Последний властелин Антарктиды Часть 1-я

Глава 2 = 1993-й год. Антарктическая станция «Мирный»=

Ноябрь – декабрь 1993-го года.

Антарктическая станция «Мирный»

В условленном месте одного из близлежащих районов.

№ 1.

Антарктическое лето напоминало собой зимний пейзаж сибирских снежных равнин. Небольшой желтовато-красный шар солнца завис между вершинами двух ледяных полей, и напоминал сгусток вулканической лавы, которая, заполнив собой весь кратер, вот-вот должна была взорваться феерическим извержением.

Двое полярников, начальник станции Виктор Иванович и его помощник Андрей пробирались сквозь льды к заранее намеченной цели.

– Спасибо, что взяли меня с собой.

—А кого ещё брать? Трифона?

—Ну да. Не факт.

—Можно было бы Гришку, но ты сам знаешь, как он от Анюты не отходит. Любовь!

—А Вероника?

—Забудь. У неё своих обязанностей хватает. Пусть на станции порядок поддерживает, мы ведь ненадолго сюда. Завтра возвратимся. Да и гостей ждём – не забыл?

Рация отчего-то не работала. Андрей потряс её в руках, побил о рукав меховой куртки, проверил зарядку. Странно…

—А кто за нами на снегоходах?

—Да все остальные. На базе остались Вероника, Трифон с собаками, и Гришка с Анютой.

—Ясно. Значит, Якут, Павел и Сын полка.

—Да. Должны уже догонять. Что с рацией, опять барахлит?

—Не знаю, —Андрей продолжал трясти ресивер. —Уже сколько раз Павлу давал её ремонтировать, да всё руки у него не доходят.

Виктор Иванович достал пачку «Беломора» и, прищурившись от ослепляющего снега, с удовольствием закурил: всем западным и новомодным сигаретам, он по-прежнему предпочитал обычные отечественные папиросы. Почему? Он и сам не знал. Привычка, чего уж там…

… Немного отступления. Чтобы ввести читателя в курс событий, нужно объяснить, кто такой Сын полка, и остальные члены экспедиционной команды станции «Мирный».

Ну, во-первых, Антарктида. Полярная станция «Мирный» в далёком, теперь уже, 1993-м году. Льды, снег, лютые морозы, зачастую бураны и вьюги, которые могут длиться от нескольких дней до недели подряд. И… пингвины. Много пингвинов, гнездящиеся колониями, в основном императорские, однако на побережье есть и галапагосские. Сын полка был из императорских, и, не без основания считался полноправным членом станции и красавцем из своих сородичей; жил с людьми уже более двух лет, и был любимцем не только Анюты, а и всех остальных членов команды. Трифон и сын полка, птица и человек очень различались характерами. Первый был всегда чем-то недоволен, мёрз, пил спирт и щипал Веронику ниже поясницы, отчего нередко ходил с подбитым глазом. В отличие от Трифона, Сын полка, наоборот, был добрым, иногда шкодничал, таскал продукты, будил рано по утрам, но оставался весёлым, и дружил с собаками-хасками. На этой почве и возникали разногласия между двумя представителями разных видов животного мира Антарктиды: человека и полярной птицы. Победителем обычно в таких стычках выходил неизменно пингвин: Трифон удалялся в свою комнату, обиженный, заливать раненую душу неразбавленным спиртом, а Сын полка, с гордо поднятой головой, вышагивал по территории станции, показывая своим видом, что человек-то не совсем венец природы. Бывают особи и поумнее некоторых…

Между тем, Виктор Иванович, встав на лыжи, повернулся к Андрею и, взглянув на громоздящие впереди торосы, продолжил, оттолкнувшись палками от снега. Андрей последовал за ним.

—Энрико Ферми, американский физик итальянского происхождения, Андрюша. Это я для справки. Когда-то, в 1940-м году, кстати, в год моего рождения, чтоб тебе яснее было, захотелось ему поужинать с товарищами. Он сидел и слушал, как те доказывали друг другу, что разумные цивилизации не редкость во Вселенной. «Ну и где же они?» поинтересовался учёный. Явное противоречие: огромная Вселенная и отсутствие контакта с её обитателями. Вот это его высказывание и ляжет позже в основу его парадокса. А спустя лет, по-моему, тридцать, с дополнением к данному парадоксу выступит английский уфолог Майкл Харт. Выразится он примерно так: если инопланетных цивилизаций и в самом деле много, то они бы добрались до нас ещё миллионы лет назад, когда мы ещё, форменным образом, были обезьянами. Улавливаешь?

Андрей скользил лыжами по следам своего начальника, шедшего впереди. У накрытых брезентом снегоходов они оставили работающий маячок, да и следы от гусениц наверняка приведут отставших членов команды как раз к месту, так что волноваться не было никаких оснований. Если рация и не работала, то Павел с Якутом найдут их по следам. А спешить было нужно: день хоть и полярный, светлый, однако биологические часы организма работали по сугубо своему графику. Да и погода могла измениться в любой, совсем незначительный момент: проморгал – и на тебе – получай буран с вьюгой, со всеми вытекающими последствиями. Нехорошо. Здесь нужно быть готовым ко всему, хоть с утра, хоть ночью – Антарктида шутить не любит. Многих уже погубила. А тут ещё эта загадочная аномалия в виде расчищенной площадки среди торосов льдин, где и нога человека-то не ступала.

—Но… к сожалению, к сегодняшнему дню, никто из иных миров к нам так и не прибыл, —слышался впереди кряхтящий голос начальника. Он передвигал лыжи, стараясь не зацепить торчащие острые грани снежных навалов. Здесь будто экскаватор прошёлся – всё было развороченное, замёрзшее, застывшее в своей вековой ледяной красоте. Дальше было чище – именно туда они и пробирались.

—По крайней мере, нет никаких реальных фактов, позволяющих говорить о каких-либо контактах. Розуэллский инцидент я не беру в счёт – там всё зыбко, не доказуемо, загадочно. А может и было нечто… Вот и «парадокс Ферми» родился в то время, когда учёные имели весьма смутное представление о количествах пригодных для жизни планет. У нас кто писал фантастику до войны? Или же после неё? Казанцев, Ефремов, Колпаков, Беляев. Много позже – Булычёв, Стругацкие. На Западе – Уэллс, Кларк, Хайнлайн, Саймак, Бредбери… и все пытались в своих произведениях обязательно упомянуть, что даже на Марсе есть жизнь. А сейчас что?

—Что?

—Сейчас, благодаря исследованиям, проведённых с помощью орбитальных телескопов, выяснилось: наличие «жизнеспособных» планет типа нашей Земли – не исключение, а скорее правило. И только в нашей галактике, насчитывающей порядка 250 миллиардов звёзд – более 500 миллионов планет, ты только вдумайся в эту грандиозную цифру – пятьсот миллионов! – могут быть населены разумными обитателями. В большей или меньшей степени – в зависимости от возраста звезды и самой планеты.

—Это вы к чему?

—А к тому, что в результате на Земле должны бы уже побывать десятки тысяч их представителей. Видишь впереди «это»? Я вполне предполагаю, что «это что-то», связанное с космосом. Конфигурация льдин какая-то странная...навевает сомнения в их природном происхождении. А кто ещё мог «такое» сотворить?

Андрей посмотрел по направлению вытянутой руки начальника, и вдруг внезапно почувствовал в кармане вибрацию ресивера. Включив рацию на «передачу», он вызвал базу. Ответила Вероника. Иногда её Трифон называл Веркой-гадючкой, мотивируя тем, что на её правой руке выше кисти была выколота татуировка в виде змеи – отголоски бурной молодости в лихих «семидесятых». Однако сама женщина была доброй, вкусно готовила, и в свои сорок лет находилась в такой форме, что любой, уважающий себя мужчина, был готов высказать подобающий комплимент.

—Верусик, приём, —произнёс Андрей в рацию, нисколько не удивившись её внезапному возвращению к работе. Такое уже бывало.

—Сам такой, —отозвался динамик. Помехи мешали услышать бархатный голос Веры.

—Наши давно выехали? Рация не работала, а мы тут с Виктором Ивановичем обнаружили кое-что интересное.

—Андрюша, перестройся на «приём» и не колоти мне нервы. Я с ними две минуты назад разговаривала – они вас догоняют, едут по вашим следам. А мне ещё вам ужин готовить. Трифон опять наклюкался и собак не покормил. Теперь ты мне тут отвлекаешь своими сказками. Пока. До связи. – Вера ещё что-то прокричала в сторону, явно обращаясь к Трифону, и отключилась.

№ 2.

Они уже почти добрались до первых ропаков, выделяющихся своей гладкой формой из привычного, окружающего их ледяного мира изломанных торосов и нагромождений, сверкающих на бледном солнце глыб. Остановились перевести дух.

—Дай-ка, Андрюша, бинокль. Посмотрю, далеко ли нам ещё идти таким ходом.

Виктор Иванович накрыл линзы окуляров солнцезащитными накладками и обвёл взглядом маячившие впереди торосы. Хмыкнул отчего-то самому себе и, обернувшись, осмотрел пройденный путь. Далеко внизу, средь льдин и снега стояли два запорошенных снегохода, накрытые брезентом, оставленные ими до прибытия Павла и Якута. От «Буранов» шли, почти соприкасаясь две неровные лыжни, оканчивающиеся у них под ногами.

—Километра три осилили. Наших друзей пока не видно, —заключил он, отдавая бинокль. – Перекурим?

—Я не против. А у вас-то одышки не будет потом?

Начальник шутя погрозил пальцем.

—Ты как наша Вероника. Чуть увидит меня с папиросой, сразу закатывает скандал, словно мама, в моём дошкольном возрасте.

Оба закурили, с наслаждением вдыхая морозные струйки дыма.

—Что было дальше, профессор? – Андрей любил, шутя называть своего начальника столь лестным эпитетом, поскольку тот действительно был кандидатом наук и доктором какой-то там степени, не то исторической, не то биологической, не то географической – а может, и всех взятых вместе. Многопрофильным был его начальник станции – отчего и любили Виктора Ивановича все, кто в нынешней двухгодичной вахте находился с ним в экспедиционной группе.

—А дальше, —откликнулся он, —как полагали британские учёные Стюарт Армстронг и Андерс Сэндберг, братья по разуму в основном должны быть старше нас, как по возрасту цивилизации, так и по развитию разума. Поскольку Земля – позднее дитя Вселенной, и большинство планет, похожих на неё, образовались на один-два миллиарда лет раньше – стало быть, и цивилизации, существующие на них, ушли уже далеко вперёд в своём развитии. Учёные опубликовали исследования, которые делали парадокс Ферми ещё более парадоксальным. Например, они представили, что помимо человека, в нашей галактике обитает только всего лишь одна «старшая» цивилизация – не обязательно гуманоидная. Но даже в таком случае, будем так говорить – крайнем, —её посланцы за 500 миллионов лет могли бы заселить половину Млечного Пути. И это с тем условием, что у этих пришельцев находятся в наличии самые тихоходные корабли.

—Типа наших «Союзов» и «Аполлонов»?

—Ну… нечто подобных, да. Полмиллиарда лет – это срок, подходящий даже для нашей, весьма отсталой в космических мерках цивилизации. А представь себе, если бы у «них» были корабли со скоростью света?

Андрей кивнул, отщёлкивая пальцами окурок:

—Наши братья-учёные уверяют, что межзвёздные путешествия по плечу только высокоразвитым цивилизациям, а никак не нам. Ничего сверхъестественного: энергию можно получать и от солнечных батарей. Даже в нашей системе – неисчерпаемые её запасы и источники. Бери – не хочу.

—Правильно мыслишь, коллега. Я ещё в школе, когда на уроках астрономии сидел за партой, всё время раздумывал – знаешь о чём?

—О чём?

—Например, возьмём, хорошо освещаемый Солнцем Меркурий.

—И?

—С таких тел, как эта, относительно небольшая планета с низкой гравитацией, выгодно и очень просто запускать космические корабли, разгоняя их посредством электромагнитных ускорителей, питающихся от материнской звезды. А тормозить можно, генерируя, так называемый магнитный парус – этакий кокон, на который будет действовать сила набегающего потока заряженных частиц вокруг корабля. Как дельфин под водой. Не он проникает через потоки волн, а они вокруг него стремительно мчатся. Вселенная наполнена такими частицами через край. Уясняешь ход мысли?

—С трудом. Астрономию надо было бы мне получше изучать.

—Не беда, сейчас поймёшь. – Профессор встал на лыжи и кивнул через плечо , приглашая друга следовать дальше. – Вот представь, если жизнь существует и в соседних галактиках – а она, как не крути носом, обязательно существует, ну, скажем, в той же легендарной Туманности Андромеды. Это гигантское скопление больше даже нашего Млечного Пути. Тогда шансов попасться инопланетянам на глаза у нас вообще практически нет. Эти два англичанина определили приблизительное число пришельцев из иных галактик, которые могли бы случайно наткнуться на наш земной шарик или колонизировать ближайшие звёздные системы – опять же, отстоящие от нас на сотни световых лет. И вот, что у них вышло в расчётах: если бы пришельцы начали 1 миллиард лет назад передвигаться в пространстве, хотя бы с половинной скоростью света, то до Земли, к нашему времени уже добрались бы представители 263-х тысяч – запомни, тысяч! – цивилизаций. Не спрашивай, откуда такая точная цифра, а может и вообще, весьма приблизительная – я не знаю. Эти британские ребята были даже соискателями Нобелевской премии, так что верить, или хотя бы прислушаться к ним абсолютно не мешает.

Андрей даже приостановился от услышанной цифры.

—Ого!

—Да. А за два миллиарда лет, нас заметили бы больше полутора миллионов галактических собратьев. И это только с Туманности Андромеды, учитывая ещё и то, что по сравнению с ними мы научились только посылать сигналы в космос и едва одолели Луну. Вывод очевиден. Армстронг и Сэндберг превратили парадокс Ферми в «абсурд Ферми», и, по сути, доказали, что мы ОДНИ, единственные, как в нашей галактике, так и в Туманности Андромеды – во всяком случае ближайших соседей по «квартире» у нас нет. Может, где-то там, в отдалённых уголках бескрайней космической пустоты они и есть, но добраться до нас пока так и не смогли. Инопланетян нет, не было, и не будет, сказали они. К слову сказать, это даже как-то обидно, не находишь? Одни одинёшеньки во всей обозримой Вселенной… как Робинзон Крузо без Пятницы.

—У него попугай был, —попытался пошутить Андрей.

Виктор Иванович кивнул, оценивая юмор и перешагивая небольшую трещину во льдах.

—Можно выразиться иначе, основываясь на их заключениях: Бог создал только людей, и ничего более разумного. В этом плане учёные оказались даже «святее Папы Римского». За то, что мы, скорее всего, одни в двух соседних галактиках, говорит и тот факт, что 1 миллиард лет потребовалось звёздам, образовавшимся в молодой Вселенной на то, чтобы с первичного водорода и гелия «наработать» новый материал для формирования планет – это кислород, железо, кремний, углерод и другие важные элементы. Ещё 9 миллиардов лет ушло на само формирование и создание условий, пригодных для жизни. Наша Земля, которой примерно четыре с половиной миллиарда лет, вполне вписывается в эти временные рамки. Получается, что она никого не пропустила вперёд в своём развитии.

—Но никого и не обогнала.

—Да. Иными словами, получается, что наша планета – первая, на которой зародилась жизнь. И мы, соответственно, первые разумные существа хотя бы в двух галактиках.

—И, возможно, последние? – Андрей чертыхнулся, провалившись по колено в снег.

