Последний властелин Антарктиды Часть 1-я

Глава 4 = 1993-й год. База-211. Обнаружение =

Во льдах Антарктиды.

№ 1.

Это была их первая ночь, которую они провели в тайном подземелье.

Ночь прошла спокойно. За время дежурства каждого из членов экспедиции не произошло ничего существенного. Всё также продолжали мерно гудеть, скрытые в стенах нагнетатели тёплого воздуха, также мерцал мягкий свет, создаваясь в пространстве как бы сам по себе, было тихо и спокойно. Буран снаружи закончился, и только снежный завал, перекрывший выход наружу, напоминал теперь путешественникам об их незавидном положении отшельников. Связь с землёй они потеряли.

Наступило утро. Первым покормили Сына полка. Замороженная рыба, взятая с собой для него, растаяла, и её в первую очередь нужно было использовать. А вот чем кормить пингвина дальше, никто пока не придумал. Идей не было никаких. Ещё неизвестно, как обернётся дело с их собственными запасами провизии, бережно приготовленными Вероникой.

—При включении генератора, мы аккумулировали какую-то скрытую энергию, —допивая горячий кофе, заключил Виктор Иванович. – Произошла активация, и всё сразу осветилось.

Проснувшись поутру, каждый из членов группы почувствовал в воздухе что-то новое, ещё не осознанное, но что-то такое, чего не было вчера. Все четверо ощутили на себе некую тяжесть, будто спёртый воздух пространства давил на них пластами тяжёлого груза, подобно давлению в глубинах океана. Это было что-то новое, странное, ещё не до конца осмысленное. Поэтому, Виктор Иванович и завёл разговор о неведомой энергии, пытаясь узнать мысли каждого члена команды. Нужно было что-то решать. Тело казалось ватным и потерявшим силу гравитации.

—У всех такое ощущение?

Последним дежурил Якут – они вчера перед сном договорились о новом распорядке дежурства – однако и он ничего не почувствовал вначале. Дежурство как дежурство. Поддерживал костёр, растапливал снег – канистра наполнилась до краёв. Пытался рации починить – не вышло. Трубку курил, однако… ничего не заметил.

Теперь же что-то изменилось.

ЭТО пришло постепенно. Не сразу. Медленно, неуклонно, оно заполнило всё пространство тоннеля, насытив его собою, будто вода губку.

Первым перемену ощутил на себе Андрей. Его организм был моложе и воспринимал всё новое быстрее, чем его товарищи, а, возможно, он почувствовал перемену из-за обострившейся боли в раненой коленке: так или иначе, он ответил утвердительно. За ним согласился Павел, и последним своё изменившееся состояние подтвердил Якут. Один Сын полка был, как ни в чём не бывало. Закончив чистить клювом свой короткий мех, он, разогнавшись и шлёпнувшись на брюхо, промчался горизонтально по нанесённому сугробу и, врезавшись в край глыбы, довольно заурчал.

—Ну, хоть этот чувствует себя относительно спокойно, —отметил начальник. – Отчего же у нас такое подавленное состояние? Как твоя нога, Андрюша?

—Уже вставал, —похвастался тот. – Приспичило в туалет, доковылял до сугроба. Когда дежурил, —пояснил он.

—Не слишком радуйся. Коленке ещё покой нужен. Сейчас осмотрим, перевяжем, будешь сегодня весь день в санях, а завтра посмотрим. Павел, что у нас с продуктами?

—Восемь банок тушёнки, по две на брата, —ответил инженер, собирая вещи. – Сухари, сало, кофе в баночке. В санях, на чёрный день запас крупы, фляга спирта. И по два бутерброда, сделанных Верой в дорогу. Сыну полка две растаявшие рыбины. На этом всё.

—Будем экономить, —хмуро согласился Виктор Иванович.

Спустя полчаса все были готовы отправиться по тоннелю к загадочным дверям. Первым на «Буране» выехал якут, за ним Виктор Иванович, и замыкал процессию Павел с санями, где лежал Андрей, а в его ногах примостился Сын полка, изредка покрякивая и показывая, как он думал, нужное направление. Снегоход Андрея оставили у заваленного входа. Якут должен был позже вернуться пешком и, пересев на Андрееву машину, доставить её к дверям. Его будут там ждать, пока Павел будет разбираться в строении генератора. Без Якута дверь не откроют.

Снегоходы на резиновых гусеницах довольно легко скользили между рельсами, не имея под собой препятствий в виде железнодорожных шпал – и это было как-то необычно. Утреннее подавленное состояние постепенно исчезло, уступив место обычному праздному любопытству – что же ждёт их дальше? Что они увидят за закрытыми створами огромных дверей? Куда попадут и во что, собственно говоря, вляпаются?

Через двадцать минут, газанув ещё пару раз и заглушив двигатели, впереди ехавший Якут наконец остановился.

Задрав головы и сняв очки, все уставились вверх над собой в одном направлении. Андрей с Павлом одновременно издали удивлённый возглас и бросили взгляд на профессора.

—Да… —удовлетворённо кивнул тот головой. – Это ОНА.

Над головами путешественников, в самом верху закрытых дверей, раскинула свои загнутые «лепестки» гигантская немецкая свастика. А ниже были выведены четыре готических знака:

«№ 211».

—База двести одиннадцать… —прошептал Андрей.

Сын полка забился в угол и отчего-то тихо заскулил.

Наступила тишина.

№ 2.

…После довольно продолжительного молчания, Андрей, озираясь кругом и шумно втягивая носом воздух, наконец, произнёс:

—Вот! – он снова втянул воздух тоннеля. – Запах! Вот, что мы утром почувствовали, проснувшись!

—Тяжёлый, однако… —принюхался Якут.

Виктор Иванович освободился от рукавиц – здесь было ещё теплее, чем у заваленного входа в подземелье – и встал возле снегохода, втягивая носом незримый запах подобно своим товарищам. Тёплый ветерок веял, казалось, ниоткуда. Направления, как такового, у этого потока не было. Он как бы стоял на месте, и, в тоже время, как бы… колыхался, никуда не двигаясь.

—Как дрожащее желе в вазочке, —неуверенно сравнил данный феномен Андрей. – Чувствуете?

—Да. Оттого и ноги ватные были… —заключил профессор. – И голова кружилась. Что-то синтезированное. Собранное вместе в букет с какой-то определённой целью. Что-то подобранное специально, искусственно созданное, как аромат дорогих духов. Только это…

—Не аромат, —закончил за него Павел.

—Ты прав. Не могу понять, что именно…

—Похоже на запах в салоне самолёта, когда только входишь в него, и тебя начинает сразу тошнить.

—Точно! – воскликнул начальник. —Никак не мог подобрать определения. Спасибо, Андрюша.

—Однако… —протянул Якут.

—Вот почему Сын полка был таким весёлым у завала. Он впервые в жизни учуял такой запах. Всё ясно.

Теперь они стояли, сгрудившись около створок огромных дверей. Пингвин высунул клюв из саней и, что-то хрюкнув, спрятал его обратно. Не его это дело, шастать по неизвестным тоннелям подземелья —в санях как-то спокойнее.

—Что думаешь, Павел? – обратился начальник станции к инженеру, поскольку только он мог сейчас сказать что-то осмысленное.

—Поразительно! – выдохнул тот. – Ни одного шва, ни одной заклёпки! Материал будто монолитный, выплавленный одним огромным куском и разрезанный лазером на две половины. Никаких стыков и соединений. Это ж, какая технология способна создать всю эту… продукцию? Привезти, установить, подпитать, запустить? Египетские пирамиды в данном случае отдыхают! – Он стоял перед величественной конструкцией, и с выпученными глазами взъерошивал себе волосы.

—Не забывай о столбе с колпаком и веерными лучами, —напомнил Андрей.

—И это тоже, ты прав… —он обернулся, и начал издалека осматривать шкафы, расположенные примерно в двадцати метрах от него. Ниши для конструкций были вдавлены в покатую стену и уходили вверх метров на восемь.

—А вагонетки зачем, однако? – показал рукой в сторону Якут.

—А генераторы для чего?

—А свет? Рельсы?

Вопросы сыпались друг за другом, но ответов, как и следовало ожидать, ни у кого не находилось.

Никто в этой запарке не обратил внимания на Сына полка, который, перевалившись через борт саней, с опаской приблизился к месту стыкования дверей. Животное сунуло клюв в едва заметную полость движущихся шарниров, и шумно принюхалась как собака на таможне. Короткий антарктический мех встал дыбом, по телу прошла дрожь и, попятившись, он недовольно заурчал, прижавшись к ногам Якута. Реакция была понятна всем – он чего-то боялся.

Вот только чего?

—Его что-то напугало, —констатировал Андрей. – Что-то такое, что находится по ту сторону дверей.

Все в безмолвном молчании уставились на створки, будто в ожидании, что они сами преподнесут им ответы на все назревшие вопросы.

—Пошёл-ка я за снегоходом, однако… —выдавил из себя Якут. – Пока туда-сюда, вы и разберётесь тут.

Видя, что на него никто не обратил внимания, он с радостью покинул загадочное место, которое, кроме жутких впечатлений, у него ничего не вызывало.

—Я ушёл! – крикнул он уже издалека, отойдя от дверей на порядочное расстояние. Только тут профессор обернулся и махнул рукой.

—Через сколько тебя ждать?

—Быстрым ходом туда – час. Назад минут пятнадцать. Итого…

—Ясно, —прервал его начальник. – Будь осторожен. Если случится что-нибудь из ряда вон выходящее – стреляй горизонтально ракетой.

—А что может случиться? – внезапно сбавил шаг бывший погонщик оленей будто наткнулся на невидимую стену.

—Ну, это, на случай, если инопланетян увидишь, —хохотнул Андрей, пытаясь разрядить гнетущую атмосферу.

-Ты это, однако… —попятился было назад отважный представитель северного народа, но профессор остановил смехом:

—Иди-иди. Андрей просто шутит. Двери без тебя открывать не будем. Павел пока разберётся тут с генератором и схемами, а ты поспеши.

Бормоча себе под нос весьма нелестные отзывы, относящиеся к своему коллеге, Иван покинул площадку, постепенно скрывшись в мерцающем свете невидимых ламп, расположенных где-то в недрах нескончаемого тоннеля.

Все снова повернулись к птице. Андрей вылез из саней, и теперь стоял, облокотившись спиной о борт снегохода.

—Любое животное чувствует опасность ещё задолго до её появления, —задумчиво проговорил Виктор Иванович. Пингвин жался у ног Андрея и с тоской смотрел вслед удалившемуся Якуту. – Организм зверя не проведёшь.

Профессор тряхнул головой, словно отгоняя некстати всплывшее в сознании наваждение.

—Ну, так что, господа-товарищи? Будем пробовать разобраться во всей этой чепухе? Или будем продолжать задавать себе вопросы, не находя на них ответы? Павел, ты как?

Инженер подошёл к первому шкафу с готической надписью «GENERATION», где сбоку торчал рычаг тумблера, опущенный профессором в первый раз, когда загорелся свет. Теперь нужна была смекалка и полное знание неизвестных механизмов, в чём, при нынешних обстоятельствах, он явно чувствовал нехватку. Технология приборов была ему неизвестна. Они, несомненно, были земного происхождения, однако отличались от всех, прежде виденных им приборов, как отличается утренний омлет от гипотенузы треугольника. Это была технология будущего.

Виктор Иванович благоразумно отступил в сторону, занявшись ногой Андрея: это была не его вотчина, здесь теперь всё зависело от навыков инженера, и начальник экспедиции не хотел ему мешать.

—Болит? – спросил он, ощупывая коленный сустав.

—Уже меньше. Я думаю, это простой ушиб, и завтра я смогу уже ходить.

—Это хорошо, но мы с тобой не врачи. Анюты нашей тут не хватает – она бы быстро определила, ходить тебе или пластом лежать под вытяжкой.

—Типун вам на язык, профессор, —сострил Андрей, слегка поморщившись. – Я ещё Сына полка обгоню на дистанции!

Услышав своё прозвище, пингвин подковылял к Андрею своей забавной походкой, ткнулся клювом в колени и потребовал рыбу.

Павел в это время внимательно осматривал наружный каркас и, найдя в бесчисленно лабиринте проводов и схем какую-то кнопку, нажал её, отступив на несколько шагов назад. Что-то, как он надеялся, должно было произойти.

Так и случилось.

Сработал какой-то скрытый механизм, заиграла негромкая музыка приборов, и дверца шкафа бесшумно отворилась.

Павел присел на корточки и, заглядывая в открывающуюся створку, подождал завершения процесса. То, что он увидел внутри шкафа, поразило его воображение не менее самого генератора. Заранее решив про себя уже ничему не удивляться, он, тем не менее, чуть не откинулся на спину, изумлённо глядя на представшее перед ним зрелище.

В центре шкафа возвышались электронные блоки со всевозможными сенсорными лампочками, бегающими и мигающими по всему периметру конструкции. Было ощущение, что ты попал в пульт управления какого-то космического челнока: всё это светилось разноцветными огнями, гудело, и переливалось, озаряя лицо Павла мистическим, потусторонним светом.

Андрей, опираясь на плечо начальника станции, прихрамывая и сжимая зубы, подобрался ближе, и оба заглянули через плечо инженера.

—Ничего себе! – выдохнул младший коллега. – Это ж какие знания сюда вложены! И самое главное – кем?

—Мда-а… —протянул профессор. – Я, конечно, не электрик, но даже я в растерянности. А? Павел? Скажи что-нибудь. Обнадёжь нас, и самое главное, Ивана, что это не технология инопланетной жизни. А то он, бедный, вернувшись, ещё чего доброго бросится назад раскапывать завал у входа, чтобы поскорее выбраться наружу. Ты же знаешь, как он к ним относится. – Виктор Иванович явно пытался шутить, однако голос его выдавал крайнюю степень волнения.

—Нет, —задумчиво почесав затылок, молвил, и без того удивлённый инженер. – Инопланетянами тут, конечно, и не пахнет… но вот то, что это технология будущего, нет никаких сомнений. Если Новая Швабия осваивалась и строилась тут в подземелье в тридцатых-сороковых годах, то в то время просто не могло существовать такой продвинутой технологии. Она и сейчас не доступна, по крайней мере, я с подобной техникой встречаюсь впервые. Я вижу, несомненно, что-то для себя знакомое – переплетения проводов, установки матричных плат и конденсаторов, —но всё это… как бы точнее выразиться? Всё это присутствует здесь… за гранью моего понимания. Мне неизвестны узлы и спайки тех или иных соединений, мне недоступны сенсорные переключатели, вместо знакомых мне тумблеров. Я теряюсь – мне это не-зна-ко-мо. – Последнее слово он выдавил из себя по слогам, делая на нём ударение. – К такому совершенству даже японцы должны будут подобраться лишь после двух или трёх десятилетий, если брать отсчёт от нынешних девяностых годов. Посмотрите – здесь ведь всё на сенсорных панелях! Минимум механики. Все действия производятся обыкновенными прикосновениями пальцев. Возможен, надо полагать, и голосовой контакт. Вы подаёте голосом команду, разумеется, на немецком языке, которого я, к сожалению, не знаю, и если эти действия запрограммированы, команда выполняется. Как у роботов в фантастических книгах. – Павел вытер вспотевший лоб. – Но ведь мы внутри Базы-211, так?

Оба полярника, стоящие за спиной утвердительно кивнули.

—Значит, по всем нашим скромным подсчётам, эта аппаратура – или как её назвать в данном случае – собиралась и подключалась максимум пятьдесят-шестьдесят лет назад. Вот я и задаю себе вопрос: откуда у немцев в сороковых годах сенсорная технология, основанная, не на механике – взял рычаг и повернул – а на контактных прикосновениях к электронным панелям? Вот тут-то, пожалуй, и задумаешься об инопланетянах, предложивших свою помощь при монтаже данной конструкции. Ни одной лампы накаливания, диода или триода!

Павел встал с корточек и отступил на шаг назад.

—Перед вами, коллеги, —произнёс он высокопарно и обвёл рукой стоящие шкафы, —есть, не что иное, как самый настоящий электронный мозг, всех, подключённых к нему агрегатов, включая и генератор энергии, который вы с Якутом запустили, передвинув этот единственный внешний рычаг в рабочее положение. Дальше идёт сплошная электроника, начинка которой мне совершенно незнакома, как не стыдно мне вам в этом признаться. Убедитесь сами…

Павел дотронулся указательным пальцем до какой-то светящейся панели, и она, заиграв тихой музыкой приборов, подала энергию куда-то внутрь шкафа. Раздался щелчок, и боковая створка каркаса отъехала в сторону, обнажив скопление ещё более сложных узлов и соединений, входящих в воронкообразные ячейки.

—Ох! – выдохнул инженер. – Тут и Эйнштейн бы голову сломал.

—Эйнштейн был физиком, а не электронщиком, —попытался пошутить Андрей, явно подбадривая своего друга. Уж если сам Павел – инженер-электрик с двумя высшими образованиями – оказался в смятении перед столь сложной и неизвестной конструкцией, то, что делать ему, обычному биологу и сейсмологу антарктической станции? Тут и Виктор Иванович определённо бессилен, хоть и кандидат нескольких наук. Электроника не по их части.

Платы и панели, казалось, светились сами собой и, излучая мощную энергию, незримыми волнами распространялись вокруг, задев своими лучами даже Сына полка. Полярная птица сначала недовольно заурчала, а затем, в панике начала метаться туда-сюда, натыкаясь на вагонетки, стоящие в тупике перед шлагбаумом.

Первым почувствовал головокружение Павел, так как он находился к приборам ближе всех. Следом недомогание перешло к Виктору Ивановичу и Андрею. Ещё не совсем понимая, что происходит, Андрей, было кинулся на помощь пингвину, но тут же со стоном присел у борта саней. Появились позывы к рвоте, пульс участился и стал похож на дробь отбойного молотка, громом отозвавшимся в висках. Какая-то волна обволокла своей невидимой субстанцией всё близлежащее пространство за несколько секунд. У начальника станции буквально подкосились ноги, и, падая, он схватился за борт саней, пытаясь найти опору. Там уже корчился его младший товарищ. Мышцы Андрея свела судорога, и мутным взглядом он пытался отыскать пингвина, но тот пропал где-то среди вагонеток.

В нескольких метрах от саней на коленях стоял Павел и выворачивал на пол содержимое своего желудка. Боль и оцепенение пронзили инженера, начиная от кончиков пальцев, и кончая стопами, которых он сейчас абсолютно не чувствовал.

Всё произошло настолько быстро и внезапно, что путешественники даже не смогли принять более удобное положение – кто как стоял, тот так и рухнул на пол. Их буквально скосило невероятным по силе излучением, вырвавшимся наружу после того, как Павел коснулся пальцем светящейся панели. Они чувствовали некую могучую силу и возросшее давление внутри тоннеля, хотя, вероятнее всего, дальше площадки генератора оно не распространялось.

—За-щит-ное по-ле! —еле выдавил из себя профессор онемевшими губами. Глаза его, казалось, сейчас вылезут из орбит и лопнут подобно мыльному пузырю. Он пытался дотянуться до Андрея, корчившегося в конвульсиях, но некая невидимая сила, что называется, пригвоздила его к месту, не позволяя сделать ни одного лишнего движения: он мог лишь наблюдать за своим младшим товарищем как того сворачивало «в баранку» и кидало из стороны в сторону. Переведя, безумный от боли взгляд на исторгавшего рвоту Павла, он, растягивая буквы, процедил сквозь зубы:

—Па-ша… отож-ми панель…

Инженера всё ещё выворачивало наизнанку. Повернув голову к своему начальнику, он, как бы извиняясь, развёл руками, и его снова обильно вывернуло.

—Не могу… дотянуться, —чуть не захлебнувшись, с усилием вымолвил он. – Руки не слушаются…

—Отклю-чи это чёр-то-во защит-но-е по-ле! – чуть ли не заорал профессор, проваливаясь в черноту. Нелепость ситуации состояла в том, что он сейчас не мог контролировать свои действия. Ресурсы организма были ему неподвластны. Он оказался бессилен перед этими неведомыми лучами. И Павел тут был не причём. Откуда мог знать инженер технологию будущих времён, заложенную в программы этих загадочных и неизвестных современной науке приборов?

Однако он, всё же дотянувшись до панели управления, смог, наконец, дотронуться до какой-то красной пластины. Нажав её, он тут же рухнул на пол. Пластина бликнула, загудела, и давление сразу пошло на спад. Дышать понемногу стало легче.

Всё это длилось каких-то несколько десятков секунд, и Павел даже не успел, как следует оценить степень опасности, грозящей всем гибелью.

Через полминуты всё прекратилось.

Зловещий гул приборов затих, и путешественники постепенно начали приходить в себя.

Первым появился пингвин, выползший на брюхе из-за вагонеток, и скулящий, как пришибленная палкой собачонка. Сын полка подполз к, приходящему в себя Андрею и, уткнувшись клювом в колени, принялся что-то жалобно причитать на своём пингвиньем языке.

—Вот чего ты боялся, дурашка, когда вынюхивал… воздух… у створок дверей, —закашлявшись, дрожащим голосом произнёс Андрей и погладил испуганную птицу по голове.

—Вы как там? – спросил, поднимаясь и кряхтя, профессор.

—Уже лучше, —отдышался Андрей. – Сын полка напуган, но тоже вроде ничего. Могло быть и хуже.

Павел тоже поднимался и, с каким-то отвращением смотрел на приборы генератора. Дай ему в этот момент молоток в руки, и он бы разнёс эту чёртову махину напрочь.

—Ты как, Паша?

—Нормально, —буркнул тот от досады. – Мог бы и догадаться, что тут всё будет защищено силовым полем. Но, не до такой же степени! – сплюнул он на пол сгусток крови.

—Ничего, —успокоил его профессор. – Твоей вины здесь нет. Я бы и сам без тебя поступил бы так же. Нажимать-то на панель, и подавать энергию нужно было бы в любом случае, если мы намеревались открывать эти двери. Кто ж знал, что защитное поле будет настолько сильным, что свалит нас с ног. Вот тебе и технология БУДУЩЕГО, —сделал он ударение на последнем слове.

—Да. Защитный экран, парализующий всё живое в радиусе нескольких десятков метров. Своеобразный портал для прохода внутрь. Если бы я эту красную пластину не отжал, нас бы расплющило давлением в лепёшки. Из Сына полка получился бы прекрасный ростбиф для шашлыка.

Инженер продолжал виновато оправдываться, но уже слегка пошутил насчёт пингвина.

—Я и нажал-то её, собственно говоря, наобум, руководствуясь красным цветом: раз красный – значит, по всем предполагаемым критериям, это должна быть команда механизму отклонить предыдущие действия. Некий «стоп-кран». Запрет. Отбой.

—Согласен, —кивнул профессор. – Перед этим сработала автоматическая защита этого, как ты его называешь, мозга. Мы-то полезли, ничего не зная, и начали, как идиоты, нажимать и тыкать пальцами всё подряд. Не обижайся, это я образно выразился. А здесь наверняка всё было закодировано, и нужен был какой-то пароль, либо шифр, либо код: вот сигнализация и дала команду защитному полю обезвредить не прошеных и любопытных взломщиков – она на эти действия как раз и запрограммирована…

Виктор Иванович не договорил. Из скрытых паз правой и левой створки, под напором в несколько десятков атмосфер одновременно вырвались две струи зеленоватого пара, похожего на распыляющийся газ неизвестного состава.

Пф-ф-х-шшш!

Напор и издаваемый шум был настолько громким, что у всех моментально заложило уши.

За первым выбросом газа тут же последовал второй, вырвавшись из двух противоположных боковин дверей и обдав путешественников горячим, сухим, напором. Шипение усилилось, и подошвы обуви обволокло зеленоватым облаком сухого пара.

—Не паниковать! – успел крикнуть начальник станции, заметив, как Андрей пытается прижать к себе крайне напуганного пингвина. – Это очевидно дезинфекция, не более того. Если бы нас хотели уничтожить, то сделали бы это в первый раз, несколько минут назад.

Собственно говоря, никто и не думал паниковать, разве что Сын полка продолжал прижиматься к ногам Андрея, издавая поскуливающие звуки. Все стояли и, с крайним изумлением смотрели, как зеленоватые клубы пара медленно стекают с комбинезонов и, опускаясь к полу, не спеша расползаются по поверхности. Зрелище, надо отметить, было одновременно и пугающим, и завораживающим.

Это продолжалось несколько секунд и, затем пар так же быстро исчез, как и появился. Наступила тишина.

—Фух! – выдохнул Виктор Иванович. – Всё нормально?

—Пингвин испугался, —доложил Андрей. – А так всё в порядке.

