Последний герой в переплете

11

Первым вопросом Сереги было беззвучное шевеление губами (сзади стояли Смотрящие), в котором легко угадывалось слово «сигареты». Глаза его выражали страдание и христианскую терпеливость. 1-Серега кивнул ему в ответ, 4-Серега просиял. Он и не подозревал (точнее, они оба не подозревали) о беде, которая подстерегает их припасы.

1-Серега коротко рассказал (представляя, как 2-Анна сейчас говорит то же самое на своем Острове) Племени о результатах Совета, предвкушая, как они втроем уйдут в сельву и, развалясь под деревом, выкурят по сигарете. Но Боги распорядились иначе. Видимо, они решили, что Игроков не стоит перекармливать своим расположением. У Смотрящего на поясе ожила рация. Через минуту он сообщил синим (доживающим в этом цвете последние минуты): «Игроки! У вас есть 60 секунд на то, чтобы покинуть Остров. Все, что вы не успеете взять с собой, будет сожжено».

…Конечно, они успели. И сейчас сидели по краям плота, работая веслами, болтались между двумя Островами, отдаляясь от своего берега, но не приближаясь к другому. Так во всяком случае им казалось. Они весело перешучивались, работали с неторопливой ленцой матерых мореманов. Они прошли первый и, как они тогда все думали, самый страшный этап Игры. Впереди — новые испытания, новая жизнь с новыми соплеменниками — им все по силам, уже закончились 24 дня Игры. Они были вместе, уменьшившееся в два раза Племя. Но оказалось, что так даже легче. Плот, во всяком случае, легко слушался их движений, две оставшиеся девушки 7-Инна и 14-Снежана сидели, бездельничая, на пожитках, подбадривая мужчин русалочьим смехом.

Они были еще бодры, но эта бодрость уже начала отнимать у них силы, когда Инна, посмотрев вперед/назад, обнаружила, что встречный берег теперь ближе, чем покинутый. Были различимы стволы пальм, под ними прыгали яркие черточки — их встречали оранжевые, тоже доживающие в этом цвете последние минуты. Четверо снова мирно позавидовали одному. Он улыбался до ушей, они впервые видели на его вечно хмуром лице такое безоблачное сияние.

Труднее всего пришлось 13-Надежде, которая с начала Игры приобрела статус «мамочки», став главной по готовке и прочему хозяйству. Помогала ей в этом без напоминаний 2-Анна. Третья девушка Племени, 9-Ната, объявила бойкот на все племенные дела, оставив за собой лишь право на ежедневную миску каши. «Неплохо устроилась», — иногда думала 2-Анна, сама удивляясь не свойственному ей ранее цинизму. Но сейчас даже 9-н появилась в лагере и молча стояла в стороне, всем своим видом выказывая желание помочь. Трем женщинам предстояло сделать что-то, что могло быть названо торжественным обедом, чем можно было бы накормить все новое Племя. Задачка Гераклова. Горсть риса, полученная с утренней почтой, пучок съедобных водорослей, пара десятков мелких крабов, постылые кокосы — крутись как хочешь. Тридцать два фуэте по сравнению с этим — переход улицы паралитиком после дозы снотворного.

Когда синие подплыли к их Острову, в воду прыгнул 11-Иван и с неожиданной силой дотолкал плот до берега. Экс-синие и экс-оранжевые по очереди обняли друг друга (каждый с каждым). Их глаза были полны тревожной радости, слова приветствий звучали скупо — каждый понимал, что сейчас очень легко брякнуть фальшивку, которая немедленно будет замечена. Обнявшись и уже не отпуская друг друга, забавной четырехногой каракатицей, в сторону от всех откатились 1-Сергей и 2-Аня. Племена объединились.

Мужчины вынесли плот на берег и, используя его квадрат как фундамент, начали возводить дом (удивляясь своей сноровистой ловкости). В процессе не участвовал только Первый — заговорщицки улыбнувшись, он взглядом испросил у своего тезки извинения, и они с Аней удалились, чтобы вновь появиться уже к вечеру.

