Последние герои

1. НЕЗНАКОМЫЕ ЛЕСА

Адхара почувствовала, что ее ноги подгибаются. Она почти забыла об усталости и боли, но ее тело вдруг оставили силы. Ствол дерева задержал ее падение, и она оперлась о него всем своим весом.

Девушка совершенно не понимала, где находится. Она удивленно и растерянно огляделась вокруг, потом вспомнила, что произошло. Во время ее сражения с Амхалом портал в библиотеке был уничтожен, и они оба оказались заброшены в какое-то незнакомое ей место. Была глубокая ночь. Она оставила раненого Амхала лежать на земле и ушла в лес.

Куда бы она ни смотрела, все казалось ей незнакомым и враждебным. На земле росли странные растения с большими мясистыми листьями, с изогнутых ветвей деревьев зловеще свисали невероятно длинные лианы. И еще ее поразили цветы — огромные, с бесстыдно раскрытыми венчиками. Они нависали над ней, как гигантские голодные рты.

Адхара шла по этому лесу недолго, но сражение с Амхалом отняло у нее все силы. Она задыхалась, рана в боку невыносимо горела. Даже рука снова начала терзать ее болью. Как будто ладонь, которую ампутировал Андрас, по-прежнему была на месте и снова начала постепенно разлагаться. Она снова чувствовала мучительную боль распадающейся плоти и слышала пугающий треск сухожилий. Но за ее левым запястьем больше ничего не было, и кожа на том месте, которое Андрас аккуратно прижег, была тугой и гладкой.

Адхара почувствовала, что плачет. Нет, это не от боли. Она поднесла к глазам правую руку, и слезы обожгли ее ладонь, словно капли жидкого огня. Она подумала о своем поединке с Амхалом и об их долгом, полном отчаяния поцелуе, а потом — об Андрасе и его теле, которое теперь навсегда погребено под обломками портала. Подумала о тех последних ужасных днях, когда Андрас стал ей отцом лишь для того, чтобы умереть у нее на глазах от руки мужчины, которого она любит. Она вспоминала все это и не могла утешиться.

Зачем вся эта боль? Почему она должна терять все, что ей дорого? Похоже, что боги выбрали для нее такую жизнь лишь для того, чтобы забавляться, глядя на то, как она бредет без дороги и пытается сбросить путы, которыми связала ее судьба, и как ее жалкие усилия терпят неудачу. Значит, вот для чего существуют Воительницы и Разрушители? Сирен и Марваши много столетий убивают друг друга только для того, чтобы боги забавлялись?

Сейчас Адхара знала лишь одно: у нее больше нет сил.

Она дотронулась рукой до бока, и ее ладонь окрасилась кровью.

«Я могу умереть», — подумала она, но не испытала при этом никаких чувств. Сейчас ей было совершенно все равно, будет она жить или умрет.

Она позволила себе соскользнуть вниз вдоль ствола, почувствовав, как кора дерева оцарапала ей спину. И упала в высокую траву, на огромные папоротники и цветы устрашающего вида. Подняв взгляд, она увидела между кронами деревьев небо, усыпанное бесчисленным множеством звезд, и сияющий удивительно ярким светом узкий серп луны.

Небо было таким же, как во Всплывшем Мире. Это было то жестокое небо, которое она увидела в тот день, когда появилась на свет и проснулась посреди луга, не зная, кто она и откуда. Разве что тогда было солнечное утро, а сейчас глубокая черная ночь. Все это время какой-то жестокий бог там, наверху, видел, как она ползет по земле, и даже, может быть, смотрел на нее и смеялся. Адхара улыбнулась звездам. Она устала от всего этого. Так или иначе, теперь игре конец.

Она позволила своему телу без сил распластаться на земле — руки вдоль боков, ноги вытянуты. Потом закрыла глаза, темнота окутала ее и унесла прочь.

Внезапно что-то разорвало густую тьму ее сна. Среди черного мрака появилась расплывчатая ярко-белая фигура, похожая на язык пламени. И эта фигура вздрагивала, как огонь от ветра.

Постепенно Адхара начала слышать голос. Он прерывался и был так слаб, что его же собственное эхо заглушало его. Он произносил непонятные слова на забытом языке.

Девушка услышала в этом голосе невыносимое страдание и мрачное отчаяние. И ощутила их всем телом так, словно это были ее собственные чувства.

Она не понимала слов и не могла разглядеть, кто их произносит. Но чувствовала, что голос говорит о боли и смерти.

Кандалы сдавили ей запястья. Непроглядная тьма закрыла ей глаза. И что-то лежало у нее между сосками, свернувшись, словно змея, и вгрызалось ей в грудь все глубже, почти до самого сердца.

«Скорей, скорей, скорей!»

Адхара широко раскрыла глаза и тут же закрыла, ослепленная светом. Пошевелила головой — она была тяжелой, словно наполненной камнями. Все тело болело. Солнце обжигало ей кожу. Девушка провела ладонью по лбу, он был мокрым от пота.

Вдруг ее словно пронзила жгучая, как укол боли, тревога. Адхара хорошо помнила свой недавний сон, и ей казалось, что это было сообщение, которое кто-то хотел ей передать. Но смысл этого сообщения она понять не могла.

Она снова, на этот раз медленно, открыла глаза и попыталась различить в этом беспорядочном море света контуры каких-нибудь предметов. Постепенно ей это удалось, и она узнала то место, где вечером потеряла сознание, очертания веток и листвы и некоторые из цветов. Все вокруг было окрашено в самые яркие и праздничные тона. Лепестки цветов ослепляли ее оттенками розового и лилового, а листва деревьев — жгучей зеленью. От опьяняющих запахов у нее закружилась голова.

Адхара стала внимательно изучать взглядом то, что видела. Дневной свет и отдых, который она дала своему уму, должны были помочь ей сориентироваться. Но все ей казалось похожим на кошмар, ни одно из окружавших ее растений не росло в ее мире. Подлесок состоял из кустов, подобных которым она никогда не видела. У деревьев были невероятно длинные стволы, ветви с остроконечными листьями наверху собирались в округлую крону. Были там растения с большими мясистыми красными отростками на конце и другие, похожие на веера из листьев с острыми кромками.

Адхара снова пощупала лоб — он был прохладным. Вчерашний жар прошел. Она не бредит — она действительно оказалась в таком месте, которого не может быть.

Девушка прислонила голову к стволу какого-то дерева с пористой корой. Значит, это началось снова. Она еще жива, и ей снова предстоит бой — на этот раз борьба за выживание. Она собралась с силами и осмотрела рану в боку. Разрез был большой, но кровотечение остановилось.

Адхара с величайшей осторожностью сняла с себя куртку, которая словно срослась с ее телом. Может быть, есть опасность, что в рану попадет инфекция, но это не важно. Она знала, что Андрас вложил в ее сознание все необходимые сведения на любой случай. Достаточно посмотреть вокруг. Остальное сделает ее память искусственного существа. Она быстро найдет растение, которым вылечит себя. Однако уже через несколько минут девушка с ужасом поняла, что память ей не поможет. Все вокруг было незнакомо. До сих пор инстинкт всегда спасал ее от беды. Но теперь ее внутренний голос вдруг умолк.

Адхара снова закрыла глаза, стараясь подавить волну панической дрожи, которая начала подниматься по позвоночнику от ног к вискам. И быстро нашла ответ. То, что надо сделать, будет неприятно, но другого выхода нет.

Она собралась с духом. Ночной сон немного восстановил ее силы, и теперь она чувствовала, что сможет выполнить одну простую магическую операцию.

Адхара вызвала магический огонь. Перед ней поднялся над землей красноватый, слабо светящийся огненный шар. Девушка знала, что этого будет достаточно.

Она взяла в руку кинжал и погрузила его в шар по самую рукоять, подождала, пока огонь сделает свою работу и лезвие станет темно-красным. Потом сделала глубокий вдох, взглянула на свой бок и постаралась набраться мужества.

Адхара прикусила губу, плотно закрыла глаза и прижала раскаленное лезвие к своему телу. Ее крик разорвал тишину чужеземного леса.

Вскоре Адхара почувствовала голод. Она не помнила, сколько времени прошло с тех пор, как она ела в последний раз, но знала, что должна поесть, чтобы окончательно окрепнуть. Процедура, которой она предохранила свою рану от заразы, обессилила ее. Деревья были увешаны плодами, но Адхара не видела среди этого изобилия того, что могло быть пригодным в пищу. Эти плоды кричащей окраской и чувственными формами как будто звали жертву откусить от них кусок, чтобы убить ее ядом. Но выбора не было, она еще какое-то время ходила по лесу, разыскивая какой-нибудь более безобидный на вид плод. Наконец она увидела дерево с большими темно-фиолетовыми яблоками, подняла одно из них, упавшее на землю, и вонзила в него пальцы. Мякоть плода оказалась густой и мучнистой, из нее вытек красный сок такого яркого цвета, что Адхаре на мгновение показалось, будто ее руки в крови. Внутри плода оказалась молочно-белая сердцевина. Адхара осторожно лизнула ее, она оказалась очень сладкой. Девушка решила рискнуть и с жадностью съела сердцевину.

Почти весь день она отдыхала. Последние события ошеломили ее: в один миг ее, как снаряд из орудия, перебросило в мир, похожий на сон. После такого полета нужно прийти в себя. Но сначала она должна закончить важное дело.

Ей будет нелегко рыть могилу одной рукой. К тому же боль в боку не утихала. Но она должна это сделать. Опираясь на рукоять меча, Адхара принялась за работу и копала, пока не обессилела.

Закончив работу, она положила меч в могилу: он был единственным, что осталось от Андраса. Тело мага то ли было погребено под обломками храма эльфов, то ли разлагалось неизвестно где, заброшенное куда-нибудь далеко взрывом портала. Но он заслужил, чтобы у него была могила.

Адхара вырвала у себя прядь волос. Если бы могла, она бы срезала их, но это была одна из тех вещей, которые она уже не могла делать одной рукой. Это не важно: она рада пострадать за него.

Она положила этот блестящий синий локон в маленькую яму рядом с мечом и засыпала их землей. Когда могила была готова, Адхара установила над ней обломок дерева. Потом встала на колени и какое-то время печально молчала. Это было все, что она могла сделать для человека, который дал ей жизнь и совсем недавно спас ее от гибели. Но именно в эту минуту немой боли она поняла смысл того пути, который ей предстояло пройти. Она почтит смерть Андраса тем, что выполнит миссию, для которой Андрас ее создал. Да, она продолжит борьбу ради него. А значит, она должна выжить — ради этого и ради великого дела, которое ее ожидает.

В памяти Адхары возникло бесстрастное лицо Амхала, и ее пронзила боль. Амхал — Марваш, она должна его уничтожить, но не может перестать любить его. Пропасть, в которую она прыгнула, выбрав свой путь, с каждым днем становится глубже. Она должна одновременно спасти Амхала и победить его. И она это сделает — ради своей любви и ради любви Андраса к ней.

Сделает потому, что она — Посвященная, и от нее зависит судьба Всплывшего Мира.

Два дня Адхара отдыхала. Она старалась набраться сил и поэтому двигалась как можно меньше. В этом лесу она чувствовала себя нежеланной гостьей — как будто все здесь, от деревьев до скрывавшихся от ее глаз животных, только тем и занималось, что подглядывало за ней или шло за ней следом и собиралось напасть.

Она нашла и другие виды съедобных плодов. Среди них были фиолетовые с хрустящей кожей, под которой, когда она лопалась, становилась видна клейкая и сочная желтая мякоть со множеством семян. Были и другие — продолговатой формы разного цвета, но всегда покрытые колючками. Зато внутренность у них была сладкая и зернистая. Еще были бледно-желтые плоды с бороздками на коже. Их внутренность была твердой и плотной. Они были невкусными, но очень хорошо утоляли жажду.

Адхара старалась есть как можно больше в надежде, что это пойдет ей на пользу и поможет набраться сил. Она выбирала те растения, по которым было видно, что их ели животные. Раз ими питаются существа, которые здесь живут, то, скорее всего, и для нее они съедобны.

На третий день девушка решила, что ей пора уходить. Она еще не совсем окрепла, но, оценив свои силы, решила, что их уже достаточно, чтобы идти дальше.

Адхара не знала, куда ей надо идти, но была уверена, что уходить надо как можно скорее.

Но едва девушка сделала первый шаг, как случилось необъяснимое: без всякой причины она свернула на тропу, вдоль которой с обеих сторон деревья стояли плотной стеной. Ноги сделали выбор за нее. Адхара как будто определила нужное направление каким-то смутным чувством, непонятным разуму, но ясным для ее тела.

Она спросила себя, не вернулся ли к ней наконец инстинкт-помощник, и, не теряя времени, зашагала по тропе на запад. Она знала, что там найдет ответы на свои вопросы.

В пути Адхара заметила, что какая-то сила помогает ей идти и ускоряет ее шаги. Было похоже, что под поверхностью земли льется поток энергии, направлявший ее на нужную дорогу. Эта помощь становилась еще более таинственной, когда Адхара мысленно связывала ее со своим сном.

Этот сон она видела каждую ночь после смерти Андраса. Каждый раз ей снился маленький огонек, освещающий темноту, но с каждой ночью он становился слабее. И каждую ночь в ее голове звучали одни и те же печальные слова. Сначала ей казалась, что она не знает, на каком языке они произносятся. Просыпаясь утром, она не могла их даже вспомнить. Но после третьей ночи она вспомнила их. Это был язык эльфов. Адхара понимала его — еще одна способность, которую Андрас вложил в ее память.

Теперь она смогла понять значение этих слов. Она слышала отчаянную просьбу о помощи.

Приди ко мне, пока не стало слишком поздно, пока он не завладел мной до конца. Приди ко мне раньше, чем настанет конец.

Каждую ночь это видение становилось все ясней. Огонек, который горел все слабей, принимал форму стройного тела, которое тянулось вперед. Очертания этой фигуры были плохо видны, но одну ее особенность Адхара различала хорошо: в центре ее груди блестело что-то красное, как кровь, словно там была рана. Каждый раз, когда Адхара во сне пыталась внимательнее рассмотреть это красное пятно, она сама начинала чувствовать боль в груди. Как будто невидимое лезвие вонзалось ей в это же место, раня и обжигая ее тело. Проснувшись утром, она обнаруживала, что ее тело онемело и покрыто потом, а ладонь прижимается к ямке между грудями — к тому месту, куда во сне вонзалось острие. Но раны там не было, и боль исчезала.

Она была убеждена, что кто-то зовет ее и что именно поэтому ее ноги точно знают свой путь. Но почему и как это происходит, она не понимала.

Девушку осаждали воспоминания о ее последнем сражении с Амхалом. Как она ни старалась не думать об этом, они весь день предательски прорывались в ее ум. Она снова видела перед собой его потухшие глаза и то, как он, совершенно бесстрашно, пытался убить ее. Но чаще всего она вспоминала вспышки красного света у него на груди. Это было первое, что она заметила во время боя, — медальон и красные блики на его поверхности. Так же, как у фигуры из ее снов.

Она шла весь день, останавливаясь лишь для того, чтобы съесть один из больших плодов, запас которых взяла с собой в дорогу, или напиться воды из ручья.

Ей показалось, что за это время плотность воздуха изменилась и запах и вкус стали другими: Адхара чувствовала в нем соль, которой раньше не было. Растительность тоже постепенно стала другой: на смену высоким растениям с широкими листьями пришли низкие кусты с более темной листвой. Цветы стали мельче и больше похожи на те, что Адхара привыкла видеть во Всплывшем Мире. Дул легкий ветерок, и деревья, повинуясь ему, наклоняли свои кроны. Наконец Адхара увидела растение, похожее на оливу, и почувствовала себя почти дома.

Потом она услышала вдали шум. Сначала гулкие раскаты звучали тихо, но постепенно становились все громче. Запах становился все сильней, а растения делались все ниже, спасаясь от порывистого ветра, который старался смести их с земли. Скоро лишь остались низкостелющиеся растения с толстыми мясистыми листьями. Поднявшись на вершину холма, Адхара совершенно неожиданно увидела перед собой такое, что у нее захватило дух, — перед ней расстилалась бесконечная водная гладь чистейшего синего цвета.

Этот простор начинался за цепочкой черных скал, о которые пытались разбиться быстрые и порывистые волны с белой пеной на верхушках гребней. Адхара замерла на месте, словно зачарованная. Море было огромное, могучее и безграничное. Она никогда прежде не видела его, но поняла, что это море.

Огромное пространство влекло Адхару к себе, и она медленно пошла к скалам. Ее ноги замерли, когда до края обрыва остался всего один шаг. Под ней бурлила вода, скручиваясь в смертельные воронки. Эти водовороты за много столетий придали камням причудливые и странные формы. Волны были так сильны, что до нее долетали брызги пены.

Ей понадобилось усилие воли, чтобы оторвать взгляд от морской бездны и поднять глаза вверх: пустота так влекла ее к себе, что Адхара почти слышала ее нежный зовущий голос. Девушка поискала взглядом горизонт. Но это оказалось непросто: вода и небо были абсолютно синими, и граница между ними была почти незаметна. День подходил к концу, оранжевое солнце, такое яркое, что на него было больно смотреть, вот-вот должно было погрузиться в море.

Адхара знала, что во Всплывшем Мире море находится на севере, вдоль берега Земли Моря. Тогда что это, океан? Куда ее занесло?

Она не успела найти ответ: чья-то рука грубо и сильно сжала ей шею. Кончик лезвия уколол ей горло так, что прорезал кожу.

— Стой, не то убью! — крикнул кто-то.

Лезвие давило ей на яремную вену, и его кончик уже вонзился в тело. У Адхары не было времени вспомнить о кинжале, который висел на поясе, а напавший уже вынул его из ножен.

— Это останется у меня, — сказал он, не выпуская добычу из рук.

Адхара скрипнула зубами. У нее оставался второй кинжал, но он был спрятан в сапоге, а нож у горла не давал ей нагнуться за ним.

Ее застали врасплох, как малолетку, — подошли со спины, когда она, как дура, любовалась красотами природы. Адхара подняла руки и покорно сказала:

— Хорошо. Ты победил.

После этих слов давление лезвия немного ослабло. Всего лишь чуть-чуть. Это позволило Адхаре вырваться из рук противника. Она попыталась провести ответный прием.

— Что ты делаешь, глупая? — усмехнулся нападавший, схватив ее, и снова приставил нож к ее горлу.

Адхара застыла. Противник был достаточно опытным. По его движениям девушка догадалась, что он ищет что-то в дорожной сумке. Это оказался мешок из грубой холстины, который он быстро набросил ей на голову.

— А теперь постарайся вести себя хорошо, если не хочешь неприятностей, — посоветовал разбойник, связывая ее.

Он нащупал ее запястья, но обнаружил, что у Адхары нет левой ладони. Тогда ему пришлось привязать ей руки к туловищу, пропустив веревку под локтями. Потом он повернул Адхару спиной к себе, грубо толкнул ее кулаком между лопатками и скомандовал:

— Вперед! Шагай!

Адхара обратила внимание на его странный свистящий акцент.

Она оцепенела от ужаса. Этот тип не постесняется убить ее, если она попробует взбунтоваться. И главное — что-то в нем подсказывало Адхаре, что он — не человек.

Что-то не поддающееся точному определению в его внешности, движениях и прежде всего в его запахе внушало Адхаре подозрение. Девушка решила, что позволит разбойнику вести ее, куда он захочет. Она проклинала себя за простодушие, но исправить положение было уже невозможно. Она могла лишь надеяться, что выйдет из этого испытания живой.

2. ПОГИБАЮЩИЙ

Амхал пришел в себя внезапно — словно вынырнул из небытия, в котором существовала лишь ноющая боль.

Он попытался понять, где находится, но вокруг него все было погружено в темноту. Бледный свет луны едва освещал пейзаж.

Амхал понял, что находится на равнине, покрытой буйно разросшимися травами. В лунном свете он разглядел контуры огромного листа с вырезами по краям. Таких листьев Амхал нигде и никогда не видел. Немного дальше он заметил кривые стволы деревьев без коры и острые профили низких растений с торчащими тонкими иглами и огромные цветы.

Он поднес руку к голове и почувствовал: с ним что-то не так: по его щеке текла струйка крови — его крови, которая пахла лесом и свежестью, потому что была такой же, как у нимф. Он с трудом сел — и левую ладонь пронзила такая боль, что у него перехватило дыхание. Он посмотрел на ладонь. На ней не хватало двух пальцев, и рана еще кровоточила.

Амхал оторвал кусок от своей рубахи и туго перевязал этим лоскутом ладонь. Нужно немедленно остановить кровь: он уже и так много потерял ее.

Одно за другим, как бусины в ожерелье, к нему приходили воспоминания: взрыв портала, поединок и последние удары, которыми обменялись он и Посвященная.

И поцелуй. Он еще чувствовал на губах вкус ее губ. В его ноздрях еще остался запах ее крови, которую он пролил. Амхал обхватил голову руками, сжимая ладонями виски, пока не стало больно. Он как будто хотел выдавить из головы это последнее болезненное воспоминание.

Это была уже не Сирен, а Адхара. Так ее зовут. И это имя вызвало другие воспоминания, тоже болезненные — остатки той связи, которую он всем своим существом старался разорвать.

Так он сойдет с ума. Он не в силах вынести такую бурю чувств, тем более после того бесчувствия, в котором существовал в последнее время.

Но как раз в то мгновение, когда Амхалу казалось, что он погиб, медальон на его груди начал вспыхивать красным светом. Сначала вспышки были слабые, но с каждым разом они становились ярче. И в душу Амхала вернулся покой. Адхара снова стала для него только Посвященной. Вкус ее поцелуев исчез с его губ. Очень скоро ноздри молодого воина стали улавливать только свежесть ночи.

Дыхание Амхала стало ровным, он спокойно огляделся вокруг, чувствуя, что снова стал владеть собой.

Несколько мгновений он размышлял, не погнаться ли ему за своей добычей. Но осознал, что еще слишком слаб из-за ранения, и решил, что сначала должен восстановить силы и залечить руку. Охоту он продолжит потом.

Он дотронулся рукой до медальона и прислушался к своему сердцу, с удовольствием обнаружив, что оно снова холодно и лишено чувств. Значит, он окончательно пришел в себя.

Сан часто говорил ему: «У нас есть одно преимущество перед нашей противницей: она одна, а нас двое. И мы превыше всего и всех. Мы с тобой одно целое».

И он был прав. Амхал мог поддерживать связь с Саном, даже когда они были далеко друг от друга. Они были как две разделенные пространством части одного сознания.

Поэтому, залечив рану на руке, Амхал в первую очередь стал искать своего собрата. Руку он лечил простым заклинанием исцеления: для сложной магии он был сейчас слишком слаб.

Словно зачарованный, он смотрел, как кровь пропитывает лоскут, которым он перевязал свою рану. Он вспомнил, что когда-то сам старался ранить себя. Тогда вид собственной крови, пролитой во время изнурительных безумных попыток наказать себя, утешал его. Так он платил за то, что отличается от других.

Проливая свою кровь, он чувствовал себя почти нормальным. С каждой вытекавшей каплей из него уходила смерть, которая пульсировала в его жилах. Сан объяснил ему, что недостаточно пускать себе кровь, чтобы изгнать из своего сердца искушающее зло.

Теперь он снова видел собственную кровь, но у него не кружилась от этого голова, а возникали более приземленные мысли: кровь означает рану, а рана — это опасность. Кровь надо остановить, рану обработать и лечить.

Вот к чему свелась теперь его жизнь — к борьбе за выживание. Этого он желал, и это подарил ему Крисс. Жизнь без чувств — это жизнь без боли. Эмоции и осознание происходящего не всегда полезны.

Заклинание, с помощью которого Амхал выходил на связь с Саном, было не из самых простых. Амхал чувствовал, что у него не хватит сил на такую попытку, но все же решил попробовать.

Он достал из сапога кинжал. Это оружие подарил ему его наставник Сан, когда они побратались сразу после того, как присоединились к войску эльфов. Сан объявил, что вручает подарок Амхалу, а потом надрезал себе кожу этим кинжалом и скрепил их союз каплей своей крови.

Сурово взглянув на лезвие, Амхал вонзил острие кинжала себе в палец и пролил несколько капель крови на оружие. Она мгновенно впиталась в сталь.

Молодой воин чувствовал, что теряет силы, но все же попытался продолжить и произнес слова, устанавливающие связь. У него кружилась голова, приступы тошноты сжимали желудок, он почувствовал, что теряет сознание, и был вынужден прекратить попытку.

Молодой воин оперся спиной о ствол дерева и печально вздохнул. Солнечные лучи уже начали окрашивать небо. Длинная ночь подходила к концу, но силы Амхала были на пределе. Он закрыл глаза, в то время как первые лучи рассвета уже освещали лес.

Получив от Крисса дар бесчувственности, Амхал перестал видеть сны. Его ночи стали похожи на черные колодца. Они проглатывали его вечером и снова выбрасывали в мир утром, чистого и невинного, как новорожденный младенец.

Но этой ночью Амхал увидел сон. Ему казалось, что он идет по плотно утоптанной тропе среди суровой, продуваемой ветрами равнины. Но в этой пустынной глуши он почему-то чувствовал себя спокойно и безмятежно. Отсутствие жизни для него означало чистоту и строгий порядок — величайшую упорядоченность мертвых вещей.

Сначала он шагал быстро и легко, словно был невесомым. Казалось, очистительный ветер сдул с него мясо и кровь и остался один скелет. Но потом этот скелет как будто начал обрастать новым мясом. Амхал чувствовал, как устало сокращаются его мышцы и течет по венам кровь. Эти ощущения отнимали у него силу. Тяжесть нового тела гнула Амхала к земле и с каждым шагом становилась все более невыносимой.

Над равниной, на фоне желтого неба, возникла человеческая фигура. Амхал видел, что она выглядит внушительно, хотя не мог разглядеть ее контуры. Но он знал, что это она — Сирен. Она была огромной, и один ее вид вызывал у Амхала слепой ужас. Он боялся не ее силы и не ее меча, не поражения и не смерти. Причина страха была гораздо сложней. Это был не испуг, а беспокойство, которое он был не в состоянии объяснить. Она была везде, нависала над ним, и от одного ее вида он снова и снова проваливался в пропасть ужаса.

Во сне Амхал вспомнил прошлое. Первый раз, когда он увидел ее. Тот день, когда он спас ее. То, как он с болью и вожделением сжал ее в объятиях. Его пальцы снова почувствовали мягкость ее кожи.

Он громко закричал, и фигура Адхары заполнила все пространство вокруг него. Больше он не слышал ласковый и безличный шум ветра, который прокатывался по равнине. Воздух наполнился ее голосом: «Амхал, я не хочу убивать тебя».

Амхал снова закричал и мгновенно проснулся. Чувства, которые у него вызвал сон, исчезли почти сразу, но оставили в душе тревогу. Дыхание было тяжелым и частым.

Вдруг он вспомнил последний сон, который видел перед тем, как получил от Крисса дар, за который продал свою душу. В том сне он шел по этой же равнине, но тогда ветер постепенно сдувал с него плоть, как будто желая освободить от лишнего груза человеческих чувств и оставить лишь кости, сияющие чистотой зла. Сегодня он словно увидел зеркальное отражение того сна.

«Ты не должен думать об этом. Это просто сон. Больше он не повторится».

Но почему он снова стал видеть сны? И почему это началось именно сейчас?

Амхал разозлился на себя и поднялся на ноги, думая о том, что у него нет времени на такие глупые мысли. Ему нужно что-нибудь съесть, а потом найти воду. Недалеко от места, где он отдыхал, Амхал нашел ручей и окунул голову в ледяную воду. Пусть течение омоет ему спину и унесет последние остатки тревоги.

Он хотел сбросить с себя куртку, чтобы освежить тело. Но ткань за что-то зацепилась. Амхал изумленно взглянул на свою грудь и ужаснулся. Медальон, который он носил на шее, словно прирос к его груди. И прирос так крепко, словно был прибит гвоздями. Амхал легко коснулся его концами пальцев. Он научился считать этот медальон драгоценным подарком. Молодой воин прекрасно понимал, что эта вещь — орудие, с помощью которого Крисс держит его в руках. Но магия медальона помогла ему забыть все страдания его прежней жизни. Этот эльфийский магический предмет освободил его от всех чувств, сделав его сердце недоступным для тревог.

Амхал рванул сильней. Куртка разорвалась, но медальон не сдвинулся с места. Он был красным, как кровь. Его можно было снять, только срезав с тела. Амхал провел пальцами по его кромке, потом ощупал свою грудь и улыбнулся — сам не зная почему. А потом как зачарованный стал смотреть на воду. Она отражала и сам медальон, и игравшие на нем изменчивые блики.

Амхал устроил себе постель на ночь и решил оставаться здесь до тех пор, пока полностью не восстановит свои силы. На этой стоянке у ручья он провел еще около двух дней. В один миг он полностью понял слова, которые часто говорил ему Сан об их природе Разрушителей. Он понял, насколько они едины, когда почувствовал, что теперь погибает без Сана.

Амхал не представлял себе, каким будет его следующий шаг, и даже не знал, куда пойдет. Он должен был сидеть как прикованный на этой затерянной в глуши поляне, на которую его забросил взрыв портала, и ждать приказа. С тех пор как Амхал получил в подарок медальон, он подчинялся Сану и Криссу. Он ничего не желал, ему было все равно — жить или умереть. И только Сан мог сказать ему, ради чего жить и за что умереть. Сан был его совестью, инстинктом самосохранения и единственной связью с миром живых.

И еще он по-прежнему видел сны. Просыпаясь, он не помнил их, но каким-то образом знал, что они были, потому что его душу загрязняли чувства и желания из его прошлой жизни. И знал, что видел во сне ее. На это Сан тоже найдет ответ, если Амхал сумеет связаться с ним.

На третий день Амхал снова вышел на связь: опять достал кинжал и пожертвовал еще одной каплей своей крови. Силы еще не полностью вернулись к нему, боль в ладони сводила его с ума, но ему было совершенно необходимо срочно узнать, что делать.

Когда Амхал произносил заклинание, у него закружилась голова, но он стиснул зубы, довел дело до конца, и наконец связь установилась. Во время их магических контактов Амхалу никогда не удавалось видеть Сана, но Амхал чувствовал его. Как только Амхал понял, что Сан с ним, ему стало немного легче.

— Ты ее убил? — донесся до него, словно далекое эхо, голос Сана.

Что-то в душе Амхала вздрогнуло.

— Она не захотела убить меня.

— Ты не ответил на мой вопрос, — сказал Сан.

Снова молчание. Амхалу было как-то странно неловко. Это чувство возникало у него каждый раз, когда он думал о Сирен. Как он ни старался, он не мог не вспоминать красоту ее лица и аромат ее кожи.

— Нет, я ее не убил. Это она почти одолела меня.

— Плохо. Очень плохо. Она стала опасной. Ты не знаешь, где она сейчас? — спросил Сан.

