Последний алхимик

Глава пятая

Как ни был Франциско Браун преисполнен благодарности к своему хозяину за щедрое вознаграждение в Барселоне, он не стал очертя голову бросаться на очередную жертву. Естественно, ему не составило бы никакого труда проломить этому белому ребра, одним ударом карате. Ему доводилось из маленького пистолета вышибать глаза у бегущей женщины с расстояния пятьдесят ярдов. Ах, как быстро она бежала, эта женщина! Особенно после того, как выронила младенца.

Но величайшим оружием в руках Франциско Брауна были терпение и хладнокровие. И он усилием воли заставил себя не отступать от собственных правил, несмотря на страстное желание разделаться с этой троицей немедленно. Они прикончили мусор, который он насобирал в Бостоне. Двигались они просто неподражаемо, причем с такой скоростью, что он даже не мог определить, к какой школе единоборств они принадлежат. Ему ничего не стоит выстрелить прямо сейчас. Но это может оказаться рискованным. Вдруг он прикончит одного, а другие побегут, тогда ему придется гоняться за ними. Вообще неизвестно, чего от них можно ожидать. Он не знает даже, кто они такие, а раз так, то недолго наделать и ошибок. Они уже доказали, что не такие как все – совсем не такие.

Конечно, если сейчас бросить в дом гранату, они скорее всего разбегутся и он сможет воспользоваться замешательством, чтобы их перебить. Вероятно. Но он предпочитал не полагаться на вероятность, поэтому до сих пор и жив.

К тому же сейчас он не один, у него за спиной человек, который действительно знает, как распорядиться своей властью. А Франциско Браун знает, как распорядиться тем, что есть у него. И он ни за что не станет мараться в крови, если в том нет необходимости.

Так. У него уже есть кое-какое преимущество перед этими двумя, засевшими в доме. Он знает, какую опасность они представляют. А они не знают, насколько опасен он, как, впрочем, не знают и того, что он собирается их убить. Они даже не знают, что он здесь. Одного этого всегда бывало достаточно, чтобы Франциско праздновал скорую победу. Почему сейчас что-то должно измениться? Всегда было так: он их знает, они его – нет, в результате он их убирает. Ему повезло, что они уже себя обнаружили, а ему не пришлось пока вступить в дело.

Он вернулся к багажнику, открыл портфель и, достав оттуда две длинные оптические трубы, вставил их одна в другую. Потом аккуратно привинтил их к фотокамере, которую установил на легкой, но устойчивой треноге.

В горах Пенсильвании было холодно, но свежести не чувствовалось. Издалека, от терриконов старых угольных шахт несло таким запахом, как если бы в центре земли тлели гнилые кофейные плантации. Маленький домик, с мирным потрескиванием поленьев в камине гостиной, казался теплым и уютным. Франциско Браун навел объектив на гостиную. На каминной доске стояла фотография в рамке. Он прочел подпись фотографа в углу снимка – значит, резкость наведена. Он направил объектив на дверь.

После этого с молниеносной скоростью и с той небрежностью, с какой плотник вколачивает тысячный по счету гвоздь в крышу, Франциско Браун дал выстрел из пистолета по входной двери и высадил стекло. Он сработал быстрее, чем успело вернуться, отразившись от гор, эхо выстрелов.

Прежде, чем упал на землю последний осколок стекла, старик и молодой уже стояли на улице, а фотоаппарат Франциско сделал двадцать пять кадров за одну секунду. В следующую секунду он открывал дверь своего автомобиля, держа аппарат в руке. А еще в следующую секунду он уже мчался по дороге, вдавив в пол педаль газа.

Выехав за пределы Мак-Киспорта, он остановил машину и достал из аппарата пленку. Все шло нормально, и он благополучно добрался до Нью-Йорка и подъехал к дому мистера Колдуэлла. Он позвонил по телефону, чтобы назначить встречу с мистером Колдуэллом. Временами тот называл себя американцем, но Франциско чувствовал, что на самом деле это не так. Мистер Колдуэлл никогда не просил обращаться к себе по имени. Эти американцы вечно набиваются вам в друзья. За мистером Колдуэллом такого не водилось. От этого работать на него было легко и просто. Для вас мистер Колдуэлл всегда оставался мистером Колдуэллом и никем другим.

– Говорит Франциско Браун. Я бы хотел повидаться с мистером Колдуэллом в удобное для него время, – произнес Франциско в трубку.