Когда они вернулись к весело шипящему и прыгающему костру Юнита и под беззлобные подначки приступили к еде (кое-что Надежде все-таки удалось, и еда ожидала их в половинках кокосов), Сергей удивился перемене настроения вокруг огня. Искренне приветливые взгляды Игроков теперь были холодно-оценивающими. Словно через тепло пламени они перебрасывали друг другу ядовитую змею. Каждый, получив ее в руки, старался как можно скорее перекинуть ее следующему, и смерть одного из них витала в воздухе. Формально объединившись под одним цветом, они оставались противниками, яд вражды отравлял радость встречи. Завтра утром их ждало испытание, и от того, кто уйдет после него, зависело все дальнейшее течение Игры.

Объединенное Племя большинством голосов «съело» 13-н, бессменную «наседку» Надежду. Это означало, что победили экс-синие, два тезки, два улыбчивых русских парня, в голубых глазах которых иногда вспыхивали искры жестокой злобы. Теперь они были вольны убирать или оставлять любого. Их голоса: 1-с, 4-с, 7-и, 14-с и ожидаемо примкнувшая к ним 9-н. Как ни странно, 2-а не захотела составить им компанию. Синхронный вздох двух Сергеев (который они испустили, услышав слова Анны: «Ребята, простите, но я так не могу»), зафиксированный микрофонами, стал на несколько дней хитом в «Третьем глазе» — Смотрящие снова и снова перематывали пленку, слушая это долгое «Оо-о-о-о-о-ох» с неизменным гоготом. В одном длинном звуке были причудливо смикшированы самые разнообразные эмоции, с преобладающей «Ну, (биип!) — бабы! Вечно от них жди подляны! (биип!)» Впрочем, это было несущественно. Следующим кандидатом на вылет стал 11-и.

Прошло две недели, в течение которых из Игры ушли 10-и, 14-с и 8-а. Уход 10-и заставил всех почувствовать себя не в своей тарелке. Он не дергался, пытаясь заслужить общее признание, ни на йоту не изменил своего поведения (после того как 4-с сказал ему: «Прости, Игорь, но ты следующий»). Он тихо собрал свои вещи, понырял за разноцветными ракушками и пожал всем руки на прощанье. Он вел себя достойно, вызывая лишь сочувствие, и от этого большинство, написавшее при голосовании его имя, потом долго ходило, опустив глаза долу. Последний (8-а), кажется, наоборот, стал считать хорошим тоном устраивать шумные скандалы, от которых, похоже, не получал удовольствия никто, даже он сам. Но остановиться тоже не мог. Два Сергея устроили ему «райскую жизнь», сопровождая каждое появление 8-а в пределах досягаемости тихим шелестом издевательств. Этот садизм тоже, казалось, был бесконтрольный — после очередного упражнения в остроумии Анна устроила своему жениху педагогическую головомойку, от которой тот просыхал сутки. «Не смей Так разговаривать с людьми!». 1-Серега покаянно крутил головой, поджимал хвост и закатывал глаза, но завтра все повторилось: «Хохол, иди учи попугаев мове!» Игра перевалила свой зенит, и некрепкие нервы 1-с были основательно измочалены. Едва завидев того, на кого можно было выплеснуть негатив, 1-Серега терял голову.

Игра, всемогущая Игра… В ней стала обнаруживаться неожиданная, сводящая с ума логика. Два друга, два тезки, два вождя — первый и четвертый Сереги вдруг откололись друг от друга. Черной кошкой оказался 11-и. В том, что судьба ему благоволит, не давая его «съесть», — был столь явный высший знак, что для Игроков с их постоянно пружинно взведенными нервами это стало пыткой. 11-и раз за разом выигрывал все испытания, за победу в которых полагалась неприкосновенность. Его невозможно было «съесть».

4-с был очевидным фаворитом Игры, кандидатом на звание Оставшегося. Уже давно они заключили с 1-с пакт о ненападении, основной идеей которого стало — дойти до конца Игры вместе, предоставив Судьбе выбирать между ними. Но ТОЛЬКО между ними. Единственным очевидным конкурентом был жилистый 11-и, студент Иван. Серега-Четвертый, поначалу относившийся к нему снисходительно, теперь имел все более и более бледный вид — один за другим уходили Игроки, линия зарубок, отмечающая дни до конца Игры, становилась все длиннее, а 11-Иван неизменно ходил с черным ожерельем на шее (знаком собственного «бессмертия»). Однажды (сразу после объединения) 4-Серега, валяющийся в хижине на куче спальников, с глумливой ухмылкой бросил в адрес неизменно возящегося с колкой дров Ивану: «Запомни, студент: кто не работает, тот ест!» Вспоминая теперь свои слова, он истово молился, прося Бога-над-Игрой простить его скверномыслие. Очевидно было, что, оставляя Ивана в Игре, судьба дает Четвертому наглядный урок добродетели. «Я все понял, я исправлюсь!» — шептал Четвертый вечерами, сам понимая убогую бесполезность таких молитв.

