Последний самурай

Проблемы сначала приходят парами, а потом строем

— Ну? Я жду объяснений! — рявкнул кумитё самой опасной мафиозной группировки, (а данный факт делал ситуацию еще более напряжённой), и уставился почему-то на меня. Хотя, вообще, на секундочку, совершенно непонятно, при чем тут я.

Это девушка-красавица обратилась ко мне по имени. Вот на нее пусть и кричит, сколько угодно. Тоже интересный подход, хочу сказать. Мало ли, кто и как со мной разговаривает. Я за посторонних ответа не несу.

Кстати, про девушку. Как только она появилась из комнаты, мое сердце сначала замерло, а потом рвануло вскачь с такой прытью, что я даже в первые минуты испугался, не признак ли это грядущего инфаркта. Чисто теоретически — рановато вроде бы, но с другой стороны, при таком ритме жизни, когда тебя то демоны хотят сожрать, то бандиты два дня подряд задалбливают, наверное, все может быть. Шутки шутками, а организм Такито прямо как с ума сошёл в присутствии девицы. Что за очередная ерунда?

Нечто подобное я испытывал в девятом классе, когда танцевал на дискотеке с Ленкой Фроловой. Это была самая красивая девчонка в детском доме. Ходили слухи, будто она дочь какого-то крутого бизнесмена, который пал в неравной борьбе с конкурентами. Именно они, паскуды-конкуренты, засунули Ленку в детдом. Но отец перед смертью успел оставить ей наследство, спрятав на каких-то секретных счетах миллионы миллиардов. Конечно, все это выглядело удивительной чушью, но мы в нее верили. А Ленка слухов не опровергала. Думаю, ей на руку была подобная популярность. В реальности, какие там могли быть миллиарды? Честно говоря, подозреваю, сама же Ленка данный слух и пустила, когда ее пару лет назад привезли в наш детский дом. Сыграла, так сказать, на хайпе.

Так вот… я по Ленке убивался со страшной силой, хотя, конечно, как настоящий брутальный мачо пятнадцати лет, держал свои чувства в строгом секрете. Но каждый раз когда Ленка Фролова отказывалась рядом, мое сердце колотилось настолько, что я был уверен, оно сейчас выскочит из груди.

Вот точно такие же эмоции нахлынули в данную минуту при появлении девушки, которая явно каким-то образом связана с главой якудзы. С другой стороны, если женщина выходит из спальни, где бы эта спальня не находилась, ситуация выглядит вполне определенно.

Память, поначалу впавшая в состояние ступора, несколько секунд пребывала в ауте, а потом восторженно выдохнула мне прямо в мозг: «Мэйуми…» А-а-а… Так это та самая красотка, которая являлась предметом обожания Такито. Ее лицо уже однажды мелькало в моем воображении. Предшественник просто, будучи крайне романтичной натурой, видел девицу немного иначе, чем есть на самом деле.

Да, она красивая, чего уж там скрывать. Носик, глазки, губки — все такое хорошенькое, сладенькое. Ключевое слово — сладенькое. Мэйуми относится к категории женщин, которых принято называть смазливыми. Я им дал определенный термин — болонки. Кукольное личико, длинные ресницы, которые хлопают со скоростью взмаха крыльев бабочки. Не особо люблю подобный типаж.

Просто воображение Такио придало образу Мэйуми загадочности и высокородной утонченности, хотя ничего подобного у красотки не имелось на самом деле. Она в его мечтах выглядела небесной феей. Этакой королевишной. Принцессой. Поэтому я сразу ее и не признал. А еще, конечно, мне совершенно не понравилось, что организм буквально взорвался эмоциями счастья, восторга и влюблённости. Потому что эмоции были не мои. Это — чувства Такито. Мне они на кой черт?

— Ну перестань. Да, я назвала его Такито. Что с того? Мы знакомы. Это нормально в цивилизованном обществе, называть друг друга по именам. А как я должна еще к нему обращаться? Такито очень хороший молодой человек. Он помогал мне несколько раз с некоторыми вопросами. Просто ты погряз в своих правилах и традициях. Весь мир движется вперёд, а ты стоишь на месте, — фыркнула Мэйуми и недовольно повела плечом.

Ну вот. Я же сразу говорил, еще когда мысль о ней впервые мелькнула в моей голове, красивая меркантильная дрянь с мерзким характером. Вот только очень хотелось бы, чтоб она этот свой характер показывала мужчине с гангстерскими усиками в другой ситуации, не связанной со мной.

