Последний дракон и другие истории

ДОБРЫЙ ЭДМУНД

Эдмунд был мальчик как мальчик. Те, кто его недолюбливал, говорили про него, что он вечно суёт нос куда не надо, но друзья, и особенно его бабушка, утверждали, что он просто очень любознательный. Бабушка всегда при этом добавляла, что он самый добрый и самый правдивый мальчик на свете.

Эдмунд любил разгадывать тайны.

Вы, может быть, подумали, что в таком случае он отлично учился, ибо где же, как не в школе, можно изучить все, что угодно?

Но в том-то и дело, что Эдмунд не хотел ничего изучать. Он хотел разгадывать, а это совсем разные вещи.

Его любознательность заставляла его разбирать часы на винтики и пружинки, чтобы разгадать, почему они тикают; раскурочивать замки, чтобы разгадать секрет их отпирания и запирания. Или, например, он продырявил резиновый мяч, чтобы разгадать, отчего тот подскакивает. Ну и, конечно, мяч уже никогда больше не подскакивал.

Эдмунда воспитывала бабушка. Она его обожала, хотя иногда сурово отчитывала, например, когда он поджег ее черепаховый гребень, чтобы разгадать, из настоящей ли черепахи он сделан.

В школу Эдмунд ходил, когда ему захочется. А уж уроки учить — этого он никогда не мог себя заставить. Да он себя и не заставлял.

— Зачем изучать то, что можно узнать из учебников? — говорил он. — Вот скука-то! Я хочу разгадывать то, чего никто, кроме меня, не сможет разгадать.

— Но как же ты сможешь, не учась, разгадать то, чего не могут разгадать мудрейшие ученые? — говорила бабушка.

Но Эдмунд ее даже ответом не удостаивал и продолжал прогуливать уроки. При этом он был мальчик действительно очень добрый и жалел своего учителя за то, что тот вынужден тратить время и нервы на ученика, который не хочет ничего учить, а хочет только разгадывать тайны, в то время как в классе полно учеников, жаждущих изучить теорему Пифагора, закон Ома, мифы Древней Греции, правила правописания шипящих, и много, много чего еще.

Бывало, конечно, что и другие ученики тоже прогуливали уроки — убегали в ближний лесок собирать орехи, грибы или дикие сливы. Но Эдмунд к ним никогда не присоединялся. Пригородные рощицы и полянки его не привлекали. Его манили к себе дальние горы с крутыми склонами, поросшими громадными темными елями, со скальными пещерами, откуда время от времени доносились какие-то странные разноголосые вопли. Звуки эти пугали горожан, и они никогда не ходили в горы. А Эдмунд ходил, потому что ему очень хотелось разгадать, кто издает эти вопли.

Однажды он изобрел — сам, без посторонней помощи — необычный фонарик: в большой граненый стакан он вставил свечу, которую вытащил из бабушкиного подсвечника. Ее свет отражался в гранях стакана, и получалось очень ярко и красиво. Конечно, в этот день Эдмунд не ходил в школу, а когда на следующий день пришел — учитель высек его розгами за прогул без уважительной причины, хотя Эдмунд пытался объяснить, что изобретал фонарь — разве это не уважительная причина?

Назавтра Эдмунд встал очень рано, положил в карман два бутерброда с сыром, яблоко и два крутых яйца — то, что бабушка приготовила ему на завтрак, взял свой фонарь и отправился в горы, исследовать пещеры.

Фонарь великолепно выполнял свое назначение. Его переливчатый свет делал пещеры красивыми и таинственными. Из темноты возникали сталактиты, сталагмиты и другая всякая пещерная экзотика, о которой вы можете подробно узнать из учебников по географии или из научно-популярных журналов для юношества. Но Эдмунда вся эта спелеология не особенно интересовала. Ему хотелось найти того, кто издает звуки, пугающие горожан.