—Ну, это было не так страшно, как в первый раз, когда нас чуть не расплющило по полу. Дезинфекция ещё никому не вредила. Скорее всего, нажав пальцем на красную пластину, Павел активировал механизм обеззараживания помещения, . Чувствуете, состав воздуха изменился? Что-то появилось новое, до этого нами не ощущаемое…

Андрей втянул носом остатки пара и, поморщившись, с сомнением предположил:

—Ацетон? Пахнет, как жидкость для снятия лака.

—Да. Запах эфира. Его применяют при наркозе и прочих процедурах.

—Я не удивлюсь, —подал голос Павел, —если за нами сейчас кто-нибудь наблюдает на экранах мониторов – там, за створками дверей…

Его прервал сработавший в этот миг часовой механизм, скрытый где-то по ту сторону дверей, так как послышалось мерное тиканье метронома, и над верхней панелью, прямо под гигантской свастикой загорелась, спрятанная в нишу огромная лампа, осветив всё вокруг приятным неоновым светом.

Все трое насторожились, ожидая какого-нибудь нового подвоха, даже Сын полка на время прекратил урчать и похрюкивать от страха, однако больше ничего существенного не произошло. Свет, своим мягким сиянием разлился по пространству коридора, и определённо стало немного уютнее. Это, вероятно, было уже «приглашение».

—Нас в гости зовут… —неуверенно предположил Андрей.

—Что дальше, Паша? Что будешь нажимать? – усомнился профессор. – Стоит ли, пока Ивана нет?

—А ничего не буду. Я думаю, нам нужно только зайти в полосу ярчайшего накала, —он показал рукой на пятно яркого света, выделяющееся своим более насыщенным цветом прям под дверями входа, —и сработают сенсорные датчики, запуская нас внутрь. Держите пингвина, чтоб он ненароком не вступил в этот яркий ореол, иначе двери тут же откроются.

—А вон и Ваня, —возбуждённо крикнул Андрей.

Вначале послышался едва уловимый гул работавшего двигателя, затем в прямом коридоре показалась далёкая точка, растущая с каждой секундой прямо на глазах, а ещё через две минуты перед друзьями с рёвом остановился «Буран», на котором восседал Якут собственной персоной. Заглушив двигатель, он с сомнением уставился на своих оставленных приятелей.

—Я что-то пропустил, однако? Светлее как-то стало…

Все бросились к нему, будто не видели с конца прошлого столетия. Виктор Иванович похлопал друга по плечу и скромно отошёл в сторону, давая возможность Андрею и Павлу рассказать, что тут случилось, пока его, Якута, не было. Взахлёб рассказывал в основном Андрей, Павел лишь изредка дополнял его сугубо технической информацией. Таким образом, спустя несколько минут Иван уже был посвящён во все детали происшедшего за время его отсутствия.

—Быстро же ты вернулся. И часа не прошло.

—А я спешил, однако. Тревожно чувствовать себя одному в этом нескончаемом тоннеле, хоть и освещён он теперь. Шёл туда быстрым шагом, нигде не останавливаясь. Всё время чудилось, однако, что за мною кто-то наблюдает. Добравшись до снегохода, завёл его, и тут же помчался сюда.

—Никого не встретил? – засмеялся Андрей. – Инопланетян там или чудищ зелёных с хвостами?

—Нет, однако. Типун тебе на язык. – Он погладил по голове пингвина, который теперь жаловался ему на своём птичьем языке об обуявших его страхах, когда зашипел под напором газ.

—Мы уже знаем, как проникнуть внутрь дверей. Ты готов? Только тебя и ждали. Эти уникальные механизмы работают автоматически – стоит только войти в тот светящейся ореол.

—Готов-то я готов, но что делать с нашими снегоходами?

—Оставим здесь. Другого выхода не вижу. Судя по всему, за дверями начнутся технические и, возможно даже, жилые помещения, так что нам будет не до езды на гусеницах. Если нам встретятся люди… —профессор сделал ударение на последней фразе, —то и снегоходы не понадобятся – не до них будет. Согласны?

Так и решили.

«Бураны» накрыли брезентом, проверили карманы на предмет необходимого и осмотрели друг друга.

Прицепив Сына полка на обычный собачий поводок – он был к нему уже привычен, —после нескольких секунд раздумья и внутренней собранности, все четверо осторожно пересекли границу яркого ореола и остановились в его центре, задрав в ожидании головы.

Обе монолитные створки, поражающие своей громадностью, без всякого постороннего шума разъехались в противоположных направлениях и, щёлкнув зафиксировались на месте.

—Ну вот, господа-товарищи-исследователи, —благоговейно проговорил профессор, почти дрожащим от волнения голосом. – Нам, собственно говоря, предлагают войти. Никто не против, раз уж добрались сюда?

Путешественники стояли в оцепенении перед открывшейся им панорамой.

Их удивлённые и изумлённые взгляды были направлены в одну сторону, впитывая подробности раскрывшегося перед ними нового, неведомого им мира.

Сын полка коротко хрюкнул и образовал под собой маленькую лужу.

—Привет тебе, База двести одиннадцать, —прошептал Павел. —Мы пришли с миром…

И первым шагнул вперёд.

№ 3.

—Всё! Ты дурак, Гришка! – кинув карты на стол, проговорила Анюта, впрочем, без особой радости. – Настроения нет играть. Надо хоть поспать немного, третий час ночи уже.

—А сколько техники в посёлке? – спросил Гриша вернувшегося Трифона.

—Кроме нашей здесь?

—Да.

—Два военных дизельных тягача, два ГТТ, аэросани, несколько «Буранов», буксир и бульдозер. А что?

—Да я вот думаю, после такого бурана, если с утра двинемся на поиски, впереди себя придётся бульдозером снег прочищать. Хотя бы первые несколько сотен метров.

—Вертолёты нужно с «Академика Фёдорова» вызвать, —вставила Вероника. – Неизвестно ещё, какое расстояние они покрыли на своих снегоходах: может, придётся искать сразу в трёх-четырёх квадратах – а это под силу только вертолётам.

—Так и сделаем, —согласился Трифон. – Я утром пойду в посёлок собирать людей, а ты, Григорий, в это время выйдешь на связь с ледоколом и затребуешь сюда два вертолёта, разумеется, объяснив ситуацию с пропажей нашего начальника станции и его команды.

—Ясно. С «Молодёжной» тоже связываться?

—Конечно. И с австралийской «Кейси», что недалеко от нас. Может, потребуется и их помощь. А «Молодёжная» уже передаст информацию дальше, по цепочке, на «Новолазаревскую» и «Восток».

—Они же чёрти где! – усомнилась Анюта. – От них-то какая польза будет?

—Никакой, ты права. Но поставить в известность коллег, всё же, не мешает. Случай-то неординарный, можно сказать, даже трагический. Хорошо, если найдём их живыми, не обмороженными, и обойдёмся собственными силами. А если нет?

В столовой наступила гнетущая пауза: о таком исходе, даже и думать не хотелось.

—Во сколько подъём?

—В шесть. Я уйду раньше, буран не на шутку разыгрался, а топать больше километра. Спать осталось, от силы часа три, так что воспользуйтесь этой возможностью – неизвестно, когда ещё потом удастся нормально выспаться.

На том и остановились.

Проснувшись через три часа, каждый занялся своим делом. Трифон, как и говорил, ушёл раньше —ветер с пургой завывал, и ему нужно было пройти по сугробам к посёлку полярников как можно быстрее. Снегоходы в таких случаях были ненадёжной техникой, и приходилось рассчитывать только на собственные силы. Он заранее связался по рации с бригадиром полярников, и те его уже ждали, узнав о прискорбной новости.

Анюта занялась приготовлением вещей к возможному походу через бескрайние льды, а Гриша, перед тем как выйти на связь с ледоколом, отправился в гараж прогревать «бураны». Они могут понадобиться – в зависимости от того, что решат в посёлке Трифон и группа полярников.

В бардачке каждого снегохода всегда находился походный набор необходимых вещей для двух-трёхдневного перехода или задержки в пути. Аптечка, шахтёрский фонарь на мощных аккумуляторах, ледоруб, рукавицы, компас, спички, сухой спирт, крюки скобы на обувь, ракетницы, и ещё кое-что из разной мелочи, предназначенной для выживания в условиях лютых морозов и векового льда. Теперь предстояло это дополнить предметами и инструментами, которые могли пригодиться на случай откапывания или откалывания ледяных глыб.

Так как Анюта в своё время проходила курс подготовки и инструктаж спасения и оказания первой помощи, то она даже не задумывалась о тех вещах, которые нужно было уложить в рюкзаки. Первыми, она принесла из склада четверо складывающихся носилок с деревянными рукоятками, и две бухты толстых верёвок с зацепами и карабинами. Четыре пледа, мазь от обморожения, лопаты, ломы и другие инструменты, она сложила возле одного из прицепов: появится команда спасателей – сами разберут, кому что нужно. Туда же она сложила и тёплую одежду, на случай обморожения, если Андрея, Павла, Якута и Виктора Ивановича нужно будет срочно переодеть. Комбинезоны, меховые куртки, шерстяные носки, варежки, шапки, валенки, очки от солнца и метели.

В это же время Вероника занималась хозяйством на кухне. В режиме аврала, она собирала и складывала провизию на десять – двенадцать человек, плюс пайки, на случай обнаружения потерявшихся друзей, из расчёта на пять-шесть дней спасательной экспедиции. Термосы с горячим кофе, фляги со спиртом, бутерброды, тушёнку, моржовый и рыбий жир она складывала отдельно.

Гриша тем временем, оставив снегоходы прогреваться, поспешил в радиорубку и, связавшись вначале с «Молодёжной», а затем и с ледоколом «Академик Фёдоров», остался ждать дальнейших указаний. Виктор Иванович был старшим на станции, а общее начальство, так называемая «верхушка» всех антарктических экспедиций находилась как раз на ледоколе, который ходил к континенту раз в год, снабжая полярников провизией, почтой, медикаментами, топливом, и другими необходимыми вещами, два-три месяца курсируя возле побережья. Затем удалялся на материк за новыми запасами, а раз в два года и за новым пополнением вахты, если в этом возникала крайняя необходимость. Сейчас на ледоколе находились несколько членов из новоприбывших, чтобы восполнить коллектив станции «Мирный».

С утра буран немного стих и, добравшись до посёлка, Трифон созвал совет, вкратце рассказав, что четверо из его смены во главе с профессором, вышли позавчера на поиски какой-то загадочной аномалии, обнаруженной недавно во льдах начальником станции, и, собственно говоря, там и пропали. Сгинули бесследно и на связь больше не выходили. Где их искать, тоже не известно. Поэтому Григорий сейчас в данный момент разговаривает по радиорелейной связи с главой РАЭ – Российской Антарктической Экспедиции. Ожидается прибытие вертолётов и новое пополнение вахты.

Тут же начались приготовления к спасательной операции.

Два вездехода-тягача ГТТ и четырнадцать человек были готовы выступить во льды ровно через час.

Спустя оговорённое время, обоз из двух вездеходов и пяти «Буранов», по два человека на каждом, прибыли на полярную станцию и, захватив провизию, носилки, лопаты и ледорубы, выдвинулись в направлении последних следов снегоходов Якута и Павла. Сани Павла оставили глубокие колеи, и даже занесённые снегом, были видны после прошедшего бурана. На шестом снегоходе выехал Трифон, оставив на станции Григория, Веронику и Анюту: первого – для поддержания связи, а девушек – для приёма новых коллег по исследовательской работе.

К каждому снегоходу были привязаны по одной собаке хаски, не раз сопровождавших выезжающих в ледяную пустыню полярников. С палубы ледокола в морозный воздух поднялись два вертолёта и, пролетев до станции за каких-то полтора часа, принялись с высоты обозревать намеченные квадраты ландшафта ледяных полей.

Таким образом, намеченная спасательная операция, началась ровно в восемь часов по антарктическому времени. У каждого с собой наготове были мази и растирки от обморожения и полный комплект медикаментов. Впереди ехали вездеходы с двумя водителями, сзади, на пяти «Буранах» полярники. Трифон на своём снегоходе замыкал колонну.

На станции «Молодёжная», как раз в это время стоял на приколе самолёт «Ил-14» —ещё из тех «старичков», какие использовались полярниками в 70-х годах. Для снегов и морозов Антарктиды он был именно тем подходящим вариантом – надёжным, проверенным, не раз выручавшим в безвыходных ситуациях. Две машины уже давно списали за ненадобностью по причине износа, а этот ещё работал и курсировал на небольшие расстояния с аэродрома на остров Маккуори и обратно, принадлежавший Австралии.

Вообще, история этого легендарного самолёта отдельная, и её нужно непременно изложить, пользуясь небольшой заминкой, когда полярники на несколько минут остановились в ожидании вертолётов, задрав головы вверх.

История такова.

На этой машине когда-то летал ещё всем известный экипаж Белова, который в 70-х годах едва не погиб, вытянув в своём чреве девять полярников со станций «Восток» и «Новолазаревская» во время критической температуры в минус 89 градусов по Цельсию. Обморожение грозило всем членам экспедиции.

В тот момент дизель-электроход «Обь-2» не смог пробиться сквозь льды, и люди, уже раз перенёсшие зимовку, замёрзшие, отрезанные от всего мира и потерявшие всякую надежду, собирались остаться ещё на одну восьмимесячную полярную ночь. Солярки катастрофически не хватало, а оставшаяся в баках, превратилась в мазут из-за очень низкой температуры. Нового продовольствия не завезли, медикаментов не осталось, люди погибали от мороза.

Однако экипаж Белова добрался на «Ил-14» до промежуточного аэродрома и, пересев на «Ан-2», сбросил весь нужный груз, и всё-таки сумел эвакуировать оставшихся полярников, сев при этом без одной лыжи на дрейфующую льдину. Экспедиция полярников была спасена.

На совете в посёлке решили задействовать этот «Ил-14», хотя до аэродрома станции «Молодёжная» было почти полторы тысячи километров, но полярники рассчитали время его подлёта – примерно три часа, и, если возникнет необходимость, самолёт сможет приземлиться на ледяное поле близ станции “Мирный». Железный «старичок» должен будет облетать территорию по углам дальних квадратов поиска, учитывая возможную дальность прохода снегоходов исчезнувших полярников – иными словами, там, куда не будут долетать вертолёты. Учитывалось и это. А если пропавшие Якут, Павел, Андрей и Виктор Иванович оказались на отколотой дрейфующей льдине, и их отнесло в океан? Нужно было предвидеть и эту версию. Для этого, собственно говоря, и вызвали старенький самолёт – других попросту сейчас в распоряжении РАЭ не имелось.

Вскоре два армейских вертолёта «Ми-8» показались над головами спасателей и, сделав приветственный круг, умчались в разных направлениях.

В это же время, со станции «Молодёжная» вылетел «Ил-14».

Трифон возглавил спасательную команду. Была запрошена помощь у австралийской базы «Кейси», находящейся уже на Земле Уилкса.

Операция по спасению пропавших членов станции «Мирный» началась.

№ 4.

Павел шагнул вперёд и, повернувшись, многозначительно посмотрел на своих товарищей, приложив палец к губам. Шедший сзади Якут, пригладил рукой голову пингвина, и тот, сразу прижавшись к ногам, изобразил полную покорность. В компании путешественников ему было не так страшно.

Виктор Иванович, поддерживая Андрея за локоть и преступая порог раздвижных дверей последним, немым взглядом ответил Павлу: «Всё поняли. Будем молчать».

Перед ними предстало огромное помещение, напичканное новейшими техническими приспособлениями всевозможного характера, многих из которых Павел попросту не видел никогда в жизни. От приборов наблюдения и поиска, до телевизионных камер повышенной чувствительности и разрешающей способности, срабатывающих на движения объектов, от широкополосных антенн, до объёмных мониторов, установленных во всю ширину, противоположных стен. Около тридцати или сорока жидкокристаллических плоских экранов, расположенных по всему периметру помещения, передавали каждое движение вошедших гостей в режиме записи, а потом обрабатывали информацию, мерно гудя скрытыми в нишах приборами. Путешественники увидели самих себя за пять минут до вхождения внутрь базы – именно в тот момент, когда Павел первым перешагнул границу светового пятна.

—Система видеонаблюдения нарушена, —тихо проговорил инженер, кивком головы указывая на мониторы. – Экраны должны показывать реальное время, когда мы стоим тут сейчас, а не запись пятиминутной давности. Отчего так? – он нерешительно взглянул на профессора.

Виктор Иванович осторожно продвинулся вперёд вместе с Андреем, и почти в ухо прошептал Павлу:

—Посмотри на слой пыли. Этими экранами уже не пользовались несколько лет!

—Однако! – удивлённо отозвался Якут.

Только тут Павел заметил коричневые налёты пыли, которая лежала слоями повсюду: на столах, панелях, креслах, стенах, экранах мониторов и самом полу. Он обернулся и уставился на собственные следы, отчётливо отпечатавшиеся в слое многолетней пыли – там, где он только что прошёл.

Скользнув взглядом в глубь комнаты, путешественники увидели некое подобие постамента, стоящего в самом центре и возвышавшегося над десятком кресел, словно шпиль Адмиралтейства над площадью Санкт—Петербурга. Высота его поражала! Потолок же был настолько высок, что друзья едва разглядели его куполообразное покрытие.

—И это всё под землёй! – выдохнул изумлённо Андрей. – Каким же агрегатам пришлось тут поработать, чтобы выдолбить в скалах и ледяных глыбах такое колоссальное строение?

Дальше было ещё поразительнее, или, как сказал бы неутомимый Гриша, – величественнее…

На постаменте возвышался огромный, принципиально новый телескоп с уникальной системой оптических линз и рефлекторных фильтров. Труба телескопа уходила далеко ввысь и имела объём никак не менее десяти метров. Грандиозность инженерной конструкции просто поражала воображение! Последняя линза гигантского прибора утыкалась своим жерлом в полукруглые створки раздвижных ставень, которые открывали доступ к звёздному ночному небу.

Расстояние до потолка было не менее тридцати метров, а сам телескоп поражал своей громадностью и сложностью сборки. Если его строил обыкновенный земной конструктор – то он явно принадлежал к гениям: такова была первая мысль, посетившая всех четверых друзей. Сын полка в расчёт, разумеется, не принимался – ему и так было хорошо. Страх исчез, и видя, как его хозяева задирают головы к небесам, тут же решил последовать их примеру, однако, не рассчитав угол наклона своей головы, с весёлым хрюканьем свалился на пол, подняв в воздух целый столб многолетней пыли, чем и разрядил, гнетущую до сего момента обстановку. Сразу стало проще.

—Здесь никого нет, —сделал вывод Андрей, и уже громче добавил: —Бояться некого. Эта обсерватория, если её можно так назвать, не посещалась людьми уже несколько лет. Но как же всё красиво! – протянул он, не переставая смотреть вверх купола.

Рефлекторное зеркало, диаметром более десяти метров величественно возвышалось навстречу космической бездне звёзд. Рядом стояли сложные копировальные аппараты неизвестной конструкции, высвечивая на мониторах зигзагообразные линии. Это тоже была технология будущего, Павел в этом не сомневался. Друзья стояли и оглядывали панораму помещения, пока ещё опасаясь двигаться вперёд. По всей видимости, перед ними была какая-то техническая лаборатория, сопряжённая с помещением обсерватории, возможно имеющая цель найти разумную жизнь в просторах Вселенной.

Путешественники прислушались. Так и есть. Приборы работали в автономном режиме: мерно гудели мониторы, далеко вверху, в основании куполообразного потолка лился голубоватый неоновый свет, и было ощущение странного безмятежного покоя, какой бывает в давно покинутом людьми помещении. Будто неведомые хозяева просто взяли, сдали дежурство, и ушли, а новая смена, по непонятным причинам так и не вышла на работу. Было в этом что-то мистическое и не поддающееся логическому осмыслению, чего так не любил Иван. В таких непонятных для него случаях, он старался держаться ближе к профессору, который, в крайнем случае, хоть мог что-то объяснить, разумеется, в доступной для него, бывшего оленевода, форме. Никакой математики – боже упаси! Бывший погонщик благородных оленей это просто бы не воспринял.

Вот и сейчас, удостоверившись, что в помещении никого нет, он, наконец, отделившись от профессора, показал всем пример, осторожно двинувшись вперёд и с опаской поглядывая на дальние двери, видневшиеся в проёме противоположной стены. До них было никак не меньше тридцати метров. По всему периметру обсерватории, прижатые к стенам, стояли столы, шкафы, кресла, стеллажи с диковинными приборами и вертикальные стенды с огромным количеством мигающих лампочек.

Осторожно пробираясь мимо всей этой разнообразной аппаратуры, Павел мимоходом отметил, обращаясь скорее к самому себе, нежели к друзьям:

—Всё работает, всё функционирует – Он оглянулся на свои следы. Рядом с отпечатками подошв путешественников семенили треугольные лапчатые следы Сына полка и была видна полоса от его небольшого хвоста. – Словно неведомые лаборанты взяли и ушли на обед, оставив все приборы работать в режиме автоматики. Желательно бы ничего не трогать здесь. Неизвестно ещё, может, за нами сейчас продолжают откуда-нибудь следить, по ту сторону, вон тех дверей. – Он указал на противоположную стену. – Ваня, ты точно помнишь свои ощущения, когда ехал к нам на снегоходе, и тебе казалось, что за тобой кто-то наблюдает?

—Точно, однако. Как в спину кто-то глядел. – Якут поёжился от неприятного холодка, пробежавшего по всему телу. – Думал обернуться, но было жуть как страшно.

Профессор понимающе кивнул. Он давно знал отважного оленевода и не раз бывал с ним в непредсказуемых ситуациях. Якут был не из пугливых. И если в момент проезда по тоннелю он чего-то испугался, это уже говорило само за себя. Напади на них какой-нибудь медведь или шайка бандитов, Якут бы первым бросился на защиту друзей, Виктор Иванович в этом не сомневался. Здесь же, напротив, было что-то иное. Отважный оленевод испугался чего-то, что было неподвластно его пониманию. Об этом стоило задуматься.

Андрей всё это время держался за руку профессора, но как только начали продвигаться вперёд, попытался идти самостоятельно. Получилось, конечно, не совсем, но протянутую руку он решительно отвёл в сторону.

—До дверей уж точно доковыляю. Не верите? Вот, смотрите… —он сделал несколько неуверенных шагов, затем, прихрамывая и припадая на больную ногу, всё же двинулся вперёд, по направлению к двери. Там-то его и настиг обрадованный Сын полка: ткнулся с размаху в спину и, радостно хрюкнув, повалился вместе с ним в пыль, подняв желтоватое облако, заискрившееся в свете неоновых ламп. Оба плюхнулись на спину и застыли на месте.

—Тихо вы! – шикнул на них начальник станции. – Нашли место играться…

—Так это не я, —попытался оправдаться Андрей. – Сзади же напал, стервец. Вот я ему сейчас…

Андрей поднялся с помощью профессора и грозно взглянул на птицу. Сын полка встряхнулся и, как ни в чём не бывало, принялся клювом чистить брюхо.

—Ладно, —осмотрел помещение Виктор Иванович. —Держись за Ивана и пошли. Оставаться здесь не имеет смысла. Что-то мне подсказывает, что самое интересное находится как раз за той стеной.

—Или загадочное… —откликнулся Павел, уже направляющийся к дверям. Якут подхватил своего раненого коллегу и последовал за инженером.

—Смотрите, ничего не зацепите, —предупредил профессор. – Не хватало нам ещё сигнализации.

Путешественники медленно и осторожно пересекли всю огромную обсерваторию и, оставив за спиной громаду телескопа, приблизились, наконец, к дверям. Андрей ещё раз обернулся и посмотрел на него уже с другого ракурса. Масштаб конструкции просто поражал. Стальные и алюминиевые трубы, толщиной с человека, поддерживали две платформы, находящиеся друг против друга. К платформам вела лестница, и на стыке двух площадок была видна кабина для наблюдения, в которой могли уместиться с полдесятка наблюдателей. К ней вёл, спускающийся сверху трос лифта, а огромный механизм вращения с его шестернями и метровыми подшипниками был похож на аттракцион «чёртова колеса» в каком-нибудь городском парке отдыха. На самом верху, почти под куполом потолка были едва видны металлические стержни, поддерживающие немалый груз инфракрасных, ультрафиолетовых и рентгеновских фильтров, направленных вместе с зеркалами в звёздное небо.

—Грандиозно! – только и смог выдохнуть Андрей. – Это ж, какие механизмы и подъёмные краны были тут задействованы, если учесть, что мы находимся в пластах векового льда под землёй?