Выпуклые цифры позволяли набирать номер даже в темноте, что было крайне существенно, ибо телефон находился в темной комнате, служившей ему фотолабораторией в нью-йоркской квартире. Его поселил там мистер Колдуэлл на следующий день после того, как назвал Франциско своим “клинком”, и велел установить с этой квартирой прямую телефонную связь.

– Аудиенция будет вам предоставлена сегодня днем, – ответил по телефону секретарь, и Франциско записал для себя время встречи, не придав особого значения слову “аудиенция”.

Снимки у него были готовы – двадцать менее чем за одну секунду, сделанные быстрее, чем моргает человеческий глаз или воспринимает звук барабанная перепонка.

Однако Франциско Браун знал, что, как и во всем в нашей жизни, в фотографировании каждой светлой полосе соответствует своя черная. Иными словами, ничего не бывает бесплатного. Несмотря на исключительное качество оптики его аппарата и крупный формат, условия молниеносной съемки требовали использования такой высокочувствительной пленки, что в результате снимки получились не лучше, чем первые фотоопыты ребенка. Впрочем, этого было вполне достаточно для того, чтобы начать разрабатывать интересующих нас лиц, если, конечно, мистер Колдуэлл и в самом деле так могуществен, как кажется. Ведь в конечном счете деньги и есть власть. Чтобы установить связи и мотивы поведения этих двоих, Франциско, естественно, прежде всего выяснит, на что они способны, кто они такие и где их можно найти. Только подготовив достаточно прочную почву, можно будет нанести удар. Такая основательность, конечно, требуется только в том случае, если противник на голову выше окружающих. С остальным человечеством можно разделаться по мановению палочки – будь то на кладбище, в конференц-зале – словом, где угодно.

Красивое лицо Франциско Брауна в обрамлении белокурых волос хранило спокойствие. Он смотрел, как из бачка с проявителем выползает пленка и погружается прямо под струю воды, а потом сразу – в другой бачок – с фиксажем, который остановит процесс проявки, с тем чтобы остановить воздействие света на пленку. Таким образом, негативы будут закреплены. С лучших из них он сделает отпечатки, и тогда у него будет чем заняться на досуге – он станет рассматривать лица своих жертв. Что еще более важно, снимки помогут ему продвинуться в деле установления их личностей.

Ему нравилось работать под музыку Баха, которая с причудливой мощью лилась из стереодинамиков. Она придавала ему хладнокровие. И избавляла от необходимости что-либо насвистывать. Эта музыка создавала настроение. Да, это будет особенное дело, не какой-то обычный хлам. Он вновь подумал о том, с какой легкостью были прикончены Рыцари ислама. Жаль, что он тогда ничего не заснял. Но он никак не ожидал, что они потерпят неудачу. Их было так много, правда, все неопытные. Собственно, благодаря их неопытности его выбор и пал на них.

Негативы, которые он отобрал для печати, преподнесли ему еще один сюрприз. Было такое впечатление, что белый смотрит прямо в камеру. Три кадра. Крупным планом. Да нет, не может быть, это скорее всего случайность. Нет такого человека, который успел бы заметить, что его фотографируют с отдаленного холма, тем более после того, как только что у него выстрелом выбили окно. Франциско доводилось видеть такие лица – как правило, на них были написаны страх и недоумение, а голова бешено вращалась во все стороны в поисках источника опасности. Конечно, это все благодаря тому, что камера такая скоростная, только из-за этого могло создаться впечатление, что мужчина смотрит прямо в объектив. Это обман зрения.

Впрочем, надо отпечатать, тогда будет виднее, даже при том, что качество оттисков скорее всего будет неважное. На фотографии глаза будут широко раскрыты и совсем неживые, поскольку на самом деле взгляд был направлен в никуда. Рот наверняка будет широко разинут, потому что в минуты панического страха люди забывают о носовом дыхании и начинают дышать через рот. И все тело окажется напряжено, как всегда, когда человек напуган. Корпус будет наклонен, а руки расставлены в стороны. На негативе, правда, фигура кажется вполне собранной. Но это может быть следствием обладания навыками рукопашного боя – владение телом, доведенное до автоматизма. Естественно, на самом деле ни о какой собранности не может быть и речи, и это наверняка станет видно на отпечатках.

Франциско заложил негативы в барабан, который может печатать фотографии с еще мокрой пленки. Рядом с ним стоял чемоданчик с кодовым замком. Он открыл его. Этот чемоданчик был не для фотопленки, он вообще не имел отношения к фотопринадлежностям. В нем находился один-единственный бокал уотерфордского хрусталя со слегка охлажденным красным вином. В конце концов, для чего еще жить? Болтаться от одного убийства до другого? Почему бы в ожидании не позволить себе насладиться Бахом и хорошим “божоле”?