Он переходил из пещеры в пещеру, но никого не обнаруживал. Наконец он устал и сел отдохнуть на камень перед входом. И тут он услышал те самые звуки, причем, ему показалось, что издает их не одно существо, а три, потому что звуки явно делились на три тона. Один — заунывный, воющий и рычащий, будто за стеной после сытного обеда храпел старый, грузный джентльмен; второй — повизгивающий, писклявый; а третий напоминал жалобное кудахтанье заблудившегося цыпленка, если представить себе этого цыпленка ростом со стог сена.

«По-моему, — сказал себе Эдмунд, — тот, который кудахчет, находится ближе, чем другие».

Он обошел пещеру и увидел в дальнем углу, довольно высоко в стене, большое отверстие. Вскарабкавшись по выступам камней, он заглянул в это отверстие и увидел длинный каменный коридор. Из глубины его доносились — причем, гораздо явственнее, чем прежде, кудахтающие звуки, в которых ясно можно было различить нотки мольбы и безнадежности.

«Кажется, я, наконец, разгадаю тайну»! — прошептал Эдмунд. Он влез в отверстие и двинулся вперед.

Каменный коридор то сужался, то расширялся, то плавно изгибался, то резко поворачивал и вел все вниз, вниз и вниз. И вдруг Эдмунду показалось, что свет его фонаря стал гораздо ярче. Но тут же он понял, что кроме его фонаря засветилось еще что-то. Это был бледно-золотистый свет в самом конце коридора.

«Может, это светит огонь из центра Земли?» — подумал Эдмунд, который не мог все-таки вообще ничего не знать из того, что проходили в школе.

Но свет впереди начал меркнуть. И кудахтанье прервалось. Эдмунд сделал еще несколько шагов и очутился перед приоткрытой дверью. Эдмунд вошел в большую пещеру с высоченным круглым потолком вроде купола собора Святого Павла в Лондоне. Посредине, в полу, было углубление наподобие ванны. В ванне сидело крупное бледное существо с человеческим лицом, с телом как у льва, змеиным хвостом и птичьими крыльями. Шея у него была покрыта перьями, а на голове — петушиный гребень.

— Кто вы такое? — спросил Эдмунд.

— Я несчастный василиск! — простонало чудище еле слышно. — Я умираю от истощения, потому что погас огонь! Каждые сто лет я взбалтываю его хвостом, и он снова разгорается, а на этот раз… Должно быть, я проспал… Или у меня часы встали… Сам не знаю, как это случилось, но он погас… И я угасаю вместе с ним…

Помните, я вначале упомянула, что Эдмунд был очень добрым мальчиком?

— Подождите, не угасайте! — сказал он василиску. — Сейчас я разожгу ваш огонь, потерпите еще немножко.

Он помчался назад и через некоторое время вернулся с охапкой сухих еловых сучьев. Положил их возле ванны и с помощью свечи и школьной тетрадки, которая по чистой случайности оказалась в кармане его куртки, принялся разжигать костер. Сучья затрещали, и вдруг будто что-то в ванне перехватило огонь и это «что-то» вспыхнуло чистым голубым пламенем. Эдмунду показалось, что это горит какая-то прозрачная жидкость, вроде спирта. В ту же секунду василиск начал взбивать горящую жидкость хвостом, раздувать взмахами крыльев, причем так энергично, что жидкость брызгала во все стороны, и несколько капель попали на руку Эдмунда и больно обожгли ее. Зато василиск начал розоветь, наливаться силой, глаза его засверкали, гребень стал ярко-алым, перья заблестели точно глянцевые. Он привстал, вытянул шею и заголосил счастливым голосом:

— Ку-ка-ре-ку-у!!!

Эдмунд от всей своей доброй души порадовался, что василиск вернулся к жизни, и когда тот начал благодарить его, ответил:

— Ну что вы! Любой на моем месте поступил бы так же!

— Отнюдь не любой! — сказал василиск. — Чем я могу отблагодарить тебя?

— А вы мне расскажите что-нибудь интересное. Такое, чего в школе не проходят.

