Последний дракон

Бесплатный пассажир

Нико был первым, кто увидел меня.

Корабль «Морской Волк», снявшись с якоря, пустился в путь на полных парусах, и у команды было немало дел с канатами, тросами и многим другим в этом же роде. Я нашла себе убежище за бочкой с водой. Мне больше не требовалось играть на отцовской флейте, чтоб меня не обнаружили, достаточно было тихонько сидеть и не путаться под ногами. И только иногда несколько раз подуть, когда кого-нибудь угораздит глянуть в мою сторону.

Это было так просто! Куда как просто! Как могло все так легко пройти для меня? До встречи с Сецуаном я даже не знала, что есть на свете Дар Змеи. Я никогда не училась пользоваться им, если не считать недолгого странствия из Сагислока в Сагис-Крепость. То было единственное время, которое я по-настоящему провела вместе с отцом, а тогда всего охотней желала бы избавиться от него. Ныне я знала все до конца. У меня был Дар Змеи, я могла заставить глаза и уши других людей верить вранью. Вранью или сну. Или, может, тому и другому. Но я не могла лгать самой себе. И в конце концов, как выяснилось, не могла соврать Нико.

Я по-настоящему не знаю, как это произошло. Я мерзла, я задыхалась, мне было худо, и я была жутко несчастна из-за того, что бросила Давина и Розу там, на берегу, с Калланом, не зная, окажут ли им вовремя помощь. Но я тоже устала, а последние сутки не очень много спала. Я, может, лишь на какой-то миг вздремнула. Во всяком случае, внезапно возле моего убежища возник Нико, не спускавший с меня глаз.

— Дина!

Взгляд у него был такой, будто он сомневался, не привидение ли я. Я быстро подняла флейту, но все же не успела. Нико протянул руку к блестящему черному мундштуку и остановил меня. Я знала, что он узнал эту флейту. Ведь он видел, как Сецуан играл на ней, он видел, как его игра отворила ворота в Сагис-Крепость и выпустила на свободу ее узников.

А теперь он увидел меня с этой флейтой.

Он не спросил, как я прошла на борт. Думаю, он знал это. Думаю, он понял это в тот самый миг, когда увидел флейту моего отца.

— Почему? — только и спросил он.

— Потому… потому что я не хочу, чтоб тебя убили, — ответила я.

— Теперь ты в силах справиться и с этим? — спросил он.

— Раз я поплыву вместе с тобой, ты будешь осторожней, — упрямо заявила я.

Он на миг закрыл глаза.

— Вы что, думали, что никогда не позволите мне уйти? — спросил он. — Ты и твоя матушка. И твой твердолобый старший братец. Тебе ясно, как холодна была вода? Он мог утонуть. Всякий сколько-нибудь разумный человек сдался бы. Но нет, нет! Семейство Тонерре крепко вцепляется в меня.

Его глаза были испещрены красными прожилками, и от него несло пивом. Ясное дело, с мужчинами это бывает, да и со многими женщинами тоже. Если нельзя быть уверенным, что вода свежа и чиста, пиво — замечательное средство утолить жажду. Но с Нико… С Нико это был недобрый знак. По-настоящему он пиво терпеть не мог. Но уж если ему начать, то выпивал он куда больше, чем надо. Пива или вина, а то и чего покрепче.

Я ничего не сказала. Он выглядел уже… и вправду не знаю как. Будто у него где-то болело, но он не хотел это показывать. И вместе с тем… Когда я первый раз увидела его, мне дали знать, что он наверняка убил троих — старика, женщину и ребенка. Только моя мама верила, что он этого не делал. Все-таки я его не боялась. Ну, так, по-настоящему. Но теперь… С ним что-то произошло. А этот новый Нико… Его я могла бы хорошенько испугаться.

— Дай мне твою флейту, — сказал он.

— Зачем?

— Ты прокралась тайком на борт чужого корабля без разрешения. Таких, как ты, кличут «заяц», «слепой пассажир». И первое, что делают с такими людьми, Дина… их разоружают.

— Но это ведь всего-навсего флейта.

— Дина, мы оба знаем, что эта флейта — оружие. Во всяком случае в руках того, кто умеет пользоваться ею. А ты явно делаешь это.

Я едва разжала пальцы.

Казалось, пальцы не желали выпускать свою добычу.

— Вставай!

Я неуверенно глянула на Нико:

— Что ты собираешься делать?

— То, что делают с зайцами, — ответил он.

— А что это?

— Запирают их в надежном месте и приглядывают, чтоб они не натворили бед. Вот так!

Он схватил меня, не причиняя боли, но вырваться я не могла. А флейту он держал так, будто она и вправду была оружием, которое может колоть или резать. Осторожно, почтительно. Теперь у меня не оставалось надежды вернуть себе эту флейту.

Ворона недовольно разглядывал меня, нахмурив брови:

— Что за тролленка ты поймал?

— Дина Тонерре, — коротко ответил Нико. — Сестра Давина.

— Да, я это вижу. Но какого черта она здесь делает? Разве ее не было на берегу Троллева залива вместе с другими?

Я заметила, что Нико колеблется.

— Открыто — нет! — так ответил он, ни словом не упоминая моего отца и этой истории с Даром Змеи.

Ворона пристально смотрел на меня. Его взгляд был тверд, словно каменный уголь.

— Как ты попала на борт? — спросил он.

Если бы я могла заставить его думать о чем-то другом. Если бы он захотел хоть на миг отвести свой взгляд в сторону… Но флейта была у Нико, а он не выпускал мою руку из своей.

Я просто стояла, не произнося ни слова, потому что мне не приходило на ум ни одного объяснения, которое не звучало бы как вранье либо колдовство или же как то и другое вместе.

— Ну? Я слушаю!

— Я… я попросту взобралась по веревочному трапу.

— По веревочному трапу? Да его там нет! — Он кинул быстрый взгляд на борт корабля.

И там она по-прежнему висела, эта веревочная лесенка, которой они пользовались, когда сами взбирались на борт.

— Энок! — крикнул Ворона. — Что это значит?

Один из корабельщиков быстро отставил в сторону кружку с водой и подошел узнать, о чем это говорит Ворона. Энок не спускал глаз с веревочной лесенки, что колыхалась туда-сюда, сопровождая движения корабля и окуная свой нижний конец в воду всякий раз, когда «Морской Волк» кренился набок.

— Сожалею, Местер! — пробормотал он. — Ведь я, должно быть, забыл ее.

Рука Вороны развернулась с быстротой молнии и со страшной силой ударила Энока по затылку так, что раздался хлопок.

— Ах, забыл! Так ты и дома оставляешь дверь открытой, чтоб всякий мог заглянуть к тебе? Погляди-ка, что мы заполучили из-за твоей забывчивости! — Он указал на меня острым, обвиняющим указательным пальцем.

Казалось, будто корабельщик только теперь заметил меня.

— Так это же девочка! — сказал он.

— Да, это и вправду девочка! Не успели мы избавиться от братца, как уж сестрица тут как тут! Убери лестницу, пока все остальное семейство не выстроилось на палубе!

— Да, Местер! — произнес Энок и немедля стал тянуть мокрую веревочную лесенку через борт.

Вид у него был чуточку растерянный, и я это хорошо понимала. Я капельку поторопилась, жалеючи саму себя и жалеючи его. А не то я бы, пожалуй, ощутила укол дурной совести — ведь не используй я флейту отца, когда хотела прошмыгнуть тайком на борт корабля, он бы никогда «не забыл» про эту лесенку. И не заработал бы затрещину от Вороны. Однако меня одолевали собственные огорчения. Палуба неприятно колыхалась под моими ногами. Да и Ворона смотрел на меня с таким лицом, словно взвешивал, не будет ли проще бросить меня за борт.

— Что тебе здесь нужно? — спросил он.

Я не была уверена, что смогу объяснить ему… Пожав плечами, я не спускала глаз с досок палубы.

— Мне очень хотелось плыть вместе с вами, — пробормотала я.

— Тебе очень хотелось плыть вместе с нами, — повторил недоверчиво Ворона. — Какого дьявола… Ты думаешь, что это прогулка? Морское путешествие?

Я не произнесла ни слова в ответ.

— Стоит она чего-нибудь? — спросил Ворона, глядя на Нико.

— Что ты имеешь в виду? — сказал Нико.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Годится она на что-нибудь? Или, может быть, ее можно продать кому-нибудь?

На миг лицо Нико оцепенело.

— Мы не торгуем людьми! — как-то невыразительно ответил он. — Так далеко еще дело не зашло. — А потом добавил, сурово искривив рот: — Во всяком случае людьми, которые сами об этом не просили.

— А теперь слушай! — сказал Ворона. — Я только что швырнул по твоей милости фрахт стоимостью почти семьдесят марок серебра за борт. Так что от небольшого выкупа за эту девчонку я бы не отказался. Придется ли это его высокородию по вкусу?

Нико стоял тихо и смирно. Я заметила, что в нем пылает гнев, заставивший его напрячься, как пружина. Но он не дал воли своему гневу.

— Да, — медленно ответил он. — Она чего-нибудь да стоит. На самом деле немало! Так много, что, если ты попытаешься сотворить что-либо в этом духе, наш уговор мгновенно прекратится. Попытайся высчитать, во что тебе это обойдется.

Ворона прищурился:

— Вот как! Ну раз тебе так хочется…

— Да, это так!

— Ведь вы, молодой господин, должны мне значительную сумму. Весьма значительную!

— Ты получишь свои деньги.

Ворона медленно кивнул.

— Верь мне. Я так решил. Так и будет.

Я беспокойно переводила взгляд с одного на другого. Вся эта болтовня о деньгах! Ворона был наверняка тем человеком, который дорого берет за свои услуги. А у Нико денег нет. Что он станет делать, коли Ворона потребует плату?..

Нико пожал плечами так, словно сказанное не имело ни малейшего значения.

— Так и будет, — произнес он, коротко кивнув. — Таков был уговор, да. Но до поры до времени…

— Да, да! Раз девчонка так много значит для тебя. Но забирай ее вниз, под палубу, и позаботься о том, чтоб она не натворила бед…

— Кармиан может присмотреть за ней. Она не из таких, ее не проведешь.

Ворона неожиданно рассмеялся коротким смешком:

— Нет. А кто такая, в конце концов, Кармиан?

Кармиан

Дверной проем закрывала лишь занавеска. Хотя и не настоящая дверь, но Нико учтиво постучал вместо двери в стену.

— Кармиан?

Прошло некоторое время, прежде чем послышался ответ:

— Что тебе?

— Поговорить с тобой!

— Ладно! Мы что, снова разговариваем друг с другом?

— Кармиан, у меня нет времени на эту ерунду. Тебе нужно кое-что сделать для меня.

Занавеску рванули в сторону. В проеме двери стояла женщина, которая… Первое, на что падал взгляд, были волосы. Медно-золотистые, будто осенняя листва в самую прекрасную ее пору, и длинные, и волнистые, будто… Я никогда не видела русалку, однако же знаю теперь, что у них волосы точь-в-точь как у Кармиан. Затем я обратила внимание на ее мужские штаны.

Не потому, что я никогда прежде не видела женщину в мужских штанах. Иногда, когда им приходилось пускаться в дальний путь верхом либо тяжко трудиться, женщины Высокогорья могли, ясное дело, влезть в грубые полотняные штаны, что вечно были чуточку велики и поддерживались шнурком или поясом.

Штаны Кармиан — сразу видно — были сшиты по ее мерке и ничуть не велики ей. Они плотно облёгали ее статные ноги и бедра и завершались каким-то шнурованным лифом прямо под грудью. А грудь ее можно было немного видеть, ведь Кармиан не очень плотно застегнула рубашку.

Скрестив руки, она прислонилась к дверному косяку.

— Что могу я сделать для уважаемого господина? — спросила она, но по звукам ее голоса ясно было, что она ни капельки его не уважает. Она гневалась на него. Гневалась так, что ее серо-зеленые глаза сузились.

Нико взглянул на нее. Он не мог не заметить, как она зла, но сделал вид, словно все происходит как надо.

— Это Дина. Она явно решила начать свой новый жизненный путь зайцем. Тебе придется делить с ней каюту. И мне очень хочется, чтобы ты присматривала за ней. Держи ее здесь. Ворона не желает, чтоб она путалась под ногами.

Кармиан кинула на меня точь-в-точь такой же прищуренный взгляд, каким смотрела на Нико.

— Ага, значит, мне теперь быть еще и в няньках?

И вновь в голосе ее прозвучала едкая кислинка, и вновь Нико сделал вид, будто все в порядке.

— Спасибо! — только и произнес он. — Ведь это только на день или на два. — Он обратился ко мне: — Делай все, что скажет Кармиан, Дина! Останься с ней. Я не желаю видеть тебя на палубе. Понятно?

Нет! Не очень-то много я поняла. Кто были те люди, с которыми Нико вдруг так крепко подружился?

Ворона и корабельщики, которые ранили Каллана, да так, что я не знала, выживет ли он. А теперь эта… эта Кармиан! Она стояла там в штанах — они не были мужскими, — со своими русалочьими волосами и грудью… ясное дело, чтобы Нико посмотрел на нее, хотя она на него и злилась.

Я глядела прямо на Нико.

— Что ты станешь делать, если Каллан помрет? — спросила я.

И я увидела, что задела его жестоко, точно и уверенно, словно всадив в него нож, хотя у меня не было ни голоса, ни взгляда Пробуждающей Совесть.

Но ведь Нико редко давал сдачи. Даже теперь, когда он, стоя там, казался чужим и несчастным одновременно. А пахло от него так, будто он выпил лишнего куда больше обычного. Он даже не ответил. Он глядел только на Кармиан, а не на меня.

— Позаботься о ней! — сказал он. — Держи ее внизу, даже если тебе придется привязать ее, как собачонку. Я не желаю, чтобы с ней что-либо стряслось.

Он толкнул меня в спину, так что я оказалась куда ближе к Кармиан, чем мне хотелось бы. А потом ушел, унося флейту моего отца.

Кармиан смотрела на меня; во взгляде ее смешались раздражение и любопытство.

— Дина! — вымолвила она. — Сестра Давина, как я понимаю! А что ты за птица? Почему он столь заботлив с тобой?

Внезапно я почувствовала себя такой измученной, что не в силах была удержаться на ногах. Боковая качка душила меня. Если я сию же минуту хоть капельку не посплю, не посплю по-настоящему, боюсь, меня вырвет.

— Не знаю, — ответила я. — Есть ли тут какое-нибудь местечко, где бы мне прилечь?

Весь тот день я пролежала в закутке у Кармиан, но мне было так худо, что спать я не могла. Кармиан холодно, оценивающе разглядывала меня и принесла ведро, которое поставила рядом с койкой. Она не ошиблась. Совсем скоро оно мне пригодилось.

— Будем надеяться, что ты мучаешься не даром, — вымолвила она, когда меня вырвало в третий раз.

— О чем ты? — устало пробормотала я.

— О том, что ты рассчитываешь получить от всего этого.

— Я ничего не рассчитываю получить от этого.

Во всяком случае, ничего такого, о чем она наверняка думала. Если Нико останется в живых и будет хоть сколько-нибудь самим собой, когда мы справимся со всем этим, то, значит, я добилась того, что желала. Но как раз сегодня это казалось недостижимым.

Она снова глянула на меня так, словно прикидывала, будет ли ей от меня польза.

— Ведь должна же быть причина того, что ты цепляешься за него, как плющ, — сказала она. — Всему есть какая-нибудь причина.

— А если человек тебе просто по душе? Разве это не считается? — спросила я.

— Это бывает редко, — отвечала она. — Да и недолго.

«Вообще-то, — подумала я, — она не слишком красива». Хоть и не уродлива, далеко не уродлива, только вот черты лица чуточку резки, да и нос чуточку длинен. Но при первом знакомстве на это вообще не обращаешь внимание из-за ее волос и груди и… и ее умения заставить тебя поверить, будто она красавица, хотя она вовсе не красавица. Само по себе это было почти колдовством.

— Ладно, — сказала я. — Но в таком случае у меня нет причины, которую ты сможешь понять.

Она прищурила глаза.

— Убери подальше когти, сокровище мое, — ответила она. — Я ничего не имею против быстрой кошачьей драки, но, пожалуй, тебе это по душе не придется.

— Я здесь не для того, чтобы с кем-то драться, — сказала я.

— Умная девочка! — только и вымолвила она.

Несколько быстрых рывков — и она плотнее зашнуровала рубашку, так что ее грудь уже не так бросалась в глаза. Затем, высунув голову в дверной проем, крикнула на палубу:

— Мате!

