Последний удар

Глава 14

Мой номер в гостинице «Метрополь» тщательно обставлен. Я скатываю ковёр «Обюссон», полностью покрывающий вековой паркетный пол. После революции в этих комнатах жили большевики, и есть какой-то знак в том, что Сергей встретит свою судьбу именно здесь.

Я принёс сюда набор, включающий в себя полиэтиленовую плёнку, пистолет, купленный на улице после моей встречи с Магвенодовым, таблетки цианида, а также чёрный вещевой пакет, который подойдёт для транспортировки тела. Беглый взгляд по комнате убеждает меня, что всё в порядке. Мне не хватает только двух частей — Дейзи и Сергея.

Так как я никогда не смог бы попасть в дом Сергея самостоятельно, мне нужно его выманить. Поэтому пришлось оставить Дейзи Дэниелу и Василию. Я больше часа спорил с этими двумя, но Дэниел был очень решителен в том, чтобы не оставить нам шанса на воссоединение. С болью в сердце, я поехал на встречу с Магвенодовым.

Сейчас в роскошном гостиничном номере нет никого, кроме меня, но мне всё равно. Я не хочу спать, зная, что Дейзи в опасности где-то там. Неизвестность пронзает моё тело, словно тысячи кинжалов, ведь с ней может случиться всё что угодно. Я использую все известные мне способы, чтобы привести своё тело в состояние спокойствия. Завтра мне нужно быть свежим и готовым ко всему. В конце концов, меня окутывает дремота.

Я просыпаюсь несколько часов спустя. Утро ещё не наступило, но отдыха мне хватит.

Должно хватить, потому что больше мне его неоткуда взять. Я приезжаю на встречу с Петровичем и сижу в арендованном седане, наблюдая за движением. Наверное, Дейзи было очень страшно, когда они собирались отрезать ей палец. Во мне кипело желание разорвать эту машину, но я должен был сидеть и ждать.

Проходит довольно много времени, и я боюсь, что Сергей не захочет встречаться с Магвенодовым, ведь он может разозлиться из-за столь быстрого приглашения, совсем не соответствующего королевскому балу. Я с облегчением вздыхаю, когда вижу кавалькаду из трёх выезжающих машин. Сергей может быть и зол, но не упустит шанс вылизать олигархам сапоги.

Я еду за ними по Москве около тридцати минут. Затем ускоряюсь и обгоняю три автомобиля, провоцируя в пяти милях от них столкновение между полуприцепом и эвакуатором. Полуприцеп опрокидывается. Оба водителя выходят из своих автомобилей и начинают друг на друга орать. Обломки прицепа оказываются разбросанными по всему шоссе. Водители разворачиваются, чтобы избежать простоя. Эта путаница позволяет мне легко съехать на обочину, оставить украденный автомобиль и побежать к автоколонне Сергея.

Моё сердце бешено колотится, когда я отчаянно бегу вдоль обсаженного деревьями шоссе и благодарю листву, скрывающую меня. Машины всё ещё едут, но движение уже замедляется. Я знал, что у меня мало времени и нужно действовать быстрее. Водители будут пропихивать свои транспортные средства куда угодно, а Сергей поедет даже по канаве, лишь бы не останавливаться. Он не захочет опаздывать на встречу со Львом Магвенодовым.

Благодаря ежедневным тренировкам, обжигающий воздух вырывается из моих лёгких наружу. Холодный воздух затрудняет дыхание, но я заставляю себя бежать быстрее и быстрее, пока не вижу впереди кортеж. Это зрелище заставляет меня ускориться ещё больше. Я бегу мимо скользящих рядом автомобилей, зная, что попадаю в камеры слежения.

Натянув шапку ещё ниже и подняв воротник, я пытаюсь скрыться, насколько это возможно.

Я подбегаю к последнему в кортеже внедорожнику, отделённому от майбаха Сергея двумя машинами. Это обстоятельство мне на руку. Я бросаю тяжёлый металлический диск в переднюю часть машины, и он ударяется об капот. Водитель предсказуемо бьёт по тормозам и смотрит вперёд. Я быстро подбегаю к автомобилю и открываю дверь. С пассажирской стороны никого нет, а в машине только водитель. Я не думаю о том, что делать в такой ситуации. Это ещё один признак болезни в Братве Петровича. Лень Сергея и отсутствие внимания к деталям приведут Братву к падению.

— Ты перебираешься на пассажирское сиденье или я вынесу тебе мозги, — быстро говорю я на русском солдату Сергея.

Он отрывает руки от руля и кивает. Я не смогу выкинуть из машины мёртвого человека. В России много видеорегистраторов, и съёмки этого происшествия в последствии легко могут оказаться в интернете.

Водитель Петровича делает то, что ему сказано, а я сажусь на сиденье и веду машину.

Он неловко горбится на пассажирском сиденье лицом к моему пистолету.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю я.

— Двадцать пять, — отвечает он.

Больше, чем мне, но он до сих пор наивен и не может собраться в этой ситуации.

— Тебе известно, кто я?

Он качает головой. Машины не спеша движутся одной линией, но в России это никого не смущает. Никто не таращится на аварию, поскольку такие дорожные происшествия не редкость.

— Я — Николай Андрюшко.

Я слышу его резкий вдох.

— Так ты слышал обо мне?

— Да, Александр говорил. То есть кое-кто говорил, — пищит молодой человек.

Он такой молодой и неопытный, таких, как он, даже неприятно убирать.

— Девушка, которую Сергей привёл в штаб, принадлежит мне.

Тишина. Я думал, что малыш-солдат слишком напуган, чтобы говорить, но когда он, наконец, решается, тон его голоса становится выше:

— Твоя?

— Ты трогал её? Видел? Ты смеялся над её страхом? — выплёвываю я.

Это нечестно, но мне больше не на кого сорваться.

— Не-не-нет, — заикается он. — Я не видел её. Знаю только, что привели кого-то важного, но кого — не знаю.

Мы приближаемся к городу, и я спорю с самим собой, что же делать с этим ребёнком.

Я ненавижу себя за то, что нужно убить его, так как он вмешался в это дело. Он ещё такой зелёный, даже не знает, как нужно использовать капсулу с цианидом.

На светофоре я ударяю его по голове глоком. Он теряет сознание и оседает. Я снимаю с него шляпу и пальто, чтобы издалека быть похожим на водителя. Функция кортежа Сергея — простое обеспечение безопасности автомобиля. Телохранители из его машины пойдут с ним в ресторан, а водители кортежа останутся снаружи.

