Последний вампир

4. Чуть больше часа до взрыва

— Итак, Ангелика, подвожу итог — существуют три версии, да? Похищение ради выкупа, ради скрытой видеосъемки и... и твоя версия.

— Хочешь, добавлю еще одну для ассортимента?

— Валяй.

— Ян Альбертович в двухтысячном предсказал американскую трагедию одиннадцатого сентября две тысячи первого. С тех пор политики заказывают у него гороскопы.

— Ага, сообразил. Версия номер четыре сродни твоей, третьей. Массовое убийство для маскировки индивидуального заказа. Астролог предсказал, скажем, военный переворот в России осенью грядущего года — и хунта его того, кирдык, пока звездочет не обнародовал имя нынешнего демократа, будущего диктатора. Версия принимается. Итого — четыре. Плюс я, не сходя с места, легко сгенерирую еще пяток. Итого девять. Дошло, к чему клоню?

— Не совсем.

— Элементарно, мисс Ватсон. Твоя версия номер четыре — всего лишь одна из ряда. Не циклись на ней, хорошо? И вообще, версии третья с четвертой, на мой взгляд, маловероятны. Не вижу смысла в организации сортира для обреченных, тем более в запасах воды для потенциальных трупов, ферштейн?

— Ты меня успокаиваешь, Сергач?

— И себя тоже. — Игнат стер пот со лба. Жарко.

— Давай налью стаканчик. Не отказывайся, ты весь мокрый.

— А давай. Духота, блин.

Сергач одернул прилипшую к телу футболку. Ну и пекло, черт бы его! Как, интересно, Ангелика умудряется не потеть? Вон, наливает воду, руку приподняла, и виден абсолютно сухой шелк под мышкой. И лицо у нее сухое, и локоны не свалялись. А у Яна Альбертовича шевелюра будто из клочков пакли. Мускулистый Стас весь лоснится, словно маслом намазанный. Лев Юрьевич раскраснелся, пыхтит. Впрочем, Лев покраснел скорее из-за полемического задора, температура окружающей среды в его случае ни при чем. Эко они со Стасиком сцепились, уж минут десять галдят, на шушуканье Игната с Ангелиной ноль внимания, доспорились до хрипоты, как бы до драки не дошло. Хотя нет, Льву замахнуться на Стаса слабо, и Стасу нужен здоровый оппонент. Оба захлебываются словами, и это хорошо, это полезно, ибо словесный понос вымывает из мозгов шлаки паники лучше всяких антидепрессантов.

— ...Доктор, че ты пургу гонишь? Телевидение нас, по-твоему, голодом морит, а? Кабы реально нас телевидение мучило, разве ж допустило, чтоб собаки меня цапали? Погляди на ногу, маза фака! На ногу мою замотанную глянь и вспомни, че под тряпкой. Забыл? Так я развяжу...

— Помню я, помню! Уважаемый Станислав, возможно, собаки дрессированные, возможно, при возникновении по-настоящему опасного контакта дрессировщики их...

— Где?! Где прячутся дрессировщики?! Откуда они, маза фака, возьмутся, если я ща оборзею и выбегу на двор?..

— Уважаемый, из окошек не видны ворота, вы согласны?

— Ну?

— Не виден участок двора со стороны сеней, согласны?

— Доктор, полчаса назад ты сам говорил новенькому, что, если сойдешь с ума и побежишь на двор, там тебя шавки растерзают! Говорил? Нет?..

— Говорил, согласен. Я не...

— Молчи!

— Уважа...

— Заткнись, я сказал! — Стас вытянул шею, раскрыл рот, смешно выпучил глаза. Сглотнул. Покрутил башкой. — Слышишь, доктор? Мотор тарахтит!..

— Мотор?.. — Лев Юрьевич зачем-то приподнялся на цыпочках, как будто с высоты лучше слышно, застыл на миг, балансируя на тупых носках сандалий, и воскликнул с трепетом в голосе: — Слышу!

Стас метнулся к двери в сени, перепрыгнул через россыпь осколков плафона на полу, прижался ухом к щелке меж косяком и дверной панелью. А Лев Юрьевич, шаркая сандалиями, посеменил торопливо к окошку напротив того, где сидел на подоконнике Сергач.

— На, держи, — Ангелина протянула Игнату бумажный стаканчик с водой. — Быстро на сей раз обернулся немой, раньше новенькие появлялись с многочасовым интервалом.

— Спасибо, — Игнат взялся двумя пальцами за гибкие бока разового стаканчика. — Ты уверена, что привезли новенького? А вдруг...

— Тише там! — рявкнул Стас. — Слушать мешаете!

Женщина высокомерно хмыкнула, мол, тоже мне, раскомандовался мальчишка. Хмыкнув, взглянула сквозь затемненные стекла очков на Игната, пожала плечиками, дескать, какая разница, уверена она или нет, и, цокая каблучками, царственно удалилась в смежную комнатушку. Кому переполох, а кому редкая возможность, не привлекая к себе лишнего внимания, посетить «отхожее место».