Вскоре в дверях уже стоял корабельщик, юноша со светлыми волосами и бородкой и любопытным взглядом голубых глаз. И хотя она застегнула рубашку, большого сомнения в том, куда он смотрел, не было.

— Забери ведро! — велела она. — Вылей его и сполосни. Здесь воняет от детской рвоты.

— Будет сделано! — ответил он, широко улыбнувшись ей. У него не хватало кусочка одного из передних зубов.

Кармиан не улыбнулась ему в ответ. Все же он, не пререкаясь, взял ведро, исчез и вскоре вернулся обратно с чистым ведром.

— Пожалуйста! — сказал он и вдобавок подобострастно поклонился.

— Спасибо! — ответила она. И так как он не выказал желания уйти, добавила: — Это все, Мате!

Он ушел чуточку разочарованный. Воздух в маленьком закутке стал лучше. Да и ход корабля будто стал спокойнее. Я закрыла на миг глаза. И заснула.

Когда я проснулась, день подошел к концу. Крохотный кусочек неба, что я могла видеть, был золотисто-желтым и светло-алым в лучах заходящего солнца. А волосы Кармиан так пылали в красноватом свете, что казалось, будто в них горит огонь.

Что она делала?

Она стояла ко мне спиной, на одной ноге, легко опершись одной рукой о косяк двери, чтобы не упасть. Другая нога была вытянута вперед, насколько позволяло узкое пространство закутка. Она медленно сгибала ногу, на которой стояла, сгибала до тех пор, пока не присела на одну ногу, а потом столь же медленно поднялась. Это выглядело ужасно напряженным, а ее затылок и шея блестели от пота. Повторив все движения несколько раз, она поменяла ноги. А потом легла на живот и стала сгибать руки, так же как несколько раз это делал Давин.

А потом… Я-то никогда не видела, чтобы этим занималась женщина. Ведь она упражнялась! Давин делал это потому, что ужасно хотел быть сильным и ловко владеть мечом. Зачем же это делала Кармиан? Пожалуй, она не бегала по всей округе с мечом в руках. А может, и бегала? Во всяком случае, она была не такой, как другие женщины, коих я знавала.

— Куда мы плывем? — спросила я.

Она слегка вздрогнула. Пожалуй, она забыла, что я тут.

— В Дунарк! — ответила Кармиан.

Это я и ждала услышать. Но все-таки что-то дрогнуло у меня в животе. Потому что если и было какое-то место в мире опасное для Нико и меня, то это был Дунарк.

— А что нам там надо?

Ее серо-зеленые глаза блеснули, и она смахнула влажную прядь волос со щеки.

— А как по-твоему?

— Это опасно для Нико!

— Не говори так, дружок! Подумать только, по-моему, он ведать об этом не ведает. Лучше тебе рассказать ему об этом.

Да, она-то могла ухмыляться сколько влезет. Ведь это не она лежала с ледяным клубком в животе при одной мысли о Дунарке… Ей-то было наплевать. Если у нее и был ледяной клубок, то только там, где положено быть сердцу.

— Когда… — Клубок встал у меня в горле, и мне пришлось задать вопрос снова: — Когда мы прибываем?

— Завтра. Надеюсь, в полдень!

Завтра.

Мое сердце подпрыгнуло. Уже завтра. А я валялась здесь и проспала большую часть дня, когда мне вместо этого надо было…

— Где Нико?

Поборов себя, я села, свесив ноги с края койки.

— Где-то наверху, на палубе, — ответила она. — Но почему ты думаешь, что тебе нужно туда подняться?

— Мне надо потолковать с ним.

— Нет, не надо. Тебе следует остаться здесь, вот что тебе надо.

— Да, но…

— Ты сама слышала, что он сказал, сокровище мое! Так вот, я привяжу тебя, как собачонку.

Я и вправду ничего не могла поделать. Она, ясное дело, была куда сильнее меня, а при всем том драка меж нами заставила бы прибежать корабельщиков Вороны. И даже попытайся я… я не смогла бы заставить ее не видеть меня. Не смогла бы без флейты — а флейту забрал Нико. Чтобы разоружить меня, как он сказал. И это, похоже, удалось, во всяком случае с Кармиан, которую не так-то легко одурачить. Она была глуха и ко всем остальным моим мольбам. Я сказала, что думаю, будто меня снова вырвет, если я не глотну свежего воздуха, а она ответила, что это досадно, но что мы ведь с этим уже прежде справились. Я сказала, что мне надо по-маленькому, и она разрешила мне сделать это в ведро. Нет, Нико был прав: ее нелегко обвести вокруг пальца.

В конце концов он сам спустился вниз. Я лежала и, по мере того как смеркалось, боролась со сном, потому что сон украдет у меня время; когда я проснулась бы вновь, мы, может статься, увидели бы Дунарк. И время было бы упущено.

По другую сторону занавески раздался тихий стук.

— Кармиан?

— Да?

— Можно войти?

— Если тебе так уж непременно хочется!

На этот раз она не поправила рубашку ни в одну, ни в другую сторону. Она лишь выпрямилась и отбросила русалочьи волосы назад, так что они, спустившись вниз по ее спине, напоминали., нет, не водопад, скорее, огненный поток.

— Она спит? — тихо спросил он.

— Нет, — ответила я. — Она не спит.

Он поглядел на меня. Свет от одинокой масляной лампы, неровно падая на его лицо, заставлял Нико выглядеть куда старше, чем он был на самом деле. Почти старик…

— Было бы лучше, если бы ты спала, — тихо сказал он.

— Да, но я не могу. Неужто так удивительно? Завтра — слышал? — мы будем в Дунарке.

Он кивнул:

— Да, таков план!

— План! Нико… У тебя вообще есть какой-то план? План… заставить первого встречного драконария убить тебя?

— Дина! Я ведь не идиот!

Нет! Идиотом он не был. Но он не был и самим собой…

— Кармиан! — вымолвил он. — Я хотел бы поговорить с тобой.

— Говори!

Он покачал головой:

— Не здесь. Поднимайся со мной на палубу. Дина, ты останешься здесь. Понятно?

— Нико, мне нужно…

— Нет! Ты останешься здесь. Обещай мне это!

Он задержал мой взгляд гораздо дольше обычного. Нико так никогда и не смог до конца забыть, то у меня когда-то были глаза Пробуждающей Совесть и порой этот дар возвращался в самые неожиданные моменты. Может, в этом ничего особого не было. Человек, которого долго и основательно допрашивала Пробуждающая Совесть, как однажды моя мать допрашивала Нико… этого так скоро не забудешь.

— Обещай мне это, — повторил он.

Я кивнула:

— Я останусь здесь.

Кармиан стояла, скрестив руки, и наблюдала за нами.

— Ты уверен, что нам не стоит связать ее безопасности ради? — спросила она, и я не поняла, шутила она или нет. Ей же совсем не нравилось караулить меня день напролет. Уж это я хорошо знала.

— Когда Дина дает слово, она держит его. Разве это не так?

— Хорошо, я сдержу слово.

И я вправду его сдержала. Во всяком случае в те пять минут, которые потребовались Нико и Кармиан, чтобы подняться на палубу и начисто забыть обо мне.

Это было не потому, что мне было так легко… ну… посулить… Я ведь знала: слово я не сдержу. С матерью, такой как моя, ты ведь будто воспитан для чего-то другого… Но я говорила самой себе, что это ради самого Нико и просто необходимо. Я знала, что отец мой не колебался бы ни одной секунды.

Они стояли у борта, может, в десяти — двенадцати шагах от открытого люка. Наверху было еще чуточку светло. Там, где сливались море и небо, по-прежнему светился золотистый край солнечного заката. Они беседовали меж собой, или вернее, больше что-то говорил Нико, а Кармиан слушала. Но если мне нужно услышать, что там говорят, стоит подойти поближе.

С флейтой было бы куда легче. Но даже без нее…

«Гляди на волны, — думала я. — Смотри на чайку, что ныряет так круто вниз над гладью темных вод…»

Если кому-то скажут: «Не гляди на меня», то он, само собой, смотрит на этого человека. Отец учил меня, что от такого нечего прятаться. Нельзя заставить людей не глядеть на тебя. Но люди устроены так, что могут видеть только что-нибудь одно зараз, да и то не как следует. Если Кармиан и Нико смотрели на что-либо одно, они не смогут увидеть меня. Так просто, собственно говоря. Флейта действовала на людей, потому что привлекала их внимание, а они сами этого не замечали. Флейта заполняла их голову мыслями и снами, а глаза их не видели то, что хотел скрыть чернокнижник.

Но у меня не было флейты. А может, все-таки…

«Глядите на закат солнца! Глядите на отсветы, что пляшут на воде! Гляди на волосы Кармиан, что пляшут на ветру! На меня не глядите!»

И этого они не делали. Я встала на четвереньки, подползла чуточку ближе.

— Это важно, — сказал Нико. — Когда я завтра сойду на берег, она останется здесь. И независимо от того, как пойдут дела, ее следует отправить домой, в Высокогорье.

— И кто, по-твоему, должен этим заняться? С ней не так-то легко управиться. Она вбила себе в голову: ей, мол, нужно следить за тобой, или что-то в этом роде, а она упряма, все равно что сатана!

— Я знаю. Но, Кармиан, в прежние дни, в те старые времена… В тот раз, когда ты и Пролаза держали ваше мелкое заведение…

— Нико, ты обещал, что ты не…

— Да! И я никому об этом не скажу.

— Эти богатые старые дураки, скареды, которые хорошенько не знали, на что им тратить свои деньги. Они что, по миру пошли из-за того, что мы немного облегчали их кошельки? Их по-княжески обихаживали за те монеты, могу тебе рассказать…

— Разумеется! Но не в этом…

— А его повесили, Нико! Ты знал об этом? А он никогда даже мухи не обидел, он не угрожал людям и не нападал на них. И все-таки они его повесили. И это справедливо?

— Нет! Нет, это несправедливо!

— Может, ты думаешь, что теперь мне нужно лечь с ними? Да, молодой господин, там, откуда я родом, не так уж много других способов для молодой девушки заработать на пропитание.

— Кармиан, я ведь говорил, я никому об этом не рассказываю. Но вот что я хочу знать: что вы делали, чтоб они не просыпались до времени?

— Маковый сок в вине…

— О… Это не опасно?

— Никто никогда не жаловался. На это, во всяком случае.

— У тебя не осталось ничего такого?

Короткое молчание…

— Возможно, — ответила она выжидающе и настороженно.

— Хорошо! Немного макового сока в стакан питьевой воды Дине, может, и немного вина туда же. А когда она проснется, все уже будет позади. Так или иначе. Разве нельзя так поступить?

Кармиан долго стояла молча. Я не могла отчетливо видеть ее лицо, но плечи ее, казалось, были напряжены.

— Почему ты так печешься о ней? — в конце концов спросила она. — Дина прибегает, тайком проникает на борт — а как она вела себя… и все это твоя вина, что она вообще влезла в это…

— Я только не хочу, чтоб она помешала.

— Прекрати, Нико! Я тебя знаю. Здесь замешано куда больше, чем ты говоришь. Корабельщики злятся, что она здесь. Энок клялся, что она троллево отродье, а не то ей не проникнуть на борт, так чтобы он этого не заметил. Однако Мате сказал, что ты чуть ли не вырвал волосы у Вороны только потому, что он лишь заикнулся о выкупе. Она что, твоя сводная сестра или кто-то в этом роде?

— Разумеется, нет. Я лишь в долгу перед ее семьей… в довольно большом… Я обязан им жизнью, руками и ногами, жалкими остатками своей чести… И это только первое, что приходит в голову.

Она фыркнула:

— Чести… На честь нужны средства. И не тебе бы бить в родовой щит и вопить о чести.

— Честь имеет много обличий, — ответил Нико. — Самоуважение, например. И полагаю, даже самый жалкий попрошайка в Грязном городе может обладать собственным понятием о чести. Я знаю, у тебя есть своя… Иначе я бы не послал тебе то самое письмо. Иначе я бы не стоял здесь сейчас и не передавал бы свою жизнь в твои руки.

«Этого не хватало! — подумала я. — Брось это! Не полагайся больно на нее. Недолго проживет тот, кто полагается на такую Кармиан».

Она выпрямилась и резко отвернулась от него, словно у нее исчезло всякое желание смотреть ему в глаза.

— У тебя столько тонких чувств, — тихо сказала она. — Не все могут позволить себе такое…

— Кармиан…

— Нет. Не смей глядеть на меня такими глазами. Ты ведь так не думаешь. Девчонку там внизу ты хотел бы обернуть ватой, чтоб она, упаси нас от беды, ни капельки не ушиблась. А меня!.. Обо мне у тебя и мыслей таких нет.

— Ты взрослая девочка, Кармиан. Разве не так ты всегда себя называешь? Ты можешь позаботиться о себе гораздо лучше, чем большинство других людей. Но я не принуждаю тебя к чему-либо. Если ты охотней останешься здесь завтра…

— Нет. Я ведь не это говорю.

— Тогда что же?..

— Нико! Ты не прикоснулся ко мне.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты хорошо знаешь, что я имею в виду. Уже с самого Фарнеса… Ты ни одного-единственного раза не прикоснулся ко мне.

Нико немного помедлил. Потом, протянув руку, положил ее на плечо Кармиан.

Она, резко повернувшись к нему, яростно отбросила его руку со своего плеча.

— Не теперь! — сказала она. — Не так, будто я собачонка, которую тебе иногда надо погладить.

— Но…

— Раз ты сам не смог понять это, мне все равно. Но было время, когда ты прекрасно находил дорогу к моей постели. Неужто я так подурнела, что ты даже не желаешь прикоснуться ко мне?

Я закрыла глаза, больше всего желая заткнуть также и уши. Я не хотела это слышать. Я не хотела это знать. Положим, это не было неожиданностью, ведь я хорошо знала, что у Нико была не одна девушка, их было куда больше, когда он жил в Дунарке в младших княжьих сынках и был безнадежно влюблен в молодую жену своего брата. Я видела это в его глазах в ту ночь в осторожной дыре, где все началось, в ту ночь почти два года назад, когда впервые встретила его[13]. И Кармиан… Уже одного, как она зашнуровала рубашку, или, вернее, не зашнуровала ее… Нет, это не было сейчас неожиданностью. Я вообще не знала, почему это причинило сейчас такую боль. Два года назад это для меня ровно ничего не значило, ну, эти истории Нико с девушками.

— Ты не подурнела, — ответил он, и что-то в его голосе заставило меня открыть глаза снова. — Ты так же красива, как была всегда.

Он протянул руку, чтобы коснуться пряди ее золотистых волос. На этот раз она позволила ему сделать это.

— Ты сильный человек, — продолжал он. Если мир дает тебе пинка в то время, когда ты падаешь, ты только поднимаешься и возвращаешь удар. Эта сила — часть твоей красы. И потому я не обертываю тебя ватой. Тебе бы это пришлось не по вкусу.

— Что ты знаешь об этом, — ответила она, и в первый раз за все то время, что я познакомилась с ней, голос ее звучал не злобно.

Она положила свою руку на его и прижала ее к своей шее. С меня было довольно. Мне оставалось лишь предоставить Нико Кармиан и Вороне и их темным планам. Я заставила себя соскользнуть вниз по веревочной лесенке и снова нырнуть в закуток, прикрытый занавеской.

Масляная лампа почти выгорела, и в полутьме меня угораздило пнуть ногой ведро. Раздался оглушительный грохот, но, кроме меня, никто его не услышал. Я потерла берцовую кость, которую задел край железного ведра, а затем громко и отчетливо произнесла те десять мерзких бранных слов, какие знала. Это чуточку помогло, так что я повторила их еще раз.

Когда Кармиан спустилась вниз, я притворилась, будто сплю. Поверила ли она в это, я не знаю, но она во всяком случае оставила меня в покое. Она возилась в полумраке, подвесила еще одну койку, а затем погасила масляную лампу. Веревки и доски затрещали, когда она махнула наверх в койку, а потом настала тишина. Спала ли она? Это ничуть не удивило бы меня: Нико называл ее сильной, но, по мне, она была лишь холодной. Холодна, жестокосердна и лжива. И как раз эту женщину Нико выбрал, чтобы довериться ей? Выбрал из всех людей на свете. «Я отдал свою жизнь в твои руки», — сказал он. Я всматривалась в темноту. Уж если ему непременно должно было отдать свою жизнь в чьи-то руки, почему же тогда это не могли быть мои?