…Оставленные ими мониторы в это время показывали изображение момента, когда они стояли под телескопом и, задрав головы вверх, с открытыми ртами смотрели на купол высокого и далёкого потолка.

—Странно всё это… —пробормотал задумчиво Андрей.

Затем встряхнул головой, будто отгоняя какое-то наваждение, и заковылял за Якутом, держась сзади за полу его куртки.

—Эвоно как… —поддержал его Иван.

В помещении обсерватории продолжал тикать часовой механизм телескопа.

Все сгрудились возле дверей, ещё не совсем понимая, каким образом они открываются. Затем Павел заметил чуть в стороне железное колесо с резиновой накладкой для рук, какие используют в отсеках подводных лодок.

—Ну, хоть тут что-то механическое, без сенсорных и прочих электронных выкрутасов, —с облегчением констатировал он. – Повернём колесо как руль автомобиля, и двери откроются. Готовы?

—Погоди, —останавливая, поднял руку профессор. – И последнее, —предупредил он. – Не забывайте, что мы здесь непрошеные гости. Нас абсолютно никто не звал и не ждал. И если мы за этими дверями наткнёмся на каких-нибудь людей, призываю всех не паниковать и вести себя сообразно обстоятельствам. Попадётся охрана базы – поднимайте руки вверх и не пытайтесь делать лишних движений. Если увидим учёных или лаборантов в белых халатах – улыбайтесь и делайте приветственные жесты, понятные во всех уголках земного шара, даже в джунглях Новой Гвинеи. Если простые рабочие – идите смело и предоставьте мне первое общение. Павел, ты каким языком владеешь? Я английским.

—Французский в школе и институте учил.

—Ясно. Ты, Андрей?

—Немецкий. Достаточно неплохо.

Виктор Иванович кивнул и улыбнулся:

—Тебя, Ваня не спрашиваю. Откуда в тундре курсы языкознания…

—Обижаешь, однако, —слегка обиделся Иван. – Я в школе английский учил. Не везде же у нас тундра в Якутии – есть и вполне цивилизованные школы. Я, например, в Сангарах жил и учился. Хочешь, скажу что-нибудь по-английски?

—Не нужно, и так верю. Если что, Андрей будет нам переводить.

Павел взялся за колесо открывания двумя руками, натужился, и повернул его влево по своей оси.

Против всякого ожидания, колесо легко сделало несколько оборотов против часовой стрелки и, зафиксировавшись в скрытых пазах, остановилось.

Павел с Якутом, взявшись в четыре руки, потянули железную дверь на себя, и та поддалась, издав негромкое шипение выходящего воздуха, какое бывает при перепаде давления.

За Павлом, переступая порог, в новое помещение Базы-211 вошли все остальные члены экспедиции.

Последним порог переступил Сын полка, споткнулся, упал, растянулся на брюхе, снова встал и отряхнулся.

Таким образом, он также стал невольным участником открытия подземного города, о котором, разумеется, не имел ни малейшего понятия.

Теперь все пятеро стояли и смотрели на то, что предстало перед их изумлёнными взглядами.

—Однако… —протянул Якут, и этим, собственно говоря, было всё сказано. Так, во всяком случае, он, надо полагать, и подумал в этот момент.

№ 5.

Между тем, на поверхности температура с утра понизилась. Буран утих так же внезапно, как и начался, однако, сопровождающая его вихревая метель ещё кое-где заметала ледяные поля ближайшей к станции территории. Хоть сейчас и стояла антарктическая весна, незаметно переходящая в лето, но даже летом в районе станции «Мирный» температура в отдельных случаях могла достигать минус двадцати градусов по шкале Цельсия, не говоря уже о станции «Восток», где летом могли быть и все сорок.

Сейчас же, там, где продвигалась спасательная группа, температура показывала минус двадцать три градуса.

Выйдя утром из расположения посёлка, армейский вездеход на танковой платформе шёл на полном ходу в сторону границы Земли Королевы Мод и Земли Уилкса, расчищая впереди лежащий толстый слой снега своим мощным передним ковшом. За ним следовала остальная техника спасательной команды.

Было около двух часов полярного дня, и впереди уже маячили первые ледяные торосы, где, по предположениям Трифона, оборвалась связь между группой профессора и станцией «Мирный».

Два вертолёта «Ми-8» несколько раз производили заходы по квадратам поисков и, описывая очередной круг в радиусе тридцати-сорока километров, снова улетали по направлению к торосам.

Следы саней Павла были утеряны несколько часов назад, но следуя их направления, Трифон небезосновательно предполагал, что Виктор Иванович поведёт свою группу вглубь ледового поля, подальше от шельфа, где скопилось множество торчащих ропаков, затрудняющих передвижения «Буранов». Попадалось много трещин и разломов, в основном, не слишком широких, однако и не узких – снегоходам начальника станции, вероятно, приходилось их объезжать, что называется, десятой дорогой. Один раз попался довольно широкий зигзагообразный разлом, похожий на бездонный каньон и, шедший как раз перпендикулярно намеченному маршруту, так что обозу спасателей пришлось отклониться в сторону, чтобы его обогнуть. Тут же возник вопрос, каким образом пропавшие полярники смогли его преодолеть, если у них, кроме снегоходов ничего не было – даже досок, чтобы соорудить переходные мостки. Тут стоило задуматься.

Однако, к всеобщей радости и несказанному облегчению, водитель впереди идущего вездехода вскоре объявил по рации, что видит короткий участок не занесённой снегом лыжни, принадлежащей, судя по всему саням Павла. Они обогнули этот каньон, и, очевидно, направились к тем самым торосам, куда сейчас продвигалась команда спасателей. Трифон был на верном пути, и это радовало. А если бы спасатели не стали огибать каньон и проложили бы через разлом доски для мостков, чтобы по ним смогли проехать снегоходы? Ведь было даже решение, что вездеходы останутся здесь, а дальше по мосткам поедут одни «Бураны». Но, трезво оценив ситуацию и поставив себя на место профессора, Трифон мысленно просчитал дальнейший путь, и предложил бригадиру полярников остановить вездеходы на той стороне каньона, что и было сделано впоследствии. Обогнув разлом, вездеход остановился, и водитель объявил о не занесённой колее саней. Это говорило о том, что удача пока на стороне спасательной экспедиции.

Между вездеходами и вертолётами поддерживалась постоянная связь, и эта новость тут же была передана экипажам в небе. Те развернули свои машины, и вскоре уже были слышны завывания их винтов, а, спустя несколько минут, появились и сами вертолёты. Круг поисков значительно сузился. Все силы сконцентрировались на огромном ледяном поле, покрытом бесчисленными торосами, но уже и это было первой удачей продвигавшихся с утра поисков. Теперь они знали точный квадрат исчезновения полярников. Он представлял собой площадь в сто двадцать квадратных километров и был обозначен на карте, как территория ледяных торосов и пещер, располагавшихся в трёхстах километрах от прибрежного шельфа, близ оазиса Шермахера.

Остановившись по ту сторону каньона, Трифон по связи передал всем собраться у костра на небольшой совет, заодно и пообедать. Вертолёты улетели на дозаправку, и у спасателей было минут сорок, чтобы перекусить и составить план на следующие несколько часов поиска. Было решено оставить вездеходы здесь, разбить временный лагерь и дожидаться возвращения пяти «Буранов» и прицепов для возможной эвакуации пропавших товарищей. В торосы выедут девять человек, по два на каждом снегоходе, исключая Трифона. Тот поедет один, на случай, если придётся подсадить себе кого-нибудь из своих пропавших коллег.

—Хорошо, хоть погода ясная, —потирая руки над огнём, удовлетворённо проговорил Трифон, обращаясь к бригадиру. Остальные полярники сидели полукругом у костра и поглощали из банок разогретую тушёнку. Никто не задерживался с едой, все понимали, насколько сейчас важно время, чтобы исчезнувшие не успели окончательно замёрзнуть во льдах, ведь, по сути, ни Трифон, ни остальные члены команды так до сих пор и не знали, где их искать. Указывало только направление колеи, но отрезок был слишком мал, и в любой момент сани Павла могли повернуть в любую сторону, сбив все планы спасателей. А территория торосов была слишком огромной, чтобы вот так, с налёту-набегу, кинуться на поиски, без всякого предварительного плана.

Трифон снял наушники, и ему передали банку тушёнки.

—Знать бы наверняка, куда именно они направились, и не свернули ли по пути куда-нибудь в один из этих отрогов, —он указал рукой на массивы льдин, иные из которых были величиной с небольшие горы. – Искать было бы легче. Вертолёты сверху, мы снизу. А так? Дальше опять заметено и следы гусениц теряются. Они могли повернуть где угодно.

—Зачем они вообще сюда направились, на границу двух земель? – спросил бригадир. – Что искали? Да ещё и целой группой из четырёх человек?

Сына полка, бригадир полярников, разумеется, не включил в научный состав профессорской группы: не то пальто, как сказал бы неутомимый Гриша-радист.

—Виктор Иванович несколько недель назад обнаружил в этих местах некую аномалию, что-то вроде вылезающего из земли столба с лазерными лучами, —ответил Трифон, пожимая плечами, будто его это ровным счётом никак не касалось.

—Да ну?

—Вот тебе и ну! – обозлился Трифон. —Решил проверить, взяв с собой Андрея, чтоб уж наверняка не остаться тут навсегда.

—А остальные? Павел с Якутом?

—Выехали позже. Им тоже, видите ли, приспичило покататься в этом районе, заодно и присоединившись к тем двум. Изыскатели чёртовы, чтоб их! Теперь ищи по всей Антарктиде. Хоть бы флажки понатыкали…

—Да, на него это вроде бы не похоже.

—Как раз таки, и похоже! – усмехнулся Трифон. – Второй месяц таким ходит. Рассеянный, забывает простейшие вещи, иногда закрывается у себя в комнате, и не выходит оттуда по целому дню. Как будто подменили. Такого с ним раньше не бывало. Всё началось после его первого посещения этих ледников. Словно демона тут какого-то увидел. Шепчутся с Павлом, нам не рассказывают, ну, разве что, Гришке ещё пару слов выдадут, а тот потом ходит-мается, задумавшись о чём-то.

—Ясно. И теперь они все здесь?

—Похоже на то. Вышли искать эту чёртову аномалию, бес их забери. Попали в буран и, возможно уже лежат где-нибудь, превратившись в сосульки. Сто раз говорил Павлу: проверяй рации, перед тем как выходить в пустыню льдов. Вот и аукнулась его бесшабашность. Уверял меня, что все приборы работают нормально, прямо как на космическом корабле.

—Ты думаешь, их завалило в какой-нибудь пещере?

—А хрен его знает! – вторично обозлился полярник. – Думать, это блажь нашего профессора, как сказал бы Гришка. Моё дело теперь их спасать. Других забот у меня вроде нет… —Трифон с досады плюнул на снег. Облизал ложку и, сунув её в голенище меховых унтов, резко поднялся.

Бригадир полярников отлично знал взрывной и угрюмый характер своего коллеги по база, поэтому не удивился тому, что тот сейчас такой агрессивный. Он и раньше был не подарок, а теперь тем более. Приходилось только подчиняться, поскольку всем было известно, что за отсутствием Виктора Ивановича или Павла, старшим на станции автоматически становился Трифон. Он и руководил сейчас спасательной операцией.

Осмотрев амуницию и вещи, бригадир дал команду рассаживаться по машинам. Уже был слышен гул подлетающих вертолётов, возвращающихся после дозаправки. Остальные члены экипажей вездеходов оставались оборудовать временный лагерь, на случай, если придётся отогревать обмороженных и пропавших полярников.

Трифон вызвал по трансиверу радиоузел станции.

—Как там у тебя, Григорий? Что слышно с «Академика Фёдорова»?

Сквозь статику и помехи донёсся далёкий голос радиста:

—У нас всё нормально. Встретили новеньких – Вера и Нютик показывают им помещения. С ледокола каждые полчаса интересуются ходом операции. Что им отвечать? Приём.

—Отвечай, что поиски ведутся. Достигли разлома и перебрались на другую сторону. Идём верно, так как обнаружили короткий участок лыжни саней Павла. Квадрат обозначен, начинаем пеший маршрут. Точнее, пеший будет после того, как на «буранах» достигнем торосов. Площадь обширна и, вероятно, будет попадаться много пещер. Как там новенькие, видел? Приём.

—Ещё нет. Я всё время торчу в рубке. А чего у тебя голос такой злой?

—А у тебя бы не злой был? Выехали чёрти куда, не имея ни малейшего понятия, где искать этих… —Трифон зло махнул рукой в сторону торосов. – Делать мне больше нечего, как поднимать людей из посёлка. Профессор своими чудачествами уже надоел мне. То ему лазеры какие-то мерещатся, то силовые поля… так скоро и до инопланетян доберётся. И Якут туда же. Ну, ладно, я понимаю там, Андрей. Но Павел? Он-то за каким макаром туда попёрся?

В это время к Трифону подошёл бригадир.

—Ладно, я отключаюсь. Будет что-то новое, сразу выйду на связь, так и передай на ледокол. Пусть раньше времени в Москву ничего не отправляют: ни телеграмм, ни шифровок. Не хватало нам ещё, чтобы полмира узнало о пропаже российских полярников. Скандал будет – мама не горюй. Всё. Конец связи.

Затем обернулся к бригадиру.

—Чего тебе? Заводитесь и поехали. Я еду первым – вы по двое за мной.

В небе промчались вертолёты, держа курс на торосы.

—Погоди секунду, —остановил его бригадир. – Я должен разъяснить своим людям вкратце, из-за чего Виктор Иванович поехал сюда второй раз.

—Скажи, что в первый свой приезд, его облучили какие-то неведомые лучи, и он потерял сознание.

—Может, какая-нибудь американская база секретная?

—Мы тоже так вначале думали, но он утверждает, что технология была слишком сложной, даже для американцев. Будто что-то не земное, не наше…

—Гуманоиды?

—Да я-то какого хрена знаю? – взорвался Трифон. – Я тебе что, академик? Судя по его сбивчивому рассказу, когда он попытался приблизиться к некоему порталу входа, из снега вылезла какая-то хрень, в виде стержня от шариковой ручки, только больше, разумеется, и, обдав его лучами, парализовала. Очнулся он, на его удивление, в том же месте, откуда, только издалека видел торосы. Ну, примерно, где сейчас находимся мы. Усёк? То есть, он как бы и не ездил туда, в эту глубь ледников.

—А следы?

—Следов не было.

—Время?

—Часы показывали ровно столько, сколько при отправлении.

—То есть?

—То есть, пять часов провала во времени и памяти.

—И поэтому он не захотел оповещать об этом инциденте ледокол?

—Да. Боялся, что его провалы в памяти наведут на некие размышления со стороны начальства РАЭ. Посчитают его далее некомпетентным, и отзовут на материк.

—Значит, и позвал он Андрея с собой, лишь для того, чтобы тот тоже смог убедиться и подтвердить аномалию. А Павел с Якутом их догнали и…

—И попали в буран. Вера последний раз выходила на связь с Андреем, а затем и с Павлом. Тот сказал, что уже видит снегоходы обоих. Выходит, они встретились, и тут же начался буран небывалой силы. Дальше ты знаешь. Связь пропала, и теперь от них ни слуху, ни духу. Всё? Иди быстро перескажи своим, и отправляемся. Вертолёты уже патрулируют район, а нам туда ещё добираться. Все пообедали?

Бригадир кивнул и поспешил к полярникам. Те ждали на заведённых снегоходах, и готовы были тут же выдвинуться в путь. Погода позволяла.

Далеко впереди маячили нагромождения торосов, и в бинокль можно было разглядеть две кружащиеся винтокрылые машины. Сведений о пропавших, от пилотов пока не поступало.

Трифон влез на сиденье, газанул и, выдав в атмосферу клубы дыма, рванул «буран» вперёд.

Следом, вереницей потянулись и остальные снегоходы с прицепами, в которых лежали ломы, лопаты и носилки. Предположения у полярников были самые худшие.

№ 6.

В это самое время, в радиорубке станции «Мирный», радист Григорий вызывал атомоход «Академик Фёдоров». Переговорив и передав главе РАЭ всё, что узнал от Трифона, он снял наушники и переключил радиоприёмник в режим «приёма-записи», предварительно отметив в журнале время радиооэфира. Ничего нового с ледокола не передали, но, похоже, там назревала весьма нешуточная паника. Вопросы: «Где? Когда? Зачем ушли? Что хотели обнаружить?» и другие в том же духе, сыпались на радиста, будто он один знал всю подоплеку исчезновения профессорской группы.

Что он мог им ответить? Что начальник станции после первого одиночного похода изменился? Стал рассеянным, более замкнутым в себе, иногда забывал простейшие вещи, вплоть до того, что не чистил по утрам зубы и не мог самостоятельно приготовить себе чашку кофе? Подолгу не выходил из комнаты и отвечал невпопад, постоянно думая о чём-то своём? Впрочем, это длилось недолго. Уже через две недели Виктор Иванович обрёл прежнюю уверенность, стал самим собой и искренне удивлялся, когда ему напоминали о двух прошедших неделях, проведённых им, будто в забытье. «Это был я? – спрашивал он. – Вы ничего не путаете?». Очевидно, после этого непонятного случая с самим собой, он и решил привлечь Андрея, взяв того к загадочным торосам. А Павел с Якутом появились позже: что их туда понесло, Гриша и пытался сейчас себе объяснить. Но на ледокол, разумеется, он эти мысли не передал. По разговору с главой Российской Антарктической Экспедиции он и так понял, что там рвут и мечут, не вполне понимая решение начальника станции удалиться во льды, да ещё и накануне бурана.

Накинув поверх комбинезона овчинный полушубок, он вышел из радиоузла и, пройдя по снежным заносам пару десятков метров, вошёл в общую столовую, где они накануне составляли план спасения профессора и его группы.

Анюта приняла новых членов экспедиции как подобает. В просторную комнату, где обитали они с Вероникой, вместилась ещё одна кровать для вновь прибывшей девушки.

Вообще, в Антарктиде первые женщины начали появляться после 1975-го года. Именно тогда на станцию «Молодёжная» прибыла с материка первая советская пионерка-полярница Светлана. До этого времени на побережье шестого континента бывали, конечно, женщины, но зачастую как-то «одноразово», мимолётно, на месяц-два, и то, не на советских базах, а больше на австралийских, американских, японских и даже южноафриканских. В качестве эксперимента их засылали сюда, чтобы выяснить, может ли слабый пол присутствовать и работать в условиях полярной ночи, весьма низкой температуры, повышенной ветрености и других лишений, каким подвергались тут мужчины. На «Мирный» первая женщина прибыла в ноябре 1982-го года, как раз в траурный месяц похорон генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева, и после вполне удачно проведённой зимовки (а точнее, это было антарктическое лето), отправилась домой. Путь для женщин в Антарктиде был открыт. Спустя одну вахту, на континенте появилась вторая женщина, затем две, и, как говорится, пошло поехало. РАЭ стала периодически присылать на станции по две женщины за одну полярную вахту, естественно, прошедших полный курс подготовки выживания в условиях крайнего юга.

Анюта и Вероника были уже восьмой по счёту женской парой именно на станции «Мирный». Были женщины и на «Новолазаревской», и на «Молодёжной», и на других, менее известных, как в мире, так и в самой России; исключение составляла только станция «Восток». Полюс холода с температурой минус 88 градусов, естественно был неприемлем для женского организма. Это удел крепких, выносливых мужчин, многим из которых, впрочем, пришлось покинуть это жуткое место, так и не доведя до конца свои работы. Но это отдельная история. Реальность же была более прозаична. В верхах РАЭ уже давно решали, послать ли к двум девушкам-полярницам третью помощницу, или всё же заменить её более выносливым мужчиной? Но так как обе девушки жили в условиях крайнего холода и вполне справлялись со своими обязанностями, то в качестве эксперимента, решили послать сюда и третью.

Итак, подумал он, новая девушка-полярница поселится в комнате Вероники и Анюты. Три кровати… места, выходит, маловато. А не предложить ли… впрочем, нет. Ещё неизвестно, как к такому предложению отнесётся сама Анюта. Дело в том (по секрету говоря), Григорий лелеял давнюю мечту забрать к себе в комнату свою возлюбленную, но никак не представлялось возможным эту мечту осуществить. А тут такое… Нате вам – подарочек!

Теперь-то такая возможность не только предоставлялась, а ещё и была преподнесена с весьма выгодными условиями: две девушки в одной комнате, он с Нютиком – в другой. Чем не радость для обоих? Им предстоит провести вместе ещё четыре месяца. Девушка останется, а Анюта и Вера отбудут домой на материк на полгода: отдыхать, загорать и набираться новых сил до следующей вахты. Как раз Анюта выйдет за него замуж, и они вернутся сюда уже счастливой полноценной семьёй.

Так думал Гриша, входя в столовую.

Однако она была пуста. Очевидно, Вера с Анютой расселяли новоприбывших, и Гриша поспешил внести предложение, пока в женскую комнату не занесли третью кровать.

Что там происходило дальше, история, к сожалению, умалчивает. Известно только, что остальных троих мужчин расселили по мужским комнатам – кого к Трифону, кого к Андрею с Павлом, а последнего, такого же молодого паренька, как и сам радист, Вера подселила к Якуту. Прибывшие полярники уже знали о трагедии и вместе с девушками переживали случившееся, строя догадки и внося дельные предложения. Каждый из них, без сомнения, был готов тут же выступить в поход, даже не распаковав свои вещи, однако все понимали, что это пока невозможно. Во-первых, они были здесь новые, и не знали всех тонкостей и нюансов континента, хотя и прошли полный курс подготовки в РАЭ. Им вначале стоило освоиться с режимом, бытом, условиями жизни и будущей работой, познать всю структуру исследований, наладить отношения, и хотя бы первые несколько дней походить пешком по территории.

Вместе с новыми полярниками с материка прибыла почта: газеты, журналы, посылки и передачи от родственников и друзей. Солярка, провизия, медикаменты и прочие необходимые вещи были доставлены теми же вертолётами «Ми-8», что приняли участие в спасательной операции. Были задействованы и «кукурузники» Ан-2, стоявшие без дела на одной из дрейфующих льдин прибрежного шельфа. После того, как разгрузились, Вера накрыла стол и все сели в центре столовой знакомиться. Гриша, после ещё двух выходов в эфир, тоже присоединился к новому коллективу. Вертолёты вернулись к ангару на дозаправку, и все ждали следующего выхода в эфир Трифона, чтобы возобновить поиски.

За столом сидело около пятнадцати человек: сами хозяева станции, четверо новоприбывших, пилоты вертолётов и «кукурузников», и двое полярников из посёлка, помогавших разгружать прибывшие из материка вещи.

Вера старалась, как могла – Анюта ей в этом помогала. Ужин прошёл в уютной и дружеской обстановке, насколько позволяла сложившаяся ситуация. Все познакомились между собой, и даже подняли тост за здоровье пропавших полярников, чтобы их быстро нашли, и они не успели обморозиться.

Откликнутся ли они? Выйдут ли на связь?

Об этом никто не знал…

№ 7.

Первое, что увидели профессор и его группа в новом помещении, это огромную надпись на железном щите: «Neu-Shwabenland». Сверху был инкрустирован орёл, вознёсшийся до потолка, знаменующий собой символ Третьего рейха.

Ниже, на всю стену была графически вычерчена карта Антарктиды Пири Рейса, – той Антарктиды, которая была знакома ещё народу эйнов – свободная ото льдов, покрытая растительностью и имеющая немалое количество рек и озёр.

Помещение было такое же просторное, и сразу же бросилось в глаза полное отсутствие людей, как и в предыдущем. Слой пыли, лежащий на полу и на незнакомых Павлу приборах, говорил о том, что здесь уже давно не ступала нога человека, если это можно так образно выразиться.

Однако…

Всё так же мерно и тихо работали вытяжные механизмы, было тепло, и с потолка лился приятный голубоватый неоновый свет.

—Следов на полу нет, —констатировал профессор, оглядывая помещение. – Можем спокойно заходить, но, прошу бдительности не терять, не шуметь и ничего не трогать. Ваня, держи Сына полка при себе, а я возьму за руку Андрея. Павел идёт впереди – мы за ним, поскольку, я так полагаю, мы только начинаем углубляться. Согласны? Я по-прежнему боюсь сигнализации…

Все осторожно вошли вглубь помещения и остановились, задрав головы. По полу за группой полярников вились чёткие свежие следы сапог и унтов: один поменьше, явно принадлежал лапам пингвина.

—Похоже на медицинскую лабораторию, —предположил Павел, оглядывая стены. Впритык стояли железные стеллажи с множеством горизонтальных полок. На них размещались различные медицинские приборы, многие из которых полярникам были абсолютно не известны: колбы, пробирки, микроскопы, чашки Петри… а вот дальше начиналось совсем уже непонятное.

