Последние стражи Аарона (СИ)

Глава 15. Огонь к огню

Королевский дворец, Дагмер

Король Дагмера оказался не похож на того юношу, что она знала. У Ивэна была совсем иная поступь, иной взгляд и голос. Он был очень сдержан и совсем не притрагивался к еде, от которой ломился стол, укрытый белыми скатертями. На почетном месте по правую руку от него восседал принц Бервик, раскрасневшийся от выпитого вина, сдобренного пряностями, по левую — Морган Бранд, внимание которого безраздельно занимала южная принцесса.

Ивэн нередко оставался в полном молчании и излишне хмурился, вероятно, забывая сколько взглядов устремлено на него. Но можно было подумать о том, что это не первый пир, что довелось ему увидеть, или больше — не первая коронация.

«Морган должен гордиться им», — подумала Мириам, украдкой поглядывая на короля, пока по залу размеренно кружились десятки пар, и она была среди них.

Рубины в короне Ивэна улавливали свет тысячи свечей, как и россыпь алмазов, которой была усыпана диадема Аэрин — король Дагмера танцевал с ней уже не в первый раз, выказывая подданным свое расположение к югу. Но как бы он не старался, как бы не распинался Морган, принцессу встречали настороженно, если не с едва скрываемым презрением. Казалось, что ее это вовсе не заботит. Мириам хорошо запомнила ее мелодичный восторженный голос и то, как принцесса радушно обхватила ее руки при первой же встрече. От нее пахло цветами, о которых Мириам уже довелось позабыть. Там, на юге, у нее не осталось ничего, и никто ее не ждал в тех краях, но Руаль оставался ее домом.

— Лорд Морган предупреждал меня, что Север изменил вас, но я никогда бы не подумала, что мы когда-то гуляли по одним и тем же улицам! Вы разговариваете как настоящая северянка, — объявила принцесса, заключив, что Мириам давно растеряла распевный говор, свойственный южанам.

Девушка думала ответить сияющей принцессе, что та никак не могла делить с ней одни и те же улицы, ведь королевские особы по своему обыкновению не блуждают там, где живут оборванцы, но придержала язык.

Любезная донельзя, она вдохновлялась стойкостью короля Ивэна и видела, что их страдания не так уж невыносимы — ее спутнику, капитану Райсу, приходилось куда хуже.

— Как же это утомительно, — пожаловался в очередной раз он, измученный танцевальными пируэтами. — Но если этот Бранд не хуже прежнего, то я согласен плясать до самого рассвета.

Десятки пар кружились по чертогу в церемонном придворном танце, предназначенном скорее для бесед, чем для удовольствия. Раз за разом Райс выводил Мириам из-за стола стремительно, не желая уступать ее кому-либо другому. С разлукой он готов был мириться, лишь если к этому принуждал сам танец. Лиры и флейты сливались в неистощимый поток музыки, от избытка которой у Мириам кружилась голова.

— Не хуже прежнего? — легкомысленно хихикнула она, чувствуя, что выпитое вино оказалось коварным не только для принца Бервина.

— Да, — кивнул капитан, протягивая ей раскрытую ладонь. — Рассудительный, твердый, верный своим людям и своему слову. Наделенный мудростью, смелостью и верой.

— Верой? — удивилась Мириам. Она не припоминала за королем Аароном рвения в служении Создателю, зато его сын, насколько она смогла его узнать, преуспел в этом больше него.

— Да, верой, — рассуждал Райс, пока она обходила его в пируэте, изо всех сил стараясь оставаться изящной. — Верой в наш путь, в то, что мы достойны этого города, этого мира и жизни. Я должен знать, что ни один волос не упадет с голов тех, кто мне дорог. Но, знаешь, отчего мне нравится этот молодой король?

Мириам посмотрела на него с немым вопросом.

— Он маг, — капитал наклонился совсем близко к ее уху, а затем исчез так быстро, что она не сразу поняла почему.

