Последние стражи Аарона (СИ)

Глава 18. Чистая кровь

Храм пути Создателя. Дагмер

Они стояли в тени за широкой храмовой колонной, дожидаясь появления Священного караула. Ивэн не терпел этого места — ему не хватало света, воздуха и умиротворенности. Здесь, в большом храме Дагмера, углы которого выпирали подобно ребрам выброшенного на берег морского чудовища, он чувствовал себя неуютно. Ему хотелось только одного — быстрее покончить с нелепым и унизительным ритуалом, и вырваться за тяжелые двери на шумные улицы. Гигантская статуя безликого Создателя вызывала в нем раздражение, со своей высоты она, несомненно, взирала на него с непомерным презрением.

— Это немыслимо! — прошипел он в своей бессильной злобе, то и дело выглядывая из-за колонны, чтобы посмотреть на Роллэна Локхарта.

Тот стоял посреди храма в лучах пробивающегося сквозь узкие окна света. Его голова была опущена, плечи поникли. Он расставил ноги широко, будто его мотало по палубе корабля, попавшего в шторм.

Мириам презрительно фыркнула, по своему обыкновению с легкостью разделяя дерганную, тягучую злость с Ивэном. Морган, удобно устроившись на скамье, лишь равнодушно пожал плечами. Для него предстоящий ритуал был обыденностью, и если и вызывал в нем возмущение, то умело запрятанное под непроницаемым лицом.

— Ты знаешь кого-то добрее и праведнее, чем Роллэн, дядя? — Ивэн обратился к нему, ища поддержки и одобрения тех взбалмошных мыслей, что не давали ему покоя.

Он правил Дагмером первую зиму, но ему успели опостылеть беспричинные измывательства над молодым лекарем. Они приводили его в замешательство. Роллэн был странноват и наивен для своих лет, но темная магия была далека от него как солнце от земли. Он подкупал всех вокруг большим сердцем и оторванностью от мира, но едва ли они придавали бы ему очарования, будь он и в четверть не так талантлив.

— Тебе знаком чародей, способный заговорить эликсир лучше, чем он? — Морган нередко заставлял Ивэна придумывать ответы на собственные вопросы, чем зачастую выводил племянника из себя.

— Он лучше прочих. Оттого теперь он здесь, — Мириам бросила на скамью свою меховую накидку и тряхнула волосами. Зимой, припорошенные снегом, они были неукротимы, обращаясь в беспорядочный огненный вихрь.

Морган молча кивнул, соглашаясь с ней.

— Кто может желать ему зла? Я хочу, чтобы это прекратилось, — Ивэн не унимался. В этот раз он бросил взгляд на пастора Эйлейва, занятого последними приготовлениями. Тот выронил чашу, украшенную самоцветами, и она с оглушительным звоном покатилась по каменному полу.

— Это не в твоей власти, мой король, — на лице Моргана мелькнула улыбка, от которой так и веяло снисхождением. — Присутствие в городе Священного караула — наша плата за свободу. Роллэн одаренный юноша, но ничего не смыслит в торговле.

— Как бы не так, — Ивэн вконец разозлился, удивляясь способности дяди, уничтожать самые светлые порывы. — Он лишь ставит человечность выше интересов торгашей, для которых звон дукатов слаще голоса матери!

— Ничего не стоит быть благородным, когда твоя семья богаче многих в городе, — голос Моргана оставался равнодушным. — Ты только взгляни на них. Они богаты не только звоном монет, и, уж поверь, могут омыться в чужой зависти.

В этот раз Ивэн даже не подумал выглянуть в храмовую залу. Он успел насмотреться на Локхартов, стоящих у рядов скамей позади Роллэна, и оттого с раздражением признал правоту дяди. Он и сам хотел бы быть частью такой семьи.

В Стейне Локхарте нельзя было отыскать и капли благородной крови, но его смелость и верность проложили верную дорогу. Он предстал таким же спокойным, как и Морган, пока его супруга, всегда доброжелательная и приветливая Лив, крепко сжимала его руку. Она выглядела горделивой, подобно самой знатной леди Севера, но плохо скрывала свое волнение. Их дочь Анна, при виде которой Ивэн забывал все слова на свете, стояла чуть позади, как и брат, уставившись в пол. На ее поясе, под складками отороченного мехом плаща, своего часа ждала сумка с повязками и эликсирами, способными остановить кровь.