В дальнем конце зала, примостившись к стене, стояло несколько кабин, похожих на те, что делают рентгеновские снимки, или флюорографию – так, во всяком случае, показалось Андрею. Рядом находились столы и кресла с движущимися шарнирами, а поверх их были навешаны неоновые лампы новейшего производства. Всё это великолепие и инженерный полёт мысли сбивал с толку. Откуда на заброшенной базе, пусть даже и автономной, механизированной, да ещё и во льдах Антарктиды находится столь совершенное оборудование? По беглому взгляду Павла – а он был единственным, кто хоть как-то в этом разбирался – эти приборы и вся присутствующая автоматика должна была производиться сейчас, в ИХ время, а никак не в конце сороковых годов, возможно, даже после войны.

—Топчаны видите? – спросил он, направляясь к некоему подобию больничных коек. – Аппаратура сверху напоминает мне аппарат для томографии.

—Эвоно как… да здесь целый операционный цех! – протянул руку Якут и погладил по голове начинавшего нервничать пингвина.

—Гляньте туда, —указал Андрей на несколько столов, где были в строжайшем порядке разложены всевозможные скальпели, зажимы, пинцеты, стерилизаторы: всё лежало ровно, как и положено перед операцией.

Павел приблизился и заглянул в стерилизационные боксы. В них находились иглы от шприцов.

—Если их когда-то и кипятили, то вода давно испарилась, —констатировал он. – Вы что-нибудь понимаете, Виктор Иванович? Я, например, теряюсь в догадках.

Глава экспедиции прислонил Андрея к одному из стеллажей и, обходя Якута, подошёл к инженеру.

—Вот уж не думал, что столкнёмся с подобным. Людей нет, будто вышли все разом и больше не возвращались. Парадокс? Сначала меня облучают какими-то неведомыми лучами, затем нас заваливает бураном, дают нам возможность открыть двери, впускают в секретную лабораторию – и нате вам, пожалуйста, никого нет, и нас никто не встречает! – Он почти по-детски всплеснул руками.

Павел в это время подходил мимо огромного стеклянного холодильника, похожего на витрину магазина. Вся конструкция имела около пятнадцати метров в длину и шесть метров в высоту: через каждые несколько шагов были приставлены передвижные лестницы на колёсиках, чтобы можно было при необходимости дотянуться до верхних полок. По бокам работали фреоновые установки, нагнетая холодную массу воздуха внутрь.

За стеклянными дверями путешественники рассмотрели ряды различных банок и колб с заспиртованными органами. Андрея чуть не вырвало при виде всего этого. Мозги, желудки, сердца, отрезанные и препарированные конечности, части пищевого тракта и прочие внутренности были расфасованы строго по указателям. Здесь были образцы всего живого на Земле, начиная от щупалец кальмара, глазных яблок обезьяны, и кончая акульими плавниками, вперемешку с органами человека. Всё стояло рядами, и было пронумеровано. Попадались даже человеческие зародыши. За перегородкой, в которую с разбегу уткнулся носом пингвин, стояли банки с плавающими в спирту фрагментами рук, ног, лап и хвостов.

—Это ж анатомический театр какой-то! – сморщившись, выдавил из себя Андрей, оттаскивая птицу в сторону. – Что тут производилось? Гляньте, Виктор Иванович, там даже целые ОСОБИ плавают!

Профессор потащил Якута за рукав, оставив Андрея рассматривать, как он выразился, «достояние третьего рейха».

—Не прикасайся, Ваня. Может, эти холодильники подключены на движения посторонних, а мы тут такие красивые, нарисовались…

Повсюду в заспиртованных колбах и секциях холодной заморозки виднелись расчленённые крысы, лягушки, собаки, обезьяны, и другая живность. Тушки были со вскрытой брюшной полостью, а внутренности удалены.

—Как я и предполагал, друзья мои. Это, очевидно секретная лаборатория, где немцы в сороковых годах занимались вивисекцией, скрещиванием, а, возможно и клонированием. Тебя это удивляет, Андрюша?

Виктор Иванович показал на колбы.

—А как тебе это? Орден «Аненербе» не с пустого стакана сделан, как сказал бы наш Гриша. Они ориентировался на Древний Тибет, Индию, Китай, Египет. При фараонах уже была развита технология мумифицирования, и жрецы, разумеется, с нашей точки зрения, опираясь на современную науку, пользуясь какими-то своими секретными инструментами, могли клонировать себе подобных. Парадокс, скажешь ты? А я вот не думаю, да и Павел тоже. Сколько мы потеряли знаний и манускриптов, касательно древних цивилизаций? Взять ту же Александрийскую библиотеку или клинописи Шумеров: это же кладезь науки! Представляешь объём информации? Четыре миллиарда неизученных рукописей, Андрей! И это только по самым скромным подсчётам наших специалистов, сидящих годами в архивах. Так что, клоны были… уже тогда, полторы тысячи лет назад и ранее. Теперь можешь удивляться, хе-хе…

Профессор даже позволил себе хмыкнуть. Сын полка в ответ хрюкнул по-своему и почесал клювом брюхо.

—Одно из двух, —задумчиво констатировал Павел. – Либо эти помещения работали автономно до нашего прихода, либо…

—Что?

—Либо мы активизировали включение этого автономного режима, когда вы с Якутом нажали рычаг тумблера. – То есть?

—Да всё очень просто, —Павел осмотрел холодильники и колбы. – Я так думаю, что мы людей здесь вообще не найдём. Не то пальто, как сказал бы Гриша. Пыль, автоматика, всё механизировано…

—Да, —отозвался профессор. – Но мы ведь только осмотрели тоннель, вход в базу и три помещения. А что ждёт нас впереди? Как я уже говорил: может, они временно законсервированы, ну, скажем, на случай какой-нибудь эпидемии или ещё чего? Не забывай – конец войны и всё, а, возможно, и все послевоенные годы…

—Да, но аппаратура-то РАБОТАЕТ!

—Возможно, поставлена на автоматический режим.

—На столько лет? Что даже следов не видно? Какие-то проверяющие или контролёры должны же были наведываться сюда хотя бы раз в полгода? Вы на пыль гляньте! Ей же лет десять, не менее!

—Ну, десять, ты конечно махнул…

—А что? Нет никаких записей, журналов учёта, фотографий, записок друг другу. Тут же коллектив, простите меня, работал – и не маленький. Ничего нет…

—Вон, на вешалках халаты висят, —вставил Андрей. – Может, в карманах что обнаружим?

Все подошли к большой вешалке, на которой аккуратно висели около тридцати-сорока белых халатов. А вот это уже было интересно. Обычные больничные халаты для медицинского персонала, с завязками на спине. На полочке сверху лежали стопками марлевые повязки, резиновые перчатки, респираторы и противогазы. Всё было новое, современное, но… как бы потерявшее вид за давностью лет.

—Странно… —пробормотал профессор и потёр подбородок. – А халатики-то пожелтели…

—У меня ничего нет, —оповестил всех Андрей, первым проверивший карманы. – А у вас?

—Тоже ничего.

—И у меня.

—Вот, смотрите! – выдохнул из себя Павел. – Всё на месте, всё новое, разумеется, с поправкой на время. Я даже затрудняюсь ответить, видел ли я раньше такую модель противогаза – я имею в виду, подобную разработку? Это точно что-то сверхновое, ещё не выпускавшееся промышленностью, и не применявшееся до сих времён. Даже если бы Германия сейчас выпускала такие противогазы, мне бы это было известно. Я интересуюсь такими вещами, и не пропускаю новинок, будь они даже сто раз засекречены. И я уже не говорю о тех неоновых тумблерах и сенсорных пластинах, что мы видели при входе. А телескоп? Как такую, образно говоря, мощнейшую махину можно было установить здесь, под землёй, во льдах?

—Ты хочешь сказать, что это всё не привозное? – обвёл рукой помещение профессор. – Не целым доставлялось сюда?

—Да! – У Павла даже от волнения немного дрожал голос, как, впрочем, и у всех остальных, разумеется, не считая пингвина. – Это всё собиралось ЗДЕСЬ! На скрытых заводах, верфях, цехах и лабораториях, которых мы ещё не видели. Очевидно, они будут впереди – мы ещё не дошли до них. Противогазы тому доказательство. Мы прикоснулись к технологии будущего! – так бы я выразился.

Все были возбуждены и поражены увиденным, иначе и быть не могло – что уж говорить об эмоциональности Павла, который и в минуты крайнего беспокойства всегда оставался невозмутимым. А тут такое…

—Новая Швабия, как вы, Виктор Иванович говорили, строилась перед войной. Так? Это ведь Гитлер задумал эту пресловутую Базу-211. Значит, исходя из простейшей логики и не находя здесь живых людей, мы должны были здесь обнаружить заброшенные, покинутые, нерабочие помещения со всякими последствиями, будь то ржавчина, разложение плоти в колбах, плесень… А что находим мы? Не считая, разумеется, толстого слоя пыли? Мы находим полностью автоматизированные блоки, которые функционируют на все сто процентов, даже с поправкой на время. Пятьдесят с лишним лет – это и к бабке не ходи, как сказал бы наш Гриша. И это по самым скромным подсчётам, если опираться на те сведения, которые вы почерпнули из различных, пусть даже весьма сомнительных источников.

Павел вытер рукой выступивший пот и взял с полочки один из респираторов.

—Всё бы ничего, но меня сбила с толку вот эта конструкция. Я таких не видел ни в одной армии мира. Современной армии, —добавил он с ударением.

—Думаю, мы ещё и не то увидим в дальнейшем, —согласился Андрей. – Мы, Паша, только, считай, вошли в эту базу…

Виктор Иванович в это время рассматривал одну из колб с заспиртованным содержимым. Отчего-то ему показалось, что там, на миг произошло какое-то смутное движение – не то щупалец, не то других конечностей.

—Ну, положим, не обязательно мы должны были найти тут развалины, как ты говоришь, —ответил он, приглядываясь к раствору. – Значит, база работала, и жила здесь своей тайной жизнью до самого недавнего времени – не берусь судить, какого —нам это ещё предстоит узнать. Может она живёт и сейчас, вот за теми дверями. Ты просто начал рано анализировать и делать логические выводы, согласен? Давайте так сделаем…

Начальник экспедиции взглянул автоматически на часы, но тут же, усмехнулся.

—Совсем забыл, они же у нас стоят. В общем, предложение такое. Судя по нашим внутренним ощущениям, сейчас никак не меньше восьми вечера. Нас уже ищут наверху, и, зная Трифона, ищут обстоятельно – с вертолётами, вездеходами и прочей техникой. Сейчас останемся здесь: на ночь глядя идти за те двери, согласитесь, как-то неуютно ни мне, ни вам. Особенно нашему Сыну полка, —он лукавым взглядом посмотрел на пингвина. Тот по-прежнему жался к ногам Якута и фыркал.

—Да и Андрюшина нога требует ухода, благо тут можно подобрать различные процедурные приспособления. Если надо – новую пришьём, —пошутил он, разряжая гнетущую обстановку. – Влезай на кресло, Павел тебя осмотрит, а после ужина подумаем, как нам быть утром: то ли тебя с Ваней тут оставлять, то ли в следующее помещение брать. Ещё неизвестно, через какое количество времени Трифон и его группа из посёлка обнаружат заваленный вход в пещеру. Ты ж не хочешь, чтоб у тебя гангрена пошла по всей ноге?

—Не хочу. Но и здесь не хочу оставаться.

—Вот сейчас за ужином это и обговорим. Ваня, ты разогрей на спиртовке банки с тушёнкой, дай что-нибудь нашему другу, чтоб он не фыркал клювом, а мы с Павлом осмотрим коленку Андрея.

...Через полчаса ужин был готов. Состояние колена Андрея было признано удовлетворительным, и на радость парню, не требовала никакого хирургического вмешательства. Синяя опухоль ещё не спала, и пациент, как назвал бы его Гриша, продолжал хромать, но по его словам, чувствовал себя отлично, явно не желая отставать от развития событий.

Путешественники расположились за одним из операционных столов, аккуратно сдвинув боксы с инструментами в сторону и обсуждая всё увиденное ими за сегодняшний день. Просыпаться решили в шесть часов утра.

—Перекусим утром, и сразу за ту дверь, —высказался Виктор Иванович. – Уже решили.

Можно было перекурить, и Павел, как всегда, потирая подбородок, глубокомысленно изрёк:

—Как-то всё здесь не стыкуется по времени. Ну, не соответствует, хоть вы мне двойку ставьте по математике.

—Ты всё о том же?

—Да. Я заметил здесь технологию, которая ещё не придумана на Земле…

—Договаривай.

—А что договаривать? Либо эти таинственные учёные третьего рейха обогнали нас во времени, либо…

—Ну?

—Либо, прости меня Ваня, здесь присутствует технология внеземного разума, —я знаю, как ты к этому относишься. Только не нервничай – это всего лишь мои предположения, не более того.

Отважный Якут придвинул к себе пингвина и надолго погрузился в свои «оленеводные» размышления. Теперь было непонятно, кто к кому жмётся больше – хозяин, или его полярная птица.

Дело в том, что проверяя карманы халатов на вешалке, он заметил то, что проскользнуло взглядами от его друзей – никто из них этого в спешке не заметил. А он увидел: глаз-то опытный, недаром лучший оленевод в тундре. Заметил, но пока не хотел говорить: а вдруг не так поймут…

Так или иначе, на каждом халате, с изнаночной стороны были выдавлены едва заметные имена: Губер-1, Губер-28, Губер-36, и… так далее.

Что это?

Если инопланетяне, то, заикнись он сейчас о своих мыслях, первым посмеётся над ним Андрей. Да и Павел весьма невразумительно объяснил их причастность ко всему виденному им.

Поэтому Якут решил помолчать. Потом скажет, возможно, даже уже утром – там, за теми дверями. А пока…

—Виктор Иванович, —попросил Андрей. – Вы обещали рассказать о покорении Южного полюса. Помните? Ещё сказали, как будет время, обязательно вернёмся к этой теме.

Профессор лукаво взглянул на младшего друга.

—Время-то есть, согласен, до десяти вечера ещё можно вспомнить об этом. Но ты же из учебников всё знаешь и без меня.

—А мне хочется от вас услышать – вашими словами, в вашем изложении. Жуть, как приятно слушать, когда вы рассказываете. Да и Ване не помешает – за Пашу я молчу – он и так всё знает. Но послушает, правда Паша? – он подмигнул старшему другу. – Пусть Ваня отвлечётся от своих тяжёлых мыслей, а то наш инженер-конструктор напугал его инопланетянами.

Андрей засмеялся, и все его тут же поддержали. Обстановка разрядилась, даже сам Якут хмыкнул, не выказывая однако своих мыслей.

—Ну что ж… раз время позволяет, —начал профессор. – Слушай, Ваня. Тебе дежурить первым, а раз так, то первому тебе и рассказываю.

Он уселся в кресле удобнее и начал.

№ 8.

—Прежде чем начать рассказ о покорении полюса на рубеже веков, я вдруг вспомнил сейчас ещё один немаловажный факт доказательства существования этой базы ещё несколько десятилетий назад. – Виктор Иванович затянулся папиросой и пустил дым вверх. Вентиляция работала отменно, кондиционеры с тихим гудением нагнетали тёплый воздух, так что путешественники могли себе позволить немного расслабиться и не переживать за систему безопасности. В качестве пепельницы они приспособили себе одну из чашек Петри, в большом количестве стоявшим тут по всем лабораторным столам – всё равно им было по нескольку десятков лет, и ими давно никто не пользовался.

—Судите сами, —продолжил он. – В 1959-м году некий английский капитан Прескот на шельфовом леднике Шеклтона в трёхстах милях от береговой полосы, в районе, куда раньше не заходил ни один полярник, обнаружил замёрзший рой пчёл. Их было несколько тысяч, огромный мёрзлый клубок, облепивший голые, обдутые ледяным ветром камни. Впечатление было такое, что пчёлы появились на леднике внезапно. Он потом в отчётах писал, что не мог поверить своим глазам. Откуда пчёлы на просторах Антарктиды? Это же теплолюбивые насекомые, погибающие при первых морозах! Разумеется, невозможно поверить в то, что рой в Антарктиду занесло атмосферными потоками или пчёлы сами залетели на безжизненный шельфовый ледник, согласитесь…

Андрей даже слегка присвистнул.

—Они выглядели заживо обледеневшими?

—В том то и дело, Андрюша! Этот Престон описывал комок пчёл, будто их кто-то выпустил, и они тут же погибли, сбившись в кучу, но никак не прилетевшие туда через сотни и тысячи километров. Вот так, словно открыли банку, встряхнули, и пустили по ветру – а там, как сами знаете…

—И что это доказывает, однако?

—А то, Ваня, что у нацистов здесь под землёй существовали целые пасеки, ещё тогда, в тех годах. Помнишь, мы все тут предполагали, что у них есть оранжереи, птицефермы, цветники, возможно даже угодья для домашнего скота. Одним словом – целый биоценоз, способный прокормить огромное количество людей и, причём созданный локально, вдали от всех континентов, да ещё и подо льдами. Оглянись кругом – вот тебе и подтверждение всему. —Профессор обвёл рукой лабораторию и добавил: —К слову сказать, указанных пчёл с подробным описанием обстоятельств находки можно сейчас видеть в закрытом отделе Британского музея в Лондоне. Там тебе на все вопросы ответят.

Он загасил окурок в лабораторной чашке.

—Однако я отвлёкся. В сущности, всплыла в памяти ещё одна подробность. Возможно, это был простой эксперимент с определением степени выживаемости насекомых в условиях холода, а может, они просто случайно вылетели при транспортировке – да там и вмёрзли в лёд, кто его знает… —Он сделал паузу. – Что же касается покорения Южного полюса, как ты, Андрей просил, то извольте. 14 декабря 1911-го года, норвежский полярный исследователь Руаль Амундсен первым достиг этой географической точки, на один месяц опередив экспедицию англичанина Роберта Скотта. Базовый лагерь Амундсен решил построить на леднике Росса в Китовой бухте. Это был рискованный ход, поскольку, считалось, что на леднике лагерь создавать опасно – вместе со льдом он может сползти в море. Но норвежец всё продумал: береговая линия именно этого ледника не менялась на картах уже много десятков лет. Этим дерзким, но просчитанным решением он уже на старте выиграл у Скотта более ста километров, и столько же при возвращении. Для покорения полюса Амундсен решил использовать эскимосских собак – прости, Ваня, если затронул твою гордость – знаю, что ваши якутские лайки отнюдь не хуже, —засмеялся профессор, видя, как насупился Якут при упоминании эскимосов. Тот только хмыкнул и пожал плечами.

—Между тем Скотт в своей экспедиции отдал предпочтение маньчжурским пони. Амундсен же считал, что собаки гораздо легче преодолевают снежные мосты и растрескавшиеся ледники. Если собака и провалится, её легко вытащить. 20-го октября 1911-го года полярник и четыре члена его команды с судна «Фрам» отправились к полюсу на четырёх санях, запряжёнными пятьдесят двумя собаками. Основными трудностями в ходе экспедиции были непроходимые сугробы, сильный ветер, глубокие трещины во льду. Температура держалась на уровне тридцати градусов при штормовых ветрах, и собаки с членами команды страдали от обморожения и горной болезни. 14-го декабря в три часа дня группа полярников, наконец, достигла Южного полюса. Здесь они оставили палатку, над которой на шесте укрепили норвежский флаг. В палатке Амундсен оставил письмо норвежскому королю с кратким отчётом о походе и послание своему сопернику Скотту. 18-го декабря норвежцы отправились в обратный путь и 26-го января 1912-го года, минуя всё те же лишения и голод, благополучно вернулись на базу «Фрамхейм». Всё путешествие туда и назад заняло у них 99 дней (вместо 100 по плану Амундсена). Представляете, какие точные расчёты он произвёл? Всего день разницы! 30-го января участники экспедиции на «Фраме» покинули Антарктиду. Норвежцы на месяц опередили англичан, которые снова попытались покорить Южный полюс. Роберт Скотт даже добился успеха – 18-го января 1912-го года его экспедиция всё же достигла полюса. Но, найдя там норвежский флаг, оставленный Амундсеном ещё в декабре, англичане, видимо, так разочаровались, что сил на обратный путь им не хватило. Несколько месяцев спустя английские поисковые отряды обнаружили в антарктических льдах палатку с замёрзшими телами капитана и его спутников. Исследователи не дошли до лагеря, где было запасено продовольствие, всего каких-то 20 километров. Им просто не хватило керосина для обогрева.

Профессор вздохнул, как бывало с ним не раз, когда он погружался в весьма неприятные для себя воспоминания, хоть и о событиях происходивших не с ним.

—В руках замёрзшего Скотта опоздавшие спасатели находят дневник с письмами умирающего. Удивительные письма! Всё мелкое исчезло в них от могучего дыхания близкой смерти. Они обращены к людям, говорят всему человечеству. Они написаны для своего времени, но говорят для вечности. Он пишет жене и заклинает её беречь сына. Он пишет жёнам и матерям своих спутников, погибших вместе с ним, свидетельствуя об их доблести. На смертном одре, окоченевшими руками в волдырях, он выводит мелким дрожащим почерком утешения семьям своих погибших товарищей, внушая им собственную вдохновенность и уже неземную веру в величие и славу их героической гибели. Он пишет друзьям, и, испуская последнее дыхание, успевает написать письмо, лучшее из всех – английскому народу. Он считает своим долгом объяснить, что в борьбе за славу Англии он погиб не по своей вине. Он перечисляет все случайные обстоятельства, ополчившиеся против него, и голосом, которому близость смерти придаёт неповторимый пафос, призывает всех англичан не оставлять его близких. Его последняя мысль не о своей судьбе, его последнее слово не о своей смерти, а о жизни других: «Ради бога, позаботьтесь о наших близких». После этого – пустые листки. Омертвевшей рукой ему ещё удаётся начертать на клочке отдельной бумаги свою последнюю волю: «Перешлите этот дневник моей жене!». Но в жестоком сознании грядущей смерти он вычёркивает «моей жене» и пишет сверху страшные слова: «Моей вдове». – Виктор Иванович откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. – Это всё, друзья мои, мне добавить больше нечего. История говорит сама за себя. Так был открыт Южный полюс нашей планеты, как ты и просил, Андрей.

В помещении лаборатории повисла гнетущая пауза. Даже, казалось, Сын полка слегка всхлипнул на своём пингвиньем языке, близко восприняв трагедию столь отважного покорителя снегов, пусть и было это уж столько десятилетий назад. Каждый переживал по-своему, будто и сам участвовал в той злополучной, но, несомненно, великой экспедиции.

—Ладно, —через время произнёс начальник станции, —не будем на ночь о трагичном. Ты ведь и сам всё это знал, Андрюша, не так ли? Просто хотел услышать в моём изложении, иными словами, чтоб разбавить сложившуюся обстановку. Я прав?

—Правы, —согласился Андрей, сглатывая, подступивший к горлу комок. – Но я не знал о содержании писем – тут уж действительно всплакнуть захотелось. Отчего и попросил. Вы лучше всех лекторов на кафедре рассказываете, да и Ване нашему понравилось – гляньте на него.

Якут сидел в обнимку с пингвином и глаза его блестели от выступивших слёз. Все невольно улыбнулись, так как знали, что довести до такого состояния отважного оленевода могло только что-то весьма печальное.

—Ты не знал эту историю, Иван? – лукаво спросил Павел, впрочем, без всякого намёка на иронию.