— Я не знаю даже, где сейчас нахожусь я. Это какое-то странное место.

— Ты далеко, очень далеко. Дай мне посмотреть твоими глазами.

Амхал обвел взглядом окружавшие его первозданные джунгли, переполненные жизнью, — огромные мясистые листья, цветы ярких окрасок и толстые жгуты лиан.

— Ты в Неведомых Землях.

Конец тревоге. Амхал с облегчением вздохнул: спокойствие Сана мгновенно передалось ему. Если Сан не волнуется, значит, и он может расслабиться.

— Я бывал там, где ты сейчас находишься, но много лет назад. Недалеко оттуда я в первый раз встретился с Криссом.

Это было верно. Неведомые Земли были владением эльфов. Сюда они ушли в изгнание, когда люди и другие племена духов поселились на их прежней родине — во Всплывшем Мире, который на языке эльфов называется Эрак Маар. А новую родину они называют Мхерар Тхар — Земля Слез.

— Ты очень далеко, а нужен мне здесь и сейчас. События развиваются очень быстро, и скоро мы опять понадобимся Криссу.

— Скажи, что я должен сделать, чтобы вернуться, и я это сделаю, — ответил Амхал.

— Где твой дракон? — спросил Сан.

— Не знаю. Меня забросил сюда взрыв портала.

— Тебе повезло. Порталы могут быть очень опасными: при их разрушении освобождается огромное количество магической энергии, и ее действие невозможно предсказать. Я знаю людей, которые при этом оказывались посреди океана.

Амхал почувствовал, что Сану весело. Сан считал эту историю забавной. Теперь Амхал знал Сана почти как себя самого, но всегда удивлялся тому, каких бездн может достичь его дух. Сан, в отличие от самого Амхала, легко признавал присутствие тьмы в своем сердце и без труда следовал ее велениям. Амхал часто пытался понять, как это ему удается. Может быть, время научило его принимать эту часть своей души? А может быть, дело в том, что Сан пережил? Может быть, боль, которую он испытал, сделала его циником и научила ничего не бояться?

— Я знаю, как ты сможешь быстро вернуться к нам. Мне знаком тот лесной край, где ты сейчас находишься. Я тоже бродил по нему несколько лет назад. Это единственное место в Неведомых Землях, где растет джемима — то растение, которое ты видишь в подлеске. Отсюда самое большее за десять дней можно дойти до города Орвы. Ты должен прийти туда. Как только придешь, я объясню тебе, как вернуться ко мне и Криссу.

Разговор с Саном ободрил и утешил Амхала. Скоро у него не будет времени ни для тревожных снов, ни для сомнений. Он снова соединится с Саном — со своей половиной, и тогда все станет ясно. Амхал дотронулся до медальона, который пульсировал у него на груди.

3. ПЛЕННИЦА

Адхара не могла бы сказать, сколько времени они пробыли в пути: с мешком на голове она быстро потеряла способность вести счет расстоянию и времени. Они то спускались вниз, то взбирались наверх. Рокот моря сопровождал их только часть пути, потом стал постепенно слабеть и наконец затих вдали. Адхара хотела сказать тому, кто напал на нее, что ему незачем было надевать ей на голову мешок: она не имеет ни малейшего представления о том, где находится. Но он молчал, и она ничего не сказала.

Шум волн стал слышен снова и становился все сильней, пока тот, кто взял Адхару в плен, не привел ее на берег моря. Там он посадил ее в лодку, и они поплыли. Волны так бросали их из стороны в сторону, что Адхара боялась, как бы лодка не перевернулась. Внезапно стало тихо. Солнечный свет, проникавший через ткань мешка, медленно погас. Воздух стал более свежим и влажным. На удары весел по воде теперь отвечало слабое эхо: видимо, лодка оказалась в замкнутом пространстве и звуки отражались от каких-то предметов. Немного позже лодка уперлась во что-то твердое, и с Адхары наконец сняли мешок.

— Ты собираешься выходить? — прикрикнул на Адхару ее похититель.

Девушка наконец смогла рассмотреть его лицо. Ее подозрения подтвердились: ее враг действительно был эльфом. Их ни с кем невозможно было спутать: только у эльфов были такие худые и неестественно вытянутые тела, такие жесткие черты лица, холодные глаза и зеленые волосы, связанные в хвост на затылке. Адхара прикусила губу, чтобы заглушить страх перед неотвратимой опасностью.

— Живей, вперед!

Подчиняясь этому крику, Адхара перекинула ногу через борт лодки, стараясь удержать равновесие, чтобы не оказаться в воде со связанными руками. Хромая, она кое-как добралась до берега, эльф помог ей подняться наверх.

Отсюда Адхара смогла взглянуть на место, куда ее привели. То, что она увидела, ошеломило ее своей волшебной красотой. Это была пещера, почти полностью заполненная водой, за исключением крошечного пляжа из гальки, к которому и причалила их лодка. Высота пещеры была не меньше тридцати локтей. Ее сводчатый потолок завершался узкой трещиной. Часть этого пролома была скрыта ковром из растений, которые, переплетаясь, тянулись наружу. Но не пролом был главным источником света, а сияние цвета чистейшей лазури, исходившее, очевидно, от поверхности воды. Оно было таким ярким, что казалось, будто под водой скрывается светящийся родник. Этот свет отбрасывал блики на стены пещеры, украшая ее фантастическими узорами, которые могут привидеться лишь во сне. Девушка смотрела на это, не веря собственным глазам, и на мгновение забыла, что попала в плен к эльфам. Она опустила руку в воду — ладонь окрасилась в серебристый цвет.

На маленьком пляже стояла шаткая деревянная лестница. Она вела к отверстию, ширина которого позволяла пройти дальше лишь одному живому существу. У лестницы не было перил, а ее ступени так скрипели, что казалось, вот-вот отвалятся. Поднимаясь по ней, Адхара взглянула вниз и увидела, что вода заливает маленький пляж и медленно поднимается, приближаясь к ней и эльфу.

По тому, как быстро и решительно взбирался вверх эльф, девушка поняла, что скоро эта вода дойдет до их ног, и ускорила шаг. Кроме того, ее торопили разбойник и нож, который он приставил к ее спине.

От того места, где кончалась лестница, вело около десяти подземных ходов, грубо вырубленных в скале. Из них высовывали голову и снова скрывались другие эльфы.

Адхара и разбойник вошли в один из самых больших ходов. Каменный пол был влажным и липким, и Адхаре приходилось выбирать, куда поставить ногу. Эльф повел ее внутрь туннеля под взглядами множества глаз. Теперь она поняла, что все проходы, которые она видела, взбираясь по лестнице, связаны между собой.

Они несколько раз сворачивали в сторону, потом шли по сложной сети узких коридоров и наконец оказались в большом зале, куда свет проникал через маленькие окна, прорубленные в камне. Из камня была вырублена и скамья, которая тянулась вдоль всей этой овальной комнаты. На скамье сидели эльфы. Большинство из них были вооружены длинными копьями.

— Наконец-то ты вернулся! Еще несколько минут, и прилив закрыл бы проход. Я вижу, что ты привел к нам гостью.

Это сказал эльф, сидящий на почетном месте. Всю его грудь закрывала кираса с мощными наплечниками и кожаными нарукавниками. Под доспехом на нем была надета простая длинная рубаха из грубого холста, позволявшая видеть очень мускулистые ноги и руки. Голова у этого эльфа была бритая, и поэтому его остроконечные уши казались еще длинней, чем у его сородичей. «Эльф ли это?» — подумала Адхара. Она никогда не видела таких мускулистых эльфов. У него были безжалостные, холодные как лед глаза ярчайшего фиолетового цвета. Но его лицо было нежным, даже женственным. В отличие от остальных он был вооружен не копьем, а длинным топором с двумя лезвиями, изящным и тонким, как все оружие эльфов.

— Я обнаружил постороннего на обрыве, над скалами, Тхранар, — объяснил тот, кто захватил Адхару в плен, и вытолкнул девушку на середину зала.

Глаза всех эльфов нацелились на нее.

— Кто ты и что делаешь в Мхерар Тхаре? — спросил бритоголовый.

Лишь теперь Адхара поняла, что фразы, которыми обменялись эти двое, были сказаны не на ее языке, а на эльфийском. Ей приходилось слышать этот язык в Салазаре, но тогда она сумела понять лишь отрывки разговора, а теперь прекрасно понимала каждое слово. Очевидно, некоторые из вложенных в ее ум знаний не сразу начинают проявляться в ее сознании.

В любом случае не стоит показывать разбойникам, что она знает их язык. Девушка огляделась вокруг, притворяясь растерянной.

Эльфы многозначительно переглянулись.

— Кто ты? — повторил главный на языке Всплывшего Мира с тем же свистящим акцентом, что и у эльфа, напавшего на девушку.

— Меня зовут Адхара.

— Адхара значит «дева».

Пленница смутилась и действительно растерялась: она не предполагала, что ее имя что-то означает на языке эльфов. У нее сжалось сердце: это имя дал ей Амхал. Каждый раз, когда Адхара слышала свое имя, она невольно вспоминала об Амхале.

— Что ты здесь делаешь?

— Если говорить честно, я даже не знаю, где это «здесь».

— В Мхерар Тхаре, — снова повторил главный. Для мужчины у него был необычно тонкий голос.

«В Земле Слез», — мысленно перевела Адхара. Это название ничего ей не говорило.

— Вы, люди, называете его Неведомыми Землями.

Адхара мгновенно поняла все. Она смутно вспомнила что-то об этих краях — должно быть, эти знания тоже вложил ей в память Андрас. Знания из книги о Сеннаре — о его жизни за Сааром и роковой встрече с эльфами. Значит, она находится в стране, откуда явился этот народ, и попала в руки врагов. Значит, такие у эльфов города? Если так, то это странно. Чужеземцев приводят связанными, внутри охрана, вооруженная до зубов, вход такой, что, кажется, попасть внутрь можно только при отливе. От кого прячутся те, кто здесь живет?

— Я попала сюда по ошибке, потому что оказалась рядом с порталом, когда он разрушался.

— И портал случайно материализовал тебя именно здесь, в двух шагах от нашего дома?

— Я пришла в себя посреди леса, а потом долго шла по нему не в силах понять, где нахожусь.

Эльф по-прежнему смотрел на нее недоверчиво.

— А что ты делала рядом с порталом?

«Что сказать?» — подумала Адхара.

— Я должна была пройти через него, чтобы попасть в библиотеку, где хранились книги, которые были мне нужны, чтобы спастись от смерти. Но на меня напал враг, и во время моего сражения с ним портал был разрушен.

Эльф продолжал смотреть на нее с недоверием.

— А почему у тебя синие волосы? Ты полуэльфийка?

— У меня полуэльфийское происхождение… со стороны отца.

— Чистокровный ты человек или полуэльфийка, все равно отсюда трудно вернуться. Ты это знаешь? Каждого, кто проникает сюда без разрешения, мы караем смертью.

— Я не проникала, меня привели сюда вы — связанную.

Эльф ударил ладонями по камню. Его взгляд стал суровее.

— Хватит играть! Тебя прислал Крисс? Ты шпионка?

Обстановка постепенно прояснялась.

— Прислал полуэльфийку… Мне даже в голову не приходило, что он может опуститься до этого. Как говорит ваш хозяин? Люди — навоз и будут истреблены, а мы должны вернуть себе то, что нам принадлежит. Что он дал тебе за то, что ты предала свой народ?

— Я из Всплывшего Мира и не знаю, о чем вы говорите, — попыталась защититься Адхара.

— Ты такая же, как его презренный слуга, полукровка Сан. Ты тоже полукровка. Вы, полуэльфы, все такие — предатели по природе?

Этот вопрос уколол Адхару в самое сердце. Она наконец поняла, где и среди кого находится.

— Ты хочешь знать правду? Я скажу ее. Я попала сюда из Всплывшего Мира. Там я видела начало войны, которую вы, эльфы, ведете против нас. Я встретилась с Саном, будь он проклят. Здесь я оказалась в то время, когда сражалась против его… союзника, — добавила она, стараясь подавить дрожь в голосе. — Теперь я ищу способ вернуться во Всплывший Мир, чтобы сражаться с ним и победить его.

Взгляд эльфа смягчился. Этот военачальник явно привык ко лжи и потому легко расслышал правду в словах Адхары. Но он по-прежнему не доверял девушке. Эльф встал на ноги, и Адхара заметила, что он очень худой. Ноги у него были необычные — стройные и гладкие, как два веретена. Несмотря на мощные мышцы, в его фигуре было что-то от подростка.

— Ты хочешь мне сказать, что ты наш враг?

— Я говорю тебе, что я враг Крисса.

Когда прозвучало это имя, все в зале зашумели, а некоторые плюнули на пол.

— Ты очень хитрая. Я вижу, ты сумела приспособиться к ситуации. Но кто мне гарантирует, что ты говоришь правду, что ты не шпионка, посланная нашими врагами?

— Никто. Только тебе не кажется странным, что шпионить против вас послали девушку, которая сразу должна вызвать у вас подозрение? И в любом случае мало людей добровольно отправляются за Саар.

Эльф огляделся вокруг себя, еще раз внимательно всмотрелся в Адхару, затем взглянул на одного из своих подчиненных и отдал приказ:

— Отведи ее в камеру и держи под замком до нового приказа, а мы пока посовещаемся.

Темно. Снова мрак и огонек в нем. Адхара попыталась подробно рассмотреть маленький язык пламени, но разглядела только красную каплю в его центре. Эта капля угрожающе сверкала. Вдруг пятно света задрожало, и на его месте возникла фигура. Адхара неясно видела ее, но все же смогла разглядеть узкие бока и намек на очертания женской груди — маленькой, какая бывает у молодых девушек.

«Это женщина», — подумала она.

А потом сквозь окружавшую ее плотную пустоту прорвался голос. Сначала он звучал приглушенно, потом стал ясней. Он звучал резко, со свистом и придыханиями — значит, снова говорил по-эльфийски. Но теперь он не кричал, как обычно, прося о помощи, не умолял о спасении. Теперь это был полный отчаяния шепот:

Скажи ей, что я помню время, когда мы жили в Орве до того, как Крисс вошел в нашу жизнь. Скажи Шире, что мешочек по-прежнему со мной, даже теперь, когда у меня отобрали все.

Адхара попыталась дотронуться до огня, но каждый раз уставала так, словно ее рука увязала в иле или тине. Она попыталась заговорить, но, когда открыла рот, не смогла издать ни единого звука. Огонек стал бледнеть и, наконец, растворился в слабом голубом свете.

Адхара попыталась шевельнуться, но ее руки по-прежнему были связаны. Ее окружали грубые, вырубленные в камне стены. Дверь была заперта на железный засов. Это тюремная камера. Адхара поняла, что проснулась.

Снова этот сон. Теперь она была уверена, что в ее видениях скрыто какое-то послание. Она не случайно оказалась в убежище повстанцев: ее привела к ним в пещеру женщина из сна. Адхара должна найти эту Ширу и передать ей послание. Может быть, тогда все станет ясно.

Вечером в камеру пришел главный эльф. На этот раз он был без доспехов, только в просторной куртке и штанах точно по фигуре, на поясе висел длинный кинжал. Войдя, он приказал закрыть за собой дверь, подошел к сидевшей в углу Адхаре, наклонился над ней и смотрел ей в глаза так долго, что узнице стало не по себе.

— Ты готова сказать мне правду?

— Я уже сказала тебе правду.

— Может быть, но не всю.

Адхара вздохнула. Ей оставалось лишь довериться своему инстинкту.

— С тех пор как я оказалась на вашей земле, я вижу сны.

— Это хорошо для тебя, а я не вижу снов с тех пор, как Крисс вошел в мою жизнь и оставил от нее только пепел. С тех пор я каждую ночь вижу только кошмары. — Рот эльфа сморщился от боли.

— Но я вижу не обычные сны, — продолжила Адхара. — Во сне я все время вижу одно и то же — кого-то, чью фигуру мне не удается разглядеть. Кажется, это женщина. Я вижу ее плохо, но она говорит со мной и просит о помощи.

— Почему меня должны интересовать твои фантазии?

— Потому что ее голос привел меня сюда. Это трудно объяснить, но… мои ноги знали, куда идти. Я не представляла, где нахожусь, мои ноги сами привели меня к вам.

Взгляд эльфа стал жестче.

— Не пытайся провести меня. Мне нужны от тебя ясные ответы, а не бред о твоих снах.

— Сегодня ночью я снова видела сон. Возможно, в нем нет никакого смысла, но… я должна поговорить с Широй. Я не знаю, кто она, но должна с ней говорить.

Эльф взгянул на нее так, словно обжег огнем.

— Кто назвал тебе это имя?

— Та, кого я вижу во сне.

— И что ты должна сказать Шире?

— Я чувствую, что должна сказать это только ей самой, — ответила Адхара и сразу же усомнилась, что поступила правильно. До сих пор она вела себя осторожно — старалась понять, что происходит вокруг, и не слишком открываться сама, чтобы не попасть под удар. А теперь все пропало. Она разрушила все, что сделала для своего спасения ради какого-то сна! Но ведь в ее жизни многое определял инстинкт.

— Скажи это мне, — настаивал эльф.

— Я думаю, ты не поймешь ее слова. По-моему, это что-то личное.

— Скажи! — свистящим шепотом потребовал эльф и положил руку на рукоять кинжала.

У Адхары не осталось выбора.

— Я должна сказать Шире, что та, кого я вижу в снах, помнит время, когда они жили в Орве до того, как появился Крисс, и мешочек по-прежнему у нее. Он с ней даже теперь, когда у нее отобрали все.

Эльф внезапно рванулся вперед. Адхара даже не увидела, как его рука вынула из ножен кинжал. Она только почувствовала удар своего затылка о стену, тепло своей крови, которая снова потекла из раны, и холод стального лезвия возле горла. Лицо эльфа оказалось прямо перед ее лицом. Оно было искажено слепой яростью.

— Как ты сумела узнать про это? Где ее держат? Кто ты такая?

Голос перешел на крик. Рука эльфа ухватилась за воротник куртки Адхары и стянула его на горле. Задыхаясь, Адхара сумела лишь пробормотать:

— Я… не знаю… кто такая… Шира.

— Шира — это я! Понятно тебе, проклятая? — ответила эльфийка, которую Адхара принимала за эльфа-мужчину.

4. ШИРА

Шира отлично помнила тот день. Орва была пропитана запахом соли. Так бывало только раз в году, когда цвела веридония — подводная водоросль. На поверхности моря появлялось столько веридоний, что оно становилось зеленым, словно кто-то произнес заклинание, и на месте океана возник луг. Через два дня после этого на водорослях появлялись цветы — маленькие синие шарики, собранные в длинные гроздья, которые плавали на поверхности воды. По ночам эти цветы излучали свет и освещали город. Они существовали всего один день, а потом лопались, выпуская в воздух светящуюся пыльцу. Эта пыльца засыпала улицы и покрывала крыши, наполняя город сильным пьянящим запахом моря. Она была похожа на снег. Шира и ее сестра Лхира никогда не видели снега, но знали, что он существует в Эрак Мааре, в том числе в Краю Песков, откуда родом были их предки.

В тот раз была одна из этих ночей. Шире и Лхире было по двенадцать лет. Они вместе с другими горожанами вышли на улицу и, сидя на краю одной из прибрежных скал, смотрели, как лопаются цветы веридонии. Это происходило каждый год, но всегда удивляло горожан. Когда цветы лопались на ковре из водорослей и их шарики превращались в мягкие мешочки, народ кричал от восторга. Согласно легенде, сама Фенора, богиня плодородия, проходила по ковру из водорослей, и они лопались под ее ногами.

Шира любила эту ночь — прежде всего потому, что ей разрешали выйти из храма и свободно гулять по городу, и еще потому, что ее сестра очень любила этот праздник. В ту ночь Лхира сидела, положив подбородок на прижатые к груди колени, и не сводила глаз с ковра водорослей, с нетерпением ожидая, когда начнут лопаться цветы.

Когда воздух наполнился треском лопающихся цветов, которые завершали последним шумным вздохом свое земное существование, она каждый раз хлопала в ладоши от восторга. От света, который излучала пыльца, глаза Лхиры сияли каким-то особым блеском, на который Шира никогда не уставала смотреть. Она и Лхира были близнецами, и все говорили, что их невозможно отличить одну от другой. Но у самой Ширы глаза никогда так не блестели.

В этот вечер они тоже были на празднике и, как обычно, гуляли по вымощенным камнями улицам города среди деревянных дворцов, собирая с земли полные горсти ароматной пыльцы.

Они взбежали на холм, легли на землю и начали кататься по пыльце, пока не превратились в две светящиеся фигуры, уютно лежащие на земле под усыпанным звездами небом. Обе сестры очень устали. Еще час, и наступит рассвет, придут жрецы и отведут их в храм — Лхиру молиться, Ширу тренироваться. Такова была судьба детей, отданных в храм.

— Ты согласна, чтобы мы заключили договор? — вдруг спросила Лхира.

— Какой договор? — спросила Шира, поворачиваясь к ней.

— Такой, который действует всю жизнь.

Лхира вскочила на ноги и, прежде чем сестра успела что-нибудь сказать, сняла у нее с пояса кинжал. Изящным движением — она все делала изящно — Лхира отрезала прядь своих волос и, держа ее двумя пальцами, показала сестре.

— Вот мои. Ты должна сделать так же.

Шира посмотрела на нее недоверчиво, но подчинилась. Никому не было известно, что цвет волос у них не один и тот же. Всем, кто был знаком с сестрами, казалось, что волосы у них одинакового цвета — ярко-зеленого и блестят одинаково. Но сами девочки знали, что маленькая разница есть. Это была их тайна. Жрецы тоже постарались, чтобы сестры отличались одна от другой. У Лхиры волосы были длинные, а у Ширы, которая должна была стать воином, очень короткие. Поэтому Шире было трудно срезать прядь с головы. Но она все же сделала это и, сжав волосы в кулаке, подала их сестре.

Лхира взяла их и одновременно подала Шире свои. Потом она оторвала кусок ткани от своего платья, перевязала им свои волосы и жестом попросила Ширу сделать то же. А потом взяла Ширу за ту руку, которой та перевязывала волосы, и сказала:

— Ты должна поклясться мне, что всегда будешь носить их с собой, что бы с тобой ни случилось.

— Если для тебя это так важно…

— Шира, это священная вещь. Это будет нашей тайной и связью между нами. Когда наши пути разойдутся, это позволит нам всегда быть рядом друг с другом. А когда одна из нас умрет, другая сожжет обе пряди. Ты согласна?

— Какие у тебя мрачные мысли…

— Согласись! — настойчиво попросила Лхира и еще сильнее сжала руку сестры.

Шира была вынуждена кивнуть.

— Поклянись в этом.

— Клянусь!

У эльфов рождение близнецов считалось милостью судьбы. Это случалось редко, а потому близнецы считались особыми существами, любимцами богов, в особенности если близнецы были похожими, как Шира и Лхира. Поэтому родители посвящали их богам — покровителям своего города — и отдавали в храм на обучение к жрецам. Покровителями Орвы были бог Шеврар и богиня Фенора.

То, что Шира была посвящена Шеврару, а Лхира Феноре, было чистейшей случайностью. Но со временем всем стало ясно, что боги подсказали людям правильный выбор. Шира была похожа на мальчика и имела большие способности к боевым искусствам, а Лхира имела склонность к учебе и размышлению. И никто не мог даже представить себе, как тяжела была жизнь в храме для обеих сестер.

Там, где они жили, у них — единственной пары близнецов в своем поколении — не было ровесников. Поэтому вся их жизнь проходила среди взрослых, которые относились к ним с уважением, но при этом накладывали на них одну обязанность за другой. У девочек не было близких людей, поэтому они были неразлучны. Каждая из них знала мысли другой. Когда у них появлялось свободное время, они могли много часов подряд провести вдвоем в полном молчании.

С точки зрения жрецов и всех остальных, в этой близости было что-то безумное и болезненное. Но Шире и Лхире было все равно, что о них думают. Держаться друг за друга для них было единственным способом выжить.

Карьерный взлет Ширы был невероятно быстрым: в двадцать лет она уже была командующим. Лхира не отстала от сестры: она была очень талантливым магом. Люди считали, что эльфы не способны быть магами, но они ошибались: у эльфов была своя особенная магия, основанная на необычайно тесной связи с природой. Тот, кто умел ее правильно применять, мог достичь поразительных результатов. В этом у Лхиры не было равных.

Со временем пути сестер разошлись. Шире и Лхире пришлось жить далеко друг от друга, и они не виделись по несколько месяцев. Казалось, болезненная детская привязанность друг к другу исчезла, когда они стали взрослыми, но это была лишь видимость. Шира по-прежнему носила под курткой на шее кожаный мешочек с волосами Лхиры и никогда не снимала его.

Лхира научила ее легкому магическому приему, который позволял им общаться на расстоянии. Каждый вечер сестры с помощью этой магии рассказывали друг другу, что произошло с ними за день. Иногда им даже не приходилось этого делать, каким-то таинственным образом каждая из сестер всегда знала, что в этот момент делает другая. Между ними была прочная связь, которая позволяла им обмениваться мыслями и переживаниями. Поэтому теперь, когда их разделяло расстояние, сестры чувствовали близость друг друга даже сильнее, чем прежде.

Крисс вошел в жизнь Ширы внезапно и мгновенно. Она тренировалась вместе с ним. Несколько раз они даже скрещивали мечи в учебных боях. Шира помнила его как красивого мальчика, в котором не было ничего особенного, кроме того, что он сын короля.

Но однажды она услышала, как он произносил в таверне речь перед окружившими его соратниками, и сразу встала под его знамя. Может быть, ее привлекло то, как говорил Крисс, а может быть, то, что говорил он, хотя в его словах не было ничего нового. Все эльфы помнили о родине своих предков и считали Эрак Маар землей обетованной. По вечерам матери рассказывали детям сказки про этот волшебный край, где земля источает молоко и мед.

Уже несколько десятилетий эльфы страдали от голода из-за неурожаев. Они стали мечтать о возмездии и надеяться, что в новой плодородной стране все будет по-другому. Все эльфы в глубине души были бы рады вернуться в Эрак Маар хозяевами, некоторые из них говорили, что должны отвоевать обратно родину предков. Но Крисс был первым, кто сказал, что это возможно, и начал превращать эту мечту в действительность.

Когда он говорил, казалось, что в нем горит священный огонь и сами боги диктуют ему слова. Крисс говорил о чести, о необходимости вернуть то, что принадлежит его народу, и положить конец долгому изгнанию.

Шира поверила в него одной из первых. Она мечтала о том, что в Эрак Мааре все будет иначе. Там не будет неурожаев. Там солдаты не будут зря тратить свое мастерство на бесполезные строевые упражнения. А когда война закончится, отвоеванную землю разделят поровну между новыми жителями, и каждый будет собственником своего участка. Шира опустилась на колени перед Криссом, поклялась ему в верности и стала умолять его взять ее с собой в поход.

Позже она спрашивала себя: почему сделала это? И нашла ответ: она стремилась туда, где кровь и смерть, потому что в храме ее научили только проливать кровь и убивать. И еще — она жаждала наполнить свою жизнь высоким смыслом. В маленьком мире Орвы ей не для чего было жить и умереть, и славы здесь тоже не было.

Крисс указал Шире цель, которой она могла посвятить всю жизнь. Огонь в его глазах обещал намного больше, чем могли бы ей дать спокойная жизнь, муж и дети.

— Я верю ему, — объяснила она Лхире, — и ты тоже должна ему верить. Мы так долго жили в изгнании, что привыкли к унижению, привыкли быть беглецами. Эрак Маар — наша земля!

— Тебе плохо здесь, сестра? Ты не любишь Орву? — недоверчиво спросила в ответ Лхира.

— Дело не в этом. Я говорю о возможности посвятить жизнь строительству лучшего мира для наших детей. Крисс поднимется высоко, он снова сделает нас великими, как раньше.

— А нужно ли нам быть великими? Мне нравится этот город, нравится шум моря и цветение веридонии. Мы здесь счастливы, и ты не можешь это отрицать.

— Но эта страна — не наш дом! — покачала головой Шира.

— Для меня наш дом здесь, и для многих других эльфов тоже, — ответила ей сестра.

— Ты ошибаешься, если так думаешь. Дом там, где лежат кости твоих предков. Дом — та земля, которую тебе дали боги, которую они создали для тебя еще до того, как ты родился.

Было похоже, что Шира растерялась и смутилась.

Лхира выпрямилась, и ее лицо стало серьезным.

— Дом — это место, где живут твои воспоминания, и люди, которых ты любишь. Мой дом там, где находишься ты, — сказала она, пристально глядя на сестру.

— Это верно… тут и я с тобой согласна… — неуверенно пробормотала Шира, — но… — она смутилась, не зная, что сказать, — но в Эрак Мааре мы все будем счастливее, чем сейчас.

И Шира снова стала обрушивать на сестру весь набор пропагандистских фраз, которыми Крисс в те дни привлекал эльфов на свою сторону.

Лхира молча слушала ее, время от времени печально улыбаясь, а потом сказала Шире:

— Пусть даже это так… но мне очень не нравятся его глаза.

На этом их разговор закончился.

Сначала тех, кто верил в Крисса, было мало. Были и такие, кто смеялся над ним, а его сторонников считали фанатиками.

Но были и те, кто молча одобрял принца, и те, кто вступал в его войска. Народ снова страдал от голода после очередного неурожая. Многие устали от борьбы партий внутри городов-государств и хотели, чтобы эльфы снова стали единым народом.

Эти настроения неуклонно распространялись среди эльфов. О восстании еще не говорили даже шепотом, хотя мысль о мятеже летела по городу быстро, проникала в семьи и разделяла их. И те, кто вначале посмеивался, скоро были вынуждены отнестись очень серьезно к Криссу и его сторонникам, ряды которых с росли с каждым днем.

Последний шаг был сделан, когда король Девхир, отец Крисса, понял, что его сын стал серьезной угрозой для общественного спокойствия в королевстве, обвинил его в заговоре и заточил в тюрьму. Крисс и его сторонники только этого и ждали.

Армия разделилась пополам, и Шира повела своих подчиненных в бой за дело Крисса. Сыновья зверски убивали своих отцов, целые семьи жестоко страдали, гражданская война разразилась нежданно-негаданно, к ней никто не был готов.

Лхира в это время укрылась за стенами своего храма и просто ждала, когда наконец кончится это всеобщее сумасшествие и сестра вернется к ней. И сестра вернулась, но не для того, чтобы говорить с ней о прошлом.

— Вы должны только гарантировать ему поддержку. Он вдохновлен богом и делает во славу Шеврара больше, чем любой из вас сделал за всю свою жизнь. Он сам — Шеврар, — сказала тогда Шира.

Лхира с трудом узнавала сестру. Глаза Ширы горели огнем, пылавшим в ее душе. Это пламя становилось все больше похоже на неуправляемый пожар. Оно выжгло из сестры уже много прежнего и, кажется, готово уничтожить и то, что осталось.