Он осунулся, снова стал терять вроде бы пришедший в стабильность вес. Глаза его все более походили на глаза бассета. Каждую ночь перед испытанием он не спал. Четвертый вел всю Игру, побеждая раз за разом, пока его дорога не совпала с дорогой Ивана. На узкой тропинке он оказался впереди, показывая Четвертому-Сергею узкую спину с цепочкой позвоночника. И тогда Четвертый принял решение — выбросить Ивана из Игры любой ценой, во что бы то ни стало. Этому и воспротивился его верный товарищ Серега-Первый. От природы обладая повышенной чувственностью, он лучше других ощущал незримые токи тайных законов и, смоля очередной один на двоих окурок, увещевал тезку: «Одиннадцатый достоин остаться. Нам нельзя ссучиваться».

9-н чувствовала себя в спокойной безопасности — первый раз с начала Игры. Сразу после унии она, на словах приняв сторону Тринадцатой, в последний момент нарушила клятву и проголосовала против нее. Свою ложь 9-н прокомментировала в камеру: «Я отомстила». Кому и за кого, было не очень понятно (за время Игры Девятка несколько раз перебегала от одного Игрока к другому, так что…). Этим мелким предательством она обязала 4-Серегу — ведь именно ее голос обеспечил перевес в сторону Сереги (а значит, и всех синих) на том Совете. Теперь он был обязан ей своей жизнью в Игре, что гарантировало ей безопасность.

Каждое утро она встречала с улыбкой. Оставаясь загнанной крысой почти всю Игру, теперь Девятка могла просто жить. Когда она договаривалась с Четвертым, то сказала ему: «Мне нужно отомстить за своих друзей, потом я смогу спокойно выйти». Сергей принял ее слова на веру. Ему, впрочем, ничего не оставалось. После этого Девятка не отходила от него ни на шаг, с верно-стью вассала сопровождая Сергея и Инну всегда и везде. Казалось, она готова мыть им ноги. Иногда Девятка ловила взгляды, полные брезгливости и презрения от Сергея-Первого и его ненаглядной Анны, но пока что жить ей это не мешало. Скорее, ее это радовало: «Взгляды — вот и все, на что их хватает. Ручки коротки!» — и ей снова становилось легко и уютно. Теперь она видела продолжение Игры отчетливо, как на кассете в видеомагнитофоне. После того как уйдут 10-и, 14-с, 8-а — настанет очередь и этой парочки. Радуясь их бессилию против нее, Девятка иногда чувствовала приступы злости. Но понять, что эта злость — естественное чувство, которое испытывает испачкавшийся в дерьме человек к тому, кто остался чистым, она не понимала. Или не хотела понимать — разум в который раз спасал ее от распада, гуманно позволяя забывать то, что она говорила и делала вчера. По-другому было нельзя — человек с таким грузом на душе может двигаться только в одном направлении — в дурдом. А Девятка просто ничего не помнила.

Тем страшнее был для нее диалог, который она услышала очередным улыбчивым утром. Разговаривали сепаратные лидеры — два Сергея.

— Братец… — так они обращались друг к другу. Девятке-Наташе не нравилось такое обращение, в ней шевелилась опасливая ревность.

— Братец, тебе самому не противно?

— Противно? Меня с души воротит!

— Так что же ты не пошлешь ее на болт?!

— Брат, а ты забыл — это она нас спасла.

— Спасла… Да от нее говнищем разит за милю, Аньку вообще по утрам тошнит!

— Может, ты эта-а… ну, неосторожно, в общем?.. — Четвертый попытался перейти на шутку.

— Да нет, ее от твоей собачки тошнит! — и в голосе Первого зазвучала такая ненависть, что у «собачки» навернулись слезы на глаза.

