Последний курорт

Глава 27

Пенни во второй раз пыталась поднести к губам бокал с вином, но, не в силах даже смотреть на него, поставила обратно на стол. С момента ее приезда в дом Делани прошло уже некоторое время, и хотя Уолли прекрасно понимал, что она ждет от него новостей о Дэвиде, ему, похоже, доставляло наслаждение держать ее в неведении.

Пока он рассматривал предметы, привезенные из Лондона для своего антикварного магазина. Пенни не составило труда заметить злобный блеск в его глазах, а один только вид его редких зубов и щетины на подбородке заставлял ее в раздражении сглатывать слюну.

Все происходило в среду вечером. Эстер заверила Пенни, что позвонит ей сразу же, как только Уолли вернется домой, однако не сделала этого. А когда Пенни сама позвонила сюда перед тем, как уйти из редакции, выяснилось, что Уолли приехал более двух часов назад.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — поинтересовалась Эстер, в то время как Уолли оторвался от своих безделушек и принялся набивать новую трубку.

— Спасибо, гораздо лучше, — солгала Пенни. Утром она снова ходила к врачу за результатами анализов. Тот сказал, что у нее ничего не обнаружено и надо просто несколько дней провести в постели.

По лицу Эстер невозможно было определить, что она думает о словах Пенни.

— Перед посадкой в самолет Дэвид просил меня, — раздался скрипучий голос Уолли, который вступил в разговор с таким видом, как будто они уже давно беседовали, — чтобы я рассказал вам все, что вы пожелаете узнать.

Так что утаивать я ничего не собираюсь.

Пенни смотрела на Уолли и чувствовала, как ее охватывает ненависть к этому человеку. С каким бы удовольствием она заехала кулаком по его противной роже! До этого момента Пенни не осознавала, что существовавшая между ними взаимная антипатия достигла такой силы, что она уже едва могла выносить его присутствие.

— Вы знаете, где он сейчас? — ледяным тоном спросила Пенни.

Уолли пожал плечами.

— Сейчас его наверняка допрашивают. Так всегда бывает с теми, кто является с повинной. Я почти ничего о нем не слышал с момента его отъезда. — Уолли выдержал паузу. — Ну, разве совсем немного.

Уолли держался очень самоуверенно и явно упивался своей властью над Пенни, поэтому она решила раз и навсегда поставить его на место и не играть по его правилам. Ей ужасно хотелось узнать о событиях двух последних недель, но кое-что Пенни уже было известно, а поскольку Габриелла находилась во Франции, об остальном можно было догадаться. Подробности она предпочла бы услышать от самого Дэвида, пусть даже для этого придется ждать хоть всю жизнь.

— Ладно, — промолвила Пенни, изображая на лице полное спокойствие, которого отнюдь не испытывала, — думаю, мне лучше поехать домой.

Это заявление несколько выбило Уолли из колеи.

— Но вы же хотите знать, — что произошло, — с раздражением заметил он.

— Сами скажете, если найдете нужным. И не думайте, что сможете выдавать информацию мелкими порциями, а я за каждое слово буду рассыпаться в благодарностях.

Лучше уж вам сразу забыть об этом.

Лицо Уолли покраснело от злости, а в глазах Эстер промелькнуло нечто похожее на восхищение.

— Я предупреждал с самого начала, — проворчал Уолли, — что мне все это не нравится. Так что я ни в чем не виноват, и нечего кричать на меня.

— А я и не кричу, — холодно парировала Пенни. — Вообще я приехала сюда не ради удовольствия, а только потому, что вы находились рядом с Дэвидом до самого…

— И не надо злиться на меня за это, — оборвал ее Уолли. — Так уж получилось.

— Вы совершенно правы, Уолли. — Пенни взяла свою сумочку и поднялась с кресла. — Так уж получилось, но я ничуть не сомневаюсь, что Дэвид не поручил бы вам рассказать мне все, если бы знал, что вы будете обращаться со мной подобным образом.