В отличие от большинства дегустаторов вин Франциско не требовалось в течение часа вдыхать букет, он предпочитал сразу вкусить его терпкость. И всегда довольствовался только одним бокалом.

Барабан заворчал. Музыка Баха лилась из динамиков сквозь столетия, красное вино ласкало язык Франциско, а потом жарко разбежалось по жилам. Барабан щелкнул и остановился, и Франциско знал, что фотографии готовы, а у него еще есть полбокала доброго вина.

Он точными движениями вынул три фотографии и, разложив перед собой, зажег свет.

Тяжелый уотерфордский хрусталь с грохотом ударился об пол, но не разбился. Вино расплескалось вокруг. Широко разинут был рот не у того, кого он снимал, а у самого Франциско Брауна.

Он отступил на шаг от бачка с проявителем. Невероятно. Наверняка это вышло случайно. Он усилием воли заставил себя вновь подойти к бачку.

Оттуда на него смотрело мужское лицо, взгляд его был направлен точно в объектив. И ни малейшего страха в нем не чувствовалось, а рот оказался плотно сжат. Лицо было худощавое и не выражало никакой враждебности; более того, человек явно улыбался фотографу, словно угроза, которую тот представлял его жизни, была не более чем дружеской шуткой. Франциско внимательно рассмотрел три отпечатанные фотографии. Всюду крупным планом красовалось это улыбающееся лицо.

Он быстро заправил в барабан все двадцать негативов. Надо посмотреть остальные.

Он в нетерпении отбивал ногой такт. Баха он выключил, будь он неладен. Он стал вслух поторапливать машину. Потом одернул себя – не следует все же разговаривать с неодушевленными предметами. Он сказал себе, что Франциско Брауна нельзя так просто вывести из равновесия. Он напомнил себе о том, скольких людей он убил, после чего пинком послал хрустальный бокал в стену.

Наконец показались фотографии. Они были еще более ужасны, но Франциско Браун уже был к этому готов. На первом кадре парочка была запечатлена в тот момент, когда они выходили из дома. На втором кадре было ясно, что они уже его учуяли. Как ни странно, но, судя по снимкам, старик двигался не хуже, если не лучше молодого. На самом деле интереснее всего было то, как старик смотрел в камеру. Вид у него был такой, словно он пытается определить, какая будет погода. Абсолютно беззаботное выражение. Потом он повернулся к молодому, чтобы понять, заметил ли он, что происходит на холме, и, убедившись, что и тот тоже смотрит в объектив, повернулся и пошел в дом. Следом шли три кадра с крупным планом молодого. Радостное лицо без малейших следов страха или удивления. Идеальная резкость.

Отлично. Значит, он мудро поступил, что не напал сразу. Два самых четких снимка, по которым можно было точнее всего определить рост и вес, он взял с собой на встречу с мистером Колдуэллом.

– У меня назначена встреча с мистером Колдуэллом, – сказал Браун. Фотографии он нес в небольшой кожаной папке под мышкой.

– Могу я вас попросить? – сказал охранник.

– Попросить о чем? – не понял Браун.

– Подождать аудиенции.

– Мне не говорили, что я должен кому-то подчиняться.

– Ожидайте, – сказал охранник тоном, не терпящим возражений.

Опять это слово – “аудиенция”.

Едва отворилась дверь, как до Франциско Брауна стал доходить смысл слов охранника и секретаря.

Здесь все было по-другому, отдельных кабинетов и след простыл. Секретарши и младшие служащие сидели за письменными столами, расставленными по стенам зала, так что в середине оставалось огромное незанятое пространство. В самом центре высился постамент, на котором было водружено кресло с высокой спинкой. Оно сверкало цветными камнями, не исключено, что бриллиантами. Над креслом висел странный чеканный знак, красный на черном бархатном фоне. А в кресле, положив одну руку на подлокотник, а другую на колени, восседал мистер Харрисон Колдуэлл.

– Мы готовы с вами переговорить, – изрек он.

Франциско обернулся и стал искать глазами тех, о ком говорил мистер Колдуэлл. Никого больше не было. Вокруг него на двадцать пять ярдов было пустое пространство. Пальцем с бриллиантовым перстнем он поманил Брауна ближе.

Тот застучал каблуками по мрамору, которым был выложен пол вокруг постамента. Никто из младших клерков не смел поднять головы. Рука с перстнем протянулась к Франциско. Он был готов ответить на рукопожатие, но вовремя заметил, что ладонь обращена книзу. Больше сомнений быть не могло. Это была не встреча, это была аудиенция.