— Серега! Братец! Я тебе обещаю. Но пока… пока.. я ведь ей тоже обещал, можешь ты это понять?

— Понять-то могу…

В джунглях человек становится Маугли за семь дней — или он обречен на гибель. Семь дней… — а дальше идет только все более и более глубокое погружение, отрыв от мира человека и приближение к миру Природы. Те, кто остался в Игре до сих пор — уже не люди. Дремлющий зверь просыпается. Проснулся. Обостренный слух, нюх, зрение, интуиция. И сейчас Первый почувствовал чье-то присутствие. (А Наталья почувствовала, что он почувствовал.) Резко оборвав разговор, он подозрительно огляделся по сторонам (ноздри его в этот момент затрепетали решительно по-волчьи) и ушел, оставив тезку рисовать палочкой на песке.

Наталья-Девятка вышла из-за кустов и подошла к своему покровителю. «Все хорошо, все в порядке, — убеждала она себя. — Ведь Четвертый сам сейчас сказал, что он мне обещал. Все будет хорошо! Все и сейчас хорошо. И мы дойдем до конца. Мы! Инна, и Серега, и я. Я! Я — такая же сильная, как они, такая же достойная. Я стану Оставшейся! — она почти успокоилась. — Только бы скорее эту парочку „сожрать“! Даже не знаю, кого мне больше хочется — Первого, мразь эту, или подружку его. А еще 11-и надо, обязательно надо!» — Наталья чувствовала, как тревожит Иван Сергея, и его волнение возбуждало в ней желание защитить свою территорию. (А Сергея-Четвертого она бессознательно считала «своей» зоной.) «Ну, он слишком благородный, слишком сильный, чтобы так делать. Ну, тогда я сделаю это за него! — решила она. — Я „съем“ Ивана!» К тому же он явно разделял отношение к ней Сергея и Анны. Значит, не заслуживал оставаться в Игре.

«Помоги, Помоги!..» — Иван не умел молиться. Раньше, в той, ставшей неимоверно далекой жизни ему это было не нужно. Старательный студент из обеспеченной семьи, все в жизни он получал с достатком, не щекоча нервы добычей пропитания… Испытания пошли сплошной чередой, не оставляя времени на собирательство и рыбалку — по нескольку раз в день раздавался звук мотора, и очередной Смотрящий приходил в лагерь: «Игроки, на выход!»

11-Иван каждый раз понимал (чувствовал, ощущал всей кожей!), что его присутствие в Игре висит на волоске. Угрюмо-извиняющийся взгляд Четвертого («Прости, друг! Это Игра!»), кристально-честный прямой взгляд Девятой («Иван! Ты не прав!»), откровенно сочувственные взгляды Инны и Аньки и нервный взгляд психа Первого — он прекрасно все видел. Он не имеет права на ошибку. Один раз останется без «иммунитета» — и ему крышка. Это не было секретом. Однажды Первый увел его на дальний конец Острова и сказал: «Слушай, все, что я могу для тебя сделать, — это постараться не выигрывать испытания. Остальное зависит от тебя. Прости! Прости, если можешь!» — а его глаза во время этого полубессвязного монолога метались по деревьям и кустам.

И Одиннадцатый выигрывал. Он побеждал во всех испытаниях подряд — в добывании Огня и в плавании, в беге и стрельбе — казалось, он был заговоренным, он подружился со всеми четырьмя стихиями. Воздух, Вода, Земля и Огонь были за него. И еще 2-а, Серегина Анька, — он знал, что она сдержит свое обещание не голосовать против него и так же, как раньше, будет обсуждать с ним стратегию выживания на Острове. Так договорились они уже месяц назад, в начале Игры. Четвертый перестал с ним разговаривать, но Иван понимал, что в этом нет злости — это что-то другое, большее.

И никто не знал, что каждый вечер, отгораживаясь ото всех шторами век, длинный Игрок под номером Одиннадцать не засыпает, а молится, монотонно повторяя одни и те же слова. Он молился всем богам, он молился солнцу и луне, звездам, морю и огню. Он молился собственному сердцу, гнавшему горячую кровь по телу, и своим похожим на толстые веревки мышцам. Иногда сквозь сомкнутые веки просачивалась влага. Но этого никто не видел.