К счастью, Сергей не отклоняется от типичного плана и входит в ресторан, даже не взглянув в сторону последнего внедорожника. Я оставляю машину заведённой, выпрыгиваю из неё и иду к первой машине. Взломав замок, я залезаю на заднее сиденье и точным ударом по голове вырубаю водителя. Затем смотрю на пассажира, и его я тоже не знаю.

«Сергей использует для прикрытия новобранцев?» — качаю я головой.

Братва Петровича катится в ад. Дядя Сергея никогда бы не использовал неприрученных солдат для выполнения этой задачи. Он бы знал имя каждого человека в каждой машине. Они бы работали на него по меньшей мере десять лет. Для пехотинцев Петровича охранять главу банды было бы огромной честью. Присутствие в автомобилях малоизвестных личностей — яркий признак коварного заболевания внутри Братвы, и поэтому действия Василия становятся мне более понятными.

Как и Александр, Василий предан Братве, а не Сергею. И то, что он содействует свержению главы, равносильно скорее сохранению организации, чем восстанию.

Теперь дышать мне стало немного легче. Василий — человек слова. Дейзи будет доставлена ко мне в безопасности, и для того, чтобы сделка состоялась, мне нужно убрать Сергея, скрывая причастность Василия.

Я вырубаю второго солдатика. Меня не волнует, что им придётся отчитываться Василию о том, что темноволосый украинец просто взял и напал на них. Послезавтра Николай Андрюшко перестанет существовать. Я пришёл за смертью только одного человека.

Сергея.

Остаток утра проходит без сучка и без задоринки, так гладко, что я даже начинаю волноваться. Официант, подкупленный мной, подменивает сахар на соду. Сергей пьёт кофе с якобы сахаром и немедленно его выплёвывает. Но «Перье» (прим. ред.: «Perrier» — французский бренд минеральной воды класса премиум), с которого он всегда начинает свой завтрак, вступает в реакцию с содой, и на губах Сергея появляется пена.

— О, боже! У него бешенство! — кричит один из олигархов, а другие встают и медленно отходят.

— Что за болезни Вы сюда принесли? — возмущается Магвенодов и отталкивается от стола.

Сергей поднимает руки, как бы умоляя богатых олигархов.

— Никакие! — кричит он, но никто ему не верит.

На самом деле Сергей для них лишь паразит, а пена у его рта — лишнее тому доказательство. Я бы посмеялся, если бы не хотел так сильно открутить его голову.

Его охранники пытаются ему помочь, но они отделены персоналом. Я достаточно легко проскальзываю в эту суматоху и ввожу шприц с кураре обоим телохранителям и самому Сергею. Это паралитический препарат, добываемый из виноградной лозы в тропических лесах Южной Америки, который не причиняет почти никакого вреда, но в течение некоторого времени делает жертву неподвижной.

Когда Сергей обмякает, я без особых усилий вытаскиваю его из ресторана.

Сотрудники и посетители думают, что я один из его охранников, который пришёл ему на помощь. Если бы только они знали правду.

Я тащу Сергея в отель, а его тяжёлое тело становится неуправляемым и почти парализованным. Я усаживаю его в майбах и везу в гостиницу.

Выделенный для постояльцев верхних этажей гостиницы «Метрополь» лифт весьма удобен. Доставляя свою посылку, я никого не встречаю. Сергей просыпается и ядовито смотрит в мою сторону, а я почти ликую.

— Ты выглядишь несчастным, Сергей. Это из-за того, что ты не можешь двигать конечностями, или потому, что все олигархи России думают, что ты болен собачьим бешенством?

Я даже не пытаюсь подавить смех. Моя шутка бесит его ещё сильнее. Я перетаскиваю его в коридор. Затем иду в комнату, выставляю в её центр тяжёлый стул из красного дерева и беру полиэтиленовую плёнку и клейкую ленту.

— Знаю, что ты думаешь: «Просто подожди, Николай, пока мои конечности не зашевелятся, и я раздавлю тебя, как щенка».

Я щёлкаю перед ним языком и наблюдаю, как по его языку катится слюна. Кураре улетучивается. Я спорю с самим собой, давать ли ему ещё одну дозу, но решаю, что не стоит.

Он плюхается в кресло. Я привязываю его руки и ноги к стулу клейкой лентой, а затем пишу Дэниелу:

В ответ я немедленно получаю:

Я сажусь на диван и демонстрирую Сергею глок, а потом начинаю чистить и разбирать его. Он немного больше, чем я хотел бы купить для Дейзи, но я помог бы его держать, если бы она захотела выстрелить в Сергея. Интересно, как долго это продлится. С пропажи водителя Петровича прошло полчаса, но я думаю, что Василий уже организовал транспорт для Дейзи. Возможно, новость о похищении Сергея уже достигла штаба. Чтобы эффективно повести банду дальше после кончины Сергея, Василий должен появиться так, будто не имеет с его смертью ничего общего.

— Почему ты не убиваешь меня? — выдавливает из себя Сергей.

Кураре уносится прочь.

— Потому что это для Дейзи.

Он слабо покашливает и наклоняет голову, чтобы сплюнуть в сторону лишнюю слюну. Плевок издает слабый звук, приземлившись на пластик.

— Она слишком слаба и никогда не сделает этого.

Его голова перекатывается на другую сторону.

— Ты меня удивляешь, Сергей. Зачем ты это сделал? Зачем так рисковать? — рассуждаю я и описываю головой полукруг, сначала в одну сторону, растягивая мышцы шеи, а затем в другую, чтобы снять напряжение.

— Рисковать? Убив Александра? — Сергей снова сплёвывает, только на этот раз слюна повисает на его нижней губе.

Он выглядит грязным, как нищий на улице.

Упоминание Александра убивает моё юмористическое отношение к Сергею. Я начинаю расхаживать по комнате, хотя не должен показывать своего волнения, но всё равно делаю это.

— Ты знал, что Гарри был болен и пересаживал органы от наркоманов, алкоголиков и ВИЧ-инфицированных пациентов. Ты знал, что, толкая своим людям крокодил, убиваешь их.

Это поступки глупого человека, недостойного звания лидера.

— Вот, что они тебе наговорили? Александр думал, что бизнес Братвы слишком грязный для нас. Возможно, он говорил, что нам нужно отказаться от некоторых дел.

Александр показал себя слишком слабым, чтобы быть наставником Братвы, — Сергей пытался иронизировать, но в его состоянии это выглядело так, будто его что-то задело.

