Последний герой в переплете

9

Игроки сидели вокруг потухшего костра. Они были очень похожи на жевунов из «Волшебника страны Озз» — их челюсти синхронно работали с громким хрустом, уши шевелились. Они ели все подряд — сэндвичи, желе (прямо из банок), сушеные бананы… Не жевали только 1-с и 4-с. Потому что они курили. По неторопливости их движений делался вывод, что это уже не первая после трехнедельного перерыва сигарета и что у них есть еще.

Смотрящие, принесшие это роскошество, стояли чуть в стороне, молча ожидая, пока Игроки насытятся. («Проблюется — не проблюется?» — подумал один из них, глядя на то, как затягивается иссохший до состояния мощей 1-с. И сам поразился собственному цинизму. «Да, Игра уже всех коснулась. И нас тоже».) Смотрящие не боялись быть изгнанными за нарушение Правил — они обесточили весь Остров, все жучки и камеры были на приколе.

Когда Смотрящие пришли в лагерь и молча ссыпали на землю свои дары, Игроки даже не удивились. После свинства, учиненного над ними, жалкая пища уже не могла утешить. Впрочем, отказываться тоже никто не стал.

Одна из Смотрящих (девушка) ждала конца пиршества с особенным волнением, переходящим в предпаническое состояние. «А если меня 4-с зарежет?» — Она подумала об этом почти всерьез. Но… уже второй раз с начала Игры она оказывалась в положении, когда на ней лежала вся ответственность за то, как развернутся события дальше. Было очевидно, что Игроки, отойдя от первого шока, затребуют вертолет и билеты на родину. Играть по таким правилам дураков нет.

В прошлый раз ей удалось убедить Племя. Что будет теперь? Она была далеко не уверена в том, что все и сегодня закончится миром между Игрой и Игроками. Но кроме нее никто больше не мог это сделать. Нужно было хотя бы попробовать. И она начала, похоронно вздохнув. Для начала решила рассказать им, что же произошло с сундуком.

Подводные пловцы (аквалангисты), также набранные из местных, что-то не услышали из команд с берега. Точнее, услышали, но не так. И оттащили ящик синих на то же расстояние, что и у оранжевых. Уравняли, так сказать, шансы. Восстановили подводную справедливость.

— Ребята! Это означает только одно. То, что судьба сейчас против вас. Я клянусь (Господи, кажется, я уже это говорила?!), что никто из нас, Богов и Смотрящих, не делал ничего специально. Это случай, кретинский случай! Вы не должны сломаться, вы сильнее!

Племя безмолвствовало. Два неофициальных вождя обменялись долгими взглядами, в которых содержались килобайты взаимной информации. «Поверим гадам?»

— Вы сильнее, ребята! Игроки! Синие! Вы не должны отступать!

В этот момент раздалось стрекозье «всик-всик-всик», быстро набравшее полновесный звук. Пробежал ветерок. Кто-то прилетел на Остров на вертолете…

…Старший Смотрящий лично полетел на вертолете на Остров. Он разговаривал с синими больше часа. Из всего известного в искусстве общения арсенала он не использовал только падение ниц и омовение ног собеседника. Переломной точкой стало посыпание головы пеплом, что, учитывая красноречивую национальность Смотрящего, было дико смешно. До этого Игроки слушали его стенания и клятвы молча, одинаково прищурившись и скрестив руки на груди. В какой-то момент он подумал, что картинка похожа на плохое воспоминание из детства — хулиганы пристают к пионеру, а он увещевает их: «Ребята, не надо, ребята!» (Лица, осанки и общая мизансцена — синие стояли перед Богом полукругом — были в тон.)

— Да идите-ка вы на х(биип!), — неожиданно сказал 1-с и поднял к лицу сжатые кулаки. Но в его голосе было что-то, что подсказало старшему Смотрящему: «Игра спасена. Они не сломались». Агрессивно стоявший в боксерской стойке 1-с выглядел забавно. Он был ниже прилетевшего на полголовы и легче не меньше чем в два раза. Слон и Моська. Старший Смотрящий за-смеялся. Его смех кто-то подхватил. «Игра будет продолжаться».