И василиск принялся рассказывать. О сокровищах, прячущихся в недрах земли, о гномах и феях, о крылатых драконах и белом единороге, о птице Феникс, о магии черной и белой.

Эдмунд, пока слушал, доел захваченный из дома завтрак и снова успел проголодаться. Поэтому он попрощался с василиском до завтра и вернулся домой. Назавтра он снова пришел, и на следующий день, и еще на следующий, и так много дней он с упоением слушал правдивые рассказы василиска.

Когда Эдмунд наконец-то появился в школе и рассказал друзьям и учителю про василиска и про его чудесные истории, он тут же был высечен учителем за выдумки.

— Это не выдумки, это правда! — уверял мальчик. — Видите, у меня на руке еще не прошли следы ожога!

— Я вижу только, что ты опять играл с огнем, хотя я тысячу раз говорил, что спички детям не игрушка!

И он высек Эдмунда дополнительно. Он был недоверчивым и к тому же несправедливым, этот учитель. Но, уверяю вас, что большинство учителей совсем не такие.

Прошло немного времени, и Эдмунд сделал новый фонарь. На этот раз внутри стакана горела не свеча, а спиртовые таблетки, которые мальчик утащил из школьного химического кабинета. С этим фонарем он снова отправился в горы. Ему хотелось отыскать того, кто издает воющие и рычащие звуки.

Он забрался на гору с другой стороны и обнаружил широкий вход в туннель, обитый изнутри медью и похожий на внутренность громадного телескопа. В конце туннеля он увидел светло-зеленую дверь, а на ней медную табличку с надписью: «Миссис Д. Стучать и звонить». И рядом — белую бумажку с припиской: «Не раньше трех».

У Эдмунда были с собой часы. Ему подарили их на день рождения, и он еще не успел их распотрошить. Поэтому они еще тикали и показывали пятнадцать минут третьего.

Эдмунд был мальчик ненавязчивый, добросердечный — я уже об этом говорила. Он сел на ступеньку перед дверью и подождал до трех. Ровно в три он постучал, а потом позвонил. Сейчас же из-за двери послышались рычание и вой. Из дверной щели повалил дым. Дверь широко распахнулась, и, едва Эдмунд успел спрятаться за ней, как громадный желтый дракон — а точнее драконша, — извиваясь, начала выползать из своего убежища. Ее жесткая чешуя, касаясь медных стен туннеля, звенела и лязгала. Движения ее напоминали извивы гигантской гусеницы, а вся она была похожа на чудовищную многоногую крылатую змею.

Эдмунд незамеченным вылез из туннеля вслед за чудовищем и увидел, что оно потягивается на солнышке, чешет бока о прогретые солнцем скалы, смотрит в сторону города и облизывается. Эдмунд прокрался мимо и дал тягу. Он примчался в школу с криком:

— Дракон! Там, на горе! Надо спасать город, а то случится беда!

И тут же был высечен учителем за то, что говорит неправду.

— Это правда! — настаивал мальчик. — Посмотрите в окно!

Все посмотрели в окно и увидели огромную желтую тучу, клубящуюся над городом.

— Ну и что? Обычная грозовая туча, только желтая, — сказал учитель и всыпал Эдмунду дополнительно. Этот учитель был так упрям, что не верил даже собственным глазам, если они видели не то, в чем он был когда-то раз и навсегда убежден.

Затем учитель написал на доске: «Единожды солгавший, кто тебе поверит», и велел Эдмунду переписать эту мудрость в тетрадь семьсот раз. Но Эдмунд не стал этого делать. Он улизнул из школы и побежал домой — предупредить бабушку об опасности. К несчастью, бабушки не оказалось дома. Тогда он помчался через весь город, мимо ферм и огородов, в гору, к той пещере, где жил василиск, чтобы рассказать ему о случившемся и попросить помощи. Ему даже в голову не пришло, что василиск может ему не поверить. Ведь сам же он верил василиску, а когда полностью кому-то веришь, то и он должен отвечать тем же, правда?

