СРАЖЕНИЕ НА ЧЁРНОЙ РЕЧКЕ В ИСТОРИИ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ

«Боже! Как усердно мы молились о счастливом исходе этого сражения!»

Фон Драхенфельс, русский офицер, участник обороны Севастополя 1854–1855 гг.

Это сражение безо всякого излишнего преувеличения можно назвать трагедией русской армии. Было время, когда его просто старались не упоминать, настолько неуклюжим оно было и так не вписывалось в рамки повального героизма, за которым должны были последовать или бегущий враг, или взятые батареи. Ну или хотя бы — напуганный враг, с восторгом отдающий честь мужественным русским солдатам, и с ужасом глядящий на свои кратно поредевшие батальоны, в одночасье ставшие ротами. Здесь этого ничего не было. Точнее — горы трупов и море крови были, но вот только трупы и кровь исключительно наши. Потому-то в российской истории о сражении, дабы не нарушать пропагандистского благополучия, лишний раз не упоминали. Пример: в целом неплохом труде Б.И. Зверева «Севастопольская оборона» (1956 г.) сражению на Черной речке отведено целых два (!) абзаца.{8}

Академик Е.В. Тарле, предельно выдержанный, когда речь идет о русской армии и флоте, не допускающий никаких резких выпадов против них (исключая высшее руководство), говоря о сражении на Черной речке, именует его (и неоднократно!) не иначе как «катастрофа». Для того периода, в который ему пришлось работать, это — поверьте, более чем смело. Участники и очевидцы боя более категоричны во мнениях, называя произошедшее «трагедией», как Н.И. Пирогов, или «бойней». Даже в таком возвышенно-патриотическом труде как «Оборона Севастополя» А. Погосского (1878 г.), оно определено как «несчастное».{9}

Наши современники более мягко обходят столь жесткую терминологию. Например, именуют «абсолютно ненужным сражением».{10} Хотя встречаются порой более резкие характеристики и у отечественных исследователей. Н. Эйдельман, отмечая, что вообще вся Крымская кампания недостаточно осмыслена и «…мы не всегда понимаем, что произошло в Крымской войне при обороне Севастополя в 1853–1855 годах», считает, что и это, и другие сражения были «…по существу, расстрелом русского войска».{11}

Что касается победителей, то картина схожая. У французских авторов присутствует свой, присущий лишь им подход: можно слышать такие термины как «бойня», «резня», «страшная резня»…{12} Базанкур называет его итог «провалом».{13}

Генерал-адъютант Николай Андреевич Реад (1793–1855 гг.). Во время Крымской войны командовал 3-м пехотным корпусом Российской армии. Убит в сражении на Чёрной речке.

Также «резней» именуют сражение на Черной речке американские военные историки. Итальянские участники кампании характеризуют это событие не иначе как «истребление» русских войск, а исход его именуют «фатальным».{14}

Но, согласимся, даже столь эмоциональные характеристики — не повод называть его забытым или неизвестным? Не спорю. Про трагедию на доселе неизвестной реке с таким унылым названием правду не скрывал никто. Да она и находилась всегда на поверхности. Даже в эпоху «разгула» самодержавия, когда жизнь солдатская, та самая «монета царская», мало что значила, скрыть гибель нескольких тысяч людей, облаченных в серые шинели, «за Веру, Царя и Отечество», было сложно.

Но вот детали этого жертвоприношения… Иногда создается впечатление, что всё связанное с ним просто стерто и в приказном порядке предано забвению, в состоянии которого и пребывает по настоящее время.

Это несправедливо. Чернореченское сражение имеет право на свое место в истории военного искусства. При всей его трагичности, в нем русский солдат традиционно продемонстрировал свои лучшие боевые качества и, прежде всего, безропотную готовность умирать за Отечество. К этому бою вполне применимы слова Наполеона Бонапарта, сказанные им в 1816 г. по поводу кровавой Бородинской битвы: это было сражение, «…где было проявлено наиболее доблести и одержаны наименьшие успехи».

Действительно, так ли нам это сражение, уже ничего не решавшее, нужно? Кажется — виновные определены, политические причины поражения выявлены, а остальное, в том числе и военная составляющая, на этом фоне просто теряют смысл. Нечто похожее мы уже наблюдали на Альме: главные виновники — генералы Меншиков и Кирьяков, основная причина — численное превосходство и техническая отсталость императорской армии и всей царской России. Нечто подобное обнаруживаем и на Черной речке. Виновники — генералы Реад, Вревский и прочие, причины — нераспорядительность и все та же отсталость. Остальное — вне темы для обсуждений…

Расположение сардинских войск под Севастополем. Фрагмент рисунка В. Симпсона. 1855 г.

Поэтому трудно не согласиться с точкой зрения, по которой в XIX в. после Крымской кампании «…Русское общество, русская армия, русский солдат оказались тотально не готовы к поражениям. При любой неудаче у нас сразу же начинается поиск виновных, раздаются крики о предательстве и т.д.».{15}

Это несправедливо, и тем более обидно, что таким образом предается забвению память тысяч русских солдат и офицеров, будучи верными единожды данной присяге, сложивших свои головы во имя Царя и Отечества. А уж умирать они, бесспорно, умели. Но, к величайшему сожалению, между «умирать» и «воевать» — огромная разница…

И Чернореченское сражение лучшее, хотя и не самое удачное тому подтверждение.

