Последний грех

Глава 22

Макс ввалился в номер и, не разуваясь, упал на кровать. Все кончено. Или почти все. Усач, депутат, мент, танцор — все они были мертвы. Но последний, он же первый — жив. Поверить, что Хозяин уже покинул этот мир, Макс не мог. И где его искать — одному дьяволу было ведомо.

Собравшись силами, Макс встал, скинул кроссовки и прошел к сумке. Расстегнув молнию, достал жестяную коробку Карпыча. Отбросив крышку, как пожухлую листву, перетряхнул фотографии пальцами. Искомое фото лежало в середине. Макс вытащил его из кучи и пристально вгляделся. Вот он! Человек, который был в его списке самым первым. И, как ни грустно было это осознавать, самым недосягаемым.

Холодным взглядом мужчина взирал на него с пожелтевшей бумаги. Макс пристально вгляделся. Массивный перстень с черным агатом, тонкие холеные пальцы, прямой греческий нос. Особые приметы практически отсутствовали. И отыскать их обладателя, словно хамелеона в джунглях, представлялось невозможным. Во всяком случае, не под силу, разыскиваемому за убийство, одиночке.

«Хозяин может быть, где угодно и кем угодно: банкиром, менеджером, чиновником. Связи и деньги легко могли подарить новую жизнь. Знать бы какую? Хотя этого не знал даже Альберт. В самом деле, не знал. Иначе вспомнил бы — уж очень старался, — Макс горько усмехнулся — Хозяин опять обставил всех. Люди, окружавшие его, мертвы, а он.… Впрочем, доподлинно это неизвестно. Концы упрятаны и, кажется, надежно».

Макс вытащил маркер и нарисовал на снимке концентрические круги. Поставил фото на стол и, отойдя на несколько шагов, прицелился в него из пистолета. Замер. Спускать курок, впрочем, было глупо. В магазине еще оставались патроны, и переполох был ни к чему. Звук, слетевший с губ, обозначил выстрел: «Бах!» Криво усмехнувшись, он схватил фото и, скомкав, бросил в корзину. И тут же — будто опомнившись, вытащил наружу. Расправив, сунул в карман. «Мало ли… Выкину, когда вернусь в Штаты».

Парик и женская одежда были уже никчему. Небрежно впихнув все в пакет, он завязал узел и кинул его в урну. «Вот и все. Осталось собрать сумку и купить билет. Шереметьево, самолет, Нью-Йорк. Там все будет иначе. Помощник Шерифа обещал поддержку, если я явлюсь. Я явлюсь. Ничего другого больше не остается».

Американская Фемида представлялась гуманнее местной. И не без оснований. Серийные убийства обещали в России пожизненное заключение, в Штатах жертвой был он. Приемыш просто защищался и… немного перестарался. Кто кинет в него камень?! Вот и присяжные, нет. Они поверят приемышу. И ему тоже надо в это верить.

Макс вытащил из сумки российский паспорт, развернул оборот. «Видишь, Ричард — ты возражал напрасно. — Макс возвел глаза к верху. — Он мне больше не нужен, Совсем не нужен». Перехватив страницы руками, резко рванул их на себя. Паспорт беззвучно разделился на половинки, из одной отделилась страница с фото…

Но видеть Ричард уже не мог. Он вообще ничего не мог, потому, что был мертв. Но мертвым мог оказаться и он — приемыш, вздумавший поиграть в свободу. Кому-то из них должно было повезти больше.

Разговор Макс завел издалека. За ужином. За столом Ричард почти всегда был спокоен.

— Рич, я прочел в Интернете, что человек, родившийся в России, пожизненно является ее гражданином.

— И что с того?

— Я вот и подумал, а не получить ли мне русский паспорт?!

Фоссет перестал жевать, отложил вилку и медленно перевел взгляд.

— Ты в своем уме? — Его нижняя губа, как у паралитика, дернулась, а глаза стали наполняться гневом. — Тебе что, наскучила нормальная жизнь? Надоела Америка?

— Нет, конечно. Я просто подумал, что мне не помешает их паспорт. В конце концов, когда-нибудь я хочу туда съездить.