– Ваше Величество, – прошептал Франциско Браун, целуя царственную руку.

– Приветствую тебя, Франциско Браун, мой клинок, – отозвался Харрисон Колдуэлл. – Ты явился сообщить, что наша проблема решена?

Браун с поклоном сделал шаг назад. Значит, мистер Колдуэлл по какой-то причине считает себя королем. Что верно, то верно, денег у него куры не клюют, и пока никаких глупостей он не делал. Однако новое положение Франциско Брауна заставило его тщательней взвешивать каждое слово. Ведь этот Колдуэлл может оказаться обыкновенным шизофреником. Но если он и псих, то все равно фантастически богат. Франциско Браун знал, что даже у крупнейших американских корпораций нет таких денег, чтобы мостить мрамором огромные площади в самом престижном деловом районе Нью-Йорка. А ведь одна эта комната, этот тронный зал, занимает целый этаж.

– Ваше Величество, мы оказались перед лицом более грозного врага, чем я поначалу предполагал.

– Врага?

– Так точно. Ваше Величество.

– У нас нет ни заклятых врагов, ни верных друзей.

– Ваше Величество, я не выбирал этих людей себе в жертву. Они не мои враги.

– Пока ты служишь мне, Франциско Браун, они твои враги.

– Так точно. Ваше Величество. Наша первая попытка потерпела неудачу, – сказал Браун. – Я пришел к вам, потому что помню ваши слова о том, что теперь вы имеете такую власть, которая открывает вам более широкий доступ к любой информации.

– И эта власть день ото дня возрастает, – заметил Колдуэлл.

– Мне нужна информация об этих двоих, тогда я сумею лучше распорядиться ими.

– Видишь ли, Франциско, враги не всегда являются таковыми.

Браун колебался. Он не был уверен, что следует поправить Колдуэлла прямо сейчас. Но он вынужден это сделать. Для того чтобы убрать этих двоих, ему нужна будет помощь. Если нет, лучше уже сейчас подумать о том, как спасти свою шкуру.

– Ваше Величество, вы сами хотели их устранения, потому что они, согласно вашим данным, позволили себе совать нос куда не следует. Или они в этом больше не замечены?

– Насколько нам известно, об этом говорить не приходится.

– Тогда я вынужден просить о помощи. Если они действительно представляют собой грозную силу, тогда, повесив их головы, так сказать, на стенах вашего замка, вы заслужите еще большее уважение в глазах тех, кто ценит только силу.

– Сила – это не обязательно кровь, Франциско. Но хороший клинок должен думать именно так. Пусть будет так. Ты получишь все, что потребуется.

– Ваше Величество, для начала мне необходимо установить их личности, – сказал Франциско. Он развернул сверток и протянул фотографии мистеру Колдуэллу – Его Величеству мистеру Колдуэллу. Браун не знал теперь, какой вариант будет более правильным.

Колдуэлл не стал брать снимков в руки, заставив Франциско держать их перед собой.

– Вижу, вижу. Сколько презрения в этом лице, – заметил Колдуэлл. – И какая наглая улыбка. Не больно-то высокого мнения он о фотографе. Я бы тоже на его месте был невысокого мнения. Снимки-то неважные.

– Мне нужно знать, где они прошли подготовку. Они владеют совершенно особыми навыками.

Браун продолжал держать фотографии перед Его Величеством мистером Колдуэллом. Рука у него устала, и фотографии стали дрожать. Его Величество мистер Колдуэлл, казалось, этого не замечал. Он смотрел в потолок. Браун тоже поднял глаза. Обыкновенный гладкий потолок. Должно быть. Его Величество мистер Колдуэлл просто задумался, решил Браун. И опустил фотографии.

Колдуэлл щелкнул пальцами. Браун опять поднял снимки. Колдуэлл хохотнул.

– Нас посетила забавная мысль, – сказал Колдуэлл, отлично сознавая, что его идея нисколько не позабавит Брауна. Опустив глаза, он встретился взглядом со своим “клинком”. – Любезный Франциско, прошу тебя не принимать близко к сердцу того, что ты сейчас услышишь. Но во времена настоящих монархов всегда был человек, готовый сражаться за своего короля. Его называли защитником интересов императора. Он всегда был лучшим из лучших. Наша мысль, которая так забавляет нас, состоит в том, что эти двое обладают большей силой, нежели ты.

На Франциско Брауна накатил гнев. Он был готов убрать свои фотографии с глаз этого опереточного короля, правителя двора, которого не существует уже несколько столетий, держателя старой испанской короны. Однако Его Величество мистер Колдуэлл объективно был самым богатым человеком из тех, на кого ему доводилось работать. И до сих пор он производил на него впечатление очень умного человека.