— Ты собьешься со счета, силясь посчитать всех, кто мог бы портить жизнь Красному Роллэну, чародею, известному во всех королевствах Договора, — Мириам прижалась спиной к широкой колонне и принялась загибать пальцы. — Все дагмерские торговцы, с которыми он не желает работать, если они посмеют повысить цену, названную им. Мастер, научивший его всем хитростям, и оставшийся в тени. Злопыхатели Стейна — те, что называют его зазнавшимся сыном кузнеца. Сир Тревор, который сам лечил свои разбитые ребра эликсирами Роллэна, но никогда не верил магам, что талантливее прочих. Отвергнутые женихи Анны, прознавшие, как сильно она восхищается братом…

— Довольно, — Ивэн вздохнул, оказавшись не в силах больше выносить пополнение вереницы магов, способных натравить на лекаря Священный караул.

— Он не стал первым чародеем, в чье горло вцепился сир Тревор, — вкрадчиво заверила девушка. — Я сама стояла перед ним великое множество раз.

Мириам положила руку на плечо Ивэна и пристально посмотрела на него. Еще не так давно она могла сразить его изумрудным блеском своих глаз, обезоружить и добиться полной капитуляции, но ему удалось возвести вокруг себя стену. Он трудился над ней камень за камнем, день за днем. Эта стена была построена на почве слов Эрло, открывшего ему правду — ее сердце действительно было безнадежно украдено, и не оставалось вовсе никакого смысла сражаться за него с вором. Ивэну не доставало безрассудства и твердости капитана Райса, ввязавшегося в странную и не имеющую конца битву. Он понемногу стал присматриваться к Мириам и вскоре заметил, что та, хоть и пыталась тщательно скрыть свои чувства, выходило у нее это не слишком умело.

— И что же стало потом? — отчеканил Ивэн, предвидя, что она станет говорить о Моргане, и может в этот раз тот и сам разглядит очевидное.

Но Мириам лишь взглянула в его сторону особенным взглядом, не предназначенным ни для кого иного.

— Для Роллэна не уготовлено подобного спасения, — заявил Морган, по-прежнему оставаясь слепым. — В нем слишком сильны сострадание и самоотверженность. Он лекарь, и его путь — оберегать, исцелять и спасать. Ремесло Смотрителя ему чуждо и погубит его так же верно, как и темная магия.

— Неужели я не смогу ничего сделать для него? Я хочу прекратить это. Для них всех.

Ивэн никогда не чувствовал в себе сил быть напористым, но Дагмер изменил его. У него не было иного выбора, кроме как становиться тем, кем желал его сделать этот город.

— Уговори его послушать брата, — мягко проворковала Мириам и тут же зарделась, что не смогло остаться незамеченным. — Если Роллэн отправится в Тирон вместе с Райсом, то со временем оба приобретут влияние, неведомое их отцу.

— Ты, Мириам, можешь оставить Дагмер без лучшего лекаря в городе, — тихо хмыкнул Морган. — Но ты права. Так будет лучше для него, если он не научиться идти наперекор самому себе.

Тяжелая дверь храма отворилась, и железные шпоры на сапогах разрезали тишину, наполненную перешептываниями и долгим ожиданием. Они звенели громко и отзвуки их задребезжали под самым куполом. Впереди шел глава Священного караула — единственный, кто мог показывать магам свое лицо. Он, как всегда, был мрачен и бледен, и выглядел как затворник, никогда не покидающий четырех стен. Нельзя было вообразить человека более чуждого Дагмеру и всем северным землям. Оберегая свою инаковость, он скреплял багровый плащ золотой брошью, зная, что ни один северянин не станет украшать себя золотом. Лица остальных караульных были спрятаны за непроницаемыми черными масками, и их облик был един на всех. Для Ивэна оставалось тайной, как они могут различить друг друга, когда даже их сапоги были замараны грязью одинаково.

Сир Тревор взмахнул рукой, облаченной в железную перчатку, и караульные выстроились вокруг алтаря. Роллэн даже не подумал обернуться и поприветствовать его — он ждал, пока глава Священного караула приблизится к чаше.

— Покончим с этим, — Ивэн почти вышел из тени колонн, но не услышал за собой ничьих шагов.