Дракана дома нет

Вплыть прямо в Дунарк было не так-то просто. Ближайшей гаванью, куда могло причалить судно с такой осадкой, как у «Морского Волка», был маленький портовый городок Дунбара, расположенный в самом дальнем конце Северного залива, совсем рядом с Дунаркским утесом. Однако городок Дунбара вырос за последние годы, а город Дунарк также словно бы вышел за свои пределы, так что там людей, живших у подножия скалы в месте под названием Нижний град и в Дунбаре, разделяла лишь узкая полоска топи, и, пожалуй, оставалось лишь вопросом времени, когда эти оба — город и городок — срастутся воедино.

В Дунбарской гавани стояло на якоре множество судов, куда больше, чем я успела бы сосчитать. А на набережной царила сутолока: бочки, ящики и корзины перетаскивали туда-сюда то потные матросы, то маленькие ослики, которые семенили, не спотыкаясь, взад-вперед по узеньким сходням с непомерным грузом на мохнатых спинах.

— Ну и ну, мое маленькое сокровище! Марш под палубу сейчас же!

Я обернулась. Там стояла Кармиан, которая вообще-то секунду назад сладко спала на койке.

Я краткий миг прикидывала, не лучше ли вскочить на борт и спрыгнуть в море. Но до берега было далеко, а вода была холодна. Давин, возможно, сделал бы это, но не я.

— Я хотела только увидеть город, — сказала я.

— Просто великолепно! Но если ты увидишь город, он тоже сможет увидеть тебя. Марш вниз быстро, а я принесу завтрак.

Завтрак! О да!

— Я не голодна.

— Как знаешь!

Значило ли это, что макового сока все-таки не будет? Нет, этому нельзя верить!

Кармиан взяла меня за руку.

— Я прекрасно дойду сама, — сказала я и вырвалась.

— Пожалуйста!

Я не хотела, чтоб она дотрагивалась до меня. Не хотела ощущать на себе ее руки. Вообще-то я от всей души желала, чтоб она и я находились далеко-далеко друг от друга, каждая, к примеру, на своем конце света, вместо того чтобы делить меж собой закуток, который был три шага в одну сторону и четыре в другую.

— Ты не принесешь завтрак? — спросила я.

Она посмотрела на меня испытующим взглядом:

— Я не думала, что ты голодна.

Мы поглядели друг на друга. «Были б у меня мои глаза Пробуждающей Совесть, она бы не была такой гордячкой, — подумала я. — Или была бы?»

— Вообще-то я есть не хочу, — сказала я под конец.

Быть может, она была так же, как Дракан, холодной-прехолодной и нечувствительной ко взгляду Пробуждающей Совесть. Но у него совести вовсе не было. А Нико очень правильно сказал, будто у нее свое понятие о чести. Но и это нельзя брать в расчет, когда речь идет о Кармиан. «Несмотря на все, были времена, когда ты прекрасно находил дорогу к моей постели», — сказала она.

Кончилось тем, что она все-таки принесла завтрак, после того как попросила Матса приглядеть за мной, пока ее не будет. Она не верила мне. Это ясно. Матса я, возможно, смогла бы одурачить, заставив глядеть в другую сторону, но что пользы от этого? Даже найди я таким образом Нико и доведись мне потолковать с ним, я была до конца уверена в том, что он не захочет меня слушать. Он принял план, в котором нашлось место для Кармиан, но не для меня.

Кармиан вернулась с двумя мисками каши и двумя чашками тодди. Я смотрела на чашку с дымящимся ало-золотистым питьем. «Это он и есть, — думала я. — Если она подмешала куда-то маковый сок, то это оно».

— Ешь! — сказала она. — Вполне возможно, что ты не голодна, однако у тебя маковой росинки во рту не было, а на корабле нет ни одного человека, у которого есть время либо охота заниматься хворыми детьми!

Я взвесила ее слова. Я была уверена, что каша безопасна. И Кармиан права: если я не ноем, а что-то случится у меня с животом — сил надолго не хватит.

Взяв ложку, я осторожно попробовала кашу. Она была как раз в меру посолена, но ничего необычного в ее вкусе не было.

Кармиан, крепко сжав губы, наблюдала за моей предосторожностью.

— Это та же каша, что мы все едим, — сказала она. — Но милостивая фрекен, может, привыкла к лучшей?

— Нет, — пробормотала я и взяла еще одну ложку. — Каша хороша.

Поначалу она ни слова не сказала о тодди. Но когда выяснилось, что я пить его не буду, она подняла брови.

— Ты что, вообще не любишь тодди?

Я пожала плечами:

— Я не очень-то привычна к вину.

— Ах да, — произнесла она. — Для вина ты еще годами не вышла. Оно вообще-то не для детей.

— Никакой я не ребенок!

— Вот как? Может, тебе больше хочется молока? Или кашку для грудничков?

Так легко ей меня на слово не поймать. Не так уж я глупа, чтобы пить ее тодди с маковым соком, чтобы доказать: я не грудничок. Не знай я, что туда подмешан маковый сок, я вполне могла поддаться ее подначке. Но не теперь.

Поэтому, когда мы чуть позже причалили к набережной в Дунбаре, у меня по-прежнему сна ни в одном глазу не было. А Нико был в ярости.

— Она не хочет пить тодди, — сказала Кармиан, с виду ничуть не задетая гневом Нико. — Что мне, по-твоему, делать: схватить Дину за нос и силой напоить ее?

— Ты обещала мне…

— Я обещала сделать, что могу. И не моя вина, что милостивая фрекен и хитра, и упряма.

Во взгляде, которым Нико смотрел на меня, смешались ярость и отчаяние. Его темно-синие глаза казались почти черными.

— Я не желаю впутывать тебя во все это… — сказал он. — Это не твое дело, я не желаю…

Такое редко случалось, что Нико не мог найти нужных слов. Но теперь он, стоя там, боролся с самим собою, как иногда делал это Давин. Будто слов, подходящих для того, что он хотел сказать, не было.

— Портовый Капитан может быть здесь с минуты на минуту, — сказала Кармиан, рассматривая Нико холодным взглядом. — Так что если ты не хочешь, чтоб тебя схватили здесь и сейчас без всякой пользы, тебе нужно подумать о том, чтобы спуститься вниз, в дыру, и решить, как нам поступить с милостивой фрекен.

Слова «милостивая фрекен» вовсе не были вежливостью с ее стороны, и мне хотелось сказать, чтоб Кармиан так меня не называла. Однако же, быть может, это было все-таки лучше, чем унизительное «маленькое сокровище» — прозвище, с которого она начала. И как раз теперь было бы разумней всего ей крепко держать язык за зубами.

Нико кинул на меня этот свой почти черный взгляд.

— Я возьму ее с собой, — сказал он. — Во всяком случае сейчас. Я возьму ее с собой вниз, в дыру.

— Если там хватит места.

— Его должно хватить.

Она пожала плечами:

— Ну, если тебе так хочется. Но смотри спускайся туда поскорее. У нас нет целого дня в запасе.

Дыра, о которой они говорили, была норой меж корпусом корабля и несколькими досками на дне грузового отсека, где обычно хранился балласт — камни, что там лежали, чтобы «Морской Волк» не опрокинулся, когда ветер наполнял паруса. Но Ворона убрал или перенес в другое место часть камней, так что там образовалось маленькое, узкое, напоминающее гробик пространство. Не думаю, что он обычно прятал там людей, но в дыре как раз хватало места и для меня, и для Нико, — но только до тех пор, пока мы не начинали слишком глубоко дышать или не пытались двигаться.

Он злился на меня, и было ужасно странно лежать так близко от человека, обуреваемого такой яростью. Я лежала на боку, прижав лицо к плечу Нико, так что ощущала краешек его рубашки у своей щеки. Он так злился, что не хотел обхватить меня рукой, хотя это было бы куда удобней для нас обоих. Не прикасаться ко мне вообще он не мог, но старался изо всех сил.

— Нико… по мне… тебе нельзя полагаться на Ворону, — сказала я.

— Я нисколько не полагаюсь на Ворону.

— Да, но почему тогда…

— Я полагаюсь на жадность Вороны к деньгам. Это — единственное.

— Да, но, Нико, ведь он может получить сто марок золотом, если выдаст тебя…

— Да!

— Я не понимаю…

— Дина! Не вмешивайся… Делай, что я говорю, и оставайся на корабле, пока кто-нибудь не переправит тебя морем в Фарнес. Слышишь?

Я ни слова не произнесла в ответ, так как не хотела давать никаких обещаний.

— Где флейта? — вместо этого спросила я.

— Она у Вороны.

— У Вороны? — Я взволновалась. — Ты отдал флейту моего отца Вороне?

— Это его корабль, — коротко ответил Нико. — А кому еще мне было отдать ее? Одному из его матросов?

От одной мысли о том, что один из них… что, к примеру, такой как Мате… что кто-то притронется к флейте хотя бы пальцем, быть может, попытается играть на ней… Их толстые пальцы на ее стройной шее, их губы… Нет, мне этого не выдержать… Во мне все кипело, да так, что я боялась впасть в такую же ярость, как Нико.

— Эта флейта… другой такой нет, — сказала я.

— Тогда тебе не следовало тащить ее с собой на борт, когда ты решила поиграть в бесплатного пассажира — в зайца.

Но без флейты мне вообще было бы не попасть на борт корабля, и он это хорошо знал.

В грузовом отсеке послышались шаги, и я тут же почувствовала, как Нико на миг затаил дыхание.

Он не посмел даже шикнуть на меня, да это и было ни к чему. Я совсем не хотела, чтобы меня обнаружили. Шаги. И куда больше одного человека. Четверо или, может, пятеро. И голоса.

— Черт побери, где груз? — спросил незнакомый голос.

— Мы продали большую часть в последней гавани.

— Вот как! А где?

— В Веревочном городе.

— В Лаклане? Но разве вы не заходили в Фарнес?

— Мы прознали, что лучше держаться подальше от Высокогорья.

— Разумный выбор. Коли ты правду говоришь. Потому как на тебя, Кадор, непохоже плыть с пустым грузовым отсеком, никак не похоже…

И тут я поняла, что Кадор — настоящее имя Вороны. Это было так, несмотря на то, что немногие называли его «Ворона» прямо в лицо.

— Разве это преступление?

— Нет! Только чудно! Халлан, Боска, осмотрите эту старую посудину до последнего шва и гляньте, нет ли у Кадора где ни на есть какого-нибудь груза. А меж тем Кадор, надеюсь, будет столь любезен, что сопроводит меня обратно в каюту Портового Капитана, дабы я мог обсудить с ним несколько новых правил.

Кадор не обрадовался этим словам; его выдал голос, когда он, несмотря на все, выдавил из себя почти вежливое «да»!

Все, что происходило, напомнило мне тот день, когда я лежала под кроватью в алькове Местера Маунуса[14] в Дунарк-Крепости, меж тем как Дракан со своими людьми обшаривали мастерскую, чтобы найти меня и Нико. Хотелось бы знать, думал ли об этом и сам Нико? Как я боялась! Боялась так, что едва могла перевести дух.

Боялась я и теперь. Но в тот раз я ничего не могла поделать, кроме как ждать, найдут меня или нет. Но теперь, возможно, могла бы… Само собой, я не видела тех людей наверху, а только слышала, как они хозяйничают повсюду, выстукивают стены и корпус корабля и тыкают во все щели. Они искали точь-в-точь такие же потаенные пространства, как то, в котором скрывались мы, и если продолжат поиски, я почти уверена: они найдут и нас. Сейчас у Вороны было две причины утаить то, что он швырнул груз через борт, чтобы войти в Троллев залив, потому как столь основательно Портовому Капитану из Дунбары никогда не приходилось приступать к делу без серьезных подозрений.

— Фу, черт побери! — внезапно выругался один из тех, кто искал.

— Чего там?

— Крыса! Крыса величиной с собаку!

Обычно я не боюсь крыс. Но как раз теперь я могла бы расцеловать ее.

— «Крысы мерзкие, — как можно настойчивее думала я. — Их здесь тьма-тьмущая! Где есть одна, там их много-премного. Поганые крысы, что сеют вокруг хвори. Коли тебя укусят, можешь помереть!..»

Нико беспокойно шевельнулся. Это вовсе не его я хотела заставить думать о крысах, но ведь я, можно сказать, лежала на Нико. Так что мысли мои могли подействовать и на него.

— Тут еще крыса!

— Тьфу! Ну и бедовый же парень! До чего же они громадные!

— Ух, Януса-Канатчика однажды укусила такая, — произнес страдальческим голосом один из людей. — Его рука вспухла, да так, что пальцы почернели. Он чуть не окочурился.

— Мерзкие твари!

— Да! Ты уже осмотрел свою сторону?

— Да, здесь ничего нет.

— Думаю, наш Местер делает это зря! Тут ничегошеньки нет. Ничего, кроме крыс!

Мы услышали топот их ног по трапу, ведущему на палубу, и в грузовом отсеке стало тихо, не считая обычного скрипа остова корабля и шороха, который производили крысы.

— Я крыс не боюсь, — внезапно произнес довольно громко Нико.

— Нико!..

— Это — ты! Разве нет? Это ты заставила нас думать о крысах!

Он сказал это так обвиняюще, что я страшно оскорбилась.

— Тебе, может, больше хотелось, чтоб тебя нашли? Тебе, быть может, больше хотелось, чтоб они выудили тебя из этой дыры и потащили отсюда в Дунарк?.. Так что твой дражайший сводный братец Дракан в конце концов смог бы отрубить тебе голову?

— Это была ты!

— Ну и что?

— Кончай с этим! — сказал он, и голос его задрожал. — Я хочу выбросить этих крыс из головы! Я хочу убрать мрак! И запах крови!

— Запах крови? Этого я не внушала.

И вдруг я поняла, что произошло. Это не об уютной мастерской Местера Маунуса Нико думал здесь во мраке. То была острожная дыра, где он сидел с руками, обагренными кровью его умерщвленной семьи, сидел целую ночь и целый день. И там тоже были крысы.

— Нико, успокойся!..

Он дрожал. Он с трудом переводил дух, словно вот-вот задохнется.

— Нико! Ведь ничего не происходит!

— Убери их! — произнес он, стиснув зубы. — Убери их сейчас же!

Но это было не так просто. Нельзя заставить кого-либо прекратить думать о чем-то, и чем больше пытаешься, тем хуже становится.

— Нико, подумай о чем-нибудь другом!

— Подумай о чем-нибудь другом? Это все, что ты можешь сказать?

— Да. Подумай о чем-нибудь прекрасном. О том, что тебе по душе. О своей лошади, Нико. О Высокогорье. О Местере Маунусе. — Но я заметила, что он по-прежнему дрожал, но куда сильнее, чем раньше, и я начала теряться. — Думай тогда о Кармиан, во имя мира. Коли это все, что тебе нужно!

Мои слова помогли. Его дыхание стало чуть легче, а страшная дрожь чуть унялась.

— Вы обе просто не можете терпеть друг друга, верно? — спросил он.

— Пожалуй, не можем.

— Стыдно!

— Почему?

— Да потому, что вы обе — нечто особое…

Над этим стоило немного поразмыслить. Я не была уверена, что мне хочется сравнения с Кармиан, но я знала: он желал добра. Несмотря на все, она была ему по душе. Однако же довольно… Я не хотела думать об этом, но ведь так все и было!.. Хватит того, что Нико никогда не был ее полюбовником. Или как там они это называли в прежнем мире Нико, где княжьи сыны могли позволить себе всего понемногу, но только не жениться на такой девице, как Кармиан.

— По-твоему, мы уже можем выползти отсюда? — спросила я.

— Нет! — ответил он.

— По-моему, они ушли.

— Да, однако мы вынуждены ждать, пока Кармиан придет и выпустит нас отсюда. Самим нам не выйти.

Ей пора было прийти. Одна моя нога затекла, и, даже если б я не страшилась ни крыс, ни мрака или меня не мучил кошмар, как Нико, я все равно желала бы побыстрее выбраться на белый свет, наверх, где можно шевелиться, не давя другого человека, и где можно переводить дух, не ловя ртом воздух, который только что выдохнул другой человек. Пусть даже этот другой человек Нико.

— Почему ты послал письмо ей? — спросила я.

— Нужно было что-то сделать. Я не мог сидеть и смотреть, пока другие люди умирали. Каждый день, Дина! Каждый день!

— Да, но почему Кармиан?

— Она знакома со множеством людей! Людей, которые могут и хотят вершить опасные дела за деньги.

— Такими, как Ворона? Это его ты имеешь в виду?