Совладав с собой, Франциско Браун ответил как можно более холодным тоном:

– Я только сказал Вашему Величеству, что эти двое пока еще живы. Но скоро они умрут. Ваш клинок только просил Ваше Величество оказать ему некоторую помощь, чтобы ускорить это дело и таким образом утвердить свое могущество в глазах жаждущих вашей смерти.

– Неплохо сказано, Франциско, – сказал Колдуэлл. – Мы обо всем позаботимся.

Он едва заметно шевельнул пальцем. По мраморному полу застучала каблучками секретарша. Браун почувствовал ее присутствие у себя за спиной. Она приникла поцелуем к ногам своего повелителя и взяла фотографии.

– Мы поговорим об этом позже, – сказал Колдуэлл.

Девушка наклонила голову. По всей видимости, ей не полагалось даже рта раскрывать в присутствии Колдуэлла. Брауну все же такая честь была оказана.

Потом рука Колдуэлла протянулась вперед. Браун безошибочно разгадал, чего хочет его хозяин. Он набрал полную грудь воздуху, поцеловал перстень и в поклоне попятился к выходу. Перед самой дверью один из референтов протянул ему тяжелый портфель и дал адрес какого-то места в нескольких кварталах от Уолл-стрит.

Это оказался адрес золотой биржи. В портфеле находилось не менее сорока фунтов золота. Он что, стал мальчиком на побегушках? Его понизили в должности? Он доставил золото на биржу, где, с трудом сдерживая гнев, с грохотом стал выкладывать слитки на стол.

Старичок в очках и в жилете принялся со смешком взвешивать слитки.

– Золото Колдуэлла. Известная фирма. Мне всегда нравилось иметь дело с этой семейкой. Настоящие буллионисты, если вы меня понимаете.

– Нет, не понимаю, – отрезал Франциско. – Что такое настоящий буллионист?

– Буллионисты – это те, кто торгует золотом в слитках. Видите ли, одни занимаются золотым бизнесом, чтобы нагреть руки, другие же представляют собой настоящие старинные фирмы.

– В самом деле. А как давно существует фирма Колдуэллов?

– Была основана еще до открытия Америки, – сказал старичок и положил на весы очередной слиток.

Браун окинул комнату несколько презрительным взглядом. Стены здания были укреплены металлическими панелями, которые не чистились десятилетиями, и все здесь было тронуто плесенью. Весы тоже были старые и потрепанные, а их чаши покороблены и погнуты. Тем не менее весь их вид не оставлял сомнения, что они показывают абсолютно точный вес.

Здесь уж вас не обманут.

– С Колдуэллами иметь дело одно удовольствие, – продолжал старичок. – Их золото хорошо известно. Стоит взглянуть на клеймо Колдуэлла, и вы можете быть уверены, что вас не надуют на несколько унций на тонну. Клеймо много значит. Это старинное клеймо, очень старинное.

Браун взглянул на часы. Он сделал это нарочито, чтобы старый болван прекратил свою трескотню. Однако тот замолчал только тогда, когда Браун выразительно посмотрел на него.

– Вот оно, это клеймо, – сказал старик, показывая выдавленный в золотом слитке знак с изображением аптекарской колбы и меча.

– Я видел его по крайней мере раз двадцать, – бросил Браун.

– В наше время эта аптечная колба символизирует фармацию, но раньше так обозначали алхимию. Вы знаете, молодой человек, кто такие алхимики?

– Нет, – отрезал Браун и посмотрел на слитки, ждущие своей очереди в портфеле.

Оставалось взвесить еще три. Он вздохнул. Значит, деньги Колдуэлла чистые, и он вел себя исключительно хитро и тонко. Может, примириться с целованием перстней и доставкой посылок?

– Слово “алхимик”, от которого пошло современное “химик”, – изрек старик, – происходит от египетского “аль кемист”.

– Фантастика. Не могли бы вы рассказывать мне все эти замечательные вещи и одновременно взвешивать слитки?

Старичок хихикнул, но не шевельнулся.

– Алхимики могли делать все что угодно. И делали все что угодно. Лекарства, снадобья – все. Их так высоко ценили, что в Европе при каждом королевском дворе был свой алхимик. Но они плохо кончили. И знаете, почему?

– Да, – буркнул Браун. – Да взвесьте вы это чертово золото.