—Тут, коллега мой, можно только предполагать. Жизнь на Земле окончательно погибнет примерно через два с половиной миллиарда лет. Это я говорю тебе за ВСЮ жизнь, все её проявления, вплоть до бактерий. Цикличность рождения-жизни-смерти очевидна и для планет, и для звёзд, включительно. Земля поживёт и умрёт, как любой организм в Великой Природе. Солнце из жёлтого карлика превратится в красного раздутого гиганта, и разрастётся так, что поглотит нашу планету целиком. Но, примерно, 1 миллиард лет до этого апокалипсиса она будет ещё обитаема. И вот как раз эти бактерии – небольшие одноклеточные организмы, плавающие в солёных лужах —и будут единственными обитателями нашей матушки-Земли. Никакие не сверхразумные и прекрасные потомки, ни монстры и мутанты, а просто бактерии. Эти учёные уверяли, что подобная судьба ждёт любую жизнь на любой обитаемой планете, вращающейся вокруг звезды, подобной нашему Солнцу. Океаны испаряются, рыбы-птицы исчезают, человечество, как гуманоидная раса, вырождается от палящих лучей раздутой звезды. Эта картина возможна, конечно, если до этого человек не успеет колонизировать другие, более молодые миры. Но за миллиард лет, согласись, многое можно создать и воплотить. Например, световую скорость. Вот тогда-то МЫ и будем единственными и полноправными хозяевами обеих галактик.

—Или всей Вселенной.

—Ну, тут уж ты загнул, Андрюша. Загнул. Мы наблюдаем сейчас за космосом, как из дырочки в заборе: она маленькая, забор большой, и со стороны твой глаз не виден. Зато ты сам в эту дырочку можешь обозревать всю панораму – насколько взгляда хватает. Вот если бы мы летали по галактикам – возможно бы и пересеклись где-нибудь на «перекрёстке». Есть во Вселенной «ребята» и покруче нас с тобой. Даже нашим сверхразумным потомкам не так скоро удастся «их» догнать в развитии. Эти два британца предполагали примерно так: зародившись, жизнь, как правило, влачит примитивное существование примерно 3 миллиарда лет…

—Я начинаю понимать, к чему вы ведёте.

—Отлично. Потом, далее, жизнь постепенно усложняется, и, в процессе эволюции достигает пика разумности – как мы с тобой сейчас. Затем – через относительно небольшой, по меркам космоса, промежуток времени – опять упрощается до бактерий. Такой себе жизненный цикл, словно детская карусель: от простого к сложному, и обратно, на круги своя.

—Выходит, что вероятность встретить «зелёных человечков» крайне невелика?

—Ну, вроде того, как сказал бы наш Гриша. Срок «их» существования на какой-либо планете несоизмеримо мал по сравнению с возрастом самой планеты. Они просто не успеют достичь того совершенства в физическом и техническом плане, чтобы летать к другим галактикам. К соседним звёздам – пожалуйста, ещё куда ни шло, а вот на расстояния в десятки тысяч парсеков – тут бабка надвое сказала, как опять же выразился бы наш Гришка. Повторяю, если бы такое было возможно, мы бы ещё 500 тысяч лет назад, сидя на деревьях, махали бы лапами нашим новым друзьям с неба. Хотя…

Здесь Виктор Иванович запнулся и, что-то соображая, попытался хлопнуть себя по лбу. Помешала рукавица.

—Опять парадокс, Андрюха! Да ведь находят же глиняные клинописи шумеров, где на них изображены сплошные дискообразные объекты, роботы с часами на конечностях, статуэтки человекоподобных существ в герметичных скафандрах, иконы древние с дисколётами позади святых ликов… ну, не мне тебе рассказывать.

—Да-а… —протянул Андрей, прикрывая рукавицей озябший рот: начиналась метель. И хотя, по меркам Антарктиды, температура была сейчас недостаточно низкой, однако чувствовался нешуточный мороз и противные колючие уколы в лицо. Метель могла затянуться и на день, и на два. Андрей приложил бинокль к глазам, осмотрел оставляемые ими следы:

—Ага! Вижу наших друзей. Нужно быстрее добраться до того прохода в торосах. Может, пещеру какую найдём – переждём метель.

—Да. И «Бураны» подгоним ближе к тому укрытию – видишь?

Оба путешественника продвинулись ещё немного вперёд. Начальник станции запустил ракету, через время раздался ответный выстрел из ракетницы Якута. Их заметили. Рация снова мочала, сколько Андрей её не тряс. Махнув рукой и, спрятав её в карман, прислонился к стене, ожидая, когда поднимутся остальные. Спросил:

—Ну, в общем, чтоб поставить уже точку в этом вопросе – есть кто-нибудь в космосе ещё кроме нас? Или нет?

—Скорее, найдутся какие-нибудь микробы, Андрюша. Потому что выходит: именно они – статистически, наиболее распространённые инопланетяне. Впрочем, опять сейчас уткнёмся в парадокс: легенды про богов, спустившихся с небес, артефакты раскопок, поверья шаманов, и прочее-прочее-прочее. Дыма, как известно, без огня не бывает. Всё говорит о том, что нас уже когда-то посещали. Вопрос только – кто? Может, и сейчас среди нас на планете «они» находятся – протяни только руку, поздоровайся. У нас сложился ошибочный стереотип, что братья по разуму должны обязательно быть хоть отдалённо похожими на двуногих гуманоидов, а то и просто на нас самих. Нечто близнецов по ближайшему космосу. Может, мы к ним уже так привыкли, видя их изо дня в день, что принимаем за «своих». Вот, Якут тебе рукой машет – чем не инопланетянин?

№ 3.

Метель продолжала усиливаться. Послышались знакомые завывания ветра, когда обычная для этих мест небольшая вьюга вдруг переходит уже в стадию снегового бурана. Хотя, в это время года подобные бураны были не редкостью, чуть ли, не раз в десять дней, но уже чувствовалось, что снежная атака обещает быть весьма сильной. Температура хоть и была приемлемой – около 20 градусов минуса, однако всё портила снежная пелена, забивающая рот, нос, глаза, уши – в подобных случаях не спасали ни очки, ни шарфы с капюшонами.

Вновь прибывшие поспешили обменяться приветствиями, и тут же, на ходу устремились к первой полосе ропаков и торосов, чтобы как можно быстрее упрятать снегоходы от снеговых заносов брезентами. Сложнее обстояло дело со снегоходом Павла. На станции Павел находился в роли инженера на все руки, а по сути, был ещё и мастером-электронщиком, совмещая приятное с полезным. Было ему в тот момент около сорока лет, бородатый мужчина, сам себе на уме: постоянно что-то мастерил, придумывал, ремонтировал, будь-то плита на кухне Вероники или радиоприёмник для Гришиных забав в виде прослушивания «Голоса Америки».

Павел своими усовершенствованиями и нововведениями изменил внешний вид своего «Бурана» до неузнаваемости. Он поснимал с него крылья, приделал по бокам дополнительные лыжи, натянул сверху брезент наподобие крыши и прицепил сзади самодельные сани. На этом чуде техники он разъезжал вдоль береговой линии и собирал всевозможные образцы лишайников, водорослей, попутно фотографируя весь биом континента. Там он когда-то и подобрал ещё молодого птенца, и с тех пор возил его с собой повсюду в этих санях. К слову сказать, сани эти он переделывал уже два раза, так как пингвин рос буквально на глазах, чем весьма радовал Веронику. Она себя считала его второй мамой.

Сын полка любил лежать в санях на брюхе, и, высунув клюв, наблюдать за всем происходящим вокруг, иногда своим хрюканьем показывая Павлу нужный курс.

Вот и сейчас, в первую очередь нужно было найти просторную пещеру для снегохода Павла, а потом уже позаботиться и обо всём остальном; к тому же в санях Павла находились все инструменты и провизия на сутки, приготовленная Верой на случай какой-либо задержки.

—У кого какие соображения, товарищи? – спросил Виктор Иванович, туго натягивая капюшон.

—Через десять минут вообще ничего не увидим, однако… —ответил Якут. – А ведь это только начало.

—Согласен, —коротко ответил начальник, пытаясь на холостых оборотах протолкнуть вместе с Павлом его снегоход вперёд. Ваня-якут был уже тут как тут. Лет сорока пяти, хитрый, себе на уме, постоянный собутыльник Трифона, но незаменимый в дружбе и работе, его на станции любили все. Помочь Вере по хозяйству, сходить с Анютой снять показания датчиков, покормить собак, проверить Гришину рацию, помочь подпаять Павлу новую антенну, а то и просто распить с Трифоном по стаканчику за компанию – Ваня был везде на подхвате, никому не отказывал и всем помогал. По вечерам любил посидеть с начальником, послушать его рассказы о космосе, пришельцах, давних открытиях, иногда вставляя своё любимое, дымя трубкой: «Ишь ты, однако…».

Ветер нарастал с каждой минутой, забивая очки и противно пробираясь сквозь тёплые комбинезоны и куртки. Сын полка давно вылез из саней и теперь семенил под ногами Павла, растопырив в стороны ласты-крылья.

Забавное и ручное животное ещё не догадывалось, что, начиная с этого момента и до появления его на станции к ужину, пройдёт довольно много времени и свершится довольно много событий. Однако всё по порядку. Вначале о самой станции…

№ 4.

В 1993-м году, во время описываемых событий, станция «Мирный» представляла собой научный комплекс из шести блоков и двухэтажных бараков с вагончиками, несколькими техническими помещениями, радиорубки и вертолётной площадки. Невдалеке находились ещё несколько домиков с вольнонаёмными поселенцами, обычно долго здесь не задерживающимися. Жили так же несколько бригад, в основном охотничьих, у которых были лицензии на отлов тюленей. В самой же базе жили и работали на данный момент восемь человек, хотя последние лет десять штат станции особо не менялся по числу жителей. Всегда должны были присутствовать обязательные двенадцать сотрудников, разных специальностей и уровней технической подготовки, которые работали здесь в течение года, а затем менялись на новую вахту и на год отправлялись на материк. Таким образом, вахтовым методом на станции работали три бригады по двенадцать человек, с учётом одной – в запасе. Порядок был нарушен после известных событий августа 1991-го года. Сначала полная неразбериха там, наверху, в Академии наук теперь уже не существующего СССР, затем вся эта катавасия с развалом Союза, смена власти и тому подобное. Всё как-то закрутилось, завертелось в вихре политических событий, и за все за этим, на материке, казалось, забыли о существовании станций «Мирный», «Восток», да и остальных тоже. «Молодёжная», «Новолазаревская», «Ленинградская» и другие, более мелкие станции Антарктиды претерпевали с тех пор не самые лучшие времена. Потом вроде бы вспомнили. Когда два месяца назад с атомохода «Обь-2» была доставлена очередная партия провизии, почты, медикаментов и технического оборудования, четверо из полярников решили вернуться на материк досрочно, с тем условием, что их тут же заменят новыми специалистами. Поэтому новых людей на станции ждали буквально на днях, подготавливая всё к их прибытию. В предвкушении новых знакомств, все были в приподнятом настроении, все ждали новых впечатлений, новостей и посылок из дома, поскольку нынешняя вахта жила на станции уже второй срок, а Павел – так вообще считался старожилом.

Каждый ждал от новых членов чего-то своего. Две женщины базы Вероника и Анюта ждали третью, микробиолога из столицы, которая прибудет в числе новых сотрудников. Ваня-якут ждал партнёра по преферансу, Гриша – такого же шустрого и молодого радиста, Павел с Андреем – просто хорошего товарища и друга, а Трифон лелеял мечту, что с него снимут обязанность кормить собак и поручат это дело новеньким.

Вероника в очередной раз прокручивала в голове меню праздничного стола, Анюта прибирала и готовила комнаты, Павел ждал вестей от жены о здоровье недавно родившейся дочери. Андрей как-то спросил у него:

—Паша, а ты чего сразу после рождения дочки напросился на вахту с профессором? Первые дни ведь ребёнок у тебя на глазах – они самые важные.

—Да зачем я там нужен? – пожал он тогда плечами. – Там возле моей жены крутился целый бабский батальон: тётки, мамы, бабушки, подруги. Сюсюкались, люлюкались, а мне, что было делать? Я в этих сосках, пелёнках, распашонках всё равно ничего не смыслил. Я лучше здесь, с вами, «вахтовых» подзаработаю. А вот через четыре месяца рвану домой, когда её уже за ручку можно будет держать.

Как-то вечером, дня три назад, все собрались после ужина в красном уголке, и Виктор Иванович, вдруг что-то вспомнив, поведал друзьям:

—Господа-товарищи, прошу внимания! Я, конечно, знаю, что у всех приподнятое настроение – даже Трифон ещё трезвый ходит. Все ждут —не дождутся новых знакомых, однако я не об этом… —он вытянул ноги ближе к обогревателю и подождал, пока девушки уйдут на кухню с посудой. Все молчаливо смотрели на него, поскольку по тону сказанного знали, что за этим последует нечто серьёзное.

—Я посоветоваться с вами хотел. Может оно, конечно, того не стоит, может я где-то и ошибся, но вы меня знаете – зря бы не говорил. – Он затянулся папиросой и продолжил:

— Я в растерянности. Не знаю даже, с чего и начать, или, точнее, как вам это преподнести…

Павел, Якут и Андрей сидели полукругом за общим столом, за которым частенько играли в шахматы, и теперь внимательно слушали. Гриша отсутствовал в радиорубке – рабочий день подошёл к концу, и все, по обычаю собрались в ленинской комнате, в которой так же и ужинали.

—Сейчас расскажу по порядку. Как вы знаете, наша станция находится на Земле Уилкса, а следующие две, австралийские базы «Дейвис» и «Моусон» —уже на Земле Королевы Мод. За ними наша «Молодёжная» и японская «Сёва».

—Не тяни, Иваныч. Знаем, —Трифон достал флягу солдатского образца и глотнул.

—Это ориентировка, чтоб вы примерно имели представление, —нахмурился начальник. – В общем, решил я проехаться на снегоходе к границе между Землёй Уилкса и Королевы Мод. Многие из вас там не были, да и я проезжал когда-то только раз, непроходимые там места. Торосы, торчащие как иглы дикобраза, впадины, разломы, трещины. Решил пару месяцев назад проехаться вдоль границы ещё раз. Зачем? Сам не знаю: вроде чутьё какое-то было, что ли. Земля-то неизведанная, думаю, а вдруг что-либо интересное увижу.

—И?

—И увидел. Сразу за границей Земли Уилкса начинается шельфовый ледник – целое ледяное плато, которое дрейфует в море Росса туда-сюда, огибая всю береговую линию этой стороны континента и далее, до моря Уэдделла. Я хотел проехать как можно дальше, углубиться внутрь шельфа и взять несколько проб на анализ. Провизии взял на два дня, на случай бурана, солярки с запасом, инструменты, лыжи. Да вы помните – я тогда ещё старшим Павла оставил здесь.

Павел утвердительно кивнул. Как раз в комнату вернулся Гриша, и разговор продолжился.

—Я увидел в бинокль… впрочем, нет. Я вначале остановился и с сожалением понял, что через это нагромождение ледяных глыб мне на снегоходе не проехать. Шельф при приближении к материку своей массой крушит всю береговую линию, да, к тому же, ещё и в пятистах километрах находится оазис Бангера – вы знаете – а он создаёт определённый климат, который, в свою очередь влияет на границу возле нашего, неподалёку оазиса Ширмахера. Потому-то там и такое огромное количество торосов. В общем, я понял, что не проеду, и стал в бинокль искать какую-нибудь лазейку или проход, чтоб двинуться дальше. Я водил биноклем по этим торчащим льдинам, как вдруг… —начальник хитровато улыбнулся, специально выдерживая паузу.

—Э-э… однако! – возмутился Якут. – Моя твоя башка об стол. Дальше!