— А как я с вами обращаюсь? Я и собираюсь вам рассказать, разве не так? — вспылил Уолли.

— Неужели? — На самом деле Пенни сейчас вовсе не улыбалось выслушивать рассказ Уолли — ведь он мог заговорить о Габриелле… Ей хотелось совсем другого, и только страх еще удерживал Пенни, готовую в любой момент высказать Уолли то, что она о нем думает.

Уолли посмотрел на часы.

— Мне надо ехать в Антиб, — сообщил он. — Расскажу все, когда вернусь.

— Когда вы вернетесь, меня здесь не будет, — напомнила Пенни, забирая со спинки кресла свое пальто.

— Ладно, я заеду к вам завтра утром, — решил Уолли. Непонятно, почему ему, похоже, даже понравилась эта идея.

— Как вам будет угодно, Уолли.

Эстер проводила Пенни до двери.

— Я кое-что могу сказать тебе, дорогая, — прошептала она. — Перед посадкой в самолет Дэвид попросил Уолли передать, что он любит тебя.

Сердце Пенни дрогнуло.

— Спасибо, — так же шепотом ответила она, вглядываясь в темноту и понимая, что Эстер могла все выдумать, чтобы поднять ей настроение. — Вы приедете завтра вместе с Уолли? — поинтересовалась Пенни.

— Возможно. На самом деле я могу сразу поехать с тобой, если хочешь. Мы могли бы поговорить и о Дэвиде.

Предложение звучало заманчиво — честно говоря, в последнее время Пенни начало пугать одиночество. Но сейчас она находилась в подавленном состоянии, и ей было не до Эстер с ее материнской заботой.

— Нет, не стоит, — с вялой улыбкой отозвалась Пенни на предложение Эстер. — Я очень устала и…

— Ты получила результаты своего анализа? — остановила ее Эстер.

— Да.

— И они делали тест на беременность?

— Нет, не думаю.

Внезапно Пенни охватило желание побыстрее убраться из этого дома, и она направилась к машине, даже не попрощавшись. На ее несчастье, двигатель никак не заводился, а поскольку сердобольная старушка и слышать не хотела о такси, Пенни пришлось согласиться на то, чтобы Эстер подвезла ее до дома. Разумеется, когда они подъехали к дому Пенни, Эстер попросила разрешения зайти в туалет, а потом, не успела Пенни глазом моргнуть, как гостья уже откупорила бутылку вина и с удовлетворенным видом наклонила ее над бокалом.

— Нет, спасибо, — отказалась Пенни, когда Эстер протянула ей вино.

За окном шел дождь, капли его убаюкивающе монотонно барабанили в окна кухни. В доме было тепло, и эта уютная обстановка напоминала о приближающемся Рождестве, до которого осталось всего десять дней. Но мысль о том, что Дэвиду, возможно, придется провести праздничные дни в тюрьме, лишала Пенни хорошего настроения. У нее даже возникла идея полететь в Штаты и сделать Дэвиду подарок на Рождество, но сначала надо было точно выяснить, где он и можно ли с ним увидеться.

К удивлению Пенни, у них с Эстер завязался непринужденный, хотя и несколько странный разговор. Говорила в основном Эстер, а Пенни больше слушала ее успокаивающий голос. На этот раз он не имел ничего общего с тем отрывистым, нервным чириканьем, которое было так хорошо знакомо Пенни. Разумеется, Эстер говорила о Дэвиде, пытаясь убедить Пенни в том, какая они прекрасная пара и как сильно он любит ее. Пенни сомневалась, что Эстер передает ей подлинные слова Дэвида, но слышать их было приятно. А потом, даже не заметив как, Пенни позволила Эстер втянуть себя в рассуждения о ребенке, которому, по мнению старушки, Дэвид очень бы обрадовался. Сквозь дремоту, витавшую в ее сознании, Пенни вспомнила: она уже где-то читала нечто подобное или видела на экране. В устах Эстер все звучало так красиво, убедительно и определенно, что Пенни позволила увлечь себя в сладкий мир фантазий и грез. Ведь она и сама уже не раз представляла себе, как сообщает о ребенке Дэвиду, и всегда это выглядело очень романтично. Поэтому Пенни так легко было поверить в предлагаемые Эстер сценарии. И только когда старушка наконец собралась уезжать. Пенни осознала, что вела себя как дура.