—Откуда, однако? Я всё узнаю только от нашего профессора, я ведь институты не заканчивал как вы. У нас тундра, олени, мхи, болота, окаянный край…

—Я вот что ещё вспомнил, —перебил его начальник, —прости, Ваня. Сейчас рассказывал о гибели путешественников и вдруг почувствовал, что нужно привязать сюда и это. Слушайте. В потайном месте в глуши Тасмании скоро появится гигантский стальной ящик, который должен пережить конец света, чтобы, как дневники Скотта, поведать выжившим людям в будущем, как именно пало человечество. У Скотта это было как бы неким завещанием, а здесь будет настоящее предупреждение потомкам. Суть такова. Совместный проект Австралийской радиовещательной корпорации, креативного агентства и Университета Тасмании так и будет называться «Чёрный ящик Земли». Он задуман по образу «Хранилища Судного дня» на Свальбарде, но будет содержать не семена с культурами, а информацию о глобальных ошибках и просчётах всего человечества в целом. Помните, как Эйнштейн однажды произнёс пророческую фразу: «С планетой всё в порядке. Это человечеству конец» – когда стали разрабатывать атомную бомбу? И в свете текущих событий с климатом и погодой, ситуации в экономике и политики, катастроф, угрозы от пандемии и депопуляции это не кажется преувеличением. Скорее, вопрос только «когда» и «как именно» будет уничтожена наша нынешняя цивилизация. Люди, как вид, с большой вероятностью где-то частично выживут в подземельях, и им не помешает впоследствии узнать об ошибках прошлых «повелителей Земли», какими мы наивно сейчас себя называем. Технически это огромный сейф со множеством накопителей различной информации, системы которого работают на солнечных батареях. Пока неизвестно, сколько сможет проработать такая система автономно, и как именно будет закладываться туда вся информация, как она переживёт все катаклизмы вроде извержений вулканов или наводнений, но это вторично. Главное – дать понять власть имущим, что отныне история их ошибок и неправильных решений о судьбах планеты всемирно систематизируется и записывается. Быть может, это побудит их вести себя более осмотрительно и ответственно. Впрочем… —начальник отмахнулся, —когда «их» это останавливало…

Они ещё немного побеседовали и, кто как мог, стали укладываться спать.

Якут так и не сказал о своей находке на вешалке халатов. К чему спешить, однако? Он дежурит первым – тогда всё и обдумает…

№ 9.

В восемь часов утра в радиорубке у Гриши заговорил стационарный приёмо-передатчик.

—«Мирный» ответьте! Вызывает «Академик Фёдоров»! Григорий, вы на связи?

—«Мирный» на связи! – откликнулся заспанный радист, надевая наушники. – Слушает вас «Мирный». – Он потянулся, протёр глаза и настроил шкалу на нужный ракурс радиоволны. Ночевал он прямо здесь, в комнате радиосвязи на небольшой кушетке. Узел радиорубки питался отдельным дизелем, так что в ней было довольно тепло и уютно. Над кушеткой висела, приколотая к стене фотография Анюты, рядом тянулись полки с техническими журналами, документацией и прочей полезной макулатурой. Кроме рабочего стола, где располагались всевозможные устройства связи, передатчики, телефон и другое оборудование узла, напротив, у стены размещался столик, на котором стопками лежали относительно свежие газеты, доставленные с ледокола. Тут же располагались два кресла, газовая плита и тумбочка с посудой, чайником, сковородкой. Анюта частенько заходила сюда во время сеанса Гриши с Большой землёй и могла что-нибудь приготовить на скорую руку, пока её возлюбленный по нескольку часов отправлял и принимал радиограммы, общаясь то с Москвой, то с РАЭ, то с другими станциями на ледовом континенте. Это была его повседневная работа, а с момента исчезновения полярников её прибавилось, что называется, в разы. Вчера вечером она пожарила ему тут картошки, они просидели почти до полуночи, и только потом она ушла помогать Вере. Никто толком не спал за эти прошедшие сутки: на станции встречали новеньких, Гриша принимал лавину радиограмм, обрушившихся на него с момента молчания исчезнувшей группы профессора. Только к трём часам утра он смог слегка вздремнуть, растянувшись на кушетке даже не раздеваясь.

И вот теперь снова связь.

—Слушает вас «Мирный»! – повторил он в головной микрофон.

—Что нового? Есть какие-нибудь сведения, Григорий?

—Докладываю: за ночь ничего не изменилось. Группа спасателей остановилась на ночёвку. Связь с ними была ровно в двадцать три часа и в два тридцать ночи. Следующий сеанс ожидаю в девять ноль-ноль.

—Что передавали?

—Спят в вездеходах. Не замёрзли. Собирались в шесть часов двинуться дальше.

—Понял вас. Торосы высокие?

—По словам Трифона, для вездеходов не вполне подходящие. Они там не пройдут, останутся на месте ночёвки по ту сторону каньона.

—«Бураны»?

—Да. Будут задействованы «Бураны»: на них километров шесть – восемь можно ещё как-то лавировать, а потом и вовсе пешком, на лыжах. Приём.

—Держите нас в курсе. Передайте вертолётам, пусть сузят квадрат поисков именно над тем участком ледового поля, куда пойдут на снегоходах Трифон с группой.

«Вроде без вас уже не догадались…» —чертыхнулся про себя Гриша. – «Сидят там, на ледоколе и дают указания, будто детям малым».

—Они знают. На шесть тридцать у них вылет.

—Хорошо. Если ничего непредвиденного не произойдёт, следующий сеанс связи в полдень. Как понял, «Мирный»?

—Понял вас, —подтвердил Гриша. Хоть пару часиков ещё вздремнуть можно будет. – Отбой.

—Отбой.

Он снял наушники, встал, потянулся, и перевёл шкалу радиоэфира в режим «приёма». Подошёл к кушетке и свалился на неё, даже не заглянув под крышку сковородки: позавтракать он сможет и позже, вместе со всеми, когда проснутся новоприбывшие.

До сеанса следующей связи с Трифоном оставалось ещё три долгих часа ожидания…

№ 10.

А в это время в лагере спасателей уже бурлила кипучая жизнь.

Наскоро перекусив бутербродами и выпив по чашке горячего кофе, все разместились по снегоходам, и уже через пятнадцать минут покидали расположение ночёвки. У вездеходов остались несколько человек поддерживать костры и продолжать подготовку к эвакуации обмороженных людей.

Трифон тоже взял к себе седока на заднее сиденье, на случай, если потребуются дополнительные силы для извлечения товарищей из какой-нибудь расщелины. Предчувствия его были самыми неутешительными. Хорошо, если полярники успели скрыться при сметающем буране в какой-то пещере или подземном разломе – это был не самый худший вариант. Но почему, в таком случае не работают рации? Тут напрашивался единственный очевидный вывод: их завалило. Но ГДЕ? Поле торосов огромно, а следы замело ещё вчера. Удивительно, что остался этот отрезок лыжни саней, что они обнаружили. Словно кто-то специально им оставил некий ориентир, забавляясь издалека над их действиями и потугами найти своих товарищей.

Вертолёты уже вылетели, и начали сверху прочёсывать ледяное поле, разделившись по одному с запада и востока, сообразно намеченному маршруту.

Все пять снегоходов с прикреплёнными санями выехали сначала гуськом друг за другом, а затем, разделившись «веером», въехали в раскинувшееся многокилометровое поле ледяных гигантских торосов. Вторая фаза спасательной операции началась.

Двигаться приходилось медленно, то и дело объезжая или огибая очередные ледяные глыбы, иные из которых достигали высотой девятиэтажного дома. Повсюду торчали мелкие ропаки, а порою и ледяные арки, сквозь которые приходилось проезжать, пригибаясь чуть ли не к самому рулю «Буранов». Натыкались на трещины, наносы, изломы. Красота, конечно, была неописуемой, вековой, величественной, но спасателям было не до причудливых узоров Антарктиды, к тому же, каждый из них видел такую красоту не впервые.

Всё блестело, искрилось на бледном солнце, не заходившем в эту пору за горизонт даже ночью. Температура позволяла, и видимость, не будь этих ледяных нагромождений, простиралась бы на несколько километров вперёд,до самого горизонта, будь они на каком-нибудь ледовом плато.

Через равные промежутки времени, обязательно кто-то из спасателей стрелял из ружья или запускал вверх ракету. На вертолётах были установлены сирены и, периодически завывая вдалеке, они перекрывали своим воем даже рокот мощнейших двигателей. Трифон постоянно находился на связи с пилотами машин и с Гришей на станции. Втыкали флажки, переезжали обвалы и трещины, забирались на ропаки и вглядывались в бинокли внутрь бездонных разломов – всё было напрасно.

После пяти часов безрезультатных поисков, решили, наконец, остановиться на обед. Вертолёты улетели к станции, а Трифон в очередной раз связался по рации с армейскими вездеходами, оставленными у ледяного каньона. При общей договорённости и одобрения с ледокола «Академик Фёдоров», решили дальше продвигаться на лыжах. В силу того, что впереди были сплошные ледяные скалы и торчащие в разные стороны ледяные глыбы, «Бураны» пришлось оставить вместе с санями. Договорились, что пешком пойдут восемь человек с медикаментами, мазями от обморожения, термосами с горячим кофе, спиртом, лопатами, ледорубами и носилками. Двое останутся в промежуточном лагере поддерживать огонь и быть на постоянной связи с Трифоном.

—Выходим через полчаса, то есть ровно в 13:00, — предупредил он всех во время кратковременной передышки. – Пойдём двумя группами по четыре человека. Идти будем на расстоянии пятидесяти метров друг от друга и в полукилометре между группами. Таким образом, мы охватим, куда большую территорию, чем, если бы гуськом продвигались на снегоходах сквозь узкие ущелья. Рации есть у всех, так что связь держим непрерывно. Вперёд двигаемся до 17:00, затем, если никого не находим, возвращаемся другим маршрутом назад на ночёвку. Следовательно, при самых непредсказуемых обстоятельствах, мы должны вернуться в лагерь не позднее 21:00, с поправкой плюс-минус полчаса. – Он сплюнул на снег от досады. – Лучше бы, конечно, уже не ночевали, а вернулись все вместе домой. Целыми и невредимыми…

В этот момент далеко в небе послышался нарастающий гул: вначале тихий, затем всё более громкий и мощный.

—Наш «Ил-14» с «Молодёжной» летит, —сказал кто-то.

Все задрали головы вверх, пытаясь разглядеть маленькую стальную «птичку» в небе. Самолёт пролетел довольно низко над землёй, но далеко от спасательной группы.

—На «Мирный» пошёл. Хорошо, что там ровное поле есть для посадки, —констатировал Трифон. – Это вам не «АН-2» с их «кукурузными» крыльями: тут разбег определённо должен быть больше.

Вскоре послышался и далёкий рокот винтов приближающихся вертолётов.

Через пять минут обе группы вышли.

Время было ровно 13:00.

Спасательная операция вступила в очередную фазу.

Надолго ли?

№ 11.

Я что-то вижу, —прозвучал голос Трифона в динамиках раций. – Все ко мне! Соблюдать режим тишины. Я возле косого остроугольного тороса, самого высокого с восточной стороны. Подходите осторожно, очевидно, это то, что мы ищем. Не уверен, но всё же, что-то такое… —рация начальника спасателей издала механический треск и умолкла.

Было около 16:00 часов уходящего за горизонт антарктического дня, и группа, после безрезультатных поисков уже собиралась поворачивать назад к стоянке снегоходов, как вдруг Трифон, обходя очередной разлом и влезая на небольшой снежный нанос, увидел нечто, заставившее его застыть на месте. Сняв очки и приблизив к глазам бинокль, он принялся рассматривать впереди лежащее ледяное плато, скрытое до этого от взглядов путешественников сплошной стеной замёрзших вековых глыб. Оно было похоже на кратер обледеневшего вулкана, и если бы он не искал именно нечто похожее, то проследовал бы мимо, отнеся эту природную архитектуру к остальному, привычному всем пейзажу Антарктиды. Однако здесь было что-то иное, заставившее его остановиться и присмотреться более внимательно.

А именно…

Среди абстрактного нагромождения льдин, торчавших вкривь и вкось в разные стороны, он увидел в бинокль на дне ледяного амфитеатра довольно прямую и до безобразия ровную накатанную дорогу, укрытую со всех сторон от любопытных взглядов ледяными глыбами. Дорога была до того прямая, что сразу бросалось в глаза её искусственное происхождение. Природа не могла такое сотворить по своему усмотрению, поскольку известно, что она не любит прямых линий и острых углов – в ней всё кругло, овально и относительно.

Он продолжал стоять и смотреть в бинокль, ожидая, когда подойдут остальные семеро полярников – кто с западной стороны, кто с восточной. Сгруппировавшись, они вопросительно посмотрели на Трифона. Тот, поднеся палец к губам и показывая этим жестом соблюдать тишину, взглядом указал направление, куда нужно смотреть. Все семь спасателей взялись за бинокли.

—Что скажете? – через минуту спросил он шёпотом.

—Да, —также шёпотом ответил бригадир. – Это явно что-то искусственное, не природное. И снегом от бурана не занесено, будто подогревается изнутри. В сущности, как зеркальная поверхность. Уникальное строение! – едва слышно выдохнул он. – Чем-то напоминает наши взлётные полосы, однако, не бетонные.

—Ты думаешь, какой-то неизвестный нам материал?

—Бетон бы сразу замело, вспомни, какой буран прошёл. А этой дороге хоть бы хны… сверкает на солнце как тропа небесная.

Трифон с укором взглянул на бригадира. Пафосные сравнения сейчас тут были явно неуместны.

—Ну что? Будем спускаться, чтоб осмотреть всё вблизи? – спросил он у всех, понимая, впрочем, что никаких возражений не будет. Такое в пустынной Антарктиде пропустить невозможно, если учесть, что на расстоянии нескольких сотен километров по их данным не должно находиться ничего рукотворного, не говоря уже о современной взлётной полосе, да ещё из неизвестного им материала.

—Только аккуратно и осторожно. Рации всем выключить. Держать друг друга в зоне видимости и не делать прыжков или скользящих спусков. По всей видимости, это как раз то, на что однажды наткнулся наш профессор. А значит, мы на правильном пути. Я ещё толком не знаю, какими силами их сюда завлекло, но предполагаю, что они сейчас находятся где-то здесь, в пещере ли, под землёй, в расщелине ли, в гроте. Возможно, во время бурана они наткнулись на какой-то вход, и их попросту завалило глыбами льдин. Отсюда и неработающие рации, и обрыв связи в эфире.

Он ещё раз осмотрел амфитеатр ледяного кратера и прямую линию идеальной дороги.

—Спускаться будем здесь. Кратер невелик, метров четыреста в поперечнике, так что пошли, ребята, аккуратно, не шумя и не высовываясь. Будьте готовы к тем лучам, о которых упоминал Виктор Иванович. Неизвестно ещё, как нас тут воспримут – может вообще скосят лазером. – Он невесело усмехнулся. –Чего не сделаешь ради спасения своих товарищей…

—Может, всё же американцы? – предположил бригадир. – Неофициальный секретный объект, не занесённый ни на одну карту Антарктиды?

—Может… —задумчиво согласился Трифон. – Подойдём ближе – узнаем. Меня интересует материал, из которого сделана эта пресловутая, неведомая дорога. Как ты сказал, «тропа небесная»?..

И они стали спускаться. Цепочкой, осторожно, обходя и лавируя между трещинами, неся на себе рюкзаки, заткнутые за лямки лопаты, ледорубы, и держа в руках носилки.

Через десять минут послышались звуки вертолёта, но они были далеко и едва слышны. Винтокрылые машины обследовали сейчас иной сектор, и Трифон решил не вызывать их, чтобы не выдавать своего присутствия перед неведомыми хозяевами обнаруженного объекта.

Через полчаса дорога была уже видна невооружённым глазом. Вблизи она почти ничем не отличалась от окружающей среды, разве что своей идеальной геометрической прямой линией и необыкновенным материалом, который ещё предстояло обследовать. С воздуха её вряд ли бы заметили, поскольку с высоты птичьего полёта она была такой же белой, как весь снег, прилегающий на всём протяжении ледяного плато.

Впереди возвышались ещё несколько торосов и, укрывшись за одним из них, полярники решили остановиться.

Перед ними, несомненно, проходила какая-то искусственная магистраль, уходящая далеко вперёд и упирающаяся в огромную ледяную гору.

«Странно, – мимолётно отметил про себя Трифон, а с высоты склона эта гора была не видна в бинокль. Сливалась с кратером? Но каким образом»?

Группа рассредоточилась по двое, и по безмолвному жесту бригадира, перебежками начали приближаться ближе, пригибаясь, словно при налёте вражеских бомбардировщиков. Зрелище, надо полагать, было забавным, посмотри на них сейчас кто-нибудь со стороны. Впрочем, такая возможность тоже не исключалась – недаром профессора при его приближении атаковали неведомые лучи, заставившие его потерять счёт времени и впасть в парализованное состояние.

Если есть магистраль, то она должна куда-то вести. Верно?

Как и предполагал Трифон, полоса упиралась в огромные железные двери, утопленные в ледяную громаду горы так, что их поначалу невозможно было заметить ни с земли, ни с воздуха. Они были такого же белого цвета, как и всё кругом – неотличимы от природного образования льдин и торосов.

«Хорошая маскировка, мелькнуло у Трифона. Он вспомнил слова профессора и пожалел, что не поверил ему сразу, когда тот на станции рассказывал о своей загадочной находке. А ведь профессор оказался прав, и это никакая ни галлюцинация».

—Все видят? – шёпотом спросил он и обвёл взглядом подтянувшихся с разных сторон коллег по спасению. Теперь они находились у самой кромки широкой полосы с идеально ровной поверхностью. Это было удивительно: весь наметаемый снег, поднимаемый неслабым ветерком, тут же, не касаясь покрытия, относился в стороны невидимыми струями воздуха, возникавшими непонятно где. По всей видимости, где-то за тумбами работали невидимые агрегаты и, нагнетая спрессованный воздух, обдували им поверхность магистрали со всех сторон. Однако каких-либо звуков работающих механизмов восемь полярников определённо не слышали: кругом расстилалась относительная природная тишина, нарушаемая разве что редким потрескиванием льдин, шелестением ветра, да более далёким гулом курсирующих над секторами вертолётов.

Сама полоса имела в ширину около пятидесяти метров и состояла из…

А вот тут-то Трифон и застопорился в своих догадках. Дотрагиваться до неё было себе дороже – все помнили о парализующих лучах – могла сработать сигнализация или какая-нибудь автономная защита. Что же касается структуры поверхности, то тут, несомненно, нужен был специалист куда более узкого профиля, чем имели все собравшиеся полярники. Здесь нужен был какой-нибудь инженер или технический разработчик новых видов покрытия.

—Даже затрудняюсь предположить, что это за материал… —процедил сквозь зубы Трифон, будучи, обескураженным не на шутку. – Что-то из рода термопластика? – Он обернулся к бригадиру. Остальные пожали плечами, поскольку никто из них действительно никогда не встречался с нечто подобным.

—Я такого материала не знаю, —шёпотом ответил бригадир. – Впервые сталкиваюсь. И не пластик и не стекловидная структура и не каучуковое волокно, и уж, тем более не бетон. Что-то… —он запнулся. – Что-то не наше, не из нашего времени, не земное…

Трифон кивнул головой:

—Тропа небесная, говоришь…

Он ещё раз осмотрел в бинокль массивные двери, утопленные во льду скалы. Через такие громадные створки, если они разъезжаются, могли свободно проследовать пара сверхдальних бомбардировщиков, даже не разминувшись между собой.

—Ангар? – спросил бригадир. – Об этом же думаешь, что и я?

—А хрен его знает, —зло сплюнул под себя Трифон. В горле отчего-то стало неимоверно першить, может от волнения, может от безызвестности. – Так мы догадками ничего не решим. Придётся разведать, что к чему, иначе будем тут стоять столбняком до скончания века. Ну что, друзья? —обернулся он к остальным. – Напрашивается только один очевидный вывод. Так как профессора и его группу мы до сих пор не нашли, значит они находятся за теми дверями. Что бы это ни было, будь то американцы или ещё кто не с нашей планеты, но ребят держат там явно против их воли, иначе они давно дали бы о себе знать. Предлагаю пройти вдоль дороги прямо к входу в этот чёртов ангар. Будем прятаться за льдинами: как подойдём ближе, запросим через Гришу на станции «Академик Фёдоров», как нам поступать. Если это секретная американская база, то, боюсь, помощи нам дождаться не придётся. Если на ледоколе об этом узнают, то данная информация улетит на самые «верха», не исключая Кремля. А там не захотят огласки во избежание международного скандала. Политика хренова, чтоб её. Представляю себе, как взбудоражится весь цивилизованный мир, узнав, что русские обнаружили скрытую во льдах Антарктиды военную базу США. Может у них тут ядерный завод! А это уже попахивает мировым конфликтом после горбачёвского моратория на крылатые ракеты дальнего пользования.

Он сплюнул второй раз. Да что ж такое…

И тут только заметил, что при каждом полярнике под ногами образовались сгустки дырочки. Бригадир и все остальные, оказывается, тоже периодически сплёвывали в сугробы, но никто этого пока ещё не замечал.

«Коллективное першение в горле, подумал Трифон. Это что-то новое… Уж не газ ли какой здесь?» —но вслух пока ничего не сказал. Вместо этого решил понаблюдать и предупредил на всякий случай:

—Так что будем надеяться только на свои силы. Не буду я пока связываться с «Академиком Фёдоровым» —себе дороже будет. Возвратимся с любым результатом – найдём, не найдём —вот тогда и отчитаюсь. Не исключено, что этот объект надёжно охраняется, и мы можем тут застрять так же как и группа профессора, так что, вместо ледокола я свяжусь лишь с нашими вездеходами – пусть знают наше местонахождение… если что.

—Оружие есть у кого? – вдруг спросил бригадир. Впрочем, это было излишним – он сам экипировал всю группу, и в тот момент в посёлке даже подумать не мог, что оно может здесь пригодиться. Это же Антарктида! Зачем здесь оружие? На базе были, конечно, пистолеты и пара ружей в арсенале, но пистолеты по большей части были обычными ракетницами, а винтовки предназначались на отстрел тюленей и сивучей. Поэтому ружья никто и не додумался с собой взять. От кого охраняться – кругом ледяная пустыня на сотни километров во все стороны горизонта…

—Да, мужики… —протянул Трифон. – Задачка у нас ещё та. В тупик мы попали. На ледокол передавать нельзя – разразится международный скандал, а сами мы что? – ноль без палочки. Своими силами мы ничего сделать не сможем, если нас тут обнаружит охрана. В любом случае на конфликт не идём. Арестуют – так арестуют. Американцы вроде гуманный народ, холодная война давно закончилась.

—Это если американцы… —сказал кто-то.

—Ты о чём?

—Могут ведь быть и не они.

Трифон сплюнул в очередной раз. Он непроизвольно наблюдал и за другими: слюноотделение было у всех, но пока никто не придал этому значения.

—Ты прав. Могут быть и другие. Но кто?

—Японцы, австралийцы… —предположил бригадир.

—Такую гору просверлить изнутри? —выдал свои сомнения Трифон. – По всем признакам, если к ней ведёт такая широкая магистраль из неизвестного нам материала, то эта гора должна быть полой, верно?

—Ну, у японцев тоже может быть приличная техника для бурения.

—Ты прав. Ладно, чего гадать? Стоим тут переливаем из пустого в порожнее, а время идёт. Вызову вездеходы и «Мирный», но накажу Гришке, чтобы пока на ледокол ничего не передавал. Пусть только знает, что мы обнаружили некую магистраль и двери в горе высотой метров двадцать. – Он повернулся к бригадиру: —Обозначь наши координаты – передадим на вездеходы. Пока вроде всё тихо и пустынно, нужно рискнуть.

—Не боишься, что запеленгуют и нагрянут сюда?

—Кто? Охрана? Уже давно бы нагрянула. Здесь, по всей видимости, всё автоматически. Иначе, давно уже бы засекли нас. Может этот ангар и вовсе заброшен…

Через минуту он уже тихо разговаривал по рации с вездеходами, убавив звук почти до минимума. Передав координаты и обозначив своё местонахождение, он в двух словах описал ситуацию. Если они по какой-либо причине к десяти вечера не вернутся в расположение лагеря, ни в коем случае не стоит идти на их поиски. Он предупредит «Мирный», а там уже по цепочке информация пойдёт дальше. А то ведь, собственно говоря, как получится? Из команды спасателей они сами превратятся в спасаемых. Не дело это.

Трифон переключился на узел радиостанции «Мирный».

—Гриша, —тихо вызвал он радиста.

—Тут Гриша! – почти радостно проорала рация. – Трифон, чтоб тебя! Почему на связь так долго не…

—Тише ты! – прервал его глава спасателей, чуть не зашипев в динамик трансивера. – Не ори, идиот!

—А.. что… случи…

—Молчи и слушай! Мы наткнулись на какую-то неизвестную магистраль в кратере, ведущую к огромной ледяной горе, имеющей в фасаде двери, похожие на вход в громадный ангар. Сейчас передам координаты, но, ни в коем случае не оповещай пока, ни ледокол, ни РАЭ. Ясно?

—Понял тебя. А профессор?

—Пока нет.

—Американцы?

—Хрен его знает. Всё новое, дорога неизвестной структуры, с вертолётов этот объект не виден. Следов нет, охраны пока тоже не наблюдаем. Возможно, всё на автоматике держится, но не факт. Похоже, это подъездная дорога к секретной базе – мы сейчас в полукилометре от входа. Побродим с полчаса, если не обнаружим профессора и его группу, вернёмся к ночной стоянке – там и подумаем вместе, что делать дальше. Даже девчатам пока ничего не говори. Выйду на связь – тогда и решим.