— У тебя совсем нет чувства братства, — издеваюсь я. — Александр скорее отрезал бы свой член, чем предал Братву. А ты убил его лишь потому, что он говорил то, чего ты слушать не хотел. А затем ты подставил под угрозу всех, кто прикасался к Дейзи.

Я нагибаюсь над ним и тычу в лицо пистолетом:

— Дейзи должна увидеть, как ты умрёшь, чтобы спокойно спать по ночам и не бояться темноты.

— А где будешь ты?

— Рядом с ней, — говорю я, думая, что буду держать её за руку и помогу спустить курок.

— Да ты не достаточно силён, чтобы лишить её девственности, не то, что страха.

Насмешки Сергея не могут меня задеть, я скриплю зубами от усталости слушать его и загружаю программу отслеживания.

Я настороженно наблюдаю, как Дэниел въезжает на парковку перед отелем. Здесь тихо и вокруг никого нет. Я не доверяю этому человеку. Как я смогу снова доверять кому — то? Все врали мне. Даже Ник. Честно говоря, его враньё причиняет мне больше всего боли.

После всего этого мне кажется, что я никогда его по-настоящему не знала.

Я не шевелюсь, когда машина останавливается. Затаив дыхание, я наблюдаю за тем, что будет делать этот новый мужчина. Он сказал, что работал вместе с Николаем на лидера Братвы, но я не знаю, могу ли доверять ему или его словам. Ник, который был для меня Ником Андерсом, теперь стал Николаем — киллером из Братвы.

Дэниел подходит к моей двери и открывает её для меня. Я выхожу из машины, но каждый мускул в моём теле кричит об осторожности. Он видит мою напряжённость и наклоняется со словами:

— Я отвезу тебя к Николаю, маленькая девочка. Не в твоих интересах сбегать. Тебе некуда идти.

Он прав, но это не останавливает мои мысли от поисков вариантов побега. Я не отвечаю, а просто поднимаю свои связанные запястья. Он достаёт нож, и я жду, но он всего лишь разрезает верёвки.

— Пошли, — говорит он. — Держись рядом и веди себя тихо. Мы пройдём через задний вход.

Дэниел заводит меня в лифт для персонала в гараже, а затем мы заходим в заднюю дверь. Проходя сквозь кухню и помещение, похожее на прачечную, мы сталкиваемся с людьми в униформе, но они сознательно избегают зрительного контакта с нами. Они ведь видят моё избитое лицо и опасного человека рядом, поэтому им проще притвориться, что нас не существует. Так им, наверное, проще, и я их не виню.

Затем снова служебный лифт. Дэниел нажимает на кнопку и ждёт рядом, прикрывая меня. Я бессильно рассматриваю его куртку, выискивая пистолет. Интересно, смогу ли я его выхватить до того, как он схватит меня за запястье?

Да, и что потом?

Подраться в холле отеля? Сказать управляющему, что меня похитили?

А… потом? Отправят ли они меня обратно в Америку или позвонят своим властям?

Что, если мужчина, от которого я хочу сбежать, и есть власть?

Я растеряна и загнана в угол. Я сжимаю руки в ожидании какого-нибудь знака, инстинкт подскажет мне, что делать. Лифт позвякивает, сообщая, что мы приехали.

— Пошли, — говорит Дэниел и кладёт руку мне на плечо.

Я вздрагиваю и отшатываюсь назад:

— Не прикасайся ко мне.

— Прости, — говорит он и поднимает руки вверх, показывая, что не имеет в мыслях ничего дурного. — Пошли быстрее, пока Николай не решил, что мы слишком долго, и не убил Василия.

Моё сердце леденеет от повседневности звучания и обыденности его слов. «Пошли, пока Николай не убил Василия». Как будто для Ника это проще простого. Для моего Ника.

Дэниел идёт на два шага позади меня, наверное, для того, чтобы контролировать мои движения, если я попробую ускользнуть. Мы проходим по коридору к номеру 786. Это последний номер на этаже, что предполагает больше приватности от соседей. Дэниел стучит в дверь один раз, затем быстро три раза и снова один.

Это мне знакомо. У нас с отцом тоже была собственная система стуков, чтобы дать знать, что пришли свои. Дверь сразу же открывается, и Ник сгребает меня в охапку. Я лишь мельком успеваю на него посмотреть. Он выглядит усталым, жёстким и даже яростным. Его руки дрожат, и он с трудом контролирует себя, а из горла вырывается какой-то животный звук. Я прижимаюсь к нему и чувствую себя в безопасности. Хотя знаю, что это звучит смешно — безопасность в руках человека, который убивает людей, чтобы жить.

Здравый смыл снова просыпается во мне, и я отталкиваюсь от Ника.

Он прижимает меня крепче и хватается руками за моё лицо. Его дикие глаза изучают мои травмы на лице — разбухший нос и разбитый рот. Его пальцы осторожно скользят по ушибам. После долгого напряжения он поднимает мою руку и внимательно её изучает. Когда его пальцы задерживаются на синяках вокруг запястья, он успокаивается, видя, что все мои пальцы на месте.

Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он выхватывает пистолет и направляет его в лоб Дэниелу. Все в комнате замирают.

— Николай, — предупреждающе говорит Дэниел с неизменным выражением лица. — Ты же знаешь, мы заодно.

— Ты позволил причинить ей боль, — рычит Ник. — Ты позволил прикоснуться к моей Дейзи.

— А что мы могли сделать? Защищать её перед Сергеем и Юрием? — голос Дэниела спокоен и бесстрашен, будто бы Ник не намеревается выстрелить ему в лицо. — Включи мозг, говнюк. У неё все пальцы. Её не изнасиловали. Она в порядке.

Ник тяжело дышит, и его лицо постепенно очищается от ярости. Рука с пистолетом дрожит в воздухе, и я понимаю, что он изо всех сил пытается сохранить контроль.

Дэниел кидает на меня взгляд, и я понимаю, что он ждёт, когда я что-нибудь скажу.

— Ник, ты пугаешь меня.

Мне не нужно подделывать дрожь в голосе, потому что в этот момент я в ужасе.

Мой голос прорывается сквозь его бессмысленный гнев. Пистолет опускается и возвращается в кобуру под курткой. Ник поворачивается ко мне и его руки снова обволакивают моё лицо:

— Дейзи, — стонет он и наклоняется, чтобы нежно меня поцеловать, но помня о разбитой губе. — Моя сладкая Дейзи.