Бездумный уход от реальности и потеря контроля над собой могли привести ее прямиком в сумасшедший дом.

На следующий день Уолли не приехал, а когда Пенни, не удержавшись, позвонила Делани, то наткнулась на их уборщицу, Жаклин, и та сообщила, что Эстер нет дома.

Пенни оставила ей сообщение, но Эстер не перезвонила.

Пенни снова позвонила вечером и услышала от Уолли, что Эстер простудилась и лежит в постели.

Ситуация, по мнению Пенни, становилась совершенно ненормальной. Она все больше попадала в зависимость от четы Делани, ведь даже ее машина находилась у них.

Пенни чувствовала себя очень плохо. В таком состоянии она просто не могла выйти из дома, а то непременно поехала бы к Делани и выкинула там что-нибудь такое, о чем, возможно, впоследствии пожалела. У Пенни болело все внутри. Она много плакала и так отчаянно хотела обнять Самми, что невозможность сделать это и вместе с ощущением одиночества начали вызывать у Пенни приступы меланхолии. Она уже сомневалась в том, что когда-нибудь поправится и снова будет счастлива.

Понимая, что так дальше продолжаться не может. Пенни в пятницу утром попросила женщину, приехавшую убирать виллу, отвезти ее в аптеку. Вернувшись, она обнаружила перед воротами свою машину с коротенькой запиской на лобовом стекле, в которой Уолли сообщал, что зарядил аккумулятор и теперь она может ездить, не опасаясь застрять где-нибудь по дороге. Мысли Пенни были заняты совершенно другим, поэтому она даже не стала анализировать это неожиданное проявление доброты с его стороны. Войдя в дом, она сразу прошла в ванную и достала купленный в аптеке набор для теста на беременность.

Ответ, появившийся ровно через три минуты, поверг Пенни в столь сильный шок, что она какое-то время могла только тупо смотреть на две узкие синие полоски. Ей и самой непонятна была причина такого состояния, ведь она уже много дней подозревала, что беременна. Но сейчас, когда предполагаемая беременность стала реальностью, Пенни почувствовала настоящий ужас.

Она так и не могла сказать себе точно, чей это ребенок. Но если бы даже была уверена в лучшем исходе — что с того? Главное для нее — знать, доставит ли это радость Дэвиду. А может, он не захочет больше детей? Ведь Дэвид и так страдал оттого, что испортил жизнь сыновьям. Помня об обстоятельствах, сопровождавших рождение его второго сына, имеет ли она право даже думать о том, чтобы подвергнуть Дэвида новому испытанию, в то время как сама не уверена, чей это ребенок — его или Кристиана?

Пенни подняла глаза к зеркалу и уставилась на свое пепельно-бледное отражение. Мысль о том, что Кристиан мог на прощание устроить ей такую подлость, вызывала у нее головокружение и желание посетовать хоть кому-нибудь на жестокость судьбы. Как теперь сказать об этом Дэвиду? Да и зачем? Пусть лучше он никогда не узнает. Она просто как-нибудь утром пойдет в больницу, а после обеда уже уйдет оттуда. Это только ее личное дело, и больше оно никого не касается.

Пенни собралась отвернуться от зеркала, когда взгляд ее упал на бумажку, оставленную на биде. Она взяла тест и еще раз внимательно изучила. Сомнений нет, реакция положительная — синяя полоса не могла быть более яркой. Итак, она ждет ребенка. Снова посмотрев в зеркало, Пенни покачала головой. Это ребенок не Кристиана, он не может быть его. С Кристианом она всегда предохранялась, а с Дэвидом никогда. Значит, это ребенок Дэвида.