Мириам глядела на Моргана с безотзывной мольбой. Он поднялся со скамьи, чтобы дотронуться до подбородка девушки, и заставить ее вскинуть голову.

— Пожалуйста, — выдохнула она. — Бедный Роллэн… Он видит меня в своих кошмарах! Так больше нельзя.

Ивэн поморщился, оглянувшись и не разглядев в лице Моргана ни намека на снисхождение. Он упрямо отдавал своей ученице одну и ту же грязную работу.

— Иди и сделай то, чему я учил тебя, Мириам. Не так важно, кто стоит перед тобой, когда значение имеет лишь цвет его крови, — его голос затих до шепота, а глаза превратились в две темные щелки.

Он желал научить ее одному — не отказываться от выбранного пути, кто бы не встречался на нем. Она должна была лишь исполнить свой долг, отбросив все привязанности и неприязни. Быть честной и беспристрастной и не прогибаться под сомнениями.

— Сир Тревор, — Ивэн раскинул руки в притворно радушном приветствии, зная, что девушка послушно последует за ним. — Позвольте выразить беспокойство вашей бледностью. Очевидно, вы утомлены трудами на благо Создателя? Будет благоразумно, если вы наконец позволите себе покой вместо того, чтобы подвергать сомнениям непревзойденную одаренность моих подданных.

Ивэн перенял манеры дяди в общении с главой Священного караула — они обменивались колкостями, прикрытыми напускной учтивостью. Споры и пересуды между ними не имели конца. Он старательно взращивал в себе пренебрежение, способное побороть в нем трепет перед той властью, которой Тревор был обличен. От его жизни и слова зависело слишком многое в королевствах Договора.

— Создатель не терпит пустословия, Ваше Величество. Стоит ли мне напоминать об этом? — глава Багровых плащей оказался мрачен и не настроен на словесные баталии. Он глядел на Ивэна исподлобья, но тот и не думал отводить взгляд.

— Что заставляет вас раз за разом идти на поводу у неоправданных подозрений и обвинений, не имеющих ничего общего с истиной?

По звону лат за спиной Ивэн понял, что Мириам, идущая следом, задела одного из караульных. Он не сомневался, что девушка не подумает извиниться, даже если сделала это без умысла. В кругу Багровых плащей было совсем неуютно. Ивэн чуял, что все они глядят на него, и по его спине бежал холодок. Ритуал Смотрителей считался невозможным без короля, иначе он давно бы избавился от гнетущей рутины. Правители любых иных земель опасались подходить так близко к обвиненному в темной магии, король Дагмера же не мог дозволить себе подобной слабости.

— Роллэн, — Ивэн обратился к чародею, застывшему в центе храма. — Подойди.

Тот растерянно оглянулся, прежде чем выполнить просьбу своего короля. Тревор поморщился, осуждающе взглянув на него, затем на Мириам. Ее отвлек пастор, вручая большой серебряный кувшин. Она непременно окатила бы главу караула водой, заметив на себе этот полный отвращения взгляд. Наудачу она будто спряталась где-то глубоко в себе, подальше от неприятного всем ритуала.

— Уверяю, — Тревор вспомнил про незавершенную беседу, пока девушка наполняла чашу, шепча заговоры себе под нос. — То, что происходит здесь — не моя воля. Я…

— Я взываю к Создателю, своею волею наделившего чародея, что стоит передо мной, своим даром, — Мириам заговорила прежде, чем глава Священного караула успел оправдаться, и вручила ему наполненную чашу. — Мы, его смиренные дети единого Творца, испиваем этот сосуд, не замышляя друг против друга дурного.

Ивэн, слушая голос Мириам, ставший монотонным и тягучим, принял чашу их рук Тревора и поднес ее к губам. Вода сковала горло леденящим холодом, и он едва сдержался, чтобы не закашляться. Он передал чашу Роллэну, который, все еще оцепеневший, не сразу принял ее — он глядел на Мириам своими блекло-зелеными глазами и нервно кусал усыпанные веснушками губы.

В конце концов, чаша вернулась на свое место в центре алтаря, а девушка все твердила заученные слова.

— Магия дарована Создателем как благо, но великая тьма обращает ее во вред служением крови и смерти. Пусть этот сосуд явит нам, чему покорен чародей, что стоит перед нами. Да укрепится Его свет, да не утаится тьма.

