Леонид
Следующее утро началось для меня задолго до звонка будильника.
Я почти не ложился спать, закрыл глаза ненадолго и понял, что не могу уснуть, начал понемногу разбирать вещи Ясмин и тот бардак, который сам же создал. Снова зарылся в целомудренное белье, которое покупал для нее.
Не мог отделаться от мысли, что буду скучать по этому — тонкой заботе, вниманию о Ясмин.
Мне нравилось выбирать для нее одежду, заказывать что-то эксклюзивное, самое лучшее.
Эй, неужели вчерашний день сломал и перечеркнул все? Нет, не могу представить собственную жизнь без нее!
Сколько лет я варюсь в постоянной заботе о ней?
Я думал, что знаю о ней все. Все, что можно знать о нуждах другого человека. Но оказалось, совсем не знал ее мыслей. Теперь, заглянув немного в приоткрытую дверь, в ее комнату, полную взрослых, горячих желаний, мне стало еще сложнее обуздать собственные.
Пожалуй, тут одной порезанной ладонью дело не обойдется…
И что же делать? Пустить Ясмин в свободное плавание? Нет, только не это.
Я снова сложил все белье в ее комоде. Нет, мне нравилось это — действительно нравилось. Мой ягненок такая чистая, невинная, сладкая… Но потом, подумав немного, дрогнувшей рукой убрал примерно треть белья.
Пожалуй, пора признать. Я действительно одевал свою девочку так, чтобы ее целомудрие не нарушало покой моих демонов.
Теперь уже поздно…
Пора признать и ее взрослость, потребности…
Снова стало трудно дышать. Как потрясающе тонко в Ясмин сочеталась невинность с капелькой порока!
Когда она говорила вчера мне о своем влечении, я кипел, возбуждался. Мне не нужно было что-то убойное, темное, на грани — как в последнее время с Эл.
С Ясмин мне хватило и легких намеков, но тряхнуло так, будто я был на грани жизни и смерти. А что…. Что, если там будет чуть-чуть, хотя бы немного…
Нет-нет. Нельзя.
Нельзя даже думать о том, чтобы испачкать мою девочку этим.
У меня просто нет на это никаких прав. По сути, я вообще не должен был брать Ясмин в жены, чтобы загладить проступок отца.
Как же я его ненавидел. Теперь еще больше, чем прежде.
Я бы его убил. И, будучи хорошим юристом, зная делопроизводство, лишь немного углубился бы в детали, чтобы скрыть собственную причастность.
Убил бы!
К моменту, когда за окном полностью рассвело, в комнате Ясмин царил порядок. Лишнее белье я сложил в пакеты и вынес, чтобы выкинуть. Прочую одежду можно отдать нуждающимся…
Ясмин хочет быть более яркой, и я собираюсь ей позволить эту небольшую прихоть.
Разумеется, я буду сам это контролировать и выбирать для нее самое лучшее.
Я набросал некоторые мысли, пришедшие в голову, в блокнот, чтобы ничего не забыть, сделал пометку.
***
Теперь можно было заняться завтраком. Я всегда готовил для нее завтрак и приносил по воскресеньям. Ясмин это нравилось, а мне нравилось видеть, каким огнем вспыхивали ее темные глаза, а щеки розовели.
Сегодня не воскресенье. И я бы ни за что не изменил сложившейся традиции, если бы не просьба Ягненка.
Так просто…
Оказывается, мой режим и привычки легко прогибаются под просьбы. Но, момент, все-таки, исключительный, поправляю сам себя.
Близился привычный час пробуждения Ясмин, а она все спала. Я все рассчитал, и если промедлить, то все остынет и будет не таким вкусным.
Стоило ли будить или…
Со стороны спальни донесся слабый вскрик, грохот какой-то.
Забыв о завтраке, я побежал к двери, нажал на дверную ручку — заперто!
— Ясмин! Ясмин, что стряслось?!
