Последний сын графа

Это был залп в честь первой моей победы

Маркус и отец завтракали, Лизель с кем-то говорила по телефону, встав у окна.

Ее чемоданы стояли в холле, что означало: она опять уезжает. А ведь только приехала! Не удалось даже толком поболтать. Я села на свое место, по сравнению с поисками стилиста и начатой войной, сам вечер был очень скучный.

Только Маркус оказался в своей среде и обсуждал какие-то политические течения. Марита вела светскую беседу, Ральф и Филипп обсуждали свои дела. Я тоже, конечно, с кем-то знакомилась, с кем-то говорила. Меня обучали и светским манерам, и ничего не значащей болтовне, но скука накатывала все жестче и вскоре я просто попросила подать машину.

– Доброе утро! – сказал епископ, сложив газету.

С четверти страницы бил в глаза уже знакомый слоган и яркий маревом восходила Жопа.

Что за дерьмо?!

Почему я не могла прославиться чем-нибудь достойным? Что не стыдно показывать родственникам и говорить: «Это – я!» Почему все, что выглядит Птицей Счастья, влетает в мое окно больничными «утками»?

Теперь еще и Марита решила со мной дружить, поскольку мы обе с ней согласились, что Штрассенберг – это Вегас. Необязательно выносить наши планы на всеобщий обзор. И я, пьяная от победы, не подумавши согласилась. За столом пустовало место, с табличкой «Коринна Кёниг» и Марита заговорщицки улыбалась мне…

…Совсем, как Лизель, которая вошла в столовую вслед за мной.

– Что за вид? – осведомилась она.

– Так… Сон приснился. Отвратный сон.

– Дружба с Маритой?

– А? Нет! Чуть лучше. Мне снилось, я занималась сексом с моим отцом, а ты нас застукала.

Отец, который явно слышал о снах похлеще, лишь улыбнулся. Прихожанки любят рассказывать свои сны, особенно когда священник хорош собой и не стар. А вот Маркус дернулся. Чуть кофе на себя не пролил.

– И что было дальше? Я присоединилась? – спросила Лизель, положив ладони ему на плечи и кончиком пальца обвела ухо.

– Нет.

– Это хорошо. Двоих он не потянет после инфаркта. Маркус, ты что ли покраснел?

– Можно в этом доме хотя бы позавтракать, не обсуждая секс?

– Можно, – она изящно скользнула на стул и подмигнула мне. – Мы обсуждаем не секс, а сон про него!.. Теперь, расскажи мне все, моя дорогая. Ты тоже послушай, Маркус. Поможешь растолковать!..

После завтрака Лизель велела подняться в ее салон.

Теперь она больше не улыбалась. И не пыталась притворяться, будто все хорошо.

Ковры в холле заменили, но всякий раз проходя то место, мы все ускоряли шаг. Джесс умерла, но так, что будет жить вечно. И мои дети будут пугать друг друга рассказами о сумасшедшей бабушке Штрассенберг, чей призрак бродит по Галерее, чтобы их утащить.

Мысль о детях была навязчивой. Навязанной мне извне. Но казалась личной.

– Что с Себастьяном?

– Мы поругались. Это считается?

Лизель мрачно закусила изнутри щеку.

– История повторяется, – я села и посмотрела на свою бабушку.

Я никогда не думала о ней так. Всегда считала ее подругой… Но Лизель была кем угодно, кроме подруги.

– Джесс мне рассказывала, но я не верила ей. Я верила всему, кроме правды… Теперь я вижу, что Джессика не врала. И если так, если я для тебя просто матка на ножках, я сэкономлю тебе усилия.

Она обернулась, смерив меня холодным обжигающим взглядом. Она никогда еще не смотрела на меня так.

– Вернешь мне годы, что я потратила на тебя?

– Потратила на меня?! Ты притащила сюда богатенькую девчонку, заставила ее залететь… Все только ради денег! А сейчас хочешь, чтоб мои деньги остались в этой семье. В угоду своему чокнутому любовнику. А где семья?! Он уже раз устраивал брак Себастьяна, что в итоге? Первенец покончил с собой, Филипп предпочел кастрацию, Фердинанд – гомик, а близнецы – кретины и слабаки. Рене, может что-то и смог бы, но корь поставила на нем крест. Какую семью он собирается возрождать?!

Лизель не ответила.

– Нет уже никакой семьи! – продолжала я. – И я не стану рожать детей, как Марита. Она хотя бы имела титул, а что за свою испорченную фигуру получу я? Второе место при этой хнычущей размазне?! После вчерашнего я ее больше абсолютно не уважаю! Она – слаба! И я стану точно такой же!

– Ты не испортишь фигуру, если родишь сейчас, – вкрадчиво заговорила Элизабет. – Ты видела тело Джесс, ты видела мое тело… Один ребенок, Виви, всего один! И Мартин завещает ему все деньги.

– Миркалла тоже все завещала мне. И посмотри на меня! Я просто подыхаю от счастья!

Лизель вздохнула.