«Что, что, что — что мне делать?!» — этот вопрос задавал себе Сергей-Первый день за днем, каждый час, каждую минуту. Если раньше его лицо, зарастая бородой и покрываясь чернотой загара, худело естественной худобой, то теперь темные круги вокруг горящих глаз выдавали нездоровье. Психическое или физическое. Это видели все. Что с ним происходит, знали только Всевидящие и его Анна. Каждый день они уходили на другой берег Острова, и, когда возвращались, Сергей становился чуть более адекватным (но ненадолго). Чем они занимались, Племя не знало, хотя и догадывалось (причем неверно).

Они садились на песок в тени пальм, обычно Анна сидела, прислонившись спиной к серому гладкому стволу, а Первый клал ей голову на колени. И они разговаривали. Иногда по лицу девушки пробегало выражение легкой усталости, прикрываемой терпеливой любовью. Она видела, что ее половинка, всегда сильный человек, с которым она чувствовала себя спокойно-защищенной, едет крышей. Сначала медленно, теперь он слетал с катушек все заметнее. Они разговаривали, и каждый день разговор был одинаковым:

— Слушай, что мне делать? Я с ума сойду!

— А мне что? Я же с ума не схожу…

Его голос был всегда вибрирующим, ее журчал успокаивающе-прохладно.

— Я не могу. Не могу предать Серегу — мы же всю Игру вместе прошли. А Ванька… Ванька же достоин! Его нельзя «съедать»!

— Милый, ну ведь пока его никто не «ест»!

— А Серега? Ты же видишь, еще немного, и он начнет Ваньку пугаться! Такое везение… такого просто не бывает! Это мистика сверхъестественная! И он его «съест» сразу же, как только тот оступится!

— Ну, а…

— А я не хочу в этом участвовать!

— А кто тебя заставляет?

— Никто… но если я не буду против него, то я предам Серегу! А буду — предам Ивана!

…Серега-Первый, оказавшийся в ловушке чест-ности и товарищеского долга, не хотел (или не мог?) сыграть «вкривую». Но при любом раскладе его голос оказывался решающим, при любом раскладе на него вешалась ответственность за того, кто будет Оставшимся. Он еле выдерживал тяжесть этого выбора, утешая себя единственно тем, что есть еще «эта косоглазая». Но что будет, когда уйдет и она?.. Ведь тогда останутся Анна, Инна, Тезка и Иван. И каждый из них достоин быть Оставшимся. О том, что каждый из них достойнее его самого, он старался не думать.

«Какие же мы стали циничные!..» — СК удивлялся Смотрящим, но еще больше — самому себе. Кто-то предложил тотализатор, и ставки взвинчивались до небес. Ставили на три варианта — 1-с голосует против 11-и, 1-с голосует против 4-с, 1-с не голосует вообще, потому что выбывает из Игры досрочно в смирительной рубашке. Лидировал последний вариант.

«Иван… И откуда у него силы берутся?! Серега, Серый, Четвертый, братишка — возьми „иммунитет“! Пожалуйста! Хм… Ну и что тогда?..» — он запутывался все больше и больше.

Очередным испытанием стал «веревочный» кросс в джунглях самого крупного из соседних островов. Их осталось шестеро, и каждый уже знал, что последнее испытание Игры создано для четырех. Значит, должны уйти еще двое. Значит, это предпоследнее испытание. Наверно, это должно было их как-то бодрить — четыре пятых пути пройдено. Но СБ, ждавший Игроков на старте, не увидел на их лицах ничего, кроме усталости. Еще совсем недавно они были энергичны, постоянно шутили — молодые, веселые люди. Теперь лица, не смягчаемые улыбками, походили на лица стариков — в глазах стояла мудрая усталость прожитых дней. Дней было числом тридцать три, через неделю все закончится. Кажется, они этого не понимали…

СБ кратко объяснил, как они проживут следую-щий час Игры. В сельве протянуты веревки, многие сотни и тысячи метров. Они протащены через завалы упавших деревьев, труднопроходимые заросли лиан, через грязевые ямы. Иногда очередная веревка уводит в тупик, и приходится возвращаться к месту старта. Игроки пристегнуты к веревкам карабинами, карабины, на коротком поводке, — к поясам на тонких узких бедрах шестерых.