— Что ты такое говоришь? Послушай, что ты несешь — мне не помешает их паспорт. Да о какой России ты вообще можешь говорить?! Тебя там едва не убили и, если бы не я, неизвестно, чем бы все закончилось.

Ричард покраснел, встал и сумбурно прошелся по столовой. Расходясь, наклонился и крикнул Максу в лицо.

— Ты — полное дерьмо! Слышишь?! Полное! И твоя Россия — тоже. Давай, валяй! Там, как раз место такому дерьму, как ты!

Макс, опустив голову, молчал. Возражения сейчас лучше было оставить при себе.

— Па, я все понял. Давай закроем эту тему.

— Нет, ты ничего не понял! Думаешь, я не знаю?! Ты прощупываешь меня. Смотришь, как я отреагирую. Так вот знай, если ты сбежишь в эту дерьмовую Россию, я не приму тебя обратно! Никогда!

Макс отложил вилку. Аппетит окончательно пропал. Он поднялся и молча пошел из столовой. В спину полетели упреки.

— Я вытащил тебя из задницы, дал тебе кров и образование, а ты платишь мне черной неблагодарностью. Как там у вас, у русских: сколько волка не корми, все равно в лес смотрит. Так получается?!

Вместо ответа Макс хлопнул дверью. В комнате, упал на кровать и одел наушники. Рок мог заглушить кого угодно. Даже Ричарда.

В последние годы их отношения изменились. Стали не то, чтобы лучше, но…. Ричард просто потерял к нему интерес. Разочаровавшись, что приемыш вырос так быстро, предпочитал быть не любовником, но тираном. Домашним тираном. Он придирался к каждому слову, действию и даже внешнему виду. Хотя вид был вполне зауряден. Стараясь не давать повода, Макс избегал отца. Привет — как дела — пока. Вот и все. Впрочем, замкнутость раздражала Фоссета тоже. За ужином он любил повторять, что сын совсем не ценит его усилия и заботу. Сын отмалчивался, чем невольно подтверждал его упреки. И вот новый удар: волчонок решился вернуться в лес, а русский паспорт, как пропуск в него. Ну что ж, придется выбить из него эту дурь, и если понадобится, то вместе с мозгами. Оставшись один, Ричард сжал кулаки и треснул по столу. Тарелка полетела на пол, осколки вместе с едой — в стороны.

Но от паспорта приемыш все же не отказался. Разыскав в Сети юридическую фирму, Макс позвонил по указанному номеру. Приветливый женский голос поинтересовался, какое отношение претендент имеет к России.

— Я родился там. Меня усыновила американская семья.

— Отлично. Есть ли у вас какие-либо документы, подтверждающие факт рождения в России.

— Даже не знаю. Какие документы вам нужны?

— Свидетельство о рождении, например.

— Мне нужно спросить у родителей.

— Документы значительно облегчат процесс оформления.

— Спасибо. Я перезвоню позже.

Спрашивать Ричарда, где его свидетельство о рождении и существует ли оно вообще, не имело смысла. Макс был не так глуп, чтобы дважды наступать на те же грабли. Вопрос можно было решить самому. Дождавшись момента, он залез в сейф и отыскал все, что было нужно. Документы лежали на нижней полке. Помимо свидетельства о рождении, там имелись и документы об усыновлении. Отсканировав их, Макс положил обратно копии, а оригиналы послал в Вашингтон. В юридическую фирму. Риск был велик, но другого пути все равно не было.

Ответ пришел через два месяца. Адвокатская контора была рада сообщить, что паспорт на имя Ковалева Максима Владимировича ждал своего обладателя в российском посольстве. Нужно было только приехать и лично получить документ. Макс был почти счастлив.

Процедура получения немного разочаровала. Адвокат проводил его до дверей посольства и, грустно улыбнувшись, развел руками.

— Дальше вы сами.

В холле его уже ждал полноватый клерк с глубокими залысинами и, свисавшими, как у бульдога, щеками. Мужчина смотрел на него пристальным взглядом и молчал. В воздухе повисла неловкая пауза. Макс произнес по-русски.

— Драсьте.

