Последний порог

Глава тринадцатая

Погода в этот день была самая что ни на есть летная. Чистое небо, видимость – миль пятьдесят; на западе медленно остывало раскалившееся за день солнце.

Золотые лучи заката еще лишь тронули горизонт, когда мисс Мэри Брофман запросила по радио разрешение на взлет у диспетчерской службы аэропорта.

Доложив главному об успешном устранении двух агентов Дома Синанджу, она начала готовится к полету, несшему миллионам ее соотечественников Последний порог.

Она заполнила до отказа бак своего новенького, белого с оранжевым двухместного “Пайпер Кьюба”, которому сама дала кличку “Годжо” – в воздухе он чрезвычайно напоминал неизвестно по каким причинам полетевшую оранжевую крышу ресторана “Говард Джонсон”. Проверила закрылки, шасси, двигатель, особенно тщательно – моторчик от мотоцикла, приделанный к здоровенной защитного цвета канистре в хвостовой части.

Все было в полной готовности. К ночи миллионы мясоедов во всем Техасе протянут ноги. К утру паника начнется по всей стране. Улицы будут сплошь завалены трупами. Правительство... может, даже и не уцелеет; огромные концерны останутся без своих лидеров. Производство замрет. Фундамент, на котором десятилетия покоилась страна, треснет и начнет разваливаться.

Оставшиеся в живых будут беспомощно бродить по пустым городам. А у нее... до того, как объявят карантин во всем полушарии и утратит действие газ, до того, как первая из соседних стран предпримет первую военную экспедицию на умирающую державу – у нее будут бесценных несколько дней. За эти несколько дней она станет обладательницей несметных богатств. Сокровищ, каких еще никто никогда не видел.

А потом пересядет в другой самолет – и направится к берегам другой страны, где обладание секретом неизвестного яда из двух частей даст ей самое главное – высокий пост и безграничную власть над ближним.

А этот старый дурак доверил секрет отравы своим “последователям”. К утру он сам умрет – уж она позаботится об этом. И тогда не будет никого и ничего между ней и ее заветной целью. Неплохо для никому не известной девчонки со Стейтен-Айленда. Да разве она сама бы поверила, если бы пять лет назад кто-нибудь сказал ей, к чему приведет ее случайная беседа с незнакомым китайцем в публичной библиотеке, где она писала работу по китайской истории?

А вот, однако же... Всего несколько минут отделяют ее от полной, абсолютной свободы.

– “Пайпер Кьюб” Зет-112, ваша полоса – номер три. Счастливого пути. Конец связи.

– Спасибо. Готова к взлету с полосы три. Всего хорошего. Конец связи.

Мэри запустила мотор. Мощный фольксвагеновский двигатель в брюхе самолета плюнул, кашлянул и наконец пробудился. Она почувствовала, как завибрировала рукоятка управления между ее ног; это ощущение всегда наполняло ее почти эротическим возбуждением. Пропеллер погнал колеблющиеся волны по траве; позади взметнулось и росло облако пыли.

Старый, почти слепой китаец в библиотеке – и богатая девица, которой просто нужно было получить ответы на пару вопросов для выпускной работы – до окончания школы оставалось два месяца. Но между отчаявшимся стариком и скучающей девицей установилась странная связь. Впереди замаячило захватывающее приключение на грани жизни и смерти. А результат – вот он. Умопомрачительная возможность одной держать в руках судьбу огромной страны, спрятанную в зеленой канистре с мотоциклетным мотором.

Бело-оранжевый самолет вздрогнул и тронулся. Мэри двинула рукоятку от себя, выруливая по асфальту поля к полосе номер три.

Спускались сумерки, и ей пришлось включить красно-белые бортовые огни, чтобы на нее не напоролся по случайности какой-нибудь садящийся лайнер. Огни полосы мигали неподалеку; над полем вспыхнули прожектора.

Мэри развернула самолет носом к полосе, чтобы набрать скорость для взлета. И вдруг увидела, как на краю поля, попав на секунду в яркие лучи прожекторов, перемахнула через забор человеческая фигура.

Мэри двинула “Пайпер” вперед, не отрывая взгляда от темного силуэта, который явно двигался в ее направлении. Самолет набирал скорость; протянув руку, она включила микрофон.

– “Кьюб” Зет-112 вызывает диспетчера. Человек на поле. Повторяю, на поле человек. Конец связи.

Несколько секунд связь молчала, затем внезапно ожил маленький динамик над головой:

– Зет-112, говорит диспетчер. Где человек? Повторяю, где человек? Конец связи.

Самолет Мэри ровно бежал по полю. Повернувшись и окинув взглядом поле, она уже явственно увидела человеческий силуэт, бежавший через седьмую полосу.

– Диспетчер, вызывает Зет-112. Человек пересекает полосу семь. Повторяю – полосу семь. Конец связи.

Достигнув конца рулежки, Мэри поворачивала для захода на третью полосу.

– Зет-112 вызывает диспетчерскую, – голос, раздавшийся в наушниках, показался диспетчеру напряженным. – Он здесь! Я его вижу. Только что пересек полосу шесть. Конец связи.

