Последний леопард

• 13 •

Вечером того же дня запах от жарящихся на очаге цыплят в ореховой подливке и булькающей кукурузной каши наполнил кухонный двор. Проголодавшиеся Мартина и Бен, греясь у огня, не могли дождаться, когда все эти лакомства появятся наконец на столах.

На столах, потому что ужин был общий — пришли чуть ли не все жители небольшого селения, дружно готовили, дружно расставляли миски, дружно беседовали, а теперь собирались дружно есть. Впрочем, в разговорах чувствовалось напряжение — люди были чем-то озабочены. Вернее, огорчены. И вскоре Мартина и Бен поняли, что их всех тревожит: ребёнку Мерси стало хуже. У бедной девочки открылась сильнейшая лихорадка, и её отец Одило был отправлен за знахарем.

Когда ребёнок ненадолго уснул, Мерси подсела к столу, но почти ничего не могла есть от беспокойства. Её пытались утешить, говорили, что вот сейчас придёт знахарь и всё будет хорошо, однако она отвечала, что не очень надеется на него.

— Ты перестала ему верить? — спросил Нгвенья.

Она ответила, что верить-то верит, да и никакого другого лекаря поблизости нет, но ведь всем известно, что у этого старика есть одна дурная привычка, которая…

Мерси не договорила, какая привычка, и никто не стал у неё спрашивать — видно, все и так хорошо знали.

Бен и Мартина смотрели, как ест Нгвенья, и старались следовать его примеру, чтобы не очень отличаться от остальных. Они брали всё руками, сваренную кукурузу скатывали в белоснежные шарики и макали в подливку. Сидящие рядом с ними расспрашивали ребят о заповеднике Савубона, возле которого они живут, интересовались, какие там звери, есть ли у них то, что здесь, в Зимбабве, охотники называют «Большой Пятёркой», — львы, леопарды, носороги, слоны и буйволы.

— Да, — отвечала Мартина. — Но у нас нет обезьян и всего три леопарда — мать и два детёныша. Они живут пока в приёмнике. А у вас что есть?

— У нас есть всё, что хочешь, — хвастливо сказал кто-то и, улыбнувшись, добавил: — Но только в детских книжках, на картинках.

И все рассмеялись.

Залаяли собаки, встречая ещё одного гостя. Мартина сразу узнала его и с тревогой взглянула на Бена.

Пришёл молодой мужчина, щёгольски одетый — в модной шляпе и дорогой рубашке, с галстуком. От него сильно пахло одеколоном, и улыбка не сходила с его приятного лица.

— Успел вовремя! — провозгласил он. — А так боялся, что опоздаю. Где мой кусок цыплёнка?.. Спасибо, я знал, что вы угостите меня.

Прежде всего он подложил под себя пластиковый пакет, который вынул из кармана, потом снял шляпу, и уселся, скрестив ноги.

— Дай-ка мне миску, Нгвенья, — капризным тоном сказал он.

Тот не пошевелился, и тогда пришедший взял сам и положил в неё немалую порцию всего, что было. Он самозабвенно обсасывал цыплячьи косточки, когда взгляд его упал на двух чужаков. Подмигнув, он протянул им руку.

— Привет, ребята. Меня зовут Гриффин. Как поживаете? Откуда появились?

— Зачем ты пришёл, Гриффин? — сказал Нгвенья. — Тебя никто не звал. Раньше ты вроде не скучал без нас.

Гриффин нисколько не обиделся на эти слова. Расправившись с ещё одной частью цыплёнка, он миролюбиво произнёс:

— Эх, двоюродный братец, ты запоёшь совсем по-другому, когда я стану владельцем сокровищ Лобенгулы. Тогда я буду везде желанным гостем. Близится час, когда я приду сюда с мешками, наполненными драгоценностями и золотыми монетами!

— Гриффин, сын мой, — спокойно сказал Одило, — ты болтаешь полную чушь. Лучше помолчи.

Мартина с удивлением поняла, что тихий, понурый Одило — отец этого развязного юнца, и, значит, Мерси — его мать.

Мерси ничего не сказала сыну, она поднялась и направилась туда, где лежал больной ребёнок.

Обстановка вокруг очага изменилась — все умолкли, и какое-то время слышно было лишь потрескивание затухающего огня. И потом, чего Мартина уж никак не ожидала, послышался голос Бена:

— А что ты будешь делать, Гриффин, с этими сокровищами, если найдёшь?