—Ладно, без шуток. Я увидел в торчащих льдинах… нечто похожее на огромные стальные ворота, а к ним – проложенную ровную дорогу из какого-то непонятного мне материала, блестевшего на солнце. Я стоял и смотрел, поражённый увиденным. В этом районе, судя по всем историческим данным, вообще не должно быть ничего рукотворного. Здесь ещё не ступала нога человека! Откуда? Да, Антарктида официально открыта в январе 1820-го года русской экспедицией Беллинсгаузена и Лазарева, так? В начале 20-го века на её территории побывали Скотт, Шеклтон, Амундсен, Моусон. Опять же да: Амундсен и Скотт достигли Южного полюса, один в 1911-м году, другой – в 1912-м. Но везде, на всех картах есть маршруты их передвижения, а там, где остановился я, на протяжении почти тысячи километров не должно быть НИЧЕГО! И никого! Ближайшая к нам станция к западу от нас, это австралийская «Дейвис», к востоку – опять же австралийская «Кейси». Но до них несколько дней пути на снегоходах.

—У меня идея! – воскликнул Гришка.

—Погоди, —остановил его Павел. – Пусть он закончит. Высказываться после будем все.

—Я простоял так буквально несколько секунд, —продолжил рассказчик, —даже не успев, как следует всё разобрать. Только я хотел навести резкость колёсиком, как из середины ближайшей льдины вылез какой-то металлический стержень, похожий на телеграфный столб, и застыл. Он напоминал шариковую ручку с вращающимся колпачком. Из окончания этого колпачка вырвался луч ослепительно-красного цвета и устремился в небо. Луч вначале был очень тонким и терялся где-то в облаках, затем, через несколько секунд он раздвоился, затем ещё разделился, и ещё, пока не стал похож на раскрытый дамский веер или на арфу, со струнами из основания. Луч застыл на секунду, «пошарил» по небу, и опустился по направлению ко мне, будто «знал», где я нахожусь. В тот же момент я почувствовал адскую боль во всём теле, словно меня окатили кипятком. Едва не закричав от этой боли, я мгновенно почувствовал, что частично ослеп и потерял всякое желание двигаться. Чувствуя, что я каким-то образом парализован и теряя сознание, я, тем не менее, в конце увидел вспышку, и затем – полная пустота. Как обрубило. – Виктор Иванович затянулся папиросой, в это время вошли девушки и, забрав остатки посуды, снова удалились, болтая о чём-то своём – женском.

—Не знаю, сколько я пролежал без сознания. Когда очнулся, часы показывали ровно столько, сколько тогда, когда я подъезжал к границе льдов. А ведь я ещё тогда около получаса ехал по направлению к торосам – и это надо учитывать. Они-то куда делись эти полчаса? Голова гудела, в ногах была слабость. Я огляделся, и… ничего не увидел! Ни льдин, ни торосов, как будто я вообще не подъезжал к шельфу. Впереди следов от снегохода не было, только сзади: как будто бы я ехал, и тут решил остановиться. Взяв бинокль, я осмотрелся. Кругом одна безжизненная снежная равнина, и насколько хватало глаз – поле, поле, поле – до самого горизонта. Я, в принципе, узнал это место. Плато Советское, в районе оазиса Ширмахера. Чтобы добраться от него до границы льдов, нужно было бы ехать ещё час, а то и более. То есть, теперь что, подумал я. Выходит, что меня просто взяли и «переместили» назад, поставив аккуратно на землю вместе с «Бураном»? Так получается? При этом, «сняли» с рук часы и отвели время назад? А затем аккуратно затёрли следы, когда я продвигался вперёд?.. Так или иначе, я просто развернулся и отправился по старой колее домой. Если вы помните, приехав, я сказался больным и сутки не выходил из своей комнаты. И мне действительно было плохо. Только через сутки я пришёл в себя, но решил пока ничего никому не рассказывать – даже тебе, Павел. Сразу предупреждаю, галлюцинации исключаются. При галлюцинациях тебе не становится больно, и ты не слепнешь. Это чисто зрительный эффект. А я потерял сознание от адской боли по всему телу. Вот, пожалуй, и всё. У кого какие мнения?

В комнате отдыха висела тишина. Все сидели, молчали, и изредка поглядывали друг на друга.

Первым молчание нарушил Андрей.

—Может, какая-то засекреченная база США?

—Вполне возможно. Я уже думал об этом.

—А что? Действительно! – встрепенулся Гришка, —глянули на нас американцы, как нашу страну колбасит со всеми этими путчами, развалами, переворотами. Глянули и подумали, а ну его к бесу этот договор о разоружении, построим-ка мы втихаря здесь ядерную базу, пусть русские там грызутся между собой, а мы подстрахуемся.

—А Горбачёв, однако?

—Нет уже Горбачёва, тундра! Ельцин давно в Кремле. Ты что, с Венеры упал?

—Ну, Ельцин, однако… мне всё равно.

—Так, стоп, ребята! – прервал спор Виктор Иванович. – Так или иначе, я предлагаю сделать ещё одну вылазку на днях. За пару дней, думаю, управимся. Оставим на базе кого-то с Анютой и Верой встречать гостей, а сами постараемся проникнуть ближе к торосам и, спрятавшись за льдинами, понаблюдать хотя бы в бинокли. Может тогда и узнаем – что это, и кто там обитает. Все согласны? Только подъедем другой дорогой.

Через три дня Виктор Иванович с Андреем выехали на снегоходах первыми, а Павел, Якут и Сын полка, спустя некоторое время, загрузив провизию и инструменты, двинулись следом по проложенной колее.

Здесь их и застал буран, начавшийся не на шутку несколько минут назад.

№ 5.

Андрей, шедший впереди, обернулся и сквозь ураганные порывы ветра закричал остальным что есть мочи:

—Здесь можно пройти!

Прикрывая одной рукавицей очки, уже обледеневшие, он другой рукой показал вправо от себя, где между точащими вертикально льдинами образовалась природная ложбинка, как раз с таким уклоном, что по ней можно было скатить снегоходы прямо в открывшуюся перед ними ледяную пещеру. Он тут же повернул руль вправо и, стоя на лыжах рядом с «Бураном», легко скатился по наклону прямо внутрь грота. То же самое проделал и Виктор Иванович. Якут, съехав за товарищами вниз, тут же вернулся и, зацепившись сзади за сани, помог Павлу спустить снегоход к остальным машинам. Последним в пещеру «въехал» Сын полка, прямо на брюхе и пища от удовольствия. Врезавшись в сани, он хрюкнул от ликования.

Все оглянулись на вход в пещеру. Ни колеи, ни лыжни, ни следов пингвина уже не было. Снаружи бесновалось, бушевало и хрипело что-то невообразимое. Потоки снежных масс кружились и заворачивались спиральными рукавами в разные стороны, то по часовой стрелке, то против неё. Входя друг в друга, и создавая противоположные вращения, они выплёвывали из себя обломки ледяных глыб, которые носились по воздуху в беспорядочном хаосе. Казалось, вся километровая толща льда поднялась воронкой к небу и сейчас вот-вот обрушится вниз. Вой стоял такой, что закладывало уши. Ураганный смерч, буквально вырывал, как ковшом экскаватора, огромные куски льда из земли и, бросая их вверх, тут же вклинивался рядом в следующий участок. Глыбы, подброшенные к небу, продолжали крутиться в бешеном круговороте. Те, что были тяжелее, падали прямо у входа в пещеру, с грохотом разлетаясь на тысячи осколков. Стены грота ходили ходуном. Такого бурана путешественники не помнили уже довольно долго. Грохот и вой стоял невообразимый.

—Прямо, апокалипсис какой-то! – прокричал Андрей, однако его никто не услышал.

Якут закрыл уши руками и отступил назад, вглубь пещеры. К Виктору Ивановичу пробрался Павел и, наклонившись к самому уху, прокричал:

—Я такого бурана ещё не видел, хотя здесь не первый год!

—Я тоже! – прокричал в ответ профессор. – А я побольше твоего здесь.

Все отступили назад и, продолжая смотреть на этот кошмар снаружи, сбились в кучку. Сын полка жался у ног Павла – даже он был слегка напуган, а ведь пингвины, как известно, могут переносить любую стужу и непогоду Антарктиды – они здесь родились.

—Нас того и гляди сейчас завалит! – прокричал Андрей.

Не успел он это проговорить, как перед входом с огромной силой, разбрызгивая всё вокруг, шмякнулся сначала один, затем ещё один кусок глыбы, на него ещё один, кроша нижний до основания. Подобно взрыву, всё разметалось по сторонам, а глыбы всё падали и падали сверху, накрывая друг друга и, кроша под собой нижние слои, тут же образовывая следующие. Это был настоящий обвал, какой бывает в рудниковых шахтах, только вместо пластов угля здесь был вековой, спрессованный снег.

Свет, проникающий вглубь пещеры, постепенно, но очень быстро стал меркнуть, а тень, достигавшая сначала колен путешественников, начала подниматься выше и выше – до пояса, до груди…

—Нас заваливает! – прокричал Андрей, и бросился было вперёд, к выходу, как вдруг очередной обломок ледяной скалы с треском врезался в навалившуюся внутрь массу, раздался грохот, и Андрея отбросило назад. Он упал возле товарищей, и Якут помог ему встать. Волной опрокинуло два «Бурана», стоящие ближе к входу, и они сцепились лыжами как два жука-носорога своими рогами. Где-то что-то покорёжило, был слышен лязг металла. Сорвало гусеницу, и она, скрепя звеньями, отлетела на несколько метров, чуть не задев еле живого от страха Сына полка. Пингвин тут же понял опасность, и плюхнулся на брюхо, пытаясь доползти до спасительных саней.

Снова раздался грохот, и опять, видимо, что-то упало сверху на груду льдин. Темнота уже доходила до плеч, а дневной полярный день теперь пробивался снаружи только узкой полоской, которую через минуту закрыла волна сползающего сверху сугроба. Всё это продолжалось не более двух-трёх минут. Последний лучик ещё раз пробился к кучке людей, бликнул, как перегоревшая лампочка, и через секунду погас, заваленный снаружи обрушившейся лавиной снега. Наступила темнота….

А вместе с ней тишина. Снаружи заваленного входа послышался последний посвист пролетевшего запоздалого вихря, как бы прощавшегося, и тут же затих. Мгновенно. Как будто обрезали на середине или выключили транзистор на самом интересном месте.

Обескураженные полярники стояли в темноте в оцепенении, думая, что разорвались перепонки в ушах. Только услышав слабое похрюкивание Сына полка, они начали постепенно приходить в себя.

Первым достал карманный фонарик Виктор Иванович. Включив его, он первым делом направил луч на скулившего от страха пингвина. Сын полка лежал на брюхе и тихо взвизгивал, прикрывая крыльями глаза от света. Это было странным: пингвин – и испугался, привычного, в общем-то, для него бурана.

—Значит, не оглохли, —констатировал ситуацию начальник станции. В наступившей внезапно тишине его голос показался трубным гласом с небес и прорезал воздух подобно мчавшемуся на всех парах локомотиву. – После такого кошмара – и сразу такой резонанс в ушах. Все целы? Никого не задавило?

—Я, по-моему, ногу подвернул, когда падал, —прокряхтел Андрей.

—Якут, —распорядился профессор, —в санях у Павла лежат большие шахтёрские фонари на аккумуляторах. Принеси, осмотрим сначала Андрея, а позже будем думать, что нам делать дальше.

—И рацию захвати, —добавил Павел, присев возле Сына полка. – Посмотрим, будет ли тут связь с базой после обвала.

Якут включил свой карманный фонарик «Жучок» и, нажимая, как эспандер на рычажок, кинулся к снегоходам. Этим фонариком он гордился, такой был только у него. Он не требовал питания от батареек, и работал только от мускульной силы ладоней. Через минуту он вернулся и, включив большой фонарь, передал его начальнику. Тот наклонился над сидящим вполоборота Андреем и начал ощупывать ногу через ватные штаны.

—Какая?

—Левая.

—Здесь?

—Нет, возле колена.

Андрей громко вскрикнул, когда Виктор Иванович добрался до коленной чашечки.

—Плохо дело, Андрюша.

—В смысле? Насколько плохо? – голос у молодого полярника дрожал, как натянутая струна. Не хватало ещё перелома в такой ситуации.

—Похоже, ты коленную чашечку раздробил, когда падал.

—Это как?

—Это значит, трещина у тебя там. Ну-ка встань. Сможешь?

Андрей попытался подняться, но тут же, со стоном повалился назад. В глазах брызнули слёзы.

—Ясно! Павел, вызывай базу, пусть Гришка и Трифон с лекарствами выдвигаются срочно сюда по нашим следам… —тут Виктор Иванович запнулся, и в тишине произнёс:

—Мать частная, они ведь нас заведомо не найдут! Следы-то после бурана исчезли – замело и завалило их.

Павел включил трансивер на передачу. Ни звука, ничего, даже статики не было слышно.

—Пусто… —озадаченно пробурчал он. – Как в колодце. Тишина.

—Якут, неси ещё фонарь и все наши рации. Не может быть, чтоб ни одна не работала.

Попробовали все четыре рации – результат оказался тем же. Трансиверы молчали.

—Даже статики нет, —резюмировал Павел. – Глухо, как в танке. Кто-нибудь понимает, в чём дело?

—Вероятно, волны не проходят сквозь снежную стену. Завалило нас порядочно, —предположил Виктор Иванович, продолжая ощупывать левую ногу Андрея.

—Здесь больно?

—Да, —простонал Андрей.

Начальник протяжно вздохнул.

—Вот незадача. Ладно, давай мы тебя вначале уложим, а потом осмотрим более детально. Ваня – оба фонаря сюда!

Якут уже принёс из саней толстое покрывало из верблюжьей шерсти, которое было обязательным запасом на крайний случай и никогда не вынималось из саней. Через минуту, уложив товарища на спину, с него сняли штаны, аккуратно наложили временную шину и, прикрыв сверху запасной курткой, расположились полукругом, решив перекурить.

—Итак, господа-товарищи, —взял слово начальник станции. – Давайте думать, как сказал бы наш Гриша. Что нам делать в первую очередь, что во вторую, и что нам делать вообще. Твоё мнение, Павел?

—Андрея уложили, —отозвался тот, —уже хорошо. Полчаса у нас есть прикинуть, что к чему.

—Я думаю, однако, где мы?

—Правильно, Ваня. В первую очередь, нужно хотя бы поверхностно осмотреться, куда мы забрели, и где нас завалило бураном. Стена снега толстая, и выбраться наружу мы не можем, во всяком случае – пока. Что-то мне подсказывает, что мы здесь надолго. Это первое. Второе – проверка всего и вся, что есть у нас в наличии. Инструменты, одежда, провизия, фонари, верёвки… ещё неизвестно, насколько времени мы тут застряли. Проверить всё, вплоть до спичек в карманах. Это второе.

—А на третье оставим план спасения, как нам отсюда выбираться, —добавил Павел, поднимаясь и направляясь к снегоходам. – Я останусь с Андреем и составлю список всего, что у нас есть.

—Да, —согласился профессор. – А мы с Иваном обследуем пещеру, —он направил мощный луч шахтёрского фонаря вглубь грота, и начал медленно описывать окружность, выхватывая лучом из темноты всё, что скрывалось в глубинах ледяной бездны.

Все устремили взгляды в рассеявшуюся темноту, и застыли, как вкопанные, следя за лучом света. Только сейчас они увидели, куда забросила их судьба…

№ 6.

Луч фонаря, направленный прямо вперёд, терялся в какой-то бездонной и зловещей темноте. Впереди ничего не было, только спрессованная, всепоглощающая тьма, заставившая кучку полярников съёжиться от неприятного холодка в груди.