Мириам взяла протянутую руку Роллэна, легонько сжала его ладонь. Ее пальцы уже лежали на усыпанной янтарем рукояти красивого резного кинжала, что выковал для нее его отец. Лезвие проскользнуло вдоль ладони чародея легким заученным жестом. Вода в чаше, стоящей на алтаре, капля за каплей стала окрашиваться красным. Этого было достаточно, но Роллэн вдруг сжал пальцы в кулак, и алая кровь полилась из его вспоротой ладони тоненькой струйкой. Он твердо и злобно глядел на главу Священного караула. Ивэн, который успел его хорошо узнать, никогда еще не видел такого — ему представлялось, что юноша и вовсе не способен испытывать ненависть. Но сейчас он наблюдал чистейшее ее проявление.

— Да укрепится его свет, — завершать ритуал в Дагмере полагалось королю, и это давалось ему легко. Он не видел крови, искаженной темной скверной.

Воины Священного караула с грохотом своих тяжелых доспехов разомкнули круг, выстроившись в две линии по обе стороны алтаря. И первым его покинул Роллэн, оставляя за собой красные капли на каменном полу. Ему навстречу уже спешила сестра и оба уселись на скамью. В ее руках мелькали белые повязки, а ее миловидное лицо все еще было искажено тенью беспокойства. Ивэн было направился к ним, но взгляд Анны, брошенный ненароком, остановил его.

«Если бы я хоть что-то мог для них сделать. Хоть что-нибудь», — подумал он, и, обернувшись, едва не столкнулся с Тревором, следующим за ним по пятам.

— Как ваши ребра, сир? Ваш вид все же сильно пугает меня, — вдруг выпалил он заговорщицким шепотом, но не сомневался, что каждый караульный слышал голос короля — все их маски как одна устремились на него своей темнотой.

— Благодарю, Ваше Величество, но ваше беспокойство напрасно. Я великолепно себя чувствую, — сдержано ответил Тревор, жестом распустив своих воинов. Они шумно направились прочь из храма.

— Я слышал, что лекарь, поднявший вас на ноги, сотворил настоящее чудо. Кто это был? Я считаю своим долгом знать о каждом выдающимся чародее или маге. Мысли о них греют мою душу. Так я чувствую, что Дагмер был отдан Брандам ненапрасно.

— Это был мальчишка Локхартов, и я не верю, что вы не знали об этом. Что вы желаете от меня?

— Я хочу, чтобы вы помнили о том, кто это сделал, — Ивэн продолжал говорить с Тревором, игнорируя тревогу, замершую в воздухе. — Вы не способны на благодарность, но я попрошу помнить, что Роллэн Красный помог вам избежать смерти, прошу думать об этом каждый раз, как только вам захочется снова омрачить его жизнь и жизнь его семьи.

— Вы очень юны, король, — глава Священного караула отшатнулся назад и сощурился из-за света, упавшего на его землистое лицо. — Со свойственной юности заносчивостью вы думаете, что весь мир вращается вокруг вас, вашей короны и ваших людей. Чем раньше вы увидите, что им не чужды зависть и подлость, тем дольше сможете удержать свою власть. Я верю, что однажды вы откроете глаза и поймете, насколько я необходим вам. Но вы устыдили меня. Теперь позвольте покинуть вас. Я спешу выразить благодарность сиру Стейну — он вырастил прекрасного сына. Им может гордиться весь Дагмер.

Лица Локхартов перекосились от удивления, когда Тревор оказался рядом с ними. Ивэн уже не слышал его, да и это было ни к чему. Он не хотел слушать слов, предназначенных не ему, а семье, о которой он мечтал, но никогда не имел.

Он предпочел наконец вырваться из храма и, оказавшись за его дверями, тихо улыбнулся, вспомнив тот день, когда он впервые стоял у его стен. Теперь все вокруг сверкало от изморози, искрилось в лучах холодного зимнего солнца. Он не мог принять, что когда-то смотрел на Дагмер со страхом. Прошло время, и теперь его переполняла любовь к реке Рейе, скрывшейся подо льдом, Великому морю, подпирающему горизонт, к высоким горам, укрытым снежными одеялами и даже город, его серые крыши, теперь приятно радовали глаз. Ему нравилось все, что он видел: от ступеней, на которых он стоял, до самого горизонта. Он не знал никогда прежде такого голубого неба и снега, наполненного ослепительными искрами. На площади перед храмом воины Священного караула забирались в седла своих коней, тут же дети играли, подбивая друг друга снежными комками, лоточник зазывал купить свежий хлеб. Город жил своей жизнью, являя приятное постоянство.