Клерк кивнул, будто только этого и ждал, и предложил пройти за ним. В небольшом кабинете, он достал несколько листов и протянул их Максу.

— Распишитесь.

Дождавшись, положил на стол паспорт и сухо произнес.

— Поздравляю, Максим Владимирович, теперь вы полноправный гражданин России.

— Спасибо.

Макс хотел спросить что-то еще, но клерк уже собирал бумаги. Он подошел к двери, распахнул ее и вопросительно посмотрел на Макса.

Что-то еще?!

— Да… хотя, нет.

Клерк удовлетворено кивнул.

— Пойдемте, я провожу вас.

Из посольства Макс отправился в аэропорт. Трехчасовой перелет, рейсовый автобус, родной квартал. Ричард встретил дежурным вопросом.

— Как дела?

— Спасибо — все в порядке.

— Как прошел семинар?

— Нормально.

— Твое выступление заметили?

— Думаю, да.

— О чем оно было?

— Средневековая Англия. Правление Эдуарда Второго.

— Не слышал о таком.

— О, это было давно.

Для формальности, спросив еще о погоде, Ричард отправился к себе в комнату. Макс проводил его взглядом: «Кажется, пронесло».

Буря разразилась через две недели. Ричард искал потерянный ежедневник, а нашел русский паспорт. Он даже не сразу понял, что это — бардовая книжица с двуглавым орлом. Но озарение пришло быстро. Рассудок наполнил гневом каждую клеточку. Фоссет покраснел и вдарил кулаком о стену: «С тобой, сукин сын, будет еще хуже!»

Для успокоения Ричарду нужно было выпить. Вытащив из шкафа бурбон, он открутил крышку и стал пить прямо из бутылки. Алкоголь жег горло, но ему было плевать. Усевшись у входа, включил бейсбол и уже маленькими глотками вливал в себя пойло. Приемыш должен был скоро вернуться.

Когда Макс вошел в дом, бутылка была почти пуста. Заметив его, Ричард переменился в лице.

— Кого я вижу? — Фоссет встал и картинно расставил руки. — Русский мальчик вернулся к своему папочке.

В нос ударил запах перегара.

— Ну что — результаты семинара уже пришли?

Вопрос был с подтекстом. С каким — понять сразу было сложно. Ричард был пьян и мог просто провоцировать ссору.

— Нет. — Макс сглотнул ком. — Мне еще ничего не говорили в деканате.

— А когда скажут?!

— Не знаю.

— Скажи мне, — глаза у Фоссета блеснули, как у лиса, собравшегося сожрать цыпленка, — ты точно там был?! В Вашингтоне?

— Конечно.

Резкий, как вспышка, удар согнул Макса пополам. Фоссет вытащил из кармана паспорт и кинул перед ним на пол.

— Да! Ты, действительно, был в Вашингтоне. В русском посольстве. — И вновь, удар. Казалось, внутри что-то хрустнуло. Макс рухнул на пол. — Ну, что же ты? Я думал, русские гораздо крепче держатся на ногах. Ты же русский?! Поэтому и хочешь в Россию, верно?

Макс попытался подняться, но папаша зарядил новый удар. На этот раз — в солнечное сплетение.

— Вот он, значит, какой — мой русский сын! Беспомощный. Жалкий. Прямо, как тогда. Десять лет назад. В гостинице. Ты помнишь тот день?

Ричард схватил его за скулы и до боли сжал. Макс замычал.

— Дерьмо! А я помню! Я помню все! Каждый миг, каждый час. Помню, как ты угрем вертелся под мной, старясь понравиться. Хотел, чтоб добрый дядя из Америки не только приласкал, но и увез тебя с собой. А я — идиот! Поверил. Увез. И что?! Что я получил взамен? Любовь? Ласку? Уважение?

Фоссет резко оттолкнул его лицо.

— Ничего! Ничего этого я не получил. Я долго ждал, но не дождался. И мне надоело. Надоело! И теперь мне придется доказать тебе свою любовь!

Макс увидел, как на пол приземлились сначала шорты, а потом и трусы Фоссета.

— Папа, прошу тебя! Не надо…

— Неужели? А что мне остается делать? Ждать, пока ты соберешь вещички и удерешь в свою чертову Россию?! Да? Дай хоть трахну тебя напоследок!