Через миг она увидела перед собой роскошный дублет, ее пальцы легли в ладони, на которых не было ни одной мозоли и, возможно, ни одного шрама. Она оробела, увидев как Райс легко закружился с принцессой Аэрин. Ей вновь пришлось вскинуть подбородок — на этот раз, чтобы посмотреть в лицо своему королю. Ивэн привлек ее к себе, и они оказались ближе, чем в тайных ходах Дагмера, когда им довелось признать, что его отличие от других магов кроется не только в имени старого северного рода.

Мириам все не могла сказать кто он такой, но прикосновение к его ладони заставило ее трепетать. Там, под кожей, крылась сила, с которой она не была знакома, которую следовало запрятать поглубже. Кому из великих магов покорялись стихии, не доставшиеся им при рождении? Кто стоял перед ней? Молодой король, Первый из магов, пророк, появление которого было предсказано еще до их рождения? Она наказала ему хранить свой дар втайне, опасаясь, что тот сократит его жизнь. Кем бы он ни был, в ней теплилась надежда, что он прислушался к ее словам.

— Весь вечер я ждал случая заговорить с тобой, — он криво улыбнулся, а она, эта искривленная улыбка, за которой в обыкновении пряталось смятение, у Брандов была одна на всех. — Мне хотелось узнать, видела ли ты моего отца мертвым.

Танец развел их руки на миг, достаточный для того, чтобы Мириам успела побороть свое удивление до того, как снова встать перед королем лицом к лицу. Разговор о смерти Аарона представился ей чужеродным здесь, между трапезой с вепрем в яблоках и стараниями музыкантов.

— Отчего вы спрашиваете, Ваше Величество? — растеряно пискнула она, впервые обращаясь к Ивэну подобным образом.

— Если бы он был убит магом, ты бы смогла почуять это? Я не знаю, на что способны вы, Смотрители.

По чертогу прокатился задорный девичий смех — кто-то из танцующих вероятно оказался неловок, невнимателен или пьян, но Мириам даже не взглянула в сторону.

— Морган лжет, рассказывая, что отец умер во сне или же не говорит всей правды, но есть ли разница? — тихо выпалил король, не дожидаясь ее ответа. — Брат присылает мне ядовитых змей, пока дядя умасливает правителей Севера и Юга. Я слышал, как он говорил Бервику, что мой отец был убит. И если ты знаешь хоть крупицу правды, то дай мне ее. Я прошу тебя.

Он не был знаком с придворной жизнью, где нейтралитет добывался лестью, подкупами, уловками и бессовестными уступками, и Мириам было неясно стоит ли то, что он успел услышать, лихорадочного блеска в его глазах.

— То, что ты слышал, вовсе не обязано быть правдой, — прошипела она как можно осторожнее. — Но если это так, то убийца доживает свои последние дни. Морган всегда знал толк в мести.

Она стукнула каблучком, обернулась, Ивэн снова подхватил ее руку. Пары плыли по чертогу, сверкая дорогими нарядами и ненастоящими улыбками. Ей пришлось постараться, чтобы отыскать взглядом Моргана — тот мрачно разглядывал гостей из тени галереи, как выслеживающий добычу хищник. Его терзала жажда, и она была неодолима без крови убийцы Аарона — так он признавался в те дни, когда все кругом было черно оттого, что на трон Дагмера уселась смерть.

— Но что, если его никто не убивал? — король задал вопрос, мучавший и саму Мириам. — Сколько жертв он готов принести во имя мнимого правосудия?

Ивэн говорил тихо и почти не шевелил губами, изображая на лице беспечность и самодовольство. Мириам вторила ему, силясь выказать тихое счастье, подаренное вниманием молодого правителя.

— Вам следует лучше узнать настоящих северян, Ваше Величество, — она вновь обратилась к нему как к королю, опасаясь быть услышанной. — Желая мести, они готовы утопить в крови весь мир. Варварские обычаи все еще сильны на этой земле.