—Принял. Давай координаты.

—Записывай. – Он повернулся к бригадиру. – Вычислил? Диктуй, я продублирую Грише.

…И тут ЭТО произошло.

Из основания ближайшего к полярникам ледяного тороса бесшумно и стремительно к небу вознёсся какой-то стальной штырь, похожий на телеграфный столб, но выше и шире в несколько раз.

«Чем-то он напоминает гигантскую шариковую ручку с колпачком, как определил тогда профессор» —пронеслось в мозгу у Трифона. Пронеслось, и тут же пропало. Последнее, что он успел заметить, теряя сознание —это как, падая на снег, корчились от боли его товарищи. Их будто скосило неведомым импульсом. Его самого пронзило такой болью, что захотелось кричать от банального безумия – звать на помощь, грызть лёд, вывернуть из себя всё наружу. Всё произошло настолько быстро, что разум отказался от каких-либо дальнейших действий. Разряд тока прошил его тело, парализовав конечности. Бригадир валялся тут же, и его скрюченное тело конвульсивно дёргалось, будто отбивая такт неведомой музыки. Это было страшно! Глаза остальных полярников буквально повылезали из орбит, многие стонали и их рвало. Неизвестного газ с запахом наполнил лёгкие, и через каких-то семь-восемь секунд сознание окончательно погасло. Наступил мрак. Тишина так и осталась никем и ничем не нарушенной: даже упавшая на лёд жестяная кружка, издавшая хоть какой-то шум, не смогла потревожить вековое и величественное безмолвие здешних ледяных глыб. Всё было кончено.

…Вращающийся колпак наверху стержня сделал ещё один оборот вокруг своей оси, послал неведомые лучи по радиусу кратера и, сделав последний виток, так же быстро и бесшумно исчез в глубине, словно провалился в преисподнюю. Последнее сравнение было в духе бригадира полярников, но он уже не мог этого видеть. Парализованные спасатели валялись скорченные, без сознания и только трансивер Трифона, зажатый в сведённой судорогой руке, продолжал настойчиво взывать в пространство Гришиным голосом:

—Алло! Связь! Трифон, выйди на связь! Почему молчишь? Ответь!

Часы начальника спасательной команды в это время показывали 17:48.

До намеченного заранее отхода к стоянке вездеходов оставалось 12 минут…

№ 12.

Они миновали коридор и остановились посередине новой комнаты, с любопытством разглядывая большой чертёж, растянутый на кульмане. По всем признакам это было помещение инженерного цеха проектирования, какие бывают на экспериментальных заводах по изготовлению испытательной техники. Павел первым подошёл к чертежу и уставился на него недоумённым взглядом. Безусловно, это был чертёж какой-то секретной схемы, пока ещё им не понятой, но отчего-то знакомой. Сзади него стоял профессор, держа за руку Андрея, а за ними с ноги на ногу переминался Якут, явным образом ничего не смысля в черчении. Сын полка забавно крутил головой и прижимался к ногам оленевода, определённо выискивая что-нибудь перекусить. Каждому своё, как сказал бы радист Гриша.

Они только что открыли дверь и с опаской вошли в просторное помещение, заранее подготовленные к внезапной встрече с кем-нибудь из хозяев бункера.

Никого.

Как и в предыдущих помещениях, весь зал был покрыт слоем многолетней пыли и встречал непрошеных гостей мерным гулом скрытых агрегатов по нагнетанию тёплого воздуха. На противоположной стене виднелась большая школьная доска, какие бывают в учебных классах, и на ней были мелом начертаны всевозможные чертежи и формулы, сразу повергшие Якута в уныние.

Посреди зала, как раз там, где сейчас стояли путешественники располагались столы со стульями, на которых лежали свёрнутые в рулоны чертежи, кальки, копировальные бумаги вперемежку с лекалами, циркулями, транспортирами, карандашами и угломерами различных конфигураций. Этот творческий беспорядок сразу навевал на мысли, что именно здесь, в этой комнате теоретически создавались и проектировались разнообразные механизмы, агрегаты, бурильные установки и прочая техника.

Павел перевёл изумлённый взгляд на соседний кульман и от волнения чуть не выкрикнул в пустоту:

—Ба! А вот вам и здравствуйте! – он уже не боялся быть услышанным. – Да это же диск Шаубергера!

—Кого? – переспросил Андрей, толкая профессора вперёд. Теперь и они увидели чертёж, приколотый кнопками к проекционному кульману.

—Дисколёт Шаубергера, —пояснил Виктор Иванович. – Собственной персоной. Гипотетически когда-то существовавший стратосферный двухместный корабль, способный подняться за пределы атмосферы в самый настоящий космос. Учёные всего мира до сих пор ведут полемику, существовал ли он на самом деле: сохранилось весьма мало фотографий об его испытательных полётах, и так до конца и не выяснено, успел ли Гитлер реализовать свою мечту выйти с помощью этих дисков в открытый космос.

—А-а… —протянул Андрей, —конечно же, слышал об этом. Видел даже фотографии, просто я не знал, как эти диски назывались.

—Назвали их по имени создателя, Виктора Шаубергера, австрийца по происхождению. Именно его можно считать родоначальником пресловутых летающих тарелок, коими сейчас забито всё информационное поле. На тот момент это был венец инженерной мысли, супертехнология. Гитлер даже подумывал отправить на этом диске первых астронавтов на Луну.

Тем временем Павел уже разглядывал вспомогательные чертежи, на которых были изображены диски в разных ракурсах и положениях: в разрезе, при взлёте, зависании над землёй, посадке. Были и фотографии уже готовых прототипов.

—Значит, прототипы всё же существовали! – восхищённо приговаривал он едва не танцуя от радости и перебирая в руках фотографии объектов. – Так вот куда они перенесли разработки летающих тарелок! Виктор Иванович, посмотрите! Здесь же почти всё конструкторское бюро, эвакуированное из-под Пенемюнде. Они переместились сюда! В Антарктиду!

—Вижу, Паша, вижу. – Начальник станции был возбуждён не менее своего друга и коллеги. – Весь инженерный штат, очевидно, был здесь несколько десятилетий назад. Не всех американцы захватили с собой при разгроме заводов Пенемюнде. Барона фон Брауна забрали, а эти вот, надо полагать, успели переправиться сюда – здесь и творили всё заново. Но, видимо, нацисты так и не успели наладить развёрнутый процесс производства этого чуда техники, иначе бы мы, я имею в виду человечество в целом, уже давно ступили бы на Луну, благодаря разработкам легендарного Шаубергера. Кто знает, если бы диски и ФАУ-3, а, возможно, и ФАУ-4 немцы успели задействовать во время Второй мировой войны, то как бы в конечном итоге всё обернулось для нас с вами, господа-товарищи. Вполне возможно, что цивилизация пошла своим ходом по совсем другому пути развития, и сейчас бы на Луне был не один пресловутый отпечаток ноги Армстронга, а целые лунные базы, и причём, нацистские. Но… как сказал бы наш забавный Гриша, пути господни неисповедимы.

Наконец и Якут придвинулся ближе, упорно до этого не хотевший смотреть на летающие тарелки. Читатель помнит, какой трепет вызывали у него любые упоминания о пришельцах и их летающей технике. Отважный сын тундровых просторов до смятения в душе не мог никак смириться с очевидным фактом, что инопланетяне если и существуют, то абсолютно никаким образом не имеют отношения к полярным духам зла, коими их в детстве пугали недобросовестные шаманы. Таковы уж были заложенные в него поверья – тут ничего не попишешь.

—Вот, Ваня, полюбуйся, —обратился к нему начальник, пряча улыбку. – Перед нами вариант чертежа первой летающей тарелки. И, притом заметь, в оригинале! Не такие уж они и страшные, как ты себе воображаешь с детства. Я не удивлюсь, ребята, если мы, путешествуя дальше по подземелью бункеров, найдём какой-нибудь скрытый ангар, где будут находиться действующие экземпляры, способные подняться за пределы стратосферы. Вот будет сенсация! Пока мои коллеги по всему земному шару ищут доказательства существования этих прототипов – они окажутся у нас перед глазами. Тут любой учёный позавидует, не то, что инженер-конструктор. А может, нацисты здесь построили целый подземный завод и всё же наладили производство, пусть и не межпланетных, но реактивных на атомной тяге похожих и усовершенствованных дисков, способных стремительно носиться между континентами назло всей гравитации Земли. Недаром же адмирал Бёрд после войны нарвался на диски, вылетающих из-под воды, со свастиками на фюзеляжах. Всё возможно, тем более, если учесть, что Виктор Шаубергер состоял в одном из орденов «Туле» ещё задолго до появления института «Ананербе». В 1935-м году «Аненербе» как бы ответвилось от ордена «Туле» и стала отдельной организацией, сначала при СА, а позднее и при СС. Виктор Шаубергер перешёл в «Аненербе» вместе с рядом других выдающихся учёных того времени, и всё это при Третьем рейхе, заметьте.

—Значит, недаром после войны ходили слухи, что нацисты вывозили обогащенный уран за пределы шестидесятой параллели? – скорее утвердительно констатировал Павел, чем спросил. – Помнится, в 1948-м году британская разведка сделала такое заявление. Якобы они перехватили переговоры на немецком языке в районе даже семидесятой параллели, а это уже Антарктида – как не крути. Разговор между двумя командирами субмарин шёл о ядерном реакторе и обогащенном, то ли плутонии, то ли уране.

—Да. Планировалось, что диски Шаубергера будут работать как раз на уране, иными словами, на первом в мире ядерном топливе. Тут, Ваня, —обернулся он к Якуту, —важно не путать ядерное топливо и реактивное. На реактивном у Гитлера в конце войны уже летали «мессершмитты», и это было не новинкой после ФАУ-2. А вот ядерное, извлечённое из обогащённого урана… —он развёл руками, давая понять, что и сам не может подобрать слов. – Это потом уже, позже, американцы перехватят у нацистов секретную технологию, хотя, Павел прав – началось всё с Пенемюнде.

Они всё ещё стояли у чертежей с дисками, как вдруг Андрей невольно выдохнул из себя, указывая на какую-то схему в углу противоположной стены:

—Смотрите!..

—О! – воодушевился профессор. – А вот это уже интересно!

—Как будто до этого было неинтересно… —буркнул Якут, направляясь вслед за друзьями к противоположной стене. Он то и дело оглядывался через плечо на чертежи летающих тарелок, обдумывая свою печальную участь: на кой чёрт его сюда занесло, если можно было спокойно остаться на станции и кормить собак вместо Трифона…

—Теперь будем, наконец, знать, куда нас забросило провидение и где мы находимся.

—А что там?

—Схема бункеров. План эвакуации на случай пожара. Немцы всегда отличались педантичностью, вот мы и узнаем из схемы, в каком помещении сейчас бродим. Предлагаю остановиться в этом конструкторском бюро на обед, а заодно и изучить досконально схему, чтобы знать, какие помещения ждут нас впереди. Зная расположение тех или иных бункеров, нам будет легче ориентироваться в этом лабиринте подземелий. Согласны, господа-товарищи? – Виктор Иванович, похоже, начинал шутить и поднимать всем настроение. – Людей, надо полагать, мы здесь всё равно не найдём: всё автоматизировано и работает в автономном режиме, запрограммированном учёными несколько десятилетий назад – об этом говорит пыль на столах и под ногами. Все залы, что мы прошли, давно покинуты. По каким-то, пока необъяснимым причинам, люди ушли отсюда и, причём, внезапно. Словно был какой-то сигнал тревоги и они, оставив всё, как есть, спешно ретировались, не наведя даже порядок на своих рабочих местах. Вот и посмотрим сейчас на план эвакуации – авось что-нибудь и поймём. Андрюша, будешь переводить надписи и пояснения. Как нога? Успокоилась?

—Сплюньте, —повеселел Андрей. – Терпимо.

Он миновал, ковыляя, Якута, приблизился к стене и стал разглядывать схему. Остальные сгрудились сзади за спиной, и даже Сын полка перестал сопеть, принявшись чистить клювом свой короткошерстный мех (или что у него там по природе)…

—Туалет найди, однако.

—Хорошо! – засмеялся Андрей. – Мы же уже все ходили вечером в лаборатории. Забыл?

—То вчера было. Сейчас опять хочется. Да.

Тут уже все чуть не захохотали во весь голос. Впрочем, Якут был прав. С утра они так и не сходили по нужде: любопытство било через край, и все хотели попасть за двери как можно скорее.

Перед путешественниками висели два керамических полотна одинакового размера два на два метра. Сразу было понятно, что это план расположения тех или иных помещений с поясняющими надписями на немецком языке, написанные как всегда готическим шрифтом. Павел вытащил из кармана блокнот и принялся перерисовывать схему, одновременно внося поясняющие комментарии, которые стал диктовать Андрей.

Схема пожарной безопасности изображала профиль подземных бункеров в разрезе и отдельно планы каждого этажа.

—Так эта База-211 многоярусная! – ахнул профессор, присматриваясь к плану. Стрелки эвакуации давали довольно ясное представление о всём подземном сооружении в целом. Всё было пронумеровано, иногда попадались красные линии, много было поясняющих надписей, о которых Андрей не имел ни малейшего понятия.

—Господи! – взъерошил он волосы. – Да тут сам чёрт ногу сломает. – Я немецкий учил на уровне разговорного языка, а здесь всё сплошь забито техническими терминами. Трубы какие-то, шахты, тоннели, коммуникации… Ну, положим, помещения я ещё переведу. А как быть с техническим оборудованием? Гляньте – всё, что ниже второго этажа – сплошь узкопрофильные термины, обозначающие непонятно что. Это, как если бы немцу дали переводить, скажем, наш термин «Электроэнергомашспецсталь». Представляете, как он сломал бы себе язык об эти «дебри»?

—Ничего, Андрюша, —ободрил его начальник. – Ты переводи, что знаешь, остальное мы сами домыслим. Павел перерисовывает, а потом в обед мы всё это разберём досконально, по этажам, по ярусам, по коридорам и тоннелям. Шахты, говоришь?

—Да. Вот тут, —он провёл пальцем по схематичному изображению какой-то пунктирной линии, уходящей за пределы очерченной жирным цветом периметра. – Этот периметр – границы нашего бункера, где мы сейчас находимся. Шахта выходит за его пределы. Дальше вообще «абракадабра» идёт какая-то. Бункер имеет четыре этажа ниже уровня земли и три этажа ответвлённой системы коммуникаций, утопленных в каком-то наружном кратере у ледниковых торосов. Там есть входные двери, видите? Так называемый, технический вспомогательный вход-выход. Рядом выдолблен в скале огромный ангар, уж не знаю, для самолётов ли или ещё для чего – тут не поясняется. Ангар пронумерован цифрой «4».

—Значит, есть где-то ещё, как минимум три таких же, —согласился профессор. – А это что за линии?

—Уходящие зигзагом в пещеры?

—Да. Вот эти, —указал он пальцем.

—Трубы для отвода воздуха. Боковые, вспомогательные.

—Ясно. А это?

—Колодцы какие-то, не могу перевести. Тут целый город под землёй!

—Скорее, не город, а городок. Одна из ветвей или районов или пригородов – как хотите это называйте. Сам город, подземный, разумеется, где-то ещё впереди, в ином месте. А это лишь технические пристройки: обсерватория, лаборатории, цеха, подсобные склады, коммуникации, конструкторские бюро. Возможно, мы дальше наткнёмся на пустые общежития, столовые, может, архивы какие-нибудь. И я не удивлюсь, если по-прежнему никого не встретим. Если бы тут были люди, нас бы уже давно обнаружили по мониторам. Видели, сколько следящих камер натыкано по углам каждого зала? А нас ведь ещё и записывают – не забывайте. Только всё это происходит автоматически. Считывающие и записывающие устройства работают автономно на движение. Пока в помещениях царит пустота камеры «отдыхают». Стоит кому-то начать двигаться – в данном случае нам – и камеры «оживают».

—Это тоже технология будущего, —заметил Павел. – Их будущего.

—Да. У нас такое уже есть. Но чтобы в конце сороковых годов!.. – профессор развёл руками. – Тут не только Шаубергер, очевидно, приложил руку.

—А что вы хотели, Виктор Иванович? Сами рассказывали, что все наиболее прогрессивные умы человечества на тот момент были собраны здесь. Я не удивлюсь, если тут производилось и первое клонирование. Вспомните лабораторию с мутантами… —Павел заносил в блокнот всё, что диктовал Андрей. Сам Андрей в это время мучительно пытался вспоминать всякие «перфекты», «партицип-цваи» и прочие склонения и падежи немецкого языка. Вот же угораздило! Тут вся институтская программа вылетит из головы напрочь.

—Итак, —подвёл он итог, не совсем ещё разобравшись в пояснительных надписях и технических терминах. – Мы сейчас находимся на первом подземном этаже. Сам бункер, как видите, пирамидой уходит вниз под землю на четыре этажа. Глубина залегание объекта – шестьдесят метров вглубь льдов в ту и в другую сторону, то есть под нашими ногами ещё три этажа или яруса – как вам будет угодно это называть. Сами шахты, трубы вентиляции, колодцы и тоннели уходят вниз и разветвляются в разные стороны на глубине триста метров вековых льдов.

—Однако… —недоумённо поднял брови Якут. После кульмана с летающей тарелкой он заметно приободрился.

—Да, Ваня. Ты прав. Тут работали мощнейшие бурильные установки, которые нам, пожалуй, и не снились. Пробить такую толщу льда не под силу даже нашим современным поточным экскаваторам. Вот где техника была! – Виктор Иванович, будь он приверженцем нацистской партии, возможно, даже бы и загордился такой грандиозностью стройки.

—Что там дальше, Андрюша?

—Пытаюсь перевести. Ах да, пока не забыл – глаза разбегаются: в каждом бункере, где мы уже были, находятся скрытые кабины лифтов, возможно, поэтому мы их и не заметили с первого раза. Здесь тоже есть лифт. Если позже захотим – сможем спуститься на нижние этажи.

—А что там?

—Погоди, Ваня. Давай постепенно, успеем ещё. Надо с первым этажом вначале разобраться.

—Кушать уже хочется, однако. И пингвин голодный.

—Вот за обедом всё и решим.

—Двери лифта ничем не отличаются от поверхности стен, —продолжал Андрей, опираясь на руку профессора. Он указал пальцем на одну из чёрточек с надписью, а про себя был рад, что и он пригодился, наконец: а то был бы бесполезной обузой для своих товарищей с этой чёртовой ногой. Впрочем, отчего же «чёртовой» – нога-то его…

Ладно, это уже из области философии.

—Дальше мы видим зал бюро. Мы сейчас находимся вот здесь, —он показал пальцем на одну из частей схемы.

—Тебе бы указку, однако…

—Обойдусь. Не мешай. Шахту с рельсами и вагонетками мы оставляем в стороне – именно по ней мы дошли до дверей. Видите, рельсы обозначены?

—Давай дальше.

—Погодите. Всего их четыре по всем сторонам базы, и одна из них, самая объёмная ведёт к краю схемы и там обрывается. Волею случая мы попали не в неё, а с другой стороны.

—Всё ясно, —кивнул начальник. – Эта основная шахта и ведёт к самому городу. Здесь он не обозначен, возможно, где-то на других этажах мы найдём более конкретный план. Не забывайте, что это схема пожарной безопасности лишь первого этажа – она для него и предназначена.

—Далее по периметру всего первого этажа идут всяческие лаборатории, наподобие той, в какую мы уже по пути посетили. Видите разграничения бункеров? Первым помещением после шахты у нас была обсерватория с чудо-телескопом. Вот она на схеме. Затем медицинская лаборатория с мутантами и вот это конструкторское бюро. Заметьте, всё, что я показываю вам на левой стороне схемы – всё так же дублируется и на правой. То есть, попади мы на эту базу с другого входа, ну, скажем, не с западного, а восточного – мы точно так же оказались бы вначале в обсерватории, затем в лаборатории и, наконец, в таком же конструкторском бюро, как сейчас.

—Да, я уже заметил симметричность расположения помещений, —отметил профессор. – Иными словами все бункеры дублируют друг друга. Их по два на каждом этаже. Всё просто. Это сделано на случай утечки информации, а, возможно, и природных катаклизмов… да даже на случай того же пожара. Сгорит или разрушится одна сторона – всегда в запасе есть другая. Группа учёных работает здесь на левой стороне, а другая группа, независимо от первой, так же параллельно занимается тем же, только на правой стороне. Узнаю почерк СС.

—И что, на той стороне есть точно такой же телескоп, однако?

—И телескоп, Ваня, и мутанты в пробирках…

—И летающая тарелка на чертежах?

—Вот уж этого не знаю. Кому что, а ему тарелка. Сдалась она тебе!

—Погодите, —прервал их Павел. – Я вижу какие-то цифры и поясняющие надписи. Что это, Андрей? Параметры?

—Да. Техническая характеристика базы. Высота или, точнее, глубина вместе с коммуникациями – 500 метров, из них 300 метров – это жилые и задействованные бункеры, площадью в четыре квадратных километра. База представляет собой квадратную пирамиду из четырёх этажей, как вы видите, уходящую конусом вглубь породы. Впрочем, об этом я уже сказал в самом начале. Здесь помечено, что первый этаж, самый верхний вмещает в себя все технические и технологические цеха, сообщающиеся между собой. Дальше идёт «пульт управления». Второй этаж, уходящий под землю – это полностью жилые помещения. Вот, смотрите: по периметру идут спальные комнаты, рассчитанные на полторы тысячи человек.

—Однако… —выдохнул Якут.

—И это только в этой части Базы, Ваня! – поддержал его профессор. – Поразительно!

Павел тоже хмыкнул и почесал карандашом за ухом.

—Там же находятся комнаты отдыха, —продолжал Андрей переводить надписи. – Кинозал, библиотека, большой спортзал и даже бассейн. Здесь же на втором этаже располагается и карантинный блок, где, по-видимому, отдыхали экипажи субмарин, пока велась разгрузка караванов. Душевые, санузлы находятся рядом. Общая столовая и довольно большая кухня, способная за один присест накормить до трёхсот человек. Сразу за кухней находится просторный лазарет для больных.

—Я слышал, что немцы весьма скрупулёзно относились к заболевшим, если дело касалось каких-нибудь секретных проектов, —вставил Павел. – Во избежание вспышек эпидемий больного просто устраняли: или сжигали или, облив хлорной известью, закапывали глубоко – так, что и трупоедам было не добраться.

—Это касалось только рядового состава, —добавил профессор. – А если это был высший персонал базы или выдающийся конструктор, его попросту изолировали. Сколько там коек, Андрей?

—Пятьдесят койко-мест.

—Вот именно. Это места для избранных. А обычный персонал, при болезни, уничтожался. Скидывали прямо в расщелины льдов, не утруждая себя ритуалами погребения: этакая братская могила. Затем, следующим караваном пустые бреши заполнялись новыми кандидатами. И так – по конвейеру.

—Переходим к третьему этажу, —продолжил Андрей, чувствуя теперь хоть какую-то полноценность среди товарищей. – Ты успеваешь перерисовывать? – обратился он к Павлу.

—Да. Как раз нормально диктуешь.

—На третьем этаже под нами находятся склады с продуктами и прочей провизией, рассчитанные на долгие сроки хранения.

—О!

Все сразу засмеялись.

—Да, Ваня, —похлопал его по плечу начальник. – Как раз то, что тебе нужно.

—Туда надо попасть, однако.

—И туда попадём, и везде побываем. Андрей вот сейчас закончит переводить, сразу и спустимся на лифте. Раз живых людей нет, мы должны эту часть Базы изучить досконально – неизвестно ещё, сколько нам тут придётся времени провести, пока не найдём способ выбраться отсюда. Так что потерпи немного. Мы тоже все проголодались.

Андрей тем временем водил пальцем по схеме, сверялся с дубликатом и что-то бормотал себе под нос, очевидно переводя труднодоступные словосочетания и технические термины.

—Вот, нашёл! Кроме складов с продуктами есть ещё водные резервуары, кладовки для кухонной утвари, агрегаты для нагревания, и прочее оборудование. Один тоннель ответвляется в сторону и ведёт за границу схемы, но там обозначена… погодите… —он почесал затылок. – Точно! Тоннель ведёт к… пивоварне.

—К кому… к чему? – Павел аж запнулся.

—К пивоварне, Паша. К самой настоящей пивоварне.

—А чему ты удивляешься? – улыбнулся профессор. – Мы же предполагали нечто подобное. Фермы, скотные дворы, заводы, пивоварни, хлебопекарни… Если учесть, как немцы любят пиво – это их едва ли не национальный напиток – то почему бы тут не быть какой-нибудь пивоварни, изготовляющей баварское пиво из солода и выращенного тут же ячменя?