Уже не задумываясь над тем, что делает. Пенни распахнула дверь ванной и побежала к телефону.

— Эстер, — промолвила она, когда старушка сняла трубку, — можно мне приехать к вам?

— Разумеется, дорогая. Можешь приезжать когда угодно.

Пенни понадобилось менее десяти минут, чтобы добраться до дома Делани. Уолли в саду разглядывал розы и лишь мельком взглянул на Пенни, которая, проезжая мимо, бросила на ходу несколько слов благодарности по поводу машины.

Эстер, одетая в ярко-розовое платье с черной меховой отделкой на карманах и воротнике, ждала ее на кухне.

Несмотря на возбужденное состояние. Пенни не смогла удержаться от мысли, что если Эстер собиралась стать бабушкой, то пора бы и одеваться соответствующе…

— Я сделала тест, — сообщила Пенни, с трудом сдерживая радость, — и результат оказался положительным.

Эстер уставилась на нее не мигая.

— Вы меня слышите? — Улыбка начала сползать с лица Пенни.

Вместо ответа Эстер отвернулась к окну.

— Поздравляю, дорогая, — пробормотала она.

Пенни смотрела на нее, не веря своим глазам, в то время как Эстер продолжала стоять как истукан.

— Как вы думаете, что скажет Дэвид? — неуверенно спросила Пенни — она была так ошеломлена, что с трудом понимала, о чем говорит.

Эстер пожала узенькими плечами, затем, неожиданно повернувшись и посмотрев на Пенни, поинтересовалась:

— И что ты собираешься делать?

Пенни совершенно сбило с толку ее поведение, она просто не знала, что ответить.

— Гм… — промычала она, поднося ладонь ко лбу, — ума не приложу. Наверное, надо сообщить об этом Дэвиду, но как связаться с ним?

В этот момент в кухню зашел Уолли.

— У меня будет ребенок, — выпалила Пенни, не успев остановить себя.

Уолли остановился на секунду, потом продолжил свой путь через кухню.

— У-уф… — только и пропыхтел он.

— Пенни хочет знать, как ей связаться с Дэвидом, — равнодушным тоном сообщила ему Эстер. — Возможно, если мы воспользуемся нашими связями…

— Эстер, ты же знаешь ситуацию, — оборвал ее Уолли.

— Да-да, разумеется! — торопливо согласилась Эстер, опуская голову.

Пенни переводила взгляд с Уолли на Эстер и чувствовала, как начинает дрожать от злости. Но, черт побери, как бы там ни было, умолять их она не собиралась.

— Ладно, — заявила Пенни, сжав кулаки, — я и сама могу выяснить, где Дэвид, так что, пожалуйста, не беспокойтесь. Сейчас я ухожу, и, вероятно, вам лучше вообще забыть о моем визите.

Когда она выходила из кухни в сад, ее догнала Эстер.

— Зайди к врачу, — посоветовала старушка, тяжело дыша. — Тебе обязательно надо это сделать. А я обещаю, что все будет в порядке.

Пенни отмахнулась от нее.

— Я позвоню тебе, как только смогу! — крикнула Эстер, когда Пенни уже села в машину и захлопнула дверцу. Эстер кричала что-то еще, но Пенни надавила на педаль газа и стремительно выехала за ворота. Все безумие и глупость ситуации заключались в том, что Пенни только сейчас поняла, насколько легко она позволила Эстер убаюкать себя красочным изложением сценариев развития своей беременности, которая на деле грозила обернуться сплошным кошмаром.

В семь часов вечера этого же дня Пенни сидела одна в кухне. Она сходила к врачу, и теперь только оставалось ждать, когда он позвонит и назовет ей дату аборта. Она не знала, правильно ли поступает, и не была даже уверена, что приняла окончательное решение, — столько всего навалилось в последнее время. Пенни чувствовала, что ее охватывает какое-то безразличие, и уже с трудом понимала, что творится у нее в голове. Единственное, чего ей еще на самом деле хотелось, так это поговорить с Самми.