Она почувствовала, что Ивэн крепче сжал ее пальцы. Он желал услышать совсем иной ответ, может даже получить от нее обещание образумить Моргана, но этого не хватило бы, чтобы сбить его с пути. Напав на след врага, тот разорвет его в клочья.

Музыка оборвалась, а за столом вновь взметнулись кубки во славу короля.

— Да здравствует король Ивэн!

— За Дагмер!

— За свободу!

Дворцовые коридоры, Дагмер

Дворец был переполнен от самых роскошных покоев до самых простых пыльных комнатушек — благородная знать всех мастей, богатейшие купцы и мелкие лорды, их свиты, воины и слуги. Шумно было даже в той части замка, где жили Смотрители. Гости разбредались по коридорам утомленные пиром, который все еще гремел в большом чертоге. Такого празднества стены дворца не видали никогда прежде. Мириам проносилась мимо гостей быстро, желая не привлекать лишнего внимания, но ее платье чуть темнее того цвета, что пестрел на гербе Брандов, отбирало у нее всякую надежду.

Она жалела, что не знает и десятка тайных ходов, выстроенных во дворце. Ей представилось, что она снова в Мецце и крадется по его улицам, пропахшим тиронским порошком. Как вор Мириам пряталась за выступами и колоннами, изо всех сил стараясь не стучать каблучками по полу. Соблазн повернуть назад, оказаться в своих покоях и расшнуровать проклятый жесткий корсет, сдавивший ребра, был немал, но путь, уже проделанный ею, был слишком внушителен, чтобы отказываться от задуманного.

Она скользнула вниз по винтовой лестнице, придерживая платье и стараясь избежать его шороха. Откуда-то сверху, очевидно в одной из ниш, вдруг зазвучал звонкий женский смех, ему отозвался мягкий мужской и очевидно знакомый — оба в уединении любовались городом с высоты башни, но скорее были заняты чем-то иным.

«Эрло! — вдруг догадалась она и отчего-то смутилась. — Всегда поймает в свои сети нужную пташку».

Мириам ускорила шаг, едва различая ступени в темноте башни. Оказавшись внизу, она с немалым облегчением толкнула тяжелую дверь.

Сады, в которые она спешила, были высажены при королеве Ульвхильде, но после ее смерти до них никому не было дела. Роскошные скульптуры покрылись многолетним мхом, тропинки поросли травой и все, что только было в саду, сдалось под напором дагмерских роз — чудесных и нежных, цветущих в любую пору года. Кое-где в стеклянном куполе, защищающем сад, зияла пустота, внутри заунывно пел ветер.

Мириам спешила, чувствуя, как ее туфельки то и дело путаются в густой траве. В саду было тихо, пустынно и жутко. Густые тени, нависшие над ней, вернули ее в то время, когда она еще боялась темноты, когда в последний раз спешила в этот сад совсем как теперь. Она могла бы осветить дорогу, но здесь лишь одна неосторожная искра могла обратить все в пепел.

— Слава Создателю, всем мыслимым и немыслимым богам! — капитан Райс обернулся, едва заслышав шорох. — Я думал, ты посмеялась надо мной, боялся, что ты не придешь.

Он стоял на том самом месте, где они в пору своей юности провели так много времени, что Мириам не посмела бы обмануть его. Тогда, много лет назад, ему было куда опаснее пробираться в эти сады, чем ей — страшно представить, что случилось бы с ними, если бы об их шалости кто-то прознал. Самое меньшее, чем они могли отделаться тогда — это позор, который стал бы предсказуемым финалом их встреч.

— Отважный капитан «Неопалимого» говорит мне о страхе? — наигранно удивилась Мириам, выходя к старому полуразрушенному фонтану из тени роз.

— Ты пугаешь меня больше, чем абордаж галеона южан, — хмыкнул он, поспешно расстегивая серебряные пуговицы своего длинного камзола.

Мириам подошла ближе, и наткнулась на взгляд его разноцветных глаз — тот, по которому рассыпались крупицы золота, ей всегда нравился больше другого.