— Леонид… — голос дрожащий, со слезами. — Я не могу пошевелить ногой. Я ее не чувствую! Я…
***
Ясмин
Нет ничего хуже чувства собственной беспомощности. Казалось, мой главный страх — остаться навсегда парализованной, давно в прошлом. Но вот сейчас я не чувствовала левую ногу. Вообще!
Проснулась от того, что между ног липко, мокро. Мне снился странный, путанный сон. Но вроде бы без намеков на эротику, чтобы проснуться с влагой возбуждения между ног.
Хватило всего одного взгляда, чтобы понять — это не возбуждение, а кровь. Бедра, ночнушка, даже простынь и немного одеяло — все запачкано.
И я не чувствовала ногу.
Испугавшись, рванула в сторону и упала с кровати.
Стоило мне рухнуть, как мешок, и вскрикнуть, как раздался топот, стук и требовательный голос Леонида без капельки сна. Разумеется, он же всегда вставал раньше меня!
— Ясмин! Ясмин, что стряслось?!
— Лео… — не сдержавшись, я разревелась. — Я не могу пошевелить ногой. Я ее не чувствую! Я…
— Спокойно. Не плачь, слышишь? Я скоро войду. Ты не отпиралась на ночь?
— Нет, и тут комод. Большой! — снова заплакала. — Мне страшно! Я не хочу быть парализованной! Лучше сразу меня убей!
— Что за мысли такие страшные, Ягненок. Минута, и я буду у тебя.
Нет, какая минута? Это слишком много.
Шаги Леонида отдалились и мне стало ужасно страшно, что он ушел навсегда.
Вот так просто взял, развернулся, надел свой строгий пиджак и ушел!
Бросил меня одну…
Потому что я позволила себе вчера слишком многое, говорила с ним ужасно, вела себя вызывающе. Как девка гулящая…
— Не уходи! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! — запричитала я и больше не смогла ничего говорить.
Кто обо мне — разбитой параличом — позаботится?
Мамы нет в живых, отец давно уехал, от него нет вестей.
Он пропал с радаров буквально сразу же после моего замужества.
Дальние родственники? Где они были, когда случилась авария?!
Подруги?
Хорошо, если вспомнят обо мне через несколько дней, а если нет…
Слезы заструились по щекам.
Раздался грохот. От двери во все стороны полетели щепки.
Я застыла, всхлипывая, больше не плача.
Никогда не видела, чтобы так быстро можно было разломать дверь.
Леонид прорубил дыру, просунул руку, открыл замок и надавил весом. От его усердий тяжеленный комод сдвинулся.
Леонид протиснулся в дверь, мигом подвинул комод в сторону, как пушинку, и бросился ко мне.
— Что случилось? Где?
Темные глаза мужа обеспокоенно заскользили по мне.
— Кровь? Ты…
Леонид посмотрел в сторону рабочего стола, там были канцелярские принадлежности, нож для бумаг.
— Ты взяла нож? Боже, скажи, что ты ничего с собой не делала? А нога? Покажи… Ну же…
— Я… Ничего не делала!
Я была готова сгореть от стыда.
Просто провалиться сквозь землю! Леонид подумал, будто я могу себе навредить. Но это не так!
Кровь… просто потому что у меня просто начались месячные, на три дня раньше. Обильные и болезненные…
— Это женские дни.
— Но еще рано, — заметил он.
— Я знаю. Стоп… А ты откуда знаешь? — удивилась сквозь слезы.
— Конечно, я знаю, когда у тебя дни, Ягненок. Я все про тебя… — Леонид ругнулся и добавил с какой-то жуткой и одновременно чарующей усмешкой. — Нет, теперь, оказывается, что я знаю о тебе не все. Далеко не все, да? У Ягненка от меня появились секреты, — погладил меня по щеке. — Давай свою ножку. Чувствуешь?
— Нет-нет, ничего! Совсем ничего!