На этот раз я не могу расслабиться в его руках, даже когда он притягивает меня ближе и обнимает. Все мои мысли сейчас сосредоточены на том, что этот человек — убийца. Он только что чуть не убил человека лишь потому, что думал, будто тот сделал мне больно. Он готов убить за мою разбитую губу.

За что же ещё Ник может убить?

Кажется, он чувствует, что я сжимаюсь от его объятий. Ник делает шаг назад, а его глаза с усилием изучают меня, и они полны надежды, тоски и облегчения.

— Тебе больно?

Я качаю головой. Мне не очень больно. Хоть я и в синяках, в ужасе и чувствую, что меня предали, я не пострадала.

— Где Рейган?

— Никто не знает. Мы найдем её, но позже. Сейчас есть вещи поважнее.

Его рука тянется ко мне, будто он хочет коснуться меня, но отдергивает её.

— Мне придётся прервать это сладкое маленькое воссоединение, — шутя, говорит Дэниел на совершенном английском, — но где Сергей?

— В комнате.

— Ещё живой, — говорит Дэниел, и, судя по голосу, он этим недоволен.

— Да, эта месть только для Дейзи. Я отдаю его ей, — он снова достаёт пистолет и протягивает его мне. — Это только для неё.

Дэниел бормочет разные американские ругательства. Ник посылает ему яростный взгляд.

Я смотрю на предлагаемый мне пистолет, а затем на Ника. Ника, которого, как я думала, знала.

— Ты хочешь, чтобы я убила кого-то?

— Не кого-то, — говорит Ник, и его акцент становится резче. Это верный признак того, что он волнуется. Он берёт мою руку и кладёт её на пистолет, удерживая своей. — Это ублюдок, который украл тебя у меня и который украл Рейган. Я даю тебе шанс отомстить, чтобы ты могла спокойно спать по ночам.

— Ник, — плачу я и пытаюсь освободить руку, но его пальцы плотно сжимают мои.

— Я не собираюсь никого убивать.

— Чувак, отпусти её, — тихо говорит Дэниел. — Она не такая как мы. Посмотри на неё. Ты её пугаешь.

Когда он говорит это, Ник будто впервые видит меня. Словно только сейчас понимает, что мне не нравится идея убийства Сергея и что моё нежелание делать это сильнее, чем страх похищения.

Медленно и со страхом отдаляясь от Ника, я вижу, как свет в его глазах медленно угасает, а надежда, смешанная со страхом и любовью, умирает. Теперь в его глазах остаются только печаль, грусть и тоска.

— Так, — холодно и спокойно говорит он, — Сергей рассказал тебе, кто я, да? И теперь ты боишься меня.

— Ты — киллер, — говорю я. — Ты убиваешь за деньги, — эти слова кажутся мерзкими на вкус. — Почему ты не сказал мне?

— А что я должен был тебе сказать, моя маленькая Дейзи? — в его голосе так много боли и ненависти к себе. — Что я хочу целовать тебя и заниматься с тобой любовью, но недостоин тебя? Лучше ничего не говорить. Легче просить прощения, чем разрешения.

Я трясу головой. Это ночной кошмар. Всё это просто кошмар. Я хотела оказаться дома, проснувшись в обнимку с Ником, чтобы Рейган спала в соседней комнате и всё было по — старому, до того, как мне открылась истина.

Но этого уже не вернёшь.

Когда я узнала правду о том, кем является Ник, мне захотелось посмеяться над собой, что я не заметила его настоящего. В каждом его движении чувствуются повадки хищника. У него холодные и расчётливые глаза. Он держит пистолет так, будто родился с ним. Его тело покрыто странными и опасными татуировками. По его собственному признанию он вырос в семье «плохих» сослуживцев. Он богат и всегда платит наличными. Он арендовал жильё и автомобили, чтобы наблюдать за человеком.

И он наблюдал за мной. Он всегда появлялся в нужный момент.

Это настолько очевидно. Абсолютно очевидно, что я чувствую себя глупой.

Рука Ника быстро отстраняется, и у меня нет другого выбора кроме, как схватить пистолет.

Его глаза будто просят меня увидеть его изнутри, но мои разум и тело слишком избиты и несчастны, чтобы я это заметила, ведь Ник оказался вовсе не тем, кем я его считала.

Он касается рукой моей щеки, и я вздрагиваю. Он вздрагивает в ответ.

— Я знал, что не смогу тебя удержать, — говорит он. Его голос становится хриплым от волнения. — Такая красивая и невинная душа. Я так долго хотел быть с тобой. Хоть и знал, что это неправильно, однако меня это не волновало. Я надеюсь, что когда-нибудь ты простишь меня.

В моих глазах стоят слёзы, а я всё ещё дрожу, держа в руках пистолет.

— Сергей твой, делай с ним, что угодно, — говорит он мне. — Что бы ты ни выбрала, я пойму. Я разбираюсь в монстрах.

Ник прочищает горло и откашливается. Я вижу, как в его горле ходит кадык, и не могу заставить себя отвернуться.

— Если ты не уничтожишь монстра, который навредил тебе, он будет расти в твоих снах с новой силой, и ты никогда не сможешь чувствовать себя в безопасности. Каждый день своей жизни ты будешь выглядывать из-за угла и ждать его появления. Ты будешь приходить домой по вечерам и бояться тёмных углов своей квартиры. Такие безобидные вещи, как шкаф, станут сосредоточением страха. Я привёл Сергея для тебя, чтобы ты почувствовала тяжесть металла и скорость пули, которые станут свидетелями его смерти.

Так ты сможешь спать по ночам спокойно и не бояться выходить на улицу, — он приподнимает мой подбородок так, чтобы мы смотрели друг другу в глаза. — Посмотри мне в глаза, и ты увидишь правду, ведь я сделал это для тебя.

Его правда звенит в моих ушах. Он будто рассказал о жизни моего отца, а может быть, и о собственной. Знаю, он делает всё это для меня. Даже если я не понимаю всего, моё сердце знает, что слова Ника — правда. Если он и способен любить, то он любит меня и не хочет бояться этого.

Его руки нежно собирают в горсти моё лицо:

— Но что бы ты ни решила, котёнок, я поддержу тебя.

Из горла Дэниела вырывается протестующий звук, но Ник затыкает его гневным взглядом и тот замолкает. Ник поворачивается ко мне и молчаливо молит, глядя в глаза:

— Это твой выбор. Его жизнь в твоих руках. И я буду чтить твои желания.