Но связь, соединявшую ее с Широй, не смогла разорвать даже война. И лишь ради Ширы жрица решила:

— Если ты этого хочешь, то я с тобой.

Девхиру отрубили голову на городской площади, как государственному преступнику.

Его сын Крисс, сидевший поблизости от эшафота, даже не моргнул глазом во время казни. Рядом с Криссом сидела Шира.

Остальное произошло так быстро, как бывает лишь во сне. Покорение городов Шет, Мерхат и Нелор. Объединение эльфов. А затем наконец началась завоевательная война.

Шира переходила от одного убийства к другому, не обращая внимания на пролитую кровь. Для нее конечная цель оправдывала средства. Восторг, который она испытывала в те дни, придавал смысл всему. Она чувствовала, что наконец по-настоящему живет — телом и душой. Такой полноты жизни она не испытывала никогда.

Незадолго до очередной Ночи цветов Крисс вызвал Ширу к себе.

Она пришла точно вовремя и держалась гордо, как всегда.

Король долго рассказывал ей о своих планах, и Шира постепенно холодела от ужаса.

Эльфов гораздо меньше, чем жителей Всплывшего Мира. Если эльфы хотят победить, они должны восстановить справедливое соотношение сил. Поэтому Крисс хотел бы, чтобы болезнь уничтожила большинство населения Эрак Маара.

Против этого Шира не возражала. Она даже восхитилась практичностью своего короля и его находчивостью. Но от того, что он сказал потом, ее верность поколебалась.

— Для создания болезни нужен очень одаренный маг, который посвятил бы всю жизнь ее распространению. Он должен будет произнести проклятие и непрерывно поддерживать его действие днем и ночью.

— Нам недолго придется искать среди наших сторонников кого-нибудь, согласного на такую жертву.

— В этом я не сомневаюсь. И я уже нашел. У тебя ведь есть сестра, посвященная в культ Феноры?

Крисс уже присылал к Лхире своих людей, чтобы они попытались ее уговорить, но жрецы запретили его посланцам даже видеться с ней.

— Только ты можешь ее убедить, — сказал он Шире.

Следующие дни были для Ширы ужасными. Она принесла в жертву Криссу всю себя и ничего не пожалела бы для него. Ему было бы достаточно шевельнуть пальцем — и она отдала бы свою жизнь. Но жизнь Лхиры — другое дело. Это было единственное, что она была не в силах ему отдать.

Шира говорила себе, что мечта Крисса стоит любой жертвы, заставляла себя вспомнить, как чувствовала себя до того, как Крисс вошел в ее жизнь. И все же не могла преодолеть себя.

Она пошла к сестре, чтобы понять, может ли та согласиться.

— Я ему не доверяю, и ты это знаешь, — ответила ей Лхира. — Я все время старалась держаться как можно дальше от него. Но я пыталась и понять его, зная, что ты — одна из его самых доверенных помощников. И все-таки, сколько я ни стараюсь, я вижу в Криссе только безумие и насилие.

— Если хочешь, я могу объяснить тебе…

Сестра остановила ее движением руки и договорила:

— Поэтому ты поймешь то, что я скажу тебе. Все это больше не имеет отношения к Криссу. Это касается только нас двоих. Пятнадцать лет назад мы дали друг другу клятву, и я знаю, что ты хорошо помнишь ее.

Шира погладила рукой мешочек с волосами Лхиры.

— Ты и этим хочешь пожертвовать для него? Ты любишь его сильней, чем меня?

Шира покачала головой. Она была в отчаянии.

— Ты отдала ему все, принесла ему в жертву столько лет своей жизни и свою душу. Но твоя душа принадлежит и мне тоже, в этом мы поклялись в тот вечер. Теперь он хочет меня, а я твоя, ты это знаешь. Поэтому дать ответ должна ты. Ты хочешь, чтобы я это сделала? Хочешь, чтобы я умерла ради тебя?

Шира была в отчаянии. Так тяжело ей не было никогда.

— Прошу тебя, не заставляй меня страдать.

— Не я это делаю. Это делает он. Шира, он испытывает тебя. Ему нужно, чтобы ты отдала ему все, что у тебя есть, лишь бы показать ему свою преданность. Он хочет быть уверен, что ты всегда будешь делать то, что он попросит. А я хочу лишь одного — чтобы ты была счастлива. Поэтому, если ты действительно убеждена, что в нем вся твоя жизнь, я откажусь от всего и принесу себя в жертву Криссу. Но подумай хорошо, Шира: вернуться назад будет невозможно.

Шира долго смотрела на сестру. Ее душа разрывалась на части. Но постепенно глаза сестры притянули к себе ее взгляд. Шире показалось, что она падает в глубину этих глаз, словно в водоворот, Все стало ясно. Она улыбнулась и ответила:

— Ты для меня дороже всего. — Потом она взяла сестру за руку и добавила: — Прости меня за эту просьбу.

Лхира улыбнулась, погладила ее по щеке и сказала:

— Ты ведь знаешь: нет ничего, что бы я не сделала для тебя.

Возвращаясь к Криссу, Шира была спокойна. Ее король обязательно поймет ее. И в конце концов, рядом с ним есть столько умелых магов. Почему он захотел использовать именно ее сестру?

Военачальница опустилась на колени перед троном и, ничего не тая, рассказала королю о своих чувствах.

Крисс слушал ее с полнейшим бесстрастием. Когда Шира закончила говорить, он только шевельнул пальцами руки и сказал:

— Уходи, разговор окончен.

Шира встала с колен, не зная, что думать.

Через неделю она снова пришла к сестре.

Печальные и встревоженные жрецы сказали ей, что Лхиры больше нет в храме.

— Пять дней назад за ней пришли солдаты. Их было десять. Они убили одного из нас и схватили ее. Она кричала и вырывалась. Мы не знаем, куда ее увели.

Шира словно обезумела. Она пришла к Криссу. Ее не пускали, но она ворвалась в зал и подошла к самому трону. Для этого ей пришлось убить одного из охранников.

— Где моя сестра? Где она? — вне себя крикнула она.

— Она там, куда ты не смогла ее отвести, — самодовольно улыбаясь, ответил Крисс. — Ты должна гордиться сестрой: она обеспечит нам победу.

5. УБИЙЦА

— Здесь, в Ларане, противник остановил наше продвижение, — сообщила худая, прямая, словно гвоздь, эльфийка — командир одного из отрядов — и показала обозначенное место на карте. — Наши солдаты уже шесть дней не могут взять осажденную деревню. Противник так прочно укрепился, что его невозможно выбить.

Герш, командующий войсками, стоявшими в Чаще Земли Ветра, пожилой толстый эльф, посмотрел на карту и погладил рукой свой бритый подбородок. Из-за своей необычной для эльфа тучности он был немного похож на человека. Но полнота и низкий рост не помешали ему сделать карьеру в армии. Для Крисса главным были способности подчиненного, а Герш был талантливым полководцем.

— Я приказал Керашу с его солдатами идти к вам на помощь. Как у них дела?

Эльфийка смутилась:

— Да, Кераш должен был привести подкрепления в Ларан, но…

Глаза Герша сузились так, что превратились в две щели.

— Но что?

— Только что я получила сообщение, его доставил один из наших гонцов. Командир Кераш умер.

Герш едва не подскочил на месте.

— Умер? Когда?

— Три дня назад, вечером. Убит, попал в засаду.

Герш стиснул зубы. Это продолжалось уже месяц. Первое убийство никого не удивило. Все знали, что у королевы Земли Солнца есть гвардия хорошо подготовленных убийц и что они вступили в бой, как только эльфы начали отвоевывать обратно Всплывший Мир. Им казалось, что для устранения этой угрозы достаточно усилить бдительность и увеличить количество часовых по ночам.

Но была убита вторая жертва, потом третья и четвертая. Эльфам стало понятно, что удача отвернулась от них. Хитрая змея Дубэ сумела сделать своих воинов более умелыми.

Убитых становилось все больше, и постепенно стали распространяться слухи об убийце. Говорили, что по ночам в лагеря проникает тень, бесшумная и смертоносная, как ядовитый паук. Никто не может ее остановить, и ничто не может утолить ее жажду крови. Ни один часовой не в состоянии ее остановить, ни один охранник не может бороться с ней. Она никогда не промахивается, она неуязвима. Некоторые говорили, что действует не один убийца, а целая группа хорошо обученных воинов. Одни говорили, что убийца — мужчина, другие — что женщина, а третьи вообще уверяли, что это ребенок. Но никто из живых не видел его в лицо. А те, кому удавалось его увидеть, уносили эту тайну с собой в могилу.

Герш тоже считал, что убийц несколько.

— Снова они? — спросил он сквозь зубы.

— Все заставляет предполагать, что да.

Командующий ударил кулаком по столу так, что эльфийка вздрогнула.

— Их надо остановить, и не только из-за наших потерь. В войсках начали складывать легенды об этих негодяях. Наши солдаты напуганы, и, что самое главное, наше командование выглядит самым худшим образом. Получается, что оно слабое и неэффективное!

Герш встал и стал мерить палатку широкими шагами.

Они потратили шесть дней на деревню в глуши. Целых шесть дней на то, чтобы выкурить из нор этих глупых людей. Однако король ясно сказал, что в этой войне нет мелких целей. Каждая деревня должна быть завоевана и покорена.

— Нужно сопротивляться. Мы не можем допустить, чтобы эти убийцы одержали верх над нами, — заявил он наконец. — Увеличьте подкрепление еще на пятьдесят солдат. Я не хочу больше терять ни дня на эту жалкую деревушку.

Эльфийка наклонила голову.

— Господин, для обеспечения вашей безопасности… — перешла она к другому вопросу.

— Для этого хватит двух часовых у входа в палатку! Я сплю очень чутко. Еще не родился убийца, который застанет меня врасплох.

Эльфийка молча смотрела на него. Герш видел, что она не решается исполнить приказ, и уже был готов прикрикнуть на нее. Но эльфийка наконец кивнула и ушла.

Командующий остался один в полной тишине. Все в лагере уже давно спали. Но он любил ночь. Именно по ночам он изучал свои стратегические планы и разрабатывал новые маневры. В это спокойное время ему было легче сосредоточиться на работе.

Спал он мало, и его чуткий сон мог прерваться даже от самого слабого шума. К тому же он много лет учился искусству войны. В глубине души он всегда знал, что рано или поздно ему придется сражаться по-настоящему. Знал потому, что родился солдатом, и война была у него в крови. Он давно уже чувствовал в воздухе приближение войны. Он наблюдал за ее рождением: видел ее на усталых лицах своих сограждан и слышал в речах, которые сначала тайно, потом открыто произносил Крисс. И когда наконец началась эта святая справедливая война за возвращение земли предков, он был к ней готов.

Герш снял с себя доспехи. Теперь время было позднее даже для него. Никто не помогал ему раздеться: Герш, в отличие от многих равных себе по званию, не держал при себе оруженосцев. Он считал, что услуги помощника — роскошь, пользоваться которой в дни войны неуместно. Раздевался он медленно: его тело устало за день. Все-таки ему было уже пятьдесят лет.

Он повернулся к кровати и тут увидел девушку.

Ничто не могло бы предупредить его заранее — не было ни одного подозрительного звука, ни единого шороха. Она возникла из ничего, словно появилась по волшебству из самого страшного среди кошмаров.

На мгновение их взгляды встретились, и Герш сумел ее рассмотреть. У нее были длинные гладкие волосы, овальное лицо и черные глаза. Она была очень молода — самое большее семнадцать лет. Но внезапно Герш узнал ее.

— Не… может… быть! — ошеломленно пробормотал он и протянул руку к кинжалу, спрятанному в сапоге, — единственному оружию, которое еще не снял с себя. Но его пальцы опоздали. Девушка сделала всего одно широкое движение рукой, и на его горле возникла широкая рана, словно раскрылся красный цветок. Герш упал на землю, не издав ни звука.

Девушка вытерла лезвие о штаны и огляделась вокруг. Она увидела на столе светильник и рядом маленькую карту, которой пользовались Герш и эльфийка, обсуждая ход войны. Она схватила карту и поднесла к огню. Пергамент мгновенно вспыхнул. От него в один миг загорелась палатка.

Когда раздался первый крик «Пожар»! — девушка был уже далеко от лагеря.

Когда она вернулась к себе, небо уже освещали первые бледно-серые лучи рассвета. Девушка чувствовала, что ее время кончается. Дыхание стало тяжелей, суставы начали болеть.

«Проклятый напиток каждый раз дает мне все меньше времени!» — подумала она, проскальзывая в дверь своей палатки. Каждый раз, возвращаясь, она думала, как странно, что ей приходится тайком прокрадываться не только во вражеский лагерь, но и в свой.

Девушка едва успела вовремя сесть на кровать и взять в руки зеркало. Она сама не знала почему, но на этот раз ей хотелось проследить за тем, как все произойдет. Может быть, она хотела подсчитать, сколько ей осталось жить, может быть, хотела напомнить себе, что у ее возможностей есть предел. А может быть, ей было просто любопытно посмотреть на чудо гнома Тори — увидеть, как выполняется тот договор с демоном, который она заключила, когда взяла у Тори пузырек.

В зеркале она еще видела лицо девушки — свое прежнее простодушное лицо с гладкой кожей. Оно будило так много воспоминаний — об утраченном детстве, об Учителе и, наконец, о ее спутнике жизни, который любил это лицо.

А потом в одно мгновение гладкая кожа покрылась морщинами — сначала сеть складок протянулась от глаз ко лбу, потом они появились ниже, вокруг рта. Этот узор на лице говорил о прошлом — по одной морщине на каждый год жизни. Глаза стали тусклыми, веки опухли — картины смерти, которые она видела за шестьдесят лет, не прошли бесследно, губы стали тоньше. Все это произошло очень быстро.

И вот Дубэ снова увидела в зеркале свое нынешнее старое лицо. Она уже не убийца, ученица Сарнека, не девушка, в которую влюбился Леарко. Она опять усталая, измученная жизнью королева. День возвращал ей ее природный возраст, ночь дарила молодость.

Дубэ отложила в сторону зеркало и посмотрела на свои ладони. Ее руки тоже в морщинах, но они еще умеют убивать. Утренняя заря окрашивала небо на востоке. Пора снова играть спектакль.

В тот день она взяла пузырек машинально, не задавая себе вопросов. Но прошло немало времени, прежде чем она решилась выпить то, что было внутри. Сделать это ее заставили новые смерти, новые ужасы и быстрота движений ее внучки.

Дубэ сама начала тренировать Амину. Постоянные учебные схватки с молодой, полной свежих сил девочкой быстро заставили королеву понять, насколько постарело ее собственное тело. От прежних рефлексов осталось очень мало. Ее удары были не такими точными, как когда-то. Война безжалостно идет вперед, а она уже не может сражаться! И тогда она решилась. Однажды ночью Дубэ сидела в своей палатке, и вход был закрыт. Ей показалось, что жидкость в пузырьке, который оставил ей Тори, ярко заблестела, словно звала ее к себе.

Дубэ выпила перед зеркалом первый глоток и стала ждать. Она думала, что превращение будет мучительным, и приготовилась к боли. А вместо этого кожа ее лица снова стала тугой и румяной, а мышцы приобрели прежнюю силу. Она снова стала девушкой семнадцати лет — как в те дни, когда зарабатывала себе на жизнь воровством.

Дубэ бросилась прочь от зеркала: ей тяжело было видеть себя прежней. Ведь это отражение — обман, который продлится меньше одного дня. Все внутри нее говорило ей, как много она потеряла.

Она чувствовала, что перед уходом должна сделать еще кое-что. Дубэ прекрасно, даже слишком хорошо помнила тот день, когда много лет назад решила, что больше никогда не будет убийцей. Хотя она оставила последнее письмо Сарнека в хижине, в деревне народа хюэ, она помнила это письмо наизусть. Много лет эти слова были залогом ее верности клятве. Теперь от Учителя уже не осталось даже пепла, другая любовь, другие смерти и целая жизнь легли между ней и его смертью. Но Дубэ не могла бы сказать, что забыла его. Каким-то образом Сарнек все время был рядом с ней. Все эти годы Дубэ носила с собой кинжал, который Сарнек ей подарил. Теперь пришло время разорвать и эту последнюю связь с прошлым.

Дубэ не могла убивать этим оружием, иначе она предала бы Сарнека. Поэтому в тот вечер, отправляясь в свою первую вылазку в качестве убийцы, она сняла его с себя. Она вычистила кинжал так хорошо, как только могла, и, делая это, считала царапины на его лезвии, вспоминая их одну за другой. Каждая была следом одного из прежних сражений. Потом она аккуратно завернула кинжал в бархатный платок и заперла в сундук. Больше она никогда не будет им сражаться. После этого Дубэ взяла в руки новое оружие, у которого не было прошлого, и вышла из палатки. Она надеялась, что Сарнек, где бы сейчас ни была его душа, поймет ее.

Так это началось. Она вспомнила все. Как будто не прошло столько лет с тех пор, как она в последний раз кралась в темноте и перерезала кому-то горло. Убийца в ней все это время спала чутким сном и в любой момент была готова снова взяться за дело. Теперь этот момент настал. Иногда Дубэ с ужасом думала, что поступает как ее самый худший враг — Рекла, Страж Ядов в Гильдии убийц, которую Дубэ сама убила за целую жизнь до этих дней. Рекла тоже омолаживала себя с помощью волшебного напитка, не желая признавать свой подлинный возраст.

«Я не такая, как она. Я это делаю ради моего народа», — оправдывала себя Дубэ. Но все равно ощущала привкус горечи в тех ночах, когда она обманывала время и совершала ужасные дела, от которых поклялась всегда держаться в стороне.

В палатку королевы вошел ее камердинер Баол.

— У вас такой усталый вид, — сокрушенно произнес он.

Дубэ вздрогнула. У нее много работы, а она в последнее время совсем не берегла себя — уходила на вылазки почти каждую ночь и часто возвращалась только на рассвете. На сон оставалось мало времени.

— Я долго изучала карты с планами завтрашних действий армии, — солгала она.

Баол позволил себе улыбнуться.

— Возможно, вам не нужно было их изучать. Вчера ночью в небе на западе было видно зарево пожара.

— И что это был за пожар? — с притворным любопытством спросила Дубэ.

— Загорелся лагерь эльфов. Их солдаты, стоявшие возле деревни Каста, бежали прочь. Некоторых нам удалось захватить в плен, другие были убиты в сражении, небольшому числу удалось скрыться.

— Нам улыбнулась удача, — заметила Дубэ и выпила холодного молока из чашки, которую принес Баол.

— Это была не просто удача, — ответил Баол и замолчал.

Дубэ не стала прерывать это молчание. Она молча отпила еще молока, ожидая, что скажет камердинер.

— Это снова был загадочный убийца, наш безымянный союзник.

В войсках Всплывшего Мира тоже распространились слухи о невероятно умелом убийце, который устраивает жестокую бойню врагам. Дубэ всегда говорила, что молва преувеличивает его дела, а пару раз делала вид, что послала нескольких своих людей выяснить правду.

— Кому важно знать его имя? Он помогает нам, и этого достаточно, — сказала она, отдавая камердинеру пустую чашку.

— Если это кто-то из нашей армии, то, возможно, он мог бы принести нам еще больше пользы.

— Если бы он хотел работать в команде, он бы уже делал это. Вероятно, он по натуре боец-одиночка.

Дубэ хотела подняться на ноги, но ей помешала боль в коленях. Баол мгновенно понял это, подбежал к королеве и помог ей встать — молча и тактично, как всегда в таких случаях. Именно поэтому Дубэ держала его при себе. Иногда казалось, что он умеет читать ее мысли. Он всегда оказывался рядом, когда был ей нужен, и никогда не позволял ей чувствовать, что она стара и бесполезна. Только при нем она не стеснялась быть слабой и усталой. Если бы она могла рассказать кому-нибудь о том, что делала по ночам, этим человеком, несомненно, был бы Баол. Но Дубэ знала, что этой тайной она не может поделиться ни с кем.

Камердинер подвел ее к стулу в углу палатки и помог надеть легкие доспехи, которые она носила на поле боя.

Дубэ почти сразу заметила, что напиток ускоряет ее старение. Каждый раз, когда действие напитка прекращалось, она чувствовала себя немного старше и слабей. Боли в суставах усиливались, усталость тоже становилась явственнее. Появлялись новые морщины, зрение слабело. За напиток ей приходилось платить своей жизнью. В лагере много говорили о том, как быстро угасает королева. Все считали, что это из-за горя, которое она перенесла, когда сначала умер ее муж, а потом сын. Никого не удивляло ее быстрое увядание.

А самой Дубэ это было все равно. То, что она получила в результате сделки, стоило того, что она отдала. Когда родился Неор, она в первый раз почувствовала неумолимый ход времени и внезапно осознала, что однажды умрет. Конечно, для нее и теперь еще могли бы настать хорошие дни. Она могла бы смириться со старостью и терпеть медленное угасание своего тела. Но ее муж сошел в могилу раньше ее, а потом настала очередь умереть ее сыну. Тогда Дубэ поняла, что у нее больше нет времени ни для славы, ни для радости, что для нее навсегда настали горькие дни и ее путь близится к концу. Она стала думать о смерти спокойно и даже с облегчением, потому что все лучшее в ее жизни уже произошло, остались лишь прекрасные воспоминания о полноценно прожитой жизни. Поэтому она охотно принесла дни своего заката в жертву своему делу. В конце концов, она королева и будет королевой до своего последнего вздоха.

— Итак, какие вопросы мы рассмотрим сегодня? — спросила она Баола, когда была полностью одета, и улыбнулась.

Камердинер серьезно посмотрел на нее и сказал:

— Я принес сообщение, которое вам не понравится.

6. ПОСЛЕДНИЙ СОН

Остальное Шира рассказала с беспощадной ясностью. Ее жизнь рухнула, и она оказалась под обломками. Все пропагандистские идеи померкли перед болью, которую она была не в силах преодолеть.

Наконец, в ее душе остались лишь пустота и желание умереть. В конце концов она оказалась в отрядах сопротивления. Ей вдруг показалось, что те, против кого она всегда сражалась и кого считала предателями, пока Крисс не принес в жертву ее сестру, на самом деле правы. Поэтому она решила присоединиться к ним и сражаться против Крисса.

Адхара слушала молча. Рассказ Ширы поразил ее. Внезапно все, что происходило с ней самой от взрыва портала до этой минуты, приобрело смысл.

Когда рассказ был закончен, Шира выглядела так, словно от нее осталась одна пустая оболочка. Но в следующий момент она подняла глаза, и в них вспыхнул огонь гнева.

Шира встала со своего места и стала ходить взад-вперед твердым шагом, словно стряхивая с себя остатки слабости, которая заставила ее довериться незнакомке.

Адхара почувствовала, что для нее настало время ответить на исповедь Ширы собственной исповедью.

— Ты говорила со мной искренне. Теперь я должна сделать то же для тебя.

И она рассказала Шире все — от своего рождения на лугу до снов, в которых перед ней появлялась Лхира. Она не умолчала ни о чем — рассказала о своем происхождении, об Андрасе, о Сане и Амхале.

Теперь Шира смотрела на нее уже по-другому — без ненависти во взгляде. Должно быть, этот рассказ затронул какую-то тайную струну в ее душе.

— Вот правда о том, как я оказалась здесь, — закончила Адхара. Теперь уже она чувствовала усталость, но одновременно и облегчение.

— Где сейчас находится Марваш? — вдруг спросила Шира.

— Не знаю, — покачала головой Адхара. — Я ушла, а он остался лежать раненый на поляне.

— Ты осознаешь, что та битва, в которой ты — главный воин, продолжается уже тысячи лет?

— Я знаю, что историю Всплывшего Мира определяют по очереди то Марваш-Разрушитель, то Посвященная Сирен. Знаю, что судьба тех и других — вечная война между очередной Посвященной и очередным Разрушителем за судьбу мира.

— Адхара, Марваш — это воплощение зла, — серьезно заметила Шира. — Все наши боги добрые. Зло принес в мир Марваш, начало всего злого, поклонник смерти, источник всех страданий. — Она плюнула на землю в знак презрения. — Марваш — это даже не его имя. Его собственное имя мы забыли. Его знают и смеют произносить лишь жрецы Шеврара.

— Амхал не такой, — убежденно заявила Адхара. — В нем есть добро, но это добро заглушил Сан.

— Сан, внук предыдущей Сирен?

Адхара кивнула.

— Цикл искажается… В нашей истории не отмечено ни одного случая родства между Марвашем и Сирен. — Было похоже, что это встревожило Ширу. — Но для нас теперь Марваши и Сирен — только полузабытые легенды. С тех пор как наш народ живет здесь, в Мхерар Тхаре, мы не видели ни тех ни других. Многие из нас даже не верят в их существование и уверены, что легенды о Марвашах и Сирен — вымысел.

— Может быть, они правы… — прошептала Адхара.

— Я вижу, Эрак Маар стал совсем вашим! Даже Сирен и Марваш теперь не эльфы, а люди, — язвительно усмехнулась Шира.

Адхара вопросительно взглянула на нее, и Шира поняла, что должна объяснить свои слова.

— Я думаю, ты знаешь, что первый Марваш был эльфом. В то время эльфы не могли иметь детей и не умирали. Это был народ совершенных существ, который жил в гармонии с миром и богами. Самые одаренные эльфы вступали в братство жрецов и служили богам. И вот среди жрецов появился один, который превосходил остальных умом и тонкостью чувств. Он быстро стал любимцем богов. Никто даже подумать не мог, что под покровом добродетели в нем таилось зло и что он станет первым в истории Марвашем. Лишь со временем стали заметны первые признаки его истинной натуры. Живя среди богов, Марваш начал завидовать им из-за их способности творить. Чего бы ни захотел бог, это тут же возникало. Таким же желанием бог вдыхал в свои создания жизнь. А эльфы не только не производили на свет детей, но и не возделывали землю. Они жили тем, что дарили им от своих щедрот боги. Марваш не мог вынести такого положения дел. Недовольство переросло в одержимость. Он испробовал все возможные способы узнать тайну богов, чтобы тоже создать что-нибудь. Марваш начал создавать статуи, но все они оставались мертвыми. Жизнь не давалась ему в руки, и это приводило его в бешенство. Однажды он вышел из себя и разбил свое творение. Осколки разлетелись во все стороны, и один из них ударил птицу, сидевшую на ветке. Она упала на землю мертвая. И тогда Марваш понял, что эльфы не могут творить, но зато могут разрушать. Давать жизнь — привилегия богов, но у эльфов есть способ сравняться с богами: эльфы могут ее отнимать. Марваш пришел к своему лучшему другу, которого считал своим братом, и хладнокровно убил его. До Марваша никто не мог сделать такое, потому что эльфы были бессмертны. Это было первое убийство в истории. Убийца посмотрел на свои испачканные кровью руки и засмеялся безумным, полным отчаяния смехом: он наконец нашел способ стать богом. Поэтому мы и называем его Марваш — Разрушитель.

Шира немного помолчала и стала рассказывать дальше:

— Марваша остановил Шеврар. Чтобы это сделать, он создал из стали и огня новое существо — воительницу Сирен. Она сумела сковать Марваша и всех его сторонников цепями и заточить в недрах земли. Но убить его она не сумела, потому что первое убийство действительно превратило его в бога. Когда сражение наконец закончилось, боги решили оставить землю и эльфов на волю судьбы. Они удалились в Скрытый Рай, который называется Эхалир, и больше не вернутся сюда. Эльфы приобрели способность рожать детей, но лишились бессмертия. Марваш в течение многих веков пытался вернуться и для этого посылал в Эрак Маар своих последователей — Разрушителей. И каждый раз Шеврар создавал новую Сирен. Так продолжалось тысячи лет. Ты понимаешь? Все Разрушители и все их противницы были эльфами. В этом предании нет места для людей. А теперь ты мне говоришь, что ты, у которой в жилах нет или очень мало эльфийской крови, — Сирен, а сын полунимфы — Марваш. Эрак Маар уже не наш, и очень-очень давно.

Шира опять улыбнулась. Теперь в ее улыбке были печаль и разочарование. «О чем она думает? — спросила себя Адхара. — Может быть, обо всем, что потеряла в погоне за бредовой мечтой, все безумие которой полностью осознала лишь сейчас?»

— Почему она говорит не со мной? — сказала наконец Шира, взглянув на Адхару. Глаза эльфийки были полны боли и безутешного горя. — Почему ты видела в снах мою сестру, а я вызываю ее заклинаниями каждый день, я искала ее каждый час своей жизни после того, как убежала из тюрьмы, в которую заточил меня Крисс, и даже почти не помню ее лицо? Почему она просит помощи у тебя, а не у меня?

— Она была жрицей, — заметила Адхара.

— Да, жрицей Феноры, богини земли и плодородия. Фенора что-то вроде двойника Шеврара. Это трудно объяснить не эльфу. Шеврар и Фенора — как бы две стороны одной медали, мужское и женское начало одной и той же творящей силы. Шеврар уничтожает старое, Фенора заменяет старое новым. Эти боги — два разных существа, но неотделимы друг от друга.

— А я Посвященная воительница, — сказала Адхара. — Поэтому она заговорила со мной и привела меня к тебе. Эти сны и странное ощущение, что я точно знаю, куда мне надо идти, которое возникло у меня, когда я оказалась здесь… Она хотела, чтобы я нашла тебя. Во всем этом есть какой-то смысл. Я нахожусь здесь не случайно, это часть плана.

— И что это за план? — с горечью спросила Шира. У нее до сих пор было перед глазами лицо сестры перед тем, как та была принесена в жертву по приказу Крисса. Чувство вины за то, что она помогла обречь сестру на такую судьбу, никогда не покидало Ширу.

— Амхал носит медальон, который сияет красным светом. Во сне я видела такой же свет на груди у твоей сестры.

Шира долго смотрела на нее, потом подошла ближе и села рядом, упершись локтями в колени.

— С тех пор как я присоединилась к повстанцам, я ни на секунду не прекращаю искать Лхиру. Но мне не удалось узнать, где она. Этого никто не знает, она словно провалилась в пустоту. Как будто никто не охраняет ее тюрьму и никто не отводил ее туда. — Эльфийка несколько раз нервно провела рукой по лицу. — Последний, кто ее видел, сказал, что у нее был странный взгляд и что на ней был красный медальон. Это все, что нам удалось узнать. Один из наших людей — жрец. Он говорит, что существуют магические предметы, которые могут подавлять волю того, кто их носит, и одновременно быть передатчиками некоторых проклятий. Мы уверены, что медальон, который надели на мою сестру, — ключ к проклятию и что именно он держит ее в заточении.

— Амхал действительно изменился с тех пор, как перешел на сторону Крисса, — сказала Адхара, придвигаясь ближе к Шире. — Несколько раз он совершенно спокойно устроил кровавую бойню, а раньше никогда не сделал бы ничего подобного…

— Он же Марваш, — усомнилась в ее словах Шира.