У самого входа в пещеру Эдмунд остановился, чтобы перевести дух. Взглянул с высоты и увидел зеленую равнину, окаймленную спокойной рекой с берегами, поросшими ольховником и плакучими ивами, с ажурными мостиками, перекинутыми с берега на берег. Посреди равнины лежал его город, окруженный крепостными стенами с полукруглыми воротами, с башнями, большим зеленым парком, куда любили приходить по выходным дням горожане, чтобы послушать духовой оркестр. Эдмунд увидел тенистые загородные рощи, фруктовые сады, поля золотой пшеницы, фермерские дома под красными черепичными крышами, пастбища, где спокойно щипали траву серые овцы.

И над всей этой мирной картиной нависла громадная желтая тень. Чудовищная драконша сползала с горы, отмечая свой путь молниями и громом, и была она в несколько раз больше, чем весь город.

— Бабушка!.. — прошептал Эдмунд.

Желтая драконша подползала все ближе и ближе к городу, облизывая свои жадные губы громадным красным языком, и Эдмунд подумал, что если учитель продолжает не верить ему, то теперь это уже не надолго. И хотя он был, как я уже не один раз говорила, очень добрым мальчиком, думаю, что он не слишком огорчился, представив себе, каким именно способом учитель убедится в том, что был не прав.

А драконша тем временем открывала свою пасть все шире и шире. Эдмунд крепко зажмурился, чтобы не видеть ужасного зрелища. А когда он снова открыл глаза — вместо города было пустое место, а драконша облизывалась и жмурилась как кошка, покончившая с мышкой.

Эдмунд ахнул и бросился к василиску. И все ему рассказал.

— Забавно, — меланхолично сказал василиск, выслушав Эдмунда. — Ну? А потом?

— Ты, наверно, не понял, — сказал Эдмунд. — Драконша проглотила мой город!

— Ну, проглотила, — сказал василиск. — А ты-то чего волнуешься?

— Но это мой родной город! — пытался объяснить Эдмунд. — Я там живу!

— Какая разница, где жить, — сказал василиск, ворочаясь в огненной ванне и подставляя огню слегка озябший бок, потому что у Эдмунда не было привычки закрывать за собой дверь. — Живи тут, со мной.

— Ты что, совсем бесчувственный?! — закричал Эдмунд. — В городе осталась моя бабушка! Когда я только представлю себе, где она сейчас находится, я готов на всё, чтобы ее спасти.

— Не знаю, что такое «бабушка», — сказал василиск, который, казалось, утомился от разговора. — Но если ты придаешь этому какое-то значение…

— Еще какое значение! — вскричал Эдмунд. — Потому и прошу тебя — помоги! Или хоть скажи, что делать!

— Поймай дракиндера, — спокойно сказал василиск, погрузившись в огненную ванну до самого подбородка. — И притащи сюда.

— Зачем? — спросил Эдмунд.

Не помню, говорила ли я вам, что у него была привычка задавать вопросы по каждому поводу. Учитель от этой его манеры просто выходил из себя. Что же до василиска, то он сохранял полное хладнокровие.

— Мое дело дать совет, — ответил он, плескаясь в своем голубом пламени, — а ты как хочешь. Притащишь дракиндера — скажу, что делать дальше. Нет — нет. И больше не приставай.

И василиск, завернувшись в огонь по самые уши, закрыл глаза и захрапел.

Теперь, по крайней мере, Эдмунд знал, что ему делать, хотя и плохо представлял себе план действий.

С минуту он стоял, глядя на василиска. Ему показалось, что тот только делает вид, что спит, а сам искоса на него поглядывает. И тут Эдмунд как-то вдруг осознал, что василиск — это не учитель, он не станет ни наказывать, ни давать глупых заданий, и именно поэтому нужно сделать в точности всё, что он советует. Может быть, первый раз в своей жизни Эдмунд решил быть послушным.