Фоссет намахнулся, но в этот раз попасть не получилось. Макс увернулся, и нога толстяка разрезала воздух. Почти инстинктивно, приемыш толкнул его сам. Пятка парня попала ему в пах.

— О-о-о!

Ричард завопил, присел и руками ухватился за причинное место.

— Больно! Как мне больно!

Опустив голову, будто и в самом деле испытывая невыносимую боль, Ричард выл. Макс испуганно смотрел на него.

— Па, прости меня. Я не хотел, мне очень жаль.

Пытаясь чем-то помочь, Макс дотронулся до его плеча и, тут же Ричард выкинул кулак. Удар пришелся в губы. Солоноватая жидкость потекла в рот. Макс пошатнулся, тряхнул головой и следом, еще один, будто кувалдой, удар достал ребра. Он опять оказался на полу.

— Нравиться?

— Перестань, прошу тебя! Мне больно. Остановись, я все понял.

— Сукин сын, ни черта ты не понял! Если бы ты понял, то не ездил бы в это дерьмовое посольство. А ты, ты.… Знай, я тебя раскусил. Ты никуда отсюда уже не выйдешь! Никуда!

Фоссет схватил его за волосы и, прижав голову к полу, стал наваливаться телом. Рассчитывая сломить или сломать, пахом давил на ягодицы.

— Мальчик провинился — мальчик должен быть наказан. Как тогда, в России.

— Отпусти меня!

Макс кричал, но слова разбивались о стену. Фоссет уже рвал на нем одежду и в предвкушении ерзал по телу. Борьба возбуждала.

— Папа!

Взбрыкнувшись, Макс локтем саданул его в ноздри. Короткий крик, и толстые пальцы на миг разжались. Времени почти хватило. Дернув ногами, Макс хотел выскочить, но не успел. Волосатая кисть вцепилась в запястье и опять потянула на себя. Просить пощады было бесполезно. Как, тонувший в пучине, Макс судорожно искал спасения.

— Сукин сын! — Фоссет подтаскивал его к себе. — Сейчас ты ответишь мне за все!

Удар. Еще один. Предплечья хрустели от кулачного молота. Неумолимо, с каждым ударом тот приближался к голове. Пленник, пытаясь за что-то зацепиться, пальцами шарил по полу, но… Нож! Ричард резал им ветчину. Не понимая зачем, Макс схватил его и махнул. Стальное жало резануло руку. Толстяк взвыл и, дернув, окончательно подмял его под себя. Нож резко воткнулся ему в шею. Вопль, в лицо ударил фонтан горячей крови. Теплая влага попала в губы. Макс обезумел, звериный инстинкт вырвался на свободу. Удар, еще один — он бил и бил, не отдавая себе отчета.

Ричард сразу «поплыл»: голова, шея, грудь. Макс продолжал даже, когда толстые конечности безвольно разжались. В дьявольском остервенении, кромсал и дырявил большое грузное тело. Последний удар, как на замедленной киносъемке. Он вырвал из тела нож и обессилено откинулся на пол. Монстр больше не опасен….

…Вытащив страницу с фото, Макс смотрел на свои глаза. Они были другими. Глаза жертвы, не иначе. После боя с Ричардом все стало иначе. Он стал самим собой.

Впрочем, бардовая книжица себя уже исчерпала. Опасный документ, учитывая, что его владелец в розыске. Макс еще раз перехватил пальцами страницы и опять дернул. Книжица хрустнула и опять разделилась. Уже четвертинки он порвал над унитазом. Мощный напор — сомнения и клочки исчезли в небытие.

Ночью ему приснился сон. Он вновь шел к храму. Долго, медленно, тяжело. Проходя через ворота, остановился перед облучком. Старец смотрел на него строгим взглядом. Макс положил в кружку монету, и тут же пожертвование обратилось в прах. Он достал новую, положил и опять все то же самое — монета истлела. Старец упреждающе выставил руку.

— Не надо. Напрасно. Жертвы твои не приемлемы.

— Почему?