Посмотрев налево, Мэри увидела, что человек приближается к ней наискосок по полю, словно норовя отрезать ее от полосы. В поднятой правой руке бегущий держал странный предмет, с которого что-то капало.

– Зет-112, вызывает диспетчер. Я все еще не вижу никого на поле – совсем никого. Вы не пили перед вылетом? Повторяю, не пили перед вылетом? Конец связи.

– Идиот! – зло плюнула Мэри. – Я не пила, а он на поле, черт бы его побрал. Виден, как на ладони. Ослепли вы там, что ли? Вот он, глядите, прямо на пятой полосе.

Повернувшись, Мэри увидела, что незнакомец приближается к полосе три. Он смотрел прямо в ее сторону, и она ясно видела его темные волосы и высокие скулы. В черной майке, голубых слаксах – но почему-то босой.

В руке он сжимал окровавленный крюк для мяса.

– Зет-112, вызывает диспетчер. Я проверил еще раз и сверился с данными наземной службы – никакого человека на поле не обнаружено. Вам предлагается вернуться для проверки на исходную позицию. Повторяю, вернуться на исходную для проверки.

– Черта с два! – взвизгнула Мэри. – Этот гад совсем рядом – и хочет добраться до меня!

Мэри запустила двигатель на полную мощь и выжала рукоятку. Взревев, “Пайпер” рванулся по полосе. Взглянув на мотнувшуюся вправо стрелку спидометра, она ухмыльнулась, представляя, как этот тип сейчас стоит, беспомощно уставясь ей вслед, залепленный грязью, песком и отработанным маслом из двигателя.

Взглянув в окно, она почувствовала, что под ложечкой разливается холодок. Странный тип не снижал темпа. Она почти в ужасе смотрела, как он преодолел четвертую полосу, держа крюк высоко в поднятой руке – как факел на Летних играх в Монреале.

Двигался он вроде бы медленно – но тем не менее неуклонно увеличивался в размере...

Мэри кинула быстрый взгляд на спидометр. До взлетной скорости всего несколько километров. Несколько секунд – и он уже ее не достанет. Всего несколько секунд...

Неожиданно Мэри разобрал смех. Ну что, спрашивается, она психует? Пусть даже он догонит ее самолет. И что дальше? Попробует вломиться в кабину? Поддеть ее этим своим дурацким крюком? Даже если он попробует сунуть его в пропеллер – на такой скорости его отбросит далеко в сторону без особых последствии.

Так что пускай бежит. Даже дочешет до самолета. Пусть даже уцепится за него. Интересно будет взглянуть, как его раскрошит на кусочки. Ну, валяй, мистер Умник-Супермен. Беги, свое получишь.

“Пайпер” наконец набрал скорость взлета. Мэри почувствовала, как тепло разливается по телу, когда колеса самолета оторвались от земли. Поле, вздрогнув, исчезло за иллюминатором.

Мэри с триумфом глянула вниз – фигурка на полосе перестала увеличиваться. И тут волосы ее встали дыбом. В иллюминаторе стремительно рос в размере окровавленный крюк!

Забыв о ярких красках заката, Мэри следила, словно завороженная, как крюк, казалось, медленно плывет навстречу самолету. Он переворачивался в воздухе, рос – пока не достиг натурального размера прямо перед ветровым стеклом...

Стекло с треском разлетелось на куски, и ее с силой вдавило в кресло – как будто в грудь ей ударил язык огромного колокола. В каком-то оцепенении Мэри следила, как исчезают за разбитым стеклом все незакрепленные предметы в кабине – карта, двухцветная ручка с серебряным пером, солнечные очки, кейс из бизоньей кожи... Прядь рыжих волос бросилась ей в лицо, лишив на миг зрения; она успела подумать, что если бы не ремень, ее тоже вытянуло бы вместе с вещами.

Крепко сжав рукоятку, она опустила голову... Из ее живота, прямо под левой грудью, торчало охвостье мясного крюка.

Острый его конец, пройдя сквозь нее, намертво застрял в спинке сиденья.

Судорожно сглотнув, Мэри откинула назад голову – и завыла, словно стонущий волк. Открыв глаза, она увидела край горизонта, разрезавший разбитое ветровое стекло. Как нож гильотины. Как отточенный конец ногтя главаря.

Потом в секунду надвинулась земля – и больше ничего уже не было. Она не успела даже почувствовать боли. Не видела, как вломился в кабину ревущий на полных оборотах двигатель. И даже не узнала, что когда пожарные аэропорта погасили огонь и разгребли то, что осталось от нее самой и от самолета, им не пришло и в голову, что искореженный кусок оплавленного металла был некогда острым мясным крюком.

Не узнала, что так же расплавилась и зеленая канистра, и огонь в мгновение ока уничтожил белесый дым. Не узнала, что диспетчер в докладе комиссии по расследованию показал, что перед вылетом заметил у нее признаки опьянения и истерии.

И не узнала, что тот, кто бежал к ней через все летное поле, кто мог двигаться так, что на тело его со стороны башни наземной службы не попадал свет прожекторов, и тот, кто зашвырнул холодный окровавленный крюк к ней в кабину, несколько минут стоял у горящих обломков разбитого самолета, а потом, разведя руками, медленно произнес:

– Такие вот дела, милая.