— Ты его не знаешь, — покачала головой Адхара. — Я знаю, что в нем есть добро. Он спас мне жизнь, он дал мне имя. Тем, что я стала такой, как сейчас, я во многом обязана ему. У него были вспышки жестокости, но он всегда боролся с ними. Он не мог вдруг взять и прекратить эту борьбу без всякой причины.

— Я рассказала тебе историю Марвашей. У тебя нет никакой надежды, Адхара: это существа, испорченные до мозга костей. Их призвание — творить зло, проливая кровь, они наслаждаются этим, и никакая воля не может противостоять им. Может быть, твой друг был нормальным когда-то, до того, как его истинная природа дала о себе знать. Но это была лишь видимость. Так Марваши скрывают от мира свой подлинный облик.

— Я поцеловала его, — вдруг сказала Адхара. — Там, на поляне, когда мы сражались друг с другом, я поцеловала его и почувствовала, что прежний Амхал еще живет под оболочкой, которую создал медальон, под панцирем бесчувственности, который он надел на себя. И я сниму с него эту оболочку. Я спасу его.

— Судьба дает тебе лишь один путь: убить его или быть убитой им. За всю историю Марвашей ни один из них не возвращался с пути зла. Каждый из них шел напрямую к своей цели — старался принести в мир смерть и разрушение и добивался своего или погибал. Каждый раз, когда кто-то из Марвашей побеждал, с лица земли исчезал народ, город или цивилизация, и начинался новый цикл борьбы. Это движение невозможно остановить. Предназначение Посвященных воительниц — противостоять Разрушителям. Боги выбрали для тебя эту судьбу, и ты не можешь бороться с ней.

— Пусть они сгорят, эти боги! — крикнула Адхара. — Они не были со мной, когда я очнулась, не зная, кто я такая. И они не будут со мной в конце, когда я взгляну Амхалу в глаза и спасу его от него самого. Ты сама сказала, что боги удалились в Эхалир и бросили этот мир на волю судьбы. Они оставили меня одну! Поэтому я остановлю это безумие одна и по-своему.

Шира не двинулась с места, но пристально взглянула Адхаре в глаза.

— Ты богохульствуешь при супруге Шеврара. Мой вид мог ввести тебя в заблуждение, но я жрица, хотя и прославляю своего бога оружием.

— Ты можешь думать об этом как хочешь. Но я знаю, что я одна в этом мире, и сейчас мое одиночество очевиднее, чем когда-либо. И я знаю, что не покорюсь судьбе, которую не чувствую своей. Я выполню свой долг, я буду Сирен полностью и до конца, но я сделаю это так, как понимаю сама. И если никто еще так не делал, то я буду первой.

Шира улыбнулась и сказала:

— Твоя внешность тоже обманчива. Ты гораздо решительней, чем кажешься. Что же мы будем делать теперь?

— Мы должны положить конец правлению Крисса. Прежде всего надо найти твою сестру.

Адхару отвели в одну из маленьких, вырубленных в скале комнат, через которые она недавно проходила под охраной тюремщика. Здесь было маленькое окно неправильной формы, выходившее в пещеру, из которой в комнату проникал синий свет. Адхара выглянула из окна. Прилив поднялся высоко, и вода полностью скрыла вход, через который ее привели в пещеру. Исчез и маленький пляж, к которому причалила лодка.

— До завтрашнего утра мы отрезаны от всего мира, — сказала Шира. — Это хороший способ защищаться от врагов. — Потом она взглянула на Адхару и спросила: — Есть у тебя идеи насчет того, где может находиться Лхира?

— Она привела меня сюда. Я думаю, она объяснит мне и то, как найти ее и спасти. И предполагаю, что она явится мне во сне, как было до сих пор.

— Вот на что я должна опереться, чтобы соединиться с сестрой, — на сны полукровки! — Шира рассмеялась. И в этом смехе звучало отчаяние и безнадежность.

— Мне кажется, что мои сны до сих пор не лгали, — твердо сказала Адхара.

Шира пронзила ее пристальным взглядом:

— Тогда попробуй увидеть новый сон сегодня ночью, а завтра утром приходи ко мне с рассказом о нем. Мы изучим его и решим, как действовать дальше.

Сказав это, эльфийка направилась к выходу, но вдруг обернулась и спросила Адхару:

— Тебе удается сражаться этим? — Она показала подбородком на обрубок руки.

Адхара приподняла эту руку и ответила:

— То, что у меня нет левой ладони, не мешало мне сражаться с Амхалом, но иногда мне ее ужасно не хватает.

Шира немного помолчала, а потом сказала:

— Ты мне помоги, а я посмотрю, что можно сделать с этой рукой.

Адхара вопросительно взглянула на нее, но эльфийка больше ничего не сказала, повернулась и ушла.

И вот Адхара осталась одна среди синевы. При этом освещении пещера выглядела как во сне — а может быть, как в кошмаре. Девушка огляделась вокруг. Стены были почти не обработаны. Мебели не было. Ниша в стене, видимо, заменяла шкаф для одежды. Другая ниша, более просторная, могла вместить в себя лежащего человека; очевидно, это была кровать. В ней лежали мешок, набитый соломой, и свернутое одеяло. Эта комната действительно была достойна служить жилищем повстанцев.

Адхара легла на постель, вытянулась и вздохнула. Она не хотела верить, что судьбу определяют боги. Ее жизнью всегда управляли люди, обладающие сильной волей. Людьми были Недремлющие, которые ее создали. Амхал, который дал ей имя, — человек. И человеком был Андрас, ее дважды отец, который дал ей жизнь, создав ее из мертвой плоти, а потом спас ее от меча Марваша. Но теперь впервые ей казалось, что ее жизнь подчиняется предписанному свыше плану. Ее привел сюда сон, и жрица, вызвавшая этот сон, имела отношение к загадочному красному медальону, а значит, к Амхалу и ее предназначению. К тому же портал, взорвавшись, забросил ее именно сюда, где перед ней открылась возможность навсегда уничтожить проклятие, которое вызывает моровую болезнь во Всплывшем Мире. Все складывается в одну картину. Значит, все-таки боги вели ее к этому гроту? И направляют ее земную жизнь по пути, который неизбежно приведет ее к Амхалу?

Лучи, проникавшие сквозь маленькое окно, рисовали на потолке круглое светлое пятно с неровными краями. Волны заставляли это пятно дрожать, и на грубой поверхности камня возникали причудливые узоры. Адхара стала вглядываться в них, надеясь прочесть послание или найти знак, который помог бы ей понять то, что с ней происходит. Пытаясь обнаружить смысл в событиях своей жизни, она заснула.

Из темноты постепенно появилась знакомая ей фигура. Раньше всего стал виден медальон — красный, сверкающий, как огонь, намертво прикрепленный к центру груди. Его кровавый свет то вспыхивал ярче, то слабел, и это было похоже на биение сердца. Вокруг этого зловещего ядра постепенно возникла и приобрела форму и плотность вся остальная картина.

Адхара впервые увидела Лхиру вблизи.

Лицо у молодой жрицы было ласковое и нежное, но его черты страдальчески заострились. Глаза были ясные, как хрусталь, чистейшего фиолетового цвета. Гладкие и блестящие зеленые волосы падали ей на плечи. Она была одета в белую тунику с прорезью там, где одежда должна была бы накрыть медальон. С медальона капала кровь. Адхара пыталась найти в чертах ее лица сходство с сестрой, но не увидела ничего похожего на Ширу в этом немом полном печали образе.

«Скажи мне, где ты находишься», — подумала Адхара и попыталась сказать это вслух, но не смогла открыть рот. Она поднесла к губам ладони — во сне их всегда снова было две — и обнаружила, что ее рот зашит. Взглянув на Лхиру, она заметила, что и у молодой жрицы между губами смутно виден ряд неравномерно расположенных жирных точек — что-то похожее на шов, сделанный толстой черной нитью. Отчаяние почти парализовало Адхару.

«Я говорила с твоей сестрой Широй. Она поверила мне. Теперь я должна привести ее к тебе», — подумала Адхара, стараясь вложить в свою мысль как можно больше силы и надеясь, что она сможет общаться с Лхирой без слов.

Блеск медальона стал ярче. Его зловещие багровые лучи осветили пространство вокруг Лхиры. Это было подземелье, такое тесное, что телу Лхиры едва хватало в нем места. Деревянные балки поддерживали низкий потолок. Стены были земляные. Это место было до ужаса похоже на могилу. Фигура молодой жрицы начала уменьшаться в размере, пока не стали видны лишь черная тьма и в ней, словно капля крови, — медальон. Тогда Адхара увидела, что могила находится под огромной деревянной статуей. Высота скульптуры была самое меньшее двадцать локтей. Стыков между частями не было видно. Либо создавшие ее резчики не имели себе равных по мастерству, либо она была вырезана из одного ствола. Статуя изображала женщину с длинными волосами, которые обвивались вокруг ее худого тела. Концы прядей имели форму бутонов розы или ростков молодой зелени. В одной руке женщина держала дерево с кривым стволом и изогнутыми ветвями, в другой — горящий огонь. Ее лицо было суровым, почти мрачным. Адхаре показалось, что она уже видела это лицо и знает его даже слишком хорошо. У нее сжалось сердце от неприятного предчувствия.

Эта картина была перед ее глазами лишь одно мгновение, потом все исчезло в темноте, и Адхара снова видела только мерцающий пурпурный свет медальона.

Полный боли голос прошептал на свистящем языке эльфов:

Скорей. Приди скорей, пока я не умерла и Эрак Маар не погиб навсегда.

Адхара протянула руку к медальону и коснулась его. Как только концы ее пальцев дотронулись до его поверхности, ее руку пронзила боль. Эта боль спустилась вдоль бока и заполнила все ее тело.

Адхара закричала и вскочила с постели.

Она опять была в своей комнате в лагере повстанцев. Определить время было невозможно. Свет был таким же, как в тот момент, когда она уснула. Но кое-что изменилось: теперь она знала, где умирает Лхира.

7. ВОИНЫ-ТЕНИ

Молодые воины Нового Энавара стояли в парадном строю. Воздух был чист и прозрачен. Время было неподходящее для праздников, но Дубэ все же настояла на том, чтобы посвящение Амины в воины произошло публично и со всеми положенными почестями. В трудное время развлечения нужны людям больше, чем в мирные дни, а королева помнила, что у ее народа давно не было случая повеселиться.

В этот день жизнь преподнесла собравшимся два подарка — солнечную погоду и хорошую новость. Отряд солдат их армии сумел войти в столицу Земли Солнца — город Макрат, находившийся под властью Совета Мудрейших. Эти Мудрейшие на самом деле были просто неразборчивые в средствах люди, завладевшие Макратом в дни, когда из-за моровой болезни в городе не было никакой власти. В последнее время Калт был занят только одним — борьбой за возвращение столицы.

— Ты не думаешь, что есть более важные дела, чем отвоевывать город, где остались одни мертвецы? Эльфы продвигаются вперед. Скоро вся Земля Ветра будет в их руках, — заметила Дубэ, когда внук сказал ей, что намерен отвоевать Макрат и восстановить в нем законную власть.

— Ты знаешь, что мы проигрываем эту войну. Болезнь, конечно, отступила, но лишь на время: напиток Теаны не избавляет от нее полностью. И как раз потому, что все так плохо, настало время отвоевать Макрат. Я должен показать своему народу, что не покинул его в беде. Я должен дать людям что-то, благодаря чему они поверят, что у нас еще есть надежда. И сейчас самый подходящий момент для этого: болезнь стала уносить меньше жертв, и теперь мы можем сражаться на два фронта.

В конце концов Дубэ была вынуждена согласиться с ним.

Калт никогда не был на поле боя, но знал, что король должен внушать волю к победе, и потому показывался народу в облике воина. На нем были простые доспехи, подходившие больше для битвы, чем для торжества. Этих доспехов никогда не касались ни кровь, ни сталь вражеского клинка, но это было не важно. Дубэ видела, как народ смотрит на Калта. В глазах людей были восхищение и воскресшая надежда.

Она смотрела на своего внука и гордилась им.

Черные волосы Калта ярко блестели, глаза у него были ясные, взгляд серьезный. Во всем его облике была достойная сдержанность и сосредоточенность человека, который привык управлять другими. Калт был удивительно похож на своего отца Неора в те дни, когда тот был еще молод и полон сил. Настолько похож, что Дубэ почти готова была поверить, будто Неор не умер и судьба вернула ей сына. Но она знала, что это не так. Она должна была глубоко похоронить в сердце боль этой утраты. Время требовало от нее мужества и твердости духа. Ей нельзя было горевать. Но смерть сына нанесла ей неизлечимую рану. По ночам у Дубэ так сжималось горло от невыносимой боли, что она не могла дышать. Она мысленно спросила себя, в какой мере эта боль повлияла на ее решение пить омолаживающее зелье.

Калт повернулся к Дубэ, улыбнулся ей и спросил:

— Ты готова?

Она кивнула. Тогда Калт подошел к своей сестре. На Амине была черная форма разведчиков, в которой она действительно была похожа на тень среди теней. Ее волосы, как всегда, были коротко подстрижены. Она подняла глаза. Взгляд принцессы встретился со взглядом ее брата-близнеца, и ее лицо стало решительным и серьезным.

Амина была еще девочкой, но на ее долю выпали многие несчастья, они сделали ее старше. Каждый день она брала у своей бабушки уроки воинского мастерства и училась с ожесточенным упорством, которое раньше проявлялось лишь в капризах. Она стала взрослой, как и ее брат, обремененный властью.

Дубэ не знала, радоваться этому или нет. Она надеялась, что судьба ее внуков сложится иначе. Когда она впервые взяла на руки новорожденных детей своего сына, то с облегчением подумала, что их судьба будет не такой, как у нее, что они будут расти в мире без войн и убийств. Но вышло по-другому.

Калт изящным движением вынул меч из ножен и поднес лезвие к рукам Амины.

— Клянешься ли ты служить своему королю и Всплывшему Миру верно и преданно до самой своей смерти?

Молодой король задал этот вопрос сестре точно так же, как любому юноше из тех, которые стояли перед ним в строю. Сегодня их тоже принимали в отряд Воинов-теней — разведчиков, которыми командовала сама королева.

Амина взглянула на брата с горячей любовью и преданностью, как должен подданный смотреть на своего короля, и, ответив «Клянусь», провела пальцем по лезвию. На мече осталась капля крови. Амина стерла ее своей курткой и поцеловала то место на одежде, которое пропиталось кровью.

Настала очередь Дубэ. Королева сделала шаг вперед, взяла из рук Баола кинжал и невольно вздрогнула, когда пальцы сжали рукоять. Обучая внучку, она все время спрашивала себя: правильно ли она делает, давая оружие в руки почти ребенку? Хорошо ли это — учить девочку убивать людей, отвечать ударом на удар и красться по вражеской территории? Дубэ до сих пор не нашла ответа на этот вопрос. Подать Амине кинжал означало раз и навсегда определить будущее Амины. Поэтому Дубэ не сразу решилась сделать это.

Она окинула внимательным взглядом лицо и одежду внучки, сказала себе, что может гордиться Аминой, и, наконец, торжественно произнесла:

— Пусть ночь будет тебе верной подругой, пусть помогают тебе тени. С этого дня ты Воин-тень.

После посвящения состоялся праздник — скромный, но веселый. Амина шутила с Калтом, а Дубэ, глядя на них, думала, что брат и сестра давно не были так близки друг с другом. Правду говоря, они никогда не были близкими друзьями. Но общее несчастье сближает, а близнецы остались одни. Их мать Феа бродила по саду, растерянно оглядываясь вокруг, словно заблудилась в незнакомом месте. За ней всюду следовала приставленная Калтом компаньонка. Амина слишком поздно вернулась к ней. Тревоги и боль сломили Феа и погрузили ее в достойное жалости оцепенение. Она мало что помнила из своей прежней жизни. Даже образы детей наполовину стерлись из ее памяти. Увидев дочь, Феа с трудом узнала ее. Конечно, она ничего не поняла из обряда, который только что закончился. Впрочем, так лучше: прежняя Феа никогда бы не позволила своей дочери стать разведчицей.

Дубэ подошла к внукам, повернулась к Амине, улыбнулась ей и сказала:

— Обучение еще не закончилось. Ты ведь это знаешь?

— Хочешь немного поупражняться? — спросила внучка, поворачиваясь к ней.

Она отлично знала, что в последнее время Дубэ уже не может сражаться. В последнем тренировочном бою Амина победила свою бабушку одним ударом.

— Тебе еще рано воевать, — возразила Дубэ.

— Я это отлично знаю. Я не прежняя непослушная девчонка. Мне казалось, ты это уже поняла.

— Конечно поняла, — ласково ответила Дубэ.

— И я знаю, что, приняв меня в отряд Воинов-теней, ты мне оказала доверие, которое я должна оправдать. Вот увидишь: я смогу это сделать. Ты ведь знаешь: если мне придет что-то в голову, я не откажусь от этого без борьбы.

Дубэ снова улыбнулась, погладила Амину по голове и повернулась, чтобы уйти, но, прежде чем это сделать, предупредила:

— Значит, увидимся на ближайшем собрании отряда.

— Почему ты не осталась праздновать с нами?

— Срочное дело, — коротко объяснила Дубэ. Ей пора было готовиться к ночи — к единственному времени, когда она чувствовала себя живой. Ночные засады стали для нее чем-то вроде наркотика.

Сегодня вечером у нее будет много работы.

Эльф громко закричал от боли, но Дубэ словно не слышала его. Она еще туже затянула веревки, которыми привязала его к дереву. С кинжала, который она держала в правой руке, капала кровь. Лицо девушки — сейчас оно снова заменяло морщинистое лицо старой королевы — искривилось от горькой улыбки. Когда-то она ни за что не сделала бы то, что делает сейчас. Когда-то ей было отвратительно убивать. А сознательно причинить кому-то боль — о таком она не могла бы даже подумать.

«Как сильно тебя изменило время», — мысленно сказала она себе с горькой иронией.

— Ты можешь прекратить это, когда захочешь. Скажи мне правду, и это закончится.

Эльф умоляюще взглянул на нее и попросил:

— Убей меня.

— Не убью, пока не скажешь мне правду.

— Не проси меня стать предателем.

— Тогда страдай.

Она сделала еще один надрез на его коже.

«Как будто во мне снова живет зверь…» — подумала она, когда эльф опять закричал.

Она сжала руками его щеки и спросила:

— Вы ставите в захваченных деревнях обелиски. Зачем они нужны?

Пленный покачал головой, насколько ему позволяли крепко державшие его руки врага. Дубэ отошла от своей жертвы и стала ходить широкими шагами вперед и назад по маленькой поляне, на которую принесла пленного. Ее ночные вылазки начались после того, как Теана рассказала ей об этих проклятых обелисках. В первый раз это был простой допрос, который закончился смертью пленного.

Теперь, глядя на залитого кровью эльфа, у которого все тело было в ранах, она была уже не вполне уверена, что права. В самом ли деле победа и спасение ее народа оправдывают любой ее поступок? В самом деле эти вылазки и допросы — ее последнее оружие? Или что-то темное в ее душе слишком долго спало, а теперь прорывается наружу?

Она поднесла кинжал к горлу эльфа. В глазах пленного было столько горя и мольбы, что у Дубэ больно сжалось сердце. Ей захотелось вонзить лезвие в горло и избавить пленного от мучений.

— Если не хочешь рассказать мне об обелисках, то скажи мне, где сейчас Крисс.

Глаза пленного едва не вылезли из глазниц.

— Не требуй от меня этого. Он наш король, он для нас все. Можешь резать меня на куски, сдирать с меня кожу — я ничего не скажу.

Дубэ поняла, что ничего не добьется. Это привело ее в бешенство, и она вонзила кинжал. Рана получилась аккуратная, как разрез, сделанный врачом при операции. Эльф опять закричал.

— Ты умрешь от потери крови. Это неприятная смерть. Скажи мне правду, и я добью тебя.

— Нет, — со слезами в голосе простонал пленный.

На этот раз закричала она. А потом вонзила ему нож в горло. Тело пленного бессильно повисло на веревках. Дубэ ждала, пока не прекратились предсмертные хрипы.

Ее душу пронзила невыносимая боль. Дубэ чувствовала себя отвратительно грязной, как много лет назад после кражи. Тогда, выполнив свою воровскую работу, она каждый раз шла к Темному ручью и окуналась в его ледяную воду. С тех пор прошло слишком много лет. Нет настолько чистого ручья, чтобы смыть с нее все, что она видела, и то, что она сделала сейчас.

Дубэ в ужасе бросила кинжал на землю. Она видела свои ладони, и кожа на них была гладкой. Ее тело было напряжено и готово к бою, как много лет назад. Но это приводило ее в ярость. Ее мускулы сейчас были такими же, как когда-то, руки и ноги были молодыми и быстрыми, но душа была тяжелой и грязной от ужасных дел. Подарок Тори оказался страшней, чем она думала.

Тело пленного висело на веревках, его голова бессильно упала на грудь. Дубэ содрогнулась, глядя на дело своих рук, и убежала с поляны с такой быстротой, которой сама от себя не ожидала. Она мчалась к своему лагерю, к своей настоящей жизни. Скоро солнце поднимется над верхушками сосен и вернет ей ее благословенные морщины.

Она, как обычно, тихо прокралась в лагерь. Никто не ходил между палатками, из них до нее доносилось только ровное дыхание спящих. В эту ночь все снова прошло гладко, в эту ночь ее тайну снова никто не узнал.

Дубэ вошла в палатку — и замерла на месте. Внутри кто-то сидел. Эта черная фигура повернулась к ней, как только зашуршала отодвигаемая ткань. Дубэ узнала Амину и подумала, что слишком хорошо выучила ее.

Их взгляды на мгновение встретились, и Дубэ подумала, что сейчас кажется лишь немного старше внучки.

Как будто прошлое и будущее встретились и слились в одно целое.

— Ты кто такая? — окликнула ее Амина, но едва успела договорить, как узнала в молодом лице незнакомки лицо своей бабушки.

Дубэ попыталась убежать, но напиток, как всегда, оказался ненадежным другом и предал ее. Ее кожа мгновенно сморщилась, мышцы ослабли. Она стала наклоняться вперед, Амина подбежала и поддержала ее.

Обе упали на колени. Дубэ поглядела на внучку со слабой улыбкой и прошептала:

— Прошу тебя, не говори об этом никому.

Она объяснила Амине все. И пока рассказывала, все больше понимала, каким непростительным безумием было решение принимать напиток. С тех пор как Дубэ сделала этот выбор, она все время задавала себе вопрос: не приготовлено ли зелье Тори с помощью темных сил? Амина слушала молча, ошеломленная бабушкиным рассказом.

— Я сделала это потому, что поняла: чтобы остановить эту войну, нужны крайние меры. Мой возраст не позволяет мне воевать вместе со всеми. Раз так, я стала делать это в одиночку. И делаю потому, что война — чудовище, которое пожирает молодых и сильных, а жизнь, как она ни жестока, обычно уничтожает старых и слабых. Таких стариков, как я.

Амина продолжала смотреть на нее и по-прежнему молчала. Но вся ее фигура выражала упрек, и Дубэ не могла не понять этот немой язык.

— А обо мне ты подумала? — наконец не выдержала она. — Ты мне нужна.

Дубэ не знала, что сказать в ответ. У нее словно что-то оборвалось в груди.

— Я еще с тобой и всегда буду с тобой.

— Ты стареешь просто на глазах. Даже сейчас ты старше, чем была вчера утром. Давно ли ты говорила мне, чтобы я прекратила свои безумные выходки и не рисковала собой без пользы. В твоих словах тогда было столько правды.

— Теперь совсем другое дело.

— Теперь ты вдруг наглоталась этого зелья и стала палачом-одиночкой. Как будто у тебя нет армии, которая может тебя поддержать. Ты выбрасываешь, как мусор, свою жизнь, ты покидаешь меня… — упрекала Амина, глядя на Дубэ своим ясным взглядом.

И королева вдруг осознала, каким предательством кажется внучке то, что она делает, и поняла, что ничем не может оправдаться перед ней. Она подошла к Амине и попыталась ее обнять, но та вырвалась из ее рук.

— Чтобы все стало на место, недостаточно обнять меня. Перестань пить это зелье.

— Я не могу перестать.

— Я хочу только одного: чтобы ты прекратила это. Иначе зачем ты учила меня воевать?

— Чтобы ты стала лучше меня.

Амина прикусила губу, сжала кулаки.

— Больше всего на свете я хотела быть как ты.

— Мне жаль, но я не та сильная женщина, которой ты меня считала.

— Почему ты не можешь быть сильной для меня? Я для тебя так старалась стать лучше.

И Амина расплакалась, и, несмотря на то что на ней была новая военная форма, она снова казалась маленькой девочкой.

Дубэ обняла ее и прошептала:

— Прости меня.

Внучка положила голову ей на грудь, потом осторожно отодвинулась от бабушки и попросила:

— Ты обещаешь мне больше этого не делать?

По глазам Дубэ она сразу поняла, каким будет ответ.

— Я зашла слишком далеко и уже не могу остановиться. Но у меня осталось мало напитка. Еще две операции, и все закончится.

— И больше ты не станешь его пить?

Дубэ покачала головой и печально улыбнулась. Амина улыбнулась в ответ, но ей казалось, что внутри нее что-то разбилось. Дубэ поняла чувства внучки. Всегда наступает момент, когда наши иллюзии разбиваются. И на их обломках возникает наше подлинное «я». И все же Дубэ предпочла бы, чтобы внучка продолжала заблуждаться.

Но скоро все закончится. Еще несколько вылазок. И наконец — последняя, решающая операция.

8. ХРАМ ФЕНОРЫ

Амхал подошел к воротам Орвы. Он провел в пути восемь дней — на два дня меньше, чем предполагал Сан. Ему так хотелось снова быть рядом с Саном, что он спешил как можно скорей преодолеть расстояние, отделявшее его от столицы.

Перед огромными, украшенными резьбой деревянными воротами его попытались остановить два охранника. В следующее мгновение оба оказались на земле, каждый с копьем в боку.

— Умоляю вас, не гневайтесь из-за поведения этих стражей, — попросил стоявший рядом эльф на своем языке. — Они не увидели знак у вас на груди. Входите, пожалуйста. Мы ждали вас.

Амхал провел рукой по медальону. Он разрезал свою кожаную куртку так, чтобы медальон был всегда виден. К тому же теперь медальон нельзя было показать иначе: он прирос к телу.

Эльф провел его в узкий деревянный коридор. В Орве все постройки были из дерева, хотя его украшали резьбой, изображавшей иногда каменные блоки, иногда кирпичи, а иногда даже необработанный камень.

Охранник освещал им путь необычным стеклянным фонарем. Свет фонаря был молочно-белый. Амхал попытался понять, какая магия создает такое освещение, но не смог. К тому же он чувствовал, что этот охранник — не маг. Потом все вокруг них окрасилось в другой цвет — зеленый. Это жутковатое освещение в длинном душном проходе раздражало нервы и вызывало тревогу.

— Мы почти на месте.

Они вошли в огромный зал, похожий на деревянную пещеру. Его стены были высотой самое меньшее в двадцать локтей, потолок состоял из нескольких остроконечных сводов. Амхал почувствовал запахи смолы и леса. И запах магии, который нельзя было спутать ни с каким другим. Воздух в зале был так пропитан магией, что слегка вибрировал. Если бы глаза Амхала привыкли к темноте, он увидел бы, как этот воздух дрожит, словно в очень жаркий день.

Перед ними возник портал. Это был стрельчатый проем шириной самое большее в два локтя, но высотой почти до потолка. Его косяки были украшены сложным узором, который оказался надписью на языке эльфов. Амхал попытался ее прочесть, но слова показались ему бессмысленными сочетаниями букв.

— Что означает эта надпись?

— Это имена тех, кто отдал свою кровь ради постройки портала. Обратите внимание, что Эрак Маар и страна, где эльфы живут теперь, находятся слишком далеко друг от друга. Между ними лежит не только Саар, но еще и опасный Сумрачный лес. Для связи на таком большом расстоянии нужно огромное количество магической силы. Учтите также, что наш повелитель желал провести — и потом провел — через этот портал всех солдат, которые шли за ним завоевывать Эрак Маар. Вам сразу станет понятно, что для этого было недостаточно обычной магической печати. Поэтому он потребовал, чтобы в жертву был принесен не только маг, создавший портал, но и еще сто эльфов. Их кровь пропитала фундамент этого портала. Этой же кровью были написаны на портале их имена.

Амхал подошел ближе. Надпись на косяках была начерчена резцом, но надрезы были заполнены чем-то темнокрасным. Кровью. Кровь ста невинных жертв — вот что стало фундаментом для мечты Крисса.

Он посмотрел на поверхность портала. Она была зеленой и прозрачной. И едва заметно колебалась, как занавес из самой тонкой ткани под едва заметной струей воздуха.

— Вы знаете, как он действует?

Амхал кивнул. Перед тем как он вошел в город, Сан объяснил ему, как действует портал. Его пальцы снова коснулись медальона.

— Вы, разумеется, не попадете в Эрак Маар: построить второй портал на вражеской территории было невозможно. Но вы окажетесь на берегу Саара.

Сан сказал Амхалу, что на берегу его будет ждать виверна — дракон без передних лап, на таких ездят эльфы. Остальная часть пути будет легкой.

Молодой воин вынул из ножен кинжал и надрезал себе один из уцелевших пальцев левой руки. Через мгновение на порезе появилась прозрачная жидкость. Необычный состав крови с самого детства был для Амхала чем-то вроде клейма, знаком того, что он полукровка. Амхал встряхнул пальцами, брызги крови попали на портал, и он сразу же начал действовать.

Зеленый занавес исчез, и на его месте возникла поверхность голубого цвета, похожая на воду. Амхал взглянул на нее без малейшего волнения, шагнул внутрь портала и исчез.

Адхара ниже надвинула на голову капюшон. Его грубая ткань царапала ей кожу, но накрыть голову было совершенно необходимо.

— Все в тебе выдает, что ты человек. Если тебя увидят, начнется паника, — объяснила Шира после того, как покрасила ей волосы в зеленый цвет.

Была зима, но сейчас не было холодно. День был такой теплый, что незачем было ходить с покрытой головой. Поэтому капюшон Адхары мог вызвать подозрения, и они должны были соблюдать осторожность. Их ведь всего пятеро — пятеро женщин против целого города.

Войти в Орву было легко.

— У нас раз в год отмечают праздник Пешариай, это значит День чуда, — объяснила ей Шира. — Больные со всего Мхерар Тхара приходят в Орву, надеясь исцелиться в храме Феноры. Даже сейчас, когда город находится на военном положении, в этот день ворота открыты, и охрана осматривает входящих не так строго.

Они смешались с толпой и вошли в город через главные ворота.

Сколько отчаяния нес в себе этот поток богомольцев! Здесь были калеки, больные с отвратительными язвами на лицах, маленькие дети, неподвижно лежащие на руках у матерей.