—Ого! – пробормотал Павел, невольно понижая голос перед таким пространственным величием подземелья. – Это ж каких размеров должна быть наша погребальница? – он скользнул лучом вправо от себя и выхватил светом фрагмент ледяной стены, отстоящей примерно метрах в двадцати. Все одновременно испустили выдох изумления. Затем, ведя рукой, Павел переместил луч фонаря влево от себя – примерно на том же расстоянии свет выхватил из темноты вторую, противоположную стену, и снова возглас удивления прокатился эхом под невидимыми сводами пещеры. Он поднял луч к воображаемому потолку, однако напрасно все пытались разглядеть хоть что-то похожее на своды – луч терялся в безликой темноте, но и по тому, что они увидели, можно было вполне догадаться: потолок был таким же. Они стояли посередине идеально выточенного во льдах тоннеля, c гладкими, отшлифованными изнутри покатыми стенами гигантской трубы, ровной, блестящей, и уходившей своим жерлом вперёд, в бескрайнюю пустоту.

—Однако… —только и смог вымолвить Якут. Все стояли с открытыми ртами, и не могли вымолвить ни слова.

Первым пришёл в себя Виктор Иванович.

—Ни один тоннель в мире не может сравниться с этим исполином! – чуть не воскликнул он от удивления. – Даже станция «Маяковская» в подземном метро столицы имеет высоту двадцать один метр, а она считается самой высокой на всей планете. К примеру, лондонское метро шестнадцать метров, как пятиэтажный дом. А тут что же, вся четырнадцатиэтажка поместится?

—Обратите внимание, —добавил Павел, всё ещё водя лучом в поисках потолочного перекрытия, —стены круглые, а значит и потолок тоже. Мы внутри огромной трубы, или, если хотите – бочки. Стоп! – он потряс фонарём. – Я, кажется, вижу покатое перекрытие потолка. – Он прищурился.

—Я тоже вижу, —повернулся Андрей, принимая более удобную позу. – Посвети вон туда, Паша. Точно! Вижу потолок. Круглый, с идеальным поперечным сечением. Это ж какой гигантский земляной снаряд тут работал?

—А, точнее, ледяной бур, —поправил профессор. – Такую толщу льда ещё пройти надо!

Наступила пауза. Каждый приходил в себя по мере созерцания грандиозной подземной скважины. Горизонтальной, причём, скважины.

—А кто-нибудь заметил, как внезапно оборвался буран? – подал голос Андрей. – Как только нас завалило, так моментально всё и стихло. Как будто стихия только этого и ждала. Раз! – и всё. Обвал произошёл, и ураган в один момент затих, словно обрубило.

—Да… —задумчиво ответил Виктор Иванович. – Ты прав. Такое ощущение, что этот снежный шквал был… как бы это точнее высказать… —будто им кто-то руководил, что ли…

—Но это невозможно! Как это «руководил», однако? Он ведь начался, когда мы ещё только подходили к торосам. И вообще, что это за сила такая, которая может управлять погодой и природой?

—Ты прав, Ваня. Человеческая цивилизация ещё не достигла такого уровня, чтобы направлять потоки ветра, создавать циклоны и гнать вперёд цунами. Мы умеем разве что тучи рассеять с помощью алюминиевой фольги, да и то на сравнительно малом расстоянии. Но что бы управлять ураганом!? Это дело далёкого будущего. Как однажды сказал Карл Саган – американский астроном – что когда человек научится управлять природными стихиями, он уподобится Богу. Ни больше, ни меньше. Правильно выразился. Если мы сможем повелевать бурями, грозами, тайфунами и прочими катаклизмами, вплоть до остановки землетрясений – мы станем всесильными. А не это ли качество Бога – всесильность?

Павел в это время перевёл луч фонаря вперёд, в пустоту. Пустота не отступила, и луч по-прежнему терялся в чёрном зеве подземной горизонтальной трубы.

—Так, друзья, решили. Павел остаётся с Андреем, перепишет всё, что у нас имеется и осмотрит гусеницу снегохода. Сын полка тоже здесь останется. Гляньте, кстати, на него…

Все обернулись, а Андрей приподнялся на локте. У бедного животного, что называется, зуб на зуб не попадал от страха. Дрожа всем телом, он с расширенными глазами лежал на брюхе и жался к саням, вероятно, очень сожалея, что ввязался в эту авантюру с походом в неизвестность.

—Всё, Иван, пойдём. Думаю, через пару часов вернёмся. Пока делаем только поверхностную вылазку: если от основного туннеля будут какие-то ответвления, мы в них сворачивать не будем. Идём только вперёд. Заряда фонарей хватит на пару суток непрерывного горения. Мы с собой возьмём по фонарю, а ты, Павел, заряди от аккумуляторов снегоходов другие два. К тому же, у каждого есть карманные фонарики. Нужно экономить энергию батареек. Если что-то с нами случится, мы дадим знать, пустив ракетницу. В темноте вы её далеко увидите. Вот, Андрей, тебе как раз и задание: лежи и наблюдай, рации ведь не работают. Часы и компас тоже. Здесь, под землёй, надо полагать, присутствуют некие магнитные возмущения – недаром Сын полка так возбужден и чего-то боится. Чувствует.

Виктор Иванович осмотрел каждого отдельно. Андрей и Павел вытаскивали из карманов всякую походную мелочь.

—Что у нас с оружием?

—Только ножи армейские, —ответил Якут. – Все ружья на базе. Для чего они нам здесь? Хищников в Антарктиде нет, разве что где-то на Южно-Шетлендских и Южно-Скандичевых островах тюленей подстреливать.

—Хорошо. Пошли. Да, кстати, Павел, когда ещё светло было, я краем глаза заметил у обвалившегося выхода какие-то наросты меж камней вместе с мхом и лишайником. Если они сухие – получится неплохой костёр и горячий ужин, когда мы вернёмся. Сделаешь?

Павел кивнул и, взяв фонарь, отправился собирать сушняк для костра. Андрей со вторым фонарём остался один. Через две минуты не стало видно уже не только самих разведчиков, а и слабого далёкого света от двух фонарей, которых поглотила тьма.

Сын полка, забавно хрюкнув, долго ещё смотрел вслед ушедшим, думая о чём-то своём, тревожном, и непонятном ему самому.

№ 7.

—Что-то наши разведчики уже больше четырёх часов на связь не выходят, —констатировала Вероника, ставя на плиту кастрюлю с водой. В отсутствии остальных членов команды станции, она на кухне была старшей, впрочем, как и по остальной хозяйственной части базы. Рядом у шкафчиков с посудой крутился Трифон, как всегда слегка попахивающий медицинским спиртом.

—Тебе же Иванович сказал, отправляясь в поход, что на связь они будут выходить два раза в день. До следующего сеанса ещё пара часов. – Он отпил глоток из фляги и прищурился. – Погоди… а ты их сама что ли вызвала?

—Ну да. Хотела ему на тебя пожаловаться, а они молчат, не отвечают.

—Это на что пожаловаться? – Трифон пропустил последнее слово мимо ушей, его больше интересовало, чем он мог провиниться перед Вероникой – начальника станции он иногда побаивался.

—Да на то, что ты мне уже третий день никак не можешь баллон поменять на плите. Собак не кормишь, толку от тебя на станции, как от Сына полка – но с ним хоть интересней.

—Сейчас поменяю, —буркнул вечно недовольный сотрудник. – Схожу на склад и на санях привезу тебе новый баллон. Ты пока этот отсоедини.

—Ну, уж нет, драгоценный мой. Ты мужик – ты и отсоединяй. Датчики флюгера не проверяешь, снег на базе не чистишь, в комнате у тебя Мамай с ордой прошёл, так хоть это сделай по-человечески. Тебя даже с собой коллеги не взяли. Скатываешься ты, Трифон, постепенно. Глянь в зеркало – зарос, не бреешься. Когда последний раз душ принимал?

—Не для кого мне принимать, —махнул рукой Трифон. – Тебе-то какое дело? Я тебе что, жить мешаю?

—Да нет, —Вероника принялась чистить картошку. – Жалко мне тебя. От тебя в последнее время пользы на базе никакой. Смотри, как бы Виктор Иванович не отослал тебя на материк, когда атомоход придёт с новым пополнением. Он ведь видит, как ты спирт целыми днями глотаешь из своей фляжки. На следующую вахту он тебя явно не оставит.

—А я и не прошусь. Надоело мне здесь. Сыт по горло этими снегами, морозами, вьюгами. Вот получу свои «вахтенные» последний раз – и на юг, к пальмам, песочку, раздетым женщинам. Впрочем, —усмехнулся он тут же, —куда южнее-то. И так почти у южного полюса находимся.

—А я вот ни разу на море не была, —мечтательно проговорила Вера. – Как родилась в Мытищах под Москвой, так и прожила там, пока сюда два года назад Виктор Иванович не взял. Разве что ещё в начале восьмидесятых на БАМе побывала.

—Это у тебя на руке оттуда? – показал он на татуировку змейки.

—Ага. Ошибка молодости. Хипповали мы тогда. «Роллинг Стоунз», «Битлз», ну и всё к ним в придачу: травка, бусы, портвейн, джинсы с ворсом.

—А почему именно кобра?

—Первый муж настоял. Я с ним на БАМе познакомилась, он меня и втянул в свою компанию. Их было уже человек тридцать, и называлось всё это «Системой». Вот, кто в этой шараге был, те и выкалывали себе кобры на руках.

—И где они все сейчас? Где муж?

—Кто его знает. Разбросало по свету после перестройки. Остепенились только пару человек, как и я. Остальные, кто поумирал, кто канул в безвестности. Всех и не вспомню. Муж умер от передозировки. Давно, молодым ещё.

—Ясно. А сейчас ты за вторым замужем?

—В разводе. Иди за баллоном, много спрашиваешь!

—Хм… —подмигнул ей Трофим. – Так поехали со мной в Крым, куда-нибудь в Симеиз или Алупку – я те места неплохо знаю. Я ведь тоже холостой, а там море, горы…

—Нужен ты мне! – фыркнула женщина. – От тебя спиртом прёт, Крым твой под воду уйдёт от твоего перегара.

—Там знаешь, какие вина? – ничуть не обидевшись, продолжал Трифон, натягивая шапку и рукавицы. —Мускат, мадера, токай, чача виноградная!

—Да… винца бы я крымского попробовала… —однако тут же спохватилась. – Но не с тобой! Ты идёшь, наконец, за баллоном, или мне снова Виктора Ивановича вызывать?

Трифон вздохнул, нацелился было шлёпнуть ладонью ниже спины, но увидев грозный взгляд Веры, счёл благоразумным поспешно ретироваться: рука у хозяйки была тяжёлая. Вышел за порог и пригнулся от ветра. Навстречу как раз шли Гриша с Анютой – самые молодые на станции, и самые неразлучные. Снег дул им в спины, и они беззаботно смеялись, не обращая никакого внимания на внезапную перемену погоды.

—Вы откуда? – подозрительно спросил Трифон. Очень уж он не любил, когда люди вокруг него веселились, а у самого не было никаких причин впадать в прекрасное расположение духа – такой уж был человек – замкнутый, одинокий, себе на уме.

—Из радиорубки, —весело откликнулся Гришка. – Хотели по большой радиостанции связаться с нашими, но и она их не ловит. Предупредить бы их, что буран нешуточный надвигается. У Анюты все датчики зашкаливают. Нас он, вроде бы стороной пройдёт, а вот там, на границе земли Уилкса и Королевы Мод, как раз и предвидится.

—Видно, что они в него уже попали, и что-то случилось, раз молчат, —озабоченно подхватила очаровательная девушка, лет двадцати двух, черноволосая, тихая и застенчивая – любимица всего коллектива. Гриша – так тот вообще в ней души не чаял. Радистом он был тут только вторую вахту, но уже освоился, и был в команде незаменим по части радиосвязи, как с материком, так и с соседними станциями на просторах Антарктиды. Рубаха-парень, молодой, на год старше Анюты, обожающий всё новое и неизведанное, и если бы не сын профессора, не видать бы ему ни пингвинов, ни Антарктиды в целом. Это он лично упросил, чтобы сын поговорил с отцом, и тот взял бы его радистом на станцию «Мирный». Так и вышло два года назад. Гриша Виктору Ивановичу понравился сразу, и с согласия Павла они взяли его с собой.

А в прошлом году появилась Анюта – хоть и молодой, но достаточно уже опытный специалист, с отличием закончившая сейсмологические и метеорологические курсы университета геодезических наук. Девушка жила в Москве с родной тётушкой по отцовской линии, после того, как погибли её родители в автокатастрофе, а тётушка хорошо знала Павла ещё со времён Академии Наук СССР. С подачи Павла она и оказалась в команде Виктора Ивановича. Здесь она встретила опекающую подругу в лице Вероники, ну и, конечно же, влюбилась в Гришу – отсюда и вместе. После этой вахты они уже видели себя мужем и женой. Все были только «за», даже Трифон с его меркантильностью нисколько не мешал развитию их романтических отношений.

—Обед скоро? – спросил Гриша, обивая снег с меховых унтов.

—Верка только картошку чистит, а я пошёл за баллоном, газ уже в старом закончился.

—Давай я тебе помогу, а Нютик (так он называл любовно Анюту) поможет Веронике.

Девушка забежала в столовую барака, а Трифон с Гришей, прикрываясь от ветра, зашагали по направлению к складским помещениям.

—Ты не знаешь, отчего наши разведчики молчат? – через несколько шагов спросил радист.

—Нет.

—Странно…

—А чего тут странного? Если буран там у них сильнее нашего, и дует как в аэротрубе, так вполне возможно и рации вышли из строя. Однако переживать не стоит. Их четверо и с ними Якут, значит, не пропадут.

—Хотелось бы верить. Нютик мне сказала, что у неё предчувствие какое-то нехорошее.

—Бабы… —пожал плечами Трифон и сплюнул под ноги.

—А ты женат? Всё хочу спросить, да неловко как-то.

—Был когда-то.

—Не расскажешь? Хочу опыта набраться перед свадьбой.

—Зачем тебе именно мой опыт? – зло поинтересовался коллега.

—Ну… —протянул Гриша, —Вера рассказывала, что у тебя какая-то трагедия произошла с женой в молодости, вот не хочу повторить ошибок. Пословицу знаешь: «Предупреждён – значит вооружён»? Хочу обезопаситься.

—И что?

—Ну, вроде бы тебя сюда Виктор Иванович забрал, чтоб тебя там, на материке в тюрьму не посадили.

—Дальше.

—Смотрит сквозь пальцы на то, что ты чуть ли не каждый день прикладываешься к фляге, мол, знает твою трагедию, потому и не трогает. Поэтому ты и нелюдимый такой.

—Это тебе Верка сказала?

—Да не мне лично. Просто она когда-то на тебя злая была, вот и выплеснула возмущение – а там уже мы сами всё домыслили. Якут тогда с профессором отсутствовали и собак на три дня оставили на тебе, а ты их не покормил – вот Вера и высказалась. И ты запил после этого.

—Было дело, —вздохнул Трифон, подходя и открывая дверь склада. – И что она?

—Она за ужином сначала распекала тебя, на чём свет стоит, а потом одумалась и сказала, мол, потому он и пьёт, что история у него с женой тяжёлая была. И тут же остыла.

—Бабы… —со злостью повторил Трифон и направился к запасным баллонам.