— Все совсем как тогда, а? — спросил он, неловко укрывая ее оголенные плечи. — Все также волнительно, но уже не так опасно. Теперь отец будет рад за меня, если кто-то увидит нас здесь, а ты, наконец, одумаешься. Огонь к огню, кажется, так он всегда говорил о нас с тобой.

Райс вдруг дрогнул, вспомнив о чем-то, и огляделся по сторонам. Когда он ринулся к розовому кусту на другой стороне фонтана, Мириам уже знала, что пришло ему на ум. Он вернулся к ней, зажимая в руке сомкнутые глиняные черенки и широко улыбаясь от нахлынувших воспоминаний. Внутри они прятали огарки свеч, без которых было не обойтись, читая книги, прихваченные ею из библиотеки Моргана. Больше всего Райсу нравились те, что описывали жаркий Тирон — эта страна пленила его еще в то время, когда он и не помышлял о море. Все, чего он желал — это защищать свой дом, как делал это Стейн Локхарт, а она уже была полна гордости, ведь ее взялся учить своему ремеслу сам Смотритель Дагмера.

Райс разомкнул черенки, надежно сохранившие свечу, фитилек которой поддался ему с едва заметного касания. Завороженно уставившись на рожденную искру огня, он водрузил свечу на вытесанную из камня скамью, на которой Мириам только теперь разглядела штоф с вином и большие красные яблоки, похищенные с королевского праздничного стола. Райс сел, закинув ногу на ногу, и деловито принялся разрезать их столовым ножом. Спохватившись, он жестом предложил Мириам место рядом. Она покрепче укуталась в его камзол, и вдруг почувствовала себя умиротворенной впервые за нескончаемый день коронации. От него всегда прекрасно пахло, от того юноши, что, возмужав, стал грозой Великого моря и во всем королевстве стало сложно отыскать одеяния уютнее, чем то, что принадлежало ему.

— Посуди же сама, что может быть удачнее союза двух магов с самой плохой репутацией на свете? — он отложил в сторону разделенное яблоко и наполнил оба кубка.

Приняв один из них, Мириам позволила себе облокотиться на спинку скамьи и мечтательно запрокинуть голову ввысь — через битые стекла купола были видны сияющие на темном небосклоне созвездия. Она различила Гончих псов, Длань Великана, Белых лисов.

Однажды, она услышала, как кто-то из магов на площади назвал ее «брандовой девкой», и ей нестерпимо захотелось хлестнуть мерзавца кнутом, который теперь неизменно носила на поясе, не полагаясь на остатки оставшейся магии. Взамен злости быстро пришло понимание, что ее имя давно замарано самыми гадкими слухами. Дурные языки говорили про ее бесстыдство, распущенность и высокомерие лишь потому, что она имела больше, чем иные, не имея и капли благородной крови. Ее путь в королевский дворец был проложен Морганом Брандом, которому она отчего-то приглянулась. Что же было неожиданного в том, что ее имя переплелось с ним? Что же удивительного в том, что ей предстоит прослыть и королевской любовницей, когда Ивэн так часто появлялся с ней рядом?

Райс был прав. Ее репутация и в самом деле была гадкой. Что необычного можно было отыскать в том, что именно теперь он, не единожды отвергнутый, решил вновь испытать свою удачу? Он, хваткий и прозорливый, тянул ей руку помощи, когда она, подобно сверх меры набитому товарами кораблю, уходила ко дну.

— Ты знаешь, я ведь ненавижу пустословов, — заявил он, пригубив вино. — Мне привычно брать то, чего я хочу огнем и мечом. И взял бы любую женщину прямо с пира, даже эту южную вертихвостку Аэрин. Отец говорит, что я не выкрал тебя в страхе, что ты поджаришь меня как кабанчика на вертеле и вставишь яблоко в мой брехливый рот. Но он не понимает, ведь мать не такая строптивая, как ты. Ты — не она. Не все они. Оттого я хочу, чтобы ты ступила на мой корабль по собственной воле. Ох, растреклятый Создатель! В который раз я говорю тебе об этом, Мириам?