— Душа твоя черна. В грехе погрязла, оттого и…, - Старец говорил, но слова его звучали все тише и тише. Потом и вовсе утонули в монотонном звуке. Макс открыл глаза, звонил будильник. Он нажал кнопку и вновь сомкнул, но старец уже бесследно исчез.

Билет он купил без проблем — американский паспорт и пригоршня долларов. Рейс в Нью-Йорк, на девять вечера. Макс вышел из касс и непроизвольно взглянул вверх. Небо. Чистое, без единого облачка голубая бездна. Как глаза того старика. Странно, но сон не отпускал, он возвращался в него снова и снова. Макс посмотрел на билет, потом на часы, до рейса еще было время. Старик мог все прояснить.

Как и тогда, он сидел у центральных ворот. С облупленной кружкой, свесив голову, дремал. Макс нащупал в кармане пятирублевую монету и уже хотел положить, как старик, неожиданно проснулся. Вперил в него обжигающий взгляд голубых глаз и открыл рот.

— Решился, значит?!

Макс вздрогнул.

— Тебе-тебе говорю!

— Что решился?!

— Душу спасти.

— Душу?

— А что — еще сомневаешься?!

Макс удивленно смотрел на старика. Слов не находилось, мысли, как шрапнель, разлетались в разные стороны.

— Даже не знаю…

— Грехов на тебе, словно репьев на бродячем псе. И все смертные. Тяготят они тебя, успокоиться не дают.

Макс молчал. Душевного покоя в нем, действительно, не было. Только откуда он-то это знал?! Как ему это было ведомо?!

— Покаяться надо. Тогда и грехи отпустят.

— Что?! — Макс еще надеялся на совпадение. Игру слов седого безумца. — Грехи?! Если и есть, то не больше, чем у других.

— Лукавишь. Сам знаешь, что лукавишь. Смерть за тобой ходит.

Старец посмотрел ему за спину, будто и впрямь видел там костлявую с косой. Макс хотел улыбнуться, но улыбка не получилась. Он опустил глаза.

— Они… они заслужили это. — Слова вышли робкими и хриплыми. — Я лишь воздал им.

— Ты?! А кто ты такой, чтобы решать — кому жить, а кому — нет?! Только там, — старик ткнул узловатым пальцем в небо, — знают, кому сколько отпущено. И больше никто!

Разговор тяготил. Хотелось просто развернуться и уйти. Но старик был прав — покоя в нем не было.

— Душа твоя черна, но не безнадежна. Покаянием только и спасешься.

Макс пожал плечами.

— Я не знаю, как. Я никогда этого не делал.

— Э-хе-хе — Старик тяжело вздохнул. — Что ж за жизнь такая, уже и о покаянии народ забыл?! Иди в храм, там тебе все скажут. Иди и не бойся.

— А как же…

— Хватит. Устал я. Иди — душу свою спасай.

Старик замолчал, слегка опустил голову и, будто отключившись, сомкнул веки. Разговор был окончен. Макс непонимающе потоптался на месте, повернулся и побрел в храм. Видеть, что дед осенил его в спину крестом, он не мог.

В храм Макс вошел с грузом сомнений. Но груз душевный был еще тяжелее. Задуманное было исполнено. Или почти исполнено, а душу, напротив успокоения, разрывала непонятная тревога. Макс купил в лавке свечу и подошел к образу Богородицы. Божья матерь смотрела с печалью. Не осуждающе, нет — в ее глазах он увидел скорбь. Поставив свечу, Макс перекрестился и смиренно склонил голову. Запах ладана, полумрак и треск плавящегося воска умиротворяли. Словно настраивали на особый, душевный лад. Он едва различил — «Отче наш, иже еси на небеси…». В недоумении обернулся, рядом никого не было. Но слова молитвы по-прежнему были слышны. Откуда-то он знал их. Несмело сухими губами Макс повторил: «Отче наш, иже еси на небеси…». И тут же остальные изошли сами собой: «Да святится воля твоя. Да придет царствие твое…» Он не произносил этих слов с тех пор, как не видел мать. Сейчас же, будто подсказанная свыше, молитва сама слетала с губ. Сглотнув ком, он почувствовал, как увлажнились глаза и, непроизвольно потекли слезы. Торопливо, будто боясь, что окружающие заметят его слабость, вытер щеку ладонью и вобрал глубоким глотком сладкий воздух.