Игнат слез с подоконника, выпил залпом теплую до противности воду, смял стаканчик, швырнул на пол. «А вдруг повезло? — думал Сергач, чувствуя, как заколотилось сердце в надежде на чудо. — Вдруг возле запертых ворот притормаживает СЛУЧАЙНЫЙ автомобилист, запутавшийся в паутине подмосковных дорог? Крикнуть, что ли, „помогите“ в форточку, а?..»

Надежду на чудо уничтожила реплика Льва Юрьевича.

— Собаки узнали хозяйскую машину, — заявил доктор-экстрасенс дрожащим голосом, скользя щекой по оргстеклу и силясь заглянуть за оконный край. — Обрубками завиляли, бегут встречать...

Сергач посмотрел в окно — действительно, собаки дружно убегали за границы обзора, к невидимым воротам. Купированные хвостики ходят ходуном, радостно тявкнула одна псина, другая. У соседки по лестничной площадке в доме новой супруги Игната жила доберманша Альма, соседская сука точно так же тявкала, кидаясь к Сергачу целоваться.

— Слышу, ворота открываются! — объявил Стас, затыкая свободное от подслушивания ухо пальцем. — Идет! Слышу! Идет, гад, сюда!..

Что же касается Игната, так он ничего не слышал, кроме последнего чиха умолкнувшего с полминуты назад автомобильного мотора и вышеупомянутого тявканья.

— Подходит, урод! Лось безрогий, Герасим долбаный, — Стас сжал кулак. — Дверцу со двора в сени открывает...

Теперь и Сергач расслышал в хоре собачьего тявканья скрип дверных петель.

— Ты покойник, урод! — заорал Стас, отстраняясь от слуховой щели, вынимая палец из уха и замахиваясь кулаком. — Убери собак, и я тебя урою, дефективный! — Стас от души долбанул дверь, за которой находился неизвестный ему «урод дефективный» с четвероногой охраной. — Позови старшего, урод! Главного своего приведи, шестерка увечная, маза фака! Я хочу говорить с главным, со старшим! Слышишь, фак твою мать, уродина немая?!

Атакуемая кулаком Стаса дверь жалобно трещит, радостное тявканье перемежается грозным рычанием, немой в сенях, ежели это, конечно, он, громко сопит и шуршит одеждой. Минимум фантазии — и легко представить себе собак, жмущихся к ногам крупногабаритного человека, едва поместившегося в тесноте сеней-шлюза. Звуковой ряд внятен и очевиден, как в хорошей радиопостановке. Вот пришелец отпихнул собаку и положил на пол нечто, это нечто брякнуло, и совершенно понятно, что это не тело очередного пленного, а невеликих размеров предмет или предметы. Вот громила выталкивает обратно во двор своих клыкастых телохранителей доберманов, вот и сам уходит, закрывает за собой скрипучую дверцу. Щелкает хитроумная механика последовательной блокировки дверей, теперь она позволяет войти из внутреннего помещения сарая в пристройку, напоминающую телефонную будку, в сени.

Стас разжал кулак, схватился за дверную ручку, дернул. Резко распахнувшись, дверь всколыхнула затхлый воздух, ветерок долетел аж до Игната. Стас перешагнул низкий порожек, гыкнул, опустился на корточки. Из помещения с дырой в потолке и осколками плафона на полу видна лишь его бугрящаяся мышцами спина, острые лопатки и четко обозначенный пунктир позвоночника.

— Уважаемый Станислав, чего там? Чего нам принесли? — Доктор спрашивает с опаской в голосе и соответствующей гримасой на лице, отступая к дальнему углу.

«Чего он боится? — удивился Сергач. — Что в сени подбросили бомбу?.. С пеной у рта твердил, мол, все мы участники экстремального шоу, и боится режиссерских вмешательств?..»

— Гы-хы, гниды, гы-хы-ы!.. — нервно рассмеялся Стас, поднимаясь с корточек и задом выходя из сеней. — Гы! Военнопленные закончились! Военный инвентарь и предмет досуга, гниды, подкинули. Стебаются, уроды! Маза фака!

Стас повернулся затылком к сеням, его левую руку скрывала от взгляда Игната распахнутая дверь, в правой молодой атлет держал противогаз.

Да, самый натуральный противогаз, индивидуальное средство защиты органов дыхания, знакомое каждому, отслужившему в рядах, отнюдь не понаслышке. Резиновая шлем-маска цвета казенных кальсон, круглые стекляшки, имеющие неприятное свойство запотевать во время марш-бросков, и цилиндрическая коробка цвета хаки, фильтрующая «газы», в данном случае привинченная напрямую к шлем-маске.

Сергач только и успел, что опознать армейский аксессуар, как в большем из помещений сарая-тюрьмы вновь возникла внешне невозмутимая Ангелина.

Цок, цок, цокая набойками на каблуках, стараясь не наступать на осколки плафона, подошла к ухмыляющемуся Стасу, изволила поинтересоваться:

— Что это?

