Портрет Лукреции

Конец ужина

– Вы озябли, любовь моя.

Лукреция качает головой и, как нарочно, вздрагивает от холода. Наклонившись поближе, Альфонсо внимательно ее разглядывает; прядь волос падает ему на глаза, а на лице написано участие.

Вдруг муж встает, берет Лукрецию за руку и ведет к огню. Ее мышцы напрягаются под слоями юбок и промокшими чулками. Бежать немедля!

Она шагает было к маленькому креслу, но муж усаживает ее себе на колени и обхватывает руками за талию. До чего странно… Он так проявляет заботу или хочет покончить с ней прямо здесь и сейчас?

Тяжело смотреть ему в глаза, но Лукреция перебарывает себя. Альфонсо отвечает ей ласковой улыбкой. Да, он красив. Все так считают. Он крепко сложен, широкоплеч, руки сильные. А вот рассмотреть как следует его лицо не получается в тусклом свете, да еще с такого близкого расстояния. Что читается во взгляде мужа – доброта или угроза? Она видит только отдельные черты: бровь, щеку, завиток уха.

Неужто она ошиблась, неправильно поняла произошедшее в fortezza? Вдруг Альфонсо и правда человек слова и привез ее сюда отдохнуть, для перемены обстановки? Возможно, всему виной ее воображение (бурное, болезненное, как ей всегда твердили) либо причудливая игра разума, и Альфонсо вовсе не желает ей вреда?

Он не расцепляет рук, держит Лукрецию у себя на коленях, а она касается пальцами его ворота. В янтарно-желтых отблесках огня ей кажется, будто на Альфонсо та самая одежда с зелеными бархатными рукавами. Конечно, на самом деле он в дорожном костюме из камвольной шерсти.

Поддавшись порыву, Лукреция целует мужа в щеку. Губы колет щетина, отросшая за день в дороге. Альфонсо смотрит на жену с приятным удивлением.

– Зачем это?

– Чтобы… отблагодарить, – сочиняет она.

– За что?

– За то, что… привезли меня сюда. – Она лихорадочно ищет слова, способные его разжалобить, если он и впрямь задумал недоброе. – За заботу. За…

Он сжимает ее крепче, и косточки корсажа тихо скрипят.

– Не стоит благодарности. Впрочем, можете еще раз меня поцеловать.

Отвернувшись от света, он подставляет другую щеку. Замешкавшись, Лукреция чмокает мужа. Тогда он смотрит на нее и поднимает подбородок.

Она выдавливает улыбку. Наклоняется к нему. Его черты расплываются, и она закрывает глаза. Нет, Альфонсо не желает ей зла, ведь он попросил его поцеловать, и вот она касается его губами, а он в ответ давит на них своими, кладет ей на затылок свою большую ладонь – не делают так, если хотят… собираются… замышляют… Нет, невозможно, она ошиблась, наверняка он ее любит, и ценит, и уважает: нельзя ведь целовать с такой страстью, ласкать губами и кончиком языка, всю душу вкладывать в поцелуй, а самому думать об убийстве. Ведь нельзя же?..

Наверное, она заблуждалась. Утомилась после трудной дороги и недавней болезни. Дала волю воображению, а оно в очередной раз подвело. Благородный красавец-супруг желает ей только добра. Он ее любит. А как иначе? Он так долго ее целует. Ей очень повезло выйти за такого пылкого мужчину!

Он все целует ее и целует. А она позволяет. Обнимает за шею и пускает мысли в свободный полет. Температуры в разных частях комнаты не совпадают: левую щеку и руку Лукреции обдает жаром камина, а с правой стороны веет ледяными миазмами fortezza.

Альфонсо гладит рукава Лукреции. Потом вдруг отстраняется.

– Идемте. Я провожу вас в покои.

Лукреция встает и переходит к теме, которая волнует ее с самого отъезда из дома.

– Интересно, – начинает она беззаботным тоном, когда муж берет ее за руку и поднимает со стола свечу, – во сколько приедут мои служанки? Уже поздно, и…

– Завтра-послезавтра, полагаю, – отвечает он, не глядя на Лукрецию.

– Они выехали следом за нами, вы сами говорили…

– Не можете продержаться без помощниц? – поддразнивает он. – Ни одного дня?

Он открывает Лукреции дверь.

– Надеюсь, продержусь.

Она заходит в коридор, убеждая саму себя: «Он не замышляет ничего плохого. Он сказал, что любит!»

– Приедут, как только смогут. – Альфонсо берет Лукрецию под локоть и ведет по коридору; огонь свечи отбрасывает на его лицо дрожащий круг света. Лукреция едва поспевает за мужем. – Ночью на дорогах опасно. Вы же не хотите, чтобы ваши служанки попали в беду?

Он берет Лукрецию за подбородок большим и указательным пальцем и нежно поднимает ее лицо к свету. Говорит, как она красива, как загородный воздух уже идет ей на пользу.

– Скучаю по вашим волосам, – вздыхает он, пропуская сквозь пальцы ее короткую косу. – Но вам к лицу.

– Спасибо, – кивает Лукреция.

Альфонсо ведет ее по винтовой лестнице, скользкой и поросшей мхом. Лукреция опирается на его руку, чтобы не слетели туфли, чтобы не споткнуться о подол платья. Дорогу освещает лишь тусклый огонек свечи. Они поднимаются по лестничному пролету, идут по коридору, а затем опять по ступенькам, только более узким. Лукреция запоминает дорогу, мысленно строит карту палаццо – так, на всякий случай. Налево по коридору, вверх по лестнице, прямо по низкому коридору, затем под аркой, потом…

– Пришли. – Альфонсо открывает ей тяжелую деревянную дверь. – Вот ваши покои. Я велел разжечь камин, так что скоро будет и тепло, и свежо. После вас, дорогая.