— Да. С такими, как Ворона.

— Однако же, Нико, ты сам знаешь множество людей! Людей, которые готовы на опасные дела безвозмездно, не получая за это деньги. Предводитель дружинников, и Вдова, и все их люди, а еще Местер Маунус, Давин. Ну и если начистоту — и я тоже. Мы все вместе сделали бы всё, о чем бы ты ни попросил нас, Нико, чтобы лишить Дракана власти.

— Я хорошо знаю это, — сказал он так, как если бы мог читать или слышать мои мысли. — Однако же все они — люди, жизнь которых я не желаю ставить на карту.

Я хорошо понимала, что ему куда легче рисковать жизнью Вороны. Ну а жизнью Кармиан?

— Ну а жизнью Кармиан? Ею ты можешь рискнуть?

Мой вопрос прозвучал более жестко, чем мне хотелось. Но ответ Нико удивил меня.

— Кармиан не такая, как другие женщины. Или, вернее, ради такого дела дает фору довольно многим мужчинам. Сама-то она полагает, будто берется за дело из-за денег. Но по мне, так Кармиан рождена для опасности. Или, во всяком случае, рано привыкла ко многому. И… если она поставила свою жизнь на карту ради меня, то она хотела бы рискнуть ею совсем по-другому. Ее не остановишь!

Прав ли был Нико? Ясное дело, он знал Кармиан куда лучше, чем я. Но я помнила, что она сказала наверху, на палубе накануне вечером: «Девочку, что там внизу, ты хочешь обернуть ватой, чтоб она ни капельки не ударилась».

И я была твердо уверена, что зависть в ее голосе была настоящей. Может, даже такие девушки, как Кармиан, очень хотели бы, чтоб их хотя бы немножко обернули ватой, пусть бы хоть иногда. В особенности если б это делал Нико.

Кармиан пришла и освободила нас.

— Его здесь нет, — сказала она.

Сначала я была не до конца уверена в том, кого она имела в виду, но Нико не сомневался.

— Где же он тогда? Нам известно, когда он вернется?

— Он где-то со своей драконьей ратью. Да нет, нам ничего неизвестно.

Дракан! Они имели в виду Дракана!

Нико тихонько ругнулся, ну а я глубоко, с облегчением вздохнула. У нас будет больше времени. То было единственным, что в первую очередь имело для меня значение. Больше времени, прежде чем Нико с головой кинется в свои опасные для жизни планы.

— Тогда придется нам подождать, — сказал он.

— Как сказать! — воскликнула Кармиан. — Это, само собой, один из способов — ждать. Если у Вороны не лопнет терпение.

— Что ты имеешь в виду?

— Это тебе хорошо известно. Если станет трудней, чем ожидали, либо забрезжит опасность — у Вороны остается легкий способ добыть себе хороший заработок. Он легко продаст тебя дружинникам Дракана, даже если самого Дракана не будет в Дунарке.

— Ворона может заработать гораздо больше, ожидая и делая, как я велю.

— Это если твой план удастся. А если тебя схватят, а выдал тебя вовсе не он, тогда Ворона в лучшем случае может помахать ручкой на прощание своей золотой птичке-мечте. В худшем случае он сам влипнет, а в придачу его обвинят в том, что он прятал объявленного вне закона. Тогда его ожидает смертный приговор, особенно когда объявленный вне закона — ты!

Нико снова ругнулся, на этот раз чуть громче.

— Как по-твоему, сколько времени… — Нико запнулся, но Кармиан не очень-то страшилась высказать все, что думает.

— Сколько времени мы можем полагаться на него? Ты это имеешь в виду?

— Да!

— Это одному Вороне ведомо. Но будь я на твоем месте, я бы слишком долго не ждала.

Мне было худо, будто меня вот-вот одолеет морская хворь.

Но «Морской Волк» стоял на якоре у берега и лишь легко покачивался вверх-вниз, и не это заставляло сжиматься мой живот.

— Ворона вернулся? — спросил Нико.

— Нет, он все еще у Портового Местера.

— Нико… — тихо произнесла я. — Может, нам лучше убраться с этого корабля?

Кармиан внимательно глянула на меня:

— В словах твоей маленькой подружки что-то, кажется, есть. Может, не стоит испытывать терпение Вороны сверх меры?

— А куда нам податься? Весь Дунарк — смертельная западня.

«Неужто ты только сейчас это узнал?» — подумала я, но промолчала.

— Мы можем сойти на берег, двинуться дальше, попытаться отыскать драконью рать и Дракана. Я… я знаю несколько человек, они, возможно, нам помогут. Это куда лучше, чем сидеть здесь, будто крысы в западне.

Нико впал в раздумье. Но в конце концов покачал головой:

— Нет, мы остаемся здесь. Я поговорю с Вороной.

Кармиан разозлилась:

— Нико! Ты что, не понимаешь? Все, что ты можешь посулить Вороне, зависит от твоей удачи. А если он перестанет верить в твою удачу, посули ты ему хоть золотые горы и зеленые леса, небо, луну и звезды!

— У нас уговор. И даже у Вороны есть хотя бы крупица порядочности.

Кармиан мрачно глянула на него.

— Будь я тобой, я бы не очень на это рассчитывала, — сказала она.

Сколько стоит девчонка

— Просыпайся, девчонка!

Кто-то без церемоний тряс меня за плечо. Я открыла глаза и увидела прямо перед собой резко очерченную морду Вороны.

— Пошли! Поднимайся с постели! Там какой-то тип очень хочет встретиться с тобой.

— Что?.. Встретиться?

Он почти вырвал меня из койки.

— Пошли! Всю свою болтовню прибереги на потом.

Я была вовсе обалделая от сна и снов, а голова болела от спертого воздуха в закутке.

Но он крепко держал меня за руку, и не успела я глазом моргнуть, как он уже тащил меня по трапу на палубу. Но когда он хотел было уже спуститься вместе со мной на набережную, я уселась, не желая двинуться с места.

— Погоди! Куда мы?.. Где Нико?

— Он ждет нас! Идем, девчонка!

Но я ему не поверила.

— Что ты собираешься сделать со мной? — спросила я, вспомнив его болтовню о торговле и выкупе. Неужто он нашел кого-то, кто хотел бы заплатить за меня?

Ворона окинул меня коротким невыразительным взглядом. Затем кивнул — всего лишь один раз, да и то слегка, но то был явно условный знак, потому что я внезапно перестала видеть. Кто-то накинул мне на голову одеяло, и, как я ни сопротивлялась и ни пыталась кричать, ничего не помогло: одеяло приглушало звуки. Они вертели меня и обвязывали веревкой, будто какой-то сверток, будто пакет, который кто-то заказал и заплатил за него.

«Где же Нико? И где же Кармиан, когда такое творится? Ведь ее на другой койке в закутке уже не было».

Меня подняли и стали передавать из одних рук в другие. Мое бедро наткнулось на что-то твердое, думаю на борт, и тогда я начала падать, да так круто, что испугалась, как бы они меня не уронили. Но кончилось тем, что повисла на плече кого-то из них, ясное дело, не на плече Вороны, а одного из его команды.

— Нико! — заорала я так громко, как могла. — Где ты?

— Тихо! — прошипел тот, что нес меня. Голос его прозвучал вроде как голос Энока. — Тебе что, хочется, чтоб караульщики в гавани услышали нас?

Караульщики в гавани? Краткий миг я раздумывала, не крикнуть ли еще громче. Но нет. Этого я, несмотря на все, не хотела. Если б мы все же не были на пути в объятия Дракана, пожалуй, не было никакой причины просить вдобавок еще и об этом. Однако же если они собирались продать меня не Дракану, то кому же тогда? А что они сделали с Нико? Я не верила, что он добровольно пошел бы на такое!

— Спусти меня на землю, — попросила я. — Я могу прекрасно идти сама.

— Местер? Она говорит…

— Нет! — коротко отрезал Ворона. — Никогда не знаешь, что выкинет этакий тролль-подменыш[15]. Смотри держи ее как следует.

Энок еще крепче обхватил мои ноги. Что он представлял себе? Что я удеру от него?

Где-то поблизости громко и злобно затявкала собака, и тут же семь-восемь других собак также начали лаять.

— Мерзкие твари! — пробормотал Энок. — Они ведь перебудят весь город.

— Прибавь-ка немного шагу! — сказал Ворона. — Чем раньше мы придем, тем лучше!

До чего же противно было ничего не видеть. Так бояться и вдобавок еще не видеть, что происходит. Я пыталась высвободить руку, но корабельщики не вяжут узлы, которые сами по себе могут развязаться. Я слышала шаги мужчин, сначала по деревянным доскам, а потом по гравию и брусчатке. Я слышала лай собак. Я слышала и ощущала, как Энок все сильнее и сильнее задыхался оттого, что тащил меня. Но я ничего не видела.

— Не понесешь ли ты ее немного? — застонал он, задав вопрос кому-то другому.

— Ты что, не можешь нести даже такую хилую девчонку? — раздался в ответ дразнящий голос.

— Тихо! — злобно шикнул Ворона. — Мы пришли. Держите язык за зубами и не мешайте говорить мне. Народец здешний куда как непрост!

Послышалось легкое постукивание в дверь, а затем звук отпирающейся щеколды.

— Войдите! — раздался чей-то свистящий голос.

Корабельщики послушно вошли. И дверь тут же закрыли и заперли за нами.

— Посадите ее! — велел Ворона.

Энок сделал, как ему велели. Я была не в себе, после того как долго висела вниз головой: голова моя кружилась и я не в силах была держаться на ногах.

— Дайте мне взглянуть на нее!

Новый голос — чужой и вместе с тем на удивление хорошо знакомый!

Веревку развязали, и я наконец-то освободилась от омерзительного одеяла. Мы находились в маленькой горнице с низким потолком, почти пустой. Стол, скамья, очаг. И у очага стоял…

Мое сердце подпрыгнуло и застучало так, что я чуть было не впала в беспамятство. Ведь это невозможно…

Но…

— Отец?

Это слово сорвалось у меня с губ, хотя я этого вовсе не хотела. Но тут он шевельнулся. И я знала уже, что все-таки никакое это не чудо. То был не Сецуан. Он походил на моего отца, походил так, что у меня щемило в груди, когда я глядела на него. Но хотя руки его умело охватывали флейту, то не были руки моего отца, да, кроме того, были еще кое-какие отличия: складка у рта, форма подбородка и носа. То был не мой отец. Отец мой умер. Ведь я это хорошо знала, и все же ощущение было такое, будто он только что умер вновь.

— Мое имя — Ацуан! — произнес он. — А ты, должно быть, дочь моего брата.

Глаза его были такими же зелеными, как и мои. Точь-в-точь такими же зелеными, как у моего отца. У него не было никакой серьги со змейкой, но пряжка на плаще была той же формы — змейка из серебра, с мелкими зелеными драгоценными камешками вместо глазок. Должно быть, это правда. Он — мой дядя! Брат моего отца!

— Ты ничего не скажешь? — спросил он.

— А что, по-твоему, мне говорить?

Мои слова прозвучали куда строптивее, чем мне хотелось бы. Я ведь не была строптива. Мне лишь казалось, будто кто-то треснул меня по голове чем-то тяжелым.

— Ты можешь сказать мне, как тебя зовут.

То были первые слова, что сказал мне отец: «Как тебя зовут? Я ничего тебе не сделаю. Я очень хочу узнать, как тебя зовут!»

Однако же он кое-что сделал мне. Причинил мне как зло, так и… так и добро, что бы там ни говорили другие.

— Ее зовут Дина, — сказал Ворона, которому явно показалось, будто я медлю с ответом. — Дина Тонерре. Она — дочь Пробуждающей Совесть.

— Да! — кивнул Ацуан. — Эта мятежная Мелуссина. Ее-то мы помним хорошо.

Что-то таилось в том, как он произнес слово «мы». Словно весь род его, стоя за его спиной, глазел на меня. Этого никогда не делал мой отец, хотя никакого сомнения в том, что он хорошо знал, откуда он родом, не было. Пожалуй, только тогда я начала страшиться Ацуана.

Моя мать бежала сломя голову от моего отца, да, это так, но куда страшней был его род. И была какая-то… какая-то самодовольная глупость в том, как глядел на меня Ацуан. Будто я была его собственностью. Нет, не его — их рода. Я избавилась от них поначалу, когда была в лоне матери. Но теперь им хотелось получить меня обратно. И они хотели заплатить за это кругленькую сумму. Достаточную, чтобы удовлетворить алчную душу Вороны.

Если б он попросту хотел купить меня и взять с собой в Кольмонте или куда-то далеко-далеко, не спрашивая, хочу я этого или нет. Я глядела в то лицо, что так сильно походило на лицо отца и все же не было его лицом. Ацуану я была не по душе.

— Это флейта моего отца, — сказала я, чтобы выиграть время.

— Да! — только и вымолвил Ацуан.

— Могу я получить ее назад?

— Он что, отдал ее тогда тебе?

И снова в глазах этот блик — блик не только любопытства — интереса, алчного внимания. Словно кот глазеет на мышь.

Я кивнула:

— Теперь она моя.

Он взвешивал мои слова. А потом протянул флейту мне:

— Дай мне послушать!

Это было испытание, это я знала хорошо. Он хотел послушать, есть ли у меня Дар Змеи. Но флейта была и оружием, которое он протянул мне, и я намеревалась пустить ее в ход. Я приложила флейту к губам и выдула первые звуки.

Поначалу это звучало ужасно. Во рту у меня пересохло, и мне не удавалось как следует настроить губы. Ворона издал короткий презрительный смешок.

— Ну и музыкантша! Просто замечательная! — произнес он. — Коли тебе хочется заполучить ее ради прекрасной музыки, сбавь цену.

Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам, хотя, собственно говоря, мнение Вороны о моей игре на флейте было последним, что могло меня огорчить. Но я взяла себя в руки. У меня была одна-единственная возможность. И я не имела права ее упускать.

Я надула губы, как учил меня отец, и снова заиграла.

Это не была мелодия. То было куда большее. Шум ветра в трубе. Потрескивание пламени.

«Здесь тепло, — пела флейта. — Тепло и прекрасно. Здесь можно посидеть и чуточку отдохнуть».

Ворона сел. Один из корабельщиков зевнул.

«Уже поздно, — пела флейта. — Полночь. Подумать только, как чудесно было бы лежать в своей постели… тепло и уютно… постели…»

Энок прислонился к беленой стене. Голова его упала на грудь.

Я заставила звуки стать тяжелее, медленнее, спокойнее. Будто тело твое тяжелеет, когда засыпаешь. Будто сердце твое бьется медленнее. Будто дыхание твое становится куда спокойнее.

Матросы спали. Один за другим они падали, не сходя с места, где бы они ни сидели или ни стояли, и сон нападал на них, и они засыпали.

Я медленно пятилась к двери горницы, мне хотелось повернуться кругом и убежать. Но так нельзя делать, если хочешь удержать свою хватку. Так что я шла тихо и наигрывала по-прежнему свои тяжелые, навевающие сон звуки, схожие с последними каплями дождя. Шла туда, к темному переходу. Туда, к двери — к пути на свободу. Я продолжала играть, держа одной рукой флейту, а другой нащупывая щеколду, и открыла ее.

Но дверь по-прежнему не желала повиноваться. Она была закрыта не просто на щеколду. Она была заперта.

— Ты очень умелая, — сказал Ацуан. — Он хорошо обучил тебя.

Искаженный, испуганный писк издала флейта. Я обернулась. Он стоял прямо за моей спиной, и глаза его были вовсе не сонными. В одной руке он держал ключ.

— Где он? — спросил Ацуан.

Он не заснул. Нечему удивляться: он сам владел силами чернокнижника. Но что он имел в виду?

— Кто? — прошептала я.

— Ты ведь не глупа. Прекрати валять дурака! Сецуан! Твой отец! Где он?

И тут меня осенило… Он не знал, что Сецуан умер. Я открыла рот, чтобы рассказать ему об этом:

— Он…

Но тут что-то остановило меня. Не продуманный план, не какая-либо мысль. Только ощущение того, что, чем меньше я расскажу Ацуану, тем лучше.

— Не знаю, — сказала я. — Я давным-давно его не видела.

— Сколько времени?

— Несколько месяцев.

— Где?

Я бросила беспокойный взгляд в сторону перехода, но никто из остальных больше не шевельнулся.

— Прости, но не могли бы мы выйти отсюда? — спросила я. — Прежде чем они проснутся? Тогда ты бы сохранил часть денег для себя.

Он засмеялся коротким, удивленным, невольным смехом.