…Выслушав чей-то монолог, СК отключил телефон. «Хватит уже на сегодня потрясений». Вдруг он обнаружил, что стоит посреди улицы, перед их отелем, в руке у него зажата заряженная ракетница. Длинный балкон на втором этаже битком заполнен его командой. Смотрящие глядели на своего капитана и ждали, кого он прихлопнет первым.

Тогда СК поднял ствол вверх и выпустил в бархатное вечернее небо все ракеты, одну за другой. «Salud!» — донеслось с другой стороны улицы, с веранды бара, откуда он только что вышел. Местные смотрели на гринго с улыбчивым одобрением.

«Игра будет продолжаться!..» — много позже, вспоминая тот день, СК понял, что никогда в жизни не был таким счастливым…

«Все… все кончено…» — много позже, вспоминая тот день, 2-а поняла, что это был самый черный день в ее жизни. Они возвращались с очередного испытания, которое проходило на удаленном от места Игры островке, дорога занимала больше часа. Она сидела на носу лодки, подставляя лицо ветру, позволяя упругому воздуху промокать непрошеные слезы. «…Он любил меня, всегда говорил, что гордится мной, потому что я — сильная. Я сильная. Я сильная. Я сильная. Я — сильная! …Все кончено…»

Это испытание они проиграли. Иначе и быть не могло. Синие приехали на него с оскаленными лицами вурдалаков. Победа — или смерть, и они были готовы выгрызть ее зубами. И синие победили.

Им не удалось переговорить до испытания — едва лодка синих причалила, их вызвали на старт. А после…

После она подбежала к нему, чтобы поздравить с победой. Еще на ходу 2-а заметила, но не успела осмыслить ледяную странность происходящего — он шел со своим Племенем в сторону их лодки. Он был спиной к ней. Он от нее уходил. 2-а догнала 1-с и обняла его. Он тоже сомкнул вокруг ее истончавшего тела руки, но она не почувствовала обычного теплого спокойствия, которое всегда охватывало ее, когда она прижималась к любимому. Только холод. Непробиваемый острый холод. Такой же она чувствовала совсем недавно, после первой ночи Игры, когда в кромешной тьме ее кожу хлестали и хлестали холодные струи, пробивавшие намокшую одежду.

Она посмотрела ему в лицо и увидела в глазах воплощение этого температурного феномена. 1-с смотрел на нее прямо и жестко.

— Ну, как вам живется, хорошо? Шоколадки и кофе в постель вам еще не привозят? — 2-а показалось, что она ослышалась, что ее обнимает какой-то чужой человек.

— Сережка… Ты что?

— Ну, вам так Боги помогают… Тепло у них под крылышком? — В его голосе лязгнуло что-то, что оттолкнуло ее, как удар в грудь.

Она смотрела на жениха, любимого, половинку, игрока Ай-Ди 1-с ошарашенными, полными слез глазами, а он… он повернулся и пошел от нее прочь.

«Господи, за что? За что ты сделал его зверем? Он же совсем ребенок! Вот и сейчас он забыл… Он просто забыл, что это Игра, и стал всерьез ко всему относиться. Господи! Он же незлой, у него душа добрая… Господи, верни ему память, пусть он вспомнит обо мне!» — Слезы текли из ее глаз, разъедая душу. На горизонте вырастал из воды их Остров, скоро они приедут и все Племя увидит ее лицо. Они не должны ничего увидеть, она должна… должна! Скрыть свою боль.

Она снова вспомнила его глаза — всегда такие лучистые, смотревшие на нее с солнечной нежностью. И острая боль так ударила ее в сердце, что она чуть не задохнулась…

«Ну, все (биип!). Сегодня меня не станет». Недавно 5-с чуть не утонул, но сейчас, вспомнив те минуты на/под водой, понял, что это ничто по сравнению с той тоской, которая задавила его сейчас. «Шакалы, яма змеиная…» — теперь Игроки 10-и и 13-н откровенно перестали скрывать от Племени свои отношения и договоренности. Они правили. Выбросив из Игры главного конкурента 12-б, 10-и, 13-н успокоились. Они видели, что никто уже не сможет противопоставить какую-либо силу против, и, понимая это, 5-с ненавидел их все больше и больше.

«Слушай! — сказал он вдруг сам себе, когда они вернулись на свой Остров. Есть же еще шанс! 2-а! — Он даже засмеялся, таким странным было то, что эта идея не появилась раньше. — Она же честная девчонка. Кажется, честная. Не может же она заодно с этим гнильем быть?!»

