Последняя женщина

РЕКА ВРЕМЕНИ

Как часто ей приходилось слышать: если Бог есть, почему на земле существует зло? Как Он мог допустить гибель тысяч невинных детей в концлагерях, ведь они безгрешны. Если есть плохие и хорошие люди, злые и добрые, убийцы и люди, не способные на убийство, почему еще там, при жизни, не наказать одних болезнями, страданиями и не избавить от этих бед других? Ведь тогда стало бы очевидным, что зло наказуемо.

— У таких утверждений есть авторы и ярые сторонники. — Голос был рядом. — "Болезнь — это всегда наказание за что-то, совершенное тобой", — говорят они. С разными болезнями связывают соответственно и поступки, причем у всех авторов они разные. Что движет этими "учителями"? Корысть? В большинстве случаев — нет. Если она и присутствует, то не на первом плане. Изначально возникшее желание протянуть руку, помочь человеку, объяснить, почему одни болеют, а другие нет, почему именно это болит и тревожит вас и как избавиться от страданий, — вот первая цель, которая почти всегда стоит перед ними.

Если бы все было так просто. Убийца — поражен проказой. Насильник — терзаем страшной болезнью. А человек, не совершающий ничего плохого, светится здоровьем.

Тогда получится, что к Богу приводит страдание: если вам стало больно от плохого поступка, значит, Бог есть? Неужели такой путь угоден Творцу?

Спросите себя, боролись бы вы тогда со злом? Зачем? Ведь оно и так наказуемо. Делали бы вы тогда добро? Накормили бы голодного? Наверное, да, но мотив был бы другой: избежать боли и страданий, болезней, которыми поражены другие, делающие зло. А это уже корысть.

Были бы вы счастливыми? Нет. Это чувство рождается только бескорыстным добром.

"Болезнь — наказание". Давая такие простые объяснения, иногда искренне стараясь помочь человеку, эти "учителя" на самом деле уводят его с пути истины. Вот чего человек должен опасаться больше всего. История знает примеры людей великой добродетели, которые страшно страдали от тяжелых болезней, а также отъявленных злодеев, бывших относительно здоровыми.

— Откуда же я могла узнать это, если в книгах написано не так?

— На свете есть только одна Книга.

Она понимала, о чем идет речь.

"И все-таки человек по-прежнему старается жить одним — достижением простых земных благ, — подумала Лера. — Он так и не верит до конца в бессмертие. Даже приходя в церковь и прося о чем-то, он в глубине души сомневается в Том, к Кому обращается. Конечно, каждый в свою меру. Его сознание требует доказательств. Почему же тогда не дать их ему? Ведь идущих по этому пути стало бы гораздо больше".

— Тогда выбор человека стал бы предметом торга. И даже насилия над ним. Ему дают доказательства, а он в ответ делает правильный выбор. Вера — это убежденность без доказательств. А с ними — уже знание.

Но мы отвлеклись. Сейчас ты стоишь на пороге изумительного мира, превосходящего все мыслимое и описуемое, — мира, который когда-то сотворил человека.

Лера снова огляделась вокруг. Ослепительно белый свет вдали по мере приближения к ней переходил в другие цвета, а над ее головой уже становился оранжевым. "Точно как радуга, только не полоской, а по всему небосводу", — подумала она.

За спиной свет переходил в сине-фиолетовый и превращался в ночь у самого горизонта. Черная его кромка была пронизана сотнями зарниц, пытавшихся, как ей показалось, разорвать границы этой тьмы.

— Там все зло Мира. Первые люди, покинувшие землю, застали зарницы еще здесь. Но добро, которое совершал человек, отодвигало границу все дальше и дальше.

Лера уже начинала привыкать к тому, что на любой возникающий в ее сознании вопрос получала ответ. "Но ведь мне и обещали это здесь", — подумала она и медленно перевела свой взгляд вниз.

Там, в глубине бездны, откуда только что ее вынесла неведомая сила, был виден тоннель в голубоватом ореоле. Огромным червем он как бы провисал над бездной, выходя ниоткуда и устремляясь в бесконечность. Внутри него что-то непрерывно происходило, напоминая кипящую лаву. По всей своей длине тоннель был пронизан сполохами, которые, как казалось, старались вырваться за его границы. Вдоль него очень медленно и едва заметно перемещался огненный обруч, фонтанируя мириадами светлячков.