Когда СБ закончил объяснения, на шести лицах сквозь безразличную усталость проступила мрачность — испытание было тяжелым. Трудно даже вообразить, насколько тяжелым. Месяц они жили впроголодь, на их телах не проходили гнойники от укусов гнуса. (В истощенных организмах резко упал иммунитет.) Месяц они не высыпались — в сельве человеку невозможно уснуть крепко — слишком душный воздух, слишком много шорохов и звуков, которые подсознание определяет как опасные. Кто-то из них порезал себе палец, и рана отказывалась затягиваться — у организма не хватало сил на восстановление.

И теперь им предстоял бег. Надо бежать, продираясь без мачете через заросли, дыша мокрым, мгновенно приносящим изнеможение воздухом сельвы. И победит только один. СБ спросил: «Готовы?» и махнул рукой. (В голосе его уже давно не было требуемого от него в начале бесстрастия, он сочувствовал Игрокам, он поражался их выносливости, он гордился знакомством с ними — и это слышалось в его голосе.)

Игроки побежали, первые несколько десятков метров вместе, потом все дальше и дальше уходя друг от друга, — каждого веревка повела в свою сторону. На трассе стояли камеры и микрофоны, удвоенное количество — Смотрящие предположили, что у кого-то могут заклинить мозги от духоты и усталости, и он(а) отцепит себя от своего маршрута. Или упадет в обморок. И то и другое означало проигрыш.

Смотровая наполнилась тяжелым дыханием. Слышался самый разный хрип — экономно размеренный у Ивана, жадный и громкий двух Серег, упрямо подвывающий у Анны и Инны, бессильно сбивчивый, перемежающийся бормотанием, — у Натальи. Невероятно, но они бежали — все, даже девушки. Один из Игроков пробежал вплотную к низко стоящей камере (вид снизу вверх), и по экрану поползла мутная капля. С них градом катил пот. 1-с залетел в тупик, едва не стукнувшись лбом о дерево, на котором заканчивалась веревка. На несколько секунд он остановился, переводя тяжелое дыхание, глядя глазами загнанного животного в камеру на ветке. Прежде чем развернуться и побежать назад, он спросил: «Вы это специально?!» В смотровой переглянулись — только сейчас СК понял, что это испытание похоже на издевательскую аллегорию — сначала идете вместе, потом разбегаетесь в разные стороны, каждый борется в одиночку, то вырываясь вперед, то застревая в тупиках. И никто никому не может помочь.

«… (биип!), (биип!)! Что же делать?!! Как же сделать так, чтобы…» — у Первого в голове металось только одно: его Анька одета в короткие брюки и майку без рукавов, и ее нежную кожу сейчас рвут шипы растений, в ссадины попадает едкий сок джунглей. Ему хотелось попасть на одну с ней веревку (теоретически это было возможно, маршруты иногда пересекались, иногда сливались) и идти впереди, расчищая ей дорогу. Пару раз он видел мелькающую то слева, то справа знакомую майку, но пересечься им пока не удавалось…

« …Ты! Должна! Сама!» — Прыгало в это время в ее голове, но и эти слова периодически расплывались и теряли смысл, сознание застилала красная пелена.

«…Не отступать, не сдаваться, остановка — смерть, остановка — смерть». — Иван профессионально задавал сам себе ритм, высокий рост и длинные ноги помогали ему преодолевать препятствия.

«…Р-р.. Рр-р-р-р-р!» — Серега-Четвертый не думал ни о чем. Мысль, что ему надо во что бы то ни стало прийти первым, чтобы лишить Ивана неприкосновенности, он загнал глубоко внутрь. Ставить себе задачу его научили в десанте.

В смотровой вдруг заржали — Четвертый на секунду застрял, запутавшись в лианах, начал рвать цепкие растения руками и, прокладывая дорогу зубами, стал по-волчьи грызть их так, что на губах появилась розовая пена.

Окрик СБ «стоп!», усиленный через мегафон, разнесся по зоне испытания. Этот короткий звук вылил на пятерых Игроков ушат ледяной воды. Только на пятерых. Один из них пересек финишную линию и был вне испытания, заработав «иммунитет». Это был Иван.