Вдвоём они взвалили большой газовый баллон на самодельные санки и, закрыв дверь, двинулись обратно под порывами ветра в пищевой блок. Колючая проволока служила преградой от пингвинов, ибо более вороватого и хитрого животного на планете просто не существовало – они убедились в этом на собственном опыте. В те времена, когда станция только открылась в 1956-м году и пингвины впервые увидели человека, они сразу ушли с Берега Правды дальше к шельфу, там и оазис Бангера недалеко был. Но до самого закрытия станции, официально в 1972-м году, из поколения в поколение пингвины постепенно привыкали к человеку. Рождались новые птенцы и, видя больших двуногих существ, уже не так пугались, как их предки. Ну а совместное сосуществование предполагало и постепенное приручение этих хитрых и забавных животных – истинных хозяев Антарктиды. С тех пор как закрыли обсерваторию в 1972-м году и законсервировали объект, станция продолжала неофициально существовать, а с нею продолжали жить и работать люди, и с полярниками так же продолжали сожительствовать и пингвины. Колючую проволоку решили натянуть где-то в 80-х годах, ибо у всех тогда находившихся на вахте давно лопнуло терпение от постоянных набегов ластоногих птиц на продукты. Старались и так экономить, поскольку доставки с материка не всегда были регулярными, а тут ещё и воры появились.

Так или иначе, колючая проволока была, и Трифон, отцепив одно звено, как через калитку вошёл внутрь, отомкнул дверь в склад, покопался немного внутри, и через пару минут вернулся к Грише с литровой ёмкостью чистейшего медицинского спирта.

—Ещё шесть литров осталось, —с удовлетворением констатировал он, —до конца вахты с головой хватит и на медикаменты, и на протирки, да и мне перепадёт. Не говори только Веронике и Виктору Ивановичу, хорошо?

—Угу, —буркнул автоматически радист, думая, очевидно, совсем о другом. – Я вот сейчас на «колючку» глянул и вспомнил. Знаешь, почему нашу станцию «Мирный» назвали?

—Почему? – взявшись за санки, без интереса спросил Трифон.

—Мне профессор рассказывал, да я и сам когда-то читал, что название нашей советской станции идёт от парусного военного шлюпа «Мирный», построенного в 1818-м году, на котором позже, с 1819-го по 1821-й годы была совершена первая русская кругосветная экспедиция, и, кстати, открыта сама Антарктида. На «Мирном» был Беллинсгаузен, а на «Востоке» Лазарев. Выходит, и та наша станция «Восток», что ближе к полюсу, тоже в честь шлюпа «Восток» названа.

—«Восток» — это где зафиксировали минус 88 градусов ниже нуля? Рекорд планеты?

—Она самая, да.

—Ну и что?

—Да ничего… просто хотел тебя от старых мыслей отвлечь. Так что, расскажешь?

—Отвяжись.

—Злой ты, Трифон, потому и друзей нет.

—А в зубы?

—Не справишься. Я моложе и быстрее тебя.

—Не с такими справлялся. Давай закурим.

Остановившись около сейсмологической будки, они прижались спиной к срубу и, закурив, посмотрели на флюгер. Металлическая пластина бешено вращалась на вертикальной оси по направлению завывающего ветра.

—Ого! Кажется, начинается. Если у нас это называется «пройдёт стороной», то я представляю, каково сейчас там нашим разведчикам в эпицентре бури.

—Спрячутся в торосах, не маленькие.

—Зря только пошли, мне кажется. Ничего не найдут, ещё завалит их того и гляди ненароком. Этот буран, похоже, дня на два обещает быть – я сводку слышал по радиостанции.

—Ну вот, как раз переждут и вернутся назад. Им Верка продуктов с горой выделила, не помрут с голоду. А к нам тем временем новенькие прибудут. Ты с атомоходом на связь выходил?

—А как же. Уже швартуется у ледникового шельфа. Выгрузятся на автотягачи, и послезавтра должны быть здесь. Остальное оборудование, почту, продукты и медикаменты – самолётом до станции «Восток», потом на «Новолазаревскую». А ты рад, что коллектив пополнится?

—Мне всё равно, —буркнул техник. – Я не доверяю новым знакомым, —потом подумал и добавил зло, —впрочем, и старым тоже.

—Отчего так?

—Однажды уже доверился. Теперь здесь.

—Расскажешь?

—Нет.

—Это та трагедия с женой?

—Да. Это личное. Если не отвяжешься, пожалуй, всё же выбью тебе зуб. Приставучий ты не по годам. Занимайся своей Анной лучше, меня не трогай.

—Ну, хотя бы в двух словах, Трифон, пожалуйста. Я никому не передам.

—В двух словах, —высморкался техник, —классический семейный треугольник: я, супруга, лучший друг. Дальше продолжать? За моей спиной рассказывал всякие козни жене, чем и вошёл постепенно в доверие. Потом интимная связь. Я невольно узнал, она в истерике, клялась, что это именно он лично склонил её к интиму, а его уже и след простыл. Но я нашёл. Сильно приложил его головой к кирпичной стене, да так, что в реанимацию доставили. Мне грозил срок, вот Виктор Иванович меня и вытащил с собой сюда – мы до этого знакомы были, и не всегда я находился в таком состоянии – не пил, работу хорошую имел, жену… —он сплюнул. – Теперь уже не имею.

—Не простил её?

—А ты бы простил? С лучшим другом?

—Да уж… —вздохнул Гриша. – Ты меня извини. Я-то думал, ты к спирту прикладываешься всё больше из привычки. А оно вон как…

—Держи язык за зубами, парень. Об этом только наш начальник станции знает. Остальным и незачем, мне как-то всё равно, что обо мне думают. Я в людях давно разуверился. Вероника вот меня презирает в душе, но жалеет, а мне её жалость поперёк колену. Я женщин теперь стороной обхожу. Всё? Удовлетворил твоё любопытство? Что-то разоткровенничался я с тобой.

—А что же друг твой?

—Выжил.

Больше Трифон ничего не пожелал говорить, сколько Гриша не пытался. Замолчал, уйдя в свои мысли, зато, у радиста появилось новое мнение о своём коллеге. Ну, прикладывается к фляге, ну собак иногда забывает покормить или ещё что сделать по работе – так и причина теперь известна. Если так присмотреться, просто одинокий, замкнутый в себе мужик, разве что злой на всех. А так, вроде и ничего. Подход только нужен особый. Гриша сделал себе мысленно заметку ещё раз вернуться к этому разговору – возможно и станут они после этого ближе как коллеги.

Рванул ветер, и он закрылся руками, чтобы защитить глаза от колючих игл. Трифон повернулся:

—Пойдём, Верка ждёт. Напоследок лишь посоветую: никогда, слышишь, ни-ког-да не доверяй женщинам. Люби, лелей, восхищайся, но… не доверяй. Мужик, если подставит, ему морду можно набить. А бабы… —он снова сплюнул под ноги. Слюна тотчас превратилась в вязкий, замерзающий на морозе сгусток ледышки. – Бабы, они такие, что и руку иногда не поднимешь, даже если виноваты. Я вот на свою не смог…

И зашагал прочь.

Довезя сани до порога, они скинули баллон на снег и, ухватив его с обоих концов, занесли внутрь. Вероника как раз снимала вентиль, так и не дождавшись помощи мужчин, впрочем, сия процедура была для неё не в новинку, она уже давно привыкла обходиться своими усилиями, за что и была ценима на станции, как незаменимый сотрудник. Анюта крутилась у зеркала, кокетливо примеряя только что довязанную шерстяную шапочку. Увидев Гришу, очаровательно подмигнула.

—Ох! – только и смог выдохнуть тот. – Красивая какая!

—Старалась. Мне Вера показала, как петли накидывать, вот и научилась. Скоро тебе шарфик свяжу.

—Скоро ужинать будем, —объявила Вера. Трофим тем временем менял уже вентиль на баллоне. – Давай ещё раз попробуем наших друзей набрать, —предложил он, так, что все невольно обернулись в его сторону. На Трифона это было не похоже: очевидно повлиял разговор с Гришей. – Может всё-таки откликнутся. Наши-то рации не вышли из строя – работают как всегда.

Радист включил рацию на «передачу», и громко, раздельно вызвал:

—Это база! Ответьте! Вызывает база! Андрей, Павел, где вы? Виктор Иванович, перестройтесь на приём, если меня слышите. К вам идёт мощный буран, у нас все датчики зашкаливают. Как поняли? Приём.

Гриша обернулся, обвёл всех взглядом, и опустил чёрную коробку ресивера на стол. Рация с выгнутой антенной упорно молчала. Он взял её в руки, потряс, проверил зарядку. Всё оказалось в норме, даже сенсорная лампочка мигала в режиме приёма.

—Странно. Даже статики нет. Молчат.

И было в этом молчании что-то зловещее, непонятное, что заставило всех присесть на табуретки и посмотреть с тревогой друг другу в глаза.

На улице завыли собаки…

№ 8.

Луч фонаря упёрся в чёрную пустоту туннеля. Якут держал в руках ракетницу на всякий случай, готовый ко всяким неожиданностям.

—Иванович, —пробасил он в сторону, осторожно ступая по ровному, мерцающему от фонаря полу. – Глянь-ка, однако… здесь и «Бураны» проедут, настолько всё объёмно, и у них ведь гусеницы резиновые.

—Похоже на то. Сдаётся мне, Ваня, что мы попали на какую-то запретную, а точнее, засекреченную территорию. Заметил, как пол блестит? Словно из стеклопластика. – Он попрыгал и потопал унтами по настилу, пытаясь понять, на чём стоит. Затем почти вплотную приблизился к Якуту и шёпотом, растягивая слова, как бы назидательно спросил:

—От-ку-да в Антарктиде… ПЛАСТИК?

Якут только пожал плечами, при этом, не забывая водить фонарём из стороны в сторону.

—Давай пройдём дальше, —всё так же шёпотом предложил профессор. – Может, на что-либо наткнёмся. И если переднюю лыжу чем-нибудь обтянуть на «Буране», то вполне возможно будет перевезти сюда на санях Андрея. Назад-то дороги всё равно нет – завалило. Значит, выход нам искать нужно теперь только впереди. Надо полагать, этот туннель куда-то да приведёт, верно?

—Ага. Есть труба – есть начало, однако. Будет и конец.

—Правильно.

Два полярника шли вперёд, осторожно ступая по почти зеркальному полу и, светя фонарями, пытались хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Покатые круглые стены отсвечивали, и не было на них ни швов, ни болтов, ни стыков. Сплошная масса какого-то неизвестного сплава, как бы вылитая одномоментно, одноразово, и всунутая неким неведомым способом в толщу льда, которому сотни тысяч лет.

—Ох, чувствую я, не рады нам тут будут, Ваня.

—Думаешь, мы кого-то тут живого встретим?

—Вот уж не знаю, —задумчиво повертел головой начальник. – Судя по тому, что мы тут с тобой видим… —он обвёл рукой темноту, —ты же заметил, что «это» всё НЕ ЗАБРОШЕНО! – Последнее слово Виктор Иванович произнёс с особым ударением. – И технология, и состав пола, стен, потолка. Я не удивлюсь, если сейчас к нам выйдет какой-нибудь инопланетянин и прочирикает на своём наречии: «Приветствую вас, земляне. Мы с Альдебарана-6»… ну и в том же духе.

—Что есть за баран-6 такой?

—Не важно. Не баран, а Альдебаран. Позже объясню.

Якут, услышав нотки тревоги в устах начальника, нерешительно замер на месте:

—Что-то я по пингвину соскучился. Может, повернём назад, однако? – луч его фонаря выхватил из пустоты какие-то две прямые линии, до того ровные, что можно было по ним чертить квадраты и прямоугольники в тетради, уменьши их в масштабе.

—О! – полярник остановился и вопросительно посмотрел на профессора.

Виктор Иванович направил свой луч туда же, вперёд, и, соединившись с фонарём Якута, они выбили из темноты ровную прямую, светящуюся изнутри… железную дорогу.

Рельсовое полотно начиналось сразу за перегородкой, напоминающей вполне земной шлагбаум. Сразу за ним стояли сцепленные вагонетки, новые, блестящие, будто только сошедшие с конвейера. Сверху железнодорожной колеи были навешаны технические провода изоляции, начинающиеся с первого столба, на котором была начертана вполне земная цифра:«1».

Следом за первым столбом, на расстоянии нескольких шагов стояли следующие опоры с номерами: «2», «3» и далее. После четвёртого столба луч фонаря рассеивался вдали, и вокруг него снова наступала темнота. Зато справа от них на стенах появилось что-то новое, доселе ими не замеченное. Сделав несколько шагов и светя перед собой, Виктор Иванович осторожно прикоснулся к покатой поверхности и провёл рукой.

—Ваня… —выдохнул он шёпотом. – Ты видишь то же, что и я? У меня не галлюцинации?

—Однако… —только и смог вымолвить напарник.

—Похоже на электрические тумблеры…

Начальник станции перепрыгнул железнодорожную колею и осветил лучом огромные шкафы из неизвестного материала, напичканные непонятными кнопками, сенсорами, выключателями и тумблерами различной величины. Оба приятеля застыли в изумлении перед такой громадой электромеханического узла, представшего перед ними, как в сказке об Аладдине с его пещерой.

Шкафы всевозможных размеров возвышались над головами и уходили в высоту более пяти метров, и всё это сверкало, блестело и переливалось в лучах фонарей, словно минуту назад их кто-то протирал тряпкой.

—Хочу к пингвину, —снова пролепетал Якут, который хоть и был мужественным полярником, однако терялся перед всем тем, что хоть как-то касалось мистики.

Тем временем Виктор Иванович, осматривая громаду узла, констатировал себе под нос, очевидно делая выводы скорее для себя, чем вынося их на предмет обсуждения: —Никаких надписей, инструкций, показателей. Всё автоматическое, но вполне знакомое. Павла бы сюда – он точно бы сразу определил, с чем мы тут столкнулись. Жаль, рации вышли из строя. Впрочем, я не удивлён: как они могут здесь работать, если под землёй сплошь магнитное поле от этих агрегатов.

Он приблизился к одному из тумблеров, располагавшемуся отдельно от остальных.

—Так… а это что? – и дотронулся до небольшого рычага, выходившего сбоку из основного паза. Рычаг поддался, будто им пользовались совсем недавно. Легко и уютно ручка легла в нижний желобок паза, раздался щелчок, пропел какой-то спрятанный внутри зуммер и… НАСТУПИЛ СВЕТ.

Постепенно, секция за секцией начали включаться неведомые внутренние механизмы узла. Щёлкали приборы в шкафах, зазвучала откуда-то музыка Вагнера, от столба к столбу, внутрь всего громадного тоннеля засветились скрытые источники света, сразу же ослепившие двух друзей своим ярким свечением. А свет всё включался и включался, поэтапно, постепенно, уходя вдаль – в бездонный колодец трубы.

—Ваня, взгляни вверх! – чуть ли не выкрикнул от неожиданности профессор. – Ни ламп, ни люстр, никаких тебе технических подсветок, ничего. Потолок светится сам! Сам по себе! Это что ж за материал такой?

Оба путешественника стояли на почти зеркальном покрытии, а вокруг них развернулась картина, неподдающаяся никакому описанию и поражающая своей грандиозностью, если учесть, что всё это находилось в толще многовекового льда.

Огромный, просто гигантский тоннель с идеально круглыми блестящими стенами уходил далеко вперёд и упирался в такую же огромную и массивную дверь из, видимо, такого же неведомого материала. Издалека казалось, что рельсы под ногами, ведущие к этой двери, в конце соединяются в условную точку. Виктор Иванович, прищурившись, присмотрелся. Две створки этой двери издалека казались плотно прижатыми друг к другу, образуя нечто целое, с едва видимой линией разделения. Как дверцы лифта, отметил он про себя, только огромные и без явных признаков зазора. По бокам от колоссального сооружения стояли ещё более массивные секции с надписями «GENERATION», а рельсы упирались в некий порог с турникетом. Этот беглый осмотр занял всего несколько секунд – турникет мог быть совсем и не турникетом, резюмировал Виктор Иванович. Слишком далеко, чтоб делать поспешные выводы, однако на первый быстрый взгляд всё увиденное им выглядело вполне «по-нашему, по земному». Очевидно, с инопланетянами придётся подождать, мысленно заключил он. Но каков размах! Одна гигантская надпись чего стоит!