— Это река времени, — услышала она. — А ореол вокруг — отражение бурлящих внутри нее событий — уже в пространство мироздания, за пределами времени. Всю жизнь ты была убеждена, что время может стереть совершенное кем-то и где-то. Здесь же отраженная в вечности истина, как посмертный слепок любого поступка, остается навсегда. Время стирает содеянное только с лица земли, из памяти того мира. Здесь ничего не пропадает и не проходит бесследно, все принадлежит Вечности. Правду можно увидеть и через тысячи лет.

— А огненный обруч?

— Это мгновение времени. Он перемещается, оставляя позади прошлое. Ты только что вышла из него. Одним из миллионов светлячков.

Лера еще раз посмотрела на мириады вспыхивающих огоньков. "Странно, ведь это мгновения смерти, — подумала она. — Но и рождение другой жизни, раз я все это вижу".

— Здесь все по-другому: нет ни сна, ни пищи. — Голос прервал ее размышления. — В этом здесь нет необходимости. И если почти всю свою жизнь человек тратит на добывание пищи и поедание ее — и, кроме этого, ничего не приобретает, то и взять с собой он ничего не может. Ему здесь становится страшно от невозможности заниматься привычным делом — ведь ничего другого он делать не умеет. А духовного багажа у него нет.

— Что же может взять с собой сюда человек?

— Многое. Например, свои переживания. Но не все. Здесь нет гнева, зависти, неприязни — они остались в той жизни, только там у тебя есть что-то, чего нет у других: деньги, талант, известность, наконец, обаяние. Обладая этими благами, ты невольно вызываешь у других как минимум желание уподобиться тебе.

— Получается, мой талант и обаяние — это плохо?

— Нет. Важны последствия того и другого. Ведь таковыми могут быть не только радость для тебя, но и зависть и неприязнь других. Закон неумолим: важно только то, что ты дала другим и что породила в них. Что испытываешь ты, важно лишь в том случае, если это следствие твоих добрых дел. Если ты ощущаешь радость оттого, что красива, — это пустое, не имеющее никакой ценности чувство. А если ты испытала радость, накормив голодного, — безмерной будет благодать, которую ты обретешь.

"Зависть, — подумала Лера. — Ну, обладание деньгами, достатком — понятно. Но мой талант публициста, писателя, мое обаяние, ведь я здесь ни при чем, и если у других все это вызывает зависть, разве я виновата?"

— А что такое обаяние, по-твоему?

— Ну, это желание и, наверное, способность выглядеть хорошо.

— Ты хочешь сказать, желание и способность выглядеть лучше других?

— Если я родилась красивой, разве в этом моя вина?

— Конечно, нет. Миллионы рождаются такими. Дело в желании использовать это свое качество. Иначе не было бы причины для зависти. Но, осознав, что он красив, человек испытывает огромный соблазн расценить свою красоту как превосходство над другими, и его поведение меняется. Он красивее, значит, лучше других, а если еще и оденется лучше остальных, то возвысится над ними еще больше. Логика примерно такова.

Что такое зависть? Ее родные сестры — проклятия и ненависть. Ты красива, хорошо одета и вышла на улицу. Люди оглядываются. У них ничего этого нет. "Как я хорошо выгляжу", — думаешь ты. На самом деле черным вязким шлейфом стелются за тобой грязные мысли и липкие сгустки зависти. Избавиться от них почти невозможно: рожденное тобой — твое! Сначала они тебя просто раздражают, но постепенно начинают проникать в твою душу и пронизывать ее, как червоточина свежее яблоко. Рано или поздно подобное темное выплескивается и окончательно перерождает тебя. Так наступает расплата. Но это ничто в сравнении с тем, что ждет тебя впереди.

— Такая, казалось бы, безобидная вещь — и такие последствия. Что же тогда говорить о звездах шоу-бизнеса и других известных людях, не сходящих с экранов телевизоров? Ведь им завидуют все.

— Там разные люди. Сложно позавидовать человеку, пусть даже просто размышляющему, но при этом излучающему добро. Тогда деньги не цель, они прилагаются.