Хоть он и был неисправимым прогульщиком, однако знал кое-что, о чем не догадываются даже те, кто никогда не прогуливает. Например, он сразу понял, что дракиндер — это сынок драконши, и именно ему принадлежит третий голос, который доносится с гор. Если кудахтающие звуки издает василиск, рычание, похожее на храп тучного джентльмена, производит драконша, то ясно, что третий, повизгивающий голос принадлежит дракиндеру.

Эдмунд снова принялся исследовать пещеры, бесстрашно пробираясь из одной в другую узкими ходами и переходами, осматривая все уголки. Наконец, он обнаружил дверь, на которой было написано: «Тише! Ребенок спит!» У двери стояло пятьдесят пар медных ботинок, и если бы вы их увидели, то сразу поняли бы, для каких лапок они предназначены. В каждом ботинке было по пяти прорезей для когтей. А пятьдесят пар было потому, что у дракиндера, как и у его мамаши, было сто ног. Ни больше, ни меньше. Они оба принадлежали к виду, который по-научному называется «Дракон стоногий». Этот вид описан в некоторых старых учебниках по зоологии.

Эдмунду стало страшно. Но он вспомнил хитрое выражение глаз василиска, притворный храп, еще звучащий в его ушах, хотя из-за двери раздавался не менее громкий храп дракиндера, собрался с духом, пнул дверь ногой и закричал:

— Эй, дракиндер! Просыпайся!

Дракиндер перестал храпеть и пробурчал сонным голосом:

— Рано еще!

— Ничего не рано! Мама велела тебе вставать и идти за мной! — заявил Эдмунд, смелея от того, что дракиндер все еще не сожрал его.

Дракиндер вздохнул, и Эдмунд услышал, что он вылезает из постели. Затем дверь открылась, и дракиндер начал выползать из своего жилища и обуваться. Он был гораздо меньше своей мамочки, примерно с Венсминстерское аббатство, может, чуть побольше.

— Давай, пошевеливайся! — торопил Эдмунд, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения и глядя, как детеныш неуклюже натягивает семнадцатый ботинок.

— А мама велит, чтобы я никогда не выходил из дома босиком! — ответил тот.

Тогда Эдмунд принялся помогать ему обуваться. Это оказалось нелегко и потребовало много времени. Наконец они справились со всеми ботинками, и Эдмунд, у которого от усталости даже страх прошел, приказал:

— Пошли!

И повел детеныша к василиску.

Мальчик опасался, что туннель, ведущий к пещере василиска, окажется слишком узким для дракиндера, но оказалось, что тот умеет сильно утоньшаться, как, может быть, вы видели, съеживается толстый дождевой червяк, когда ему надо пролезть в узкую земляную щель.

— Привел! — объявил Эдмунд.

Василиск открыл глаза и первым делом взбил хвостом пламя, а потом вежливо попросил дракиндера сесть и подождать немного.

— Скоро твоя мама придет, — сказал он.

Тот послушно сел и стал ждать, бросая на огонь голодные взгляды.

— Извините, пожалуйста, — сказал он наконец. — Я привык, что мне всегда, как только я проснусь, дают мисочку огня на завтрак, а сегодня мне ничего не дали. Можно, я…

И он сунул свою когтистую лапу прямо в ванну василиска.

— Нельзя! — отрезал василиск, отпихивая лапу. — Ты где это воспитывался, а? Тебе что, никто не говорил, что не всё можно хватать, что видишь?

— Извините, — виновато сказал дракиндер, — но правда, очень есть хочется.

Василиск кивком головы подозвал Эдмунда к краю ванны и зашептал ему на ухо с таким жаром, что у бедного мальчика даже волосы подпалились. Однако, он терпеливо все выслушал, ни разу не прервав василиска вопросами «почему?» и «зачем?» А когда василиск закончил шептать, Эдмунд, чье сердце, как я уже не раз говорила, было очень добрым, обратился к детенышу:

— Ладно, малыш, пошли, покажу тебе место, где полным-полно огня.