5-с вылез из воды, со своего обычного места (на метр дальше линии прибоя), и отправился в лагерь. Подойдя к хижине, костру, скамейкам, сделанным неутомимым 11-и, он вдруг испытал острое чувство: проклиная себя за то, что ввязался в Игру, страдая от голода и жажды, от постоянного ожидания подлости людской… он сроднился с этим Островом, этими пальмами, этим особым запахом постоянно, день-ночь, горящего костра. Сейчас 5-с увидел каждую мелочь, каждая деталь была в четком фокусе. И он понял, как ему не хочется выходить из Игры.

Он искал 2-а. Заглянул в хижину, в кокосовую рощу, где соплеменники собирали орехи, сходил к опушке, где рос сахарный тростник. Ее нигде не было, но, когда он натыкался на остальных соплеменников, то ощущал свою чужеродность. Как будто он на другом краю пропасти. Они отводили от него глаза, но в этом не было стыда или страха — он стал уже мертвецом, он — фантом, он вне Игры.

Наконец 5-с нашел ее на отдаленном пляже. Она сидела, подтянув к подбородку свои длинные ноги, обхватив руками тонкие лодыжки.

— Ань… Аня? — 5-с опустился рядом. Он подчеркнуто назвал ее по имени. Предстоящий разговор, по разумению 5-с, зайдет ЗА рамки Игры. Он достаточно трезво мыслил и понимал, что у 2-а есть двойной резон голосовать против него. Ведь 5-с был конкурентом ее парню, 1-с. Но есть ведь еще совесть. И честь. Он обратился к ней по имени, а она как будто не услышала, продолжая смотреть на далекие горы.

— Аня? — наконец она повернулась к нему. 5-с заметил, что ее глаза были красными и чуть припухшими.

— Что, Сереж? — Девушка тоже обратилась к нему по имени, и они одновременно подумали, как быстро забылась эта форма обращения друг к другу. Игра пропитала их насквозь, нанесла на душу и тело несмывающиеся татуировки с номерами. Звуки имен застревали на языке, выговариваясь с трудом.

— Ань… Слушай, ты против кого будешь голосовать?

— Против тебя, — ответила она ровно, и голос у нее был бесцветно пуст. Кажется, ей было все равно.

— Но.. ПОЧЕМУ?!! Ты что, неужели с этими змеями заодно?!! Почему против меня-то?!

— Сереж… ты только не обижайся. Пожалуйста, не обижайся. Я ведь к тебе хорошо отношусь, поэтому и не вру тебе.

— Да что же такое?!! — он почти закричал.

Сквозь туман боли, который окутывал ее душу и разум (а разговаривала 2-а автоматически), она увидела его глаза и удивилась: взгляд, голос — все это было так не похоже на 5-с. Всегда уверенный, всегда спокойный, ни разу не позволивший себе видимого уныния, 5-с впервые с момента Игры открыл душу. Он просил. «Сегодня, наверно, день такой. Все на самих себя не похожи», — подумала она.

— Почему против?

— Сереж. Ты просто ленивый. Ты не помогаешь, ничего не делаешь. Ты хороший, симпатичный, но вот посмотри на 13-н («Вот змея! Она еще и мозги всем забить ухитрилась!» — подумал 5-с с тенью даже какого-то мрачного восхищения) — она все время у костра, что-то готовит или подметает, или моет, стирает. А ты только ешь.

5-с шел, загребая ногами мусор джунглей. Весь мир ужался до носков его кроссовок, истрепанных и покрытых мелкими кристалликами морской соли. Один порвался, из дырки выглядывал палец. «Что ж такое, что это такое?!» — он спрашивал себя снова и снова.