— Противогаз! Стебаются, гниды.

— Нет, что в другой руке?

— В левой? Магнитофон. Беспонтовый, маленький с одним динамиком и встроенными часами. На часах светятся нули.

— Юноша, — Ангелина поправила наманикюренным ногтем дужку темных очков, — вам не кажется, что в магнитофоне наличествует аудиокассета с записью?..

— С условиями освобождения! — подхватил Стас, сверкнув глазами, топнув кроссовкой. — Йес, мэм! Которая тут кнопка «плей»?

— Уважаемые, не спешите нажи...

— Лови, доктор! — Стас швырнул Льву Юрьевичу противогаз.

— Жмите «плей», — кивнула Ангелина, разрешила.

Стас нажал.

«Пик», — в дыре под потолком коротко пискнуло. С аналогичным коротким «пиком» включаются и отключаются некоторые бытовые электроприборы.

— Че за херота?! — напрягся Стас. — Я кнопку вдавил, а там, наверху, пи-пи, и на часах, во, двоеточие меж нулями замигало.

— Уважаемые, я пытался вас удержать от поспешных...

— Помолчите! — грубо оборвала Льва Юрьевича Ангелина, и вовремя, поскольку вслед за сигналом под потолком и миганием в часах достаточно громко для своих миниатюрных размеров заговорил резким мужским голосом магнитофонный динамик:

РОВНО ЧЕРЕЗ ЧАС ВЗОРВЕТСЯ СОСУД СО СЖИЖЕННОЙ

ОТРАВОЙ, СПРЯТАННЫЙ МНОЮ, ДЕРЗКИМ. МНЕ ИЗВЕСТНО ДОПОДЛИННО — СРЕДИ ВАС ВАМПИР.

СУЩЕСТВО ЗАДОХНЕТСЯ, НЕ ПОЖЕЛАЙ ОНО

ПРОЯВИТЬ СИЛУ. К ТЕБЕ ОБРАЩАЮСЬ, СТРОГИ МОРИ!

ПРОЯВИСЬ, МОЛЮ Я, УПОВАЯ НИЖАЙШЕ

НА ПРОЩЕНИЕ ТВОЕ.

И все, далее только шорох чистой пленки, белый шум, равнозначный тишине, молчанию.

Все молчали ровно секунду. Только за стенами сарая тявкали собаки, дюжина доберманов.

Что есть секунда? Вдох-выдох. Четверо — красивая женщина в темных очках, мускулистый атлет с шуршащим пленкой магнитофоном, лысоватый пузан, неловко комкающий в крепких руках резину противогаза, взъерошенный Сергач — четверо, будто сговорились, двинулись к центру комнаты, поближе к дырке в потолке. Четверо заговорили одновременно. Ангелина повторила шепотом: «Взорвется колба со сжиженной отравой»; Стас гыкнул, оскалившись: «А я не врубился, чего там пи-пи, и при чем пурга про вампиров», Лев Юрьевич бормотал: «Быть не может, нас разыгрывают, прокрутите еще раз запись, половины не поняли»; Сергач ругался: «Бред, честное слово, бред сумасшедшего, блин горелый...» Цокали каблуки, шаркали сандалии, хрустело матовое стекло под толстыми подошвами кроссовок, трое шли к центру помещения, запрокинув головы, глядя на черную дыру в потолке. И только босой Сергач вынужденно поглядывал на пол. Но и Сергач не заметил, когда зашевелился всеми забытый Ян Альбертович и по стеночке, по стеночке подкрался к сеням...

— Стойте, уважаемый! — крикнул Лев Юрьевич, который боковым зрением в последний момент, в метре от порога все же засек безумного беглеца.

Или беглеца от безумия?..

Сухонький старичок в допотопном спортивном костюме на диво проворно прыгнул в сени. Мало того — сумел как-то в прыжке ухватить край распахнутой двери. К закрывающейся двери кинулся Стас. Вряд ли из человеколюбия, скорее по бойцовской привычке реагировать действием на действие. Растянувшись в длинном и низком выпаде, на манер фехтовального, Стас выронил из левой руки магнитофон с часами и бесполезно шуршащей кассетой, пальцами правой дотянулся до дверной ручки, но поздно — дверь в сени хлопнула, дверца из сеней во двор скрипнула.

— Заклинило, карамба! Блокировка, язви ее, реально сработала! Дед психованный во двор побежал, слышите?..

Такое разве не услышишь? И хочется заткнуть уши, да руки онемели.

— Спасите!!! — орал обезумевший Ян Альбертович, звал на помощь людей с воли, взывал к богу, к черту, громко топал кедами, бежал, бежал и орал: — Спасите!!! Спа...

Вопль отчаяния захлебнулся в лае и рычании, в лязге собачьих челюстей...

А потерянный Стасом магнитофон с электронным циферблатом откатился к босым ногам Сергача. В прямоугольнике над кругляшкой динамика светились зеленым цифры — 00:54.

Осталось чуть меньше часа. Их осталось четверо.