— Даже если я его отпущу?

— Да, даже так.

Хотя я не хочу этого. Мне кажется, что его нужно передать в полицию, чтобы там приняли справедливое решение. Это будет умно. Хорошо, что даже сейчас я контролирую ситуацию.

Я киваю Нику, и он тепло смотрит на меня.

Я сглатываю. Мне хочется, чтобы он забрал у меня пистолет, но подозреваю, что это станет концом. Ник возьмёт его и исчезнет из моей жизни так же тихо, как и вошёл. Я не уверена, что готова к этому, и поэтому сильнее сжимаю пистолет.

Трахал я всё это.

Дейзи смотрит на меня, как на крысу в московской канализации, будто я не лучше, чем Сергей. Дейзи необходима еда и отдых, а не принуждение убивать человека. Её тело дрожит, когда рука сжимается вокруг пистолета, и она выглядит как опавший листок.

Я извлекаю пистолет из её рук. Сначала она издаёт протестующий звук, но затем позволяет мне. Я осторожно отвожу её к дивану, и она ложится на него.

— Отдохни немного, Дейзи. Поговорим позже.

Из неё вырывается мягкий низкий всхлип, разрывающий меня на части. Я прикусываю щеку, чтобы загнать подальше гнев на Сергея. Я укладываю её и накрываю покрывалом. Его тепло и обволакивающий комфорт дивана позволяют ей расслабиться.

Опустившись рядом с ней на колени, я глажу её лоб и радуюсь, что она не вздрагивает от моей руки. Ведь, что бы она обо мне ни думала, я по-прежнему смогу её утешить, если она позволит мне прикоснуться. Этого достаточно. Если я буду знать, что она живёт в безопасности, для моего счастья этого будет достаточно.

— Ник, мужик, — слышу я от Дэниела, который сидит в одном из кресел. — Тебе надо научиться быть более тонким.

Жестом я призываю его к тишине, чтобы не беспокоить Дейзи.

— Я собираюсь заказать нам еды, — говорю я ей.

— Я буду стейк слабой прожарки, — Дэниел складывает свои грязные сапоги на инкрустированный золотом журнальный столик. — Так, чтобы услышать слабое «му-у», когда открою блюдо.

Дейзи передёргивает от этого заявления:

— Как грубо, — бормочет она.

Я принимаю её участие как положительный знак. Пока она охотно остаётся со мной — это хорошо. Даже если она больше не любит меня, то хотя бы не ненавидит.

— Тебе стоит уйти, Дэниел, — говорю я, листая меню обслуживания номеров.

— Не могу. Мы не закончили дело, — он кивает головой в сторону комнаты с Сергеем, хотя в этом нет необходимости. Дейзи и так знает, о чём мы говорим.

— Ты имеешь в виду Сергея? — спрашивает она.

— Да, — я снова присаживаюсь рядом с ней. — Но нам нужно топливо. Блины? Мясо? Капустный суп?

Я изумлённо смотрю на него. Ник предлагает мне еду, будто мы в отпуске. Будто это нормально, заказывать еду в номер, когда в соседней комнате сидит похищенный человек, ожидая, пока я его убью.

Я не могу переварить это, поэтому поднимаю руки ко лбу и говорю:

— Ник… я…

Я не знаю, что сказать. В моей голове столько мыслей. Ник хочет, чтобы я убила человека в соседней комнате. Нашего врага. Но ведь именно это и делают плохие парни. Они убивают.

Я всегда считала себя хорошим человеком. Но, глядя на Ника, понимаю, что влюбилась в человека, которого даже с весьма развитым воображением нельзя назвать «хорошим человеком».

Он — убийца. И это ужасно, ведь я всё ещё хочу его.

Хочу свернуться калачиком в его руках, чтобы он гладил мои волосы и бормотал мне на ушко нежности на русском, как будто всё в порядке. Его прикосновения всегда могли сделать вещи вокруг лучше, чем они на самом деле были.

Становлюсь ли я хуже из-за своего желания быть с ним?

Кажется, он не понимает всей моей печали. Он по-прежнему сидит на корточках передо мной и гладит мои плечи и лицо, поглядывая на меня.

Это всё тот же Ник, как и раньше, с его собственническими прикосновениями.

И вдруг я чувствую… что просто плохо приняла это. Всё это время я жаждала убийцу.

«Нет», — поправляю я себя. Я жаждала Ника. Я знала, что его работа была не совсем правильной. Была уверена, что он компьютерный хакер, но теперь узнала, что он киллер из мафии. Разве для меня это проблема?

Проблема во мне, в моей голове.

Как ни странно, я возвращаюсь мыслями к нашему походу в кино. Это был фильм о супергероях, а я стала ругать и осуждать плохих парней.

Ник был оскорблён и даже обижен. Он пытался объяснить, что плохие парни делали лишь то, что могли. Лучшее не в самой лучшей ситуации.

Тогда я думала, что он просто спорил со мной, но, может быть, он говорил о себе.

«Я слишком быстро осуждаю людей», — понимаю я. Ник знаком мне не так хорошо, как я думала, и не могла ненавидеть его за это.

Я не могу ненавидеть Ника. Я до сих пор безнадёжно влюблена в него.

В плохого парня.

Интересно, как это повлияет на меня?

Дейзи так долго молчит, что я начинаю волноваться. Я ласкаю её руку и повторяю вопрос:

— Еда? Блины? Борщ?

Она раздумывает минуту, и её губ касается лёгкая улыбка, будто она старается успокоить меня:

— Я не знаю, что это такое.

— Блины — это маленькие оладушки с икрой. Борщ — суп из свеклы, — говорю я, поощряя эту улыбку.

Я бы хотел сделать хоть что-нибудь, чтобы она снова выглядела счастливой.

Она недолго обдумывает сказанное:

— Наверное, блины. Только без икры. Спасибо, Ник.

Её маленькая ручка касается меня.

Кивнув, я бездумно нагибаюсь и целую её в лоб. Она глубоко вздыхает и обнимает меня своими руками. Забыв о Дэниеле, я жадно впиваюсь в её рот. Чувство ликования переполняет меня. Сначала её губы приоткрываются слегка, но затем сквозь нас просачивается страсть, и мы целуемся так, будто не виделись несколько месяцев, а не дней.

