня тем же ножом, которым я убил Эрла? Этот конец был бы достойным.

Амо схватил меня за руку, и пришлось подавить желание ударить его кулаком в лицо. Это мои враги. Мои чувства к Марселле этого не изменили.

— Тебе повезло, что у моей сестры есть сердце, — прорычал Амо, рывком поднимая меня на ноги. — Если бы это зависело от меня, ты бы захлебнулся своей кровью.

Он подтолкнул меня к двери, где ждал Лука. Мое тело ощетинилось от его близости. Два десятилетия ненависти вспыхнуло.

— Из-за Марселлы ты будешь жить, даже если ты этого не заслуживаешь, — прорычал Лука.

Я холодно улыбнулся.

— То же самое.

Его глаза вспыхнули яростью. Он хотел моей смерти. Я видел, как его сжигает желание. Но влияние Марселлы было слишком сильным. Эта девушка держала в своих изящных руках больше власти, чем она предполагала.

— Отведи его в другую камеру, Гроул, — рявкнул он здоровяку с татуировками по всему телу.

Мужчина выглядел так, будто не был уверен, что правильно расслышал своего босса, но не протестовал, только схватил меня за плечо и повел по темному коридору. Он отпер еще одну стальную дверь и втолкнул меня внутрь. У меня чуть не подкосились ноги, но я удержался у стены. Гроул смотрел на меня еще секунду.

— Красивые татуировки, — сухо сказал я.

Он кивнул, но не удостоил меня ответом. Не говоря ни слова, он закрыл дверь. Я опустился на холодный каменный пол, внезапно ощутив каждый порез, синяк и сломанную кость в теле. В ожидании смерти, ничто не имело значения. Теперь я задавался вопросом, оставят ли меня гнить в этом месте. Возможно, смерть была бы добрее, чем быть запертым в подвале с одной лишь памятью о Марселле, пока она не нашла нового парня, возможно, какого-нибудь придурка из Фамильи, чтобы выйти замуж. В конце концов я закрыл глаза, ожидая смерти или чего-то еще, что Витиелло приготовил для меня.

Когда стальная дверь захлопнулась за моей спиной с леденящим душу грохотом, я прислонилась к ней и судорожно вздохнула.

— Марселла? — спросил Маттео.

Он должен был отвезти меня домой.

— Дай мне минутку.

Я закрыла глаза. Мэддокс действительно убил своего дядю. Я надеялась, что он не испытает вину за это. Он должен понять, что его дядя был мертв в ту секунду, когда моя семья схватила его. Папа сделал бы его конец гораздо более мучительным.

— К такому зрелищу нужно привыкнуть, — мягко сказал Маттео.

Я открыла глаза.

— Не думаю, что хочу привыкать к чему-то подобному.

Маттео улыбнулся.

— Тебе и не нужно. После сегодняшнего ты можешь оставить все это позади.

— Ты действительно думаешь, что я смогу?

Маттео пожал плечами.

— Нет, если не попытаешься. Некоторые вещи всегда остаются с тобой. Ты просто учишься игнорировать их. Давай сейчас отвезем тебя домой. Ария, наверное, уже очень волнуется. Не хочу, чтобы она надрала мне задницу.

Я не засмеялась, несмотря на юмор в его голосе.

— Я останусь. Подожду, пока папа и Амо не закончат. Я хочу быть здесь, когда они выйдут. Они делают это ради меня. Я в долгу перед ними, — твердо сказала я.

— Пытать байкеров не такая уж большая жертва для них, поверь мне. Поехали домой и подумай о чем-нибудь другом. Пусть сегодняшний день станет для тебя новым началом, — умоляюще сказал Маттео.

Это новое начало, но не в том смысле, который имел в виду Маттео.

— Я остаюсь.

Маттео вздохнул.

— Ты предупредишь свою мать.