Подошедшая к образу, служка деловито вытаскивала огарки из светильника. Сбивая дыханием пламя, ловко кидала их в коробку.

— Извините.

Голос из пересохшего горла едва был слышен самому. Но старушка услышала, повернулась и вопросительно замерла.

— Да-да, слушаю вас.

— Понимаете… Я не знаю. Я никогда этого не делал.… В общем.… Я хочу покаяться. Мне очень нужно.

Служка сделала строгое лицо и, будто проверяя, все ли правильно поняла, переспросила.

— Исповедоваться, значит?! У батюшки?! Так?

Макс смущенно опустил взгляд и утвердительно закивал.

— Даже не знаю. Таинство исповеди у нас по утрам. После заутреней.

Макс поднял умоляющий взгляд.

— А сейчас… сейчас никак? — Ресницы, хоть и утертые, еще не высохли от слез. Несчастный, растерянный, он вызывал жалость. — Мне нужно! Очень нужно!

Старушка замешкалась.

— Вот незадача-то.… Ну, хорошо — подождите меня. Вон, у стены. — Кивком она указала на деревянную скамью. — Схожу, проведаю, сможет ли батюшка принять вас.

Служка развернулась и мягкой походкой пошла к амвону. Макс закрыл глаза: «Хоть бы все получилось. Я должен сделать это. Рассказать, покаяться и отринуть. Оставить все за чертой».

Шелест молитв вдруг смолк, в храме стало тихо. Настолько, что он услышал птичий щебет. Макс поднял голову, под куполом бился воробей. Откуда он? Здесь, в храме? Перелетая от окна к окну, маленькая птица билась о стекла и пыталась вылететь наружу. Но створки были заперты, и воробей тщетно бился о стекла, спасения не было. «Вот так и я. Бьюсь, бьюсь, а выхода не найду».

— Отец Иоанн примет вас. — Кто-то коснулся его руки. Служка стояла рядом и благостно улыбалась. — Подождите немного.

Страх или стыд, а может, и то, и другое сковали его. Опустив голову, он смотрел в пол и ждал. Священник вот-вот должен был подойти.

— Вы хотели исповедоваться?!

Макс увидел подол рясы и большой крест на груди. Посмотреть в глаза батюшке не было сил. Он робко кивнул.

— Да.

— Слушаю вас.

Собираясь с силами, он набрал в легкие воздуха. Торопливо утер глаза и увидел руки. Холенные мужские руки. На безымянном пальце — перстень с черным агатом. Он даже не сразу понял, что — но его пронзило. Тряхнуло, будто смертника на электрическом стуле. Нет же! Нет! Это — невозможно! Судорожно подняв глаза, тут же и опустил. Не может быть! Он зажмурился и стиснул зубы. Только не это! Почему?! Кровь, прильнув к вискам, не давала возможности мыслить. Почему именно сейчас?!!!

Священник растолковал его молчание по-своему. Мягким поставленным баритоном начал.

— Сын мой, что привело вас сюда? — Голос был дьявольски похож. — Какой грех тяготит вашу душу?

«Грех? Ах, если бы он был лишь один, этот грех! Вот так сразу возьми и выложи тебе, все, что у меня на душе. Хотя, что мне терять? Я — грешник, нуждающийся в покаянии, ты — священник, отпускающий грехи. И только. Все остальное вне этих стен».

Сбиваясь от волнения, Макс прошептал.

— Даже не знаю.… Понимаете, мой грех, он… Он — огромен. И не знаю, есть ли мне прощение.

— Прощение даруется всем, искренне покаявшимся.

— Хорошо. — Макс сглотнул ком. — Я… я убил человека.

Священник, будто каждый день исповедовавший убийц, невозмутимо продолжал.

— Это было намеренное убийство?

— Да! — Макс с вызовом посмотрел ему в глаза. Священник был спокоен. Даже холоден. Настолько, что Макс засомневался, он ли. — И не одно! Жертв было несколько. Но я… Я просто вернул им то, что они когда-то сделали мне.