– Послушай, Ви. Возможно, я ни в чем особо в жизни не преуспела, но я смогла обеспечить достойное состояние своим сыновьям. И да, я привела богатенькую девчонку. Тебе, ее дочери, никогда не придется спать с мужиками, чья привлекательность лежит в банке. Тебе никогда не придется прятать свои драгоценности в пруд… Роди ребенка и деньги Миркаллы сразу же перейдут на твой счет.

– Всего лишь!

– Тебе только кажется, будто девять месяцев – это очень долго. Но ты заметить не успеешь, как они пролетят. Себастьян не просто граф, он – красивый мужчина. И у него рождаются красивые сыновья. Когда-то ты все равно захочешь ребенка. Так почему не того, который закрепит за тобой место в клане? Ты еще встретишь мужчину, которого ты полюбишь… Но это может случиться в тридцать, а то и в сорок. И будет поздно иметь детей. Да и зачем тебе в сорок дети?

– Мне лично, дети вообще не нужны! – отрезала я. – Пусть Маркус снизойдет со своего чердака и оплодотворит какую-нибудь земную женщину! Или, Фредерика заставь! Я не хочу рожать вам с Марти игрушку, которой вы что-то будете завещать!

Лизель подошла и села на стол.

– Оглянись вокруг. В этот дом я вложила всю свою душу. Вложила в надежде, что у моих сыновей будут дети, а у детей – еще дети. Но мои сыновья пошли в своего отца. И все это однажды отойдет детям Ойгена…

– За что ты так его ненавидела? – спросила я.

Элизабет рассмеялась, откинув голову. Безумным, почти что ведьминским смехом.

– Если не считать того, что он так и сяк засирал мозги Доминику, да пытался меня завалить всякий раз, когда я случайно оказывалась поблизости? В буквальном смысле: схватить за талию и опрокинуть на пол… Хм, дай подумать. Может, за то, что он буквально удушил долгами моего мужа? Или, скажем, за то, что он меня изнасиловал-таки, когда Доминик погиб? Где-то через полгода?

Я вытаращила глаза.

– Изнасиловал?..

– Ну, это я так всем говорила, – Лизель рассмеялась и ее глаза сверкнули от ярости. – На самом деле, это все была я. Сама его соблазнила. Ойген сказал, что я пыталась отсрочить платежи по долгам и предложила расплатиться натурой, а теперь пытаюсь его подставить за то, что он согласился. О полиции не было и речи. Ведь мы же Штрассенберги. И граф, который сам был в долгу у Ойгена, спрятал глазки и велел мне признать, будто так все и было.

Она вздохнула и на миг запрокинув лицо к потолку, умолкла.

– Мне было настолько погано, что я готова была признать что угодно. Лишь бы мне позволили встать и уйти. Мне позволили. А вечером Ойген сам пришел ко мне. И объяснил новые условия по долгам Доминика… Мария побежала к графскому дому, просить о помощи, но встретила по дороге Мартина. Он не мог вернуть Ойгену деньги, зато набить ему рожу он мог. И он набил, – Элизабет рассмеялась и ее глаза потеплели. – Когда мой Марти ворвался в комнату, я размахивала ножницами и орала Ойгену: «Я убью тебя, если ты подойдешь!» А через три минуты, уже орала: «Ты его убьешь!» и пыталась оттащить Мартина, который повалил Ойгена на ковер и махал кулаками, как ветряная мельница…

Я улыбнулась сквозь слезы. Помолчав, Лизель продолжила свой рассказ.

На следующий же вечер, не достучавшись в дверь, Мартин залез в окно ее спальни, до смерти напугав Лизель и Марию, которая сидела с хозяйкой. Успокоив обеих девушек тем, что входить не будет, Мартин прям с подоконника передал Лиз конверт. Внутри были нотариально заверенные бумаги: отказ Ойгена от всяких долговых претензий к бедной вдове.

Отправив Марию к детям, Элизабет умолила пьяного Рыцаря сойти с подоконника и ни в коем случае не пытаться выйти через окно. Мол, пусть он лучше ее дискредитирует, чем убьется. Они с Марией снимут сейчас засовы и обратно за ним запрут.

Мартин заверил, что в этом уже нет необходимости. «Поверь мне, девочка! – заявил он с высоты их десятилетней разницы, которая показалась Элизабет смешной. – Если Мартин фон Штрассенберг берет кого-либо под свою защиту, засовы можно не запирать!»

Мария успокоила мальчиков, за которыми присматривала ее мама, и на цыпочках поднялась наверх. Убедиться, что у Элизабет все в порядке. У нее все было в порядке: Элизабет плакала, уткнувшись Марти в плечо, а тот обнимал ее, повторяя: «Ты в безопасности, Лиззи! Слышишь меня? Я никому не позволю пальцем к тебе притронуться. Ты в безопасности! Ну, не надо плакать! Ничего ты мне не должна!»

…Лизель еще раз глубоко вздохнула и повернулась ко мне.

– Это ты думаешь, будто я заставляю тебя рожать, чтобы угодить Мартину. На самом деле, это Мартин прогибает Себастьяна, чтобы я могла удержать наш дом.

– Граф никогда не женится, и ты это знаешь…

– Это не так уж важно. Даже лучше, для моего плана. Сам граф нам не нужен…