Я обнимаю её, чувствуя тонкие плечи и побои на спине. Меня успокаивает то, что она всё ещё жива и, возможно, любит меня. Я вытаскиваю нижнюю часть её рубашки и глажу крошечный кусочек оголившейся кожи. По ней проходит ответная дрожь, но на этот раз я знаю, что она вызвана не страхом или холодом. Я сжимаю ее сильнее и погружаю пальцы за пояс её штанов. Она тихо стонет, и я отвечаю ей таким же необходимым гортанным звуком.

Кашель позади меня разрывает туман охватившего меня желания. Дейзи отрывается от меня и смущённо смотрит в мою грудь. Я поворачиваюсь так, чтобы Дэниел мог увидеть меня, и посылаю ему полный ненависти взгляд:

— Убирайся.

— Не могу.

В этот момент мне хочется пойти и убить Сергея самому, чтобы Дэниел смог оставить нас одних. Вместо этого я целую Дейзи в лоб и заказываю еду в обслуживании номеров: бутылку водки, борщ, две порции блинов с икрой и два стейка.

— Дэниел, сходи и проверь нашего гостя.

Дэниел испускает тяжёлый вздох, будто моя просьба чрезвычайно обременительна, но без лишних слов встаёт и проскальзывает в другую комнату.

— Тебе нужно что-нибудь?

Я глажу её волосы и заправляю шёлковые локоны за ушко.

— Я достану всё, что угодно.

— Нет.

Она изо всех сил старается сесть, но я нажимаю на неё, отправляя её обратно.

— Я не могу лежать здесь, когда ты стоишь на коленях рядом. Для меня это очень странно. Лучше я посижу.

Она вновь направляется в сидячее положение, и на этот раз я не протестую. Похлопав пустующую подушку рядом с собой, она жестом приглашает меня сесть рядом. Я тихо сажусь, а она прижимается ко мне. Я приподнимаю её и усаживаю к себе на колени. Она устраивается, вытянув ноги вперёд и положив голову мне на плечо. Её нос зарывается в мою шею, и мои кости пронзает разряд радости.

— Мне очень стыдно за то, что я не рассказал тебе о себе раньше.

В горле пересыхает, пока я жду её ответа. Она выдыхает, и вместе с этим я чувствую, как расслабляется её тело.

— Не самое лучшее время в твоей жизни, да?

— Верно.

Я так благодарен, что она принимает мои попытки всё ей объяснить.

— Когда мне было пятнадцать, Александр послал меня во Флоренцию, чтобы позаботиться о кураторе небольшого частного музея. Ему было около пятидесяти и его окружали молодые мальчики. Сначала я не хотел выполнять эту работу. Он подбирал мальчиков с улицы, давал им кров, еду и одежду. Я проигнорировал задание Александра и начал наблюдать за ним. Я рискнул встретиться с одним из мальчиков, доставлявшим картину. Вблизи я увидел, что он всего боялся. Он удирал по улице, не глядя никому в глаза, и убежал от меня, когда пытался подойти я.

Дейзи выпускает слабый стон, и я понимаю, что сжимаю её слишком сильно.

— Прости, — бормочу я и ослабляю хватку.

— Ничего страшного. Продолжай, — подталкивает она.

— Так я продолжал наблюдать и увидел, что этот куратор принимал мальчиков с улицы и заставлял их делать друг с другом страшные вещи. Делать и смотреть друг на друга, — я делаю паузу, чтобы голос не подвёл меня. — Ты понимаешь, Дейзи?

— Да, — задыхается она.

Дейзи полна сострадания. И на мгновение я задумываюсь: может быть, я не должен делиться с ней этой историей? Но мне важно, чтобы она поняла.

— Наконец, спустя две недели мне удалось поговорить с одним мальчиком. Я сказал ему, что позабочусь об их кураторе. Но мальчик ответил, что этот монстр всегда будет жить с ним. Я решил, что этот мальчик у них вроде лидера, и сказал, что помогу ему убить монстра. Я сделал это. Результат был грязным, — признался я. — И из-за этого Александр выгнал меня из Братвы. Моя верность была запятнана чувствами к ещё кому-то. Он был прав, что заставил меня уйти. И я сделал бы это снова, если бы у меня был шанс. И, Дейзи, я думаю, что твой отец заперся в своей тюрьме потому, что монстр, который забрал твою мать, всё ещё живёт с ним. Я не хочу такого для тебя.

Мы оба замолкаем. Персонал из обслуживания номеров доставляет заказ и уходит.

Дэниел выходит из соседней комнаты, и мы молча едим.

Не знаю, о чём думает Дейзи, но она так спокойна после истории, которую я ей рассказал.

Поев, она идёт в ванную комнату, и я долгое время слышу журчание воды.

— Оставь её одну, чувак, — советует Дэниел, когда я в пятый или пятнадцатый раз подхожу к запертой двери ванной.

Когда Дейзи появляется из комнаты в белом халате, я предлагаю ей одежду, что принес для неё. Мягкие джинсы, майку и кашемировый свитер. Она берёт их и снова исчезает в ванной, а затем возвращается полностью одетой, но с мокрыми волосами.

Я предлагаю ей рюмку с водкой, но она отказывается.

— Я хочу посидеть на балконе немного.

Я беру одеяло и иду за ней, но не успеваю и порог переступить, как она кладёт руку мне на грудь:

— Я хочу побыть наедине с самой собой, хорошо?

Должно быть, на моём лице отражается беспокойство, потому что она проводит рукой по моей щеке. Я поворачиваю голову и целую её ладонь.

— Да, — говорю я.

— Я буду ждать тебя. Всегда.

Она кивает и закрывает дверь, разделяя нас. Я прижимаюсь лбом к стеклу, до тех пор, пока Дэниел не оттаскивает меня от неё.

Несколько минут спустя я возвращаюсь с балкона в номер.

— Могу я… Могу я поговорить с Сергеем?

Я хочу выяснить, куда он дел Рейган.

— Он твой, — резким тоном говорит Ник.

Он указывает на полуприкрытую дверь спальни и отходит в сторону.

Я бросаю взгляд на дверь, а затем снова на Ника, но он не смотрит на меня. Он просто сканирует комнату из соображений безопасности, что позволяет ему не смотреть на меня. Я знаю, что он хочет прижать меня к себе, это видно по его сильно сжатым кулакам, но он даёт мне свободу действий, зная, что мне это необходимо.

Он слишком хорошо меня знает.

Сглотнув, я толкаю дверь и вхожу в спальню. Это роскошная комната с огромным зеркалом, двуспальной кроватью и изящной старой мебелью. Сергей сидит на свободном месте, приклеенный к пластиковому стулу.