– Правильно. Из-за золота. Они заявили, что могут получать золото из свинца. Тем самым они заслужили себе репутацию мошенников. И многие люди перестали прибегать к их услугам, потому что боялись колдунов. Знаете, колдовство – эдакие фокусы-покусы.

– Взвешивайте золото, – повторил Браун.

– И алхимики просто вымерли, как какие-нибудь доисторические ящеры. Но здесь начинается кое-что странное – и оно связано с этим вот клеймом. Это настоящее клеймо, не подделка какая-нибудь.

Вот же гадость, подумал Браун. Если работать на Колдуэлла уже сейчас становится так непросто, то следует ожидать, что станет еще трудней. Может, у Колдуэлла и впрямь рассудок помутился?

– Сегодня в золотом бизнесе есть такие, кто полагает, будто средневековые алхимики и впрямь получали золото из свинца, хотя научных подтверждений тому нет.

– Они занимались этим, взвешивая золотые слитки?

– Ах, ну да, конечно, – сказал старик, кладя золотой слиток на пустую чашу весов. Гиря на другой чаше была сделана из хрома и отполирована до зеркального блеска, так что малейшая царапина, нанесенная в попытке снизить вес, стала бы видна как ясный день. – Есть, знаете ли, предание о философском камне. Согласно этому преданию, этот камень являлся разгадкой превращения свинца в золото и его секрет передавался из поколения в поколение в виде формулы. Смешайте свинец, этот камень и еще кое-что – и золото у вас в руках. Гоп-ля! Но современная химия, конечно, доказала, что такого камня, который был бы способен совершить подобные химические превращения, не существует в природе. Такую реакцию осуществить невозможно, какой бы камень вы ни добавляли.

Браун смотрел на весы, которые показывали вес слитка – ровно тройская унция.

– Но знаете, что, по мнению многих наших современников, представлял собой этот камень? Это был не таинственнный ингредиент, который надо было соединить со свинцом, а лишь хранитель этой тайны. Алхимики не стали бы сохранять свою заветную формулу на листке бумаги, который так легко украсть. Они нанесли бы ее на что-нибудь настолько тяжелое, чтобы его невозможно было похитить. Например, на камень – на философский камень. И насколько известно, эта формула должна была описывать процесс получения чистейшего золота – двадцать четыре карата. Я вам не наскучил, молодой человек?

– Ваша проницательность достойна восхищения, – бросил Браун.

– Вот почему для нас представляет интерес фирменное клеймо Колдуэллов – на нем присутствует меч. А вы знаете, что означает этот клинок? Он означает, что по какой-то причине Колдуэллы оказались отсеченными от алхимии. Они могли решиться на это сами, а мог за них это сделать какой-нибудь монарх. Кто знает?

– Я знаю, – сказал Браун. – Я знаю, что мне все это неинтересно. Отправьте мистеру Колдуэллу расписку. Спасибо и до свидания.

– Минуточку. Расписка нужна не ему, – сказал старик, проработавший на золотой бирже столько лет, что и представить себе было трудно. – Это не золото Колдуэлла. Оно только отлито Колдуэллами. Оно принадлежит вам. Мистер Колдуэлл открыл у нас на бирже счет на ваше имя в золотых слитках.

– Вы хотите сказать, это золото мое?

– Совершенно верно. Самое что ни на есть чистое, золото.

– А, – протянул Браун, в котором вдруг проснулся интерес к Колдуэллам – старинной и известной фамилии в буллионистском бизнесе.

Старик сказал, что она ведет свою историю еще с тех времен, когда Нью-Йорк именовался Новым Амстердамом, а Франциско Браун ответил, что никуда не спешит и с удовольствием дослушает до конца историю этого замечательного рода во всех подробностях.

Харрисон Колдуэлл сошел с трона и позволил своему новому камердинеру облачить себя в черный деловой костюм. Он надел строгий галстук в полоску и снял с руки перстень. Вместо ботинок, к которым столько раз за сегодняшний день припадали устами, он надел начищенные до блеска черные туфли.

То дело, к которому ему предстояло сейчас приступить, он мог бы поручить любому мелкому служащему. Но он понимал, что есть вещи, которые надлежит делать самому. Никому нельзя поручать роль своего алхимика, как и своего министра иностранных дел. Конечно, он пока еще не государство, но что, собственно говоря, представляет собой Саудовская Аравия, как не один-единственный род? Очень богатый род.

Теперь ему недоставало только земли. Это будет несложно. Будучи Харрисоном Колдуэллом, он прекрасно звал, что деньги могут все. И будучи Харрисоном Колдуэллом, он понимал, что никакому алхимику или министру нельзя перепоручить осуществление столь высокого предназначения. В свое время Испанская корона допустила такую ошибку, и то, что из этого вышло, для Харрисона Колдуэлла было не просто историей, а его собственной историей.