—Сколько до тех дверей, как думаешь, Иван?

—Метров двести, не меньше, однако…

—Вот и я о том. А сколько мы сюда добирались в темноте?

—Часа два с половиной. Мои часы стоят, но внутренний голос подсказывает…

—Твой внутренний голос боится всякой мистики, а ты ему веришь, —усмехнулся начальник. – Впрочем, можешь успокоиться: никаких инопланетян в облике ящеров мы здесь не встретим. Часы не только у тебя стоят, а и у всех нас, с того момента, как нас завалило бураном.

—Да, но у меня они механические.

—Вот это-то и удивляет. У меня тоже механические. Судя по всему здесь под землёй, выйти из строя должны были только электронные – у Андрея и Гриши такие.

—Гриша на базе, —неуверенно поправил Якут, явно начинавший скучать по тёплой и уютной станции.

—Это я к тому, если б он тоже был здесь. Ладно, нас там друзья возле саней заждались. Поворачиваем назад. По всей видимости, у них там так же теперь светло. Мы разведку сделали. Если Павел отремонтировал «Бураны», то по этому гладкому полу вернёмся сюда все вместе, и Паша попробует открыть те двери. Сдаётся мне, что в прилегающих к ним генераторах, находится рубильник для их автоматического открывания.

—А что за ними будет?

—Ну и вопросики у тебя, товарищ Якут. Откуда же я знаю? Главное, что мы хоть что-то обнаружили, земное, не инопланетное. Там-то на входе в пещеру мы уже никак не пройдём из-за обвала, копай мы хоть сто лет. А тут… Если, как говорит поговорка, есть двери – должен быть где-то и выход.

Глаза у обоих уже привыкли к матовому свету, и Якут внезапно показал рукой поверх их голов.

—А это что?

—Где?

—Надпись наверху дверей видишь?

Прикрыв глаза рукой от исходившего сверху свечения, начальник проследил взглядом за направлением руки Якута, и замер, изумлённо всматриваясь вдаль.

По всему периметру вверху над створками красовалась огромная фашистская свастика. Чёрная в красном обрамлении, она сияла и блестела, не замеченная ими вначале из-за тьмы, а потом и яркого ослепляющего света. Теперь она предстала перед полярниками во всём своём грандиозном величии.

Ниже свастики была выведена надпись большими, готическими символами: «211» У профессора похолодело в груди.

—Так вот оно что! – воскликнул Виктор Иванович. – Ваня! Ты знаешь, куда мы влипли с тобой? Точнее все вместе?

Якут уже давно предполагал нечто подобное. Стоял и переминался с ноги на ногу. Раз профессор так бурно реагирует на свастику, то тут явно что-то не так. Война-то давно закончилась…

—К пингвину хочу… —требовательно повторил он. Пусть и не инопланетяне, но свастика во льдах Антарктиды… Тут у любого поджилки затрясутся.

—Это же… —меж тем чуть не подпрыгивал его коллега. – Это же Новая Швабия, Ваня! Шваберланд! Новый Берлин! Нацистская база в Антарктиде, которую уже несколько десятилетий ищут учёные во всём мире. БАЗА-211, понимаешь? Та, которая будоражит умы специалистам со времён окончания войны!

Виктор Иванович чуть не пританцовывал от возбуждения.

—Её кто только не искал. Гипотетически она должна где-то существовать, но никто, понимаешь – никто! Не знал место её расположения. Знали, что в Антарктиде, а вот где именно…

Он воздел руки кверху, будто обращался к кому-то в божественном зените.

—А мы её обнаружили! – голос его торжествовал и гулким эхом разносился в пространстве гигантского туннеля. – Мы! Понимаешь? Мы – советские полярники!

Он бы ещё долго прыгал от радости, если бы не его коллега. В отличие от учёного, тот совсем не разделял степень их открытия и воодушевление своего начальника. Взяв учёного за руку и, руководствуясь, прежде всего чувством самосохранения, Якут потянул его назад, к друзьям, к саням, к пингвину.

Виктор Иванович ещё долго оглядывался, и как загипнотизированный шёл за своим товарищем, приговаривая:

—Надо же! База-211! Вот Павел обрадуется. Да что там Павел? Земля! Вся планета! Новый Берлин найден!

Один раз он остановился, будто оторвавшись от прекрасного сна, и взглянул в спину идущего впереди приятеля. Остановился, оглянулся и прошептал себе под нос:

—Найти-то мы её нашли. А вот донесём ли до человечества сведения о ней? Выпустят ли нас отсюда?

Ему вдруг отчётливо вспомнился стержень, вылезающий изо льдов. Вспомнились его парализующие лучи, адская боль и всепоглощающее забытьё. Недаром эта база была так долго сокрыта подо льдами. Так неужели им, каким-то простым полярникам дан был кем-то шанс объявить о её существовании?

Не нравились ему эти последние мысли, ох как не нравились.

То-то ещё будет…

Однако Якуту он ничего не сказал.

№9.

—Мы сразу поняли, что вы генератор нашли, когда вдруг всё осветилось! —спустя полтора часа докладывал Павел вернувшимся путешественникам.

В тоннеле было светло, тепло, и все расположились вокруг небольшого костра, который Павел разжёг, собрав у входа сухие водоросли и лишайник, при этом, нисколько не удивившись их наличию здесь. В санях всегда находился резервный запас дров, предназначенных для таких как раз неординарных случаев.

—Похоже, где-то в стенах расположены какие-то нагревательные приборы, раз тут так тепло, —предположил Андрей.

—Как у тебя нога, Андрюш? – начальник станции уже успел вкратце поведать друзьям о найденных ими рельсах, дверях, шкафах и надписи со свастикой. Теперь они сидели и утоляли голод разогретой тушенкой.

—Пока терпимо. Но это, когда лежу пластом. Стоит заворочаться – стреляет в коленке. Паша более детально осмотрел, вколол обезболивающее.

—Ничего. Сегодня отдохнём здесь возле костра, а утром повезём тебя в санях к тем дверям. Там Павел пусть колдует, чтобы их открыть. За снегоходами позже вернёмся, если возникнет в них необходимость.

Якут кормил пингвина, Павел занимался лыжами и гусеницами на снегоходах, но все внимательно слушали своего старшего коллегу, который начал рассказывать занимательную историю создания в ледовом континенте нацистской базы. Теперь после еды он продолжил свой рассказ.

—Антарктида, как не обжитый континент интересовала немцев задолго до прихода к власти нацистов, как, впрочем, и любую другую мощную державу мира. Впервые нога немца ступила на ледяной континент ещё в 1873-м году.

Андрей присвистнул. Ему всегда нравились лекции профессора. Что до Якута – тот больше переживал за конечный исход их подземельного путешествия, чем слушать какие-то далёкие истории, совсем не вяжущиеся с нынешней ситуацией. Павел всё больше молчал, поскольку многое из того что рассказывал Виктор Иванович он знал.

—Да-да, Андрюша, —тем временем продолжил рассказчик. – Ещё в конце 19-го века. Экспедиция называлась «Гренланд». Следующие экспедиции следовали одна за другой. Если мне не изменяет память, в 1911-м году на юг отправился из Гамбурга бот «Дойчланд», оборудованный по последнему слову техники, в 1925-м году – «Метеор» с доктором Альбертом Мерзом на борту, а в 1938-м, уже при нацистах, к Антарктиде выдвинулась знаменитая гидроплатформа «Швабенланд», под командованием Альфреда Рихтера. Он-то и взял на себя обязанность открыть землю, пригодную для жизни, которую позже назовут Новой Швабией. До сих пор оставалось неизвестным, где предположительно она находилась. А вот мы с вами, получается, её открыли. Однако давайте всё по порядку. За три недели два немецких самолёта обследовали более 600 тысяч квадратных километров в наименее исследованной части Земли Королевы Мод, и Рихтер объявил эти земли территорией третьего рейха, назвав их Новой Швабией, и сбросил с самолётов несколько тысяч пограничных столбиков со свастиками. Говоря о том, что никто не знал, где она находилась, я имел в виду не саму Новую Швабию, а построенную позже в её льдах нацистскую базу. Как оказалось, эта база находится совсем в другом месте, нежели где её искали разведки всего мира. Мы ещё вернёмся к этому.

Профессор докурил папиросу, и окурок кинул в костёр. Павел закончил наладку снегоходов, Якут отправил Сына полка спать после принятия пищи, а Андрей лежал под двумя одеялами и внимал своему учителю, не пропуская ни одного слова. Его немного лихорадило.

—В ту пору британская разведка пришла к выводу, что капитан Рихтер искал подходящее место для немецкой базы – видите, уже тогда, в 1938-м году за нацистами следили, а они в свою очередь подготавливали запасной плацдарм, как оказалось позже – не зря. Этот вывод подтвердился и позднее: активность немецких подводных лодок в военные годы в южных морях была достаточно высока. Спрашивается, для чего нацистским субмаринам бороздить южный ледовитый океан, если в этом регионе они ни с кем не воюют? США и Великобритания полагали тогда, что гитлеровские субмарины ходят сюда в Антарктиду для особой цели: доставляют людей, оборудование, продукты, и строят военную базу. Предположительно она называлась «База-211», и вот сегодня мы с Ваней прочли такую надпись на дверях. По некоторым данным, комендантом этой базы являлся вице-адмирал Теодор фон Готт, а идеологом и заместителем – барон Людвиг фон Риттер. Первый имел прозвище «Полярный барон», второй – «Странствующий бездельник». Отчего так – не спрашивайте, сам не знаю. Я ещё вернусь к рассказу об операции «Высокий прыжок», пока же передам только предположения того времени, когда обе разведки искали базу. По их мнению, пещера – или вход – должна была находиться километрах в пяти от побережья, в районе оазиса Ширмахера. Уже тогда и Британия и США знали, что неподалёку в горах расположен странный климатический оазис с оголёнными скалами и почти не замерзающим снегом. Рядом с ним находится идеальное плоское, окаймлённое каньонами плато, над которым срываются с цепи все компасы, а пилоты впадают во временное беспамятство и теряют ориентацию. Совсем как я недавно, —усмехнулся учёный. – Строительство базы решили поручить курировать рейхсдиверсанту Отто Скорцени – любимцу фюрера. Об этом тоже чуть позже. Я подвожу уже к военным годам, однако, тут много домыслов, как моих, так и обеих разведок, а позже уже и интерес СССР. Предполагалось, что в Рейх-Атлантиде (так её окрестили сами нацисты) будут после войны проживать 50 тысяч жителей, из них 20 тысяч женщин. Представляете размах и грандиозность всего тогда начатого? Я вам больше скажу: в настоящее время специалисты и аналитики в этой области предполагают, что где-то в подземельях Антарктиды существует Новый Берлин, с населением более 300 тысяч жителей. А некоторые альтернативные учёные, – те, кто занимаются тайнами, инопланетянами и прочими летающими тарелками во все услышанье заявляют, что в Рейх-Атлантиде живут и процветают подо льдами не менее двух миллионов человек! Теперь вы понимаете моё ошеломлённое состояние, когда Ваня указал мне на готические цифры под свастикой? Я думаю, мы наткнулись на один из вспомогательных подземных рукавов-тоннелей, может на запасной выход или чёрный ход, которым никто не пользуется в настоящее время. Своеобразный такой законсервированный колодец. Но рабочий. Свет горит, тепло подаётся, всё ведётся автоматически.

Он прикурил новую папиросу. Якут, при упоминании инопланетных существ было встрепенулся, но слушая дальше, постепенно успокоился.

—Пойдём дальше, —продолжил профессор. – Тебе интересно, Андрей? У Павла не спрашиваю – он и без меня многое знает из этого.

Андрей восхищённо поднял большой палец, а Павел тактично кивнул. Он не любил перебивать своего начальника, даже если иногда оказывался прав.

—К этому минимуму из пятидесяти тысяч человек прибавим несколько тысяч технического персонала. Не будем сейчас брать в расчёт два миллиона – цифра явно завышена. Их бы давно уже заметили: ни их самих, так продукты их производства и жизнедеятельности. Как по мне, то и 50 тысяч многовато, однако с аналитиками не спорят. Что касается основного входа в базу, то он, как предполагал адмирал Ричард Бёрд – к нему мы ещё вернёмся – должен был располагаться в десяти милях западнее оазиса, в небольшой, и тоже свободной ото льда бухте, которая почти невидима со стороны океана. Бёрд прошёл с эскадрой Южно Шетландские острова, обследовал полуостров Эдуарда VII, вошёл в бухту Преструда у шельфового ледника Росса, однако так ничего и не обнаружил. А ведь были ещё берега Принцессы Марты и Принцессы Астрид.

Пингвин хрюкнул, перевернулся в санях и засопел дальше, совсем как комнатная собака. Пусть и говорят, что эти полярные птицы спят стоя, но так то ж в пургу, на лютом морозе, сбившись в кучу. Сын полка же любил в тепле растянуться в санях, раскинув ласты-крылья в разные стороны. Сейчас он был сыт и безмятежен. Кто знает, что ему снилось в данный момент – возможно Вероника с большущей рыбиной в руках, ласково зовущая его к миске. Пусть спит – полярники ему не мешали.

—А теперь просто предположите себе невероятное, —тем временем продолжил Виктор Иванович. – Тут и ты, Паша, можешь пофантазировать. Представьте себе 45-й год. Столица Тысячелетнего рейха лежит вся в руинах, союзники бомбят и блокируют Берлин. Гитлер в бессильной ярости мечется по бункеру, и не собирается сдаваться в плен. На такой случай в кулуарах СС был предусмотрен план побега. Не забывайте, что у фюрера было как минимум пять-шесть двойников. Сейчас у нас 93-й год на дворе, а после двухтысячных их раскопают в архивах ещё больше. Уверен. Вместо яда и пистолета, Гитлер с ближайшими помощниками и Евой Браун пробирается по подземелью на секретный аэродром, в самолёт без опознавательных знаков, и летит… на Южный полюс. Здесь находится сверхсекретная база, о существовании которой знают разведки всего мира, однако найти не могут: она у них фигурирует только гипотетически. Они лишь предполагают. Утирают слюни, но Антарктида огромна – поди найди кота в мешке, да ещё и в подземных пещерах. Абсурд, скажете вы? Вполне возможно. Но также возможно и обратное. Предполагали же после войны, что Гитлер мог окончить свою жизнь либо в Аргентине, либо в Бразилии, либо вот тут, в нашей с вами сейчас Антарктиде. Была ещё Южная Родезия – будущий форпост четвёртого рейха, но она слишком мала для столь значительной фигуры. Ему бы там попросту негде было спрятаться. Бразилия тоже у всех на виду – туризм, сфера влияния СССР, и прочее. Остаются Аргентина с банковскими вложениями нацистов во время войны, и Антарктида – мало изученная. Прячься – не хочу. До настоящего времени базу так никто и не обнаружил. Мы, ребятки, первые!

—Однако… —Якут задумчиво поковырялся в зубах спичкой.