— Вот они, плоды войны! — с презрением бросила Шира.

И как раз в этот момент Адхара почувствовала, что чья-то рука сжала ее запястье.

Оказалось, что охрана останавливала для проверки некоторых паломников, выбирая их наугад. И вот они случайно наткнулись на одного из охранников.

Адхара опустила голову, чтобы он не видел ее лица, и показала обрубок руки. Этого было достаточно: охранник сразу же разжал пальцы и махнул рукой:

— Проходи!

Считалось, что в День чуда возможно все. В этот день может вырасти даже новая часть тела вместо утраченной.

Они медленно двигались вперед в тесноте, их толкали со всех сторон. Кто-то пел молитвы, кто-то жаловался, кто-то просто разговаривал с соседом. Адхара почувствовала, что ее уши глохнут от шума, а ум мутится. От терпкого запаха множества тел, плотно прижатых друг к другу в тесных улочках города, у нее щипало в горле. Но даже этому запаху не удавалось полностью заглушить аромат моря, он побеждал все остальные, окутывал Адхару, опьянял ее. Она вспомнила рассказ Ширы об этом городе и о Ночи цветов.

Она огляделась вокруг, пытаясь понять город, где переживали свою трагедию сестры-близнецы. «Такого места не может быть во Всплывшем Мире», — подумала она, и почувствовала, как далеко ее дом. Здесь все было по-другому. Улица была вымощена черными камнями разного размера — кусками какой-то твердой скальной породы, и на них были видны глубокие борозды — следы, оставленные колесами повозок. Но больше всего Адхару удивили дома. Все они были из дерева, обработанного умелыми резчиками под различного вида камень. Большинство домов были узкими и высокими, со множеством острых шпилей. Они выглядели печально и сурово, словно всем своим видом говорили, что здесь живут изгнанники. Улицы, на которых они стояли, были кривыми и узкими, словно для контраста с массивными зданиями. В окраске преобладали коричневые тона. Фасады некоторых домов были украшены инкрустацией, выполненной из разных видов дерева. Странный город Орва показался Адхаре каким-то ненастоящим, девушка не удивилась бы, если бы на углах улиц стояли не люди, а деревянные статуи. Здесь не было места для жизни.

Они продолжали идти вперед вместе с толпой, пока не оказались на большой круглой площади. Вокруг нее жались один к другому низкие дома. Дальше проходили две широкие аллеи, а за ними поднималось более крупное здание. Его основание было почти круглым, над основанием шел ряд арок, а над арками — купола разной величины. И все это завершалось более крупным центральным куполом, над которым поднимался золотой шпиль в форме молнии. Вокруг здания поднималось шесть очень высоких стройных башен. В трех местах их опоясывали выступы, похожие на балконы, стены были выкрашены в густой красный цвет, словно их смочили своей кровью тысячи жертв.

Адхару вид этой гигантской постройки впечатлял и подавлял одновременно. В красном здании было торжественное величие, но было также что-то мрачное, вызывавшее у нее тревогу. Она чувствовала через стены вибрацию знакомой ей силы, хотя не могла определить, какой именно. И она боялась этой силы. Что это? Может быть, тень ее судьбы, а может быть, дело в извращенных узах, которые связывали ее с Шевраром и с его парой — богиней Фенорой, которой поклоняются в этом храме?

Чем ближе девушка подходила к храму, тем сильней он подавлял ее своей величиной и массивностью. Она заметила, что все стены были сверху донизу покрыты украшениями — судя по цвету и блеску, сделанными из черного кристалла. Потом она ясно расслышала слова на языке эльфов.

— Это самый знаменитый гимн в честь Феноры, — шепотом объяснила Шира. — Богиня сама продиктовала его своей первой жрице, которую звали Тхиув, в тот день, когда боги покинули Эрак Маар. Это последние слова, с которыми боги обратились к эльфам.

— И что сказано в гимне?

— Это прощальная песня. Там говорится о любви к благословенной земле, которую испортили своей злобой ее обитатели. Это хвала уничтоженной красоте и покою, который разрушила жажда власти. И этот гимн — наша надежда на будущее. Это Фенора даровала эльфам способность производить потомство. Богиня сделала это потому, что не утратила веру в эльфов. Фенора была убеждена, что они способны исправиться и искупить свои грехи.

Вдруг Шира остановилась. Адхара взглянула на нее и поняла: что-то потрясло эльфийку до глубины души.

— Что такое? — тихо спросила она.

Но Шира не ответила. Было похоже, что ее изумление сменилось бешеным гневом. Адхара проследила за ее взглядом и увидела, что он направлен на балкон одной из башен. Там кто-то стоял. Отсюда, снизу, девушка не могла хорошо рассмотреть эту фигуру, но, кажется, это был эльф-мужчина, уже не молодой. На нем был широкий и длинный плащ.

— На этом балконе когда-то стояла Лхира, — сказала мятежница. — В праздник Пешариай она выходила к народу вместе с другими жрицами и выполняла обряды. — Шира немного помолчала и нахмурилась. — А теперь вот кто занял ее место — ядовитая змея Ларшар, слуга Крисса.

Шира уже рассказывала о Ларшаре, когда планировала свою операцию. Движение сопротивления среди эльфов было не таким слабым, как сначала показалось Адхаре. В Орве у повстанцев было больше убежищ, чем где-либо еще. После того как Крисс отправился на войну, в городе возникли многочисленные очаги сопротивления. Восставших поддерживали и жители города. Никто из них не выступал открыто против своего нового короля. Но примерно треть горожан была не слишком рада войне за возвращение Эрак Маара, а потому ничего не делала, чтобы помешать повстанцам. Кроме того, Крисс пришел к власти благодаря притягательности своей личности, умению вызывать восторг у народа своими речами. Но теперь, когда он был далеко, а люди почувствовали на себе трудности, вызванные войной, число недовольных стало быстро расти. Тогда Крисс и назначил своим наместником в Орве Ларшара, одного из самых влиятельных жрецов Шеврара.

— Я его хорошо знаю, — вспоминала Шира. — Он преподавал мне учение Шеврара, когда я была ребенком, а он еще не поднялся так высоко по служебной лестнице. Злоба — его природное свойство. Тогда он любил применять к ученикам телесные наказания. Он бил нас часто и с большим удовольствием.

С того дня как Ларшар пришел к власти, ситуация в Орве обострилась. При нем казни стали обычным делом, в городе был введен комендантский час, пришли в действие законы военного времени. Население Орвы оказалось под строжайшим контролем. Наместник поощрял доносчиков, и достаточно было анонимного обвинения, чтобы горожанин кончил жизнь на виселице. Подозрительность медленно разрушала общественные связи и проникала даже внутрь семей. Это был настоящий ад. Но жестокостью Ларшар добился лишь того, что обстановка в городе накалилась до предела, и это помогло мятежникам окрепнуть.

— В каком-то смысле мы должны быть ему благодарны: народ никогда не любил нас так, как сейчас, — заметила Шира, по-прежнему не отводя глаз от Ларшара.

Адхара тоже следила за ним взглядом, он стоял неподвижно, словно статуя. Отличный хранитель для города мертвых!

Наконец они оказались внутри храма Феноры. Свет просачивался внутрь через алебастровые плиты, которыми были украшены окна с круглым сводчатым верхом. Эти окна были прорезаны рядами по вертикали в многочисленных куполах. При этом освещении все в храме казалось золотым. Золотыми были и лица людей, медленно продвигающихся к алтарю. Всюду в убранстве присутствовали надписи и украшения геометрических форм из черного кристалла. Взгляд терялся среди ребристых куполов, которые входили один в другой. Все их ребра были окрашены в огненно-красный цвет.

Эти украшения и этот свет, от которого все вокруг казалось сном, так поразили Адхару, что она едва не забыла, зачем оказалась здесь. Но Шира вовремя схватила ее за руку и потащила в угол, к одной из боковых ниш.

— Ты готова? — спросила Шира.

Девушка кивнула. Она порылась в дорожной суме, которая висела у нее на плече, вынула оттуда металлический предмет и нерешительно взвесила его в руке.

Это была искусственная ладонь. Пальцы были сделаны из тонких металлических трубок, скрепленных шарнирами, которые позволяли пальцам сгибаться. Ладонь была составлена из ряда планок, привинченных к основе, роль которой выполнял скрепленный заклепками цилиндр. Шира заказала этот протез самому умелому мастеру среди повстанцев.

— Это, конечно, не настоящая ладонь, но внутри есть магнит, который будет притягивать к себе рукоять меча и позволит тебе держать оружие. И в любом случае ты можешь защищаться этим от ударов.

Адхара еще не проверяла механическую руку в деле. Правда, она надевала ее раза два в те дни, которые провела в пещерном убежище. От этих попыток у нее осталось странное ощущение. Это было не совсем то, что настоящая ладонь, но все же с протезом Адхара чувствовала себя менее уязвимой.

Через несколько минут к Шире и Адхаре присоединились три их спутницы-эльфийки.

— Если твои сны не лгут, идти надо сюда, — указала Шира.

Под самым большим куполом возвышалась деревянная статуя. Адхара сразу узнала ее: именно эту статую она видела во сне. Именно описание статуи подсказало Шире, куда надо идти.

Девушка внимательно вгляделась в деревянную фигуру. Теперь она отлично понимала ее символику: бутоны и огонь в руке соответствовали мечу и молнии в руках статуи Шеврара. Лицо богини было невероятно похоже на лицо этого бога, только ее черты были женственными. Холод пробежал у Адхары по спине. По какой бы дороге она ни шла, все равно возвращается к началу пути — к загадочному богу, которому было нужно, чтобы она существовала, к богу, который дал ей жизнь только ради своей цели — точно так же, как Недремлющие.

Она опустила взгляд и поняла, как трудно им будет выполнить то, что они должны сделать. Перед статуей стоял большой деревянный алтарь, украшенный резьбой. Несколько жриц уже начали обряд исцеления. Каждая из них клала руки на больного и, закрыв глаза, читала молитву. Через несколько мгновений богомолец возвращался туда, откуда пришел, надеясь, что ради этих коротких мгновений ему стоило проделать долгий путь.

«Надежда толкает на самые безумные поступки. И то, что ты делаешь сейчас, — как раз такое безумие», — объяснила себе Адхара.

— Мы почти на месте. Идем, — сказала Шира.

Ее слова заставили Адхару очнуться. Все пять участниц операции одновременно сняли с себя плащи и бросили их в нишу. Под плащами на всех пяти женщинах была одежда жриц Феноры — длинные бледно-розовые туники с ярко-зеленой каймой на воротнике, рукавах и подоле. На голову они надели капюшоны. Обычно жрицы покрывали голову капюшоном лишь в дороге, но Шира надеялась, что в такой суматохе никто не обратит на это внимания.

Все вместе они двинулись вдоль стен храма. Больных было немного, и число их уменьшалось по мере приближения к статуе Феноры. Оказалось, что посередине храма несколько охранников выстраивали богомольцев в десять параллельных рядов. Адхара и остальные женщины без большого труда обошли их стороной и остановились на расстоянии примерно десять локтей от алтаря. Шира взглянула вверх. Рядом с одним из окон на мгновение что-то блеснуло.

— Приготовьтесь, — скомандовала она.

Шира вынула из сумки маленький лук и выстрелила. Луч света прорезал воздух храма и вонзился в алтарь. Горящий наконечник стрелы глубоко вошел в дерево, и оно загорелось.

Раздались крики — сначала один, за ним еще много. Толпа испуганно заколыхалась. Страх распространялся в ней, как волна в стоячем озере.

— Пора! — решительно скомандовала шепотом Шира.

Адхара и остальные женщины бросились вперед. В храме началась паника.

Все смешалось. Жрицы забыли о своем достоинстве и побежали прочь вместе с толпой больных. Все хотели оказаться как можно дальше от алтаря.

Охранники пытались подойти к месту пожара, но поток бегущих прихожан мешал им пройти. Воздух дрожал от криков. Многие из толпы оказались на земле — кто-то был сбит с ног, кто-то опустился на колени и молился.

Адхаре и ее спутницам нужно было успеть, пока ситуация не ухудшилась. Надо было использовать короткий промежуток между первоначальным оцепенением и полной паникой. Алтарь будет доступен для них в течение всего нескольких минут. Потом суматоха станет слишком сильной, да и огонь кто-то начнет тушить.

Несмотря на общую кутерьму, Адхара смогла сосредоточиться.

— Скорей, охрана вот-вот будет здесь! — торопила Шира.

Адхара молилась, чтобы Лхира заговорила с ней и подсказала, что делать. В снах не было никаких указаний на этот счет. Она провела рукой по деревянной резьбе.

— Что такое? — спросила Шира.

— Подожди чуть-чуть, — шепнула Адхара. Ей было невыносимо жарко, но она не знала отчего — от огня или от волнения.

Пальцы ее правой руки наугад скользили по поверхности алтаря, ощупывая его.

— Уходите! Мы сами займемся этим! — крикнул охранник, прибежавший тушить пожар.

Адхара услышала хруст мышц, разрезаемых клинком, потом приглушенное бульканье и глухой стук упавшего тела. Она поняла, что настало время сражаться.

— Сделай что-нибудь, они скоро догонят нас! — крикнула Шира.

— Я пытаюсь! — ответила Адхара, снова и снова ощупывая алтарь.

Наконец ее указательный палец коснулся чего-то твердого. Казалось, что в дерево был вставлен камень. Она нажала на это место, и алтарь медленно выскользнул из-под ее пальцев. Открыв глаза, девушка увидела, что он отодвинулся в сторону, и в его основании открылась щель.

— Толкаем! — скомандовала Шира, и Адхара подчинилась приказу.

Его выполнили только четыре женщины. Пятая вынула из ножен меч и сражалась с одним из охранников.

Заскрипели невидимые оси, алтарь повернулся, и щель превратилась в черное отверстие, в глубине которого были видны две ступени.

— Туда!

Адхара бросилась вниз по лестнице.

— Тхара, закрой! — приказала Шира.

Тхара, у ног которой лежали два мертвых охранника, кивнула и стала поворачивать алтарь в обратную сторону, чтобы закрыть путь к лестнице. Она оставалась в руках врагов и была обречена на смерть. Такой Адхара увидела ее в последний раз. Потом была только темнота.

9. КОРОЛЕВА И ВЕРХОВНАЯ ЖРИЦА

— Во всех занятых нашей армией деревнях установлены ашкары, — пояснил эльф, указывая на карту Земли Ветра. — Люди пока держатся вот здесь, — отметил он пальцем маленькую часть этой страны у границы с Землей Воды, — но мы полагаем, что они скоро уйдут и отсюда.

Рядом с ним стоял Крисс. Как всегда, на нем были доспехи. Король-воин был полностью поглощен делами войны. Это была не игра, не образ, в котором он хотел появляться перед подданными. Война, которую он вел сейчас, была делом его жизни. Мысль о ней не давала ему покоя ни днем ни ночью, мешала отдыхать в часы темноты и заполняла ум при свете солнца. В его жизни не было места ни для чего другого. Крисс знал: так будет, пока его великая мечта не осуществится.

— Сколько времени мы безуспешно атакуем эту территорию? — спросил он.

— Две недели.

Король немного помолчал.

— Если вы не можете исполнить свой долг, мне придется поехать туда самому.

— Государь! — дрожа от возмущения, возразил эльф. — Это лишь ничего не значащий клочок. Земля Ветра в наших руках.

Крисс гневно оттолкнул от себя карту. Она упала на пол вместе с флажками, которые служили отметками при планировании атак.

— Моим должно быть все! — прогремел голос короля. — Все эти проклятые деревни до одной и каждый проклятый дом! Что тебе не ясно? По-моему, слова простые и понятные.

— Будет сделано, государь!

В наступившей тишине внезапно раздался короткий смешок Сана, которому эта сцена явно доставила наслаждение.

Крисс стиснул зубы, вздохнул и обратился к воину:

— Извини меня. Эта война требует от меня всех моих сил, и… я устал. А ты умелый солдат и хороший боец.

— Да, государь, — неуверенно ответил тот. Было похоже, что внезапное спокойствие короля испугало эльфа больше, чем предыдущий приступ гнева.

— А теперь уходи и пошли гонцов к Троку. Пусть они сообщат, что я собираюсь приехать и что скоро вся Земля Ветра будет нашей. Передай ему: пусть он подготовит ашкары для последних деревень. Ашкары крайне важны. Ты понял? — спросил король и взял военного за плечи.

Тот испуганно кивнул.

— Иди!

Эльф отсалютовал королю по-военному и покинул комнату.

— Тебе бы следовало сохранять спокойствие, — раздался голос Сана.

Крисс повернулся к своему союзнику. Сан сидел на стуле возле его кресла, держал в руке чашу с вином и недоверчиво улыбался.

— Почему ты решил, что можешь так обращаться со мной при моих людях? — холодно спросил король.

— Я всего лишь улыбнулся и никак не обращался с тобой.

— Если еще раз сделаешь так — ты покойник!

Эта угроза как будто позабавила Сана: на его лице отразилось нечто среднее между веселым любопытством и удивлением.

— Ты готов убить меня? И как же ты тогда выполнишь свой план?

Крисс медленно подошел к Сану и произнес:

— Ты не единственный такой. И ты это знаешь.

— Амхал не справится с этим один.

— А ты не справишься без него.

Сан перестал улыбаться.

— Угрозами ты меня не испугаешь.

— Это правда, не испугаю. И я отлично знаю, чего ты ищешь, — уже более уверенно заявил король.

— Очень надеюсь, что знаешь. Я выполню то, о чем ты просишь, как только Земля Ветра полностью будет в наших руках. Но для этого ты должен показать мне, что можешь сделать то, что пообещал мне.

Крисс спокойно сел в свое кресло. Видимо, он снова был полностью уверен в себе.

— Я не даю обещаний, которые не могу сдержать, — заявил он.

— Тем лучше для тебя, — мрачно констатировал Сан, глядя перед собой невидящим взглядом.

— Как только ты освободишь меня от людей, а я скоро вызову тебя для этого, он снова будет с тобой. Я поклялся тебе, что так будет, и готов повторить эту клятву.

Этого обещания хватило, чтобы изменить настроение Сана. Он стал печальным и задумчивым.

— Да, он снова будет с тобой, Сан, — тихо повторил Крисс и хитро улыбнулся.

Храм в маленьком городке Левании, на границе Земель Ветра и Воды, был небольшим, а потому с трудом вмещал толпу молящихся. Почти все они были больны моровой болезнью. Дубэ осторожно шла между ними. Впереди шел Баол, прокладывая для нее дорогу в толпе. Эти люди были из ее народа, но они почему-то были ей неприятны. Они собрались в храме не потому, что верили в сурового бога, который хмуро глядел на них с высоты алтаря. Они пришли не ради молитвы, но лишь ради лекарства. Пока дела шли хорошо, они не спешили в храм Теаны, а теперь вдруг все стали верующими. Поэтому Дубэ считала их ничтожествами. Ей самой никогда не была нужна религия, даже когда умерли Леарко и Неор. Теперь ее жизнь приближалась к концу, а она не слишком верила в искренность обращения к вере в последнюю минуту. Она предпочитает считать небо пустым и умрет так же, как жила — под небом без богов. Но много лет своей жизни она видела сильную и искреннюю веру Теаны. Она видела, как Верховная Жрица произносит проповеди, строит храмы и тратит всю свою жизнь на то, чтобы показать своему народу подлинное лицо Тенаара — истинный облик бога, который Гильдия убийц погребла под горой лжи. Дубэ всегда чувствовала уважение к убеждениям Теаны.

Теперь она видела, как люди унижают веру ее подруги. Если бы они не заболели, то, может быть, никогда не пришли бы в храм. Разве это вера? Разве верить значит отрекаться от себя и своих убеждений, чтобы спасти себе жизнь?

«Ты слишком сурова к ним», — сказала она себе, но не могла заставить себя думать иначе.

Теану она нашла возле алтаря. Верховная Жрица раздавала лекарство и улыбалась всем безнадежно усталой улыбкой. Ей помогал молодой жрец. При виде подруги ее глаза заблестели от радости.

— Продолжай один, — велела она юноше, подойдя к Дубэ, положила ей руку на плечо и сказала: — Тебе не надо было утруждать себя, я сама могла прийти к тебе.

Теана тоже постарела. Ее лицо покрылось морщинами, спина еще больше согнулась, и во всем ее облике была видна сильнейшая усталость.

— Не считай меня старухой. Я еще держусь, — с улыбкой ответила Дубэ.

— Ты же знаешь: я не это хотела сказать.

Дубэ с притворным безразличием взмахнула рукой:

— Мы уже обменялись комплиментами? Если я не ошибаюсь, нам есть о чем поговорить всерьез.

Они заперлись в маленькой комнате в задней части храма. Дубэ отпустила Баола и почти упала на стул рядом с большим столом из красного дерева. Теана медленно сняла с себя жреческие одежды и бережно сложила их в большой шкаф.

— Надеюсь, жрец этого храма не сердится на меня за то, что я надевала его облачение. Брать во все поездки свое облачение — значит носить с собой лишний груз без достаточной причины.

— Зачем тебе эти утомительные поездки? — спросила Дубэ. — Разве ты обязана трогаться с места ради людей, которые даже не верят в твоего бога?

— Ты тоже не веришь в него, но ради тебя я бы сделала что угодно, — ответила Теана.

Верховная Жрица медленно перешла через комнату и села на стул у противоположной стороны стола.

— Ты слишком сурова, — продолжала она. — Люди слабы.

— Это верно — слабы. И именно поэтому Всплывший Мир оказался в таком положении.

— Мой бог сильно отличается от бога Гильдии убийц. Их бог выкручивал руки тому, кто не желал падать перед ним ниц. А мой Тенаар принимает всех, и в особенности неверующих. Этим людям нужно почувствовать, что он рядом с нами. Ты ведь когда-то вступила в войска именно ради этого чувства, разве не так?

Дубэ неохотно кивнула.

— Для меня помощь больным — то же самое. Эти люди должны до последнего вздоха знать, что Тенаар с ними. Надежда лечит души, и она сильней любого лекарства.

— Ты никогда не изменишься, — улыбнулась Дубэ.

— В глубине души ты тоже, — лукаво ответила Теана. — Но вернемся к сегодняшним делам. Что узнали твои солдаты?

— Ничего. Мы захватили нескольких пленных, но ни один из них не имеет ни малейшего представления о том, зачем эльфам нужны магические предметы, которые видел твой человек. Мы допрашивали их долго и подробно, но похоже, что никто из них действительно ничего не знает.

Теана оперлась спиной о спинку стула и озабоченно взглянула в окно.

— Это еще больше усложняет наше положение.

— Понимаю. Почему Крисс приносит в жертву своих солдат ради того, чего они не понимают? Почему он настойчиво бросает их в бои, лишенные стратегического смысла?

— Что ты хочешь сказать?

— Эльфы тратят свои силы на бессмысленные бои. Они стараются захватить даже самые малые деревни.

Теана провела рукой по лбу и предположила:

— Они хотят полностью контролировать захваченную территорию.

— Деревушка из двух домов не может иметь никакого стратегического значения. Это какая-то безумная одержимость, а с точки зрения тактики глупейшая ошибка.

— Но ты думаешь, что в их действиях есть какой-то смысл?

Дубэ покачала головой:

— Не знаю, есть ли он. Но Крисс не глуп. Он привел своих солдат сюда, далеко от дома, и убедил их рискнуть всем. Он оказался способен заразить наш народ смертельной болезнью. До сих пор он проявлял себя как прекрасный полководец. В том, что он делает, должен быть смысл. — Дубэ немного помолчала, а потом вдруг вспомнила: — Один из пленных сообщил нам название этих предметов. Он назвал их «катализаторами».

Ей показалось, что Теана вдруг стала слушать внимательней.

— Он это сказал на нашем языке?

Дубэ кивнула и пояснила:

— Эльфы почти все говорят по-нашему, хотя и плохо.

— Он мог ошибиться… Ты не помнишь, он не называл их на языке эльфов?

Дубэ мысленно увидела перед собой этого пленного — свою жертву — так ясно, словно допрос происходил минуту назад. Под конец, когда боль стала невыносимой, эльф начал с трудом бормотать что-то на своем языке. Она тогда схватила его за волосы.

Вспоминать такое было больно.

— Ашкар, — сухо сказала она, обрывая нить воспоминаний. — Он сказал ашкар.

Теана помрачнела. Она встала, отодвинув в сторону стул, и заходила туда-сюда по комнате.

— Слово «ашкар» на языке эльфов означает магический предмет определенного вида, что-то вроде естественного катализатора магии. Когда мой человек рассказал мне про обелиски, мы сразу же подумали, что это могут быть катализаторы.

Дубэ сделала вид, что не улавливает мысль подруги.

— Магический предмет, — начала объяснять Теана с почти учительской интонацией, — это предмет, способный поглощать и изменять магическую силу так, что дает возможность своему пользователю применять ее. Копье Дессара и Талисман власти были магическими предметами. В человеческой магии это средство применяют редко: чтобы создать магический предмет, необходимо глубокое знание материи и ее структуры. Кроме того, маг должен иметь очень сильную способность изменять материю так, как ему угодно. А эта способность у людей гораздо слабей, чем у эльфов. Поэтому у эльфов магические предметы встречаются очень часто.

— А катализаторы?

— Катализаторы — это магические предметы, которые способны впитывать и увеличивать магическую силу. Слеза на мече Ниал была катализатором. Именно благодаря этому камню последняя Сирен могла выполнять магические операции высокого уровня, хотя не была очень одаренным магом. Судя по словам эльфа, которого вы допрашивали, обелиски должны собирать и увеличивать магическую силу.

Дубэ по-прежнему не понимала.

— Ну и что? Это не помогает нам понять, зачем они поставлены.

— Конечно нет. Но подумай. — Теана оперлась руками о стол и наклонилась к подруге. — Сотни обелисков. По одному на каждую деревню Земли Ветра, а может быть, даже на каждый дом. Вся эта территория уставлена предметами, которые должны усиливать магию, характер которой нам неизвестен.

У Дубэ по спине пробежал холодок.

— И эта магия должна подействовать на каждый клочок Земли Ветра?

— Вот именно.

— Но зачем делать такое на территории, которая уже захвачена? Земля Ветра и так во власти Крисса. — Дубэ задумчиво погладила рукой подбородок. — А если это имеет отношение к моровой болезни?

— Тенаар не допустит этого, — сказала Теана и, тоже задумавшись, снова села на свое место. — Дела только начали улучшаться, хотя по-прежнему появляется много новых больных, а запасы лекарства подходят к концу.

— А как продвигаются твои исследования болезни?

Теана печально посмотрела на нее и ответила:

— Они вообще не сдвинулись с места. Сейчас у нас есть лишь одно оружие против болезни — наше лекарство.

Обе долго молчали. За стенами храма пошел дождь, частый и бесшумный. Дубэ думала о неясной угрозе — обелисках, которые враг вонзил в землю их мира, словно иглы.

— Ты должна поговорить о катализаторах с Калтом. И исследовать их, — сказала она Теане.

Верховная Жрица смотрела на свои ладони.

— Я нужна в другом месте.

— Может быть, тебе приятно общаться с этими людьми. Но ты хорошо знаешь, что от твоего ума будет больше пользы, чем от улыбок, которыми ты ободряешь тех, кто отчаялся.

— Ты права, как всегда, — тихо произнесла Теана.

Некоторое время обе женщины молча смотрели друг на друга. Дубэ с болью в душе думала, что скоро потеряет и эту последнюю свою подругу: обе они уже старые, и у них осталось мало времени.

С этой мыслью она устало поднялась со стула и сказала:

— Я тоже нужна в другом месте.

— Ты уверена, что поступаешь правильно? — внезапно спросила Теана.

Дубэ притворилась, что не знает, о чем говорит подруга, но, взглянув Теане в глаза, сразу поняла, что та раскрыла ее тайну.

— Я нужна моему народу.

— Именно поэтому ты не должна так быстро сжигать себя. Ты должна выполнять свои обязанности — помогать внуку-королю править страной.

Дубэ почувствовала в этих словах скрытый упрек и рассердилась.

— В лучшем мире ты жила бы в Новом Энаваре, в своем храме, и вокруг тебя собирались бы толпы верующих, а я — в своем дворце вместе с мужем и с сыном-королем. Но это Всплывший Мир, и, чтобы его спасти, даже две старухи могут сделать что-то полезное. Это место, где мы родились. За него мы проливали свою кровь и за него отдадим жизнь. Я королева и буду королевой до конца.

— Ради этого не обязательно умирать.

— Что ты знаешь об этом? — вырвалось у Дубэ.

Взгляд Теаны стал жестче.

— Ты стареешь на глазах. И стареешь не от горя: я умею распознавать последствия приема некоторых напитков.

— Если ты любишь меня, если действительно любила меня все эти годы, не говори мне ничего и дай мне идти моим путем, — ответила Дубэ.

— Я не хочу потерять тебя. Только поэтому я говорю с тобой так.

— Ты все равно потеряешь меня. Это только вопрос времени. Я предпочитаю идти навстречу своей судьбе и в пути делать что-нибудь для моего народа.

Теана печально улыбнулась и опустила голову.

— Значит, это прощание?

Лицо Дубэ смягчилось.

— У меня еще много дел. Пока я не выполню их, не уйду из жизни.

Теана подошла ближе, пожала ей руку и попросила:

— Прошу тебя, береги себя. Ты последняя, кто остался у меня от прежней жизни. Ты — и Тенаар в конце моего пути.

Дубэ сжала в ответ ее сухие худые пальцы, которые были так похожи на ее собственные, сказала только: «Не беспокойся», — и быстро зашагала к двери, с трудом сдерживая слезы. Она знала: больше они с Теаной никогда не увидятся.

10. ДОРОГА К ЛХИРЕ

В подземелье было очень темно и так душно, что Адхара задыхалась. Над их головой были слышны торопливые шаги, крики и звон оружия. Адхара подумала об эльфийке, отдававшей за них свою жизнь.

Потом в этой темноте зажегся свет, и стал виден узкий проход с деревянными стенами. Свет шел от маленького стеклянного предмета, который держала в руке Шира. Должно быть, это был магический светильник.

— Идем, — сказала Шира, и маленький отряд двинулся в путь.

Адхара быстро сняла с себя одежду жрицы и вынула кинжал. Пройдя первый коридор, они оказались в другой комнате, перед стеной, в которой были прорезаны два проема.

— Куда нам идти? — спросила Адхару Шира.

Адхара сделала шаг вперед и взглянула на оба выхода.

На вид они ничем не различались — две совершенно одинаковые двери в деревянной стене. Она плотно закрыла глаза, пытаясь услышать внутренний голос, который до сих пор указывал ей путь, и почувствовала что-то.

— Направо.

— Ты в этом уверена?

Нет. Точнее, не вполне уверена. До статуи ее направляли по нужному пути видения, сны и слабые ощущения.