Я достала новый телефон и отправила ей короткое сообщение, прежде чем последовала за Маттео к столу и стульям рядом с захудалой мини-кухней. Он сел, но я была слишком взволнована.

Я расхаживала по складу, мои шпильки громко стучали в огромном здании. Я посмотрела на Маттео.

— Почему ты не там, не помогаешь папе и Амо пытать и убивать двух байкеров?

— Двух байкеров недостаточно для всех нас, особенно с тех пор, как ты позаботилась о двух Уайтах, которых мы действительно хотели заполучить в свои руки.

— Ты хочешь смерти Мэддокса.

— Все мы хотим его смерти, а он хочет нашей.

— Мэддокс убил своего дядю ради меня, и папа пообещал сохранить Мэддоксу жизнь.

Маттео усмехнулся, качая головой.

— Не этого результата я ожидал.

На самом деле он имел в виду не тот результат, которого хотел. Я не ожидала, что их ненависть испарится, но хотела, чтобы у нее был шанс в конце концов угаснуть.

— Куда Гроул увёл Мэддокса?

— Даже не думай идти туда сейчас. Поговори со своим отцом и матерью и переспи с тем, что, как тебе кажется, ты хочешь прямо сейчас. Хорошо?

Я кивнула. Маттео прав. Я села рядом с ним. Пара охранников пересекла склад и бросила на меня любопытные взгляды. Я кивнула им в знак приветствия.

Прошло два часа, прежде чем папа и Амо наконец появились. Они переоделись, но темнота все еще цеплялась за них, особенно за папу, он выглядел измученным. Он невероятно силен, но чувство вины разъедало его изнутри. Я видела это каждую секунду, когда находилась с ним.

Он взглянул на Маттео.

— Что она все еще здесь делает?

— Я отказалась уезжать, — ответила я, прежде чем он успел сделать выговор Маттео.

— Ты должна забыть все это, Марси. Живи той жизнью, которая у тебя была раньше. Я позабочусь о том, чтобы с тобой больше никогда ничего не случилось. Я усилю твою охрану и убью каждого, кто будет представлять для тебя опасность.

Я грустно улыбнулась.

— Этот мир означает опасность. Ты не можешь оградить меня от этого.

Мне нравилось, что он все еще думал, что может.

Он покачал головой.

— Этого никогда не должно было случиться.

Он выглядел так, словно хотел бы замучить себя до смерти. Чувство вины не было той эмоцией, с которой он хорошо знаком. Вероятно, это усложняло задачу. Я подошла к нему и крепко обняла за талию, прижавшись щекой к его груди.

— Я дочь своего отца, пап, — хрипло прошептала я. — И если это означает, что мне придется пролить кровь за нашу семью, то это то, что я сделаю. Я с радостью выполню это.

— Ты заплатила за мои грехи, — прохрипел он, и мне пришлось поднять глаза.

Его глаза были так полны темноты, что даже мамин свет не смог бы проникнуть сквозь них.

— Что такое грех, как не вымысел?

— Слишком умна и красива для этого мира.

— Этот мир не пугает меня, папа. Я благодарна тебе за защиту, но в конечном счете свобода всегда сопряжена с определенным риском, и я предпочла бы иметь свободу ходить и делать то, что мне нравится, чем быть запертой в особняке. Я не жду, что ты гарантируешь мою безопасность, но я люблю тебя за старания.

Папа коснулся моей щеки.

— Я мог бы отправить тебя в университет в Англии, где ты была бы в большей безопасности.

— Папа, куда бы я ни отправилась, я всегда буду Витиелло, и не хочу быть никем другим. — я сделала паузу, зная, что то, что скажу дальше, будет еще более трудной пилюлей для отца. — Я хочу стать частью этого бизнеса.

Папа напрягся, уже начиная качать головой. Я ожидала такой реакции, и в прошлом это заставило бы меня отступить, но я прошла через ад.

Я отстранилась от него. Обнимать его, как маленького ребенка, не увеличило бы моих шансов.