Но есть и другие. Желание стать знаменитым, узнаваемым, приблизиться к кому-то из сильных мира сего побеждает, и человек даже гордится им. Разве подобные цели — кирпичики души? С этих мелочных интересов, с этой еле заметной тропинки начинается дорога в ад. И все чаще и чаще сбившиеся на нее будут поступаться порядочностью, продавать свою честь и топтать свою совесть. Дьявол уже поселился в их душе и там, в глубине, куда они всегда будут бояться заглянуть, станет нашептывать: "Ты все сделал правильно, ты просто талантливее и лучше других, ты смог многого добиться и достоин этого". Все. Конец. Тропинка привела к мощенной такими желаниями дороге. Единицы смогут свернуть с такого пути — слишком заманчивые блага обещаны человеку. И платят они за это каждый день еще там, на земле. Но настоящую цену дьявол назначает здесь. Забудь о них. Они несчастнее самого неимущего из смертных.

— Но ведь… все выглядят такими счастливыми!

— Это маска на несчастной, истерзанной душе каждого из них. Истерзанной ценой, которую они платят.

— Но разве может мой талант породить зависть?

— Нет. Сама способность творить — дар Бога. Именно в этом мы созданы по образу и подобию Его. Мы тоже творим. А вот пути и результаты творчества могут быть не от Бога.

— Но ведь любое творчество прекрасно! Так думают все.

— Абсолютное заблуждение. Так думают не все. Разве ты не слышала о демоническом искусстве? Способность творить дана человеку с одной целью: прекрасным, созданным вами образом увлечь человека на правильный путь — путь созидания добра на земле. Это добро должно быть не просто создано, оно должно проникнуть в сердце каждого, порождая новое добро для других. И не важно, в каком жанре создан этот прекрасный образ: в музыке, литературе или в живописи. Он может быть рожден человеком в самом себе, в его поступках, в примере его служения людям. Пожалуй, это самый трудный вид творчества. Иногда человек рождается только для того, чтобы написать одну книгу.

То, чем восхищается большинство, не всегда достойно восхищения. А для большинства все решает мнение кумиров. И не согласные — изгои. Запомни: важно только твое чувство.

Портрет евангелиста Луки так и провисел бы целую вечность в провинциальном музее под равнодушными взглядами посетителей, если бы ученые не признали его работой Халса. И все те, кто раньше равнодушно проходил мимо, стали им лицемерно восхищаться.

Как ты думаешь, отчего он не искал восхищения? Сколько вещей перестанут мучить человека, получи он ответ на этот вопрос. Посмотри на всеобщее фальшивое восхищение теми, кого объявили великими. Даже теми, кто выбрал для себя самый простой и самый позорный путь: стал ангажированным писателем толпы или власти. Почему большая редкость в галереях не чей-то шедевр, а честный человек?

— Мне сложно ответить сразу, — медленно произнесла Лера, скорее думая о своем, чем вникая в то, о чем ее спрашивали. — Но ведь бывает и по-другому, — продолжала она. — Я много раз бывала на концертах и видела тысячи радостных, веселых лиц. Разве их кумиры так же далеки от истины? Ведь они приносят людям радость.

— Сама по себе радость ничего не значит, важно то, что она дает человеку, каковы ее последствия. Радость бывает и от наркотиков. Если из тысячи ревущих от восторга большая часть на другой день после концерта просто пойдет на работу или по своим делам, а несколько человек — грабить и убивать, как они и планировали, она не дала людям ничего. Зато их кумирам она даст то, что они хотели. А хотят они одного: видеть ликующую толпу и оставаться знаменитыми. Это им греет душу. Кому-то хочется временное сделать вечным. Цена за это — несколько шагов по известной тропинке. Но есть нечто более страшное. Человек, не собиравшийся убивать, совершает убийство. И толкнуть его на преступление могут не только публичные кумиры, но и другие, вполне творческие особи.