Взгляд Пенни лихорадочно метался по кухне. Она пыталась придумать способ передать сообщение Дэвиду или хотя бы просто пожелать ему счастливого Рождества и заверить, что думает о нем. Пьер исчез одновременно с Дэвидом, и Пенни подозревала, что он тоже в Штатах.

Возможно, и ему предъявлены какие-то обвинения. Звонок Сильвии исключался — она только что перенесла операцию, — а больше не оставалось никаких вариантов, кроме как позвонить в Администрацию по контролю за применением закона о наркотиках и попытаться связаться со Стерлингом. Пенни посмотрела на часы и быстро прикинула, сколько сейчас времени в Майами. Может быть, ей все же удастся разыскать номер телефона этого человека, который когда-то так напугал ее, а теперь оставался последней надеждой в попытке Пенни связаться с Дэвидом.

Но не успела она снять трубку телефона, как в прихожей раздался звонок, означавший, что кто-то просит впустить его в ворота. Пенни подошла к домофону.

— Алло!..

— Пенни, дорогая, это Эстер. Могу я войти?

Пенни ужасно хотелось ответить, что нет, но в данный момент для нее даже общество Эстер было лучше, чем одиночество. Она нажала кнопку, открывавшую ворота.

Понадобилось некоторое время, прежде чем Эстер перешла к цели своего визита, а когда наконец заговорила об этом. Пенни отчаянно пожалела, что впустила ее. Господи, это был просто какой-то бесконечный кошмар!

— Конечно, я не имею права требовать от тебя обещания не пытаться связаться с Дэвидом, — начала Эстер главную часть разговора, — но я должна объяснить тебе, как подобные попытки могут повлиять на его шансы получить более мягкий приговор. Мы слышали от других людей, которые работают на него и на Кристиана, — при этих словах Эстер покраснела, — что Габриелла намерена помочь ему, и в данный момент ничего важнее для него быть не может. Уверена, что ты понимаешь это. У Дэвида есть прекрасный дом, в который он может вернуться после тюрьмы и где его ожидают два сына, нуждающиеся в отце. Если ты сейчас сообщишь Дэвиду о своей беременности, то значительно осложнишь ему жизнь. Не сомневаюсь, дорогая, ты не обижаешься на меня за то, что я говорю тебе все это.

У Пенни голова пошла кругом от откровенности Эстер, она с болью в сердце осознала, что Эстер старается защитить Дэвида от нее. И тут Пенни подумала о несчастном, еще не родившемся ребенке…

— Кроме того, — продолжила Эстер, как будто читая ее мысли, — ты даже не уверена, чей это ребенок…

Внезапно глаза Пенни гневно сверкнули.

— Можете не продолжать! — процедила она сквозь зубы. — И вообще, уходите и больше никогда не возвращайтесь сюда. Но прежде чем вы уйдете, давайте договоримся: я не стану искать Дэвида, а вы никому никогда не расскажете о том, что я была беременна. Я специально сказала именно так. Ребенка не будет. Я сделаю аборт.

Эстер побледнела и отвернулась. Ей явно было стыдно — ведь она еще совсем недавно с таким жаром уговаривала Пенни оставить ребенка и строила самые радужные планы.

Пенни почувствовала сильное желание ударить старуху.

— Если я могу чем-нибудь помочь… — робко предложила Эстер, когда они подошли к двери. — Мы собираем вещи Дэвида в его квартире…

— Что значит — собираете вещи? — воскликнула Пенни, у нее появилось такое чувство, как будто эти мерзкие проходимцы роются в ее собственных вещах.

— Нас попросила Габриелла, — равнодушным тоном сообщила Эстер. — Мы будем отправлять его вещи в Штаты, и если хочешь взять что-нибудь…

— Да, хочу! — решительно заявила Пенни. — У меня нет хорошей фотографии Дэвида, только та, где мы снимались как-то для газеты. Так что если найдете…

— Я посмотрю, — заверила Эстер. — Я знаю, среди вещей есть альбомы. Если заедешь к нам завтра, сможешь забрать фотографию.