— Да, — солгала Адхара и первая вошла в правую дверь.

За дверью оказался новый коридор, а в конце его — еще одна комната, на этот раз с тремя выходами. Это был настоящий лабиринт: те, кто отправил Лхиру в заточение, приняли множество предосторожностей, чтобы защитить ее тюрьму от посторонних. Адхаре пришлось снова призвать на помощь свой инстинкт. Она наугад выбрала один из трех путей, надеясь, что ее ноги еще раз сами нашли верный путь. И тут сзади раздался подозрительный шум.

— Иди вперед! — поторопила ее Шира.

Путь становился все сложней. Каждый проход заканчивался комнатой, и эти комнаты скоро стали одинаковыми. Все они были круглые, с деревянными стенами и пятью дверями, которые вели в пять новых коридоров. Адхара и ее спутницы быстро утратили чувство времени. Им стало казаться, что они снова и снова проходят один и тот же путь и этому не будет конца.

— Мы ходим по кругу. Здесь мы уже были, — с тревогой проговорила Кхара, одна из эльфиек.

— Как ты можешь это определить? Тут все одинаковое, — возразила Тхиш, вторая спутница Ширы.

— Вот именно. Эти коридоры расположены по кругу. Мы ошиблись в самом начале.

Эльфийки начали спорить о том, какая дорога правильная, но Шира сухо приказала:

— Прекратите! Лхира говорила с Адхарой. Только она знает, куда мы идем.

В голосе Ширы не было ни малейшего сомнения. Наоборот, в нем звучала непоколебимая вера. Адхаре хотелось бы, чтобы ее собственная вера была так же сильна. Потом пол задрожал, и раздался пронзительный скрип.

Шира мгновенно остановилась, схватила Адхару за плечо и приказала:

— Тихо!

Все четверо затаили дыхание.

В наступившей тишине стали слышны звуки, смысл которых был ясным и угрожающим, — топот ног, приглушенные голоса, отдающие приказы, звон мечей.

— Беги! — приказала Шира, и Адхара побежала.

Она пробегала одну комнату за другой, молясь, чтобы ее сердце не ошиблось в этой спешке, чтобы связь со Лхирой не прервалась именно сейчас, когда тонкая нить привела Адхару к ней. Остальные бросились за ней.

В конце очередного туннеля она увидела свет и мгновенно остановилась. Снова шаги и звон оружия.

— Проклятие! Они нас обнаружили! — воскликнула Шира.

Очевидно, охранники сломили сопротивление Тхары и ворвались в лабиринт. Несколько мгновений — которые показались им бесконечными — четыре спутницы стояли неподвижно, не в силах решить, что теперь делать.

Размышления прервала Кхара.

— Мы пойдем туда. Удачи вам! — сказала она, ухватила за руку Тхиш и побежала вместе с ней наугад по одному из коридоров, крича изо всех сил: — Они нашли нас!

Шира сразу поняла ее, схватила Адхару за руку и потащила в противоположный коридор. Вбежав туда, она спрятала свой светильник под рубахой. Обе застыли в углу и стали ждать.

Через несколько минут охранники прошли мимо них. В темноте вспыхивали блики света на лезвиях их копий. Тишина наполнилась их тяжелым дыханием. Судя по этому шуму, охранников было четверо или, может быть, пятеро. Рука Ширы, сжимавшая запястье Адхары, задрожала.

Когда темнота снова стала абсолютной и тишина полной, Шира толкнула Адхару вперед, дала ей в руку свой маленький стеклянный светильник и взглядом приказала ей идти дальше. В ее глазах была новая боль, но и новая решимость. Теперь они остались вдвоем. Это слишком личное дело стоило жизни трем спутницам Ширы. Адхара вытянула руку со светильником перед собой и на этот раз услышала в своем сознании зовущий голос — слабый, прерывающийся, жалобный. Она решительно вошла в проход.

Они прошли дальше, следуя указаниям этого голоса. Наконец бесконечная череда туннелей прервалась. Они оказались в комнате, не похожей на остальные, — шестигранной, с единственной маленькой дверью. Эта дверь была заперта на тяжелый замок. Наверху было маленькое окно, закрытое частой железной решеткой. Адхара почувствовала пронзительную печаль.

— Она там, верно? — тихо, дрожащим голосом спросила Шира.

Адхара кивнула. Эльфийка была не в силах сдержаться и рванулась вперед. А дальше все случилось внезапно. Раздался почти неслышный свист. Адхара услышала его за мгновение до того, как стало поздно. Может быть, ее предупредила Лхира.

Ловушка! Стрела, готовая сорваться с тетивы, как только посторонний приблизится к двери!

Адхара бросилась на Ширу и сбила ее с ног, но опоздала. Ее руки, державшие эльфийку, почувствовали, как та вздрогнула от боли.

Стрела задела Шире плечо. Рана была легкая, чуть глубже царапины, но эльфийка сразу побледнела. Адхара старалась сохранять спокойствие, а в ее уме просыпались вложенные в него знания. Она осмотрела рану, потом отсосала из раны и выплюнула кровь.

— Стрела была отравлена.

Шира пробормотала какое-то ругательство — с гортанными «р», похожими на карканье вороны. Адхара его не поняла.

— Она только оцарапала тебя, так что, я думаю, это не смертельно. Если я еще сделаю на ране надрез, все обойдется.

Адхара инстинктивно переложила кинжал в металлическую ладонь, а другой, живой ладонью стала ощупывать место ранения. Металлические пальцы, подчиняясь магниту, сжали рукоять, а плечо направило кинжал. Надрез получился невероятно точным, если учесть, что Адхара в первый раз пользовалась своей металлической ладонью. Она сама была потрясена тем, как естественно все произошло. Как будто у нее всегда были такие стальные пальцы.

Адхара дала вытечь нужному количеству крови, потом оторвала лоскут от своей куртки и перевязала им рану.

— Спасибо, — поблагодарила Шира и попыталась встать, но почти сразу упала.

— Я думаю, что тебе нельзя идти дальше.

— Глупости!

— Шира, это очень сильный яд. Если бы я не отодвинула тебя с пути стрелы, ты сейчас была бы мертва.

— Ладно. Хорошо, что я не умерла. А теперь идем вперед.

Ноги плохо слушались Ширу и гнулись под тяжестью ее сильного тела. Она дрожала, и все ее тело покрылось холодным потом.

— Шира!

— Проклятие! Только не сейчас! До нее всего один шаг! Я должна обнять ее и увести отсюда!

Адхара положила руки ей на плечи:

— Ты это сделаешь, когда мы выйдем отсюда. Сейчас мы у цели, но позволь мне одной открыть эту дверь. Доверься мне. Потом мы уйдем отсюда втроем.

Шира неохотно кивнула, свернула в попавшийся им на пути угол, остановилась там и оперлась спиной о стену.

— Как мы уйдем? — с трудом пробормотала она.

— Я немного владею магией и знаю заклинание, — ответила Адхара, останавливаясь перед дверью. Ей хватило одного внимательного взгляда, чтобы понять, что надо делать.

Она подошла к Шире и сняла с ее капюшона булавку, которая скрепляла его края у горла.

— Мне нужно это, — пояснила она, показывая на острие.

Вернувшись на свое место у двери, Адхара наклонилась, вставила острый конец булавки в замок, сосредоточилась, собрала все свои силы воедино — и булавка загорелась ярким золотистым светом. Еще мгновение — и замок открылся. Адхара потянула задвижку, и дверь со скрипом приоткрылась.

— Спаси ее. Прошу, спаси ее вместо меня, — тихо попросила Шира.

Адхара сжала кинжал пальцами правой руки, а левой распахнула дверь и медленно вошла в густую тьму.

Проникавший сюда свет был так слаб, что освещал лишь полосу пола шириной примерно в два локтя. Дальше было темно.

Адхара медленно шла вперед, все ее чувства были напряжены. Справа раздался слабый шум. Она повернулась и пошла на этот звук, стараясь как можно осторожней переставлять ноги и как можно меньше шуметь. Вдруг стало слышно чье-то дыхание — легкое и неровное. Адхара протянула вперед руку со стеклянным светильником, но было поздно. Что-то ударило по нему, он упал на пол и разбился. От осколков поднялся и быстро рассеялся в воздухе светящийся туман: это ушла магическая сила, заставлявшая светильник гореть. Потом раздался глухой стук, и Адхара поняла: что-то закрыло или кто-то закрыл дверь. Теперь темнота стала непроницаемой.

Адхара стала отступать, водя перед собой кинжалом и стараясь не подставлять под возможный удар плечи. Комната казалась ей такой огромной, что она едва могла определить, где здесь потолок и стены.

Девушка прислушалась и поняла, что рядом кто-то есть. Кто-то дышал рядом — еле слышно и хрипло. Она стала молиться, чтобы это оказалось животное, но знала, что этого не может быть. Такое место обязательно должен кто-то охранять. И чтобы достичь своей цели, она должна будет сражаться с этим охранником.

Она почувствовала движение воздуха, быстро прижалась к стене и услышала, как охранник выругался. Несомненно, это был эльф. Он наклонился вбок и снова приготовился к бою — значит, хорошо тренирован.

Его второй удар Адхара отбила кинжалом. Ее оружие высекло из клинка охранника искры. На мгновение в комнате стало светлей, и Адхара увидела своего противника — белые глаза и бледное лицо, выражавшее решимость. Какого он возраста, невозможно было догадаться.

Противники на время отступили друг от друга, и у Адхары появилось время, чтобы зажечь магический огонь.

Она сосредоточилась, пробормотала слова заклинания, и посередине комнаты в воздухе закачался маленький язычок огня. Но он успел осветить только усмешку эльфа. Охранник почти сразу погасил его, набросив на пламя сверху что-то вроде мешка. Снова стало темно.

— Не надейся, дешевая магия тебя не спасет, — прошипел охранник. Голос у него был хриплый, похожий на звук механизма, которым очень долго никто не пользовался. Мешок, очевидно, был магическим предметом и нейтрализовал действие магии Адхары.

Девушка отступила еще дальше.

— Здесь мои владения. Темнота — мой дом. Ты здесь слепая, а я — я вижу все!

Неожиданно для Адхары эльф попытался атаковать. Она едва успела пригнуться, и оружие противника срезало у нее с головы прядь волос.

Девушка снова зажгла магический огонь и увидела эльфа в центре комнаты. Он пригнулся и быстро поворачивался к ней. Через секунду погас и этот свет, но Адхара успела увидеть, где находятся стены.

— Что ты собираешься делать? Ты не можешь бороться со мной. Я живу здесь всю жизнь, — рассмеялся охранник.

Адхара попыталась определить по голосу, где он находится, и бросилась вперед — туда, где, как казалось, она его слышала. Но ее кинжал рассек только воздух.

Потом что-то ударило ее между лопатками и сбило с ног. Адхара быстро откатилась в сторону, но лезвие успело вонзиться ей в плечо. Она громко закричала от боли, снова перекатилась, встала на ноги, держа кинжал прямо перед собой.

Тишина.

— В тебе есть кровь эльфов. Кто ты? — спросил через мгновение охранник.

Адхара отступила назад и при этом задела что-то пяткой. Раздался зловещий треск.

— Здесь, под землей, всегда хранились тайны, которые не должны стать известными. Я убил много таких, как ты. Теперь их кости составляют мне компанию. Тот, на кого ты едва не наступила, пришел сюда, чтобы освободить мятежника. Я отрубил ему голову.

С этими словами эльф набросился на Адхару. Девушка до самой последней секунды стояла неподвижно. Услышав в воздухе свист, она подняла металлическую ладонь. Искусственные пальцы крепко сжали клинок, и Адхара потянула его к себе. Она почувствовала на шее дыхание противника, ощутила тепло его тела. Тогда она, крепко сжимая руку охранника вместе с оружием, обернула ее вокруг его шеи так, что клинок оказался у горла, и развернула охранника назад.

— Что это?.. — Вопрос охранника оборвался, раздались глухие клокочущие звуки.

Адхара закрыла глаза. Тело эльфа сначала напряглось, потом обмякло в ее руках. Она с отвращением подумала о том, сколько крови уже пролила и сколько еще прольет. Потом наступила тишина. Металлические пальцы Адхары все еще сжимали кинжал врага.

Она попыталась успокоиться и не думать о теле, лежащем у ее ног, потом снова зажгла магический огонь.

Перед ней возникла из темноты круглая комната. На полу лежало три или четыре расчлененные на части скелета. В одном из углов стояло большое ведро. Всюду валялись остатки еды. Этот охранник действительно жил здесь, под землей, в обществе только своих жертв.

В глубине комнаты Адхара увидела дверь — как она надеялась, последнюю. На боку у мертвого охранника блестела связка ключей. Подавляя приступ тошноты, Адхара заставила себя снова прикоснуться к этому существу и взяла их. Ключей было три. Адхара взяла тот, на который указал ей инстинкт, и снова он ее не подвел.

Дверь медленно открылась, и Адхара наконец вошла внутрь.

11. ТА, КОГО ПРЯЧУТ В ТЕМНОТЕ

В крошечной каморке, где она оказалась, пахло смертью и гнилью. Зловоние было такое, что Адхара едва не задохнулась. Впрочем, задохнуться можно было и от тесноты. Каморка была точно такая, как в ее снах: просто деревянный цилиндр, лишь немного больше, чем находившееся в нем тело. В потолке была решетка — вероятно, через нее внутрь поступал воздух.

Каморку освещал только кроваво-красный свет, шедший от медальона.

Должно быть, глазам Адхары надо было привыкнуть к этому неестественному свету: вначале ей не удавалось рассмотреть ту, которая жила в этой комнате. А потом не могла поверить, что именно она являлась к ней в ее снах. Она ожидала, что увидит красивую юную девушку со свежим лицом и ласковым взглядом.

А в центре цилиндра перед ней было непонятное, похожее на увядший цветок существо, изъеденное ужасной болезнью.

Ужас словно приковал Адхару к месту. Она неподвижно стояла и смотрела вперед, а ее зрение постепенно прояснялось.

На узнице была такая же одежда, как на жрицах из храма Феноры, но порванная и запачканная кровью. Темная густая кровь и теперь стекала с медальона. Под этой слишком просторной одеждой можно было угадать очертания исхудавшего тела с раскинутыми в стороны руками. Можно было сосчитать все его кости — от ключиц под острыми плечами до обвисших грудей, которые почти полностью открывал вырез одежды, и до страшных в своей худобе рук.

На коже узницы были темные пятна почти черного цвета. И кажется, кроме них на этой коже было несколько гноящихся ран.

Адхара попыталась найти в фигуре, постепенно возникавшей перед ней в красном свете, что-то общее с девушкой из сна. Но перед ней была скорее мумия, чем живое существо. Рот был открыт, словно в беззвучном крике, и из него текла густая молочно-белая слюна. В нем были хорошо видны зубы, почти все гнилые, и бледные десны. На черепе не осталось волос.

«Это не может быть она!» — подумала Адхара и уже готова была бежать от этого кошмара и уйти искать настоящую Лхиру. Но ее остановил голос:

Это я.

Адхара догадалась, что слова прозвучали у нее в уме: тело, которое она видела перед собой, не произнесло ни звука.

Это был голос из сна — голос Лхиры.

— Это обман!

Нет, не обман.

— Девушка, которую я видела, очень красивая, молодая и…

Это сделал со мной Крисс с помощью магии, для которой я служу источником.

Адхара не могла отвести взгляда от этого существа. Она поняла, что узница сказала правду, потому что увидела на ее груди знакомый талисман — работу Крисса и его сторонников. Тело Лхиры терзал такой же медальон, как тот, который вел Амхала к гибели.

— Это из-за медальона, да? — спросила она, когда снова смогла говорить.

Да, из-за медальона. Крисс надел его мне на шею в тот день, когда силой забрал меня из храма. С тех пор мое тело перестало мне принадлежать и моя воля тоже. Много месяцев я пробыла здесь без сознания. Я была способна только днем и ночью поддерживать в действии проклятие, которое принесло смерть стольким твоим соплеменникам.

— Твоя сестра стоит за дверью. Она поклялась сражаться против Крисса.

Я это знаю и рада, что мои страдания и страдания твоего народа принесли хотя бы эту пользу.

По лицу узницы скользнула тень удовольствия, смешанного с печалью.

— Как же ты сумела найти меня и привести к себе, если, как ты говоришь, медальон полностью отнял у тебя волю?

Это целиком твоя заслуга.

Лицо узницы осталось неподвижным, но Адхара поняла, что Лхира улыбается.

Ты Посвященная, ты Сирен. Я почувствовала это, как только ты оказалась в Мхерар Тхаре. После этого сознание стало постепенно возвращаться ко мне. Я начала звать тебя, просить у тебя помощи, потому что знала, что боги не напрасно прислали тебя ко мне. Это чудо, Адхара, настоящее чудо.

Адхара молчала.

Я знаю, о чем ты думаешь, — продолжала Лхира. — Во всем этом есть план. План, который определяет твои действия и действия каждого из нас.

— Если так, где же наша свобода?

Она в том, чтобы принять свою судьбу.

— Мне этого мало. Есть вещи, которые просто невозможно принять.

Все можно принять, если знаешь, что наше земное странствие и наши страдания не бессмысленны.

— Хватит. У нас нет времени на этот разговор. Скажи мне, что я должна сделать?

Принять то, что неизбежно.

Преодолевая отвращение, Адхара подошла ближе и наклонилась к этому измученному существу. Невозможно было представить, что ясный молодой голос принадлежал этому телу. Оно казалось бы уже трупом, если бы не тихие свистящие хрипы, которые Адхара услышала, приблизившись к нему. Грудь слабо поднималась и опускалась: умирающая еще дышала.

Адхара взглянула на медальон. Он находился в центре груди. Он висел поверх одежды, но было похоже, что каким-то образом он прирос к телу Лхиры. Адхара присмотрелась и увидела, что ткань одежды разорвана вдоль краев медальона и что от него идут отростки, похожие на тонкие щупальца. Эти отростки вросли в тело.

Девушка дотронулась до медальона и была потрясена тем, какая огромная губительная сила исходит от него. Ей безумно захотелось разжать пальцы и убежать отсюда, но она подавила страх, взяла медальон за края и потянула его к себе. Лхира глухо и хрипло застонала и чуть наклонилась вперед. Из медальона хлынула струя крови, смочив и без того пропитанную кровью одежду.

Теперь этот медальон — часть меня. Когда Крисс надел его мне на грудь, я почувствовала его силу, но не знала, как она велика. Сначала мне казалось, что он только высасывает из меня совесть и помогает мне поддерживать действие проклятия. Потом он постепенно начал врастать в мою грудь. Я почти не чувствовала этого. Но день за днем он все глубже впускал в меня свои отростки и отравлял мое сердце. Теперь он — часть меня.

— И это он подавляет твою волю, верно? Это он мешает тебе уйти отсюда или хотя бы прекратить вызывать проклятие?

Да, он.

— Значит, чтобы спасти тебя, я должна найти способ снять его с тебя.

Ты здесь не для того, чтобы спасти меня.

Адхара недоверчиво взглянула на Лхиру и увидела два слепых молочно-белых глаза.

— Ты звала меня столько дней, заставила меня пройти такой долгий путь, чтобы найти твою сестру. Если не для того, чтобы я спасла тебя, то зачем?

Чтобы положить конец всему этому. Ты здесь для того, чтобы спасти Всплывший Мир и остановить Крисса.

— Я не смогу этого сделать, если не спасу тебя. Я должна срезать медальон с твоей груди.

У него есть металлические отростки, и они окружают мое сердце. Если ты срежешь его, я умру.

— Должен быть какой-то способ снять его. Ты сама сказала, что для каждого из нас существует план и предназначение… Если я не могу тебя спасти, какой смысл был во всем этом?

Посмотри на меня. Посмотри хорошо.

Адхара была вынуждена снова окинуть взглядом ее измученное тело.

Это больше не тело живого существа. Пусть мой голос не вводит тебя в заблуждение. Я душа, по ошибке заточенная в эту тюрьму. Я больше не принадлежу этому миру. Я сделала все, что должна была сделать, завершила свой земной путь и спасла свою сестру. Я желаю только одного — быть свободной и исправить то, что сделала.

— Ты не права. Шира ждет тебя. Она не уйдет без тебя, ты ей так нужна!

Может быть. Но она скоро поймет, что и без меня у нее есть много дел в этом мире.

— Ты сдаешься, я тебе этого не позволю!

Адхара крепче сжала пальцами медальон. Ужасный холод сковал ее руку, но она подавила страх и потянула. Лхира снова застонала, ее тело затряслось, как при икоте, и Адхара почувствовала в собственном теле ее мучительную боль. Пришлось разжать руку. Лхира еще какое-то время продолжала стонать, а потом сказала:

Спасать меня уже поздно, но я должна сделать еще одно, последнее дело. У Крисса была причина заточить меня здесь, а не убить после того, как я вызвала проклятие. Дело в том, что действие такой магической силы должен постоянно поддерживать тот маг, который ее создал. Разносчики болезни — споры, на которые я наложила проклятие, — постоянно гибнут, и я должна непрерывно создавать новые. Вот для чего я здесь, вот почему я еще жива. Как только я умру, новые споры перестанут возникать, больше никто не заболеет, и моровая болезнь покинет Всплывший Мир.

— То же самое случится, когда я тебя освобожу.

Ты должна смириться с неизбежным.

— Не хочу! — крикнула Адхара. — Я не могу поверить, что совершенное зло невозможно исправить, не могу смириться с тем, что есть люди, которых просто нельзя спасти. Разве народ богов мог хотеть, чтобы было так?

Тело Лхиры осталось неподвижным, но Адхара почувствовала ее глубокую печаль. Этот живой скелет словно излучал скорбь.

Боги тут ни при чем. Это сделали эльфы, люди и все остальные, кто тысячи лет заливал Всплывший Мир кровью, превращая рай в проклятую землю.

— Тогда почему боги не остановили первого Марваша? Почему не сделали так, чтобы Крисс умер до того, как все это случилось? Почему не пошевельнули даже пальцем, когда страдал Амхал?

Адхара наконец произнесла вслух это имя, которое в виде неясной мысли присутствовало в ее уме с самого начала разговора. Спасти Лхиру означало спасти Амхала. Не сделать этого означало, что у Посвященной воительницы может быть лишь один путь и ее судьбу нельзя изменить.

Потому, что этот мир — наш, и потому, что наша жизнь — испытание, которое мы должны пройти.

— Но ты говоришь, что это боги привели меня сюда. Значит, ради удовольствия увидеть, как Марваш и Сирен убивают друг друга, боги изволят вмешиваться в земные дела!

У тебя гораздо более высокая судьба. Ты — надежда, последняя связь между богами и людьми, обещание, что в будущем возникнет мир, в котором прежнее идеальное единство будет восстановлено. Вот твоя судьба, и ты не можешь уйти от нее. Это может показаться тебе жестоким, но это так. Из-за грехов одного страдают все, но благодаря добродетелям одной все обретут мир. Ты — та, кто его принесет.

— Тогда что я должна сделать?

Убить меня.

— Ты знаешь, что я не могу этого!

Нет, можешь. Только ты можешь это сделать.

Адхара дала волю своему отчаянию и громко закричала. Она должна доказать, что для этого измученного тела еще есть надежда, что Лхира может встретиться со своей сестрой.

— Должен быть какой-то способ снять с тебя медальон!

Его нет. Освободи меня, Сирен.

Адхара взглянула Лхире прямо в глаза.

Для этого я и привела тебя сюда. Освободи меня из этой тюрьмы, освободи от этой боли, позволь мне вернуться туда, откуда я пришла. Смерть — единственное спасение для меня и вместе со мной для тысяч людей.

Адхара сжала кулаки. Против ее воли по ее лицу потекли слезы.

— Я не хочу тебя убивать.

Я сама прошу тебя. Умоляю тебя, сделай это.

Наступила тяжелая, давящая тишина. Девушка слышала только свой плач и впереди — тяжелое дыхание Лхиры.

Пальцы Адхары медленно потянулись к кинжалу. Она подумала, что это будет первый и последний раз, что больше никто не заставит ее сделать такое. И что с этой минуты она больше никогда не склонит голову ни перед людьми, ни перед богами. Она закрыла глаза и сжала пальцами рукоять своего оружия. Мысль о том, что эту кровь так необходимо пролить и что это может сделать только она одна, приводила ее в бешенство.

— Ответь мне только на один, последний вопрос. Амхала подчиняет себе такой же медальон, как этот? — попросила она дрожащим голосом и стала ждать ответа. Секунды ожидания казались ей бесконечными.

Да.

Адхара закрыла глаза. Ее мысли путались.

— А если для него еще не поздно, если медальон еще не овладел его сердцем, если… — У нее не хватило сил договорить.

Он Марваш, Адхара. И это не зависит от медальона. Медальон только направляет его темную силу так, чтобы она служила Криссу. Но зло имеет глубокие корни в его душе. Кроме того, на него медальон влияет иначе — только устраняет все чувства, в том числе чувство вины, а на сознание почти не действует.

— Ты его не знаешь.

Ты должна понять, в чем твоя судьба. Может быть, боги не хотят, чтобы ты его спасла.

— Я знаю, что должна его спасти. Ни в чем я не уверена так, как в этом.

Адхара почувствовала, что Лхира снова улыбается, но на этот раз грустной улыбкой.

Тогда желаю тебе спасти его.

Адхара тяжело вздохнула и тихо сказала:

— Спасибо.

Ее пальцы сжали рукоять, и рука с кинжалом поднялась для удара. Адхара закрыла глаза и на черном фоне своих век увидела Лхиру такой, какой та была раньше — красивой, молодой и сильной. Этот цветок появился на свет и вырос в тени не для того, чтобы так увянуть. У той, кого она видела, на лице сияла улыбка. Лхира была полна надежды на будущее, которого никогда не увидит.

Адхара громко закричала и вонзила кинжал. Лхира вздрогнула всего один раз, ее рот чуть-чуть приоткрылся. Потом она стала медленно опускаться на пол, а свет медальона на ее груди стал постепенно гаснуть.

Этот красный свет мигал еще несколько мгновений, потом тело Лхиры легко, словно пустой мешок, упало на пол. Медальон зазвенел от удара, и последний отблеск света погас.

Никто не знал точно, что произошло. Но больные вдруг почувствовали себя лучше. Им стало легче дышать, и серое небо внезапно стало немного светлей, словно кто-то снял с него тяжелое толстое покрывало. В воздухе появился новый аромат, который словно говорил, что Всплывшему Миру еще есть на что надеяться.

Шира стояла, прижавшись к стене. Яд одурманивал ее и вызывал сильнейший жар. И в бреду она вдруг увидела, что вокруг стало светло.

— Это ты? — пробормотала она.

Да, — ответил голос, от которого у нее едва не разорвалось сердце.

— Прости меня… — сказала она и почувствовала, что слезы обжигают ей щеки.

Мне не за что тебя прощать, потому что ты ничего не могла сделать.

— Я должна была попытаться спасти тебя, должна была спрятать тебя, как только Крисс обратил на тебя внимание.

Крисс не из тех, кого можно остановить. Если он решил что-то сделать, он добивается своего. Нет, ты ничего не могла сделать. Я рада, что хотя бы ты смогла спастись. Теперь, Шира, мы действительно одна душа.

— У нас всегда была одна душа на двоих.

Лхира улыбнулась. Она была красива, как всегда, и спокойна. Уже давно она не была такой безмятежной. Но контуры ее тела начали расплываться.

— Не покидай меня! — крикнула Шира и протянула руки к призраку сестры.

Я с тобой и всегда буду с тобой. Поэтому ты должна жить.

— Меня нет без тебя!

А меня нет без тебя. Поэтому не отчаивайся, даже если это будет трудно. Живи, Шира. Живи за нас обеих, потому что, если ты будешь жить, я не совсем умру.

Пальцы сестер соприкоснулись. Каким наслаждением был для Ширы этот короткий миг близости! Потом все вокруг залил жестокий свет, и образ Лхиры растворился в нем.

12. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

Дубэ готовилась внимательно и аккуратно. Перед ней, на столе, вокруг которого собирались на совет командиры, лежало в положенном порядке ее оружие: метательные ножи, духовая трубка и при ней мешочек с отравленными иглами, удавка и три кинжала. Все лезвия блестели, отражая огонь свечи: Дубэ идеально вычистила их.

Она переоделась. Это пришлось делать медленно: у нее болели суставы. Теперь она все время ходила с палкой и без помощи омолаживающего напитка уже не могла сражаться. На поле боя она держалась вдали от самого сражения и только отдавала приказы. Ее защищал верный слуга Баол, который теперь всюду следовал за ней, как тень.

Она вложила ножи в кожаную перевязь, которую носила на груди. Затем прикрепила к поясу духовую трубку и привязала к нему мешочек с иглами. Повесила на место удавку и разложила кинжалы — один в сапог, два за пояс по бокам. Ее движения были спокойными, медленными и торжественными, как у жрицы. Дубэ в последний раз совершала обряд. Она уже не помнила, когда сделала это впервые. Но все кончалось так же, как началось. Круг замыкался идеально. Когда-то она стремилась стать умелым убийцей, потом целую жизнь уходила прочь от того, чем была. И вот теперь — снова это торжественное переодевание, сталь, веревочная петля и бамбуковая трубка. Конец совпал с началом, и их совпадение отменяло все, что произошло между ними. Если бы не было Леарко, Неора, Амины и Калта, если бы не было тонких и прочных сетей любви и дружбы, которые она соткала за долгие годы жизни, все было бы точно так же, как в юности. Но Сеннар был прав: жизнь движется по спирали. Она до самого конца обманывает нас, заставляя верить, будто изменилась, а потом вдруг возвращает нас к началу пути.

Наконец стол опустел, и Дубэ была готова. Все оружие расположилось на своих местах. Оставалось только одно дело — последнее. Перед ней стоял знакомый флакон. В нем оставалось несколько капель янтарно-желтой жидкости.

Дубэ задумалась. Она еще может выбрать. Может позволить своей жизни идти естественным путем, позволить годам и старости пожирать ее и дождаться смерти. А может выпить это зелье, сделать последний шаг и сразу оказаться на краю могилы. Ждать или действовать?

Дубэ взяла флакон и одним глотком выпила содержимое.

Она почувствовала, как расправились морщины, наполнились силой мышцы. Ее тело снова помолодело — в последний раз.

Все началось за неделю до этого дня. Какой-то эльф попросил, чтобы ему позволили поговорить с Верховным Главнокомандующим войск Всплывшего Мира, и заявил, что готов сообщить крайне важные сведения. Эльф был очень молодой, почти мальчик. В его глазах отражались чувство вины и страх.

— Мне сказали, что ты хочешь говорить со мной. Не бойся, я тебя слушаю, — сказала Дубэ.

Эльф был одет так, как одевались солдаты Крисса.

— Я не предатель! — заявил он. — И я не боюсь ни тебя, ни смерти!

— Ты не должен ни в чем оправдываться — во всяком случае, передо мной.