Капитан бросил на нее колючий взгляд, ощутив который ей пришлой оторваться от созерцания звезд. Он отчаянно предлагал спасение, но тонуть ей нравилось больше — в этом было некое мрачное упоение.

Мириам отставила кубок в сторону, сжала в кулаки руки, сложенные на коленях, а Райс ждал, пока она отзовется, подберет правильные слова. На его лице плясали отблески от пламени свечи, и она отчего-то решила дотронуться до него. Это было непросто из-за гнетущей опрометчивости, но она прикоснулась к его щеке — провела дрожащими пальцами по его истерзанной ветрами коже.

— Отчего ты не отступишься? — выдохнула она, заметив, как Райс дрогнул.

Он потянулся поправить камзол, предательски открывший ее плечо, но вместо этого ухватился за его ворот, отчего Мириам пришлось приблизиться к нему. Он запустил пальцы в ее волосы, и через короткий миг их губы сомкнулись.

Мириам кляла себя за то, что однажды позволила себе слабость целовать его. Это была безобидная шалость в дни, когда она виделась себе некрасивее остальных магичек. А он был лучше остальных мальчишек и, к тому же, целовался он на удивление хорошо. Она бесцеремонно впилась в его губы одним летним днем, когда все вокруг было одурманено наступившей жарой. Потом снова. И еще. Он никогда не требовал большего, но томительная дрожь изводила обоих.

В этом чувстве было что-то неизменно постыдное. Райс был хорошим магом, каким только может быть тот, кого завистники называют вором и убийцей. Она была убеждена, что он выкован из стали более крепкой, чем остальные отпрыски Локхартов. Мириам нравилась его твердость, прагматичный ум и по обыкновению горделиво вздернутый подбородок, нравился его прямой и честный взгляд, но это не говорило о любви.

Ее рука приютилась на груди Райса, но оттолкнуть его она не смела, да и не хотела вовсе. Голова беспрестанно кружилась, а он все держал ее в своих крепких объятиях, отчего стало жарко даже в пронизанных ветрами садах. Поцелуй оборвался неожиданно. Райс отстранился, опустил локти на колени, процедил воздух сквозь сжатые зубы и подскочил на ноги.

— Я не отступлюсь оттого, что всем, что я имею, обязан тебе, — он замер посреди фонтанной площади, обернувшись к Мириам спиной. — Знаешь, отчего я ушел в море? Я просто не хотел тебя видеть.

Он отправился в Тирон после того, как она прогнала его прочь, размазывая по лицу слезы и крича о том, что никогда не сможет полюбить его. А после она бесчисленное множество ночей провела без сна, проклиная себя за те слова. Ей представлялось, что все сложилось бы совсем не так, будь она умнее и сдержаннее — его жизнь стала бы иной. Разве она могла забыть об этом?

— Маги в Дагмере говорят, что я пират. В Тироне же я богатый торговец. Хожу по городу в белых одеждах, задрав нос, — фыркнул он, глядя невидящими глазами куда-то вдаль. — Я многое сделал, желая вернуть себе доброе имя. Знаешь, зачем я заключал торговое соглашение, строил тот дом на холме? Чтобы никто не посмел сказать, что ты рядом с бесчестным убийцей.

Внутри Райса плескалась буря, и Мириам была слишком растеряна, чтобы совладать с ней.

— Ты теперь взрослая женщина. Я позволил себе дерзость подумать, что ты можешь оценить губительность своего положения. Морган Бранд, в которого ты так слепо веришь, сотворил ужасное зло, повесив на твою шею эту жалкую стекляшку.

Он покосился на нее через плечо. Его голос из мелодичного преобразился в грубый, подобный отцовскому — еще немного и можно порезаться. Так, должно быть, говорил капитан «Неопалимого», а не тот Райс, которого она знала. Ее пальцы неосознанно потянусь к медальону, подаренному Морганом — украшению взрослой женщины, не девчонки. Она сжала его, будто бы он мог придать ей сил.