— Ой, все! — девица отмахнулась от Кэнъити Синоды и снова переключилась на меня. — Такито, что ты здесь делаешь? Я ведь спросила. Потерял дар речи?

— Могу задать и вам этот вопрос, Фукуи-сан, — ответил я, почтительно кивнув ей в ответ.

Хотя в моем вопросе, несмотря на то, что обратился я к девице по фамилии, почтения не было ни на грамм. Более того, я сам себе чуть язык не откусил за столь неуместное, ненужное любопытство. Вообще не собирался говорить ничего такого. Потому что мне, лично мне, глубоко и искренне плевать, какие отношения связывают красотку с Синодой. Вполне понятно, они в комнате не книжки читали. Потому что комната эта ни хрена не библиотека.

Но в момент, когда я открыл рот, собираясь произнести совершенно другое — к примеру, вежливо пояснить, что меня пригласили — чувства Такито, которые почему-то остались при мне, по щелчку пальцев переросли в глупую и очень никчёмную ревность. Вот я и ляпнул дурацкую фразу, которая звучала как претензия.

— Мэйуми, иди, — резко вмешался кумитё.

— Подожди, отец! Я хочу выяснить, почему здесь сидит этот парень. Он что, тоже занят в твоих делах? — упёрлась девица. Потом она нахмурилась и заявила мне недовольным голосом. — Знаешь, Такито, мне казалось, ты совсем другой. Не такой как всё мое токийское окружение. Жаль, что ты разочаровал меня.

Мэйуми высокомерно задрала подбородок и, гордо цокая каблучками туфель, вышла из кабинета. Я с удивлением посмотрел вслед красотке. Она звезданутая, что ли? Как я мог ее разочаровать, если мы с ней не связаны никакими обещаниями или обязательствами. Да и вообще… меня совершенно не волнует, чего она там себе напридумывала. С чего бы Мэйуми предъявлять мне столь странные претензии?

Насколько могу судить, Такито действительно познакомился с ней через Исаму. Вроде бы девице нужна была помощь с проектом, связанным с учебой. Виделись они раз пять в общей сложности. Встречались в интернет-кафе. Мой-то дурачок влюбился с первого взгляда, это понятно. А вот Мэйуми никогда на него иначе, как на приятеля, не смотрела. К чему сейчас ее претензии? Чего-то она там решила…

Зато, по крайней мере, стала понятна ее связь с Синодой. Отец, значит… Ну это всяко лучше, чем любовник. В том смысле, что тогда кумитё не вздумается приревновать молоденькую содержанку к симпатичному парню. А Такито, несмотря на свою худобу и нескладность, все равно был достаточно привлекательный. Мне бы еще теперь мужественности добавить этому телу и вообще было бы хорошо. Хотя, конечно, с какой стороны посмотреть. Отец имеет больше прав оторвать голову тому, кто обидел дочь.

Внутри разлилось абсолютно идиотское ощущение тепла и счастья. Значит, ревность была безосновательной и можно не переживать. Моя прекрасная Мэйуми вовсе не любовница босса, как показалось вначале. А в комнате она могла делать, что угодно. Может, помогала отцу застёгивать запонки или просто беседовала с ним. Стоп! Моя?! Я мысленно отвесил себе один подзатыльник, потом второй. Что за дурь в голову лезет! Эти чувства не принадлежат мне. Я вообще не парюсь, кто она и почему находится рядом с Синодой. Надо остатки личности Такито подавить окончательно. Зачем мне этот геморрой?

Единственное, что удивило на самом деле, вела Мэйуми себя слишком свободно. С отцом разговаривала при постороннем человеке на «ты». Ещё и позволила себе огрызаться. Правда, ответ нашелся почти сразу.

— А все эта Европа виновата… — хмуро протянул глава группировки, глядя на захлопнувшуюся за дочерью дверь. — Всего лишь три года провела во французском колледже и что? Теперь полна новаторских идей, а славные традиции нашей страны считает пережитками. Знаете, Адачи-сан, когда у вас будут дети, не отправляйте их учиться за границу. Особенно, дочь.

Я заверил мафиози, что непременно всех своих детей, кем бы они не были, хоть мальчишками, хоть девчонками, хоть козлятами и цыплятами, оставлю в Японии, потому как традиции надо чтить. Легко давать обещания, которые никогда не воплотятся. Я лично пока даже в перспективе не собираюсь заводить ни семью, не отпрысков. А если получится, так и вообще с огромным удовольствием вернулся бы в свой, привычный мир. Да, там тоже не сказать, чтоб сладко, но всяко лучше, чем здесь. Очень надеюсь, что Кайоши и правда окажется каким-нибудь добрым… черт… Кем? Добрым демоном? Волшебником? Да по фигу. Лишь бы помог.