5-с вспомнил свои первые дни на Острове. Тогда он постоянно был в полуобморочном состоянии от голода, с трудом стоял на ногах. К это-му дню он сбросил, по своим ощущениям, не меньше трети богатырского веса. Всю свою жизнь тратя на спорт, 5-с гордился своей силой, своим телом. Но в эти дни он с удивлением обнаружил, что ему стало легче без этих килограммов. Желудок ужался и больше не ныл, мышцы вновь обрели силу. Он вжился в роль, у него открылось второе дыхание. 5-с был готов пахать, делать всю работу за всех — он был богатырь, силищ немерено. Тоскливое бессилие было всего лишь тяжелой (для такого большого организма) акклиматизацией. Он понял это только вчера, только вчера вечером, укладываясь на вечно сырой спальник, он вдруг поймал себя на знакомом чувстве — весь мир принадлежит ему. Завтра он встанет, и перед ним весь день, перед молодым, сильным, уверенным. Так он просыпался каждое утро до Игры, но впервые — в Игре. Только вчера. Какая злая ирония — его собираются вычеркнуть, «съесть». У 5-с открылись глаза: он взглянул на Племя со стороны и устыдился сам себя — рыхлая белая туша, круглый день полощущаяся в ленивом прибое. «Я просто не успел. Не успел прийти в себя…»

1-с сидел на песке вдали от лагеря и смотрел, как солнце бросает лучи на зубья низких материковых гор на высоком горизонте. Эту гряду было видно нечасто, только когда хорошая погода стояла два-три дня подряд и воздух успевал «просохнуть». Впервые увидев их, он обрадовался, стал тыкать пальцем: «Смотрите, смотрите, Земля!» Вид близкого материка вселял спокойствие. Но всего чуть-чуть времени на раздумья — и эта ломаная линия начала раздражать, с каждым днем все сильнее и сильнее. Большая Земля была рядом, но до нее никак не добраться. Фата-моргана, она дразнила и злила своей близкой недосягаемостью. После он старался не смотреть в сторону материка (и заметил, что все синие ведут себя приблизительно так же), негатива и так хватало.

Но сейчас он смотрел на ряд вершин, просто смотрел, не отводя глаз и не моргая. Ему нужно было что-то, за что можно зацепиться, что-то достаточно большое и надежное, чтобы удержать его (душу?) от распада. Временами 1-с тихонько подвывал. Он был полон до краев, полон ненавистью и страхом. То, что произошло сегодня… не имело никакой логики, никакой правды. Он снова и снова смотрел во влюбленные глаза своей половинки и снова и снова произносил эти страшные слова, снова ощущал этот холод — но теперь внутри, в сердце… «Что. Я. Наделал?» Он не мог думать, а если бы мог, то понял, что умирает.

Это все Игра. Эта всемогущая Игра, ее Правила и Боги. Вступив на эту дорожку, ты становишься той птичкой, у которой увяз коготок. Можно думать что угодно, тешить себя любыми иллюзиями, но ты (априори) не станешь сильнее Игры, не сможешь сдерживать ее «снаружи». Как вода в тонущую субмарину, Игра найдет слабое место и всепробивающей струей заполнит тебя.

В какой-то (он упустил эту точку возврата. «Лох, лузер! Ты опять все прохлопал!») момент он проникся Игрой без остатка и стал ее частью. Он жил в Игре, и Игра стала единственной реальностью. И Племя оранжевых стало ВРАГАМИ. Настоящими врагами, с которыми возможна одна форма отношений — война. Смертельная война. Подумав так впервые, он решил, что свою Анну он просто не считает по-настоящему оранжевой. Но сейчас он понимал, что мозг, самоспасаясь, просто вытеснил эту мысль — «2-а — враг».

Сейчас 1-с опомнился, огляделся, и у него открылись глаза на происходящий кошмар. Нет, не на происходящий, а происходивший. Он вписался, он переселился в эту реальность, на планету Игра. Он больше не Сергей, не Спайкер, не русский, у него нет прошлого, нет сердца и той, ради которой он жил. Он только Игрок, Ай-Ди 1-с. Это продолжалось совсем недолго («Недолго?! Или, может, целую вечность?!»), но непо-правимое успело свершиться. Он потерял ее. Потерял смысл и цель жизни. Потерял 2-а — и потерял воздух и кровь в своих жилах. Он сам перекрыл себе кислород и перерезал вены. Или… или это сделала его руками Игра? Сейчас в его венах — вода, внутри — пустота. Он умирал. Те слова, которые он часто говорил ей в «той» жизни: «я не могу без тебя», — оказались правдой.

Сзади шаги. Он обернулся, к нему подошел Серега. Игрок 4-с. Постоял, глядя в глаза своему другу. И бросил ему коробок спичек, потом ушел. 1-с открыл коробок — там лежал длинный, ароматно пахнущий окурок. И две спички. 4-с позаботился даже об этом — догадался, что у 1-с могут трястись руки.