Гриффин, казалось, был польщён хоть чьим-то вниманием и охотно ответил:

— Чего, чего? Глупый вопрос! Первым делом куплю «мерседес». Новый. А ещё — шикарный дом в Булавайо, с пятью ванными и плоским телевизором! Потом слетаю в Англию первым классом и накуплю себе красивой одежды… Ну, ещё сигарет… И виски…

— Правильно тебе отец посоветовал помолчать, — сдержанно сказал Нгвенья. — Уши вянут слушать. А если уж говорить серьёзно, то сокровище Лобенгулы, коли оно есть на самом деле, принадлежит всему племени, всем людям. И кто найдёт, должен отдать его старейшинам, чтобы те решили, что с ним делать.

Гриффин расхохотался.

— Ты сбрендил, брат? Хочешь, чтобы я имел дело с этими полоумными стариками? Да они давно уже ни в чём не разбираются и могут закопать его обратно. Нет! Если мы с друзьями найдём его, оно будет только наше и больше ничьё. А ты, коли хочешь, ищи тоже! Может, найдёшь чего-нибудь.

— По всей Африке, — сказал с горечью Нгвенья, — люди сейчас ищут какие-то сокровища. Совсем спятили от жадности. Не учатся, не работают, только ищут. А никаких сокровищ в помине нет! А если есть, запрятаны так, что днём с огнем не сыскать. Но глупцы и бездельники, такие, как ты, продолжают искать и роют землю… Носом!..

— Но, но… Выбирай слова, брат! Я не позволю меня оскорблять…

Мартина уже начала опасаться, что всё может закончиться дракой, но тут произошло нечто странное: послышалось хлопанье крыльев, и из вечерней темноты появилась птица-носорог и уселась прямо на колено к Мартине, вцепившись когтями в джинсы.

— Магнус! — в удивлении воскликнула она. — Как ты разыскал нас?

— Ничего странного, — сказал Нгвенья. — Его гнездо где-то неподалёку, и он залетал повидаться с тобой по дороге к себе домой. Конечно, — добавил он, — его жильё никому из нас не найти: оно, скорее всего, на Кроличьем холме, в котором столько пещер и туннелей, что тот, кто попадёт туда, обратно никогда не выйдет. Но если бы мы наткнулись на это жилище, то нашли бы там много интересного и даже ценного: бутылочные пробки, кольца, серьги, монетки… Вот там мой брат Гриффин мог бы немного разжиться — на сигареты и мороженое.

Гриффин оставил шутку без ответа, вытер рот и внимательно посмотрел на Мартину, словно до этого не видел её.

— Слушай, — сказал он ей, — я сейчас вспомнил: наш колдун, ну, знахарь, по-другому говоря, предсказывал недавно, что к нам в селение должны приехать какие-то люди из Южной Африки, и что среди них будет белая девчонка, которая разъезжает верхом на жирафе… Уж не ты ли это? Старик раскинул кости, и они ему сказали, что была такая старинная зулусская легенда о белой девочке и белом жирафе. Это про тебя? Признавайся!

Мартина не ответила. Она не хотела ничего рассказывать этому человеку про Джемми, однако Нгвенья, услышав слова брата, сам того не желая, вынудил её заговорить.

— Белый жираф! — воскликнул он. — Значит, это правда? Когда мисс Сейди говорила мне, я до конца так и не верил, думал, она шутит или… как это… преувеличивает. А теперь… Выходит, на самом деле так, и про тебя говорит легенда? Но ведь то было давным-давно, а на белом жирафе ты ездишь сейчас… Как же? В тебе какая-то сила над животными? И над птицами? Да?..

Нгвенья говорил искренне, он был совсем сбит с толку, но Мартина понимала во всём этом не больше него. Если не меньше.

— Честное слово, сама не знаю, — искренне ответила она. — И никакой особой силы у меня нет. Просто люблю помогать им. Ухаживать за ними. И у меня что-то получается… У Бена тоже.

— Они слушаются тебя? — спросил Гриффин. — Можешь им приказать?

Вместо ответа Мартина обратилась к Мерси, которая убирала посуду.

— Можно я помогу вам?