И он отправился подземными переходами туда, куда велел ему идти василиск, а дракиндер побежал за ним.

Они пришли в громадную пещеру, где посреди пола была круглая железная крышка. Такими крышками обычно закрывают отверстия в угольных погребах. Но эта крышка была гораздо больше. Эдмунд приподнял ее и, насколько у него хватило сил, отодвинул в сторону. Из отверстия хлынул такой жар, что Эдмунд в ужасе отскочил. Но дракиндер так и кинулся к отверстию, наклонился над ним и простонал:

— Ой, какой запах!

— Еще бы! — поддержал Эдмунд. — Знаешь, это что? Это огонь из центра земли, его тут тебе на сто лет хватит. Спускайся и ешь, сколько влезет.

Детеныш тут же сунул голову в дыру и начал быстро уползать внутрь по наклонной оси, прямо в огонь. Когда почти все его тело скрылось в отверстии, Эдмунд сделал то, что ему было велено: схватил железный крюк, привинченный к полу, и накинул его на кончик хвоста дракиндера. Как тот ни изгибался, он не мог отцепить свой несчастный хвост. Он очутился в ловушке: ни туда, ни обратно.

Эдмунд, очень довольный тем, что в точности выполнил задание, помчался к василиску.

— Сделал всё, как ты велел! — доложил он.

— Молодец! — похвалил василиск. — Теперь выходи из пещеры на поверхность, заберись повыше на гору и смейся над драконшей, да погромче.

Эдмунд чуть было не спросил «зачем?», но вовремя спохватился и только поинтересовался:

— А она меня услышит?

— При чем тут «услышит», «не услышит»! — рассердился василиск. — Ты что думаешь, я не знаю, что говорю?

И он раздраженно заворочался в своей огненной ванне.

Ни о чем больше не спрашивая, Эдмунд помчался выполнять то, что ему было велено.

Как только он начал смеяться, горное эхо подхватило его смех и усилило до такого мощного грохота, будто хохотала целая толпа исполинов.

Драконша, спящая на солнышке, проснулась, увидела Эдмунда и спросила:

— Над кем это ты смеешься?

— Над тобой! — ответил Эдмунд.

Драконша, как и все на свете, не выносила, когда над ней смеются. Она некоторое время терпела, но вскоре терпение ее лопнуло, и она поползла в гору. Двигалась она медленно и неуклюже, потому что очень отяжелела от всего съеденного. Тяжело дыша и изготовясь к прыжку, она рявкнула:

— Прекратить смех! — да так злобно, что Эдмунд сразу замолчал, решив, что это был последний смех в его жизни.

Тогда из недр горы раздался голос василиска:

— Он смеется над тобой! Ты сожрала своего собственного сына! Проглотила вместе с городом собственного ребенка! Ха-ха-ха!!!

Тут и Эдмунд нашел в себе силы хихикнуть. Подхваченное эхом, хихиканье прозвучало как раскат грома.

— Что-о-о?! — вскричала драконша. — Проглотила дракиндера?! Какой ужас! Что я наделала! Сейчас я выплюну все обратно! Сейчас!

Она напряглась, кашлянула — и в ту же минуту на склоне горы появился город!

Эдмунд побежал к василиску за новыми указаниями, и тот сказал ему, что делать дальше. И вот, не успела драконша обследовать выплюнутый город, чтобы отыскать своего ребенка, как услышала жалобный вопль из глубины горы. Это Эдмунд по распоряжению василиска изо всех сил щипал дракиндера за хвост, торчащий из круглой дыры и нацепленный на железный крюк.

Услышав вопль, драконша сама завопила:

— Где мой ребенок?! Что с ним?!