— Не говори, что хочешь защитить меня от этой стороны нашего мира, пап. Я заслуживаю того, чтобы пожинать плоды своих страданий.

Папа взглянул на Амо, который слушал, нахмурившись, все еще вытирая руки полотенцем. Брат встретился со мной взглядом. Амо — альфа. Он рожден, чтобы стать капо. Он обладал природной властностью. Однажды он станет хорошим Капо. Я бы никогда не отняла это у него. Я видела, что и он, и папа думали, что я прошу стать главой Фамильи, первой девушкой, которая когда-либо возглавляла итало-американскую семью. Но, как сказал папа, я умна и знала, как ведут себя наши мужчины. Они никогда не примут меня, что бы я ни делала. Мне пришлось бы править с предельной жестокостью, и все равно они никогда бы не восхищались мной и не любили меня так, как любили папу и однажды полюбят Амо.

Моя семья важнее, чем быть номером один.

— Ты старше, — тихо сказал Амо. — Это твое право по рождению.

Я видела, сколько ему стоило сказать мне это, и не могла поверить в то, что он предлагал, в то, что он действительно был готов отступить от должности, к которой его готовили с рождения.

Я сглотнула, охваченная нежеланной эмоциональностью. Подойдя к нему я обняла его, прижавшись лицом к его груди, чувствуя, как его сердце бьется у моей щеки.

— Никто не заслуживает этого больше, чем ты, — пробормотал он.

— Ты заслуживаешь, — прохрипела я. — И я не отниму этого у тебя. Никогда.

Отстранившись, я уставилась на Амо. Темнота и гнев все еще кипели в его серых глазах, и я волновалась, что они никогда не исчезнут.

Он кивнул, явно борясь с собой.

Я повернулась к папе, который выглядел искренне смущенным.

— Я еще не знаю, какое место хочу в Фамилье. На данный момент мне хочется возглавить группу Головорезов, которые будут выслеживать каждого члена мотоклуба «Тартар» на нашей территории, выслеживать тех, кто выражает сочувствие Эрлу Уайту, и, если Римо Фальконе позволит, даже за пределами наших границ. Они могут умереть или встать на колени и поклясться нам в верности. Как только с этим будет покончено, я смогу заняться логистикой или договориться о новом сотрудничестве.

В глазах папы мелькнуло восхищение, но в то же время нерешительность не покидала его. То, что я должна сказать дальше, не облегчит ему задачу.

— Я хочу Мэддокса рядом со мной.

Выражение папиного лица посуровело, и Амо усмехнулся.

— Он не один из нас.

— Сохранить ему жизнь это одно, что я все еще считаю ошибкой, но позволить ему работать на нас и быть рядом с тобой? Об этом не может быть и речи, Марси. Я никогда этого не позволю.

Я расправила плечи, готовясь к битве.

— Он мог бы стать одним из нас. Он спас меня.

— После того, как похитил, — прорычал Амо. — Эти куски дерьма из мотоклуба не верны.

— Он верен мне.

Папа нахмурился.

— Марси, не принимай его уход с тонущего корабля за что-то другое, кроме того, что это есть: страх лишиться своей жизни.

Я прищурила глаза.

— Я не ребенок и не дура. Мэддокс не боится смерти. Вы были близки к тому, чтобы найти их клуб, когда он позвонил вам?

Папа и Амо обменялись взглядами.

— Мы бы нашли его в конце концов, — осторожно сказал папа.

— Было бы слишком поздно. Эрлу нравилось мучить меня. Он хотел передать меня всем, как трофей.

Я видела борьбу в глазах отца.

— Твоя мама сказала мне, что ты не… — он с трудом сглотнул, разрываясь между яростью и отчаянием.

— Меня не насиловали, нет, папа. Мэддокс оберегал меня. Он рисковал своей жизнью, спасая меня. Он убил своего дядю, чтобы отомстить за меня.

— Тогда почему он это сделал? — спросил Амо.