— Адачи-сан, мои вакагасира считают, что я должен тебя убить, — резко, без предисловий Синода вдруг перешёл к той теме разговора, которая изначально стала причиной нашей встречи.

Я молча уставился на кумитё, ожидая продолжения. Вполне понятно, если бы сам главарь мафии считал, как и его «старшие лейтенанты», он бы со мной сейчас не беседовал.

— Они, конечно, правы. Сегодня мы одному человеку спустим с рук воровство, завтра появятся еще трое желающих. А послезавтра — десяток других людей решит, будто Ямагути-гуми утратили крепость своего кулака. Твой брат поступил опрометчиво. К сожалению… — Синода посмотрел на меня задумчиво, помолчал секунду, а потом продолжил. — К твоему сожалению, патрульные нынче слишком ценны. Они выходят на улицы Токио ночью. Если я убью твоего брата, это не создаст проблем, но принесёт лишнее беспокойство. Кроме того, в таком случае я не верну то, что принадлежит мне. А я бы очень хотел, чтоб моя вещь оказалась снова в моих же руках.

Я по-прежнему слушал кумитё, не говоря не слова. Очевидно, сейчас начался подготовительный этап. Все это мне уже встречалось в прошлой жизни не раз. Я знаю, как ведут себя люди, живущие в мире криминала, когда им что-то нужно. Серьёзные люди, имею в виду. Сначала идет запугивание. Типа, вот, я бы мог… А я бы тебя…

Когда человек проникся, до уссачки испугался и пускает сопли, ему дают выбор. Шанс, так сказать. И бедолага не догадывается, что с самого начала никто не собирался причинять ему реальный вред.

Если мафия, бандиты или якудза (выбирай, что нравится) имеют желание кого-то убить, они убьют. Не будет вообще никаких разговоров.

— И сначала я думал, почему нет? Почему не наказать… м-м-м Кэзухиро, не так ли? Твоего брата зовут Кэзухиро?

Я кивнул.

— Да… — продолжил Синода, дождавшись подтверждения, которое так-то ему вообще не требовалось. Ясен хрен он прекрасно знает, как зовут братца. Продолжает играть задуманную роль. — Я думал, будет уместно и правильно убить сначала тебя, потом вашу матушку. Для воришки Кэдзухиро эта станет настоящей расплатой. Умереть самому за свой поступок не страшно. Но когда по той же причине умрут твои близкие…

Видимо, в этот момент я всё-таки позволил своим эмоциям отразиться на лице. Потому что Синода вдруг замолчал, нахмурившись, и уставился на меня недовольным взглядом.

— Что такое, Адачи-сан?

— Ничего. Просто… — я с усмешкой покачал головой. — Вы же не причиняете вред простым людям, Синода-сама? А тут так спокойно говорите об убийстве тех, кто ни в чем не виноват. Разве это соответствует вашему кодексу?

— Эх, молодость… — Кумитё тяжело вздохнул, демонстрируя глубокие переживания. Уж не знаю, по какому поводу. Очень сомневаюсь, что его настолько сильно расстроил мой возраст. — Вы слишком узко судите. Да, есть кодекс. Ты, к примеру, знаешь, как много должен и обязан член Ямагути-гуми? Да и вообще любой якудза? Якудза должен стойко переносить голод, боль, в том числе пытки и тюремное заключение. Обязан хранить секреты «семьи», сохранять верность своему оябуну и всему клану, беспрекословно выполнять приказы старших по рангу, жертвовать собой ради «братьев» и «отца». Например, сдаться полиции с повинной или взять чужую вину на себя. Обязан знать нашу особую речь и «язык» татуировок, чтоб с первого взгляда определять, кто перед ним. Он категорически не должен предавать «братьев», присваивать доходы группы или воровать у своих, посягать на женщину другого члена группы, заниматься ничем иным, кроме бизнеса своего клана. Он не имеет права употреблять наркотики. Не может без приказа вступать в столкновения с членами других «семей». Как думаешь, не много ли это?

Синода уставился на меня с ожиданием, будто мой ответ сейчас реально что-то значил.