Дверь храма ухнула раз, другой. Ивэн услышал шаги Мириам. Он предвидел, что она вновь зла, как оса, — так было всякий раз, когда Морган заставлял ее проводить ритуалы в Дагмере. Но ее голос оказался мягким, когда она обратилась к нему.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, мой король, — она переживала за него искренне и ее слова не обратились в высокомерные нравоучения.

— Однажды все изменится, — пообещал он ей. — Я не знаю как, но мне предстоит избавить город от надзирателей. Ради таких как ты и Роллэн. Или даже ради себя, — он подмигнул девушке и поправил простую брошь, которой та закалывала накидку.

— Никто не должен знать о том, кто ты такой. Слышишь? — Мириам зашипела и перехватила его руку. От прежней осторожности в ней не осталось и следа.

Морган и Локхарты вышли на храмовые ступени, громко переговариваясь. Леди Лив весело смеялась, и Ивэн в который раз удивился ее легкому нраву. Наверняка именно он позволял ей выносить своего супруга. Тот, очевидно, пытался сохранить невозмутимость, но глаза выдавали его с головой — он обожал свою жену, и более всего — ее смех.

Мириам поспешно отступила от короля на шаг и изобразила подобие улыбки.

— Я все еще не знаю, кто я, — прошептал ей Ивэн чуть слышно, но она все поняла, оставила его и потянулась к Лив, желая взять ее под руку.

Роллэн, вновь погрязший в своих мыслях, чуть было не прошел мимо, но Ивэн дружески хлопнул его по спине.

— Ну, Красный Роллэн! Все еще не обратился в отступники, а?

Юноша вздрогнул, и Ивэну представилось, что он не сразу понял, кто с ним заговорил. То, что происходило в его голове, было очевидно интереснее, чем посторонние отвлекающие разговоры.

— Как видишь, — он потряс перед лицом своего короля перевязанной рукой. — Что ты сделал с сиром Тревором? Зачем? Ты не должен был…

Роллэн, замялся, увидев, что сестра последней вышла из храма и направлялась прямо к ним.

— Анна скажет все лучше, — юноша нахмурился, рассердившись от собственного косноязычия. — Она всегда говорит лучше, в особенности, когда говорит о тебе.

— Ваше Величество, — девушка спешила к нему, на ходу придерживая подол платья.

Теперь она нравилась Ивэну куда больше, чем у алтаря. Лицо ее просияло и ярче всего при свете дня теперь сверкали ее голубые глаза. Если ее мать была также хороша, повстречав Стейна Локхарта, то становилось кристально ясно, как же ей удалось расплавить его неприступное стальное сердце.

Ивэн часто видел Анну в дворцовой часовне, но так и не посмел заговорить с ней, вспоминая какой испуганной она показалась ему в день первой встречи. Он клял себя за неосторожность и глупость — в ее присутствии он забывал слова всех молитв, заученных в ту пору, когда он не ведал ничего о том, что ему суждено. Когда она приходила, он стоял на коленях на мраморном полу часовни и тонул в мыслях, заставляющих испытывать стыд. В пору было молиться истово и самозабвенно, чтобы отвадить от себя терзающее вожделение, но он не находил в себе сил.

— Я слышала, что вы сказали. Каждое слово!

Он смотрел на ее чудные золотистые волосы, что выбились из-под большой белой меховой шапки. Она сделала Анну такой ясной и невинной, что Ивэну ничего не оставалось, кроме как глупо улыбаться ее словам.

— Я… — едва поравнявшись с ним, она было замерла у края ступенек, но ее сапожок заскользил по льду, коварно припорошенному искрящимся снегом.

Они схватились друг за друга. Она — инстинктивно, Ивэн — едва ли. Он испытал великий испуг, прежде чем успел протянуть к ней руки. Ему подумалось, что она может быть хрупкой, готовой рассыпаться в ледяные всполохи и исчезнуть. Он лишь подхватил ее под талию, но почувствовал, как спас весь мир. Они оказались неприлично близко до тех пор, пока Анна вновь не обрела опору под ногами.

— Как же я неуклюжа, — проговорила она вся пунцовая от смущения.