Когда он видит меня и пистолет в моей руке, то начинает смеяться:

— Что, — кричит он, — они отправили маленький цветочек завершить дело?

Дрожа, я делаю шаг вперёд. Даже сидящий на стуле с беспомощным взглядом, этот человек вселяет в меня страх. Этот Сергей — злой. Я чувствую, как его злоба просачивается сквозь поры в воздух, которым я дышу.

Я оглядываюсь и вижу, как к двери подходит Дэниел. Он закрывает её и встаёт рядом на страже. Он здесь для того, чтобы убедиться, что Сергей не причинит мне вреда, его присутствие обнадёживает. На мгновение я думаю, что было бы лучше, если бы на его месте был Ник, но ему нужно время, чтобы справиться со своей внутренней борьбой о том, кто он есть.

Я хочу Ника, но меня смущает тот факт, что он ещё и натренированный убийца.

Можно ли разделить его сущности? И будет ли Ник тем, кем он является?

Я медленно подхожу к кровати. С другой её стороны расположен деревянный стол со стулом. Я осторожно кладу пистолет на столик и сажусь на стул. Сергей поскрипывает скотчем, по-прежнему приклеенный к стулу.

— Где Рейган? — спрашиваю я.

Мой голос очень спокоен. Ник научил меня, что можно звучать бесстрашно даже с дрожью внутри.

Губы Сергея вытягиваются в тонкую уродливую гримасу. Я замечаю подтёки высохшей слюны вокруг его рта.

— Маленькая блондиночка? Ты никогда её больше не увидишь.

— Где она?

Я несу за неё ответственность. Мне нужно знать, где Рейган.

— Даже если бы я знал, сучка, я бы никогда тебе не рассказал, — говорит Сергей со снисходительной улыбкой. — Скорее всего, её продали в какой-нибудь бордель на чёрном рынке. Её будут использовать, пока она здорова, а затем продадут на органы. Она умрёт медленной и ужасной смертью, проклиная твоё имя каждый час. Как ты себя чувствуешь, зная это?

Я понимаю, что он просто пытается разозлить меня, но его слова ранят. Я вздрагиваю.

Будто бы чувствуя мою боль, Сергей продолжает, кивая на пистолет:

— То есть он послал тебя сюда, чтобы покончить со мной, да?

— Я не собираюсь убивать тебя, — спокойно говорю я ему. — Я не играю в игры со смертью. Просто хочу узнать, где моя подруга.

— Ты не убьёшь меня, да? — он снова смеётся, будто в этом есть что-то забавное. — Бедный Николай. Одинокий, выброшенный бандой и подобранный невинной девушкой, которая выбила из него того, кем он является на самом деле. Он притащил меня к тебе и вручил тебе пистолет, будто паршивый кот, принёсший убитого грызуна хозяину за поощрение. Он не понимает твоего отвращения к нему за ту работу, что он делает, — на его уродливую улыбку так неприятно смотреть. — Но ведь ты не такая как он, да, маленький цветочек? Мысль об убийстве такого, как я, отталкивает тебя. Даже если бы Николай сделал это без колебаний.

Я ничего не отвечаю. Он прав во всём. Мне любопытно, что ещё он скажет, если я продолжу молчать. Ник использовал ту же технику, как я сейчас поняла. Если он не знает, что сказать, то просто ждёт. Так что я продолжаю молча сидеть и смотреть на Сергея.

— Твой любовник не может порвать с Братвой, да? Вот Дэниел, — кивает он на дверь, — он бы без раздумий перерезал мне глотку. Но Николай — романтик. Он отчаянно убедителен, да? Должен ли я рассказать тебе историю о Николае?

Я жду.

— Александр не знал, что делать с ним, когда тот был маленьким мальчиком. Он говорил, что у него есть парнишка, которого тренирует на убийцу. Хороший, но слишком мягкий. Я спросил, в чём он мягкий? Что не так? И он рассказал мне про этого мальчика. В возрасте двенадцати-тринадцати лет мальчики экспериментируют со шлюхами, но одарённый Николай прошёл то же самое в девять лет.

Я моргаю, не выдавая ему какой-либо реакции.

— А знаешь, что рассказывали мне эти шлюхи? Николай всегда выбирал самую старую, ту, которой было за пятьдесят, со старым мешком вместо влагалища. Все задавались вопросом — что же делал девятилетний мальчик с такой женщиной? За ним стали наблюдать. И знаешь, что он делал с этой старой шлюхой, маленький цветочек?

— Нет. Что?

— Он держал её, пока спал, — говорит он с усмешкой в голосе. — А она пела ему перед сном и готовила еду. Он платил старой шлюхе так, будто она — лучшая на земле. Он привязался к ней. Я сказал Александру, что есть способ это остановить.

С каждым его словом на меня накатывает всё большее чувство тошноты. Я представляю, как одинокий, девятилетний Ник, такой отчаявшийся и изголодавшийся по вниманию, должен платить проститутке, чтобы та играла его мать.

— И тогда мы послали его в бордель с заданием — убить шлюху, в противном случае его выгонят из Братвы. Он должен был выбрать свою семью. И знаешь, что он выбрал?

— Он позволил ей жить? — говорю я с надеждой, хотя сомневаюсь, что это правда.

— Нет, — говорит Сергей. — Она была старой, больной и задолжала Братве много денег. Николай нанёс удар, как мы его и обучали. Он существо, которое создали мы, — он снова тонко улыбается. — Без недостатков. И в тот раз он не плакал, этот Николай. Этот человек, которого ты любишь. Он убивает, потому что в этом и есть его жизнь.

Я думаю, что Сергей не прав. Николай убивает потому, что для него это ничего не значит.

Это всего лишь способ достижения цели. Всего лишь то, чему он хорошо обучен. Думаю, было бы хуже, если бы убийства наоборот что-то значили для него.

— Вижу, тебе не нравится моя история, — говорит Сергей.

Он двигается в кресле, отчего я вздрагиваю и инстинктивно подаюсь назад. Это снова заставляет его рассмеяться.

— Почему ты рассказал мне эту историю?

— Потому что мне доставит огромное удовольствие видеть правду в твоих глазах, когда ты будешь смотреть на Николая. Когда ты осознаешь, что он кусок дерьма, созданный Братвой. Он никогда не станет нормальным человеком, маленький цветочек. Он знает только то, чему его обучили мы.

Ему не следовало говорить мне это.