Вторым пришел Серега-Первый, он отстал от Ивана всего на несколько сот метров. Когда Серега увидел победителя, в глазах его загорелась злоба, которую он с трудом подавил. То, что Ванька снова неприкосновенен, его обрадовало — ему не придется голосовать против него, но то, что он, 1-с, оказался вторым, его взбесило. В течение испытания Первый несколько раз выводил Ивана из тупиков, в которые сам упирался лбом. И теперь — он второй, а Иван впереди. Это была чистой воды фортуна.

Он пожал победителю руку и услышал сзади тяжелое дыхание. Из зарослей вылетел Сергей. Его лицо было мокрым, пот, грязь и кровь из свежих ссадин образовали страшную маску. Увидев двоих соплеменников, стоявших на финишной прямой, он резко остановился, глаза у него едва не вылезли из орбит. Кровь гулко стучала в ушах, и он, видимо, не слышал сигнала конца.

— Первый?! — Он еле протолкнул сквозь свое судорожное дыхание этот вопрос.

— Второй, — ответил ему тезка с иронией висельника в голосе.

— А первый кто?.. — голос Сереги-Четвертого так упал, что в интонации был слышен ответ.

— Ага! Опять он!

Совет. Долгие часы между ним и последним испытанием — и Серега-Первый обнаружил, что у него трясутся руки. Тезка рассказал ему об обещании, данном Наталье, — после объединения она отдала свой голос в его пользу, взамен потребовав такую же услугу, но когда сама сочтет это необходимым. И теперь она сказала ему: «Мы голосуем против Первого!»

Сергей-Четвертый сам рассказал ему об этом. Первый, честно говоря, не представлял себе, как можно будет голосовать против человека, с которым прошел вместе всю Игру, страхуя и поддерживая друг друга. Но обещание есть обещание. «Ну, что ж, братец… Вычеркивай меня, если обещал. Мы все равно сильнее, мы ее и попрем на болт из пельменной!» — сказал он, и на сердце навалилась тяжелая скала — вот они и столкнулись лбами, два товарища.

Сначала Первый не очень обеспокоился: у него было три голоса против Девятой. Он сам, Аня и Иван. Они мечтали о том моменте, когда Девятки не станет на Острове — они были из тех, кому (задолго до объединения) Наталья врала в глаза. И своим затянувшимся пребыванием в Игре она была обязана заступничеству Сереги-Четвертого. Он уговорил этих троих оставить Наталью, пока ее голос будет необходим на Советах. «Интересно, она сама понимает, что до сих пор жива только из-за Сереги?» — часто думал Первый.

Долгие часы до Совета — 1-Сергей наблюдал, как суетится вокруг 4-Сереги с Инной Девятая («Боги цифру случайно перевернули», — он первый раз за несколько дней улыбнулся.) Окончательно наплевав на то, что могут про нее думать Игроки, Смотрящие, Хранители, Наталья укрепляла свои позиции так, как считала возможным. Она засыпала 7-и и 4-с слащавыми комплиментами, от которых у всех, кто их слышал, закладывало уши, бегом бросалась выполнять любое пожелание этих двоих, а в остальное время преданно старалась угадать, что они сейчас думают, упреждая очередной каприз. (Наталья была маленького роста, и на своих королей смотрела снизу вверх, что особенно подчеркивало собачесть ее поведения.) Вплотную она приблизилась к тому, чтобы мыть им ноги. Того, что от этого прогибания тошнит всех, кроме нее, она не желала замечать. Девятая уверила себя, что теперь-то Серега и Инна окончательно ею очарованы, ей думалось, что она достигла своей цели — они должны почувствовать ее незаменимость и оставить рядом с собой.

Подошла лодка. Чуть замешкавшись в лагере, Сергей-Первый с Анной вышли на берег, когда Иван уже сидел в лодке, а Сергей с Инной залезали в нее. Вокруг них, как всегда, юлила Девятка, хватая то одного, то другого за локти, разрываясь в желании помочь обоим. Оказавшись в лодке, Инна повернулась к Наталье и протянула ей руку. Инна благодарно улыбалась, и в ее глазах Серега-Первый заметил неподдельную симпатию. «Значит, я не ошибся. Она таки и Инку охмурила. И теперь Инка не будет против нее голосовать. Значит… — Первый почувствовал тупую боль в груди, — значит, голоса сегодня разделятся. И три будут против меня». Теперь ему стало окончательно понятно то торжество, с которым Девятка смотрела на них с Аней. Три голоса против трех — и будет брошен жребий. И у него, и Девятки шансы будут равны. Девятка не сомневалась, что фортуна окажется на ее стороне.