Сузившись, она начала протискиваться в туннель, откуда слышались крики детеныша, которого Эдмунд продолжал щипать за хвост. От сужения тело ее удлинилось, и когда голова ее достигла пещеры, хвост все еще оставался снаружи. Эдмунд поднял отодвинутую железную крышку и спрятался за ней как за щитом, придерживая ее одной рукой. Другой рукой он в последний раз ущипнул дракиндера и отцепил кончик его хвоста. Взгляд драконши упал на отверстие в тот самый момент, когда освобожденный хвост исчезал в нем вместе с последним воплем.

Как бы мы ни осуждали драконшу за ее злодеяния, мы все же должны признать, что она была очень любящей матерью. Она сунула голову в отверстие и устремилась вниз, за своим ненаглядным малюткой.

Эдмунд наблюдал, как вслед за головой драконши исчезало в глубине все ее бесконечно длинное суставчатое тело, похожее на поезд из тысячи вагонов, ползущий из Германии в Англию через Францию и пролив Ламанш. Это уползание продолжалось всю ночь. Когда последнее сочленение ее хвоста исчезло в дыре, Эдмунд опустил на нее железную заслонку.

По доброте сердечной, о которой я уже не раз говорила, ему было приятно думать, что драконша и ее сынок будут отныне и во веки веков иметь столько любимой пищи, сколько им захочется.

Поблагодарив василиска за все, что тот для него сделал, Эдмунд отправился домой. Быстренько позавтракал и успел в школу к первому уроку. Он бы, конечно, опоздал, если бы город остался на своем прежнем месте, на равнине, омываемой рекой. Но теперь город находился там, где его выплюнула драконша, — на склоне горы.

— Явился, — сказал учитель. — Отвечай, где ты вчера болтался целый день?

Эдмунд всё рассказал, и учитель тут же нещадно высек его розгами за то, что он лжет.

— Но это правда! — настаивал мальчик. — Драконша проглотила наш город! Неужели вы ничего не заме…

— Чепуха! — прервал учитель. — Была сильная гроза и небольшое землетрясение, вот и всё.

— Да нет же! — уверял Эдмунд, который всегда стремился доказать свою правоту, даже в самых безнадежных обстоятельствах. — Как же вы тогда объясните, что город теперь лежит на склоне холма, а не на равнине?

— Город всегда лежал на склоне холма! — заявил учитель.

И весь класс согласился с учителем, потому что какой смысл соглашаться с человеком, которого так часто секут розгами?

— Да вы взгляните на карту! — не желал сдаваться Эдмунд.

— Ну и что? — сказал учитель и взглянул на карту, висящую на стене.

И все взглянули.

И Эдмунд тоже взглянул.

На карте был изображен их город, лежащий на склоне холма!

Эдмунд понял, что пребывание в желудке у драконши так потрясло город, что исказило даже его карты. А учитель снова высек Эдмунда, объяснив, что на этот раз он наказывает его не за то, что тот лжет, а за его отвратительную привычку стоять на своем, приводя при этом самые дурацкие доказательства. Вот какой это был недоверчивый и несправедливый учитель, и как вам повезло, что ваши родители отдали вас учиться в другую школу.

Эдмунд все же решил доказать свою правоту и на следующий день предложил всем желающим пойти с ним в горы и познакомиться с василиском.

Но василиск заперся изнутри и никого не пустил. Так Эдмунд и не смог ничего доказать. И со всех сторон на него посыпались упреки, что он всех дурачит, всем морочит голову, втирает очки, вешает лапшу на уши. Единственный, кто ему полностью поверил, была его бабушка. Она всегда считала его самым правдивым и самым добрым мальчиком на свете.

Все же кое-какую пользу Эдмунд извлек из всей этой длинной истории. Он стал гораздо серьезнее относиться к учебе, поступил в техникум и выучился на слесаря. Он мечтал, что сумеет подобрать ключ от двери, за которой живет василиск и узнать еще много такого, о чем никто не знает.

Много лет прошло с тех пор. Эдмунд стал искусным слесарем, уважаемым человеком, добрым отцом семейства, но так никогда и не смог подобрать ключ от волшебной двери.