— Много, — кивнул я, кстати, достаточно искренне. На самом деле, бедолаги прямо в каком-то рабстве находятся.

— Вот! — Кумитё поднял указательный палец вверх. — Да, мы не вредим обычным людям. Но совсем не в том смысле, который ты имеешь в виду. Согласно кодексу, якудза не имеет права причинять ущерб. Если такое произошло, он возместит потери или даже получит наказание. Но… Разве у кого-то есть эти потери, кроме меня?

— Эм… Ну… Видимо, нет, — ответил я осторожно, подбирая слова.

Так понимаю, мы подходим к основной части беседы. Поэтому сейчас нужно очень хорошо думать над каждым словом, чтоб не подписаться на какую-нибудь ерунду, чреватую последствиями.

— Да… И вот у меня вопрос к вам, Адачи-сан. По кодексу, который вы так смело упоминаете, братья, замеченные в неправильных действиях, должны искупить свою вину, отрубив часть собственного пальца. Вы, наверное, слышали об этом ритуале. Он известен как «юбитсуме». За первый проступок достаточно отрубить кончик мизинца, но дальнейшие ошибки приведут к более серьёзными увечьями. Если вы ссылаетесь на свод законов и правил, тогда получается, ваш брат, который нанёс ущерб мне, должен за это поплатиться. Мы с вами уже пришли к тому мнению, что патрульный — нужный для общества человек. Он каждый день рискует жизнью по ночам ради простых людей. Ради нас с вами. Однако, при этом, кто-то же должен ответить…

Синода подошел к своему большому столу, открыл ящик и вытащил оттуда приличных размеров нож. Вернее, конечно, это был не совсем нож. Скорее мини-версия катаны.

— Вы готовы ответить за брата? — Кумитё положил столь тревожащий мое сердце предмет на столешницу.

— Синода-сама, мне очень жаль, что Кэзухиро поступил необдуманно и некрасиво, — начал я, чувствуя при этом, как засвербели оба мои мизинца на руках. — И я согласен, что это крайне неправильно с его стороны. Да, плохой поступок требует наказания, но…

Я замолчал, делая вид, будто соображаю, как лучше высказаться. На самом деле, лихорадочно думал, пытаясь понять, что именно хочет этот тип. Ведь очевидно же, ему сто лет не вперлись ни в одно место мои пальцы. Ни кончик, ни половина, ни целиком. Что я могу предложить Синоде? Что он ждет от меня?

— Я мог бы сам разыскать украденную вещь, — выдал, наконец, самую подходящую версию. — Если вы объясните, что украл Кэзухиро, я смогу хитростью выманить у него эту информацию и вернуть вам потерю.

— Хм… — Синода сделал задумчивое лицо. Однако по его взгляду я понял, что угадал.

Одно дело приказать брату предать брата. Он, конечно, постарается это сделать, если будет сильно напуган. Но, опять же, у азиатов своя, мало понятная мне логика. С их точки зрения, я как раз должен сейчас схватить нож и отхреначить себе сразу всю руку. Ибо семья — это святое. Даже если член семьи, о котором идёт речь, — крыса и гнида.

Поэтому якудза просто подвел меня к решению, которое я принял сам. Вернее, он думает, что подвел. Ему неизвестно мое истинное отношение к Кэзухиро. Я без малейшего сожаления солью придурка-братца.

Такито, конечно, подобным образом не поступил бы. Но я не Такито. Я смотрю на Кэзухиро без иллюзий. Он бы точно сейчас не сомневался. Да и матушку, честно говоря, жаль. Странно… от мысли, будто ей могут причинить вред, мне становится не по себе.

— Ну что ж… Хорошо, — Синода развел руками. — Раз вы сами решили, Адачи-сан…

Он снова открыл ящик стола и вытащил оттуда альбом с рисунками. По крайней мере на расстоянии это выглядело именно так.

— Подойдите, — Кумитё кивнул мне, подзывая ближе.

Я выполнил его указание и через минуту уже стоял рядом с Синодой.

— Это очень дорогая вещь. Мне привезли ее из дальних мест. Коллекционная, можно сказать. Посмотрите, видели вы что-нибудь подобное у брата? Или, может, слышали что-то? Я хочу вернуть ее себе, как можно быстрее.

Якудза раскрыл альбом, а затем положил его на стол прямо перед моим носом. Картинка была нарисована от руки, но очень профессионально. Кто-то красиво изобразил акварелью статуэтку золотого дракона. Того самого, который вполне себе спокойно стоял на камидане в моей квартире.