Когда лодка рассекала воду в сторону острова, где проводился Совет, 1-Сергей заметил, что 4-Сергей и Инна прячут от него глаза. Наталья, наоборот, смотрела на него прямо, ее маленькие глазки сверкали. И он понял, что его предали…

Когда они возвращались с Совета, обычно гордо расправленные широкие плечи Сергея-Четвертого, казалось, сузились вдвое. Он сильно сутулился и низко опускал голову, пряча от всех лицо. Тезка подошел к нему сзади, положил руку на плечо. Тезка-4 обернулся, и в глазах его видны были страдание, стыд, мольба…

— Серег, ты знал, что Инка против Девятой проголосует? — Четвертый понял, что Первый дает ему шанс. Тезке ведь и самому очень не хотелось, чтобы человек, которому он доверяет, мог пойти против него. Сейчас Четвертому достаточно сказать одно слово «знал» — и дружба будет сохранена. «Знал» — значит, его голос против друга был условным, ничего не решающим. Значит, Серега-Четвертый просто делал то, что обещал, зная, что против Первого не будет большинства или окажется равное количество голосов.

Они остановились, глядя друг на друга. Глаза — в глаза. И Четвертый ответил:

— Не знал…

Не знал того, что Инна (на протяжении всей Игры ВСЕГДА голосуя так же, как он, Сергей-Четвертый) изменит своему правилу и равенства голосов не будет. «Не знал» — значит, думал, что голоса разделятся три на три, и пятьдесят из ста — что останется Девятка, а Сергей-Первый уйдет. Но это еще и означало, что Сергей не стал врать в глаза, предпочел сказать правду, пусть даже такую, которая показывает его…

…Иван, Аня, Инна и Сергей-Первый проголосовали против Натальи. Серега-Четвертый и Наталья — против Сергея…

— Инка, объясни, почему ты так сделала?

— Ну а что, мне надо было против тебя голосовать? — вопрос звучал риторически.

— Да я, честно говоря, был уверен, что Наташка тебя охмурила…

— Серег, брось ты… Она хорошая девушка, искренняя такая, непосредственная..

— ЧТО-О-О-О???!!! ОНА?!!

— Серег, брось, говорю…

— Ну, пожалуй… Спасибо тебе, Инн!

— Не за что… Неужели ты думал, что мы тебя выкинуть хотим? После того как ты меня спас, да и Серегу тоже — поверь, он это отлично понимает.

— Думал… Я так думал…

Бывший Игрок, игравший под номером «девять», ничком лежала на широкой кровати. Кровать, казалось, была четырехспальной, она занимала львиную долю пространства бунгало. Девятка слышала об этом, а теперь увидела — проигравших (вышедших, выкинутых, «съеденных», вышвырнутых) Боги укутывают в мягкие коконы комфорта. Реабилитация…

Она лежала ничком на кровати и тихонько плакала. Иногда плач переходил в что-то, похожее на скулеж, и тогда она становилась еще больше похожа на брошенную под дождем маленькую собачку. «Я ни в чем не виновата… А меня опять… опять выбросили, как сопливую салфетку… Я никому не нужна… Как мне дальше жить?» Наплевав на себя и других ради того, чтобы оставаться в Игре, ступив под казавшееся таким надежным покровительство лжи, она верила, что дойдет до финала. Слишком многим она для этого пожертвовала. И теперь сама Игра, это чудовище — выплюнула ее, не дожевав и обмазав ядовитой, вонючей слюной. Ее жертвы оказались ненужными, маленькая изолгавшаяся девочка стала ненужной.

…Они сидели на берегу, обнявшись, и смотрели на закат. Он подумал, как сейчас страдает на соседнем острове Наталья. «Представь, как она скулит сейчас…» — и улыбнулся. От его вопроса и улыбки лицо Ани окаменело, он почувствовал, что ее плечи под его рукой напряглись, она словно отодвинулась от него.

— Сереж… Ты стал жестоким. Жестоким и слабым…