— Сын мой, ветхозаветное око за око Сын Божий собственной жертвой отринул, как неприемлемое.

— Я знаю. Я читал Библию. Правда, давно. Но.… Понимаете, сил терпеть больше не было. Щеку мне отбили и правую, и левую. Мне уже больше нечего было подставлять. Пришлось отвечать.

— Сожалеете ли вы об этом? Раскаиваетесь в своих греховных поступках?!

— Не знаю. Наверное, да.

Батюшка выжидающе молчал. Ответ грешника не подразумевал искреннего покаяния. Не дождавшись, продолжил.

— Сомнение сквозит в твоем голосе. — Заметив его волнение, священник решил перейти на доверительное «ты». — Что-то не дает тебе покоя.

— Вы правы. Я сделал не все, что задумал.

— Что еще тревожит твою душу?

— Я не смог закончить всего.

— Еще одно убийство?

Макс утвердительно кивнул.

— Человек, который заслуживал возмездия больше остальных. Он… Я просто не смог его отыскать.

— А отказаться от своего замысла? Разве ты не отрекся от него?!

Макс молчал. Ответа не было. Силы света и тьмы боролись в нем, как никогда раньше. В горле запершило, он кашлянул.

— Вся моя прошлая жизнь… — Слова выходили вместе с злостью. — Она искалечена. Отравлена этим существом. Из-за него я стал жертвой, изгоем, а потом и убийцей. Из-за него жить в этом мире мне стало невыносимо.

Не находя более нужных слов, Макс замолчал. Тяжело вдыхал сладкий воздух и ждал. Но теперь, не давая потухнуть искре откровения, уже священник доверительно произнес.

— Бог ему судья. Каждый должен отвечать за свои дела. Как сказал Иисус: «По делам вашим вам воздастся».

— Тогда за какие дела воздалось мне?!

— Я не могу знать, что случилось — но уверен, что произошедшее с тобой было послано Господом, как испытание…

— Вы просто не знаете всего. Это скорее была пытка, нежели испытание.

— Что же с тобой случилось?

— Мне обязательно говорить вам это?!

— Ты волен говорить, все — что пожелаешь. Ты на исповеди.

— Хорошо, я скажу… — Макс набрал побольше воздуха. — Меня изнасиловали. Давно, еще в детстве.

— Это сделал человек, о котором ты говоришь?

— Нет.

— Тогда почему он?

— Потому что, он приказал сделать это.

Священник неуверенно кивнул и посмотрел на руки грешника: напряженные, они были сжаты в кулаки.

— В мироустройстве божьем все уравновешено. В том числе и грехи людские. Каждый несет свой крест.

— Не знаю. Не уверен, что он понес наказание. Поэтому и хотел сам воздать ему.

Священник молчал.

— Вот вы говорите, у каждого свой крест. Но почему тогда одни его не чувствуют, а других он прижимает до самой земли?! — Макс неожиданно повысил голос. — Посмотрите на меня. Раньше я думал, что все, что со мной происходит — моя судьба или крест, как вы говорите. И ничего уж здесь не изменить. Я просто был во власти мысли, что я не такой, как все, и что моя жизнь — жизнь жертвы в этом мире. Но потом…

Макс неожиданно улыбнулся. Гримаса умалишенного исказила его лицо. Священник опешил, грешник, будто разговаривал с собой.

— Потом меня, как осенило. Я спросил себя — почему? Почему, одни страдают и умирают, а другие, унижая и уничтожая, могут жить припеваючи. Нисколько не сожалея и не сострадая. Они обедают в дорогих ресторанах, спят с красивыми женщинами, ездят на модных машинах и предаются всевозможным развлечениям. Почему их жизнь в этом мире ничем не омрачена? Никто не воздает им по делам их.

Подавляя возбуждение, Макс снова замолчал.

— Сын мой, воздается всем. Не в этом, так в другом мире.