Все почти удалось. Министр был для короля клинком. Алхимик умел получать золото. Но, к сожалению, искусство алхимика стоило так дорого, что от этого делалось совершенно бессмысленным – получение вещества под названием “совиные зубья” оказалось таким дорогостоящим, что в результате одна золотая монета обходилась казне в три.

– А король знает, что ты это умеешь? – спросил министр.

– Нет. Король не знает. Я показал тебе, потому что ты спас мою дочь.

– Но почему не королю? Ведь он наш господин.

– Потому что когда короли узнают, что ты можешь получать золото, их одолевает жадность. Из-за этого погибли многие алхимики. Видишь ли, короли наивно полагают, что сумеют добыть совиные зубья. Но это невозможно. Тогда они начинают требовать от тебя, чтобы ты придумал что-нибудь иное, после чего ты, конечно, умираешь.

– А что, если я пообещаю тебе, что если ты сделаешь для нашего короля несколько монет, то тебе не причинят никакого вреда?

– Наша история знает немало примеров, когда короли давали подобные обещания, но ни один из них не сдержал своего слова. Короли просто не в состоянии представить, что их могуществу есть предел.

– Что, если я пообещаю тебе, что сам положу этот предел? Если ты отольешь для короля несколько монет, я сделаю, тебя богатым, и будь уверен, что ни один король никогда больше не попросит тебя о невозможном.

– Как ты можешь быть так уверен?

– Дело в том, что королем стану я, – ответил королевский министр. – Я воспользуюсь его жадностью, чтобы захватить трон.

– Нет. Как ты не понимаешь? Моя жизнь и так находится в опасности. Одних господ прощают другие господа, а алхимиков убивают, как бесполезных псов, исполнивших свою роль.

– Я возьму в жены твою дочь. Неужели тебе не достаточно будет этого доказательства? Она станет королевой. Зачем королю убивать собственного тестя? Ты тоже станешь знатным.

– Риск слишком велик.

– Вся жизнь – сплошной риск, – сказал министр. – Но помни, твоя дочь может стать королевой.

– Сначала женись, – сказал алхимик.

– Идет, – сказал министр.

То, что произошло потом, из поколения в поколение передавалось в семье Колдуэллов как фамильное предание.

Харрисон Колдуэлл помнил, как отец рассказал ему эту историю, когда они сидели в их конторе по торговле золотом в слитках вечером того дня, когда ему исполнилось тринадцать. Все уже разошлись, и они остались вдвоем. Отец учил его золотому бизнесу и считал уже достаточно взрослым, чтобы знать, откуда пошла его семья. Так он сказал.

Министр женился на дочери алхимика, и у них родился сын. По случаю рождения внука алхимик сделал приобретение – закупил то самое вещество, которое оказалось настолько редким, что на его поиски ушли три года, а добыча потребовала затрат, впятеро превышающих цену того золота, которое можно было с его помощью получить. Но они купили это вещество, добытое из недр земных в том краю, где жили негры, – теперь этот край именуется Африкой.

И вот, на глазах короля, далекий предок Харрисона Колдуэлла получил золото из свинца. Король был так потрясен, что захотел увидеть опыт еще раз. На этот раз специальный ингредиент обошелся алхимику в четыре цены золота и на его поиски ушел всего год.

Король решил, что он видит перспективу. В первый раз таинственный компонент обошелся алхимику впятеро дороже золота и потребовал трех лет поисков. Во второй раз он стоил четыре золотых цены и был найден уже через год. Любой товар, который сначала стоит дорого, по мере того как наращивается объем продаж, дешевеет, а значит, со временем такое произойдет и с этим веществом. Так думал король и надеялся дожить до того дня, когда совиные зубья станут намного дешевле, чем золото, которое можно из них получить.

На самом деле он был недалек от истины. Следующая партия обошлась уже только в три цены золота, и на поиски ушло полгода. А следующая – намного больше, чем все предыдущие, – стоила две цены золота и была добыта всего за месяц.

Но король не знал одного – что по приказу министра иностранных дел алхимик получил золото из свинца только в самый первый раз. Во все последующие разы он только расплавлял и переплавлял часть самого золота из царской казны. Волшебный компонент он сумел добыть только один раз. И только один раз король наблюдал действительно превращение свинца в золото. После этого министр иностранных дел убедил его, что не подобает королю, как какому-то купцу, стоять над алхимиком и с жадностью взирать на его опыты.