И Пенни, как дура, поехала на следующий день к Делани. Фотографии, отобранные Эстер, уже ожидали ее.

Уолли сидел в углу, читая газету. Эстер отобрала исключительно свадебные фотографии Дэвида, кроме одной, на которой стоящая рядом с Дэвидом Габриелла — высокая, стройная, потрясающе красивая — была одета в саронг, подпоясанный ниже выдающегося вперед живота. Эта фотография явно была сделана незадолго до рождения ребенка.

Пенни молча положила снимки на стол и вышла из дома. Уолли даже не взглянул на нее.

На следующее утро ей позвонил доктор и сообщил день, когда надо будет делать аборт. И тут Пенни едва не рассмеялась вслух. Из всех дней в году сочельник явно был самым неподходящим для подобной процедуры. С другой стороны, какая разница, пусть будет сочельник. Ребенка она оставлять не собиралась, так что чем скорее эта история закончится, тем лучше.

— Во сколько мне надо быть в больнице? — спросила Пенни.

— Приезжайте к восьми утра, тогда после обеда уже сможете уйти. Но сначала вас должен осмотреть гинеколог. Вам не трудно приехать к нему в понедельник в четыре?

— Да, — ответила Пенни и, даже не попрощавшись, положила трубку.

Когда Эстер открыла дверь и, войдя в дом, принялась стягивать длинные перчатки и расстегивать норковое пальто, Уолли оторвал взгляд от телевизора и, взяв со столика стакан с джином, спросил:

— Ну? Как дела?

— Она меня не пустила, — мрачным тоном поведала Эстер и подняла с пола блестящий шар, упавший с елки. — До Рождества осталось всего два дня, а мы еще не купили подарки друзьям, — напомнила она мужу.

— Займемся этим завтра, — буркнул Уолли, переключая внимание на телевизор, по которому шла очередная «мыльная опера».

Эстер присела на краешек кресла и молча дождалась, когда на экране пошли титры. Уолли повернулся и посмотрел на нее.

— Так что она сказала? — спросил он.

Эстер покачала головой и тупо уставилась в пол.

— Пенни меня не пустила, — повторила она.

— А ты предложила отвезти ее в клинику?

Эстер кивнула.

— Она сказала, что ее отвезет врач.

Уолли выпятил нижнюю губу, облизнул усы и подозрительно посмотрел на жену:

— А ты ничего не сказала ей лишнего, старушка?

— Нет.

Некоторое время Уолли продолжал смотреть на жену, но она так и не подняла голову, и Уолли снова повернулся к экрану телевизора.

Спустя несколько минут Эстер порылась в своей сумочке и достала сигареты. Когда она прикуривала, из глаз ее покатились слезы.

— Эй, успокойся, — грубо окликнул ее Уолли. — Возьми себя в руки, я уже говорил тебе, что сейчас не время раскисать.

— Извини. — Эстер всхлипнула, вытирая щеки носовым платком. — Она говорила мне, что Кристиан пользовался презервативами, но я не понимаю, зачем он делал это, если не может иметь детей? Дорогой, я просто ума не приложу, в чем тут дело.

Уолли вздохнул.

— Эстер, он пользовался презервативами, чтобы Пенни не узнала, что у него не может быть детей. Ты, как и я, прекрасно поняла, что это одна из причин, по которой распался его брак. А кроме того, сегодняшняя молодежь должна думать о СПИДе, так ведь?

— Да, конечно, — согласилась Эстер, — но все это просто ужасно! Я имею в виду, перед какой дилеммой…

— Ты лучше думай о том, перед какой дилеммой окажемся мы, если не получим денег, — грубо напомнил жене Уолли.