— Потому что он любит меня.

Амо рассмеялся, будто я сошла с ума, но папа смотрел на меня только с беспокойством.

— Откуда ты знаешь?

— Он сказал мне, и я вижу это в его глазах. Я просто знаю это в глубине души.

Папа отвернулся.

— Позволь ему проявить себя перед тобой, перед мной, перед нашей семье.

— Я не позволю ему находиться рядом с тобой, твоей матерью или Валерио без присмотра.

Я коснулась папиной руки.

— Доверься мне в этом, папа.

— Я доверяю тебе, Марси, но после того, что он сделал, я не могу представить себя доверяющим этому человеку. И сомневаюсь, что твоя мама хотела бы, чтобы твой похититель был рядом с тобой или нашей семьей.

— Я поговорила с мамой о Мэддоксе. Она знает, как любовь может все изменить. Это изменило тебя.

Амо поморщился, словно вся эта любовная дискуссия вызвала у него тошноту.

— Если любовь превращает тебя в идиотку, я бы предпочел не влюбляться. Это пустая трата времени и энергии. Мы враги, Марси. Это не изменится.

Папа проигнорировал его. Он смотрел только на меня и выглядел почти испуганным, спрашивая:

— Если ты говоришь о любви, ты имеешь в виду его возможные чувства к тебе.

— Его чувства ко мне, да, и мои чувства к нему.

Папа тяжело вздохнул.

— О чем ты говоришь, Марси? Что ты любишь его?

Я с трудом сглотнула.

— Думаю, что да.

Амо выругался по-итальянски, а папа покачал головой, выглядя полным отчаяния.

— В данном случае размышлений недостаточно. Он причина, по которой ты получила эту ужасную татуировку. Из-за него ты лишилась мочки уха, и ты говоришь мне, что тебе нравится этот ублюдок?

— Мэддокс не причина. Он хотел остановить своего дядю.

— Но не остановил.

— Он не мог.

Папа покачал головой.

— Он враг.

— Он не должен им быть.

— Он не может стать частью нашего мира. Наши люди никогда не примут его.

— Я знаю, что это будет тяжелая битва, но я готова сражаться.

— И Мэддокс, ты действительно думаешь, что он хочет работать на меня, выполнять мои приказы? — папа указал на порез сбоку на голове, затем на ногу. — Он ударил меня ножом. Он хотел убить меня. Он, вероятно, все еще хочет убить меня и твоего брата.

— Но он этого не сделал?

Папа мрачно усмехнулся.

— Ты спросила его, хочет ли он стать частью нашего мира?

Я сглотнула, пытаясь смириться с тем фактом, что Мэддокс напал на папу. Может, его жажда мести все еще слишком сильна. Но что тогда будет с нами? Я бы не бросила свою семью.

— Я должна поговорить с ним.

— Мы можем подарить ему быструю смерть, если это то, чего ты хочешь после разговора, — сказал Амо.

Я пристально посмотрела на него.

— Это не смешно.

— Нет, не смешно, — согласился Амо. — Это гребаная чушь, что ты думаешь, что любишь нашего врага.

Папа обнял меня одной рукой.

— Подожди день или два, прежде чем с ним поговоришь. Дай себе время и дистанцируйся от похищения. Поговори со своей мамой еще раз.

— Хорошо, — ответила я.

Папа прав. Я нуждалась в ясной голове для разговора с Мэддоксом. Слишком многое поставлено на карту. Не только мое счастье и его жизнь, но и благополучие моей семьи. Я не могла быть эгоисткой в этом.

Папа и Амо переглянулись с Маттео. Было нетрудно прочесть выражение их лиц. Они все надеялись, что я передумаю и позволю им убить Мэддокса.

— Если мы оставим его в живых, возможно, даже отпустим, он может снова попытаться убить твоего отца и брата. Ты действительно хочешь рискнуть? — тихо спросил Маттео, когда мы направились к машине.