— Ты и в самом деле умелая, — похвалил меня он. — Прямо сказать, дочь своего отца. И ты права. Это обойдется дешевле.

Он вставил ключ в замок. Но, отпирая дверь, он крепко держал меня за руку, а затем запер в доме Ворону вместе с его матросами.

Морозный туман

На дворе было холодно, и меня быстро проняла дрожь. Соломенные крыши на маленьких рыбацких хижинах были в лунном свете белыми от инея, а лужи затянуло ледком. Ацуан, похоже, не страдал от холода, но на нем, само собой, был его добротный плащ. А у меня не было даже шали — она осталась висеть рядом с моей койкой на борту «Морского Волка».

— А теперь прибавь шагу! — раздраженно сказал он, когда мне стало невмоготу следовать за его широкими быстрыми шагами. — Они вряд ли проспят всю ночь напролет.

— Нет, не проспят…

Но куда он так торопился?

Меня осенило вдруг, что он вовсе не направляется к гавани и к кораблям, а наоборот — прочь от Прибрежья к Дунарку.

— Куда мы идем?

— Твое дело — только идти!

Обогнув угол одного из домов, мы вышли из Дунбары. Перед нами простиралась полоска плоской топи, кочки и песок, с канавами и мелкими озерцами с солончаковой водой, поблескивавшими сквозь туманную дымку измороси, когда свет месяца падал на них.

И вот перед нами Дунарк — высокий и темный город, с зубчатыми стенами вдоль скал и немногими крохотными точечками света там, где еще горел фонарь или факел.

Дорога из Дунбары в Дунарк была достаточно широка для того, чтобы повозки и телеги могли проехать по ней, и чуть приподнята над топью, так что напоминала мост.

Мы миновали почти половину этого пути, когда за нами внезапно раздался крик:

— Вот они!

Четверо вынырнули из проулков Дунбары — и даже на таком расстоянии можно было узнать высокую, чуть сутулую фигуру Вороны. Им, верно, пришлось выломать дверь, чтобы выбраться из рыбацкой хижины, а теперь они пустились бегом по дороге нам вслед.

— Не стой же истуканом! — прошипел Ацуан. — Используй флейту!

Я не была уверена, что у меня получится. Одно дело, когда люди стоят спокойно и звуки словно бы тайком прокрадываются к ним, да так, что они об этом даже не подозревают. Но остановить четверых разгневанных матросов, мчавшихся во весь дух… Может, это смог бы сделать мой отец, но не я.

— У меня не получится!

Это дошло и до Ацуана.

— Ладно, тогда беги!

А так как я по-прежнему стояла и медлила, он, обхватив мое запястье, повлек за собой по дороге. Но мои ноги были короче, чем его, и, конечно, короче, чем у Вороны. Расстояние между нами и преследователями быстро сокращалось. Ацуан, бросив взгляд через плечо, выругался. Толкнув меня вперед на дорогу, он сказал:

— Беги! А я попытаюсь их остановить!

Их остановить? Как? Насколько я видела, у него не было никакого оружия. Но, может, у него были лучшие силы Дара Змеи, нежели у меня.

В тот же миг я поняла, что оставалось только одно, если я не хочу снова оказаться в когтях у Вороны. Я резко свернула направо и спрыгнула в канаву по одну сторону дороги. Тонкая корка льда треснула, как стекло, и я провалилась по середину бедра. Но времени обращать на это внимание не было. По-прежнему крепко сжимая одной рукой флейту, я выползла на четвереньках по другую сторону канавы и помчалась изо всех сил по заболоченному лугу. Я перепрыгивала с кочки на кочку, когда могла, и падала и вымазалась в черном иле, когда кочки, на которую можно было встать, не было. Теперь я бежала медленнее, но и с ними было бы то же самое, если у них вообще возникло желание преследовать меня.

У Вороны его явно не было. Вместо этого он крикнул своим:

— Энок, Кео, поймайте девчонку! А мы займемся этим жуликом.

Я оглянулась через плечо. Энок стоял, качаясь, на краю придорожной запруды и, ясное дело, не мечтал промочить ноги. Но он не смел ослушаться. Во всяком случае, он, разбежавшись, попытался перепрыгнуть через широкую канаву. Это ему не больно-то удалось. Краткий миг он раскачивался на краю канавы, размахивая руками, словно пробуя летать. Но потом соскользнул вниз и исчез из виду.

У меня не было времени наслаждаться этим зрелищем. Кео, другой корабельщик, прыгнул удачнее, и теперь он, как и я, перепрыгивал с кочки на кочку. В самый разгар погони я вдруг вспомнила один летний полдень дома, в Березках, много лет тому назад. Давин и Мельниковы сынки поймали тогда по одной жабе, чтобы устроить жабье состязание в беге. Жабы не очень-то одобряли их затею и куда охотней прыгали в сторону, чем вперед, к финишу, так что это получилось неуклюжее состязание. Вот и теперь… Что пользы мчаться вперед сломя голову, нужно двигаться зигзагами, прыжок за прыжком.

Нелегко было разглядеть, куда ставишь ноги. Удушливый, белый, влажный и морозный туман парил над топью, плотнее всего у земли. Мои ноги так замерзли, что совсем оцепенели, а нижняя юбка прилипала к ним, будто черная повязка из ила. Зато пот лил по спине под блузкой, и я начала задыхаться.

Наверху, на дороге, послышался крик, но я не могла как следует разглядеть, что там произошло. Мешал густой туман, а кроме того, мне хватало и Кео. Он уже надвигался на меня. Он бодро прыгал через полыньи, и все у него получалось как надо. Неужто этот матрос и вправду был наполовину лягушонком?

Мои собственные прыжки становились все короче и все тяжелей. Холодные, омертвевшие ноги вот-вот могли отказать. Усталое тело подсказывало голове мелкие, предательские мысли: куда проще попросту остановиться, куда проще дать им поймать себя. Им придется отвести меня куда-нибудь, где тепло и сухо и где можно чуточку отдохнуть… место, где есть очаг, одеяло, а может, и какое-нибудь теплое питье…

Я поскользнулась, оступилась и упала вниз лицом, а флейта вывалилась у меня из рук. Описав дугу в воздухе, она завертелась, будто волчок, и, плюхнувшись в лужу с солоноватой, непригодной для питья водой, исчезла.

Нет!

Все мысли об очаге и теплых шерстяных одеялах вылетели у меня из головы. Флейта. Флейта! Я кинулась на камни возле лужи и сунула руки по локоть в темную воду. Где же флейта? Я ничего не видела. Поверхность воды блестела как зеркало, лунное зеркало, и не видно было, что под ней затаилось. Я шарила вслепую, находя лишь скользкий тростник, ил и камни, но не… Но вот… Погоди! Там ли?..

Мои ищущие пальцы обхватили что-то твердое. Она! Я выудила ее из воды и мокрую — вода так и капала из нее — подняла наверх, ближе к лунному свету. Неужто она повредилась? Будет ли она когда-нибудь…

За моей спиной послышался звук. Плеск воды, а потом какое-то бормотание.

Я глянула через плечо.

Кео был всего в нескольких кочках от меня. Еще пара прыжков и…

— Стоп!

Не знаю, откуда взялся он, голос Пробуждающей Совесть. Я о нем не думала. Но внезапно с губ моих сорвалось то самое единственное слово, что прозвучало точь-в-точь как прежде и заставляло людей останавливаться и прислушиваться. Заставило и Кео.

Он застыл на бегу и стоял так, напоминая аиста, меж тем как туман окутывал его.

— Если подойдешь ко мне хоть на шаг, — произнесла я холодно, голосом, который едва узнала сама, — я превращу тебя в камень.

Он заколебался. Глаза его, казалось, в лунном свете побелели, а рот превратился в темную дыру. Я слышала его тяжкое дыхание: их-ха, их-ха, схожее со звуками кузнечного меха Рикетра в нашей кузнице в Березках.

— Меня тебе не запугать! — сказал он.

Но по голосу его я услыхала: он врет. Я уже запугала его. Потому-то он и остановился. Все они знали: я — дочь Пробуждающей Совесть, и я слышала, как они судачили обо мне, когда болтались наверху на палубе и думали, что я их не слышу. «Ведьмино отродье», или как там они называли меня ныне — «троллева девчонка», «приплод дьявола»… Право, мне были хорошо знакомы все эти бранные слова. Я почти видела, как мысли вертятся у Кео в голове. Раз можно заставить человека уснуть, то разве нельзя точно так же превратить его в камень? Он-то не знал, могу ли я… Но и не был до конца уверен, что не смогу…

Я подняла флейту.

— Убирайся! — посоветовала я ему. — Скажи, что не нашел меня. Скажи, что я свалилась в воду и утонула. Говори что хочешь, но убирайся восвояси, иди своим путем и не мешай мне идти моим.

— Они могут нас увидеть, — произнес он.

Я покачала головой:

— Уже не могут.

Вообще-то я имела в виду, что мы с ним отошли так далеко, что им не разглядеть нас во мраке и в тумане. Но он понял это иначе. Он резко оглянулся. И тут он испугался всерьез. Туман и иней толстым белым одеялом покрыли болотистую почву, а месяц как раз исчез за тучей. Дорога скрылась. Казалось, будто мы внезапно оказались совсем одни в целом мире, только мы одни.

— Теперь тут только ты да я, — холодно произнесла я тем самым чужим голосом, что испугал и меня, — но, если ты сейчас же уберешься обратно, я ничего тебе не сделаю!

Он по-прежнему колебался. Я слегка приподняла флейту. Он невольно сжал кулак. Затем повернулся кругом и помчался, но больше уж он не прыгал с кочки на кочку сноровисто и ловко, а в панике ломился через лужи и ямы с водой и черный ил, словно баран, за которым гонится волк. Еще долго после того, как мороз и мрак поглотили его, я слышала, как он плещется и падает, спотыкается и бежит, чтобы только убраться подальше отсюда.

Я еще долго сидела на краю лужи, крепко прижимая к груди мокрую флейту. Я дрожала от холода и усталости, и чем дольше это тянулось, тем больше я холодела. В какой-то миг я услышала голоса в тумане, голоса гневные, и один из них принадлежал Вороне. Но они так ко мне и не приблизились. Я избавилась от них — и от Ацуана, и от Вороны — ну хотя бы на некоторое время. И это было очень хорошо. Только вот я понятия не имела, куда мне идти.

Тканье Мейре

В морозном тумане «Морской Волк» походил на все прочие корабли, что стояли на якоре у побережья Дунбары, — темный остров с несколькими огромными мачтами-деревьями, что мягко покачивался всякий раз, когда накатывала новая волна. Но на этот остров я не собиралась возвращаться. Закуток Кармиан был острогом, несмотря на то что там даже настоящей двери не было. Это же спятить надо, чтобы по доброй воле снова очутиться рядом с Вороной. Какие-нибудь двадцать-тридцать миль, разделяющие нас с ним, чудесно подошли бы мне. Но мне нужно было найти Нико. А я не знала, где его искать.

Как раз теперь корабль не подавал признаков жизни. И не потому, что вся команда спала, скорее потому, что большинство из них по-прежнему отсутствовали, занятые охотой на меня. Но что с Нико? Он никогда бы не позволил Вороне заключить даже ничтожную сделку с Ацуаном — если б он вообще хоть что-то узнал о ней и мог бы воспротивиться. Я ужасно боялась, что Ворона сторговал и продал его первым, — что ни говори, Нико был для него куда более драгоценной добычей, чем я. Я была для него довеском, всего лишь добавкой к Нико, и я прекрасно это знала.

— Ты поднимешься на борт! — строго-настрого наказала я себе. — Тебе придется поглядеть, не валяется ли он скованный в грузовом трюме или в другом укромном месте.

Я приставила флейту к губам и заставила свои оцепеневшие, холодные пальцы повиноваться. Звуки прокрались тайком сквозь туман, будто на серых кошачьих лапках, почти беззвучно. Я заиграла вновь, чувствуя себя уверенной в том, что даже крысы спят. И вот я приготовилась взойти на борт «Морского Волка» в последний раз.

Они втащили сходни на корабль, но я отыскала одну веревочную лестницу, которой смогла воспользоваться вместо сходней. Мне показалось, что с меня хватит, я уже достаточно вымокла за одну-то ночь. Пришлось стибрить в одной каюте фуфайку и пару рыбацких штанов, иначе я бы наверняка замерзла насмерть. Свою собственную мокрую одежку я оставила — если они так любят деньги, пусть постирают и продадут ее. Вязаная шерстяная фуфайка была больно велика и насквозь пропахла рыбой, но в ней хотя бы было тепло. Да и штаны могли держаться, если я затяну кушак покрепче. Я не представляла себе, на кого похожа. Если бы кто-нибудь увидел меня, я, пожалуй, сошла бы за рыбацкого мальчишку. И я надеялась, что никто не будет меня рассматривать.

Я вскарабкалась по веревочной лесенке и бросила ее на набережную. Глупо было оставлять ее свисать с борта, чтобы она кричала о незваных гостях на «Морском Волке».

Палуба медленно поднялась и снова опустилась.

Прилив сменял отлив — одна длинная мягкая волна набегала на другую. Какой-то миг я постояла оглядываясь, но так никого и не заметила, даже вахтенного, которого, уверена, где-то выставил Ворона. Люк, ведущий в трюм, не был заперт на засов, но это ровно ничего не значило, — коли Нико находился внизу, они все равно его связали. Но хотя трюм не был заперт, все равно я не могла его открыть. Мне пришлось отложить в сторону флейту, прижаться пятками к краю крышки люка и напрячь все свои силы, чтобы поднять ее.

— А ну, откройся! — тихо прошипела я. — Дерьмо ты, а не люк!

Треск и грохот, что, должно быть, слышались на многих дальних кораблях. И наконец-то люк поддался. Да так резко и внезапно, что я упала, держа в объятиях крышку.

Некоторое время я тихонько, как мышка, лежала, прислушиваясь. Мои пальцы сжимали флейту. Если кто-нибудь появится…

Но никто не появился. Я сунула флейту за пояс и спустилась в пустой трюм.

Там было темно и тихо. Остов судна потрескивал, когда волна поднимала корабль, но вообще-то я ровно ничего не слышала — даже шороха крыс. Быть может, эти «драгоценные» животные на самом деле уже спали? Вот бы поверить в это.

Я ни зги не видела, не видела собственной руки. Черт возьми, как мне вызнать, здесь ли Нико? Что мне теперь — пробираться ощупью по шатающимся доскам? А если я не найду его, то что это значит? Его здесь нет или я не вижу его во мраке?

— Нико?

Нет ответа. Но если все остальные спали, то и он тоже. Никакой надежды. Мне нужен свет. Но где его взять? Я ведь не рыскала по свету с огнивом или свечой за пазухой.

Лампа в закутке Кармиан… Вот ею можно воспользоваться.

Я пробралась ощупью назад к веревочному трапу и влезла наверх, помедлив немного на верхней ступеньке, словно полевка, что оглядывается по сторонам, прежде чем покинуть свою норку. Никаких признаков жизни по-прежнему не было. Собаки в Дунбаре из-за чего-то подняли лай, вот и все. На борту «Морского Волка» все было спокойно. Я ползком, крадучись, пересекла наискосок палубу и спустилась по веревочному трапу к закутку. И тут я услышала…

Храп!

Тяжелый, булькающий храп раздавался из закутка, скрытого занавеской.

Нико так не храпит. Не припомню, слышала ли я когда-нибудь храп Нико, но, во всяком случае, я не представляла себе, чтоб его храп звучал так. Так должен храпеть человек постарше и тучный.

Тут я заметила подошвы храпуна. Они высовывались из-под края занавески. Точно, это не Нико, я была уверена в этом.

Но многие из матросов ходили босиком даже теперь, когда зима уже на носу. Ходили потому, что так легче карабкаться на мачты.

Кто бы это ни был, наверняка он не собирался проснуться. Вообще-то храп его звучал так, словно сон его был необычайно тяжким, хоть он и выбрал чудное место для отдыха. Я осторожно сдвинула занавеску и протиснулась мимо него вглубь закутка. Храпун лежал на животе, голову его подпирала рука, и он занимал почти весь пол. То был один из рулевых Вороны, человек, которого все остальные называли Горго. Что он здесь делал? Если флейта заставила его уснуть, то сон внезапно накатил на него. Вид у храпуна был такой, будто он повалился там, где стоял.

Лампа была зажжена, но фитиль надо было поправить, и, к сожалению, лампа свисала с крюка на потолке, прямо у храпуна над головой. Но, может, если я влезу на койку и подтянусь…

— Горго! Мате!