—До этого, английская разведка установила, что в октябре 1943-го года из Суэца вышли субмарины U-859 и U-861 серии VIII-С, и другие, серии VIII-F: U-957 и U-1059, каждая с экипажами от 67-ми человек и выше, в зависимости от класса, и 40 тоннами ртути полезного груза. В каждой подлодке, ко всему прочему, находились ещё и гражданские люди – физики, инженеры, ядерщики, и просто молодой запас генофонда будущего рейха. Это была уже пятая заброска людей и оборудования в Антарктиду. Карл Дениц, возглавивший в 43-м году и до конца войны подводный флот Германии, тоже добавил, так сказать, масла в огонь. В том же 43-м году, например, адмирал объявил, что немецкие подводники с гордостью докладывают о возведении в другой части земного шара, в Шангри-Ла, неприступной крепости. Союзники увидели в этих словах намёк на Антарктиду. Интересно и то, что фюрер собирался сделать своим преемником Ганса Ульриха Руделя, офицера люфтваффе, часто бывавшего на Терра-дель-Фуэге, ближайшем к нам здесь южноамериканском острове. Дальше – больше. В апреле 45-го года аргентинским морякам сдалась немецкая субмарина U-530 из сверхсекретного соединения «Конвой фюрера». Капитан на допросе рассказал, что его корабль участвовал в операции «Валькирия-2». В 43-м, в октябре, его лодка вышла из Суэца и взяла курс на Антарктиду. Достигнув берегов Новой Швабии, моряки спрятали во льдах контейнеры с таинственным содержимым, нигде и никогда ранее не учтённым. Капитан предполагал, что в ящиках находились документы Третьего рейха, а в контейнерах реликвии и артефакты со всего мира, изъятые в процессе войны в качестве контрибуций. Иными словами – всё, что нацисты успели награбить, прошествовав по всей Европе, Северной Африке и прочим странам за время своего могущества. Копьё Судьбы, Священный Грааль, предметы старины и сокровища целых наций. Сдавались немецкие субмарины и после этого. Но, как не подсчитывали аналитики, сколько не сверялись с техническими архивами, как ни округляли в большую сторону – всё равно около сорока подводных лодок нацистов исчезли.

—По последним данным, более шестидесяти, —впервые подал голос Павел. – Простите, что перебил. Недавно где-то читал в обнародованных английских архивах.

—Вот! – воодушевился Виктор Иванович. – Видишь, у тебя более свежие сведения. Пройдёт пару десятков лет, и их будет под сотню – я не удивлюсь. Это ж несколько флотов вместе взятых, друзья мои! – обвёл он взглядом Якута и Андрея. Лекция предназначалась в основном им. Павел в это время проверял наличие медикаментов в аптечке.

—Да, вот что я ещё вспомнил. В 1946-м году, в районе Фолклендских островов исландское китобойное судно «Юлиана» наткнулось на неожиданно всплывшую перед ними подводную лодку со свастикой на борту. Вооружённые автоматами немцы поднялись на борт траулера и потребовали часть улова. Забрав половину добычи, немецкий офицер, что примечательно, расплатился американскими долларами и сообщил координаты огромного стада китов. Паша, вижу, что ты хочешь что-то дополнить?

—Да. Перед отправкой сюда мне в руки попался некий рассказ последнего из оставшегося в живых участника операции «Табернал», целью которой было найти эту пресловутую Базу-211.

—О! Это я не знаю. Давай послушаем.

—В октябре, только уже 1945-го года, после капитуляции рейха, его вместе с другими офицерами тайно перебросили на Фолклендские острова, где они начали подготовку к секретной операции. В суровых зимних условиях они тренировались и тщательно готовились два с лишним месяца. Британцам предстояло отправиться со своей базы Модхейм в районе хребта Мюлиг-Гоффмана и пройти около пятисот километров к предполагаемому местонахождению Базы-211. Ещё раньше, в 1944-м году, обитатели Модхейма наткнулись на странный тоннель, похожий на наш. Поступил приказ из Лондона уничтожить всё, вплоть до льдин на подступах к пещере. Та операция закончилась полным провалом. Из тридцати английских коммандос уцелело лишь двое. Когда их группа прошла по тоннелю больше 20-ти километров, она очутилась в громадном подземном амфитеатре. Там было тепло и светло, как у нас сейчас. Очевидно, пещера обогревалась геотермальными водами какого-то подземного озера, которое вполне могло сообщаться с океаном, а если это так, то это идеальное место для стоянки субмарин. Помимо доков британские наёмники увидели ангары для самолётов, горнопроходческое оборудование, гигантские буры и другую мощную технику. После двух дней разведки было решено заложить взрывчатку. Однако закончить минирование отряд не успел. Неожиданно появилась охрана в форме СС, и завязался неравный бой. Британцы начали отходить к устью тоннеля, из которого вышли только двое: учёный-норвежец и офицер, позже всё это рассказавший. Операция «Табернал» провалилась. Учёного уже на выходе скосила лучами некая установка в виде стержня, поднявшаяся изо льда.

—Точно! – воскликнул Виктор Иванович. – Именно такой же стержень чуть не скосил меня, когда я позже потерял сознание. Почему молчал, Павел?

—Да как-то не придал поначалу значения. Сейчас вы начали рассказывать, я и вспомнил рассказ того британского коммандос. Удивительно, что он вообще выжил и добрался до своей базы. Судя по вашим предположениям, здешняя охрана ревниво соблюдает обособленность своего существования, и зачищает всё, что двигается в районе нахождения подземных лабиринтов отнюдь не для забавы. Хотят сохранить тайну своего пребывания здесь. Вот я и вспомнил этот эпизод. Как могла охрана СС выпустить из поля действия лучей и того британца и, простите, вас? Стержни ведь с лучами, похоже, автоматические. Убивают всё, что превышает вес или рост пингвинов. И тот и вы добрались на места. Тут либо прокол в их электронике, либо… чей-то непонятный замысел, что ли…

Настала пауза. Каждый думал о своём, и в то же время об одном и том же. Тишину нарушил начальник.

-Мда… тут ты прав. Отчего это их безупречная охрана на уровне тогда уже существующих лазерных технологий взяла и отпустила восвояси разведчика враждебного государства? За себя пока молчу – информации маловато, нам ещё предстоит в этом разобраться, недаром мы тут застряли. И застряли, надо полагать, надолго.

При последних словах Якут смачно выругался на родном языке.

Через время Виктор Иванович продолжил, поправляя одеяло на Андрее.

—Теперь подходим к тому, что я вам обещал, говоря, что к этому мы ещё вернёмся. К операции «Высокий прыжок». В январе 47-го года в Антарктиду вышла большая американская эскадра в составе сорока! – повторюсь – сорока судов. Представляете размах заинтересованности в обнаружении Рейх-Атлантиды? США тогда боялись, что первенство перехватит у них Советский Союз, вот и направили к ледовому континенту несколько эсминцев и два авианосца. Сейчас, дайте припомню… Павел, если что – помоги. Флагманский авианосец «Касабланка», на котором базировались самолёты «Кобра», несколько бомбардировщиков «Темпест» и вертолёты. Впереди шёл ледокол «Северный ветер» и по бокам двенадцать кораблей сопровождения, на борту которых находилось около четырёх тысяч пехотинцев. В кильватере флагмана шёл авианосец «Флорида» с истребителями «Спитфайр» и подводной лодкой «Баунти». Замыкали эскадру линкор «Галифакс», линкор «Колорадо», миноносец «Портсмут» и торпедный крейсер «Томагавк». Я прав, Паша? Ничего не забыл?

—Тут, Виктор Иванович, я слабоват. Слышал об операции, но не настолько детально, как вы. Продолжайте.

—Командовал операцией «Высокий прыжок» адмирал Ричард Бёрд, которыйзаявил, что он найдёт и Новый Берлин, и Рейх-Атлантиду, и саму Базу-211. Найдёт и уничтожит. Чистое бахвальство американцев, не более того. Естественно он ни того, ни другого, ни третьего не обнаружил. Мало того, эта операция так же потерпела полное фиаско, что и другие до неё. Здесь уместно процитировать описание событий одним из очевидцев, позже просочившееся в печать. За дословность не ручаюсь, но выглядело примерно так. Вот как он это описывал: «Они выскакивали из-под воды, как угорелые. Проносились между мачтами наших кораблей со скоростью звука. Это были дисколёты со свастиками на бортах. Плоские, обтекаемые, с пушками и антеннами, они носились повсюду, иногда меняя направления мгновенно. Только что он летел прямо, и вдруг менял траекторию под прямым углом, зависая буквально на долю секунды. Бывало, летающие диски останавливались в воздухе, будто натыкались на невидимую стену, и тут же ныряли под наши мачты. Хаос боя был неописуем. С «Касабланки» успели подняться в воздух несколько «Корсаров», но они по сравнению с этими неведомыми летательными аппаратами двигались словно улитки. Два «Корсара» сразу же были сбиты какими-то лучами из пушек этих дисков. Перемещались они абсолютно бесшумно, они носились между кораблями и беспрерывно плевались лучами смерти – так мы их окрестили. А потом, посеяв панику и разруху, они так же внезапно ушли под воду, как и появились».

Профессор перевёл дыхание.

—Процитировал, конечно, по памяти, исказил сам текст, но суть вы поняли. Американцев атаковали ещё на подходе к Антарктиде. Им не дали зайти даже в прибрежные воды континента. За двадцать минут боя они потеряли один корабль, четыре самолёта, и ещё с десяток самолётов были выведены из строя, едва приготовившись взлететь. И что примечательно, немцы могли нанести, куда больший урон сообразно своей технологии, однако почему-то этого не сделали. Подобная атака больше напоминала предупреждение: «Вас здесь не ждали, убирайтесь восвояси». Сокрушённый Бёрд принял решение срочно уходить. По его мнению, эти летательные аппараты, скорее всего, были произведены на замаскированных в толщах льда подземных авиационных заводах, конструкторы которых овладели какой-то внеземной энергией, может даже при помощи инопланетян.

Якут навострил уши и обратился в абсолютный слух. Всё, что касалось инопланетян, приводило его в нездоровый трепет.

—Примерно через десять лет, —продолжил профессор, —Ричард Бёрд отправился сюда в очередной раз, и погиб где-то при невыясненных обстоятельствах. Эту историю я, к сожалению, не знаю. Слышал только, что при первом возвращении после фиаско, он слегка тронулся умом и написал книгу о событиях той экспедиции. Многие записи были тут же засекречены и нашли своё место в тайниках американской разведки. Но информация о летающих дисках, выскакивающих из-под воды, огромными волнами прокатилась по всему миру. Оно и немудрено: людей их видевших было более четырёх тысяч. Этот эпизод можно назвать самым массовым в истории обнаружения НЛО, и, очевидно, первичным, как раз накануне позже выявленных событий в Розуэлле. Именно после Бёрда стали считать, что База-211 разрослась, превратилась в целый подземный город и называется сейчас Новый Берлин. По слухам, здесь под землёй занимались первым клонированием, скрещиванием, вивисекцией, строительством межпланетных аппаратов – всё это задолго до официальных открытий на Большой Земле. Где-то тут подо льдами присутствуют фермы, верфи, ангары, заводы. Продукты производятся уже автономно, плюс доставляются подлодками из Латинской Америки, Южной Родезии. Ранее, во время войны, из оккупированной Чехословакии, когда база только строилась, сюда доставлялся уран, из Норвегии тяжёлая вода, из Сенегала компоненты распада атомной реакции. На заводах Пенемюнде изготовлялись части к летающим дискам, а на подземном заводе Дора производились агрегаты для бурения льдов. Всё это вывозилось затем субмаринами – целыми караванами – вместе с уже упомянутыми молодыми людьми обоего пола, для развития будущего генофонда четвёртого рейха. Возможно, тут под нами находились целые подземные аэродромы с самолётами мессершмит-115, реактивными Ме-262 и фокке-вульфами. Недаром же, по словам Отто Скорцени после войны, сюда стремилась любимица фюрера, пилот Ханна Райч. Правда, барон фон Браун не решил рисковать ею, да и фюрер не простил бы ему приношения в жертву милой его сердцу женщины.

Начальник станции обвёл рукой пространство тоннеля.

—Таким образом, друзья мои, мы сами сегодня в этом убедились. Судя по всему, нас завалило бураном в какой-то вентиляционной шахте, составляющей одну из многочисленных коммуникационных ветвей и питающей что-то огромное, колоссальное по своей структуре, грандиозное и… неведомое.

Он указал рукой вглубь тоннеля: —Вот за теми дверями-створами, что мы обнаружили с Иваном. Не переживай, отважный Якут, —повернулся он к своему приятелю, —там нет инопланетян.

—Уже легче, однако, —буркнул полярник, и поёжился, глядя на пингвина. Тот дрых. Везёт паршивцу, подумал Иван. Никаких тебе забот: ни инопланетян, ни нацистов… было бы рыбы побольше. Так?

№ 10.

—Кстати, —позже продолжил профессор, —уфологи, например, считают, что именно эти дискообразные машины, вылетающие из воды позже положили начало всем домыслам о летающих тарелках пришельцев. Мне вот вспомнилось, что был ещё один очевидец, бежавший в 45-м году в Аргентину, и в конце жизни рассказавший кое-что о Новой Швабии. Звали его не то Ульрих, не то Ганс фон Кранц, и, ссылаясь на учёного Олафа Вайцзеккера, он писал, что тот с 1940-го по 1942-й годы работал на Базе-211 в качестве атомщика, как раз при её первичном строительстве.

—Откуда вы всё это помните, Виктор Иванович? – восхитился Андрей, почёсывая больную коленку.

—А я, Андрюша, всё, что касается Антарктиды, всю жизнь собираю и складываю у себя в голове. Это как коллекция марок для филателиста, только вместо кляссера у меня собственная память. К сожалению, уже иногда подводящая. Когда-нибудь расскажу вам с Ваней, если будет интересно, весь путь и историю открытия континента, вплоть до формирования нашей станции «Мирный» в 1956-м году. Но сейчас не об этом. К 1942-му году, по словам этого офицера СС, здесь, на Земле Уилкса, и на противоположном побережье Тихого океана, на Земле Элсуэрта, работало уже около десяти тысяч человек, меняясь и потом тайно истребляясь гестапо. Узники концлагерей после завершённой части работ расстреливались прямо здесь, благо, что хоронить просто не было необходимости. В вечных льдах находили расщелины и сбрасывали замёрзшие трупы прямо внутрь. Сюда в Антарктиду, как я уже говорил, шли караваны с едой, одеждой, техникой, семенами для оазисов, скотом и консервированными овощами. Это пока. Позже здесь возведут под землёй птицефабрики, фермы, оранжереи. Назад в Германию отправлялись полезные ископаемые. Пять тысяч квадратных километров оазисов с плодородной почвой, они кормили сами себя. Постоянных же жителей к тому моменту было около двух тысяч. Физики-ядерщики, ракетостроители, химики, биологи. К 43-му году, по его словам, в карстовых пещерах было завершено строительство верфи для налаживания выпуска субмарин. Отныне полярные нацисты не зависели от Большой Земли и Европы в целом. Они могли штамповать свои подлодки здесь, подо льдами, вдалеке от всей цивилизации. Во льдах расположились девять научно-исследовательских предприятий наподобие комплексов в Пенемюнде, которые занимались разработкой летающих дисков. В 45-м году эти тайные сооружения стали убежищем для всех оставшихся фашистов, кто не успел скрыться в Аргентине или Бразилии.

Виктор Иванович затянулся папиросой и пустил дым в потолок.

—Так что, господа-товарищи, всё ли мы ещё хотим попасть в эту таинственную дверь? Пока мы лишь находимся, так сказать, в предбаннике, в одном из технических ответвлений. За дверями, надо полагать, находятся помещения техобработок, склады, цеха, может лаборатории какие… А это уже зона нахождения технического персонала, иными словами, мы можем там на кого-то наткнуться. Охрана, уборщики, технари, инженеры, подсобные рабочие. Ещё не элита, не учёные, не цвет возродившейся нации – но нам от этого не легче. А уж за этими техпомещениями, вполне возможно находится и сам гигантский подземный город под названием Новый Берлин, на нескольких ярусах, этажах, разбитый на сегменты, сектора и районы. Уходящий вглубь вечной мерзлоты на сотни и сотни метров. Раскиданный под землёй на десятки километров, с такими же ответвлениями тоннелей, в один из которых мы попали. Хотим ли мы туда? Спрашиваю, не потому что боюсь, просто назад у нас уже выхода не будет. Если откроем тайну, проникнем в неё, нас живыми не выпустят. Это надо учитывать. Мы можем повторить участь экспедиции Жака Ива Кусто.