«Что делать, что делать, что делать?» — эта мысль приходила 9-н в голову каждую секунду последних двух дней (то есть 172 800 раз), так что к хмурому полудню она с ней свыклась, сжилась. И даже (сейчас) напевала ее под легкий ненавязчивый мотивчик.

9-н не позавидуешь. Она попыталась представить себе, как бы она выглядела со стороны. Увиденное было столь ужасно отвратительным, что она испугалась, ее разум бросился прочь, как испуганный ребенок, ее разум, самоспасаясь, смог наврать самому себе. Разум вкрадчиво и убедительно объяснил ей, что 9-н замечательный человек. Она жаждет всего лишь мира. Мира, спокойствия и дружбы. Но только с кем? Сначала она подружилась с 12-б (в те короткие минуты самокопаний она призналась, что кроме обаятельного надежного мужчины она видела в нем еще и того, с кем можно пройти всю Игру), но оказалось, что поставила не на того. Потом она примкнула к 5-с. (И тогда, сама не зная зачем, наговорила ему кучу бреда. 12-б и 5-с враждовали, и 9-н полагала, что заполучить расположение ей как бывшему другу «съеденного» будет непросто. И тогда была призвана на помощь дипломатия. По словам получалось, что она один человек из Племени, испытывающий к нему симпатию.) Тогда 9-н думала, что Игроки побоятся 5-с, что его бицепсы не дадут им возможности голосовать против него, а за широкой каменной спиной спрячется и она, маленькая пичужка 9-н. Но 5-с скоро не станет, это очевидно. Едва почувствовав шаткость его позиций, 9-н попыталась спасти его (или себя?), устроив между Игроками войну. Она подходила к некоторым из них и говорила: «с нами или против нас?», каждый раз меняя имена. И опять ее карта бита. 2-а, эта тихоня («Вот, мышь серая — а такая с(биип!» — была первая мысль 9-н), эта вечная молчунья вдруг развязала свой язык, и он оказался чертовски длинным. Она рассказала 11-и и 13-н то, о чем говорила с ней 9-н, а в качестве ответной любезности услышала дубль своих слов, но с другими номерами.

Племя проголосовало против 5-с, и 9-н в одночасье стала изгоем. У 2-а появлялась на лице неподдельная (кажется, она даже не пыталась этого скрыть) брезгливость, когда рядом возникала 9-н, остальные вели себя примерно так же. 9-н переселилась на берег. Каждую ночь она спала (или не спала?), укрываясь от дождя, ветра и брызг мокрой тяжестью спальника. Она решила — раз ее изгнали, то она им всем покажет, что у нее достаточно сил прожить одной. Но заглядывая в совсем близкое будущее, 9-н чувствовала, что сердце ее начинает колотиться от страха. Следующей «съеденной» станет она.

9-н страдала, страдала страшно. Ей очень хотелось жить, ей не хотелось становиться бифштексом для Игроков. Пару раз по ночам она плакала. 9-н понимала, что спасти ее от смерти может только чудо. И она молилась, молилась Богу. Точнее, Богам. Богов звали Всевидящие. 9-н стала заложницей Игры. Игра была жизнью, правдой. Выйти из Игры — означало для нее уйти из жизни, умереть. Она спасала свою жизнь, а ради спасения жизни можно пойти на многое. У 9-н случилось раздвоение личности: одна половина оправдывала ее ложь тем, что это только Игра и таковы Правила, другая — что надо спасать свою жизнь. (Тогда, быть может, удастся еще и отомстить за друзей.) Вторая половина полагала, что это есть единственное населенное измерение, единственная планета, где есть жизнь. Планета Игра.