—Ну, в принципе, пожалуй, вы правы.

—Есть ещё какой-то громадный зал на первом этаже, но отчего-то без названия… Ах нет, стоп! Название-то есть, только отчего-то оно выведено в стороне от зала, будто не имеет к нему никакого отношения. И уместно ли оно здесь?

—А что там?

—Написано: «MUSEUМ».

—Час от часу не легче! – выдохнул Павел. – Музей в Антарктиде? Под землёй?

Виктор Иванович лукаво прищурился.

—Вот туда-то нам и надо в первую очередь! Скорее, это не музей, а какой-нибудь архив или обыкновенный огромный склад всех трофеев, которые нацисты грабили по всей Европе в ходе её завоевания. Приплюсуй Северную Африку и нашу Белоруссию, Молдавию, Украину, Прибалтику и Россию до самой Москвы. Дальше немцы, как известно, не продвинулись. Контрибуции, как Наполеон они с поверженных стран не взимали – просто грабили начисто и вывозили вагонами к себе в Германию. А затем переправляли караванами сюда.

—Я протестую, однако… —испугался Якут, что визит в сокровищницу третьего рейха затянется на неопределённое время. – Сначала склады с продовольствием, потом музей. Хоть десять музеев!

Андрей победно поднял палец.

—А сейчас вы совсем удивитесь. Переходим к самому нижнему этажу – четвёртому. Это не что иное, как ядерный реактор, питающий весь этот подземный город.

—Какой? – чуть не поперхнулся Павел.

—Ядерный. Я вижу здесь слово «ATOMISCH».

—И снова ты удивляешься, Паша, —улыбнулся профессор. – Вспомни, что мы предполагали, не далее, как несколько минут назад? Почему бы и нет, раз тут бывал гениальный Шаубергер и весь его штаб?

—Я не столько удивлён, как обескуражен. Не думал, что мы так скоро его обнаружим.

—А от кого его тут скрывать? Экипажи подлодок в эти помещения допуск не имели, о нём никто не знал кроме специального персонала – даже рабочие истреблялись, кто его ставил. Сами же разработчики и конструкторы были, что называется, погребены здесь навечно, не имея никакого сношения с внешним миром. Выход на поверхность и пересечение с матросами субмарин был им заказан. Все, кто имел хоть какое-то отношение к проекту, так и остались в этих подземельях навсегда. Кинозалы, библиотеки, бассейн, спортзалы, ну может ещё специально подготовленные для любовных утех фройляйн – вот и все их развлечения на всю оставшуюся жизнь. Секрет атомного реактора никак не мог покинуть стен данного подземелья. Об этом заботилась охрана СС. А что до настоящей схемы, где он изображён в плане эвакуации – так этой схемой только специалисты и пользовались. Это мы тут нагрянули внезапно, когда нас не ждали, как сказал бы наш Гриша.

—Вместе с ядерным реактором, —тем временем продолжал Андрей, —на четвёртом уровне так же находятся дизельная и электростанция.

—Ну, а где же все люди, однако? Хотя бы мёртвые?

Андрей бросил шутливый взгляд на Якута.

—Хочешь с кем-нибудь познакомиться?

—Шайтан тебя забери, нет, конечно! Но трупы-то должны где-нибудь быть, раз живых мы до сих пор не видели.

—Ваня резонно говорит. Если тут всё на автоматике, кто-то же должен был её программировать? Хотя бы самый последний?

—Возможно, здесь прошёл какой-то мор и все спешно эвакуировались, —предположил Павел. – Эпидемия скосила персонал, а остальные ушли по тоннелям в основной город, которого мы ещё не видели. Базу законсервировали и оставили работать автономно до «лучших времён».

Андрей присмотрелся к схеме.

—Есть ещё одно громадное помещение на втором этаже. Я вначале подумал, что это какое-то спортивное сооружение, примыкающее к спортзалу, но, видимо, его нужно расценивать как отдельное, величиною с футбольное поле – я именно о нём и подумал вначале.

—А что тебя заставило усомниться?

—Надпись. Точнее, их две —разные на обеих схемах. На левой я вижу «Anabiose-Hall». На правой «Saal der sarkophage».

—Ясно. Тут можно и без перевода, —воодушевился начальник. – Залы lkz анабиозом и c саркофагами.

—И что это значит, однако?

—Пока не знаю, Ваня. Но, по всей видимости, в том огромном помещении, будто в семейном склепе, находятся некие замороженные в криогене личности, имеющие непосредственное отношение к нашей базе. Точнее, не к нашей, а к их.

—Что-то типа «сонной комнаты», —подтвердил Андрей. —Вон надпись сбоку: «Schlafzimmer». Обозначает, как «Комната для сна».

—Покажи, где? – спохватился профессор.

—Вот, —указал пальцем Андрей на внутренний графический рисунок чертежа с готической надписью.

—Вот там-то, друзья мои, и находится весь цвет нации четвёртого рейха! Туда-то мы сейчас и двинем.

—Сначала к продуктам! – запротестовал Якут. – Пингвин есть хочет, однако.

—Не пингвин, а скорее ты… —засмеялся Виктор Иванович. – Ладно. Ты всё перевёл, Андрюша? Ничего не пропустил?

—Вроде бы нет. Тут много ещё вспомогательных терминов и дополнительных сносок, но основное я Паше продиктовал. Успел перечертить? – обернулся он к другу.

—Успел. Схема теперь у нас.

—Меня всё время сбивали с толку эти стрелки направлений при пожаре. Аж в глазах зарябило. К тому же эти чёртовые пунктиры, развёртки, зигзаги… тут и криптолог бы ногу сломал.

—Правда? – лукаво спросил Виктор Иванович.

—Конечно! Клянусь вот этим шкафом.

—Но, зато ты нам помог, как никто другой. Молодец!

Затем обернулся к остальным.

—По банке тушёнки у нас ещё есть, так что, предлагаю сегодня остаться на ужин здесь и отдохнуть как следует, а уже завтра с раннего утра продолжить осмотр. Прежде всего —Ваня прав —вначале продукты. Потом зал криогенной заморозки.

—А что это?

—Крионика, Иван, это технология заморозки при температуре жидкого азота минус сто девяносто шесть градусов по Цельсию. Но ведь крионикой начали заниматься лишь несколько лет назад, и то, весьма медленно, с потугами. Ранее такая технология была попросту недоступна для учёных всей планеты. Неужели нацисты и тут обогнали своё время? Каким образом они могли получать столь сверхнизкую температуру в сороковых годах?

—Если у них есть атомная энергия, то возможно всё невозможное, —добавил Павел, —простите за тавтологию.

—Ваня, я предлагаю другой план, —вдруг переменил решение начальник. – Кофе на утро с бутербродами у нас ещё есть. Сейчас плотно поужинаем, и утром прямиком на лифте спускаемся на второй этаж в зал анабиоза. Вначале убедимся в нашем предположении, а затем уже продолжим спокойно осматривать базу. Если живых людей мы не обнаружим, то и нам спокойнее будет пополнить запасы продовольствия в твоих складах.

—Они не мои, —обиделся отважный оленевод.

—Ну-ну, не сердись. Это я образно сказал. Если живых нет, нам даже лучше, как бы ни цинично это звучало. Кто его знает, как бы нас тут встретили: гости-то мы не желанные, непрошеные, влезшие в их тайну, скрываемую от всего мира.

Так они провели время до вечера, изучая подробный план Базы-211, а точнее, лишь одной её части.

Андрей обнаружил на схеме ещё ответвлённые тоннели, лучами расходившиеся в разные направления за пределы керамических пластин.

За ужином Виктор Иванович высказал кое-какие свои соображения.

№ 13.

—Я предполагаю, что тоннели слева, выходящие за границы схемы, как раз сообщаются с заводами и цехами, а справа – тот, что самый широкий – ведёт к основному подземному городу. Возможно, ещё есть где-то верфи и причальные пирсы для разгрузки субмарин. Английская разведка ведь недаром предполагала, что подо льдами Антарктиды нацисты наладили собственное производство подводных лодок. После ангара с диском Шаубергера я не удивлюсь, что тут могли собирать и реактивные «мессершмитты-262». Из этого следует вывод: данный бункер, в который мы волею бурана попали без приглашения, является лишь малой частью всего подземного города под названием Новый Берлин. Это как одна ячейка соты в гигантском пчелином улье.

—И эти «соты», имеющие между собой сообщение посредством тоннелей, простираются под землёй…

—На многие десятки километров. Ты прав, Андрюша. Тот тоннель, по которому мы сюда пришли, был, скорее всего, верхний. Не подземный. Вообще, история тоннелей по всей планете довольно загадочна. Если хотите – расскажу. Теперь, наверное, можно слегка и расслабиться, раз никого нет. Третий день не встречаем ни одного из представителей базы, а прошли, судя по схеме уже почти весь первый этаж.

—Может, на втором найдутся, однако. Лишь бы в складах не повстречались.

—Кому что, а Ивану склады, —засмеялся Виктор Иванович, поддерживаемый остальными.

После ужина, разогретого на спиртовке, все расположились в удобных креслах вокруг проекционного стола, где когда-то восседали и творили проекты неведомые конструкторы третьего рейха. Остатки тушёнки отдали Сыну полка, и он занимался тем, что пытался клювом вычистить очередную банку, катая её по полу, отчего в бюро создавался непривычный шум. Так как бояться всё равно было некого, путешественники позволили ему эту забаву, зная наперёд, что завтра подобные игры на втором этаже будут уже неуместны.

—Начнём с того, —пустил дым в потолок профессор, —что с давних пор строители бункеров, шахт, линий метро и прочих подземных сооружений сталкивались с огромными подземными пустотами носившие определённо рукотворные следы. Это вам не карстовые пещеры – тут дело рук человека. Они существуют не только в виде гигантских подземных залов, стены которых обработаны неизвестными нам мощнейшими механизмами, но также в виде линейных проходок и тоннелей под землёй идеально прямой формы. Вот вам очередной пример: мы сейчас столкнулись имен с этим. Однако такие буровые проходки встречались ещё испокон веков – не мы первые, кто подобное обнаружил.

За последние десять-двадцать лет такие находки посыпались на проходчиков, словно из рога изобилия: были обнаружены буквально сотни фрагментов старых тоннелей почти на всех континентах планеты. До недавнего времени под вопросом была Австралия, но вскоре и там наткнулись на целую сеть разветвлённых шахт под землёй. Оставалась Антарктида… Теперь, благодаря нашему открытию, и она перестала быть белым пятном на общей карте подземных разработок планеты.

Виктор Иванович погасил окурок в банке для карандашей.

—Как вы уже догадались, древние тоннели отличаются абсолютным совершенством и удивительной точностью обработки внутренних стен – как правило, они оплавлены, будто подвергались сильной тепловой обработке при сверхвысокой температуре. Они идеально направлены по компасу и ориентированы на определённые магнитные поля Земли. Судя по анализам обработанных пород, их возраст колеблется, на секундочку, внимание… от десятков до сотен тысяч лет! Павел, ты знаешь об этом – мы не раз беседовали с тобой на эту тему.

Инженер кивнул, и начальник станции продолжил:

—Наравне с камнями Ики, дольменами, сейдами, статуями острова Пито-Као, Бермудским треугольником, Зоной-51 и прочими необъяснимыми фактами, эти тоннели также представляют загадку для всего человечества. Я уже не привожу в качестве сравнения Стоунхэндж, золотую цепочку в отложениях триасового периода, круги на полях или те же пресловутые шаровые молнии —загадок на планете хватает, и эти тоннели по праву занимают среди них почётное, никем ещё не доказанное, место. Хотел ещё добавить в этот ряд Тунгусский метеорит, но откинул этот факт, поскольку данная сенсация была ничем иным, как последствиями опытов Николы Теслы в противоположном конце земного шара. Паша об этом знает.

Инженер снова кивнул, а у Андрея, напротив, брови поползли вверх от удивления.

—Да-да, Андрюша. Падения метеорита никакого не было, это доказал ещё Леонид Кулик со своей экспедицией. А вот опыты знаменитого позже Николы Теслы как раз имели место. Но об этом как-нибудь в другой раз – уж больно тема обширная. Вот и эти тоннели заняли своё место в перечне неопознанных загадок планеты. А теперь, давайте рассмотрим имеющуюся реальную – подчеркну – реальную информацию о древних тоннелях и искусственных выработках, дошедших до нас сквозь бездну веков. Возьмём несколько, относительно разных случаев, не пересекающихся между собой ни географически, ни исторически по своей сущности. В общих чертах это выглядит так. В Поволжье, в районе Медведицкой гряды обнаружена и нанесена на карту разветвлённая сеть подземных тоннелей, обследованных на десятки километров в разные стороны. Горизонтальные выработки имеют круглое сечение, а иногда и строго овальное, что объяснить действием природных сил просто невозможно. Диаметр этого подземного сооружения достигает двадцати метров, а в некоторых местах при стыках с другими ответвлениями – и всех тридцать. По всей длине рукавов выдержана постоянная ширина и направление, что исключает возможность протекания там древнего русла реки. Глубина тоннеля тридцать метров от поверхности, и по мере приближения к подножию Медведицкой гряды, диаметр постепенно увеличивается с тридцати до восьмидесяти, далее —до ста, и уже на самой глубине диаметр полостей достигает ста двадцати метров, превращаясь под горой в громадный зал-амфитеатр. Оттуда под разными углами уходят ещё три семиметровых тоннеля, очевидно, предназначенные для каких-то вспомогательных целей. Становится понятным, что Медведицкая гряда некогда была узлом или перекрёстком, где сходились тоннели из разных регионов, в том числе и Кавказа. По всей видимости, из этого узла в древние времена можно было попасть не только в Крым, но и в северные регионы России, на Новую Землю, и даже далее – на Североамериканский континент.

Профессор подкурил новую папиросу и, убедившись, что его слушают с величайшим интересом, продолжил.

—Некоторые уфологии и альтернативные учёные —в частности тот же Эрик фон Деникен из Швейцарии – считают, что многие тоннели и в настоящее время являются действующими, используясь в качестве транспортных подземных артерий при базах НЛО.

Как только начальник станции произнёс последнюю фразу, Якут навострил уши и прижал к себе Сына полка.

—Недаром в том же Крыму в разные года, наблюдавшие НЛО не раз видели, как эти аппараты влетают внутрь горы Ай-Петри и Чатырдаг, вылетая как раз в районе Мраморной пещеры.

Виктор Иванович, сдерживая смех, бросил взгляд на отважного оленевода.

—Далее. В окрестностях небольшого калифорнийского городка, в горной местности под названием Казо Дьяболо есть пещера, стены которой необыкновенно ровные и гладкие, как будто их кто-то отшлифовывал до зеркального блеска. На стенах и потолках начертаны странные иероглифические письмена, а попавшие туда очевидцы, все как один рассказывают о подземном гуле невидимых работающих агрегатов. И этому тоннелю, по предположениям археологов, не менее тридцати тысяч лет.

Павел хмыкнул и кивнул, давая понять, что полностью согласен с рассказчиком.

—В Южной Америке, —продолжил Виктор Иванович, —в ходе недавних исследований всё того же учёного-популяризатора Эрика фон Деникена, под поверхностью всеми известной пустыни Наска обнаружены многокилометровые тоннели, по которым до сих пор течёт – заметьте! – дистиллированная вода. Стены гладкие, будто покрыты глазурью или отполированы. Строго периодично расположены вентиляционные шахты диаметром около пяти метров, и помещения под землёй, размерами с концертный зал консерватории. В центральном зале находится стол и семь кресел из неизвестного материала, удивительно похожего на… современный пластик. Дальше – больше. По периметру зала обнаружены отлитые из золота большие фигуры «несовместимых» по времени существ: ископаемых ящеров, трилобитов, ихтиозавров и прочих. В следующем зале находится так называемая «библиотека» из нескольких тысяч металлических тесненных пластин, размером метр на метр каждая, несущая в себе какую-то, неизвестную науке информацию. Все пластины особым образом проштампованы и светятся при инфракрасном излучении.

Он сделал паузу…

—В Перу и Эквадоре тоже зафиксирован случай обнаружения тоннелей. В 1976-м году там нашли подобный подземный зал, по стенам которого шли полки с древними книгами, листы которых были сделаны из чистого золота и заполнены неизвестными письменами, не расшифрованными и по сей день. Совсем как Манускрипт Войнича – тот тоже не поддаётся дешифровке и классификации. Безусловно, тоннели и залы использовались неведомыми создателями не только для передвижения и сообщения между целыми континентами, но и как хранилища ценной информации, рассчитанной на длительное время – возможно даже на несколько тысячелетий вперёд. Далее… в Словении и Польше в горном массиве Татры высится гора Бабья, высотой 1725 метров. Отчего, спросите вы, я так точно помню высоту? Всё очень просто. Будучи ещё аспирантом в университете, я самолично взбирался на её вершину в составе группы изыскателей. Я тогда только начинал свою карьеру геолога, и вот что вам скажу: под ней до нас также обнаружили тоннели, лучами входящие в огромную подземную пещеру, стены и пол которой были покрыты материалом, похожим на стекло. Мы пытались отколоть хотя бы маленький кусочек этого материала, но стальной молоток отскакивал от него как от резины, не оставляя даже царапин. Это я вам, так сказать, от первого лица говорю. Внутри было сухо. Выходящие из этого зала несколько тоннелей имели, то треугольное, то овальное сечение. По словам наших тогда кураторов экспедиции, по этим тоннелям оттуда можно было попасть в разные страны и разные континенты, так они сообщались между собой тысячекилометровыми подземными магистралями. Не удивляйся, Андрюша, я собственными глазами видел предполагаемую схему, разработанную учёными: например, тоннель слева гипотетически вёл в Германию, затем в Англию, и дальше – под американский континент через всю Атлантику. Правый тоннель, разветвляясь, должен тянуться в Россию, на Кавказ, потом через всю Сибирь – в Китай и Японию, а оттуда опять же в Америку, где и соединяется с левым тоннелем. Попасть в Америку можно и по другим подземным магистралям и шахтам. Они проложены под Северным и Южным полюсами, как, например, здесь.

—О! – поднял палец вверх Якут. – Это что же, я могу попасть к себе домой, однако?

Начальник улыбнулся.

—Не только ты, Ваня. Мы все можем попасть, однако, это пока только гипотетически. Их ещё нужно найти, эти магистрали. – Он похлопал друга по плечу. – Вот обследуем базу, тогда и примемся искать такие тоннели.

—Нам хотя бы до складов добраться…

—Согласен, ибо ты не отстанешь. Сначала продукты – потом тоннели.

И все дружно рассмеялись. Настроение, после того, как они определили, что находятся на базе в одиночестве, заметно поднялось, даже Сын полка успел что-то хрюкнуть и влезть клювом в раскрытый тубус для чертежей. Не обнаружив там рыбы, он, тем не менее, не пал духом: время завтрака ещё не настало.

—Ну, и напоследок расскажу вам об Азиатском варианте. Не так давно в провинции Китая Хунакь, на южном берегу озера Дунтинху, к юго-западу от города Ухань, рядом с одной из круглых пирамид, китайские археологи открыли засыпанный проход, который привёл их в подземный лабиринт. Его каменные стены оказались поразительно гладкими и тщательно обработанными будто лазером, что дало учёным основание исключить их природное происхождение. Один из многих симметрично расположенных проходов привёл археологов в большой подземный зал, стены и потолок которого были покрыты множеством рисунков непонятных существ, не встречающихся даже в мифологии. Рисунки были обозначены неизвестными лингвистам иероглифами. На одном из рисунков изображена сцена охоты на диковинного зверя, имеющего такое же отношение к земным видам, как гусиный паштет к гипотенузе треугольника – это я в шутку сравнил. Сверху виднелись существа в «современной» одежде, сидящие в круглом корабле, очень похожем на аппарат НЛО. – Начальник бросил взгляд на Якута и чуть не расхохотался. Бедный оленевод, при последних словах попытался спрятаться за спину ничего не понимающего Сына полка, однако, тот, не оценив столь дружеского внимания, в порыве возвышенных чувств, клюнул своего хозяина чуть ниже поясницы. Когда речь заходила об инопланетянах, у Якута напрочь пропадало чувство юмора.

Ну, да ладно. Не будем на этом факте заострять внимания, тем более, что в остальных случаях отважный сын тундровых просторов вёл себя весьма достойно.

—Другой рисунок, —продолжил профессор, —представляет собой десять шаров на ровном расстоянии друг от друга, размещённых вокруг некоего центра, и напоминает строение Солнечной системы, причём третий шар явно похож на Землю и соединён с четвёртым (Марсом) между собой линией в виде петли. Это может быть свидетельством какой-то непонятной нам связи между двумя планетами за гранью миллионов лет. Учёные определили возраст расположенных рядом пирамид. Внимание! Углеродный анализ извлечённого из них материала показал… двести сорок пять тысяч лет, ребятки мои! Плюс-минус десяток-другой, но, сами понимаете, это уже не столь важно в данных предположениях. Четверть миллиона лет! Ничего не навевает вам? Это старше египетских пирамид почти в десять раз!

—Я этот факт не знал, —почесал затылок Павел.

—Ты не знал, Андрей с Ваней не знали, да многие не знали. Этот случай особо не афишировался – Китай-то был коммунистическим, за железным занавесом, только недавно всплыли кое-какие загадочные факты. А к скольким мы ещё не имеем доступ! Американский учёный Вольф Трешер как-то заявил, что каждые двести миллионов лет на Земле происходят глобальные катастрофы с исчезновением до 80-ти процентов флоры и фауны, и последняя такая произошла на границе эоцена, «всего» каких-то 30 миллионов лет назад, в результате падения очередного астероида. Возможно, те существа на рисунках были отголосками того биоценоза, что населял Землю до глобальной катастрофы, не находите? А вот более мелкие разрушения в виде падения небольших метеоритов и сопутствующих им землетрясениям, цунами, извержения супервулканов составляют, по его мнению, периодичность в 100 тысяч, 41 тысячу, и 21 тысячу лет. Возможно, какая-та неизвестная нам цивилизация, зная о таких циклах и желая избежать их последствий, и создали по всей Земле сеть тоннелей, которые могут общаться между собой тысячекилометровыми магистралями. Укрывшись в них, они до поры до времени выживали, а затем, исчезнув по какой-то неизвестной причине, оставили нам своё «наследие» в виде золотых книг и загадочных рисунков.

Он встал, потянулся, соединил два кресла, поставив между ними стул, и предложил друзьям сделать тоже самое.

—А теперь спать. Завтра день будет не менее насыщенным. Мы пройдём весь первый этаж до самого ЦПУ.

—Чего? – не понял Якут.

—До Центрального Пульта Управления, Ваня. Сокращённо – ЦПУ. Если там есть приёмо-передающее устройство – попробуем связаться с Гришей на станции. А второй этаж оставим на потом. Не переживай, доберёмся мы до твоих складов, будь уверен. Думаешь, нам не хочется пополнить запасы продовольствия – ведь ещё не ясно, на какой промежуток времени мы тут застряли…

Через пятнадцать минут друзья уже спали чутким сном, кое-как умостившись в креслах.

Всё так же мерно гудели механизмы за стеной, всё так же с потолка лился синеватый приятный свет, и работали тепловые калориферы нагнетания воздуха. Ночь в бюро застала их тихой и спокойной.

Один раз, правда, около трёх часов ночи Сын полка внезапно встрепенулся и как комнатная собачонка навострил уши. Посмотрев на двери лифта, он чутко прислушался: ему послышалось какое-то едва уловимое движение на нижних этажах конусной пирамиды – какой-то лёгкий шорох, будто что-то протащили по пыльному полу.

Впрочем, через минуту он успокоился и, повернувшись на брюхо, прижался к креслу Якута. Видимо, померещилось. Во всяком случае, никто другой ничего не услышал.

Все глубоко спали, и это была их третья ночь на Базе-211.

№ 14.

Часы на руке Трифона показывали 17 часов 48 минут. И они стояли. Стояли так же, как и у всех участников спасательной экспедиции.

Он только что открыл глаза после обморока, и с удивлением смотрел на застывшую секундную стрелку. Голова раскалывалась, будто внутри пролетело звено тяжёлых бомбардировщиков. Тело ныло от нестерпимой боли. Хотелось пошевелиться, но при первом же неудачном движении позвоночник буквально прошило зарядом тока: он попробовал крикнуть, однако онемевшие губы выдавили из себя только притихший свист, похожий на сипение старого паровоза.