— Помоги лучше мне, Мартина, — сказал Гриффин. — А я за это хорошо заплачу. Если поможешь взять верх над одним зверем и разыскать его, то потом, когда добуду сокровище, отвалю тебе кусочек. Пару золотых монет, бриллиантик…

Этого Нгвенья уже не выдержал: он знал, о каком звере говорит его брат, знал, как Мартина относится к этому зверю, поэтому крикнул:

— Заткнись, Гриффин! Не приставай к детям! И поскорей убирайся отсюда!

Мартина испугалась, что уж теперь-то начнётся потасовка, однако Гриффин опять проявил миролюбие. Он поднялся, надел шляпу, поклонился. Прямо как в кинофильме каком-нибудь.

— Доброй ночи, друзья, — сказал он. — В следующий раз, когда увидимся с вами, я уже буду богатым человеком.

Он легко повернулся на каблуках дорогих ботинок и быстро направился к выходу, перед этим улыбнувшись Мартине. Угрожающе, как ей показалось.

Неудивительно, что ни Мартине, ни Бену не спалось. Сон не приходил к ним. Они лежали на своих матрацах и тихо переговаривались, вспоминая о событиях прошедшего дня. Нгвенья уже больше часа назад уехал в пустующую гостиницу «Чёрный орёл», обещав вернуться на рассвете.

Мартина сперва боялась, что Нгвенья помешает им сделать то, что они почти решили сделать, — поближе подобраться к жилищу Рекса Ратклифа и попробовать (как? — они плохо представляли) найти доказательства того, что этот человек — негодяй, обманщик и провокатор, по лживым обвинениям которого арестовали мисс Сейди Скотт и бабушку Мартины.

Бен тоже сначала был уверен, что Нгвенья скажет им, что они совсем спятили. И он так и сказал, но тут же улыбнулся и добавил, что если они пенга (что на его родном языке значит «псих»), то он в два раза больше пенга, а потому не будет им мешать и поедет с ними. А план действий составят по пути к дому Крысы…

Ребята уже начали засыпать, когда услышали снаружи шум и голоса. Бен встал и откинул полог из мешочной ткани у входа.

— Мартина, иди сюда! — позвал он. — Смотри! Все ходят вокруг огня с поднятыми руками и машут, как будто злятся на кого-то или прогоняют… Неужели ребёнок так заболел? Или полиции боятся?

Ребята натянули свитеры и вышли из хижины в холодную ночную мглу. У костра они увидели человека неопределённого возраста — ему могло быть и сорок, и девяносто, на нём была накидка из шкуры леопарда, ожерелье из звериных клыков и рогов, пояс из страусовых перьев. Рядом с ним стояли Мерси и Одило, а между ними, завёрнутая в овечью шкуру, лежала больная девочка. Вокруг костра толпились жители селения.

Никто не заметил в темноте приближения ребят. Никто, кроме колдуна. Он поднял руку, призывая к тишине, повернулся к ним и, в упор глядя на Мартину, произнёс только одну фразу: — Здесь тебе делать нечего…

У него было очень сердитое выражение лица, словно он давно уже знает её и не может за что-то простить. За что? Она не понимала. Зато знала, что ей не нравится в нём — вернее, в его облачении. Ей не нравилось, что на колдуне шкура леопарда. Мартина уже слышала от Нгвеньи, что в его племени этого зверя принято было охранять и беречь, ибо он считается самым изысканным, учтивым и уважаемым из зверей, и его характер заслуживает всяческого подражания: так же учтиво и предупредительно следует всем людям племени относиться к своим предкам, начиная с родителей, а также к бабушкам, дедушкам и всем прапрапра… Однако, по мнению Мартины, с такой же учтивостью нужно было бы относиться и к самому леопарду и не сдирать с него шкуру для того, чтобы укрывать под ней колдунов. Да и вообще кого бы то ни было!..

Резкие слова колдуна, обращённые к ребятам, вызвали одобрение у некоторых жителей: они стали махать руками, чтобы те уходили, однако знахарь снова поднял руку, и все умолкли. Повернувшись спиной к Мартине, он сделал большой глоток из бутылки, стоявшей рядом с ним, вынул из своего мешка кости, разбросал по земле и начал свои заклинания.

Бен и Мартина отступили подальше в темноту, но не уходили, хотя чувствовали себя нежеланными гостями.

Моления длились долго, ребята замёрзли и робко придвинулись ближе к огню. Никто их не прогонял, все были заняты происходящим.