Я так перепугалась, что чуть не свалилась с койки. Я схватила лампу, она закачалась, и горячущее ламповое масло побежало мне на руку и стало капать на затылок Горго.

— Какого… — невнятно пробурчал он, — какого черта…

Я задула лампу. Наверху с палубы снова прозвучал голос Вороны:

— Неси сюда трап!

Не знаю, что подумал Горго. Может, он не успел ничего подумать — он, казалось, был сбит с толку. Я сжалась в комок и попыталась сделаться невидимкой. Но я не посмела пустить в ход флейту.

Он поднялся на ноги, ругаясь, как настоящий матрос. Ну а чего от него ждать? Затем поднял переносный трап, не дав себе труда оглядеться в закутке.

— Иду, Местер! — воскликнул он.

Снова раздался грохот, а за ним — ругань.

— Где Мате? — спросил Ворона.

— Не знаю, Местер! — Горго по-прежнему говорил так, словно работать мозгами для него было не по силам. — Его тут нет!

— Что здесь произошло? Где женщина? А Лиам? Какого черта?! Вы все до единого — пустая деревянная башка, дураки набитые, болваны! Ни на минуту не могу повернуться спиной…

Но тут в самом разгаре потока своих слов Ворона смолк. Голос его стал вовсе другим, холодным и острым как нож, так что мне почти показалось: он может проткнуть мою кожу.

— Где его высокородие?

— Э-э… в трюме. Разве не там?.. Местер…

Но Ворона прервал его:

— Почему же тогда люк открыт?

Потому что я не закрыла его. Я прошептала несколько бранных слов из тех, что слышала от. Горго.

— Кео! Дай-ка мне сюда фонарь!

Почему я лучше не искала? Почему тратила время, бегая за лампами?

Теперь уже слишком поздно. Теперь мне не удастся вывести Нико из этого трюма без того, чтобы…

— Местер! Его нет!

— Спасибо, Кео! Это я вижу!

— Нет! Ушел! Как?..

— Дрянь! — произнес своим ледяным голосом Ворона. — Когда я схвачу эту чертовку, конец ее красе!

Какой-то краткий миг я думала, что это он говорил обо мне. Но меня он обычно называл «троллево отродье» или «дерьмовая девчонка», и вряд ли бы он стал говорить о моей красе. Это не меня он так обругал… То была Кармиан.

Кармиан! Она бежала вместе с Нико, теперь я это поняла. И может, они бежали еще до того, как Ворона потащил меня, чтобы продать Ацуану? Или потом. Да, это, пожалуй, так. Пока Вороны на корабле не было.

Но как мог Нико так поступить? Как мог попросту удрать и оставить меня здесь одну? А вдобавок еще удрать вместе с Кармиан! Этого я ему никогда не прощу! Никогда! Я зарылась лицом в грубое одеяло койки, пытаясь заглушить прорывавшееся наружу рыдание. «Как раз теперь, — думала я, — мне было бы все равно, если б они поймали меня. Может, и вправду мое место в змеином роде отца. Похоже, другим я не нужна».

Они обыскали весь корабль. Зачем им нужно было делать это? Нико и Кармиан наверняка были далеко от «Морского Волка». Меня осенило вдруг, что как раз теперь я в большей безопасности здесь, в гнезде Вороны, чем на берегу. Ворона погнал всю команду на берег искать Нико и Кармиан. А в Дунбаре непрерывно лаяли собаки. Да, теперь — лучше здесь. Но надолго ли?

Я метнулась на берег, лишь только рассвело. Было нестерпимо холодно, а на всех снастях судна было столько инея, что они казались взъерошенными, будто хвост испуганного кота. Мои следы виднелись на палубе и на берегу, но я надеялась, что никто их не заметит или, во всяком случае, не сообразит, что они мои.

Я заползла в укрытие за бочками на набережной и стала наблюдать за ближайшим проулком. И не потому, что у меня был особый план. Я не хотела лишь, чтоб меня схватили Ацуан, либо Ворона, либо люди Дракана. Казалось, избежать всего этого невероятно трудно, хлопот у меня был полон рот, да и цель сама по по себе нелегкая. Как раз теперь в проулке ни души не было, и я метнулась наискосок через набережную, чтобы укрыться там меж домами.

Фу, какая вонь! От рвоты, мочи, грязных лохмотьев. По сравнению с этим рыбный запах моей ворованной фуфайки был благоуханием роз, и мне больше всего захотелось повернуть назад. Но такого я себе позволить не могла. Наверх через проулок, а потом…

— Дина!

Этот тихий шепот заставил меня подпрыгнуть высоко-высоко, что твоя кошка. Кто?..

— Сядь, прежде чем кто-нибудь увидит тебя!

Прислонившись к стене, наполовину скрытая несколькими сгнившими досками и другим хламом, сидела старуха. Она была закутана во множество грязнущих изъеденных молью шалей, а руки и ноги закутаны тряпьем, чтобы защититься от холода. И эта вонь шла от нее…

Но откуда ей было меня знать?

— Дина, сядь! Или тебе хочется, чтоб тебя схватили опять?

И тут впервые до меня дошло: никакая это не старуха! Это Кармиан! Я была настолько ошарашена, что все произошло само собой, и я села.

— Что?

— Тише! И оберни этим голову!

«Этим» оказалась одна из ее мерзких, грязных шалей.

— От нее воняет!

— Еще как, девочка. Делай то, что я говорю.

В другом конце проулка послышались шаги и голоса. Я молниеносно обернула голову зловонной шалью и притиснулась ближе к Кармиан.

— Исчезла с поверхности земли, — произнес какой-то мужской голос.

— Ворона здорово свихнулся! — сказал другой.

— Он рассчитывал хорошенько заработать на них. Но когда обе эти золотые птички ускользают зараз… Фу, какая вонь! Мы уже глядели здесь?

— Да! Там никого нет. Лишь какая-то бездомная старая карга, от которой несет так, словно она подохла три дня тому назад.

Они снова двинулись в путь. Мы молча посидели некоторое время, пока они не исчезли из виду. И тогда Кармиан медленно поднялась.

— Идем! — сказала она. — Лучше нам уйти, прежде чем совсем не рассвело.

— Кармиан… что… где… — Я почти не знала, с какого конца начать спрашивать.

— Он не хотел уходить без тебя. — Голос Кармиан был не особо ласков. На самом деле куда холоднее, чем иней, выбеливший крыши домов. — Поначалу Нико не хотел брать тебя с собой, а потом вдруг не захотел двинуться с места без тебя. Мужчины! Они невозможны! Им не угодишь!

— Но… как ты могла знать, что я…

— Что ты вернешься обратно на корабль, будто корабельная крыса? Этого я тоже не знала. Но я слышала, как они болтали о том, что ты улизнула, а ты привязана к Нико точно так же, как он к тебе. Вы… вы парочка прекрасных вьюнков. Да!

Некоторое время мы шли молча. Внезапно Кармиан присела на корточки и подала мне знак: сделай, мол, то же самое.

Немного погодя двое мужчин с тележкой вышли из-за угла. Это не были матросы Вороны, и они не удостоили нас взглядом. Когда они исчезли, обогнув следующий угол, Кармиан вновь поднялась на ноги.

— Зачем нам пришлось садиться на корточки? — спросила я.

Иней на брусчатке растаял, и я промокла.

— Затем, чтобы мне не изображать старуху мать! — ответила она. — Да и твои сапожки больно хороши. Натяни шаль побольше на голову, лучше пусть не видят твое лицо.

Я сделала, как она велела, хоть это было противно.

— А тебе обязательно надо так пахнуть? — снова спросила я.

— Да, — только и сказала она в ответ.

— А зачем?

Она кинула на меня острый взгляд:

— Ты всегда столько болтаешь, когда за тобой гонятся?

— Мне ведь только очень хотелось узнать…

— Это держит народ на расстоянии. У людей нет желания любоваться вонючей мерзостью. Это все равно что быть невидимкой. И держи язык за зубами; тогда я услышу, не идет ли кто-нибудь.

Я смолкла. И я хорошо поняла, что она имела в виду. На самом деле этот способ точно так же хорош, как и моя флейта, только по-другому. Однако же, фу, черт побери, какая вонь!

Теперь мы уже вышли из Дунбары. Но Кармиан не свернула на хорошую прямую дорогу, что вела в Дунарк. Вместо этого она пошла на запад, к узкой извилистой тропке, которая, будто змея, петляла меж болот. Тропку эту не всегда легко заметить, и во многих местах нам пришлось скакать с кочки на кочку, как мы с Кео уже делали раньше. Мы забредали все дальше и дальше в болота, и туман обволакивал нас, захватывая, будто чья-то рука. И тут мы подошли к такому месту, где след исчезал прямо в поросшей мхом болотине. Блестящая черная вода ожидала нас по другую сторону от последних кочек, и ей не видно было конца. Другого края болотных вод — коли он вообще был — я даже не видела: таким густым был туман!

Но Кармиан не собиралась останавливаться. Я же уперлась.

— Кармиан!..

— Иди за мной, — только и молвила она. — Иди по моим следам.

И она тут же шагнула прямо в подернутую мхом пучину. А я только стояла, разинув от удивления рот. Потому что она не утонула. Вода доходила ей лишь до лодыжек. Она заметила, что я не иду за ней.

— Иди же! — позвала она. — Времени у нас нет! Ты же видишь, что бояться нечего!

Я поглядела на блестящую темную воду. Но если б я не видела, что Кармиан стоит в ямине, полной воды, я бы решила, что это бездонный омут. Я осторожно шагнула в воду… и еще один шаг! А потом до меня дошло, почему она не утонула. Кто-то устроил здесь мостик под водой, так что он был невидим для тех, кто не знал этого секрета. Мостик был скользкий, и приходилось быть осторожной, а я не понимала, откуда Кармиан знала этот путь. Казалось, она ничуть не сомневалась, и, покуда я шла прямо по ее стопам, было достаточно безопасно. Но я испустила вздох облегчения, когда мост кончился и под ногами у нас оказалась куда более привычная земля.

Солнце медленно всходило над болотами и топями, а туман теперь был скорее белым, нежели серым. Я мерзла так, что меня колотило. Хотя рыбачья фуфайка была и теплой, и удобной, но это не больно помогает, когда ноги у тебя мокрые и холодные как лед.

— А мы скоро придем на место? — спросила я и прикусила губу: лучше б я не спрашивала ее. Уж сострадания от нее нельзя было ожидать.

Но на этот раз она не огрызнулась.

— Теперь уже близко, — только и молвила она и двинулась дальше.

Я была несказанно удивлена, не услышав от нее издевательского замечания, вроде: «Милостивой фрекен, быть может, непривычно ходить самой»; но Кармиан, пожалуй, начала чуточку уставать да и слегка замерзла.

Когда он вынырнул из тумана, то походил на маленькую рощицу ив и вязов, словно островок посреди болота. Но, подойдя ближе, я заметила, что деревья росли на земляном валу. И только когда мы перебрались через вал и увидели дома у его подножия, стало ясно, что здесь живут люди.

— Что это за место? — спросила я.

— Селение, край гельтов.

— Гельтов? Это еще кто такие?

Она вновь окинула меня острым как бритва взглядом. Вот попадешь под такой взгляд, а через некоторое время обнаружишь: ты истекаешь кровью.

— До того как пришли магдане, здесь была страна гельтов. Они по-прежнему обитают здесь, вокруг топей. Они не особо жалуют магданов, даже род Никодемуса, Нико Равна. Но еще меньше любят они Дракана.

Внезапно перед нами вырос какой-то молодой человек. Я испугалась, потому что не поняла, откуда он взялся. Было так, словно он вырос из-под земли, — статный, но не очень высокого роста. Если б не его длинные усы, мне бы показалось, что он не больно старше меня.

— Эта и есть та девочка? — спросил он, указав на меня.

— Да!

— Тогда идем! — позвал он. — Мейре желает потолковать с тобой.

Мейре? Кто это? Молодой человек не стал объяснять. Он лишь повел нас вниз, в селение — домов на пятнадцать, и некоторые из них годились скорее для скотины, чем для людей. Несмотря на небольшие дворы, хозяева, как я заметила, держали кур и коз. Какая-то женщина доила козу, и ей приходилось все время отталкивать крупного козленка, который требовал своей доли этого молока.

Посреди селения стоял высокий древний ясень, с виду скорее мертвый, чем живой.

Почему они не срубили его? Может, из-за того, что боялись разрушить хижину, прислонившуюся к ясеню. Усатый указал на дверь хижины.

— Дом Мейре — Той, Что Косит Недругов, — сказал он. — Входите!

Сам он явно намеревался остаться за дверью.

— А он не с нами? — шепнула я Кармиан.

— Ему это запрещено, — коротко ответила она. — Он — мужчина!

Значит, мужчине нельзя входить к ней в хижину? Что за птица Мейре — Та, Что Косит Недругов?

После утреннего света и морозно-белой заиндевевшей природы вокруг в хижине было изрядно мрачно. Горница, в которую мы вошли, была не очень большой, а стена против двери как-то странно изогнута, покрыта корой и неоструганными ветвями. Какой-то миг — и до меня дошло: это не скверно сработанная стена, а попросту ствол ясеня.

Там за ткацким станом сидела женщина и ткала. Как ухитрялась она видеть, что она делала в этом мраке, я не знала. Но челнок свободно летал через основу, и женщина не перестала работать из-за того, что мы пришли.

— Садитесь! — только и сказала она. — А ты, Кармиан, сними эти тряпки и вынеси их на двор.

Там было лишь одно место, куда можно было сесть, — низенькая скамья вдоль стены рядом с дверью. Я заметила, что очага в хижине нет. И все-таки здесь было куда теплее и приятнее, чем за дверью. Я вернула шаль, что дала мне Кармиан, а она тем временем послушно стаскивала с себя зловонные тряпки.

Мейре была примерно в летах моей матушки. Не стара, да и не молода. А первое, что привлекло мое внимание, — ее глаза. Или, вернее, то, что вокруг них. Сначала кажется, что на лице ее маска. Но если приглядеться, видно, что это кожа, только кожа почерневшая. Покрашена или татуирована — решить трудно. В черных волосах Мейре над каждым ухом виднелась белая как мел прядка. И все это придавало Мейре сходство с барсучихой.

— Твоя мать — Пробуждающая Совесть, — молвила она. — И ты тоже была такой.

Я кивнула. Это ей, верно, рассказал Нико. Меня чуточку кольнули эти ее последние слова: она заставила их звучать так, будто мне никогда уже не вернуть силы Пробуждающей Совесть.

— Ты также и нечто другое, — продолжала она. — Ты обладаешь силами Нагоняющей Сны.

Силами Нагоняющей Сны? Так никогда никто меня раньше не называл. Но, пожалуй, это имя не было каким-то дурным, так что я кивнула снова.

Челнок летал. В его полете таилась какая-то особая шепчущая музыка, словно то были звуки арфы с едва слышными струнами, на которой играла Мейре.

Кармиан избавилась от своих старушечьих лохмотьев. Она выкинула их за дверь, а затем пришла и села рядом со мной на скамью.

— Как раз теперь ты не знаешь, что ты есть на самом деле, — внезапно вымолвила Мейре. — Да и Кармиан не знает. Она не знает свое сердце.

Кармиан фыркнула:

— Ничего у меня на сердце нет. И тебе это хорошо известно.

Мейре не обратила внимания на то, что ее прервали.

Но слова Мейре задели меня до самой глубины души. «Ты не знаешь, что ты есть на самом деле». Не «кто ты есть», а «что». Словно я была нечто… нечто такое, в чем, возможно, таилось хотя и достаточно скверное, но человеческое. Я задрожала, и это не потому, что похолодало.

— Ты! Дочь Пробуждающей Совесть с силами Навевающей Сны. Выбор перед тобой. Нить раздвоилась, но тебя не может быть две… Выбирай, прежде чем обе нити лопнут.

Волосы у меня на затылке встали дыбом. Нечто таилось в том, как она вымолвила эти слова. Словно была в них уверена. Словно могла видеть вещи, которые мы, другие, не видели. Это было немного похоже на то, как видела моя мать, но все же иначе.

— Ты — гадалка-вещунья, — прошептала я.

Белки ее глаз казались еще белей на фоне черных прядей. Она покачала головой:

— Нет! Я — Мейре. Та, Что Косит Недругов.

Кармиан беспокойно зашевелилась.

— Я бы не хотела казаться неучтивой, — сказала она, — но нам еще многое надо успеть.