Всё ещё скорчившись лежа на осколке льдины, Трифон медленно, морщась , повернул голову и посмотрел сначала вправо от себя, а затем через минуту, с таким же усилием перевёл взгляд влево. Рядом с ним в нелепых позах валялись его товарищи, начинающие тоже приходить в себя. Послышались отрывочные стоны и протяжные вздохи, будто люди просыпались после долгого и глубокого сна.

Сознание возвращалось медленно, толчками. Он отыскал взглядом бригадира и, убедившись, что тот жив, дрожащей рукой зачерпнул горсть снега и омыл влажное от пота лицо.

Наконец до сознания начали доходить звуки далёких вертолётов – значит, поисковая команда в воздухе всё ещё продолжала свою работу. Сколько же, в таком случае, длился их всеобщий обморок? Кто-то рядом кричал, громко и отрывисто. Звуки буквально врезались в уши. Голос знакомый, но слишком громкий… хотелось зажать уши руками и полежать ещё спокойно минуту-другую. Но нет. Зачем так орать?

Трифон скорчился от головной боли – в мозгу стучали тысячи наковален. Опустив взгляд, он увидел лежащий рядом трансивер: многократно усиленный динамиком шум исходил именно из него. Превозмогая боль, Трифон подтянул левую руку к себе и, придерживая рацию непослушной ладонью, кое-как большим и указательным пальцем переключил кнопку с «приёма» на «передачу».

—Гри-ша… мать твою… Не ори так… – Он поморщился. Занемевший рот едва выговаривал привычные звуки, пытаясь облечь их в еле различимые слова. – Ох! Дай… минуту, —выдавил он пересохшими губами. – Я… отвечу. Только… дай пару минут.

Так же медленно и едва ворочая конечностями, он перекатился на спину, шумно выдохнул воздух и на миг уставился в небо. Оно было серым, маленькое солнце скользило почти над горизонтом, и не было никакой возможности узнать, сколько они провалялись в снегу. Раскинув руки и вытянув ноги, он принял положение «звёздочки», ожидая, когда циркуляция крови возобновится и можно будет сделать попытку подняться.

Вокруг в радиусе двадцати метров слышалась возня его товарищей, пытающихся, как и он прийти в себя после загадочной и внезапной потери сознания. Каждый пытался понять, где он находится и что с ним произошло.

Рация, между тем выкрикивала голосом радиста:

—Трифон! Фу-х! Ответил!

Изрядно потрёпанный начальник группы всё же, наконец, удосужился ответить.

—Ты можешь… потише? Нас и так уже… обнаружили. – Вместе с тошнотой появилась мерзкая икота.

—Что случилось? Где вы? Почему у тебя голос такой? Как из могилы!

—Гриша… не ори, мать твою, понял? Дай отдышаться…

—Но ты можешь хотя бы сказать – все целы или нет?

Трифон обвёл воспалёнными глазами место происшедшего инцидента. Многие, отплёвываясь и кашляя, уже поднимались на ноги, но трупов, к счастью он не заметил.

—Все живы. Сейчас… —он сплюнул на снег вязкую и жёлтую слюну, отцепил флягу и жадно припал к разбавленному водой спирту. Остальные делали то же самое, с той лишь разницей, что у них был обычный компот, сваренный Вероникой. Немного отдышавшись, он возобновил связь. Говорить теперь стало значительно легче.

—Слышишь меня?

—Слышу! Что мне передавать на ледокол? Вы нашли профессора?

—Нет. Но зато попали в какую-то силовую ловушку… как энергетический защитный экран. Тот стержень с лучами, что… —он закашлялся, —что описывал нам начальник, внезапно… вылез из-под земли и буквально скосил нас своим силовым полем.

—Вы теряли сознание?

—Да. Причём все. Только сейчас начали приходить в себя. На ледокол… пока ничего не передавай – там сейчас такая паника начнётся – места свободного не будет!

—Принято. Буду молчать, пока не выясним, что произошло. Ты как?

—Нормально, —ответил Трифон, чувствуя, что далеко совсем не нормально. – Свяжись с «Фёдоровым», скажи, что мы возвращаемся к снегоходам, так никого и не обнаружив.

-Хорошо. Я через пять минут вновь с тобой свяжусь – тогда и объяснишь, что с вами случилось. Приём.

—Ох… —протянул Трифон, потирая правой рукой виски. – Ладно. На связи…

Он, шатающейся походкой подошёл к бригадиру. Семеро полярников уже почти пришли в себя и так же придвинулись в общую кучу, едва обмениваясь парой-тройкой слов.

—Всем по два глотка, —пустил он флягу по кругу. – Сейчас поговорим.

Каждый приложился на секунду к фляге и только теперь у некоторых появился осмысленный взгляд.

—Итак… что с нами произошло? – всё ещё ватными губами, обращаясь ко всем, спросил Трифон. – У кого какое мнение? Прежде всего, все целы?

—Вроде все, —оглядев кое-как подошедших полярников, отчитался бригадир. Он сам едва стоял на ногах, но быстрее всех приходил в себя. Волшебный «эликсир» из фляги Трифона дал о себе знать тут же.

—Голова у меня одного как в тиски попала или у всех так?

—У меня…

—И я не могу… трещит как переспелая дыня.

—Я тоже до сих пор мультсериал смотрю…

Так, переговариваясь и постанывая через слово, все постепенно возвращались к жизни.

Прошло около десяти минут, прежде чем все более или менее пришли в себя и, закурив, продолжали обсуждать происшедшее. Прятаться теперь не имело смысла, однако смысл был в ином ракурсе: если бы их хотели убить, то уничтожили бы без всяких проблем.

За эти десять минут Гриша с «Мирного» ещё два раза выходил на связь, сообщив, что на ледоколе весьма озабочены длительным молчанием спасательной группы.

Трифон пока ничего не мог объяснить и попросил ещё полчаса на осмысление случившегося.

—Сколько сейчас время?

—Не понял?

—Время, спрашиваю, сколько? У нас у всех часы остановились ровно в 17:48.

Последовала пауза…

—Как это, у всех?

—Вот так. Тебя это удивляет?

—Ну… —протянула рация голосом радиста.

—Удивляет? А нас уже нет.

В трансивере послышался какой-то вздох.

—Сейчас ровно 19:00. Ровно!

Трифон прикинул в уме промежуток бессознательного состояния всех членов спасательной команды и невесело усмехнулся: больше часа проваляться на холодном снегу – половина спасателей через день слягут в койку с воспалением лёгких. Хорошо, что ещё одеты и обуты были по погоде, а то обморожение ног или рук было бы неизбежно.

—Хорошо, —ответил он радисту, глядя удивлённо на часы. Секундная стрелка, пару раз дёрнувшись, пошла своим ходом, описывая полный круг циферблата, как будто и не останавливалась. Он бросил взгляд на остальных – все, так же как и он изумлённо наблюдали за непонятным поведением своих наручных механизмов.

Странно всё это…

—Сейчас мы попытаемся вычислить, где находимся… Впрочем, наверное не стоит, —вдруг сообразил он.

—Почему? Я передам на вертолёты, чтоб подлетели к вам ближе.

—Не вздумай! – почти выкрикнул он. – Нас облучили неизвестными лучами именно в тот момент, когда я хотел передать тебе наше местонахождение. Забыл, как внезапно связь оборвалась? Я только собрался передать тебе наши координаты, как вылез этот чёртов штырь, и скосил нас энергетической волной. Тебе это ни о чём не говорит?

—А сам ты что думаешь?

—В том-то и дело, что кроме мысли, что за нами каким-то образом наблюдают, больше ничего на ум не приходит.

—На –блю-да-ют? – протянул Григорий.

—Да. С того самого момента, как мы обнаружили эту непонятную магистраль. «Вели» нас, подпускали, разрешали приблизиться, не трогали до той поры, пока я не начал передавать наше месторасположение. Тут-то нас и «накрыли». – Он огляделся вокруг. – Хотя сейчас всё тихо, будто ничего и не было.

Бригадир показал ему знаком, что все готовы выдвигаться в обратный путь. Если время было уже начало восьмого вечера, то надо было, не мешкая, отправляться, иначе им грозило провести ночь среди торосов и вековых льдов. Рассчитывать на то, что их подберут вертолёты не приходилось: машины просто не смогли бы опуститься среди тысяч мелких ропаков и острых, как иглы, льдин. Он кивнул бригадиру и махнул рукой – выдвигаемся.

—Мы выходим, Григорий, —объявил он радисту. – Я тебя вызову позже. Как понял? Приём.

—Принято. Долго не тяните, вертолёты уже сворачивают поиски. Как думаешь, вы от дверей далеко отошли?

Трифон внезапно встал как вкопанный, будто со всего размаху налетел на невидимую стену.

—От КАКИХ дверей?

—Как, от каких? Ты же сам мне передавал, что приближаетесь к каким-то огромным металлическим дверям в ледяной горе.

Трифон свистнул впереди шедшему бригадиру и дал знак на миг остановиться.

—Какие двери, какая гора? – изумлённо переспросил он. – Ты там, случаем, в кофе себе ничего не добавляешь?

—Ну, ты же передавал… —голос радиста потерял всякую уверенность.

Трифон, между тем, смотрел вопросительным взглядом на бригадира и остальных коллег по спасательной операции: те, с каким-то необъяснимым смятением смотрели в ответ на Трифона и пожимали плечами.

—Ты ничего не путаешь? – зло спросил он радиста. – Я передавал тебе про металлические двери? Когда?

—Перед тем, как исчез из эфира. В 17:45 – я даже в журнал записал. Ты сказал, что не найдя профессора, вы собираетесь назад к вездеходам, и тут же добавил, что наткнулись на некую магистраль из неизвестного материала, ведущую к ледяной горе, в фасаде которой утоплены огромные металлические двери, похожие на вход в какой-то ангар. Ты ещё предположил, что это могут быть американцы, и велел мне пока молчать, чтоб на ледоколе буря в стакане не началась. А что не так?

Трифон обвёл всех взглядом.

—Гри-ша… —процедил он сквозь зубы. – Нас здесь восемь человек, и все слушают тебя с крайним изумлением. Ты можешь нам толком объяснить: КАКИЕ НАХРЕН ДВЕРИ??? – почти заорал он. – Ты там что, врезал полстакана спирта?

—Ну… —чуть не плача простонала рация Гришиным голосом. Надо признать, что в более идиотском положении честный радист не чувствовал себя ни разу в жизни. Даже (по секрету говоря), когда признавался Анюте в любви.

—Я допускаю, —продолжил Трифон, —что с нами что-то произошло – мы как раз это сейчас обсуждали. Около половины шестого мы намеревались повернуть назад к снегоходам, так как, не успели бы вернуться к ужину в лагерь. С часу дня до пяти вечера мы шли вперёд, значит, к вездеходам должны были вернуться к половине десятого. Так?

—Так, —еле слышно пролепетал Гриша. Уверенность покинула его окончательно.

—Когда ты получил от меня последнее донесение?

—В 17:45. Погоди… —голос его вдруг приобрёл некоторую уверенность. – Кроме журнала, я ведь всё записывал на плёнку! Магнитофон-то был включен на «запись»!

Трифон на миг задумался, бросив взгляд на бригадира. Тот стоял и слушал разговор с высоко поднятыми бровями.

—И что? Там на плёнке я говорю о каких-то дверях? А ну, прокрути, чтоб нам слышно было.

—Сей момент! – воодушевлённо воскликнул Гриша, и по рации было слышно, как он начал клацать кнопками перемотки магнитофона. – Точно! – при этом говорил он громко, чтоб было слышно. – Я ведь все наши переговоры в эфире записываю на плёнку. Указание РАЭ. Сейчас, кстати, тоже идёт запись.

Через несколько секунд в динамике трансивера что-то щёлкнуло, и Гришин голос произнёс:

—Всё. Включил. Вам слышно?

Все восемь полярников вплотную прильнули к рации Трифона и принялись сосредоточенно прислушиваться.

Две или три секунды рация вообще молчала – видимо прокручивалась лента; затем послышалась обычная статика… и тут же раздался треск, похожий то ли на свист, то ли на скрип лязгающего металла и, наконец, всё закончилось какими-то шумовыми помехами. Всё!

Сообщение Трифона просто не записалось…

Через пару секунд в рации что-то щёлкнуло, и послышался растерянный голос радиста:

—Ничего не понимаю. Кассета стояла на «записи», всё крутилось, работало, я ведь сам проверял… Трифон! У меня всё в исправности.

Начальник спасателей стоял обескураженный и удивлённо смотрел на своих товарищей. Его внутреннему взору вдруг открылось некое озарение, пришедшее к нему секунду назад.

—Похоже, я начинаю понимать, Гриша. Твоей вины тут нет. И техника не причём.

—А что тогда?

—Сейчас… —он бросил взгляд на бригадира: —Ты думаешь то же самое?

Тот кивнул.

Надо полагать, нашу передачу что-то или кто-то… ГЛУШИЛ.

—Не понял вас? – донеслось из динамика.

—Погоди, парень. Дай подумать. Через минуту свяжемся. – Трифон перевёл рацию в режим «приёма» и обратился ко всем:

—Что-то мне это всё абсолютно не нравится. Кто-нибудь помнит, чтобы мы натыкались на какие-то металлические двери?

—Какие двери?

—Магистраль помню…

—А что, были двери?

-Гору ледяную вижу, но она далеко отсюда…

Вопросы и предположения посыпались со всех сторон. Полярники поглядывали друг на друга, удивлённо переговаривались и закидывали соседа вопросами.

—Стоп-стоп! – остановил их начальник спасателей. – Так… давайте поминутно всё припомним. Гриша сейчас будет выпытывать по связи, а я не знаю, что ему ответить. Итак. В 17 часов 45 минут я, якобы, передал ему последнее сообщение, он его принял и записал на магнитофон. Но сообщения на плёнке никакого нет.

—А ты спроси у него, —предложил бригадир, —кроме него ещё кто-нибудь слышал ваши переговоры? Может, Анюта рядом находилась?

—Спрошу. Во всяком случае, на «Академик Фёдоров» он ничего не передавал. Кстати, надо спросить у ребят с вездеходов – с ними я тоже разговаривал о дверях?

—Лучше сначала у Гриши.

—Хорошо. – Он обвёл группу растерянным взглядом. – Вообще, кто-нибудь из вас помнит, чтобы я упоминал какие-то металлические двери в ледяной скале?

Все дружно пожали плечами.

—Я так и думал, —кивнул он. – Нам просто стёрли память. Убрали из наших воспоминаний один из нежелательных эпизодов, когда я хотел передать координаты. – Он вздохнул, выругался сквозь зубы и надел перчатки. – Ладно, мужики, нужно двигать: нам ещё два с половиной часа добираться до вездеходов. Надо будет наших в лагере предупредить, чтобы включили все огни на машинах.

Полярники двинулись дальше, продолжая обсуждать между собой загадочную потерю памяти, как в своё время частично потерял её их начальник станции.

По пути Трифон вызвал радиста.

—Гриша, приём.

—Да? Я на связи.

—Слушай внимательно, думать будем вместе. Пойдём простым логическим путём, как сказал герой Буркова в фильме «Ирония судьбы».

—Пойдём вместе, —развеселился отчего-то Гриша.

Трифон не обратил внимания на шутку – не до того сейчас было.

—Давай возьмём за базис, что, как ты говорил, нас кто-то глушил. – На слове «кто-то» он сделал особое ударение. – Кстати, когда ты записывал моё донесение, один находился в рубке? Никого рядом не было?

—Один, а что?

—Ну, может Анюта забегала или Верка покушать приносила…

—Да нет, как раз в тот момент был один. Вера, как всегда в столовой новеньким что-то показывала, а Нютик пошла снимать показания сейсмографов после бурана.

—Ясно.

—Что тебе ясно? – вдруг взорвался, в общем-то, добрый всегда радист. – Ты к чему ведёшь? Ты думаешь, я тут от скуки нажрался или умом тронулся?

—Стоп, Григорий! – осадил его Трифон. – Не горячись. Я тебе просто факты выкладываю – мы тут сами все в смятении. Однако ты тоже пойми нас: мы тут восемь нормальных здоровых мужиков, никак не можем вспомнить ни о каких дверях, о которых говоришь ты, да ещё предлагаешь прослушать какую-то несуществующую запись…

—Она СУЩЕСТВОВАЛА! – чуть не закричал от обиды радист.

—Мы теперь тоже в это верим. Не кипятись. Значит, по твоим словам, последняя передача от меня велась в 17 часов 45 минут. Так?

—Выходит —так, хотя теперь я не совсем уверен даже в собственной родинке у меня на заднице.

—Родинку мы позже обсудим, —впервые за всё время усмехнулся Трифон. – Вот за эти три минуты, между 17:45 и 17:48 что-то с нами произошло, что вырубило нас напрочь, лишив частичных воспоминаний о дверях. Усёк? Магистраль мы все помним, а двери, о которых я, якобы тебе передавал – увы… ни одной зацепки в памяти. У всех! Соображаешь?

—Относительно.

Бригадир шёл рядом, и Трифон изредка бросал на него взгляд – тот молчаливыми жестами показывал дорогу, где впереди шли остальные спасатели. Трифон кивал и, идя за бригадиром, продолжал общаться с радистом.

—Часы у нас у всех остановились на 17:48. Затем, идёт пробел в памяти не только у меня, а и у всех остальных. И что в итоге получается? В себя мы пришли ровно, как ты сказал, в 19:00, —и то чуть не протянули ноги от непонятной боли и онемения во всём теле.

—Выходит, —предположила рация Гришиным голосом, —что вы где-то отсутствовали с 17:45-ти до 19:00. Так?

—Скорее, до 18:55-ти. Я ещё пять минут корчился на снегу, как и все остальные. Мы и сейчас ещё себя неважно чувствуем. Нас кто-то облучил неизвестными лучами, как тогда профессора, в первый день обнаружения.

—Хорошо. Короче, у вас пробел в памяти чуть больше часа.

—Это для тебя час, —возразил Трифон, взбираясь за бригадиром на снежный пригорок. Впереди маячили спины остальных полярников. – И для всех, кто был у вездеходов тоже час. А для нас, кто находился вблизи объекта, промчалось ровно три минуты. Мы потеряли сознание и отключились на час, а пробел в сознании составлял всего три минуты. Где были наши тела – неизвестно. Может, на снегу валялись, а может…

Он зло сплюнул на снег.

—Я замечал перед нашим обмороком, что у всех было сильное слюноотделение, а затем почувствовался какой-то непонятный газ, практически без запаха. И теперь, внимание! За эти ТРИ минуты, субъективные для нас, вокруг, для тебя и всех остальных проходит ровно ЧАС.

—Какой-то сдвиг во времени?

—Похоже на то. Возможно, мы попали в какой-то временной портал, точнее, не мы попали, а нас туда «всунули».

—Кто?

—Вот это мы и обсуждали всё это время. Что-то типа временной дыры или ещё хрен знает, что в этом роде – я не физик. Возвращение, как я уже тебе сказал, было очень тяжёлым. Нас, скорее всего, «отключили» искусственно и, вполне возможно, каким-то образом стёрли память за этот час. Я верю тебе насчёт кассеты – нас просто «заглушили» при механической записи на магнитофон. А «вживую» ты меня продолжал слышать. Скорее всего, и я тебя. Вот только я не помню, прости уж…

Трансивер молчал. Гриша, очевидно, обдумывал услышанное и, по всей видимости, очередной раз проверял кассету в магнитофоне.

—Кстати, я несколько минут назад связывался с нашими коллегами в лагере вездеходов и они так же сказали, что ни о каких дверях я им не говорил.

—Странно, —хмыкнул динамик рации. — Всё-таки думаешь, временной коллапс?

—Думать будет профессор, когда мы его найдём, —зло отреагировал Трифон. – Моя задача его обнаружить и вернуть всю команду на станцию, не потеряв попутно и своих людей. А уж делать выводы – его прерогатива. Его и Павла – они у нас академики, чтоб их черти взяли. Знаешь, где мы сейчас находимся?

—Время почти восемь часов, вам ещё до вездеходов добираться полтора часа – значит, где-то всё ещё в торосах.

—А вот и нет! Я уже вижу наши «бураны».

—Вы что, их оставляли перед полем торосов?

—А как бы мы иначе добрались вглубь ледника? Сейчас сядем на них, и уже через полчаса будем в лагере у вездеходов.

—Выходит, что час улетает куда-то в космос?

—Да. Всё тот же час. По идее, мы должны были добраться до вездеходов в половину десятого, а попадём туда как раз на ужин – в полдевятого.

—Как это? – Гриша, похоже, вообще перестал что-либо соображать.

—Всё просто, парень! Нас кто-то «переместил» назад к отправной точке маршрута. Туда, откуда мы пешком пошли искать профессора после обеда в 13:00. Сообразил?

—Теперь понял, —слегка обрадовался Григорий, —Вы выехали днём, оставили снегоходы под присмотром двух человек, и затем двинулись пешком, пробираясь сквозь льды, пока в 17:30 не вышли к загадочной дороге, ведущей к металлическим дверям. Потом через несколько минут ты вышел на связь и, когда передавал мне координаты, вас всех облучили парализующим силовым полем: может даже теми самыми лучами, что и Виктора Ивановича. Правильно я рассуждаю?

—Теперь да.

—Затем, за три минуты, пока вы были без сознания, вас каким-то непонятным образом переместили назад , ближе к снегоходам. Для вас прошло три минуты, а для всех нас, остальных – ровно час.

—Правильно. Прими моё восхищение, —усмехнулся Трифон. – Ох, и долго же до тебя доходило, мать твою…

—И вы уже у «буранов»?

—Да. Сейчас перекурим, сядем и отправимся к лагерю —там и переночуем.

—Чёрт! – выругалась рация Гришиным голосом. – Мистика какая-то! А как же быть с этими американцами? И где Пашу, Андрея и начальника искать? С ними, кстати, ещё Сын полка увязался – Якут не захотел его отпускать от себя.

—Вот кто меня меньше всего интересует, так этот чёртов пингвин, чтоб его…

Трифон зло сплюнул на снег.

—Поскольку нам каким-то образом стёрли память, и мы не помним где эти двери, то придётся с утра начинать всё с начала. Вертолёты вызовем именно сюда, в этот сектор. Погода вроде не метельная, и по нашим следам мы пойдём завтра назад к торосам. Будем втыкать флажки по мере продвижения и заранее передадим тебе координаты, как только в бинокль увидим дорогу. Дальше по обстоятельствам.

Трифон на секунду задумался, и пробормотал уже, скорее, себе: —Но если к вечеру у нас снова вышибет память, и мы окажемся там, откуда вышли, то…

—Что ты там бормочешь? Я не слышу.

—Ничего, —будто очнулся Трифон. – Сам с собой разговариваю. У тебя такого не бывало?

—Нет.

—Молокосос ты ещё, вот что я тебе скажу.

Взревели двигатели снегоходов, и бригадир показал рукой, что все готовы отъезжать.

—Слушай, Григорий… —вдруг что-то вспомнил начальник спасателей.

—Да. Сам ты такой.

—Ладно, не обижайся – это я от нервов. А ведь Виктор Иванович тогда рассказывал нам всё подробно на станции. И про двери, и про лучи. Помнишь?

—Помню.

—Он даже вкратце описал, как они его прошили насквозь.

—Да. А мы ему в тот момент не поверили. Считали, что он малость свихнулся. А что?

—Как что? Выходит, он ВСЁ ПОМНИЛ, и память ему НЕ СТИРАЛИ, в отличие от нас. Соображаешь, тундра?

—Ну и?

—Говорю тебе по слогам, дурья твоя башка. Кто-то хотел, чтобы профессор ВЕРНУЛСЯ! И не один. Усёк?

Наступила продолжительная пауза. Трифон сел сзади водителя и напоследок сказал в рацию:

—Наших друзей хотели ВИДЕТЬ.

—Теперь понял, о чём ты.

—Да. И мало того, что видеть. Кто-то очень желал, чтобы они очутились под землёй. Их буквально «пригласили» к себе.

—И кто эти кто-то?

Трифон толкнул в спину водителя, чтоб тот начинал выезжать из торосов, и прокричал в динамик:

—Эти «кто-то» и есть Хозяева того секретного объекта, что обнаружил вначале профессор, а теперь и мы.

—Тогда зачем вас облучали?

—А вот этот вопрос я теперь буду задавать себе все оставшиеся дни…

Снегоход взвыл, сделал вираж, взметнув комья снега, и помчался догонять своих «собратьев».

До ужина оставалось совсем немного времени.

Конечная фаза спасательной операции была намечена на завтра, и нужно было как следует выспаться и отдохнуть.

…Между тем, на небе шестого континента всеми цветами радуги, переливаясь и искрясь сполохами света, развернулось величественное и таинственное южное полярное сияние.