— В другом?! — Юноша ухмыльнулся. — Может, и так. Только ждать — невыносимо. Понимаете?! Невыносимо! Вот я и решил восстановить справедливость. Отправить их в другой мир. Тогда, кто я сам? Для всех, вероятно, безумец. Палач. Мясник. Но это не так! Ведь, я стал им не сразу. Первое убийство вышло почти случайно. Я убил приемного отца. Зарезал ножом. И только потом осознал — ничего случайного не бывает. Значит, так и должно было быть. Значит, кто-то там на небесах избрал меня для этого. В какой степени, я стал орудием божьего промысла. Потом я убил второго, третьего.… Почти всех, кого помнил и… кого мог отыскать.

Священник, уже с неприкрытым страхом взирал на юношу. От него исходила опасность. Слова грешника горели злостью, а во взгляде пылал огонь безумия. То был взгляд убийцы, готового еще раз преступить черту.

— Я нашел их всех! Всех, кроме одного. Того, кто и создал этот ад….

Священник, казалось, уже не понимал, о чем говорит этот странный и неадекватный человек. Он озирался по сторонам, выискивая кто бы мог придти ему на помощь. Старушки в платочках были не в счет.

— Я даже решил, что он исчез навсегда. Растворился в океане людей и событий. Но…. — Макс усмехнулся и пристально посмотрел священнику в глаза. — Я ошибался! Теперь я точно знаю, он не исчез. Он просто сменил личину.

Улыбка Макса стала шире и… он захохотал. Дикий безумный смех сотряс своды храма. Священник испуганно перекрестился, а служки в белых платочках вопросительно обернулись.

— Остановись! — Святой отец дотронулся до его руки. — Сын мой, остановись!

Смех оборвался. Холодный взгляд голубой бездны. Священник продолжал.

— Дьявол исходит из тебя. Отринь греховные помыслы, очисть душу и, тебе откроется истина. Душевный покой.

Макс отдернул руку и вытер глаза. Слезы стали наполнять их.

— Да, святой отец, вы правы. Пора раскрыть и душу, и помыслы. И закончить это! Раз и навсегда!

Макс сунул руку за пазуху и на несколько секунд замер. Священник напряженно ждал. Пристально смотря ему в глаза, Макс вытащил скомканную фотографию с мишенью на лице.

— Вот этот человек! — Он протянул ему снимок. — Взгляните.

Осторожно, будто бомбу, священник взял фото и повернул к себе. Недоумение, смятение, страх. Сейчас Макс не отводил взгляда, смотрел. Наблюдал за реакцией. Увидев, спокойно, будто исповедовали не его, а он — резюмировал.

— Я должен был сделать это! Должен! Я знаю, это — грех. Большой грех. Но это был бы мой последний грех.

Священник со страхом перевел взгляд на его руки и увидел пистолет. Фото с мишенью само собой полетело на пол.

В снопе солнечных лучей, под взором грешных и святых он шел на выход. Тихо, ступая на каменные плиты, шагами мерил расстояние. Гнетущая тишина давила, сжимала разум стальными тисками. И вдруг, сверху раздался голос. Чистый высокий голос ребенка. Протяжно тянувший ноту, он завораживал. Макс непроизвольно поднял голову. Какой изумительный звук! Будто ангел, а не человек испускал его. Он остановился и, время, казалось, тоже. Но только для него, ибо время и разделяло их: жизнь и смерть.

Воробей хотел жить. Бедняга бился, кувыркался и щебетал, но силы уже были на исходе. Он подлетел к окну, ударился, отпрянул. Створка соседнего была приоткрыта. Птаха вылетела и, еще не веря в произошедшее, спикировала вниз. Макс улыбнулся: «Спасен!»

Он вышел из храма. В лицо ударил свежий ветер, а сверху полился звон колоколов. Благовест. Аккомпанементом, он дополнял голос, ублажал и слух, и душу. Макс медленно брел к воротам. Дед Степан сидел все там же — мирно дремал на облучке ограды. С опаской, он вытащил монету и нарочито медленно опустил ему в кружку. Упав на дно, кружок звякнул и заблестел на солнце. Макс выждал — монета не исчезала, перевел взгляд на старца — тот безмятежно спал. «Спасен». Он улыбнулся, сунул руки в карманы и с блаженной видом побрел прочь. Времени до рейса оставалось не так уж и много.

2008 г.