— Я все еще хочу, чтобы ты называла меня по имени, — бездумно бросил Ивэн, не отпуская Анну.

Она не отступила, не пошатнулась, не оскорбилась, а все глядела на него своими голубыми глазами, и он заметил в них яркие сероватые блики. В ее взгляде будто застыл сам Север, буря и снег, но они были благосклонны к нему.

Ивэн, чувствуя, как свидетелей собрало это невинное прикосновение, первым отвел взгляд и протянул девушке раскрытую ладонь, чтобы помочь ей спуститься по сотне заледеневших ступеней Храмового холма. Анна не носила перчатки и дотронулась до черной искусно выделанной кожи, в которую были обтянуты руки Ивэна побелевшими от мороза пальцами.

— Вы — король, — выдохнула Анна, и Ивэн впервые заметил сшибающее с ног и обезоруживающее восхищение в ее голосе.

— Постой, — запротестовал он. — Я не желаю быть твоим королем. Забудь даже о том, что я Бранд!

Анна вновь заскользила, и Ивэн подхватил девушку под локоть, благословляя ее неустойчивые сапожки. Он вновь приметил волнение девушки и злился на себя, не нашедшего смелости заговорить с ней раньше.

— Но почему? — прошептала она, словно затевая сговор на виду у всего города.

— Потому, что рядом с тобой за один выдох я теряю все, что у меня есть.

Несколько ступеней вниз они прошли в полном молчании. Ивэн не смел даже краем глаза взглянуть назад, но пути назад больше не было.

— Я заговорил с Тревором, увидев твое лицо. Я разглядел в нем страх и мольбу о помощи. Кем бы я стал, не сделав ничего? Жалким червем, не достойным приблизиться к тебе?

Ступени неумолимо заканчивались, а Ивэн судорожно размышлял, что случится, если он, ступив на площадь, сожмет ладонь девушки и ни за что не отпустит. Останется ли она рядом с ним здесь, перед своей семьей?

«Король без своей королевы — лишь полкороля», — так беспрестанно твердил ему ее отец, но ожидал их на площади хмурый, почерневший как грозовая туча.

— Я помолюсь за вас снова, — Анна заговорила очень тихо, опасаясь быть услышанной кем-то, кроме Ивэна.

— Снова?

Сердце пустилось в неудержимый галоп. Она молилась за него, думала о нем, и это признание было оглушительным как самая неловкая тишина, как постыдное безмолвие, что нападало на него прежде, стоило только Анне появиться рядом. И вот она обещает, что снова появится в часовне, где они прежде не смели заговорить друг с другом.

— Как и делала это прежде.

Ивэн почувствовал, как девушка крепче сжала его руку, и посмотрел на нее. Она улыбалась, и он любовался этой улыбкой до тех пор, пока его сапоги на застучали по брусчатке городской площади.

Роллэн, прежде пристально наблюдавший за покидающими площадь воинами Священного караула, оглянулся и лицо его исказилось неприкрытым удивлением. Она глазел то на сестру, то на своего короля, будто увидел над Дагмером десяток пылающих солнц. Ивэн едва подавил в себе желание рассмеяться над ним — по обыкновению лицо чародея оставалось непроницаемым, но не было никого, кто мог так же наивно выразить свои чувства, если уж они настигали его. Но, все всяких сомнений, нельзя было рассчитывать, что он поделится тем, что разглядел.

Ивэн, не зацепившись ни за один из взглядов, вложил ладонь Анны в руку брата. Роллэн глядел на сестру долго и пристально, но сумел вовремя очнуться и помочь девушке взобраться в седло ее пегой лошадки.

Тогда Анна впервые огляделась и, наткнувшись на грозный взгляд отца, только расправила плечи, резко дернула удила и умчалась прочь. Так быстро, что это было наперекор всем приличиям. Стейн помчался за ней.

— В этой девчонке будто вспыхивает пламя, — ахнула Лив и тепло улыбнулась Мириам, остановив своего коня, чтобы попрощаться. — Но это невероятно, так ведь?

— Невероятно, — ответила ей девушка, поделившаяся пламенем с Ивэном. — В твоей дочери застыл сам Север. Не забывай, каким колким он может быть, даже не имея огня.

Роллэн пустился вслед за отцом и Анной, прежде чем Лив успела почтительно кивнуть королю и Смотрителям.