Король совершенно уверовал в то, что со временем получать золото из свинца будет дешевле, чем добывать само золото. Он думал, что на каждую вложенную монету сможет получить три.

– Мы открыли новую эру. Теперь мы станем богатейшей монархией в Европе. Имея столько золота, мы станем править миром, как мы того достойны, – заявил король, который к тому времени уже почти полностью опустошил казну, чтобы закупить тот редкий компонент, с помощью которого можно было получать золото.

Харрисон помнил, как отец особо подчеркивал, что именно с этого момента все пошло наперекосяк. И теперь король, который уже приготовился стать самым богатым человеком в мире, нанял к себе на службу знаменитого заморского ассасина и сделал его своим телохранителем. Он боялся, что несметные богатства навлекут на него множество врагов, и хотел встретить их во всеоружии. Этот убийца-ассасин был исключительно хитер и с помощью какого-то колдовства стал незаметно следить за алхимиком. И тогда он узнал, что алхимик не получает никакого золота.

Об этом прознал министр и поспешил бежать с женой и сыном, прихватив с собой столько золота, сколько смог унести. Алхимик забрал себе философский камень. Они отплыли от испанского побережья, но не успели скрыться из виду, как на море разыгралась буря. Камень и золото оказались слишком тяжелыми, и корабль затонул. Алхимик и его дочь исчезли. Но министр с сыном спаслись с небольшим сундуком золота.

В конце концов они прибыли в Новый Амстердам, который позднее стал называться Нью-Йорк, и там со своим скудным состоянием основали семейный бизнес. Они взяли себе фамилию Колдуэлл. Таким образом в свой тринадцатый день рождения Харрисон Колдуэлл узнал, где находится золото и философский камень и кому это все принадлежит. И как все мальчики в роду Колдуэллов, он узнал, как Колдуэллы едва не стали королями и что означает их торговая марка – аптекарская колба и меч.

Трудно сказать, что послужило причиной – то ли Харрисон был безнадежный мечтатель, то ли он был слишком хворый и потому плохо ладил с другими мальчишками, только именно он поклялся превратить легенду в быль. Он поклялся найти этот камень и снова начать делать золото.

– Почему ты думаешь, что тебе удастся то, что не смог сделать никто из нас?

– Потому что девяносто процентов всех ученых из известных история живут в наши дни. Сегодня совсем иные времена.

– Но мир не меняется, Харрисон!

– Надеюсь, что в отношении людей ты совершенно прав, отец, – сказал Харрисон.

Он не сомневался, что теперь, при всех достижениях современной техники и возможностях величайших мыслителей, настала пора извлечь на свет божий старинную фамильную карту и найти формулу философского камня.

Большой удачей было то, что недостающий элемент оказался ураном. Сегодня в мире его просто полным-полно. А поскольку люди так и не изменились, Харрисону Колдуэллу пришлось принять все меры предосторожности, чтобы его не поймали на воровстве урана.

Итак, облаченный в деловой костюм и вооружившись фотографиями двух человек, которые дал ему его “клинок”, Харрисон Колдуэлл, все более проникающийся сознанием своего высокого предназначения, встретился в одной из своих контор с джентльменом из Вашингтона.

Тот поблагодарил его за помощь в приобретении дома.

Колдуэлл сказал, что такой пустяк не стоит благодарности. Он всегда рад помочь другу.

Человек из Вашингтона поблагодарил его за то, что он устроил его дочь в самую престижную школу, несмотря на весьма посредственные знания и способности.

Какая ерунда, ответил Харрисон Колдуэлл.

Человек из Вашингтона сказал, что он не уверен, насколько этично то, что Колдуэлл открыл на его имя счет на золотой бирже.

Чепуха, ответил Харрисон Колдуэлл.

– Вы правда думаете, что тут нет ничего особенного? – спросил тот.

– Ну, разумеется, о чем разговор, – ответил Харрисон Колдуэлл директору Национального агентства по контролю за атомной энергетикой. – А кстати, не этих ли двух джентльменов вы имели в виду, когда говорили мне, что кто-то нам мешает?

Он пододвинул фотографии к своему собеседнику.

– Похоже. По-моему, именно они сейчас находятся на объекте в Мак-Киспорте. Мне кажется, они представляют какую-то из спецслужб, но какую именно, мне еще предстоит узнать.

– О, не беспокойтесь на этот счет. Я уверен, что сумею сам выйти на их след, – сказал Колдуэлл, и его черные испанские глаза сверкнули предвкушением схватки. – У меня будет вся информация, которую только можно купить за деньги.