Дверь открыла его сестра.
— Воробей дома?
— Дома. Кошку пугает. Надоели вы, как черти.
Я вошел в комнату. Воробьев сидел на полу. Рядом с ним — белая плюшевая собака. Напротив, в углу — испуганная серая кошка. От ошейника собаки к руке Воробья тянулся желтый шланг.
Воробей сжимал какую-то грушу на конце шланга, и плюшевая собака дергалась и подвигалась вперед, к кошке.
Бедная кошка! Она отступила в самый угол, встала на задние лапы, а передние подняла так, словно хотела показать, что она вовсе никакая не кошка, а боксер самого высокого разряда.
— Животных мучаешь?
— Не зуди, — сказал Воробей. — Зачем пришел? — спросил он, продолжая пугать кошку.
— За деньгами.
— Что-о?
— Постой, Воробей. Не торопись рыть окопы и делать вид, что не дашь. Дело серьезное… Ты Кешку знаешь?
— Кешку?
— Ну да.
— Тебя что, трактор по дороге задел?
— Погоди, Воробей… Ты Кешку знаешь или нет?
— Ну, знаю. Дальше?
— А Настеньку, соседку его, знаешь?
— Не хватало заботы. Девчонка. И вообще, что ты из меня жилы тянешь? Я тебе что-нибудь плохое сделал?
— Какие-то придурки бросили ее портфель в Неву.
— Портфели не тонут, — сказал Воробей. — Я свой старый специально хотел утопить, так он плавает, как дурак, крутится на одном месте, а тонуть не тонет.
— У выдающегося человека и вещи всегда выдающиеся. А вот у нее утонул. Кеша говорит, ее мать лупит за все так, что ужас. Ну, так что? Не дашь?
— Не дам.
— Ну и пошел ты… Без тебя обойдемся.
И я направился к двери.
— Ты это… постой, — сказал Воробей. — Уж и пошутить нельзя. Я ему в шутку, а он меня пнул и пошел…
Он полез в карман, достал полтинник и подал мне.
— Ты бы видел ее. Вся в слезах, даже платье мокрое, — сказал я, опуская полтинник в карман.
— Стой, вымогатель. Ну, держи еще один, — сказал Воробей и протянул еще один полтинник.
— Может, со мной пойдешь?
— Нет. Нужно отца дождаться. Ты на педсовет идешь?
— Не пошел бы, да надо, — сказал я и открыл дверь.