Последний рейс «Доротеи»

Морской вариант

К утру сырость и ветерок с моря так прохватили друзей, что они вскочили до рассвета.

— Не умей дрожать — замерз бы, — воскликнул Цыганок, размахивая руками. — Слушай, пойдем в угрозыск, пока улицы пустынны. Там доложим обо всем Ковнеру.

На этот раз путь им показался короче: шли они не от вокзала, а от базара, да и дорогу уже знали.

— Значит, явились, — встретил их Ковнер. — По вашему виду нетрудно догадаться: предположений у вас хоть пруд пруди, а результатов никаких…

Настроение у Алексея Павловича было отвратительное: засада не дала результатов — банда Коловрева ушла. По пути налетела на село около Максимовой дачи, разгромила ревком, уничтожила его работников. Лежат сейчас во дворе чека четыре изуродованных трупа, после обеда будут хоронить. Прощальные речи, тройной салют из винтовок…

Однако перед Худояшем и Цыганкой Ковнер своего настроения не показал. Он сидел на табуретке и продолжал делать физзарядку: с усилием, морщась, сгибал в коленях и слегка приподнимал ноги, затем пытался вытянуть их. Рядом на полу лежали костыли.

— Рассказывайте, не обращайте на меня внимания… Эта привычка у меня еще с той поры осталась. Когда сидишь в одиночке и знаешь, что для тебя только два пути — или виселица, или Сибирь, нужно постоянно тренировать тело и дух. Иначе сумасшедший дом… Вот и приучил себя к физзарядке. Ну, что там у вас?

Цыганок кратко рассказал о стычке с Мишкой Сомом, о его обещании познакомить с кем-нибудь из своих, о вспышках света в море и о предположении Тимофея, что в металлических колоннах, которые ничего не поддерживают, хранится спирт.

— Мы думаем, что контрабанда поступает с моря. Там надо ловить… — Ловить-то, дорогой мой, нечем. Врангель увел все, что могло на воде держаться. Остался у нас один, так называемый, истребитель с моторчиком от автомобиля «пежо», делает он от силы пять узлов. А ход у самой паршивой греческой шхуны вдвое больше. Придет время, мы и близко к своим берегам никого не допустим, а сейчас… Давайте разберем наши варианты. Пренебрегать знакомством с Мишкой Сомом не следует, тут могут быть далеко идущие последствия. Но насколько нам известно, он сам ничего не решает, верховодят в преступном мире другие. Резервуары? Можно, конечно, их изъять, но это только насторожит вашего Мкртчяна, а заодно и тех, кто ему спирт поставляет.

— Значит, нужно следить за морем?

— Это, пожалуй, самый лучший вариант… Вот что, около базара живет рыбак Чебренко, Харитон Пименович, или просто дед Хапич. Разыскивать его вам долго не придется — человек заметный: борода вот такая, — опустил руки ниже пояса Ковнер, — и левой ноги нет, ходит на деревяшке. Ковнер замолчал, нагнулся, поднял костыли, но продолжал сидеть на табуретке. — Харитона Пименовича поищите в Артиллерийской бухте, там его лодка стоит. Познакомьтесь с ним, заделайтесь рыбаками, тогда ваш интерес к морю не вызовет подозрения. У меня до окончания операции не появляйтесь, что потребуется — скажите деду Хапичу, он передаст. Вот все, идите. Впрочем, позавтракайте в нашей столовой, только что открылась… — Ковнер постучал костылем в пол. Через минуту в кабинет вошел дежурный. — Покормить надо людей. Что у нас сегодня?

— Ячкаша.

— Ну что ж, ячмень — очень питательный продукт. Очень…

На голодный желудок все вкусно. Ребята расправились с кашей молниеносно и, покинув угрозыск, направились к морю.

— Придется нам стать рыбаками, — с нотками разочарования протянул Сима.

Тимофей молчал. Он тоже был не очень доволен таким оборотом дела. Вступить в открытый бой с врагом, как было на фронте да и на охране побережья под Одессой, на худой конец, скрываться, выслеживать врагов — это он понимал. Но вот так… Один вечер просидели в кафе и фактически без толку. Теперь надо рыбу ловить, а Тима к этому никакого пристрастия не имел, он даже на бычков со своими друзьями в детстве ходил с неохотой.

В Артиллерийской бухте было пустынно, зато в море маячило с десяток лодок.

— Подождем! — решили ребята и пошли бродить по базару.

Базар кишел народом. Торговали всем — от рваных опорок до шампанского. Друзья приценились кое к чему, в основном из съестного. Цены круглые: хлеб — 200 тысяч рублей за фунт, картофель -100 тысяч, яйца — 700 тысяч десяток, а масло — ровным счетом миллион рублей за фунт. Это — советскими денежными знаками. Но на базаре можно было увидеть и царские кредитные билеты, и деникинские «колокола» — тысячерублевые купюры с изображением Царь-колокола, и врангелевские коричневые бумажки пятисотрублевого достоинства, и даже «грузбоны» денежные знаки, выпущенные в свое время меньшевистским правительством Грузии. Как видно, кто-то на что-то еще надеялся, и каждые ценились по определенному курсу. Вот только «керенки» Временного правительства и «карбованцы» Центральной рады шли ни во что. В неразрезанные листы «керенок» хоть можно что-то завернуть, а «карбованцы» и на это не годились.

— Может, кутнем, а? — с усмешкой спросил Сима.

— Ладно уж, вчера кутнули… Пошли на берег, вон рыбаки возвращаются.