Сергей не понимает, но эти слова играют против него. Ника создали так же, как и меня создал мой отец. С изменённым сознанием, немного больная на голову и так же нуждающаяся в любви.

Это неизменно. Я всё ещё вижу ту тоску в глазах Ника, когда он смотрит на меня.

Он действительно всё тот же человек. Просто теперь я знаю правду. Для меня нет секрета и тайны в том, кто он и что он. Это почти благословение.

Ник — тот, кого из него сделали они.

Я — та, кого из меня сделал мой отец.

Я смотрю на Сергея.

— Так скажи мне, — спрашиваю я с любопытством, но спокойно. — Что произойдёт, если я не выстрелю в тебя?

Он смеётся, и на его лицо возвращается глумливая гримаса:

— Маленький цветочек, как ты думаешь, что произойдёт?

Я размышляю:

— Я могла бы сдать тебя в полицию, — но раздумываю ещё и добавляю: — Хотя у тебя достаточно связей для того, чтобы выбраться оттуда. Я права?

Он пожимает плечами, но по блеску в его глазах я вижу, что угадала.

Нет, полиция не остановит этого жирного человека. У него слишком много связей.

— И если ты выберешься, то придёшь за Ником, не так ли? Ты же не позволить ему жить, пока дышишь сам. Либо ты, либо он, верно?

Лишь произнеся это, я поняла, что права. Вот откуда в глазах Ника печаль. Он позволил мне выбирать, потому что не верит, что заслуживает жизни. Как и Сергей, он считает себя лишь бесполезным инструментом, предназначенным только для убийств. Он не верит, что достоин любви. И если я отпущу Сергея, то Ник пропадёт. Он уйдёт в подполье и будет ждать, пока кто-нибудь его не убьёт. Он уйдёт в подполье, как мой отец.

Эта мысль поражает меня. Я смотрю на Сергея в кресле, продолжающего ухмыляться, несмотря на связанное тело и беспомощность.

Если я отпущу этого человека, то обреку Ника на ту же самую жизнь, которой жил мой отец, с чувством постоянного страха за плечами. Это будет тюрьма, созданная моими же собственными руками.

Ник никогда не будет свободен.

Я долго думаю и молчаливо смотрю на жёсткое, уродливое и самодовольное лицо Сергея. На его толстые и густые брови.

Ник тот, кто он есть, потому что прошёл собственный путь. Он рос в семье убийц, таких же одиноких, как и он. Он не желал быть таким же. Но ему известна только такая жизнь, он не мог жить иначе. Я понимаю это. Так же, как и его, меня создавали с самого рождения. И меня тоже обучили стрелять из пистолета в случае необходимости.

Я смотрю на оружие, лежащее на столе. Сергей прослеживает мой взгляд и начинает смеяться:

— Такая храбрая, — издевается он. — Николай мог бы тобой гордиться.

Я игнорирую его. Это американский пистолет, глок, не русский, и поэтому мне известно, как его использовать. Я достаю магазин, проверяя патроны. Полный. Основанием ладони толкаю его обратно, будто снова нахожусь в подвале своего дома. Снимаю предохранитель. Мне понадобится только одна пуля.

— Ох, в этом месте я должен дрожать от страха и умолять о пощаде, да? — издевательски спрашивает Сергей.

Очевидно, он и не думает, что я это сделаю.

— Ты не будешь умолять о своей жизни, — говорю я спокойно. — Потому что не считаешь, что попал в беду. Не думаешь, что я смогу это сделать. Думаешь, я сдам тебя полиции. Что ж, в таком случае всего несколько звонков — и ты спокойно выйдешь оттуда уже к вечеру.

Я вспоминаю дырявую американскую правовую систему. Насколько легко и быстро любой убийца может выйти, если знает, за какие ниточки дёргать. Мне знакомо это слишком близко. В моей памяти сохранилось то, какой беспомощной я чувствовала себя в тот раз.

Но теперь я не такая.

Сергей ничего не говорит. Он просто иронично смотрит на меня насмешливым взглядом.

Я осторожно приставляю пистолет к голове Сергея и снимаю предохранитель. А затем очень спокойно нажимаю на спусковой крючок.

Я не позволю этому человеку разрушить наши жизни.

Убивая его, я выбираю Ника. Я вижу его тёмную сторону и принимаю её. Я люблю Ника за то, кем он является, а не чем.

Звук выстрела звучит слишком громко в этой комнате, и я закрываю глаза при виде скривившегося лица Сергея с красным запёкшимся отверстием во лбу.

Я слышу крик из-за двери, и из проёма вываливается Дэниел, будто его кто-то толкнул. Через секунду в комнату протискивается Ник, отталкивая Дэниела в сторону. Он смотрит на убитого в кресле Сергея, а затем его взгляд перемещается ко мне, стоящей с пистолетом в руке. В его глазах не гордость, а вопрос.

Он и вправду не думал, что я это сделаю.

Как и Сергей.

И я начинаю плакать. Сильные, громкие рыдания вырываются из моего горла. Я бросаю пистолет на стол и иду к Нику. Его руки обнимают меня, и я прижимаюсь щекой к его груди.

— Дейзи, — бормочет он. — Любовь моя, ты не должна была.

Знаю, но я сделала это. Я выбрала жизнь без страха и свободу для Ника и для себя. Я думала об аналогии Сергея. «Он притащил меня к тебе и вручил тебе пистолет, будто паршивый кот, принёсший убитого грызуна хозяину за поощрение».

Если Ник — кот, ищущий одобрения, то я — побитая собака, которая кусает руку, прежде чем её могут ударить. Но я не буду снова жить в страхе. Не буду. Я не буду создавать такое будущее Нику. Я слишком сильно его люблю.

И тут до меня доходит, что он всё ещё думает, будто я ненавижу его, даже когда он так спокойно гладит мою спину, успокаивая мой плачь. Я заставляю его посмотреть в мои глаза.

— Я люблю тебя, Николай, — говорю я ему.

Николай, не Ник.

Мой Николай.

В его одиноких и грустных глазах застывает вопрос:

— Дейзи, ты же знаешь правду. Я — убийца.

— Ты мой, Николай, — мягко говорю я ему. — И то, что ты делаешь, не определяет того, кем ты являешься. Прошлое травмировало нас обоих.

На мгновение его глаза становятся подозрительно влажными, а затем он прижимает меня к груди так крепко, что мне становится трудно дышать.

И я больше никогда не хочу покидать эти объятья.