Черно-белый взгляд Мейре отпустил меня и остановился на Кармиан.

— Уж больно ты торопишься, — сказала она. — Ты всегда была такая?

Я ощутила в душе легкое ребяческое злорадство, будто мне пять лет и Давину как раз досталась трепка вместо меня.

И Мейре заметила это.

— Вы обе не очень-то по душе друг другу, — с легкой улыбкой произнесла она и внезапно стала куда больше походить на обыкновенного человека.

Кармиан пожала плечами.

— С чего мне ее любить? Она не мое любимое блюдо, — сказала Кармиан так, словно меня в горнице не было. — Маленькая избалованная фрекен-задавала!

Я не казалась себе ни бессовестной, ни заносчивой, и эти ее слова не заставили меня сильнее полюбить Кармиан. Я могла бы ей сказать пару ласковых слов, рассчитанных на таких бессовестных девиц. И хоть я сдержала слова, которые вертелись на языке, но у меня было такое ощущение, что я прозрачна, а Мейре видит меня насквозь.

— Тем не менее нити вашей судьбы связаны, — молвила Мейре. — И вам суждено принести друг другу и Добро и Зло. Так что идите, раз вы так торопитесь.

Кармиан мигом поднялась. Я немного замешкалась.

— Что же такое Мейре? — спросила я.

Она не была Пробуждающей Совесть, хотя немного напоминала ее. И не была даже чернокнижницей.

Мейре покачала головой:

— Сегодня я просто женщина, которая ткет. И порой может видеть кое-какие узоры поважнее.

У меня как-то странно закололо в животе. Уж не человеческие ли судьбы ткала она, сидя здесь?

— Что же ты ткешь? — спросила я.

Мой голос чуточку дрожал.

Она снова посмотрела на меня своим черно-белым взглядом. Словно могла заглянуть в глубину моих мыслей.

— Фуфайку моему двоюродному брату, — сухо ответила она. — Старая совсем прохудилась.

Выгодная сделка

— Ты из гельтов? — спросила я Кармиан, уже выйдя на двор.

Ответ был словно удар хлыста — неожиданен и резок:

— Я говорила: ты должна быть осторожна. Ведь я говорила это. До тех пор пока они тебя не поймали, пока они…

— Как того, кого повесили? — спросила я, не думая ни о чем другом, кроме того, о чем думала она.

— Это не моя вина! — горячо отозвалась Кармиан. — Я говорила, чтоб он не делал этого в одиночку, но он… — Тут она прервала себя. — Откуда тебе об этом известно?

Я не смогла ей ответить. Что-то я прочитала в ее мыслях как раз теперь, когда дар Пробуждающей Совесть внезапно свалился на меня в тот миг, когда его меньше всего ожидаешь. А кое-что я знала, потому что подслушивала, когда она и Нико беседовали. «Ни одно из этих двух объяснений ей не понравится», — думала я.

Она толкнула меня в грудь, толкнула так сильно, что я села.

— Держись от меня подальше. Нечего было тебе приходить и подслушивать меня. Это здесь, в душе, — она коснулась своей груди, — это мое. Понятно тебе? Это никому видеть не позволено.

Ясное дело, она была права.

— Это случилось не по моей воле, — устало сказала я.

— Мне плевать, по твоей это воле или с помощью твоей матери. Держись подальше от меня!

— Если смогу, — ответила я. — Это не всегда от меня зависит.

— Учись тому, чтоб это зависело от тебя. Мейре, по крайней мере, не расхаживает тут по всей округе и не нападает на всех подряд людей, обрушивая на них то, что она знает. Другое дело, если ты войдешь в ее хижину, тогда — да, она говорит о том, что видит. Это знают все, и, если не желаешь слушать, можно держаться подальше. Но от тебя… от тебя так просто не избавиться!

Я медленно поднялась. Подозрение вдруг охватило меня.

— Это ты заставила Ворону продать меня Ацуану? Ты хотела избавиться от меня?

— Нет! — ответила она. — Я хотела только флейту. Я сказала, что он может продать флейту. А когда человек из Кольмонте увидел ее, он заинтересовался, откуда она у нас.

По правде говоря, я не знала, верить ли тому, что говорил о ней Нико, что толковал он о ее чести. Нет, похоже, Кармиан понятия не имеет ни о чести, ни о других благородных чувствах. Не считая того, что я только что увидела. К тому гельту, которого повесили, она питала какое-то чувство.

— Кто он был? — спросила я. — Твой друг — гельт?

Я не рассчитывала, что она ответит. Но она заговорила:

— Его звали Ерин. Он был братом Мейре.

Братом Мейре? После того, что я слышала в тот вечер на борту «Морского Волка»… Разве не Пролазой назвал его Нико? А из того, что говорилось дальше, выходило, что друг Кармиан был вором-домушником или чем-то в этом роде. Трудно представить себе, что таков был брат мудрой Мейре. И трудно представить себе, что Мейре и ее народ после этого по-прежнему дружески принимают Кармиан. Но они именно так поступали.

Сколько на свете всего такого, чего я не понимаю.

— Где Нико? — спросила я, отвлекшись от этих мыслей.

— В хижине для гостей, — ответила Кармиан. — Там наверху.

Я глянула, куда она показала. Это был не самый маленький и не самый безобразный из домов. Напротив. На балках фронтона были вырезаны серые цапли, а на дверях были настоящие картины — утки на воде, серые гуси в небе и еще пара серых цапель в камышах.

Ну что ж, здешних людей в отсутствии гостеприимства не упрекнешь. Но что делали эти двое, вооруженные длинными копьями караульных, стоявшие у двери?

— Хижина для гостей? — спросила я. — Сдается мне, они поставили караульных у двери.

— Не каждый день княжий сын из рода Равнов живет в этом доме, — сухо ответила Кармиан, и я не поняла, верила ли она, что часовые — это почетный караул или тюремная стража? Может даже, сами гельты не до конца разобрались в этом? Но как бы там ни было, караульные, не чиня препятствий, пропустили нас. Один даже дружелюбно кивнул Кармиан.

Здесь был очаг, а с каждой его стороны стояли два стула из кожи, натянутой на раму из… Больше всего это было похоже на кости. Быть может, из костей кита? На одном стуле сидел седовласый, седобородый мужчина-гельт. На другом — Нико. Нико ничуть не походил на жалкого узника. Он побывал в бане — его темные волосы были еще влажными, — и гельты дали ему длинную шерстяную мантию с вышитыми на груди орлами. И еще он сбрил бороду. Мне это пришлось не по душе. Ясное дело, так он выглядел куда лучше. Но в таком виде он и походил куда больше на того, кем был на самом деле, — на княжьего сына. Борода была для него способом скрыться. Теперь, когда он сбрил ее, он что, решил, будто скрываться ему больше не придется?

Увидев меня, он поднялся:

— Дина! Все… все хорошо?

Вообще-то мне очень хотелось, чтоб он обнял меня. Мне казалось, будто я отчаянно в этом нуждалась. Но, по крайней мере, он больше не злился на меня. И огорчение, читавшееся в его темно-синих глазах, говорило об этом.

— Все неплохо, — ответила я. И это, пожалуй, было правдой. Во всяком случае, мне было куда лучше, чем несколько часов тому назад, и это при том, что страхи и печаль стали моими постоянными спутниками.

— Добро пожаловать! — произнес гельт, который тоже встал. — Мейре говорила, что ты была человеком не с одним даром. Может, ты птица буревестник? Та, что предсказывает непогоду, но также показывает нам, что могут дуть и ветры перемены?

Он говорил красиво, но от всех его слов на душе у меня стало худо. Никакая я не птица буревестник. Я — девочка. И я не знала, что мне ответить. Неужто Мейре знала все это обо мне еще до встречи со мной? Тогда либо она была опытная пророчица, либо проболтался Нико.

Возможно, старик понял, что я нездорова, или попросту устал ждать ответа, который, похоже, так никогда и не получит.

— Мое имя Этлас, — сказал он. — В нынешнем году я — здешний хевдинг[16].

— И в последнем году, и все прошлые годы, и за год до этого… — пробормотала Кармиан. — Они никогда других не выбирают.

Вид у него был не очень довольный, но Этлас все же предпочел улыбнуться.

— Правда истинная. Я хевдинг этого селения уже семнадцать лет. Но из-за этого не нужно думать, что тебя избрали раз и навсегда.

— Гельты выбирают своего хевдинга, — произнес Нико так, словно это крайне важно и крайне интересно. — Хевдингом не рождаются. Быть хевдингом по рождению невозможно.

Мне показалось, что слова Нико прозвучали как-то странно.

— Мое имя — Дина! — представилась я.

— Добро пожаловать, Дина! Ты голодна?

Я чуть было не сказала «нет», потому что мой живот ощущался лишь как холодный, тяжелый ком, который я повсюду таскала с собой. Но тут я почуяла запах жареной рыбы и в один миг чуть не померла от голода.

— Да! — ответила я. — Я и вправду голодна.

— Кармиан, не попросишь ли ты у Иммы немного еды на завтрак для нашей гостьи?

Я покосилась на Кармиан. Она наверняка не в восторге оттого, что ей придется прислуживать мне. Но она лишь кивнула и сделала, как он просил.

Мне пришло в голову, что здесь она переменилась. Не была такой воинственной. Перестала быть такой резкой.

Она исчезла за дверью, но… один лишь миг, и она вернулась с глиняным блюдом с какими-то печеными корнями и двумя мелкими жареными рыбками. Не было ни хлеба, ни каши, которые мы ели бы на завтрак дома, но была кружка теплого козьего молока. Кармиан поставила все это на длинный стол неподалеку от очага.

— Будь столь любезна, милостивая фрекен!

Мне не понравилось, что она меня так назвала. Но я ничего не сказала. Я села на скамью и съела все до крошки, кроме рыбных косточек.

Сперва я в самом деле не слышала, о чем тем временем толковали Нико с Этласом. Нико, ясное дело, спрашивал его, как происходили выборы хевдинга. Казалось, будто это страшно его интересовало. Мне казалось это скучным. Но вот в разгар завтрака, после второй рыбки, меня осенило, почему Нико так это занимало. Он никогда не просил о том, чтобы стать сыном князя — владетеля замка. И если кто-то счел, что народу следует выбирать князей — владетелей замка, чтобы не жить с тем, кого случайно угораздило унаследовать княжеский трон… Да, одно ясно: Нико никогда по доброй воле не пойдет на такой выбор.

Этлас охотно отвечал на его вопросы, но были и другие вещи, о которых ему хотелось потолковать подробней. Что-то связанное с пеней и правами на рыбную ловлю, а также с правом на землю. Я понимала не все, но наверняка это было связано с чем-то отобранным магданами у гельтов.

— Но самое худшее — это дети, — молвил Этлас, и тут его голос зазвучал иначе, и это заставило меня прислушаться. Так говорила моя матушка, когда пускала в ход голос Пробуждающей Совесть. — Мы не можем и дальше жить в таком страхе. Как могут наши дети вырастать свободными и сильными людьми, когда нам приходится прятать их от людей Дракана, от драконариев. Шестерых мы уже потеряли в его так называемых драконьих школах… — Этлас почти выплюнул эти слова и продолжал: — А теперь мы не смеем дальше держать остальных здесь, в том краю, откуда они родом.

— Где же они тогда? — спросил Нико, и я увидела, как он выпрямился и сидел в напряжении, будто натянутая пружина.

Он думал о Наставниках рода Дракониса[17], и не нужно быть пророчицей, чтобы это понять. Неужто Дракан начал творить то же самое, что его дед, отец его матери Князь Артос?

От одной мысли об этом по телу побежали мурашки.

— Я не скажу, где они, — твердо молвил Этлас. — Ни один гельт не выдаст этого тебе. Если кто-то найдет ребячье поселение и отнимет последнее, что у нас осталось, — какое будущее нам уготовано? Как нам жить тогда?

— Но они в безопасности?

— Что такое безопасность? Дракан их еще не нашел. Больше я ничего сказать не могу.

Нико поднялся.

— Право на землю и право на рыбную ловлю! — сказал он. — Можешь получить мои слова на листе пергамента, но я не могу обещать, что сам останусь здесь, дабы отказаться от власти князя. Однако же дети… Этому надо положить конец! Клянусь, даже если это будет стоить мне жизни… он не будет больше отнимать ваших детей. Или каких-то детей вообще.

В доме для гостей воцарилась полная тишина. Кармиан, что сидела и с отсутствующим видом барабанила пальцами по колену, резко прекратила это занятие.

А я медленно отставила в сторону кружку с козьим молоком.

«Даже если это будет стоить мне жизни».

Я ничуть не сомневалась, что он так и думал. В последнее время Нико стал куда меньше ценить свою жизнь, чем следовало бы, — так мне казалось. А когда подумаешь о том, что творили с детьми Наставники… Пожалуй, я хорошо поняла его.

— Так вот, это моя клятва, — молвил Этлас. — Мы поможем тебе в твоей рискованной попытке, насколько хватит сил. И я ручаюсь, что другие селения гельтов поддержат меня в этом деле. — Он вылил какую-то золотисто-желтую жидкость в два небольших металлических кубка.

— Что это за напиток?

— Медовый. Сварен здесь из меда и забродившего козьего молока. Такой печатью скрепляем мы наш уговор. И нам не надобен пергамент.

— Спасибо! — поблагодарил его Нико. — Но, принимая во внимание возможный конец света, нам лучше подготовить документы.

— А как же я?

Кармиан тоже встала.

— Ты? — спросил Нико. — Я-то полагал, что ты хотела этого.

— Почему ты так думаешь?

— Не знаю! — сухо ответил Нико. — Быть может, потому, что ты опоила меня, усыпила, завернула в одеяло и велела двоим матросам волочить меня много миль по болотам, прежде чем я проснулся.

Я выпрямилась. Вон что… Вот как это произошло. Маковый сок, приготовленный Кармиан! Это известие согрело меня после всех огорчений; Нико не бросил меня на произвол судьбы. Во всяком случае, не по доброй воле! Любопытно узнать, что стряслось с Матсом и Лиамом?

— Я поставила свою жизнь на карту ради тебя, — сказала Кармиан. — Как ты думаешь, что сделает Дракан, коли он когда-нибудь снова увидит меня? Как по-твоему, сколько солдат-драконариев в эту минуту ищут меня? Если они схватят меня, я все равно что труп, как Ерин.

«…Тогда конец ее красе», — сказал Ворона.

А это с драконариями… пожалуй, и в этом она права.

— Этого я не отрицаю, — согласился Нико. — Однако же ты словно бы взяла это дело в собственные руки, не правда ли? Я лишь очень хотел бы чуть получше защитить тебя.

— Обойдусь без твоей защиты. Заплати мне, и все!

— Заплатить тебе?

— Да. Поскольку вы так торопитесь закрепить все эти дела на бумаге и обсудить цены, и будущее, и права. Я тоже хочу кое-что получить.

— Что?

— Брачный контракт!

Вот тут мы все разинули рты. Во всяком случае я. Брак? С Нико? Ведь он был…

— Такие вопросы нельзя обсуждать подобным образом, — спокойно произнес Этлас. — Ты ведь это хорошо знаешь.

— Княжьи сыны по любви не женятся, — сказала Кармиан. Голос ее был холоден как сталь. — Ему незачем меня обожать. Я хочу лишь быть кем-то. Я желаю подняться вверх, туда, где никто не сможет больше топтать меня.

У Нико в этот раз был такой вид, словно он не знал, на каком он свете.

— Хочешь этого… ты хочешь… Стало быть, ты хочешь стать фру-госпожой Замка-крепости?

— Да!

— И такова твоя цена?

— Неужто это так отличается от бумаг о праве на рыбную ловлю и о праве на землю? Будь твой отец жив, он в один прекрасный день принял бы подобное решение, не правда ли?

— Не смей впутывать моего отца! — сквозь зубы сказал Нико.

— Почему же? Я очень хорошо знаю, что он никогда бы не сказал «да» такой, как я. Он подыскал бы княжескую семью, с которой хотел бы породниться. Тут держали бы совет, шли бы переговоры, составлялись бы бумаги о приданом и праве на наследование и все такое прочее. Но в конце концов он решил бы, кому тебя продать. Ой, нет, прости! С кем тебя поженить!.. Разве не так поступают там, откуда ты родом?

Нико не мог это отрицать. Именно это подобало тому, кто был сыном князя.