— Но это ребенок Дэвида! — возразила Эстер, и на щеках ее вновь появились слезы. — Знай она, что это его ребенок, она бы ни за что не решилась на аборт. Она любит его, Уолли, и он ее тоже любит. Ты только представь себе, как было бы здорово. Мы бы баловали этого ребенка…

— Эстер Делани, немедленно выбрось эту мысль из головы! — рявкнул Уолли. — Этот ребенок не имеет к тебе никакого отношения. Абсолютно никакого. Билли мертв, и никто: ни Дэвид, ни Кристиан, ни этот ребенок — не может занять его место. Так что возьми себя в руки и прекрати молоть чепуху. Ты поняла меня?

— Да, — Эстер всхлипнула, — поняла, дорогой, но…

— Никаких «но», — оборвал ее Уолли. — Сейчас нам надо думать о себе. Если Дэвид сядет в тюрьму, нам очень пригодятся деньги, которые предлагает Габриелла. Значит, надо постараться, чтобы этот ребенок не появился на свет. Я понимаю, это трудно…

— А что, если Дэвид каким-то образом узнает обо всем? — проскулила Эстер. — Он никогда не простит нас, Уолли, и боюсь даже подумать…

— Ничего он не узнает! — успокоил Уолли. — Приготовь себе чашку чая и пойди умойся.

К обсуждению этой темы они вернулись только поздно вечером, когда Уолли поговорил по телефону с Габриеллой, которую интересовали последние события, касающиеся Пенни. Пока он разговаривал, Эстер расхаживала по спальне; ее так сильно трясло, что сигарета едва держалась во рту.

— Послушай меня, Эстер. — Уолли вздохнул и крепко обнял жену. — Она делает это ради Дэвида. Мы же с тобой прекрасно понимаем, что, если Дэвиду станет известно о беременности Пенни Мун, это уничтожит его шансы на мягкий приговор. Ты ведь не хочешь этого, не так ли, старушка?

— Нет, — хрипло промолвила Эстер, — нет, этого я не хочу.

— Ну вот и отлично. — Уолли погладил ее по волосам. — Ты только подумай о том, как скоро он вернется, если мы сделаем все, чтобы помочь ему. А завтра утром поезжай на бульвар Круазетт и купи себе какое-нибудь новое украшение, ладно?

— Ладно, — согласилась Эстер. — Как ты думаешь, стоит поискать подарок Пенни?

— Хорошая мысль, — с улыбкой одобрил Уолли. — Пожалуй, не мешает хоть как-то поднять ей настроение в Рождество.

Вечером следующего дня, когда Эстер вернулась домой, машина ее была загружена всевозможными покупками.

После приятного похода по магазинам она заехала к Пенни, но та снова не позволила ей войти в дом. Однако из краткого разговора по домофону Эстер извлекла все, что ей было нужно.

Робко улыбнувшись Жаклин, которая вышла из дома помочь ей разгрузить машину, Эстер взяла красочно упакованный подарок, купленный для Пенни, и, оставив остальное на попечение Жаклин, прошла в дом.

Видя, как она устала, Уолли обнял жену за плечи и подвел к софе. Не желая, чтобы Эстер заметила победный блеск в его глазах, он уткнулся лицом в ее плечо.

— Ты заезжала к Пенни? — спросил Уолли, уже зная, каким будет ответ.

Тело Эстер обмякло.

— Да, — слабым голосом промолвила она и добавила после паузы:

— Пенни сделала аборт.

Уолли кивнул. Решив, что звонок Габриелле с требованием перевести на их счет обещанные за работу пятьсот тысяч долларов может подождать, Уолли крепче обнял жену и сказал:

— Все в порядке, старушка. Все будет хорошо. Теперь Габриелла обязательно поможет Дэвиду. Он получит совсем немного, и кто знает, может, ему вообще не придется сидеть в тюрьме.

Пенни, полностью одетая, лежала на постели, устремив взгляд в никуда. В ее осунувшемся лице не было ни кровинки, а сердце билось совсем неслышно. За окном шел дождь, и откуда-то издалека доносились мелодичные рождественские песни… Или, может быть, они звучали лишь в ее воображении?