— Нет, все-таки должен! — горячо заговорил молодой солдат. Он был в испарине от волнения. — Я знаю, что Крисс мой король. Он много сделал для эльфов, и наш народ его любит. Я тоже любил его. Но ничто на свете не стоит таких жертв, как те, что мы принесли.

— Скажи мне то, что должен сказать, и убирайся отсюда!

Дубэ чувствовала странное отвращение к этому эльфу. Сколько похожих на него солдат есть в ее собственной армии? Сколько безбородых юношей могут предать ее, как этот предает своего государя?

— Все мои товарищи, вместе с которыми я вступил в армию, погибли, и я видел, как они умерли. Я знаю, что моя семья голодает из-за этой проклятой войны. Вы меня понимаете?

Дубэ схватила его за воротник и приподняла над землей.

— Решишься ты наконец говорить или нет? Ты боишься войны, но в то же время боишься стать предателем. Так на чьей ты стороне?

Наступила тишина. Казалось, что эльф никогда не заговорит. Дубэ спросила себя, не слишком ли суровыми были ее слова. С тех пор как она перестала допрашивать пленных эльфов, у нее впервые появилась настоящая возможность добраться до Крисса.

— Через три дня он будет в лагере Ленар. Поедет туда, чтобы завершить завоевание Земли Ветра.

— Он уже владеет этой землей.

— Не совсем. Ему нужно владеть всеми деревнями до одной. Он отдал нам приказ занять их все, от первой до последней, и установить во всех ашкары.

— Для чего?

— Не знаю. Этого никто не знает. Мы только исполняем приказы.

Дубэ долго смотрела ему в глаза. Похоже, что солдат сказал правду.

— Говори дальше!

— Рано утром, пока еще никто не проснулся, он всегда купается, если рядом с деревней или лагерем есть река или ручей. А в Ленаре есть ручей. Как правило, позади него идут два охранника, которые обыскивают окрестности. Но из почтения они держатся в отдалении. Он не любит, когда за ним наблюдают, и хочет показать, что никого не боится.

Дубэ отпустила воротник. На одно мгновение эльфу, кажется, стало легче. Но потом его взгляд снова стал виноватым и полным ужаса.

— Поклянитесь мне, что убьете его. Поклянитесь, что прекратите этот кошмар. Если вы этого не сможете, все будет напрасно, и я умру.

Дубэ сжала кулаки.

— Убирайся! — прошипела она. — Твое дело сделано. Теперь очередь за мной.

На западе небо медленно светлело: ночь уступала место хмурому утру. Мир еще был погружен в темноту. Может быть, свет не пропускали низкие тяжелые облака, нависшие над промерзшей землей. У Дубэ болели пальцы. Время от времени она касалась ими рукояти кинжала, и тогда ей становилось еще хуже: холодная как лед сталь словно обжигала их.

Дубэ уже давно сидела в засаде. Ей было нелегко дойти до этого места: большой отрезок пути проходил по вражеской территории. Самым трудным оказалось перейти линию фронта. Она ползла бесшумно, как кошка. Потом пробралась через линию укреплений в том месте, где — она это знала — не было охраны. И после этого медленно кралась по равнине так, что ее худощавое тело почти не раздвигало высокую траву.

Она пыталась согреть ладони дыханием, но это плохо помогало. Освещение быстро менялось. Сейчас все вокруг было фиолетовым. Вражеский лагерь спал чутким, беспокойным сном. Может быть, ей так казалось потому, что волновалась она сама. Хотя она была уже стара и видела много войн, в это утро ее сердце тревожно билось и никак не могло успокоиться.

Раздался легкий шум.

Дубэ пригнулась. Все было так, как сказал неделю назад солдат-эльф: первыми появились охранники. Их было двое — эльф-мужчина и эльфийка-женщина. Дубэ не могла без волнения смотреть на женщин-солдат: во Всплывшем Мире женщин принимали только в одну воинскую часть — в тот отряд, который она создала сама. Поэтому местным женщинам возможность воевать казалась победой женского пола.

Но с другой стороны, она хорошо знала, что для работы военного разведчика мужчины и женщины одинаково пригодны. Когда нужно выследить и убить врага, женщина иногда даже имеет преимущество перед мужчиной — неопытному человеку она может показаться неопасной. А у эльфов женщины-воины были чем-то обычным.

Оба охранника были молоды, но выглядели бывалыми. Они начали осматривать и обыскивать берега ручья, в котором скоро будет купаться их король. Отсюда до лагеря было примерно полмили. Для Дубэ этого достаточно. Должно быть, Крисс очень уверен в себе, раз решился так рисковать собой почти на территории противника.

Дубэ неподвижно замерла в своей засаде — на дереве, нависавшем над водой. Сидеть на нем было неудобно, зато журчание ручья заглушало все звуки.

Два солдата проверили место купания и пошли обратно — сказать королю, что все готово. Дубэ стала ждать. Она знала: эти двое вернутся и будут охранять Крисса во время купания.

Вдруг она почувствовала что-то неладное — небольшой сбой в ритме своего сердца, перебой в дыхании, смутное тревожное предчувствие.

Дубэ посмотрела на свою руку. Рука дрожала.

«Это просто от волнения: я же выполняю самое важное задание в своей жизни», — попыталась она утешить себя, хотя знала, что это не так. Дубэ были хорошо известны условия того соглашения, которое она заключила с временем в тот день, когда решила пить зелье Тори. Но ей нужен был еще час, всего один час, чтобы сделать то, что она должна была сделать. Она крепче сжала рукой кору дерева.

Внизу снова зашуршали шаги, и на берегу появился король. На нем была простая куртка, перевязанная на талии кожаным поясом, и облегающие штаны. Он был изумительно красив — высокий и стройный, походка изящная, но в этом изяществе нет ничего преувеличенного и показного. Он шел между своими охранниками словно бог, спустившийся к смертным, словно видение из сна в еще спящем мире.

Дубэ впервые видела Крисса и залюбовалась им. Она мгновенно поняла, как этот эльф смог собрать вокруг себя столько сторонников, как он смог привлечь к себе сердца своих соплеменников и привести их умирать так далеко от дома. Его лицо выражало покой и страдание. Это была почти скорбь того, кто собрал в своей душе всю боль мира. На мгновение Дубэ спросила себя: как такое благородное существо могло породить столько зла? Но мгновение было очень коротким. Потом ненависть вытеснила эту мысль.

Король подошел к ручью и разделся. Дубэ увидела его худые плечи и точеные ноги, а потом окинула взглядом все его тело, отыскивая точку, в которую лезвие войдет легче всего и при этом причинит самую мучительную смерть.

«Если он умрет, все закончится. Если я убью его, то положу конец этой войне», — сказала она себе. Сердце бешено колотилось в ее груди, рука по-прежнему дрожала. Дубэ увидела, что ее кожа медленно сжимается.

«Подожди, проклятая!»

На мгновение она расслабилась и поэтому потеряла из виду обоих охранников. Они, разумеется, стояли на посту — и Дубэ даже знала, где именно. Она много лет занималась такой работой: организовывала охрану своей семьи, когда ее еще ни от кого не надо было защищать.

Она быстро скользнула вниз по стволу и поползла, укрываясь в подлеске. Журчание воды заглушало все остальные звуки. Охранница была там, где она рассчитывала: стояла на маленькой поляне. Она была внимательна, но недостаточно.

Дубэ прыгнула ей на плечи и одним движением сломала ей шею. Тело эльфийки с тихим глухим стуком упало к ее ногам.

Другого охранника она нашла в точке, зеркально противоположной первому посту. Этот был крупней, и она не могла так же легко сломать ему шею. Поэтому она нанесла ему удар в грудь, а потом перерезала горло.

Дубэ даже не взглянула на его труп. Сейчас ее взгляд был направлен только на того, богоподобного, кто купался в ручье.

Неизвестно почему, она вдруг вспомнила свою последнюю встречу с Аминой.

Вчера они провели вместе вторую половину дня: Амина пришла навестить ее в лагерь, и Дубэ решила немного отдохнуть от войны.

Они пообедали и провели вместе несколько часов за мелкими повседневными делами. Спокойный день с внучкой. Последний такой день.

— Тебе хорошо жить у Воинов-теней? — спросила она Амину.

Та кивнула:

— Я пока тренируюсь одна. Может быть, меня возьмут на ближайшее задание.

Дубэ улыбнулась. Солнце заходило, и скоро Амина должна была уйти. Дубэ сама постановила, что Воины-тени должны всегда ночевать вместе, в общей казарме — если только не находятся на задании. Им могли дать отпуск, но не во время войны.

Она вздохнула и обняла внучку за плечи. Амина положила ей голову на грудь, и Дубэ подумала: все прекрасно! Она наслаждалась этой минутой нежности, когда словно нет ни прошлого, ни будущего. Жизнь подарила ей столько незабываемых мгновений, но только в старости она научилась получать от них удовольствие. Дубэ была рада, что именно в этот день ей выпало на долю одно из таких мгновений.

— Я знаю, тебе нравится то, что ты делаешь. Но я бы хотела, чтобы ты никогда не забывала, что родилась для мирной жизни, — сказала она и поняла, ее слова разрушили гармонию чудесной минуты.

Она оказалась права: Амина высвободилась из ее объятий, вопросительно посмотрела на нее и спросила:

— Что ты имеешь в виду?

— Что война — средство, а не цель. Страшное средство.

— Это я знаю. Ты сама научила меня этому, — улыбнулась внучка.

Сердце Дубэ задрожало от волнения.

— В самом деле научила? — спросила она.

— В самом деле, — ответила Амина и снова прижалась к ее груди. — Ты не знаешь, как много дала мне в последнее время. Ты спасла меня, и это я буду помнить всегда. Я не знаю, что стало бы со мной без тебя.

— Если это так, ты должна бороться за то, чтобы наступил мир. Ты мне это обещаешь?

— Конечно да.

Они немного помолчали. На этот раз первой заговорила Амина:

— Почему ты говоришь мне это, и почему именно сейчас? — В ее голосе звучала тревога.

— Потому, что я стара и… ты ведь знаешь, я не буду жить вечно.

Амина покачала головой точно так же, как делала Дубэ, когда у нее возникало дурное предчувствие.

— Сейчас я не хочу об этом думать! Если боги пожелают, этот день наступит еще не скоро, ты мне нужна.

Дубэ ничего не ответила, только сильней прижала ее к себе.

Дубэ прогнала от себя это воспоминание и снова полностью сосредоточилась на своем деле. Она вернулась к месту своей засады. Рука, сжимавшая кинжал, судорожно вздрагивала. Время подходило к концу.

Крисс медленно мылся. Вода подчеркивала выпуклость его мышц, худобу его молодого тела.

Дубэ влезла на ветку и приготовилась. Кинжал она переложила в левую руку: правой сейчас невозможно было пользоваться. Ноги, кажется, тоже держали ее не так хорошо, как раньше.

Она не стала больше ждать и бросилась с высоты на Крисса, держа кинжал в вытянутой руке — в левой руке, которую редко использовала в бою.

Может быть, прыжок был не таким быстрым, как она надеялась. Может быть, слишком громко скрипнуло дерево. А может быть, просто судьба была к ней жестока. Но Крисс повернулся в ее сторону, и его взгляд встретился со взглядом летевшей на него Дубэ. Король эльфов с быстротой молнии отпрыгнул в сторону, и Дубэ упала в воду. От холода у нее перехватило дыхание и застыли суставы.

Крисс выбежал на берег и схватил свое копье.

— Это ты так умело убиваешь моих людей, верно? — спросил он и презрительно улыбнулся.

Дубэ ответила ему взглядом, полным жгучей ярости. Она уже встала на ноги и теперь пыталась отдышаться. С ее одежды и тела капала вода.

Король пошел на нее. Дубэ приготовилась к борьбе. Она знала, что с кинжалом против копья у нее мало надежды на победу, но надеялась на свою ловкость.

Копье просвистело у нее над головой, но она успела пригнуться и попыталась нанести удар по бедрам врага. Если ей удастся перерезать ему сухожилия, она победит. Но ее удар был отбит.

Дубэ почувствовала, что ей не хватает воздуха и что ее колени ослабли.

Крисс взглянул на нее и сказал:

— Я тебя знаю…

— Я Дубэ, проклятый! Я пришла отомстить за мужа и сына!

В глазах короля эльфов вспыхнул злой огонек.

— Так сильно ты меня ненавидишь? — спросил он почти весело.

— Не смей смеяться над этим! — крикнула Дубэ и, совершенно забыв об осторожности, бросилась на Крисса, собрав все оставшиеся у нее силы.

Она сражалась яростно, и ее тело делало в этом бою больше своих возможностей. Первый удар она нанесла левой рукой, но Крисс сумел уклониться. Правая рука Дубэ с удивительной быстротой метнулась к другому кинжалу, вынула его из ножен и тоже нанесла удар. Крисс помедлил какую-то долю секунды, потом наклонился вбок, но недостаточно быстро. И лезвие задело его грудь.

— Кинжал отравлен! — с яростной усмешкой сообщила Дубэ.

— В самом деле? — язвительно спросил Крисс.

Дубэ увидела, как он замахнулся для удара и как его оружие приближается к ней. В уме перед ней четко возникло движение, которое надо сделать, чтобы спастись. Но тело не подчинилось уму. Одно колено согнулось, и эта секунда промедления погубила все. Дубэ почувствовала, как лезвие копья глубоко вонзается ей в бок, и удивилась, что не чувствует боли. Может быть, это означало, что ей действительно пришел конец. Она была ранена много раз, но тогда все было иначе. Дубэ пошатнулась. Она даже не почувствовала, как коснулась воды, только увидела над собой серое сумрачное небо. Среди деревьев, ветки которых качались, словно в грозу, перед ней возник Крисс. По его боку медленно текла кровь.

«Лезвие отравлено. Он умрет. Умрет медленно и мучительно. Он не сможет спастись».

Ее дыхание стало хриплым. Легкие уже не в состоянии наполниться воздухом. Это конец.

— Ты мужественно сражалась, но проиграла, — сказал Крисс и поднял копье.

Дубэ закрыла глаза.

«Он умрет», — сказала она себе. Но в эту последнюю бесконечную секунду жизни ей вдруг стало совершенно не важно, умрет ли Крисс. Важно было лишь одно: ее жизнь закончилась. Теперь она навсегда обретет покой. Она уйдет туда, куда раньше уже ушли другие, и не важно, есть там загробный мир, в который она никогда не верила, или нет ничего. Она будет такой же, как те, кого она любила, как Леарко, как Неор.

Крисс вонзил копье. Удар был резкий и быстрый: король эльфов почти оказал почет противнице — постарался умертвить без мучений.

Дубэ улыбнулась.

13. ЗА ПОРТАЛ!

В наступившей темноте Адхара на ощупь отыскала медальон и положила его в свою дорожную сумку. Потом она снова остановилась перед распластавшимся на полу телом Лхиры, дотянулась до ее руки и пожала эту руку — холодную как лед и костлявую, как у скелета.

Если бы Адхара верила в какого-нибудь бога, она помолилась бы о Лхире. Но для нее слова, которые она произнесла, были такими же священными, как молитва.

— Спасибо. Всплывший Мир никогда не забудет тебя.

Чтобы найти выход из этой маленькой темницы, девушка снова осветила ее магическим огнем, но постаралась потратить на это как можно меньше энергии. Ей потребуются все силы, чтобы выбраться из подземного лабиринта.

В конце концов она вышла из двери и вернулась к Шире. Эльфийка по-прежнему была там, где Адхара ее оставила, и по-прежнему опиралась спиной о стену. На лице Ширы блестели капли пота.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Адхара, наклонившись над ней.

Шира, вероятно, даже не услышала ее вопрос. Она что-то неразборчиво бормотала, и, только прислушавшись, Адхара поняла, что эльфийка произносит имя сестры. У девушки сжалось сердце: трудно будет объяснить Шире, что произошло.

— Быстрей, вперед, надо уходить отсюда! — сказала она, стараясь не обращать внимания на комок, застрявший в горле. Потом взвалила Ширу себе на плечи. Делая это, Адхара поняла, что ее металлическая ладонь очень полезна в бою, но во всех остальных случаях почти мешает ей.

Хотя Кхара и Тхиш сумели отвлечь внимание охранников на себя, ей и Шире надо было уходить отсюда как можно скорей. Смерть Лхиры не может долго оставаться незамеченной.

Адхара встала на колени и закрыла глаза. Она еще никогда не пользовалась заклинанием полета, но оно было среди знаний, вложенных в ее ум. Теперь оно вдруг возникло в ее уме, словно она всегда применяла его в трудные минуты. Но Адхара знала, что для этого нужно много магической силы. А она невероятно устала от недавних испытаний и теперь не была уверена, что ей хватит сил.

Она прочла слова заклинания, и в первую секунду как будто ничего не произошло.

Потом ей стало страшно. Она почувствовала, как что-то вытягивает из нее все силы. Пространство вокруг нее и Ширы стало искривляться, а потом растворилось, и они оказались посреди белой пустоты. Через несколько секунд белый цвет изменился на светло-синий. Наконец Адхара почувствовала под своими коленями твердый камень скалы и услышала вокруг себя взволнованные голоса. Потом кто-то подошел к Шире, а кто-то еще помог лечь Адхаре и спросил, как она себя чувствует. Она так устала, что у нее не было сил даже ответить ему. Как только ее затылок коснулся камня, все перед глазами у нее стало черным.

Проснувшись, Адхара увидела, что находится в маленькой комнате, которую ей выделили эльфы-повстанцы в своем гроте. Комнату окутывал тот голубой свет, который когда-то так ободрил и успокоил Адхару. Возвращение далось ей тяжело: после того, как с помощью заклинания полета она дематериализовалась в одном месте и материализовалась в другом, она проспала целый день.

Она встала, вынула из сумки медальон и повернула его в руке. Теперь он был угасшим и мертвым. Навсегда? Или достаточно надеть его на шею — и станешь жертвой того заклинания, которое погубило Лхиру?

В это время был отлив, и Адхара смогла сойти на маленький пляж. Там она окунула медальон в море. Вода вокруг ее руки покраснела от крови, но лишь на несколько мгновений. Потом кровь растворилась в огромном просторе океана. «То же самое произошло с Лхирой несколько часов назад», — грустно подумала Адхара. Теперь от Лхиры остался только невидимый след, растворившийся в бесконечности.

Девушка вдруг почувствовала, что устала, и вернулась в свою комнату. Там она легла в постель и вытянулась на соломенном тюфяке, держа медальон перед глазами. Он значил для нее очень много. Это было наследство, которое оставила ей Лхира, и в то же время знак ее собственного будущего. Медальон — это след. И она уже знала, что сделает в первую очередь, когда вернется во Всплывший Мир.

Она узнала, что пожар в храме стал началом восстания.

Народ слишком долго терпел и устал расплачиваться за войну. Боль и горе тех, кто собрался в знаменитом святилище, и собственные страдания вывели горожан из терпения. Распространился слух, что алтарь поджег наместник Ларшар. Говорили, что в толпе были мятежники и ради того, чтобы их убить, наместник был готов уничтожить всех верующих, которые собрались в храме на День чуда. Восстание быстро охватило весь город. Эти дни были наполнены огнем пожаров и уличными боями. Братья проливали кровь своих братьев на улицах города.

Но Шира не участвовала в боях: она шесть дней была между жизнью и смертью. Адхара, не жалея сил, помогала спасать ее. Девушка сама не знала, что так хорошо знает искусство жрецов. Это был еще один драгоценный дар Андраса.

Придя наконец в сознание, Шира сразу же спросила о своей сестре. Во время болезни, горя в жару лихорадки, она все время звала Лхиру.

— Я сама поговорю с ней, — сказала Адхара. Она должна была это сделать: это была плата за то, что она убила Лхиру. Сколько Адхара ни говорила себе, что Лхира сама попросила ее, что это было сделано из сострадания, она не могла заставить себя не считать этот удар кинжала убийством. Каждая смерть, причиной которой стала Адхара, давила на ее душу тяжелым грузом, но смерть Лхиры оказалась самой большой тяжестью.

Шира кричала на нее, угрожала, пыталась броситься на нее, хотя еще была слаба. Адхара не ожидала ничего другого.

— Ты должна была ее спасти! Я привела тебя к ней, чтобы ты ее спасла, а ты ее убила!

Глаза Ширы пылали от неугасимого гнева. Она была в ярости не только на Адхару, но и на себя. Так она реагировала на боль.

Потом дни потекли медленно. Весь мир остался где-то далеко. Движение времени было заметно лишь по уровню воды, которая раз за разом поднималась, закрывая вход, а потом опускалась и открывала его. Ничто не могло остановить вечного чередования приливов и отливов.

Все это время Шира никого не впускала к себе. Когда наконец она открыла дверь своей комнаты, стало видно, что ее лицо исхудало и под глазами появились черные круги. В ее фигуре стало заметно сходство с Лхирой — может быть, очертания тела стали чуть более плавными. Иногда в ее взгляде или жестах вдруг появлялось что-то женственное. Казалось, что Лхира действительно теперь навсегда поселилась внутри нее.

— Мое место не здесь. Мое место в бою, — сказала она решительно, но решимость была иная, чем прежде. — Завтра же мы с Адхарой уходим отсюда. Тот, кто виновен в этой войне, должен заплатить за то, что сделал.

Портал, через который Адхара могла попасть на берег Саара, находился в Орве.

В городе царил хаос. Окраины находились в руках восставших, а в старой части Орвы, в кварталах вокруг королевского дворца, укрепился Ларшар со своими сторонниками. Бои происходили каждый день, каждая сторона попеременно отвоевывала у другой крошечные клочки территории. Война только началась.

Адхара и Шира вошли в трактир. Это была всего лишь просторная, но узкая прямоугольная комната с большой пустой стойкой в одном из углов и большим столом в центре. Посетителей было очень мало, и все вооружены до зубов. Конечно, это были повстанцы. Они почтительно поздоровались с Широй, потом недовольно посмотрели на Адхару: даже самые просвещенные среди эльфов не слишком любили людей.

— Она со мной, — объяснила Шира, и никто не прибавил к этому ни слова.

Шира заняла место в углу стола и предложила своей спутнице сделать то же самое. Немного позже им были поданы две миски с дымящимся супом. Его запах был совершенно незнаком Адхаре.

— Что это? — спросила она.

— Суп из веридонии, — ответила эльфийка.

Адхара зачерпнула ложкой немного супа и поднесла ее ко рту. Суп оказался вкусным.

— Ты уверена, что хочешь уйти? — спросила Шира. — Нужно еще много сделать, чтобы занять Орву. И даже когда она станет нашей, это будет только начало. Наша цель, конечно, уничтожить Крисса. Но мы должны использовать отсутствие тирана, чтобы освободить от его власти нашу страну.

— Ты знаешь, какое у меня предназначение.

Шира долго и пристально смотрела на нее.

— Я должна вернуться во Всплывший Мир. Он мой дом, я не могу покинуть его. И кроме того, я… не могу покинуть Амхала.

Шира улыбнулась: она хорошо знала, как сильно это желание.

— Хотя ты не очень веришь в моего бога, мне кажется, что в тебе веры больше, чем во мне. — Сказав это, Шира оперлась локтями о стол. — Портал, через который ты можешь вернуться на родину, находится в той части города, которую контролирует Крисс. Но мы можем попасть в него по подземному ходу. Про этот ход нам сообщил разведчик, которого мы внедрили к ним. Естественно, портал хорошо охраняется.

— Насчет охраны я не сомневалась. И если ты не захочешь идти со мной, я тебя пойму.

— За кого ты меня принимаешь? — Голос Ширы мгновенно стал ледяным. — Я отведу тебя туда и помогу пройти через этот портал. Но я хочу, чтобы ты ясно понимала: ради этого ты должна рискнуть жизнью. Ты уверена, что возвращение стоит этого? Может быть, останешься в Мхерар Тхаре и будешь сражаться за дело, где есть какая-то возможность победить?

— Извини, Шира. Мне жаль, но я должна вернуться.

Эльфийка встала из-за стола, ответила на ее слова коротким кивком и сказала:

— Ешь. Как только закончишь, мы отправимся туда.

— Этот старый ход когда-то использовали строители во время возведения города, — пояснил проводник, подвижный, полный жизни мальчик, которому было не больше тринадцати лет.

Адхару очень удивило, что в восстании участвует даже подросток, и притом в опасной роли тайного агента. Но похоже, что Ларшар никогда не стеснялся принимать к себе на службу очень молодых юношей, а иногда даже мальчиков. К тому же все мужчины, способные сражаться, сейчас воевали во Всплывшем Мире.

— Потом ход был завален. Но как только мы захватили часть города, решили очистить его и вырыли внутри него тайный проход.

Ход был вырублен в скале. Для Адхары это было что-то новое в деревянной Орве. Освобожденный проход был таким тесным, что Адхаре, мальчику и Шире пришлось ползти на четвереньках.

Так им пришлось пробираться на расстоянии всего нескольких локтей, потом проход стал шире, и они оказались в более просторном туннеле с низким потолком, который поддерживали деревянные балки. Прямо перед ними этот туннель разветвлялся на два прохода. Один из них был темный, и с его потолка свисали толстые полотнища паутины, другой был удобней, и на его стенах через одинаковые промежутки висели факелы.

— Идите по этой дороге. Она выведет вас в главный коридор, а он ведет к порталу. К сожалению, вы окажетесь прямо под носом у охранников. Но вы знали, что путь не будет легким, — сказал мальчик, указывая на более узкий из проходов.

— Да, мы это знали, — отозвалась Шира. — И точно так же знаем, что теперь тебе пора уходить.

Мальчик, немного огорченный ее решением, попрощался и направился обратно по коридору, из которого они только что вышли.

— Идем? — спросила Шира.

Адхара кивнула.

Они вошли в указанный проход и молча двинулись по нему.

Вскоре они увидели впереди свет.

— Приготовься! — скомандовала Шира.

Адхара накинула себе на голову капюшон и вынула кинжал. На мгновение они замерли, оценивая обстановку, а потом вышли в главный проход, ведущий к порталу. Здесь перед деревянной дверью стояли два охранника и спокойно разговаривали.

Шира рванулась вперед. Адхара не видела ее в бою и теперь была поражена: движения Ширы отличались безукоризненной выверенностью. Она одним прыжком оказалась на середине коридора и не дала этим двоим времени даже осознать, что происходит. Поворот боевого топора был идеально точным. Единственным звуком, сопровождавшим его, был свист рассекаемого лезвием воздуха. Потом — тишина и два глухих удара. Головы обоих охранников упали на землю, а за ними последовали тела. Шира опустилась на одно колено, смочила пальцы в крови, поднесла их к губам, прошептала что-то непонятное, затем стерла с оружия кровь и сказала:

— Путь свободен.

Адхара обыскала трупы, нашла связку ключей и стала с лихорадочной быстротой поочередно вставлять их в замок деревянной двери. Ей уже казалось, что ни один не подходит, когда вдруг раздался щелчок, и дверь открылась.

Они ступили в проход за дверью и побежали что есть сил, пока не оказались в просторной пещере.

Но как раз в тот момент, когда они решили, что достигли цели, неизвестно откуда вдруг появился еще один охранник. Рука Адхары схватила кинжал и описала круг, но охранник был к этому готов и уклонился от удара.

— Чужие! Здесь чужие! — крикнул он во все горло.

Адхара снова попыталась нанести удар, но опять неудачно. Эльф своим копьем отбивал все ее удары.

Этот противник не был для нее трудным, но что-то мешало ей сражаться. Ее тело и рука отяжелели, словно на них давили тела тех, кто умер, чтобы она смогла дойти сюда. В этом списке мертвых были и два охранника, которых только что убила Шира. Кровопролитие казалось ей отвратительным.

Шира встала между ней и солдатом и громко крикнула:

— Уходи!

Потом лезвие топора снова заплясало в воздухе. Несколько ударов, и наконец последний — смертельный. Охранник упал на землю. Шира снова исполнила тот же обряд с кровью своей жертвы. Жрецы-воины, такие, как она, совершали его каждый раз, когда убивали кого-то не на поле битвы.

— Если ты останешься здесь, то умрешь! — поторопила ее Адхара.

— Ты хочешь попасть в этот проклятый портал? — спросила в ответ Шира. — Я уйду сразу после того, как уйдешь ты, но не раньше. Поэтому, если не хочешь иметь мою смерть на своей совести, поторопись!

Раздался шум приближающихся шагов. Адхара провела лезвием кинжала по правой ладони, выжала из пореза несколько капель крови и брызнула на портал. Его поверхность стала голубой.

— Прощай, Шира! Постарайся не попасть им в руки! — крикнула она, поднимаясь на последние ступени.

Первые несколько охранников уже вбежали в пещеру.

— Теперь я больше не одна, со мной моя сестра, — отозвалась Шира, готовясь к заклинанию полета.

Это были последние слова, которые Адхара услышала от нее. В следующий момент девушка прошла за голубую завесу и оказалась по другую сторону портала.

14. ПЕРЕД КОНЦОМ МИРА

Когда Всадник Дракона увидел во Дворце Объединенных войск Верховную Жрицу, он сразу понял: случилось что-то серьезное. Он хорошо знал Теану, потому что сопровождал ее по Всплывшему Миру с тех пор, как началась эпидемия. И он выполнял приказ сначала королевы, а потом короля. И всегда он видел ее серьезной и степенной, как ей полагалось по сану. Но сегодня она не шла к нему, а бежала, держа под мышкой книгу. И ее лицо было искажено ужасом.

— Что случилось, госпожа?

— Отвези меня в Землю Ветра, сейчас же! — задыхаясь от бега, потребовала Теана.

— Госпожа, даже если гнать дракона с максимальной скоростью, мы доберемся до фронта не раньше чем за десять дней. И…

— Меня интересует не фронт. Я хочу попасть в ближайшую к нам деревню Земли Ветра.

Всадник растерянно посмотрел на нее и произнес:

— Но это вражеская территория.

— Не важно! Мы должны быть там как можно раньше!

Ее голос задрожал, и всадник понял, что ее требование — не каприз. Она чего-то боится. Он научился верить в нее и в ее умение сохранять спокойствие даже в самых трудных ситуациях. Если она потеряла контроль над собой, значит, произошло что-то очень серьезное.

— Что случилось?

Теана взглянула на него. Ее лицо по-прежнему искажал ужас.

— В Земле Ветра происходит что-то страшное. Что-то невообразимое. Я кое-что нашла в своих магических книгах… Этот эльф сошел с ума. Мы должны его остановить!

Теана положила руки на плечи всаднику. Все ее тело дрожало.

— Мы вылетаем немедленно, — сказал всадник. — Желаете ли, чтобы я послал гонца?

— Нет, нет! — ответила Теана. — Всем, кому нужно, я пошлю сообщение с помощью магии. А теперь в путь! Сейчас же, сию минуту!

— Дайте мне время подготовить Тхалу и собрать для вас хотя бы небольшой эскорт.