— Ладно! — произнесла Кармиан. — Произошли кое-какие перемены. Отец твой мертв. Дом Равна ныне в опале, в несколько трудных обстоятельствах, и княжьи семьи вовсе не стоят в очереди, чтобы с ним породниться. Но у меня есть то, что ты хотел бы иметь. Это моя помощь и помощь гельтов. Тебе не нужно даже платить сейчас и здесь. Отложим это до удачного завершения. Мы просто напишем, что контракт вступит в силу в случае смерти Дракана.

— Кармиан, это в самом деле то, чего ты добиваешься?

— Да!

— А как же чувства?

— Любовь — для маленьких голубоглазых девочек. Немного взаимного уважения, Нико. Этого хватит. С какой-нибудь княжной ты даже в этом не был бы уверен. Да и я не глупа, Нико. И хоть не рождена в золотой колыбели, но я понятлива и способна.

Я видела, что Нико и вправду взвешивает ее речи. Оценивает всерьез. Мне хотелось наорать на них обоих. На Кармиан за то, что она так расчетлива… Фру-госпожа Замка-крепости! Она, которая рождена не в золотой колыбели, а в грязной канаве. Ишь ты, из грязи да в князи! Да, Нико не мог быть столь глуп. А может, и мог?

— Этлас? — Нико вопрошающе глядел на хевдинга гельтов. — Каково твое слово в этом деле?

Этлас с виду не очень-то радовался тому обороту, который приняла эта беседа.

— Мы в долгу перед Кармиан. За прежние дела, а теперь за это. Но… Кармиан, ты толковала об этом с Мейре?

— Да!

— И?..

— Она… она не станет это запрещать.

— Кармиан, Мейре нам никогда ничего не запрещает. Она полагает, будто мы имеем полное право провалиться в болото дурости. А уж болото мы выберем сами. Ты отлично это знаешь. Что она сказала?

— Только то, что я плохо знаю собственное сердце.

У Кармиан был такой вид, будто ей это стоило крови и было больно произнести эти слова. Но она говорила правду, и это было само по себе ошеломляюще. Я ведь сама слышала, как Мейре сказала ей эти слова.

— Но ты сама знаешь, чего хочешь?

— Да! — Она гневно глянула на него, словно задавать такие вопросы было непростительной дерзостью. — Я отлично знаю, чего хочу!

Этлас слабо покачал головой.

— Если она твердо решила, — молвил он, — то мы поддержим ее требование. Мы в долгу перед ней.

Нико коротко склонил голову, словно желая скрыть выражение своего лица. Затем выпрямился вновь, и лицо его уже больше ничего не выражало, оно было просто невозмутимо.

— Да, тогда давайте покончим с нашими обязательствами! — проговорил он неожиданно твердым голосом. — Право на рыбную ловлю, право на землю и фру-госпожа Замка-крепости. Этлас, я полагаю, ты заключаешь куда более выгодную сделку, нежели она.

Кармиан лишь вызывающе-упрямо глянула на него, но не вымолвила ни слова.

Я встала.

— Дина, — спросил Нико. — Ты куда?

— Никуда, — ответила я. — Просто на воздух.

Морозный туман рассеивался. Впервые за много дней небо стало свеже-голубым. Только на душе у меня было угольно-черно! Кармиан! Хоть бы мне никогда не встречаться с ней! Хоть бы Нико тоже никогда не встречался с ней! Хоть бы черт побрал ее, и ее русалочьи волосы, и ее расчетливый ум, что скрывается под этими волосами. Фру-госпожа Замка-крепости! Будто такая, как она, может… будто такой, как она, позволено…

Теплые слезы катились по моим щекам, и я бешено вытирала их. Мне не хотелось стоять тут и выть. И если уж непременно плакать, нельзя ли, чтоб это было из-за чего-нибудь другого? Из-за чего-нибудь поважнее, чем Кармиан. Из-за Дракана! Из-за детей гельтов, и тех, кого уже схватили, и тех, которым нужно прятаться где-то в болотах и которым нельзя жить свободной жизнью со своей семьей. Но нет! Плакала я из-за Кармиан! Из-за Кармиан и ее мерзких расчетов и контрактов и… и…

— Дина?

То был Нико. Я не смела обернуться, не хотела, чтоб он видел мои слезы.

— Дина, что это?

Он все-таки обнаружил их, разглядел, что я плачу, или только почувствовал. Он-то ведь знал толк в подобных делах.

Я не могла вымолвить ни слова. Мое горло превратилось в один сплошной большой комок, и, даже если б я могла выдавить из себя хоть слово, я не знала бы, что мне сказать.

Он осторожно коснулся моего плеча. И тут словно все прорвало, все лопнуло, и я плакала уже не только из-за одной Кармиан, а из-за всего — из-за того, что все так жестоко! Что на свете должно быть Дракану! Что мой отец номер, а мать не может вынести то, что он оставил мне в дар! Что нужно вечно ужасно бояться, и что мы все можем погибнуть, и что у Кармиан длинные золотистые русалочьи волосы в локонах, а я всего-навсего маленькая и нескладная, а волосы у меня жесткие, как у лошади. Из-за всего сразу!

Он обнял меня, а я рыдала, прижавшись лицом к его длинной мантии с вышитыми на груди орлами. И на сей раз он молчал, и больше ни о чем не спрашивал, и даже не говорил, что мне нужно перестать плакать. Он не сулил мне, что все вскоре наладится. Не говорил, что завтра все станет куда лучше. Он только обнял меня.

Прошло немного времени, и слезы мои иссякли. Я смертельно устала, а из-за рыданий у меня разболелась голова. Все-таки мне стало чуточку лучше.

— Твоя фуфайка сильно отдает рыбой, — сказал Нико, словно бы в порядке вещей было вот так стоять и заливать моими слезами одолженную ему мантию. — Не захотят ли гельты обменять эту фуфайку на что-нибудь более подходящее и чтобы меньше пахло? Да и баня тоже не помешает!

— От меня так скверно пахнет?

Он рассмеялся:

— Нет, я имел в виду все, вместе взятое.

— Нико, ты… ты по-прежнему злишься, что я последовала за тобой?

— Нет, — ответил он. — Только лучше, чтобы ты этого не делала. Я не хотел бы вообще вмешивать в это других людей. Только я и Дракан! Но я вынужден был найти корабль, а это означало, что со мной поплывет Кармиан. А потом Давин; когда же я наконец избавился от него, появилась ты, и от тебя никак было не освободиться. А теперь, похоже, со мной в одной лодке оказалась куча народу.

— Гельты?

— Да. Я слышал о них, хотя отец мой считал их попросту контрабандистами, которых по-настоящему нельзя заставить подчиняться. Их куда больше, чем я полагал. Многие покинули свои селения и живут на побережье совсем как другие люди. Но они, как говорит Этлас, не забыли: они гельты! Когда они услышат об уговоре, о нашем с Этласом уговоре, мы сможем рассчитывать на их помощь. Народ, который жил тут сотни лет, знает многие укромные места и тайные тропы. Они могут вызнать, где теперь Дракан и помочь мне найти его, вместо того чтобы самому угодить в его лапы.

Я чуточку отодвинулась от него, чтобы заглянуть в лицо. Оно было чуть бледнее там, где была борода, прежде чем он сбрил ее.

— Нико!.. Ты уверен… я думаю, ты… ты что, не любишь проливать кровь? А Дракан… ты и вправду думаешь, что можешь убить его?

У него дрогнуло веко, когда я вот так высказалась начистоту.

— Похоже, это моя задача, — молвил он. — И я сделаю все, что в моих силах, чтобы неудача не постигла меня на этот раз.

— Нико, ты так ненавидишь…

— Да!

— Да, но… годишься ли ты для этого? Поднимешь ли ты меч на человека?

Я знала, что в детстве он учился владеть мечом, а также что они с Давином упражнялись до самого последнего времени. Однако же в тот раз на Арсенальном дворе Дракан его превзошел, да попросту он был недосягаем, и только благодаря Розе Нико не был убит уже тогда.

— На свете есть многие искуснее меня.

— Почему тогда одному из них не сделать это?

О, только б он захотел. Я так боялась, что ему не удастся осуществить задуманное. И куда больше боялась, что он сам погибнет при первой же попытке, возможно даже, без всякой пользы.

Но он по-прежнему качал головой.

— Я скрывался более двух лет. И все время становилось хуже и хуже, все больше смертей, и разорения, и опустошения. И все это не случилось бы, если б я не колебался. А ныне хватит. Ныне я положу этому конец! Большой войны, что погубит еще множество людей, не будет. Всего лишь тихое убийство, если я смогу с этим справиться.

— Нико!

— Причины назвать все это более пышным словом нет. Я не собираюсь вызывать его на честный поединок. Я хочу лишь его смерти, чтобы всему, что творится, настал конец.

Уже второй раз он повторил эти слова!

И меня мучила мысль: только ли о смерти Дракана он думал, когда говорил это?

— Нико! Ты ведь сделаешь все, что в твоих силах, чтобы остаться в живых, не правда ли?

— Само собой. У меня нет желания умереть.

Я ему поверила не до конца. Такой уж Нико! Сможет ли он вообще убить другого человека, пусть даже такого, как Дракан, а сам после этого продолжать жить, будто ничего не случилось?

— Когда, по-твоему, мы что-нибудь узнаем?

— Быть может, через несколько дней. Будем надеяться, не дольше. Ворона сделает все, что в его силах, чтобы найти нас, а если это не удастся, он наверняка попытается заполучить часть вознаграждения, рассказав все, что ему известно. А если солдаты-драконарии начнут обыскивать болота… Я бы не пожелал гельтам этого. Наш прекрасный договор может им дорого обойтись…

— Стало быть, времени у нас в обрез. Ведь где-то здесь еще и Ацуан… Он тоже ни за что не сдастся.

— Дина!

Я подождала, но он больше не произнес ни слова. Только удивительно затравленный взгляд.

— Да! — в конце концов вымолвила я, чтобы помочь ему немного собраться с мыслями.

— Тебе не очень хотелось бы остаться здесь?

— Здесь?

— Да. Мне так не хочется… Было бы так ужасно, если бы ты…

Он снова прервал свою речь.

Я отступила на шаг и подбоченилась.

— Ты что, собираешься удрать снова?

— Нет!

— Или усыпить меня настоем макового сока?

— Нет. Ведь от него никакого толку.

— Но ты не желаешь брать меня с собой?

— Да! Мейре сказала, что мне не следует принуждать тебя. Что мне следует позволить тебе сделать собственный выбор. Однако же… не хочешь ли ты остаться? Было бы так хорошо знать, что здесь ты в безопасности.

— А Кармиан будет с тобой?

— Кармиан? Да…

— Хорошо! Тогда я тоже отправлюсь с тобой.

— Дина, это не то…

— Если ты думаешь, что тебе позволят блуждать по странам, государствам и весям одному с этой расчетливой искательницей счастья, то ты ошибаешься. Фру-госпожа Зам ка-крепости! Да! Спасибо. А если ей предложат что-то повыгоднее, думаешь, она не продаст тебя так, как крестьянин продает корову, которая больше не дает молока?

— Нет, — только и сказал Нико. — Я так не думаю.

— Стало быть, ты полагаешься на нее?

— Да, полагаюсь!

Я покачала головой:

— Тогда говорить больше не о чем!

— Дина…

— Нет, если она отправится с тобой, я сделаю то же самое!

Он выглядел таким несчастным, что мне стало жалко его. Все же сдаваться я не собиралась, и он видел это. Повернувшись на каблуках, он пошел обратно в дом для гостей. Весь остаток дня он спокойно пил мед кубок за кубком и становился все более раздражителен и молчалив.

Когда же Кармиан спросила, не кажется ли ему, что с него хватит, он лишь сильно грохнул кубок о стол и, не произнеся ни слова, вышел.

Прошло два дня, два чудных дня, когда мы жили в доме для гостей вместе с Нико. Кармиан и я пытались ради Нико не очень сильно ругаться. После первого дня Нико не пил медовуху, но от этого было не легче, и на следующий день мне пришлось выйти, хотя стоял ужасающий холод и было ветрено, но Кармиан ужасно меня раздражала, и я не в силах была находиться с ней под одной крышей. Подтвердилось то, что и Нико, и Мейре сказали: мы обе терпеть не могли друг друга.

Я видела, как Этлас вошел в дом для гостей, но я была еще не готова войти туда. Я притворилась, будто вовсе не замерзла, а кроме того, была очень занята тем, что изучала двух козлят из селения, у которых как раз был поединок. Они прыгали вокруг, пытаясь боднуть друг друга своими маленькими короткими рожками.

Спустя некоторое время из дома вышел Нико:

— Дина?

Я подняла руку и, колеблясь, кивнула ему. Его голос звучал не так, как полагается, да и в походке было что-то не так… Холод прокрался ко мне в грудь и крепко схватил сердце. Что-то случилось. Я видела это издалека.

— Что там? — спросила я. — Что стряслось?

Он остановился в нескольких шагах от меня.

— Дракан вторгся в Высокогорье! — тихо вымолвил он.

Я не спускала с него глаз.

— Но на дворе ведь зима, — невыразительно сказала я. — Почти. Зимой не воюют. — То, что он сделает это однажды, мы все знали. Но осень прошла без нападения, и мы думали… — Ведь еще не весна!

— Я огорчен этим.

— Где? Где он вторгся?

«Только бы не в Баур-Кенси, — молча молила я. — Не Кенси…»

— В Баур-Лаклане. Однако же… Говорят, он привел с собой более половины своей драконьей рати. Дина, это лишь вопрос времени.

— А они не могут его остановить? — прошептала я. — Лакланов много. Их клан огромный и могучий! Они могли бы тогда…

Во взгляде Нико читалось сочувствие, которое лишило меня дара речи. Он намного больше знал о войске, нежели я, и о том, как вести войну.

— Возможно! — произнес он.

Но я видела, что он сам в это не верил.

— Почему нет? — спросила я.

— Дина!.. У Дракана более восьми тысяч человек. Сколько, по-твоему, может выставить Лаклан? Две тысячи? Ну, в лучшем случае три.

— Но если другие кланы придут на подмогу…

— Да. Если. Большой вопрос: если? Кланы предпочитают заботиться о себе, а некоторые из них так недальновидны, что порадуются, увидев, что Лаклан разбит. И даже если они захотят вмешаться, успеют ли они? Никто не рассчитывал на нападение теперь.

— Каллан сможет заставить их прийти на помощь! Каллан сможет собрать… — Но тут мне пришло на мысль то, что я в минуту потрясения забыла. Каллана в Баур-Кенси не было, и он вообще не мог собрать кого-то или предводительствовать кем-либо. Он… быть может, его даже больше не было в живых.

Нико не произнес ни слова. Его чувство вины перед Калланом заставляло его опускать глаза и смотреть вниз, так что я ничего не видела, кроме его темных волос.

Что-то холодное и мокрое коснулось моего лица. Я стерла это.

— Мы двинемся к мосту через несколько часов. Если поспешим! К счастью, солдат-драконариев в Прибрежье осталось мало и у них немало хлопот с тем, чтоб держать народ в узде. Мы можем ехать более открыто, нежели раньше.

— Мы отправимся в Баур-Лаклан? — спросила я.

— Нет! — ответил Нико. — Как бы быстро мы ни ехали, Дина, Баур-Лаклан падет задолго до того, как мы попадем туда.

Хелена Лаклан, что подарила мне мою лошадку Шелковую! Тавис и его мама! Ивайн, с которым некогда сражался в Железном Кругу Давин. Баур-Лаклан был настоящим большим городом по меркам Высокогорья. Может ли и вправду случиться так, что он… что все эти люди… Страшные картины у меня в голове! Горящие соломенные крыши! Перепуганные насмерть люди и животные… раненые и мертвые. Я заморгала, чтобы прогнать эти видения, и посмотрела на Нико. Что это у него в волосах?

Снежинки. Малюсенькие белые кристаллики, которые почти тут же таяли. Но, глянув ввысь, в небо, я увидела, что многие уже в пути.

Козлята приостановили свое единоборство, желая понаблюдать то удивительно новое, что, кружась, падало на двор.

— Смотри! — сказала я. — Нико, снег идет! Как по-твоему, то же самое творится в Высокогорье?

— Возможно. Ведь зима обыкновенно наступает там раньше.

— Тогда и ему придется повернуть назад. Не правда ли?

Нико покачал головой:

— Нет. Если он намерен вести зимнюю войну, он с места не сойдет. Не надо думать, будто несколько снежинок остановят его.

Глупые снежинки! Я смотрела на них так, будто это их вина. Не могли они появиться немного раньше? И не могло ли их быть побольше, чтобы Дракан отказался от своей злосчастной войны.