— Два десятка лет минуло с тех пор, как был подписан Договор. Бранд приверженец старых устоев. Герои прошлого не дают ему покоя. Почему он закрывает глаза на то, что мир стал иным? Вы глотаете дорожную пыль, в то время как следовало бы задуматься о том, чтобы выучить новых Смотрителей — еще троих. Он останется на Севере, ты представишь Дагмер в Тироне, остальные отправятся в Корсию и Руаль.

В его словах все было слишком просто. Мириам и сама задавалась вопросом отчего Смотрители скитаются по всем королевствам Договора вместо того, чтобы осесть, подобно тому, как Священный караул нашел пристанище в Дагмере.

— Это цена честности, — повторила она слова Моргана и поднялась со скамьи. — Оставаясь здесь, мы не привязываемся к другому миру. Мы избегаем взяток, шантажа и грязных игр, не задеваем политики…

— Спасая тебя, — прервал ее Райс, — Морган оскорбил ублюдка, усадившего свою задницу на руалийский трон. Топорная работа.

Мириам подошла к Райсу, желая примирительно положить руку на его плечо, но он увернулся и ухватил ее за локоть.

— Что, если ты уже сделала для Дагмера все, что могла, и теперь он пожелает выбросить тебя как обглоданную кость? Это магово логово чудное место, но не останется таким для тебя при новом короле, который любовался тобой чаще, чем собственной короной. Моего отца здесь до сих пор зовут кузнецом из Эстелроса. Нищенке из Руаля не стать королевой. Нужно ли говорить, что за участь тебя ждет?

— Так скажи, — прошипела Мириам с вызовом уставившись на него.

Она сама содрогнулась от своей глупости, рискнув испытать моряка — в его запасе было достаточно слов, способных описать бесчестную женщину. Но вместо того, чтобы наречь ее бранным словом, Райс едва ощутимо дотронулся до ее губ кончиками пальцев.

— Я знаю, что ты не любишь меня, Мириам. Но я непротивен тебе, иначе ты не пришла бы в этот сад, — тихо, уже без запальчивости, выдохнул он. — Если ты захочешь спасти свое имя и дашь мне шанс, я заслужу твою любовь, пускай она не будет такой, какую заполучил Морган. Вот моя вера, и все лучшее во мне еще живо из-за нее. А теперь иди. Я хочу, чтобы у тебя был выбор. А это немыслимая роскошь в наши дни.

Неохотно Мириам рассталась с камзолом, согревшим ее. Разум был скован мыслью о том, что Райс был тысячу раз прав — ей следовало согласиться на все, чего он желал, не раздумывая. Оставаться Смотрителем, растеряв часть своей силы, было опасно, но она обещала Моргану не отрекаться от своей клятвы. Сохранять близость с королем было опрометчиво, но она ощущала необъяснимую болезненную потребность в его присутствии рядом. Райс предлагал ей новую жизнь, способную перечеркнуть эту, не сулившую ничего хорошего.

На прощание он крепко стиснул ее ладонь.

— Что за вечное проклятие ждать тебя, Мириам? — он произносил ее имя как самое благозвучное во всех языках мира.

— Оно все испортило, правда? — спросила она, ощутив, что ей безмерно хочется приподняться на цыпочках, положить руку на его шею и поцеловать его хотя бы раз. — Все на свете.

— Лишь оно не дает мне превратиться в чудовище, — пожал плечами он. — Через три дня я отчалю назад в Тирон. С тобой или вновь без тебя.

Мириам лишь робко улыбнулась ему и отправилась прочь из сада. Обернувшись, она увидела, что Райс все стоит на прежнем месте, заправив пальцы за широкий кожаный пояс, и смотрит ей вслед. Она так и не сделала того, о чем мечтала, решив, что эти желания нашептаны вином.