Не один раз в перерывах между заклинаниями колдун прикладывался к горлышку бутылки, и ей на смену уже пришла вторая, а потом и третья. Бен шепнул Мартине, что в них, наверное, могущественный волшебный напиток из лунных лучей. Глаза у колдуна покраснели, слезились, он всё больше раскачивался над разбросанными костями, язык начал заплетаться. Устал, наверное.

Закончив песнопения, он некоторое время сидел с закрытыми глазами, потом открыл их и, ткнув пальцем в сторону ребёнка, проговорил:

— А у неё маляр… маляра… малая рия… Нет, большая рия… Ей надо дать…

Он с трудом выговорил название растения, о котором Мартина слышала от тётушки Грейс. Потом в куче толпящихся людей нашёл взглядом Мартину, погрозил ей пальцем и рухнул на землю, громко захрапев.

Все замерли. Мерси опомнилась первая.

— Пьяный дурак! — закричала она. — Мой ребёнок умирает, а он не может остановиться и хлещет свою проклятую отраву, как лошадь!

Она пинала ногой безжизненное тело колдуна, пока её не оттащили от него. Слёзы текли у неё по лицу. Одило обнял её за плечи, и было видно, он сам вот-вот заплачет. Из-под овечьей шкуры еле слышно раздавался плач ребёнка.

— По-моему, я могла бы помочь, — тихо и нерешительно сказала Мартина.

Её не услышал никто, кроме стоящего рядом Бена, но повторить своё предложение она не решалась. Однако Бен стал её рупором.

— Мерси и Одило, — тоже не слишком громко сказал он, — Мартина говорит, что может помочь.

Одило и ещё несколько человек повернулись к ребятам. На их лицах не было ни радости, ни одобрения.

— Ты можешь лечить детей? — спросил Одило.

Мартина покачала головой.

— Нет. Но у меня в сумке лекарство, приготовленное из того самого растения, которое назвал ваш колдун перед тем, как… Его мне дала тётушка Грейс, она у нас на юге тоже считается знахаркой.

Одило был в растерянности, однако рыдающая Мерси, сказала Мартине, чтобы та поскорее принесла это снадобье, и Мартина побежала за рюкзаком в хижину. Вернувшись, она при свете костра высыпала на землю содержимое рюкзака, и все увидели армейский нож, серебряный свисток, увеличительное стекло, компас, тюбик универсального клея, а также три маленьких пузырька с лекарствами: одно от головной боли, другое от заразы, которую можно подхватить, если купаться в реках Зимбабве, и третье — от болей в желудке. Мерси посмотрела их все, встряхнула, понюхала и выбрала первый пузырёк, название которого было похоже на то, что пробормотал знахарь перед тем, как свалиться и уснуть.

— Мы унесём ребёнка в хижину, — сказала она, — и там сами дадим ему лекарство. Это наше решение.

— Но мы будем верить нашему старику-знахарю, — добавил Одило. — Он хотя и сам больной человек, но дело своё знает и плохого не посоветует.

Родители ушли с ребёнком, Мартина и Бен остались греться у огня. Кто-то налил им горячего чая, они начали клевать носами, потому что не спали уже около двадцати часов, и Мартине привиделся огромный леопард, самый большой на свете, который протягивал ей лапу, как домашняя собака.

Их сон перебил вернувшийся к догоравшему костру Одило, однако у Мартины не было даже сил спросить, как дела. Он сам сказал:

— Мерси говорит тебе спасибо, Мартина. Ребёнок уснул. Но что бы ни случилось…

Наверное, он хотел сказать: что бы ни случилось, мы тебе будем благодарны. Но Мартина его не дослушала от волнения и пробормотала, что она ведь не доктор и не колдунья и не знает, хотя надеется, что всё окончится хорошо… потому что… Она не договорила — голова опустилась, её сморил сон.

— Идите спать, дети, — ласково сказал Одило. — Будем надеяться на лучшее; колдун не напрасно обратил на тебя внимание, девочка. Что-то в тебе он увидел…

К тому времени, когда в сплошной темноте с неба проглянули звёзды, мириады звёзд, и полная луна осветила окрестности, все в деревне спали. Все, кроме птицы Магнуса. Обиженный тем, что Мартина ушла и закрыла дверь хижины, он бродил по лужайке, не зная, чем заняться. На его счастье, Мартина забыла возле костра рюкзак с необходимыми вещами — и у Магнуса полегчало на сердце: он принялся деловито их рассматривать и поклёвывать.