Возвращаясь из больницы. Пенни видела множество детей и будущих матерей. У всех было радостное, праздничное настроение. Она смутно помнила, как Рут держала ее ладони в своих. Милая Рут. Как было любезно с ее стороны приехать в больницу и отвезти Пенни домой. Рут никому не выдаст ее тайну. Пенни была уверена в этом.

Даже Сильвия ничего не узнает, несмотря на то что Рут собиралась навестить ее после Рождества.

Пенни закрыла глаза и лежала так долгое время, но заснуть не смогла. В мыслях она разговаривала с Дэвидом, пытаясь оправдать поступок, который ей предстояло совершить, и прося простить ее.

Прошло более часа. Наконец доносившийся со склона холма оживленный колокольный звон сменился полной тишиной. Это означало, что началась полуночная месса, а стало быть, наступило Рождество.

Поднявшись с постели. Пенни спустилась вниз, села за свой рабочий стол, достала из ящика лист бумаги и начала писать письмо Дэвиду, которое, как она понимала, никогда не будет отправлено ему, но… Кто знает, если она сумеет написать его до конца, если объяснит, что произошло, расскажет о своих чувствах и о причинах, побудивших ее принять именно такое решение, то, возможно, у нее на душе станет спокойнее. А если наступит такой день, когда она сможет отдать ему это письмо, оно поможет Дэвиду все понять.

Дойдя в своем описании до того момента, когда Эстер Делани напомнила ей, что она и сама не знает, от кого у нее ребенок. Пенни почувствовала, что у нее начинают путаться мысли. Повернувшись к окну и уставившись в темноту звездной ночи. Пенни подумала о том, где сейчас может быть Дэвид и как он справляет Рождество. С ее стороны было глупо надеяться, что он сможет позвонить, и все же в глубине души она ждала этого. И когда внезапно раздался телефонный звонок. Пенни в ужасе принялась лихорадочно соображать, что же она будет говорить.

— Алло? — тихо промолвила она в трубку.

Послышалось громкое шипение, треск помех, а потом раздался далекий голос Самми.

— Пен? Ты слышишь меня. Пен? — кричала сестра.

— Да, слышу, — крикнула в ответ Пенни. — Где ты?

— На яхте, где-то в Карибском море. Я не ожидала застать тебя сегодня дома, собиралась оставить сообщение на автоответчике.

— У тебя все в порядке?

— Да, все замечательно! А ты как?

— У меня все хорошо.

— Какие планы на Рождество?

В сознании Пенни промелькнула предстоящая череда одиноких дней…

— Ох, намечается пара вечеринок… Ну, ты знаешь, как это бывает.

— Похоже, ты немного расстроена. Ты в порядке, честно?

— Конечно. Я скучаю без тебя, — тихо добавила Пенни.

— Что? Что ты сказала? Я не расслышала.

— Я сказала, что у меня все хорошо. Рада слышать твой голос.

— А я твой. Я скучаю и очень люблю тебя.

— Я тоже очень люблю тебя.

— Веселись на Рождество, ладно?

— Ладно. — Пенни улыбнулась. — Счастливого Рождества, и благослови тебя Господь!

— Спокойной ночи, благослови тебя Господь, — ответила Самми своим детским голоском.

Улыбаясь сквозь слезы. Пенни положила трубку и вернулась к своему письму.

В августе следующего года Дэвида приговорили к десяти годам тюрьмы. Уже зная к тому времени о намерениях Габриеллы, Дэвид порвал всякие контакты с Пенни, считая, что только так можно освободить ее от взятых на себя обязательств и позволить начать новую жизнь.

Он не имел ни малейшего понятия о том, что вскоре после того, как Пенни получила известие о его приговоре, Самми и Рут, занимавшиеся теперь делами журнала, отвезли ее в больницу. Пенни сделали кесарево сечение, и на свет появилась здоровая, весом в три с лишним килограмма девочка с настоящей копной белокурых кудрявых волос и такими же, как у отца, красивыми и ласковыми голубыми глазами.