Последний вампир

Пролог

Он оставил «Мерседес» на платной парковке. Жаль, их немного, надежно охраняемых частных парковок на окраинах. Он неторопливо шел к метро, стараясь не замечать отвратительную безликость типовых застроек, брезгливо перешагивая через шрамы асфальтовых трещин, щурясь в первых лучах восходящего светила. Он шел на охоту, он был голоден.

Чем ближе к жерлу метрополитена, тем больше народу вокруг. Самые ранние пассажиры общественного транспорта привычно исчезают под землей, городские артерии с удовольствием поглощают прилив человеческих ресурсов, кровь мегаполиса.

Как всегда, прежде чем спуститься в подземелье, он купил газету. Как всегда, слегка пьянея от обилия тел вокруг, влился в плотный поток у сита турникетов, стесненный толпой, сошел вниз, на платформу, втиснулся в вагон метропоезда.

Сегодня ему повезло — не замолчал еще потусторонний голос, предупреждающий об автоматике дверей, а он уже учуял сладость редкого лакомства.

Сладость источала молодая женщина, что сидела под схемой линий метро. Пробиваясь сквозь толчею к жертве, он, как это случалось и ранее, досадовал, что не с кем разделить охотничью удачу.

Ничем не примечательную на вид самочку под схемой разноцветных линий подземки минувшей ночью оплодотворил, по ощущениям охотника, зрелый и здоровый самец. Причем самец с самкой боялись верить, а охотник знал совершенно точно — физической близости сопутствовало и духовное единение, то есть полное слияние пары, абсолютная гармония, аномальная по нынешним временам. О, да! К величайшей скорби охотника, подобная аномалия встречалась ему все реже и реже, год от года...

Наконец-то удалось встать, нависнув над жертвой. Потребовалась определенная сноровка, чтоб изловчиться и развернуть газету. С тех пор, как метро стало привычным местом его охоты, он приноровился прятать лицо за газетным лоскутом.

Перед глазами плясали буквы. Острые крючки кириллицы напрасно исходили мимолетными для вечности сенсациями. Он настраивался на жертву, а со стороны казалось, что он читает. Лицо его сосредоточенно, глаза бегают, что же касается капелек пота на лбу, так тоже ничего удивительного, в вагоне душно. Слегка трясутся руки? Подумаешь, с кем не бывает, перебрал вчера, экие пустяки.

Он изучал жертву, искал, как бы к ней подступиться, и никто этого не замечал, не чувствовал. В том числе и сама жертва.

Он искал брешь в природных защитных системах и нашел ее. Нащупал мелкую трещинку пустяковых переживаний. Осторожно просочился в прореху, в червоточинку негативных эмоций, и бережно, нежно прильнул к черному, как ночь, родничку в океане оранжевого, как солнце на восходе, счастья. И вздрогнул, содрогнулся конвульсивно от приторной сладости «сока жизни».

Вся жизнь — страдания, прав был самый древний из Учителей! Он пил ее страдания, а вместе с ними и ее жизнь. Он наполнял себя животворящим соком, стремился насытиться, пока жертве не станет плохо. Пока самка вспоминает оплодотворившего ее самца с любовью, а не с проклятиями. Пока у нее не начались рвотные спазмы, пока ее лоно не начало кровоточить, и сердце бьется ровно, без перебоев. Поглощая ее страдания, он их множил. Последним, переполнившим его до краев глотком он выпил ее оранжевое счастье, прошлое, настоящее и будущее...

— Женщина, с вами все в порядке?

— Ой, доченька, ой, боже ж мой, что с тобой, милая?

— Помогите кто-нибудь!

— Помогите вынести женщину из вагона!

— Врача! Врача позовите! На станции должен быть врач!

За спиной галдели пассажиры, словно воронье над падалью. Он ступил на платформу одним из первых, комкая газету, утирая пот со лба. Он позволил себе улыбнуться, лишь когда пересел на поезд, идущий в обратную сторону. Ему было хорошо. Очень хорошо. Очень-очень хорошо. Вам не дано даже представить себе, как ему было хорошо!..