Теана схватила его за руки:

— Мы должны вылететь не позже чем через час. Это вопрос жизни и смерти! — И Теана умоляюще посмотрела на всадника.

Он кивнул и быстро вышел из зала.

Несколько мгновений Теана продолжала стоять неподвижно. Ей вдруг показалось, что Всплывший Мир сжался вокруг нее и превратился в ловушку, из которой нет выхода.

«Что я могу сделать сейчас? Что?»

Она не знала, сколько времени осталось. Может быть, у нее нет даже одного дня. И Калта нет рядом: он переехал обратно в Макрат, который недавно был отвоеван и вернулся в руки законных властей.

Она одна и совершенно не знает, что происходит на войне. Где сейчас проходит фронт? Сколько земли Крисс сумел захватить и сколько утратил? Теана уже неделю не имела никаких новостей о Дубэ. А Дубэ, конечно, знает все это.

«Дубэ! Только Дубэ может помочь. Она и мои люди в Земле Ветра. Может быть, они в силах что-то сделать».

Нужно было применить заклинание связи. У Теаны были с собой пергамент и чернильница с пером. Она достала их и здесь же, прижав пергамент к стене, начала писать, стараясь, чтобы почерк был разборчивым. Но ее рука дрожала, и пришлось начинать снова. Закончив, она вызвала магический огонь, сожгла в нем пергамент и помолилась, чтобы ее письмо прибыло вовремя и Дубэ сразу же взялась за дело, потому что на этот раз надежды спастись было очень мало.

Потом она взяла другой лист пергамента и написала письмо своим людям, жившим в Земле Ветра.

Фиолетовый магический дым постепенно растворился в воздухе над ее головой. Заклинание подействовало, и слова, которые Теана доверила бумаге, мгновенно преодолели расстояние, отделявшее ее от подруги. Они пронеслись над Большой Землей, пересекли ее границу, пролетели над вражеской территорией и оказались над линией фронта, а оттуда долетели до лагеря, где, как было известно Теане, находилась Дубэ.

Маленькое плотное облачко дыма сгустилось в палатке королевы. Но некому было превратить этот дым в слова и с помощью магии напечатать на бумаге отчаянную мольбу Верховной Жрицы. Весь лагерь был в тревоге: Баол только что сообщил, что королевы нет в ее кровати.

В то утро, когда Теана послала это письмо, был установлен последний обелиск. Деревня, где это произошло, была всего лишь кучкой жалких хижин, затерявшейся среди обширной равнины на границе Земли Ветра и Земли Воды. Солдаты Крисса плохо понимали, зачем их посылают умирать ради этой деревушки. Это была одна из множества загадок бесконечной войны. Но тот, кто шел за Криссом, должен был полностью доверять ему, подчиняться и не задавать вопросов. Поэтому солдаты снова пролили свою кровь. Жители Всплывшего Мира отчаянно защищали этот клочок земли, возможно, потому, что связывали с ним свои последние надежды на спасение Земли Ветра. Или им казалось, что они еще не полностью побеждены? Только прибытие короля решило исход сражения в пользу эльфов.

С недавних пор Крисс не участвовал в сражениях сам, поэтому его приезд эльфы восприняли как благословение, и одно его присутствие подняло их дух. Увидев своего короля, эльфы вспомнили, для чего они сражаются, и вместе с ним почувствовали себя непобедимыми. Его размеренные изящные жесты без слов убеждали всех, что для него достижима любая цель и что кровопролитный поход, от которого уже слабели их души, может закончиться только ослепительной победой. Деревня была взята за два дня.

В честь победы был устроен большой праздник, и на нем, среди своих пьяных солдат, в присутствии Сана, который, как всегда, был с ним рядом, Крисс объявил:

— Завтра будет проведена церемония установки последнего обелиска. Приглашаю вас всех на торжество.

Церемония была торжественной. Два солдата вырыли яму для основания обелиска и установили его. Это был тонкий металлический шпиль высотой чуть больше локтя. Внутри он был пустым, поэтому один человек без труда мог его нести. Жрец прочитал молитву, освятившую обелиск. Никто не понимал, какой в этом смысл, но в глубине сердца знали, что совершается огромное событие. Казалось, происходит нечто необратимое. Даже воздух дрожал. Собравшиеся не смогли бы точно описать свои чувства, но их сердца трепетали.

Дело было главным образом во взгляде Крисса. Король сидел на простом табурете. На нем были обычные доспехи. Если бы не его величавая осанка и сверхъестественная красота, его можно было бы принять за обычного солдата. Когда обелиск поднимался над землей, блестя в тусклом свете этого пасмурного дня, глаза короля горели огнем глубокого и очень личного чувства. Он дрожал от волнения, и некоторые участники церемонии даже говорили, что в уголках его глаз блестели слезы. Внезапно все поняли: то, что происходит, навсегда изменит их судьбу.

У ворот деревни короля ожидал Сан. Амхал хорошо помнил это селение: оно стояло на той дороге, по которой он когда-то шел вместе с Адхарой в Землю Воды. Те дни казались ему далекими, как сон, и к тому же остались в другой жизни. Когда он вспоминал это путешествие, все возникало перед ним словно в тумане — все, кроме нее.

О Сирен — Амхал упрямо продолжал называть ее так в своих мыслях, как будто от этого слова она становилась для него менее близкой, — он помнил все. Помнил запах ее кожи и волос, когда она прижималась к нему на спине Джамили, и глубину ее взгляда. От этих воспоминаний его пронзала жгучая пульсирующая боль. Боль, которую он не должен был чувствовать.

Он был уверен, что, снова оказавшись рядом с Саном, перестанет видеть сны. Он был уверен, что возвращение домой, к наставнику, который стал для него братом, уже само по себе избавит его от всех тревог. Но этого не произошло. Все время, пока он ехал к этой затерянной в глуши деревне, он по-прежнему видел сны — точней, один и тот же сон. Ему снилась она, прекрасная и ужасная. Она несла в дар все чувства, которые существуют в мире, — ненависть, любовь, страх… От одного взгляда на нее он чувствовал ужас — и в то же время безумно, вопреки рассудку, желал ее. В этот момент он просыпался с громким криком. Самым странным было то, что сон всегда сопровождался болью в груди: медальон ее обжигал. Амхал заметил, что медальон теперь пульсирует не так, как всегда, и светится слабей. Его охватил нестерпимый ужас. От этой вещи зависело единственное, что делало для него жизнь терпимой, — блаженное бесчувствие, в которое он стремился возвратиться как можно скорей. Если с медальоном что-нибудь случится, он станет прежним испуганным Амхалом. А в таком состоянии он уже не сможет жить.

Но Амхал заметил в медальоне еще одно изменение, и оно помогло ему обрести обычное хладнокровие. По краям медальона появились маленькие металлические отростки, похожие на изогнутые корешки. И они врастали в кожу груди.

Увидев это, Амхал встревожился, но почувствовал себя уверенней: медальон жив. Талисман действует на него, даже становится частью его тела, а раз так, ему больше нечего бояться. Может быть, сны и тревога, которую они у него вызывали, — единственное, что осталось от его человеческой природы, отчаянная попытка его души сопротивляться. Может быть, скоро они исчезнут и оставят ему в дар добровольное рабство — беспрекословное подчинение Криссу, которое избавило его от тяжелой необходимости самому принимать решения и страдать от этого.

В любом случае он теперь дома, и Сан стоит перед ним. Скоро все закончится.

Амхал подошел к Сану и горячо обнял его.

Сана это, кажется, удивило, потому что он неуверенно спросил:

— Что-то случилось, пока ты был далеко от меня?

Амхал вздохнул.

Крисс поднес руку к груди: ему вдруг не хватило воздуха. На мгновение его охватил панический страх, но потом сердце стало биться нормально. Он провел рукой по месту ранения: порез напомнил о себе слабым жжением. Отразив нападение Дубэ, Крисс показал эту рану жрецу. Тот внимательно осмотрел ее.

— Это очень сильный яд, — сделал вывод жрец.

— Яды на меня не действуют! Ты должен знать это лучше чем кто-либо еще, — раздраженно ответил король.

— Ваше величество, вы не полностью защищены от ядов. Просто вы долго принимали малые дозы одного яда, который сделал вас невосприимчивым ко многим смертельным напиткам. Но это не значит, что…

Крисс резким движением ладони заставил его замолчать и сказал:

— Я чувствую себя хорошо.

— Возможно, дело в огромной сопротивляемости вашего организма. Но это очень коварный яд. Позвольте мне, по крайней мере, предложить вам напиток, который поможет вашему организму вывести из себя любые яды.

Крисс отказался, но жрец все же оставил на столе маленький флакон с лекарством.

«Это просто волнение или усталость Я делаю великое дело, которому нет подобных. И я не щадил себя, чтобы довести его до конца», — подумал король.

Он вспомнил последние слова королевы своих врагов, и его пальцы снова стали ощупывать порез. Вдруг он вскочил на ноги, схватил со стола флакон и одним глотком выпил его содержимое, решив, что на всякий случай лучше предохраниться.

— Ваше величество!

Крисс быстро повернулся, закрывая собой пустой флакон — свидетельство минутной слабости. Он не любил выглядеть уязвимым перед своими людьми и особенно перед тем, кому принадлежал этот голос.

— В чем дело? — резко спросил он.

— У меня хорошие новости, — с легким поклоном ответил Сан и отодвинул занавес у входа.

В дверном проеме показалась фигура Амхала.

Король улыбнулся.

Крисс встретил Амхала как сына, вернувшегося из долгой поездки, — горячо обнял, а потом выслушал его рассказ о медальоне и снах. На его лице не появилось ни малейшего следа тревоги, взгляд остался спокойным и ясным.

— Тебе не из-за чего так беспокоиться. Раз медальон начал врастать в твою грудь, значит, все идет так, как предполагалось. Такова природа этого талисмана. Сначала его действие не очень сильно и происходит без симбиоза с хозяином. Со временем его сила постепенно увеличивается, и он прокладывает себе путь внутрь тела того, кто его носит. Скоро он завладеет твоим сердцем, станет частью тебя, и ты полностью потеряешь сознание и волю. Это будет как смерть, — заключил Крисс и дружелюбно улыбнулся.

— А почему я видел эти сны? — спросил Амхал.

— Они не имеют никакого значения. Медальон еще не действует в полную силу, но скоро все твои муки станут далекими воспоминаниями. Вот увидишь: так и будет.

Королю показалось, что, услышав это, молодой воин успокоился.

Крисс подошел к Амхалу, ласково улыбнулся ему и сказал:

— Мои подарки никогда не лгут. Я всегда держу свое слово. Ты должен мне верить.

Он пристально посмотрел на Амхала. Сан сидел рядом с ними, и лицо у него было задумчивое.

— Теперь мы должны поговорить об одном важнейшем деле, — вдруг сказал Крисс, убедившись сначала, что их не может услышать никто посторонний. — Крайне необходимо ускорить наши действия. Сюда поступили неприятные новости. Ларшар прислал мне из Орвы сообщение, которое трудно понять. Ясно только, что жрица, которая вызывала проклятие, порождавшее болезнь, была… освобождена. — Крисс поморщился, потом сжал кулаки, подавляя желание выругаться: — А это значит, что болезнь перестала распространяться и люди снова могут сражаться.

— Вот уж большая проблема! — язвительно усмехнулся Сан.

Крисс пронзил его гневным взглядом:

— Эта новость не должна выйти отсюда, вам ясно? В любом случае не думайте, что я оказался не готов к ней. — Крисс небрежно взмахнул рукой, показывая, как мала неприятность, но потом начал нервно ходить по тесной палатке. — Люди теперь почти истреблены и ослабли. Им потребуется целая вечность, чтобы заново организовать оборону. Но я не хочу никакого риска. — Он резко повернулся к своим слушателям. — Я не хочу, чтобы к ним вернулась бодрость. Я хочу, чтобы они продолжали бояться меня, чтобы одно мое имя заставляло их трепетать. Поэтому я призвал вас сюда и прошу произнести заклинание — здесь и сейчас.

Сказав это, он снова стал медленно и задумчиво ходить по палатке.

— Но я хочу, чтобы вам было ясно вот что. Исполнителями, разумеется, будете вы, но руководить вами буду я. И то, что произойдет, будет моей заслугой. Завтра я изменю историю, завтра я в одно мгновение сотру все, что происходило во Всплывшем Мире за последнее тысячелетие. И только я буду единственным подлинным творцом всего этого.

Сан улыбнулся и ответил коротко:

— Как хотите! — а потом добавил: — Но не забывайте: у вас тоже есть обязательство передо мной! — И эти слова прозвучали как удар.

— Ты бы не мог оставить нас одних? — повернулся Крисс к Амхалу.

Юноша молча встал и вышел. В палатке стало тихо, как перед грозой.

— Я устал от твоих выходок, — сказал наконец Крисс тихим и ровным голосом.

Может быть, именно эта видимость бесчувствия вывела из себя Сана. Он вскочил на ноги так резко, что перевернул стул, на котором сидел.

— Это я устал! — громко крикнул он.

В палатку вбежал охранник с копьем в руке.

— Все в порядке. Уходи! — остановил его Крисс и жестом отослал обратно.

Охранник не вполне поверил этому и перед тем, как выйти, на несколько секунд задержался у двери.

— Такие вспышки гнева не характерны для тебя, — заметил король Сану.

Тот словно обжег его взглядом.

— Своим торжеством ты обязан мне. Я был более чем верным слугой. Но я все еще не получил свое вознаграждение. Когда я заговариваю о нем, ты каждый раз даешь только уклончивые обещания.

— Ты в самом деле думаешь, что войне конец? Нет, Сан, это только начало. То, что ты скоро совершишь в Земле Ветра, ты повторишь во всем Всплывшем Мире. Для тебя еще не наступило время получить то, чего ты желаешь.

— Крисс, я устал. Кто мне гарантирует, что, когда Всплывший Мир будет возвращен твоему народу, я тоже получу что-нибудь? Кто мне гарантирует, что ты сдержишь обещание? Я хочу получить гарантии. Без них ты больше не получишь мои услуги.

Эти слова заставили Крисса наконец проявить чувство: король улыбнулся.

— Ты его увидишь, — сказал он. — Сделай то, что должен сделать. Тогда ты убедишься, что я не лгу.

Сан мгновенно преобразился. Вместо хладнокровного высокомерного воина, каким он был всегда, возник дрожащий от волнения потрясенный человек. Он был не в силах произнести ни слова и только смотрел на Крисса.

— Вечером. Я хочу видеть его сегодня вечером, — сказал он, и его голос тоже дрожал.

— Ты думаешь, это так легко? Здесь нет магов, способных выполнить эту операцию. Но я их вызову.

Король позвонил в колокольчик, и у входа в палатку появился тот самый охранник, который недавно прибежал на крик.

— Что нужно, ваше величество?

— Пошли сообщение Зентрару. Я хочу, чтобы он прибыл сюда как можно скорей.

Охранник кивнул в ответ и вышел.

— Ты видел? — спросил Крисс. На его лице играла полная торжества улыбка.

Сан ответил ему полным благодарности взглядом и спросил только:

— Почему сейчас, а не раньше?

— Потому, Сан, что я король и не обязан ничего показывать тебе. Потому что я сам решаю, делать ли что-то, и если делать, то когда. И для того, чтобы напомнить тебе: ты лишь мое оружие, и не более того. А также потому, что я так решил, а мои решения должны быть для тебя почти так же священны, как воля богов. Ты помнишь, как мы встретились? Помнишь, в каком отчаянии ты был тогда? Ты и теперь в отчаянии, Сан, и всегда будешь таким без меня. Не забывай этого. Только я могу дать тебе то, что ты ищешь всю жизнь.

Сан скрипнул зубами, но ничего не сказал, потому что Крисс был прав. Не было того, чего бы Сан не сделал, чтобы получить то, чего он желал. Не было низости, которой он не совершил бы ради этой единственной цели. Поэтому он мог лишь склонять голову перед этим эльфом и проходить вместе с ним шаг за шагом этот кровавый путь.

15. ДЕНЬ, КОГДА ЭТО ПРОИЗОШЛО

Всего один шаг, и Адхара оказалась на берегу Саара. При первом взгляде на эту великую реку девушка испугалась: она не видела другого берега. Саар был бескрайним, как море. По другую сторону этой огромной водной равнины Адхару ждали Всплывший Мир и ее предназначение.

Амхал! Она обязательно должна найти его, пока медальон не овладел им так же, как другой медальон овладел Лхирой. Значит, первую остановку она сделает в Салазаре. В столице страны, которую постепенно захватывает Крисс, ей, возможно, будет легче встретиться с Амхалом и избавить его от несчастной участи.

А пока надо переправиться через Саар. Адхара знала, что переплывать эти коварные воды на каком-нибудь судне слишком рискованно. К тому же это займет слишком много времени. Ей нужен дракон. Вдруг она вспомнила о Джамиле, драконе-самке, на которой летал Амхал. Позже он отказался от Джамили и стал летать на одной из виверн, которых эльфы использовали в боях, как верховых животных.

Именно на Джамиле Адхара прилетела вместе с Андрэсом в Макрат, чтобы попасть в затерянную библиотеку.

Она знала, что дракон прилетает только на зов своего хозяина, но надеялась на свою природу Посвященной воительницы и на скрытые знания, которые вложил в нее Андрас до ее рождения.

Адхара сосредоточилась, надеясь, что ее магических сил хватит, чтобы вызвать дракона и чтобы Джамиля оказалась достаточно близко. Потом она издала особый свист и приготовилась к ожиданию. Ждать пришлось долго, но все же меньше, чем она предполагала.

Когда солнце уже заходило, на горизонте возникло прекрасное величественное существо цвета рубина. Его огромные крылья были широко развернуты во всю ширину, словно оно бросало вызов ветру.

Прежде чем спланировать на землю, оно описало в небе три широких круга. Можно было поверить, что оно кружится от радости.

Адхара медленно подошла к Джамиле, протягивая вперед руку. Джамиля, по-прежнему державшая крылья развернутыми в сыром вечернем воздухе, прижалась к ее ладони своей чешуйчатой холодной мордой.

Девушка погладила ее и прижалась лбом к ее голове. Каким-то образом Адхара чувствовала, что она и Джамиля сейчас вспоминают одно и то же.

— Я приведу его к тебе. Если ты мне поможешь, твой всадник снова будет с тобой, — тихо сказала она.

Джамиля в ответ только наклонила шею и подставила Адхаре спину.

Девушка села в седло, взглянула на небо и отдала Джамиле команду взлететь.

Капюшон скрывал лицо Адхары, а ее тело было скрыто плащом. Девушка устало шла по улицам города и наблюдала из-под своей суконной брони за его жизнью.

Ей пришлось расстаться с Джамилей далеко от столицы Земли Ветра: иначе их могли бы узнать. Путь до города был долгим и утомительным, и Адхаре было необходимо поесть и отдохнуть.

Здесь, в Салазаре, все и началось. С тех пор прошло меньше года. Тогда Адхара не знала, кто она, и ей понадобилось немало сил, чтобы выяснить это. Теперь она знала правду, но готова была бы все отдать за то, чтобы вернуться к тогдашнему неведению. В те дни Амхал был только юношей с печальными глазами, а она сама считала, что может быть кем угодно — от похищенной разбойниками крестьянки до бегущей от врагов принцессы.

Она погладила правой рукой левую ладонь. Кончики пальцев почувствовали холод металла. Сколько всего изменилось с той поры! А город, кажется, был таким же, как раньше.

Все окна города-башни были расположены на одинаковом расстоянии друг от друга и обращены в сторону центрального огорода. Там, на огороде, крестьяне с надеждой смотрели на небо. Оно было бледным и обещало дождь, а вместе с ним — надежду. Словно мало было того, что страна захвачена эльфами, лето в этом году выдалось засушливым.

Из одного окна высунулась мать семейства и громко крикнула сыну:

— Джорел, домой!

— Еще чуть-чуть! — попросил в ответ мальчик.

— Через час будет комендантский час, и сейчас начнется ливень! — настаивала женщина.

Комендантский час. Он действовал здесь с тех пор, как эльфы начали завоевывать Землю Ветра. Адхара еще ниже надвинула капюшон на лицо. По вечерам здесь, наверное, шагу не ступишь, чтобы не наткнуться на охранника.

Опустив голову, она пошла вперед. Шум и движение города отвлекли ее от тоскливых мыслей.

После войны, начатой Тиранно-Астером, город-башня Салазар был отстроен заново, но новостройки исказили его первоначальный облик. В годы правления Леарко Салазар снова приобрел прежний облик — опять стал одной огромной башней, в которой обитали все жители города. Здесь были дома, лавки, дворцы местных властей: все, что нужно в городе, было собрано в этих пятидесяти этажах. В центре был просторный колодец, оборудованный огромными зеркалами, которые направляли солнечный свет вниз, на маленький огород. Адхара всегда считала эту осветительную систему чудом изобретательской мысли.

Несмотря на войну и оккупацию, Салазар смог остаться жизнерадостным городом. Люди сновали туда-сюда. На улицах звучали голоса детей и громкие крики торговцев, расхваливавших свой товар.

Кто-то сейчас вздохнул в последний раз, а кто-то в первый. Жизнь шла своим чередом. Сотни маленьких существований пересекались одно с другим. День приближался к вечеру.

И тут произошло ЭТО.

Теана и ее помощник пробыли в пути три дня, не останавливаясь ни на минуту. У них почти не оставалось сил, когда наконец стала видна желанная цель — Земля Ветра.

Теана знала, что надежды больше нет. Дубэ не ответила ей, и сейчас она чувствовала, что эта часть Всплывшего Мира теперь находится в руках Крисса.

Но после того, что она нашла в книгах, она не могла остановиться. Во время пути она перебирала в уме все возможности противостоять тому, что вот-вот произойдет. Может быть, у нее остался еще один шанс.

Никто не пытался их остановить, когда они перелетали линию фронта. Они приземлились в маленькой деревне. Здесь было всего около двадцати домов, окружавших площадь. В центре этой площади возвышался на треугольном пьедестале маленький металлический обелиск. Жители деревни из любопытства вышли на пороги своих домов, как только увидели новоприбывших.

— Эльфы здесь есть? — спросила Теана одного из крестьян.

Это был старик, и выглядел он глуповатым. Он покачал головой и ответил:

— Они были здесь два дня назад и ушли, но сначала поставили эту странную вещь. Мы попытались повалить ее, но к ней невозможно подойти, как будто вокруг нее стоит невидимая стена. Некоторые из нас были ранены, когда пытались пройти через эту стену.

Помощник Теаны сжал кулаки, стиснул зубы и крикнул:

— Тала!

Теана попыталась его остановить, но не успела.

Дракон, подчиняясь команде, попытался ударить по обелиску передними лапами, но был отброшен далеко в сторону. Из того места на его груди, которое коснулось обелиска, потекла кровь.

Тогда Теана сама пошла вперед, вытянув перед собой руки и закрыв глаза. Она пробормотала какие-то слова, которые никто не смог расслышать, и вокруг обелиска вспыхнул фиолетовый ореол.

— Эльфы создали вокруг этих обелисков очень сильную магическую ограду. Невозможно дотронуться до обелиска, не рискуя жизнью, — объяснила Верховная Жрица, открыла глаза и посмотрела на собравшихся вокруг нее людей. — Нужно срочно предупредить всех уцелевших жителей Земли Ветра. Они срочно должны бежать! Пусть сейчас же уходят из своих домов!

— Вы слышали, что сказала Верховная Жрица? Предупредите остальных! Живей! — сказал помощник Теаны.

Кто-то начал двигаться, кто-то говорить.

В этот момент солнце потемнело, воздух задрожал и загудел. Этот зловещий гул был хорошо знаком Теане.

— Никому не двигаться! — крикнула она, подняла руки к небу, закрыла глаза и выкрикнула магические слова, вложив в них всю себя. Из ее пальцев вырвались серебряные лучи, которые образовали очень просторный прозрачный купол.

Именно в этот миг огромные фиолетовые молнии прорезали небо и через мгновение обрушились сразу на все обелиски.

Жалкое зрелище! Разве это толпа? И небо серое. В Орве, в дни своего прихода к власти, Крисс привык собирать вокруг себя толпы, огромные, как море. Несколько сотен его гостей, собравшихся посреди луга недалеко от Салазара под небом цвета стали, казались ему маленькой кучкой. Но их число не имело значения. Завтра они расскажут о том, что произошло, и молва о том, что он сделает, распространится в Эрак Мааре. Не важно, сколько свидетелей увидят сегодня вечером то, что произойдет. Его дело будет записано золотыми буквами на страницах истории.

Сан и Амхал стояли у подножия помоста, на котором занял место Крисс, и были готовы действовать. Достаточно было его кивка. На мгновение у короля закружилась голова при мысли о том, как огромна его сила.

— Однажды вас назовут счастливыми! — заговорил он. — Наши сыновья, наши внуки и их потомки будут на протяжении столетий говорить о вас и завидовать вам потому, что вы видели, как история переписывается заново. Сегодня вы увидите начало конца тех червей, которые больше тысячи лет назад прогнали нас с нашей земли. Сегодня мы по-настоящему начинаем возвращать себе то, что всегда принадлежало нам. Сегодня впервые за много столетий эта земля снова станет по праву носить имя Эрак Маар. Это воплощение мечты. Это конец изгнания.

На этом король закончил речь. Взволнованный, он окинул взглядом эльфов, собравшихся слушать его, и увидел полные восторга глаза. А потом медленно и торжественно, словно совершая священный обряд, поднял руку, посмотрел на Сана и Амхала и приказал начинать.

Два Марваша развели руки в стороны и совершенно синхронно начали читать молитву на языке, которого никто из собравшихся никогда не слышал. Судя по звукам и интонациям, это был язык эльфов, но полные угрозы свистящие слова были непонятны. Всем показалось, что небо мгновенно потемнело, свет померк и стало холодней. Дети заплакали. Сан и Амхал продолжали произносить заклинание: внезапный мрак их не устрашил. Крисс закрыл глаза.

Ладони Марвашей начали светиться, и из их пальцев вылетели темно-фиолетовые молнии. Воздух наполнился электричеством. Крисс наслаждался этими последними мгновениями покоя перед бурей.

Тон двух голосов стал выше, звуки сложились в грубый диссонанс, и молитва превратилась в режущий уши вопль. Некоторые гости закрыли себе уши. Казалось, что воздух дрожит от этих звуков. Крисс поднял лицо к небу и улыбнулся.

Наконец Разрушители одновременно выкрикнули последнее слово, и с их ладоней, прорезав воздух, снова взлетели молнии. Эти мощные зигзаги пламени с невероятной скоростью взмыли в высоту, разлетелись в стороны и понеслись обратно к земле. Каждая молния была поглощена одним из катализаторов. Земля загудела под ногами. Эта глухая дрожь была почти невыносима. Крисс разжал ладони и захохотал так, словно сошел с ума. Из его глаз потекли слезы радости.

Люди часто думают, что великие события всегда что-то предвещают. Что, когда что-нибудь изменяется или исчезает, мир должен заранее оплакать потерю.

Может быть, гудела и дрожала земля. А может быть, тишину разорвал только завершающий раскат грома. Но вероятней всего, заранее ничего не было заметно.

Стояла мирная тишина счастливого неведения. Никто не знал о том, что станет с ним через несколько секунд. Небо не плачет, когда кто-то умирает. Солнце не останавливается, когда война стирает с лица земли целые деревни.

Адхара только услышала слабый шум в ушах. Потом мир вокруг нее внезапно закружился, и она обнаружила, что лежит, упираясь ладонями в землю, смотрит на камни мостовой и пытается отдышаться.

Прохожие, которые минуту назад шли по улице, замерли на месте, словно чье-то заклинание превратило их в камни. Было похоже, что их тела сжались от боли, но никто не мог выразить ее словом или криком. Кто-то так же, как сама Адхара, упал на землю и скорчился, словно зародыш в утробе. Кто-то прислонился к стене, зажмурив глаза и зажав ладонями уши. Было неестественно тихо. Из широко раскрытых ртов не вылетало ни звука. Адхара не могла понять, то ли она оглохла, то ли действительно происходит что-то ужасное, из-за чего звуки больше не слышны.

Еще одно мгновение все было неподвижно — замер ветер над башней, замерли люди в своем невыразимом страдании. Женщины, старики, дети неподвижно ждали чего-нибудь, что избавит их от боли.

Потом тишину разорвало эхо далекого грома и произошло ЭТО. Лица стали сжиматься и стекать вниз, а части тел расплываться. Краски побледнели, фигуры утратили плотность, их контуры исказились. Глаза Адхары широко раскрылись.

«Я схожу с ума! Я умираю!» — подумала она вне себя от ужаса.

Мощный порыв ветра пролетел над Салазаром и унес все, что уцелело от людей вокруг Адхары. От них не осталось ничего.

Без следа исчезли дети, торговцы, стоявшие перед лавками, женщина, которая минуту назад высунулась из окна и окликнула своего сына.

Никого из них не было, как будто они не существовали.

Вернулись звуки. Адхара лежала на земле и пыталась глотнуть воздуха, но это ей не удавалось. Она больше не чувствовала давления в ушах и теперь слышала, как дождь стучит по крыше башни.

«У меня бред, и я вижу кошмар», — подумала она. Но секунды проходили одна за другой, складывались в минуты, а жуткое видение не исчезало. Адхара наконец смогла дышать и втянула в себя воздух, наполняя легкие до самого дна, словно в первый раз в жизни. Потом, покачиваясь, встала на ноги и огляделась вокруг. Никого. Она высунулась из окна и посмотрела в центральный колодец. На огороде она увидела только несколько пожелтевших растений, которые сумели пережить засуху. Рядом лежали в пыли садовые инструменты, брошенные крестьянами.

— Есть здесь кто-нибудь?

Ее голос ударялся о стены, и эхо снова и снова повторяло ее вопрос.

Адхара медленно пошла по тому проходу, где ее застало бедствие.

— Есть здесь кто-нибудь? — громко кричала она.

Но и здесь ей отвечало только эхо.

Адхара перешла на бег. Она забегала в лавки, осматривала один за другим этажи Салазара. Нигде не было ни души. Самый живой город Всплывшего Мира за одно мгновение превратился в город мертвецов. От тех, кто жил в нем, любил и страдал, не осталось ни единого следа.

Адхара бежала, продолжая выкрикивать свой вопрос и не получая на него ответа, пока не оказалась под дождем на крыше города-башни. Тогда она поняла, что случилось что-то ужасное, чему нет названия. И это бедствие, слепое, как все беды, сохранило ей жизнь без всякой на то причины.

Лишь тогда Адхара закричала от ужаса.

Это продолжалось всего несколько секунд. Потом молнии погасли, а Сан и Амхал упали на землю. Ни у кого не хватило мужества подойти к ним. Магический барьер растворился, и все стало таким же, как раньше. Только Крисс продолжал безумно смеяться, и на его лице были видны влажные следы слез.

— Радуйтесь! — крикнул король эльфов. — Люди, которые жили в этой местности, уничтожены! Эта земля снова наша, наша!