В этой работе я постараюсь по аналогии с Алъминской битвой сделать военно-исторический анализ одного из сражений Крымской войны — сражения на Черной речке, закончившегося поражением русской армии и ставшим последним масштабным полевым столкновением воюющих сторон. При своей кажущейся простоте, сражение интересно уже одним своим отличием от остальных. Оно не изобилует резкими изменениями ситуации, в нем отсутствует глубокое маневрирование сторон. По сути дела — это лобовой удар, нанесенный в самом неудачном месте в совсем не подходящее для этого время. На этом фоне заслуживает внимание этап подготовки к сражению и, особенно, выдвижения войск. Хочу сразу оговориться — многое сказанное мной, будет не в пользу русских войск и, главное, русского командования.

Готов принять обвинения в отсутствии всякого патриотизма, особенно на фоне современных мероприятий посвященных 160-летию Крымской войны. Но не могу назвать сложившуюся сейчас вокруг образа Крымской войны ситуацию иначе, чем «военно-исторический произвол». Потому считаю, что лучше унылая правда, чем «квасной патриотизм», ведущий в никуда. В начале XX в. подобная ситуация привела к поражению в войне с Японией, потом стремление забыть и эту войну обернулось проблемами на полях первой мировой войны. Затирание же опыта первой мировой войны, привело к подмене его смутными героями войны гражданской, различными «красными Мюратами», которые «успешно» отступали до берегов Волги в 1941–1942 гг., демонстрируя абсолютную военную безграмотность, пока сама война не вырастила новое поколение командиров, более грамотных и более опытных, не боявшихся риска и ответственности, сумевших переломить ситуацию и одержать поистине великую Победу, приведя с триумфом российского солдата в Берлин.

Опыт прошлых войн и отношение к нему в обществе важны сейчас как никогда ранее. Мы не должны, не имеем права закрывать глаза на совершенные ошибки, обязаны уметь признавать собственные поражения. Только так возможно избегнуть их повторения в будущем о чем прекрасно сказано великим российским военным ученым А. Свечиным: «Любовь и уважение — чувства, которые прекрасно подделываются на житейском рынке; внимательный анализ часто откроет под ними одно лицемерие. Высоких степеней виртуозности достигает как искусство отворачиваться от действительности, так и искусство превратного ее изображения. Ложь всегда остается ложью, и никогда лучшие намерения не могут ее оправдать; но особенно обидно, когда ложь задевает такие предметы, которые дороги вашему сердцу; что может быть обиднее изображения действительно великого, когда оно разделано лубочным способом для темных, неразвитых вкусов и понятий, подмазано, подкрашено, превращено в сусального херувимчика? Если мы не будем отворачиваться от тех печальных условий, в которых пришлось действовать нашим войскам, то мы поразимся подвигам, действительно ими совершенными; мы преклонимся перед испытаниями, которые преодолел наш солдат. Лжи для этого не надо; надо только трезво смотреть на события во всей их полноте.

Наш солдат не несчастное создание; его следует и изображать в неприкрашенном виде; он как герой, существующий в действительности, имеет и должен иметь свои теневые стороны. Надо не верить в наше будущее, надо быть трусом, надо бояться и презирать действительность, чтоб отворачиваться от теневых сторон, заявлять, что у нас нет недостатков.

Гибель народа начинается тогда, когда он теряет способность смотреть в лицо действительности; когда он факты действительной жизни начинает подменять фантазией, начинает мечтать и засыпать… Забвение действительности — сон нации — это смерть».{16}

Перемирие между русскими и французскими войсками под Севастополем. 1855 г. С 1855 г. перемирия, назначаемы для уборки тел погибших и оказания помощи раненым стали регулярными.

И, конечно, говоря о Чернореченском сражении, никто не имеет морального права упрекнуть русского солдата в низком моральном духе или отсутствии у него достаточной стойкости. Верность императорского солдата первой половины XIX в. долгу, отраженная в святой для него форме «Вера, Царь и Отчество», при всех недостатках военной организации Николая I и его предшественников, поистине легендарна. Одно то, что во время декабрьского восстания 1825 г. «…солдаты оказались более преданны самодержавию, чем их революционно настроенные командиры»{17}, говорит очень многое… Правда, доказав свою преданность императору, «николаевский солдат» получил и «николаевского генерала», которые занимали должности не по принципу военной компетенции или опыта, а по принципу личной преданности, часто оказывавшейся не более чем придворным лизоблюдством. 4 августа 1855 г. Федюхины высоты стали настоящей Голгофой для русской пехоты, многократно доказавшей свою доблесть. К сожалению, руководили этой пехотой в большей степени бездарности, нежели военные гении, в которых так нуждалась армия во время Крымской войны.

Начиная работу над своим исследованием, я понимал, насколько тяжело будет писать о поражении. Тем более столь роковом и бессмысленном. Но в тоже время мною двигали необходимость и желание рассказать о происшедшем, оставаясь максимально объективным. Говорить о победах всегда легко и приятно. Замалчивать поражения — преступно. Роль автора пишущего о них «…очень тяжелая, так как слава и блеск исторического примера говорят сами за себя, привлекая к себе читателя. Другое дело — заинтересованность читателя исследованием тех причин и недостатков, которые привели к военным неудачам. Здесь самый факт последних не прельщает честолюбивое сердце воина, и лишь красочность изложения или обычная жалость к герою повести могут заставить читателя углубиться в изучение деяний незадачливого полководца или же пагубной военной системы».{18}

По моему убеждению, сражение на Черной речке это трагическая, но одновременно знаковая страница русской военной истории, знание и осмысление итогов которой и до сегодняшнего дня не утратило своей актуальности.

У правды бесстыжие и циничные глаза, но чтобы узнать правду, нам придется заглянуть в них. Именно поэтому надеюсь, что это будет интересно читателю…


Загрузка...