—А что с ними?

—Печальная история. И мистическая…

Якут встрепенулся, и не найдя ничего лучшего, полез в сани проведать Сына полка.

—Жак Ив Кусто в 1973-м году, двадцать лет назад, на своём судне «Калипсо» отправился к Земле Королевы Мод, чтобы также найти Базу-211. Аквалангисты два раза погружались и смогли найти подводные гроты – некие входы в огромные пещеры, явно не природные, а рукотворные, переходящие в подземные тоннели. При каждом всплытии, они передавали на борт судна, что видят вдалеке под водой мерцающий свет и какие-то гигантские движущиеся тени, величиною с китов. Подо льдами Антарктиды китов нет, поэтому, разумеется, сразу приходили мысли о подводных лодках. Всё это фиксировалось в их бортовых журналах. Опускали с собой акустическую аппаратуру и записывали звуки – гудение каких-то неведомых агрегатов, кондиционеров, насосов, будто нагнетающих воздух. И всё это под водой. Из третьего погружения аквалангисты не вернулись. Экспедицию свернули и частично засекретили. Откуда я это знаю? Мой отец одно время переписывался с Кусто и был с ним в дружеских связях. Он тоже был ихтиологом, и у них было много общего. От него я и узнал. Это малоизвестный факт, поскольку с тех пор, вот уже двадцать лет никто не рискует беспокоить обитателей ледового подземного царства – иначе и не назовёшь. Впрочем, радары многих стран мира фиксируют периодически появления летающих дисков, цилиндров и сигар разных размеров. 90 процентов из них приписывают пришельцам, однако моряки многих судов замечают на некоторых дисколётах нарисованные свастики. Но, повторяю, вот уже двадцать лет никто больше не решается прикоснуться к тайне Новой Швабии, Рейх-Атлантиды, Нового Берлина и самой Базы-211. Видимо, учли печальный опыт адмирала Бёрда и океанолога Кусто.

—А вот мы, значит, как раз и влипли, однако… —донеслось из саней.

—Да уж…

Настала долгая пауза. Пингвин проснулся и потребовал внимания к себе, громко и протяжно «хрюкнув» в тишине подземелья. Эхо разнеслось по округлым стенам и поглотилось звукоизоляцией неведомой технологии. Было уже поздно: часы хоть у всех и стояли, но по своим биологическим ритмам все чувствовали, что порядком устали. Было тихо, умиротворённо, однако, что-то всё же веяло такое в воздухе, заставлявшее путешественников теснее сближаться в кучку возле костра. Что-то неведомое, непонятное, загадочное, и оттого немного жутковатое тревожило их души. Они были одни в незнакомом подземелье. Они чувствовали всю массу льда над собой, всю грандиозность и мощь скрытых механизмов, всю колоссальную энергию, заставляющую подниматься волоски на их конечностях. Магнитное поле казалось было повсюду. Генераторы работали и нагнетали чистый воздух. Тепло подавалось, очевидно, за стенами тоннеля. Вдалеке блестели новые вагонетки, и просматривалась – если поднести бинокль – железная дорога.

—Ну а что нам, собственно говоря, делать? Завал мы не расчистим, —резюмировал профессор. – У меня вообще возникает ощущение, что нас сюда вначале подпустили, дали найти вход, а затем, каким-то образом, вызвав локально буран, только в этой прилегающей территории, организовали снежный обвал и похоронили здесь заживо. Правда, предоставив возможность пробраться внутрь и найти тоннель с дверями. Кому, и главное, зачем это нужно – ума не приложу. Разумеется, это сугубо моя точка зрения. Так что? Утром будем продвигаться вперёд?

—Да! – хором проговорили полярники, и даже Сын полка удовлетворённо хрюкнул, проглатывая последний хвост замороженной тушки рыбы. Она начала уже оттаивать, и её в первую очередь нужно было скормить питомцу. Позже все перейдут на консервы. После сна он заметно повеселел, и позволил даже себе вольность пару раз ущипнуть беззащитно лежавшего Андрея. Тот только улыбнулся и растёр занемевшую ногу.

—Значит, сделаем следующее, —подытожил начальник станции. – Нужно, конечно, немного поспать. Дежурить будем по очереди. Хоть, судя по тому, что не было света, и не работали генераторы, эта шахта давно не эксплуатируется, всё же осмотрительность не помешает. Сомневаюсь, чтобы нам здесь были рады. Андрей, ты дежуришь первым. Тоннель виден далеко и весь как на ладони, если что-то произойдёт из ряда вон выходящее – буди. Как, сможешь с коленкой?

—Смогу. Чешется, болит, но терпимо.

—Хорошо. Утром сделаем ещё раз перевязку. Эх, увы, нет нашей Анюты, она бы быстро тебе ногу подлечила. Что у нас из оружия? Паша, ты переписал наши запасы и амуницию?

—Да. Из оружия, как и предполагалось, только армейские штык-ножи. Винтовка из саней осталась в вагончике. Есть ещё ракетницы, по два заряда на каждую.

—Не хотелось бы их применять, однако.

—Будем надеяться, Ваня. Вторым дежуришь ты, затем Павел, я последним. Утром проверяем ещё раз экипировку, завтракаем, и выдвигаемся к дверям. Пол скользкий, лыжи и гусеницы «Буранов» легко донесут нас за полчаса до дверей и турникета. Ехать будем как раз между рельсами – я, на удивление, не заметил там ни одной шпалы. Полотно прямое, никуда сворачивать не придётся. Дальше дело за Павлом. Откроет створы, и…

Наступила пауза. Каждый пытался представить, что же произойдёт, когда они откроют загадочные двери…

—Как у нас с продуктами, Павел?

—Вероника напихала в сани на несколько дней вперёд. Будто чувствовала.

—А с водой?

—Желательно за ночь растопить снега, сколько можно. В санях лежит запасная пластмассовая канистра. Каждый, кто будет дежурить, пусть постепенно вытапливает снег – вон его, сколько навалило у входа. Андрея, разумеется, это не касается. Не сможет.

—Я займусь переборкой мелочей. Рассортирую всё, что сможет нам пригодиться в походе по подземелью, —откликнулся тот. – Спички, фонарики, верёвки, индивидуальные санитарные пакеты, топорики, спиртовки, альпинистские крюки на всякий случай. Мне работы хватит. Потом разбужу Якута, и он будет растапливать снег.

—Принято, —удовлетворённо кивнул профессор. – Разложишь всё по кучкам, а мы потом рассуём по карманам, чтоб не тратить попусту время. Теперь спать.

Подстелив куртки под себя и залезая в спальные мешки, каждый из полярников посмотрел вперёд.

Тоннель уходил вдаль и терялся где-то в пространстве, тускло поблескивая под искусственным светом.

В воздухе витало что-то загадочное, неприятное, небывалое в восприятии и жуткое своей неизвестностью.

Первым захрапел Сын полка.

№ 11.

В столовой сидели четверо. Они только что поужинали без аппетита и молча, с тревогой наблюдали за кошкой Мусей, которая, найдя где-то теннисный шарик, катала его по полу, ничего не имея против тягостного молчания удручённых полярников.

Трифон только что вернулся с улицы, где покормил и закрыл на ночь в тёплую конуру собак.

—Завтра с утра вездеходом займусь, —что бы хоть что-то сказать, проговорил он. В гараже на станции обитал большой снеговой вездеход на танковой платформе с гусеницами, способными преодолевать паковые льды и застывшие в безмолвии ледяные торосы. Этот вездеход имел аббревиатуру «ГТТ», и находился здесь уже четвёртую вахту, доставленный однажды ледоколом с Большой Земли.

—Нужно на «Академик Фёдоров» радировать, что наши пропали, —вздохнула Анюта. Спицы в её руках замерли, и недоконченный Гришин шарф был отложен в сторону.

Вероника убирала со стола, а Гриша перебирал по частям замолкнувшую ранее рацию. Второй, более мощный трансивер лежал тут же на столе, ожидая в режиме приёма хоть каких-нибудь вестей от пропавших полярников.

—Утром оповестим и ледокол, и Москву, —отозвался Трифон. Во время отсутствия Павла и Виктора Ивановича, он имел прямые обязанности находиться на станции за старшего. В такие моменты он спиртного не употреблял – чтил доверие и возложенные на него обязанности.

—Рано ещё сегодня панику поднимать. Может за ночь выйдут на связь. Давайте подождём.

—Хорошо бы, —всхлипнула Анюта.

Гриша встал, подошёл к ней и ласково погладил по плечу.

—Трифон правильно говорит. Ну, буран, ну сильный – нам-то не привыкать. Утром сходим в посёлок, там шесть десятков полярников и рыбаков, авось что-нибудь вместе придумаем. И на станцию «Молодёжная» сообщим, и на ледокол.

—А много здесь пропадало людей? – спросила Анюта.

—Мне Виктор Иванович однажды целую лекцию провёл по этому поводу. Помню, мы с Андреем тогда слушали его, раскрыв рты. Он рассказывал, что с 1956-го года, пока существовала Российская Академия Экспедиций, сокращённо «РАЭ», пропало в Антарктиде сорок человек. О том, как первые советские полярники покоряли этот недоступный холодный континент. Хочешь, расскажу своими словами?

—Все хотим, —вставила слово Вероника. – Я тоже послушаю. Посуда вымыта, завтрак на утро приготовлен, собаки покормлены, —она бросила взгляд на Трифона, и тот утвердительно кивнул. – Будешь заменять нам сегодня лекцию Виктора Ивановича. Всё равно теперь не уснём, ожидая от них хоть каких-нибудь вестей.

Гриша вернулся к столу и принялся за вторую рацию, попутно вспоминая рассказ своего старшего начальника и наставника.

—В 1956-м году, —начал он, разбирая по частям прибор, —дизельный электроход «Обь» доставил на побережье, в районе Земли Уилкса первую партию полярников, двадцать восемь человек. Медикаменты, провизия, инструменты, вагончики, строительные материалы, военные тягачи, обмундирование и прочие необходимые вещи – всё было рассчитано на восемь-девять месяцев, через которые планировалось закинуть сюда новую партию экспедиции. Попутно двойник «Оби», такой же дизельный электроход «Лена», высадил ещё одну экспедицию западнее, у Земли Королевы Мод, возле шельфа. Там принялись строить и осваивать станцию «Молодёжная». К началу 57-го года в Антарктиде находились уже 192 советских полярника. Пока только мужчины. Так началось освоение шестого континента нашими учёными, геологами, сейсмологами и прочими специалистами. Это сейчас мы тут на всём готовом, в тепле, при свете, керосине, есть дизельная электростанция, радио, «Бураны», даже посёлок вблизи нас вполне обжитой. А представьте, каково тогда было первопроходцам? – задавал нам с Андреем вопрос Виктор Иванович. Полярники под руководством профессора Сомова попали просто таки в нечеловеческие условия. Как когда-то в своё время, погибший в этих местах первопроходец Скотт со своей командой. Конечно, у наших пионеров дело обстояло несколько лучше – была техника, уже можно было пользоваться электричеством, однако в выживании это дела не меняло. Им приходилось строить и возводить всё с нуля, как сказал нам тогда профессор. Порывы ветра достигали порою до полутора сотен километров в час – да вы и сами это знаете: бывает, так рванёт, что и к бабке не ходи. Возможно, наши друзья как раз и попали в эпицентр таких порывов. Морозы тоже вы знаете. Даже летом иногда опускается до минус тридцати: постоянные метели, обморожения, разряженный воздух, полярная ночь пять месяцев в году. Это сейчас мы привычны к подобным факторам, поскольку знаем о них от предшественников и подготовлены к ним. А тогда, всем полярникам, высадившимся на континенте, это было, что называется, ножом по сердцу. Многие пожалели о выбранном ими пути. Первые экспедиции жили в вагончиках; это потом уже, в начале 70-х годов начали строить двухэтажные бараки на сваях. Да что я вам рассказываю! Сами всё знаете.

—Ой, Гриш, продолжай, пожалуйста, —воскликнула Анюта с замершими спицами. – Я, например, кроме погоды, ничего этого не знала.

—Я помню только фамилии первых погибших, —улыбнулся ей радист. – Иван Хмара, Зыков, Буров, Николаев, Сенько… Виктор Иванович перечислял их, а Андрей записывал в блокнот – вот я и запомнил. Иван Ман был, капитан «Оби». На нашей станции «Мирный» тогда работали гидрологи, аэрологи, магнитологи. К восьмидесятым годам наш «Мирный» постепенно приобретал уже нынешний вид. В 1979-м году, летя на станцию «Новолазаревская», разбился наш самолёт Ил-14 – это была первая катастрофа на Антарктическом континенте. Из пяти человек экипажа в живых остался только один. Это сейчас можно из Кейптауна долететь сюда за восемь часов. А тогда… —он отложил отвёртку и махнул рукой. – Американцы застолбили за собой географический полюс. Ну, а наше правительство, недолго думая, открыло в полутора тысячах километрах от станции «Мирный» другую станцию «Пионерскую», позже переименованную в «Восток». Там, на высоте три с половиной километра находился геомагнитный полюс Земли – центр всей нашей магнитосферы. Осциллографами и сейсмографами – это как раз по твоей части, Нютик, —ласково посмотрел на девушку возлюбленный, —нашими полярниками было обнаружено реликтовое озеро, уходившее вглубь под толщи льдов на четыре километра, и размером с половину Байкала. Или с целую Ладогу. А в 1985-м году, не так давно, весь мир облетело сенсационное сообщение, что в районе станции «Восток» обнаружена озоновая дыра, длиною в 635 километров. С тех пор, появляясь в августе и исчезая в декабре, как сейчас, она пугает всё население Земли. Как только появляется эта дыра, все напасти начинаются как раз у нас, в Антарктиде. Циклоны, достигающие скорости 20-ти метров в секунду, цунами на побережье, сейсмические толчки – ты, Нютик, это фиксировала не раз – откалывание огромных айсбергов в прибрежных водах. Смещение шельфа, в конце концов…

—Да, мои датчики все прошлые месяцы это показывали, —согласилась Анюта. – Ты всё так интересно рассказываешь!

—От профессора нашего наслушался, да и Павел по вечерам кое-что дополнял. А я запоминал: как в воду глядел, что однажды это будет тебе интересно. Надо ведь нашим с тобой детям что-то передавать в будущем, когда они подрастут, —улыбнулся он, а девушка покраснела от удовольствия.

Вероника с умилением посмотрела на обоих молодых влюблённых. Трифон пробурчал что-то себе под нос и натянул валенки.

—Пойду собак проверю. Вездеход заправлен, но солярку нужно в бочках прогреть. Утром придётся проехаться в посёлок – гляну, всё ли подготовлено к выезду. – И вышел в морозную стужу. Муська перестала гонять шарик и, закрыв глаза, улеглась у плиты с новым баллоном газа, давая понять хозяевам, что пора бы уже и ко сну отходить.

В отличие от животного, спать сейчас никто не мог. Трансиверы по-прежнему молчали. Предстояла долгая и бессонная ночь, сопряжённая с тревогами, плохими предчувствиями и ожиданием чего-то зловещего, неведомого, непредсказуемого. Это что-то так и витало в воздухе.

Гриша отложил бесполезную в данном случае рацию, достал с верхней полки колоду карт и присел к столу, где понуро сидели Вера и Анюта.

—Дождёмся Трифона, или сами раскинем? – предложил он, чтобы хоть как-то отвлечь женщин от тревожных и неприятных мыслей.

—Эх, Якута бы сейчас сюда, —всхлипнула Анюта. – Он бы быстро нас в «дураках» оставил.

Все трое молчаливо посмотрели на включенные «на приём» рации.

Чёрные коробки с выгнутыми антеннами упорно и безнадёжно молчали…