После очередного конкурса, когда количество Игроков на каждом Острове сравнялось (пять к пяти), Всевидящие почувствовали некий застой. Весь экстремизм Игры превращался в рутину. Человек вновь оказался гением приспособляемости. Игроки привыкли жить впроголодь, Игроки привыкли по-новому рассчитывать свои силы. (Свои стремительно тающие силы — психика не дружила с физикой. Так, например, отплыв от берега всего метров на пятьдесят, 1-с с ужасом понял, что у него нет сил вернуться назад, энергия кончилась. Помог Случай в лице Хранителя, оказавшегося в тот момент на их Острове.) И они привыкли жить со знанием, что всех их рано или поздно «съедят». В каждом Племени каждый знал, кто уйдет следующим и когда его (ее) очередь. Все стало расписанным до мелочей — как в распорядке жизни, так и в очередности «смертей». Один раз была вспышка, только один раз. Нервишки сдали у «иностранца». 8-а, ставший объектом постоянных издевательств 1-с и 4-с, почти перестал появляться в лагере, целыми днями бродил по дальним берегам. Но однажды, выбрав время, когда все Племя оказалось в сборе, он пришел к огню и устроил грандиозный истеричный скандал. Он называл 1-с и 4-с предателями, заговорщиками-масонами. Было видно, что 8-а долго готовил свои речи, также прозрачна была его цель — уйти, громко хлопнув дверью, уйти диссидентом. Парни, сначала откровенно смеявшиеся ему в лицо, неожиданно завелись, словно сами ждали этого момента. Встав напротив оппонента, они заорали ответочку, размахивая руками и брызгая слюной в желании его переорать. Waste of time (потеря времени).

Незапертый порох сгорел впустую. Племя в очередной раз проголосовало, оставив 8-а на Острове. Разглядывая лица на экранах, Всевидящие различали в них не очень-то старательно скрываемый садизм, в речах — подтекст: «Пусть, гад, помучается». Добавочной порцией страданий для 8-а служили кокосы — единственная тогда пища Игроков. От белой мякоти у него были постоянные проблемы с печенью и прочим ливером.

Сидя чуть в стороне, в своей обычной позе (развалясь, ноги в стороны, подбородок вниз, лоб вперед), СК медленно тянул виски, плескавшееся между прозрачных кубиков. Смотрящие к этому привыкли и никто, кроме АЛ и СБ, не беспокоил его в такие минуты.

— Да, Игра идет… Куда только, неясно… Что-то с ними творится… — АЛ и СБ обсуждали лицо 1-с, взятое крупным планом в момент скандала. — С ними происходят какие-то изменения, они уже не совсем люди. Просыпается зверь… Но разве не это — принцип Игры? Не в этом ли весь ее интерес для тех, кто все это будет смотреть в уютных квартирах, за вкусным ужином с пивом?

СК молчал. Он колебался. Подсказку, словно кость голодному псу, подкинула интуиция. Попрощавшись с АЛ, который через час снова улетал в Москву, СК поднялся и, выйдя из бара прямо со стаканом в руке, пересек улицу. Никто его не остановил, не окликнул. На маленьких островах Карибов царило безбрежное спокойствие, сонное очарование глубокой дыры. Так СК представлял себе рай — он жалел, что не взял из дома тапочки. Да, домашние тапочки — самый подходящий вид обуви для этого места.

Он поднялся в одну из операторских, нашел на стеллажах нужную кассету. Бросил кассету в магнитофон, а себя — в кресло напротив. Нажал на пульте кнопку с треугольником.

…Эту съемку, дело глаз и рук одного из Смотрящих (когда СК увидел запись впервые, он, обняв Смотрящего за плечи, отвел в бар и напоил до поросячьего визга), СК считал одним из шедевров съемок Игры. 1-с, убив на это сутки и все свои силы, беспрецедентно пожертвовав обедом, соорудил на берегу три огромные буквы, обмотав их пальмовыми листьями и туалетной бумагой. (Потратив на это почти весь запас Племени, чем вызвал несколько презрительных комментариев тогда еще игравшего 3-а. Озвучил он их, правда, уже выйдя из Игры. Постфактум, так сказать.) И вечером его девушка с соседнего Острова увидела свое имя, горящее в ночи.

СК смотрел на глаза с экрана, а его ум прокручивал вчерашние кадры — те же глаза, но наполненные глумливой наглостью, низким самодовольством. «Нет, он не может. Не может эта любовь быть маской, а злоба — лицом. Не может. Все наоборот. Игра. Они не справляются. Игра жестока. Дело рук моих — жестоко». Теперь СК был готов к ответу. «Ведь вы создали Игру, чтобы люди, став Игроками, смогли вступить в единоборство с грязью. И победить ее. В себе». Дальше было проще. «Сейчас они вымотаны, устали. Просто устали, нервы измочалены. Они воюют со злом, и это трудно. Так помоги им, черт возьми! Это-то тебе по силам?!»