Лера поняла, о чем идет речь. Она читала, как четверо мальчишек, посмотрев фильм, через неделю разъезжали на черном авто, жестоко убивая людей. Она знала, что не удовлетворенный виртуальными убийствами парень пришел в школу и расстрелял одноклассников. Помнила она и многое другое, и ее разум протестовал против всего этого. Вот она, ответственность художника, будь он даже просто издателем или продюсером. Это они навязывают человеку мерзость или добродетель, развращают или одухотворяют его. Теперь она знала: и первое и второе точно зачтется им. Ничто не пройдет бесследно. "Ответственность перед обществом", — говорила она себе и всегда восхищалась актерами, отказавшимися сниматься в сомнительных фильмах. Ну, понятно, хочется, но не любой же ценой. Однако никогда она не думала, что и к человеку, создавшему фильм, издавшему книгу, к актерам, к автору виртуальной игры и даже к исполнителям комедийных шоу, пославшим людей убивать, развлекаться или насиловать, возбуждавшим в них безумную ярость, неизбежно придет расплата. Они уже продали душу дьяволу. Сейчас она это знала точно.

Однажды на одном из блогов она увидела, что автор вывесил список, озаглавленный: "Предатели нации". Ее тогда удивило, что в нем было много достаточно известных людей: актеров, политиков, писателей, бизнесменов. Но поразило не это. Против каждой фамилии стояла причина, по которой, по мнению посетителей сайта, человек попал в этот список. Если он играл роль злодея или убийцы, вызывая однозначное осуждение или сочувствие зрителя, то просто становился предметом обсуждения. И напротив, если герой, убивая, вдохновлял на это других, заставлял восхищаться "справедливостью" совершаемого им суда — актер пополнял список. Лера была согласна с такой оценкой. Тот самый фильм буквально сгубил тысячи молодых жизней. Но это еще не все. В список попадали и те, кто просто пил и даже курил на экране, если он играл при этом положительного героя, которому, по замыслу авторов, должна подражать молодежь.

Сюда же попали режиссер и актеры известного фильма "Улицы разбитых фонарей" — за то, что чуть ли не в каждой серии в обязательном порядке, словно исполняя дьявольский заказ по уничтожению нации, легко и непринужденно из года в год упивались водкой. За то, что настойчиво убеждали зрителя в обыденности и нормальности происходящего в кадре, причем с таким завидным постоянством, словно сожалели, что убивать выстрелом с экрана молодое поколение невозможно. Оказалось еще как возможно! Кстати, автор отмечал, что платить за это они начали уже давно.

Были здесь и политики, если, по мнению автора списка, не принимали меры к искоренению пороков. "Непринятие мер по спасению нации" — так он это называл.

Видя, что творилось вокруг, сложно было не согласиться с ним. Лера не только не понимала таких "вершителей" искусства, но и спрашивала — среди ее знакомых был один такой: "Зачем они это делают? Для чего?"

— Ну что ты переживаешь так, ведь это жизнь, — улыбаясь, ответил тот. — Понимаешь, так бывает в жизни. Ты что, хочешь запретить показывать реальность? Знаешь, это попахивает диктатурой, а мы живем в свободной стране!

— Нет, это неправильный ответ на вопрос "для чего?". Если для реальности, то почему бы вам не снять фильм со сценами облучения узников "доктором смерть" Менгеле; эти документальные кадры человеческих мук видел каждый, но длятся они секунды. Кроме того, он впрыскивал бензин в сердца своих жертв, оставлял больных без органов и делал все это без наркоза. У бесчеловечных экспериментов была цель: посмотреть, как скоро наступит смерть. Ведь это тоже ваша "жизнь". Снимите полнометражную ленту: человек умирал долго и в страшных муках. Какое-то время жил без глазниц и печени с вывороченным животом! Растяните эту сцену — получится самая что ни на есть реальность. Или покажите, как сжигали людей живьем в печах. Возьмите, например, детей: они тоже умирали не сразу, и это были даже не муки тела, а муки души. Ребенок умирает не сразу и не от огня, а от ужаса непонимания! А чудовище, заталкивающее его в печь, ничем не будет отличаться от чудовища, которое снимет художественно эту сцену.

От желающих посмотреть не будет отбоя — вы их уже наплодили. Поэтому на вопрос "Для чего?" ответ "Потому что это жизнь" не годится. У человека, а не у чудовища, ответ другой. Я снимаю, пишу, играю роль только для одного: чтобы мир стал добрее, чтобы человек не просто уважал, а любил всех вокруг. Чтобы ему было жалко последнего муравья на этой планете, гибнущего со своей соломинкой в лесном ручье. И это неправда, что жалость унижает человека! Она протягивает ему руку. Вот мой ответ таким, как вы.

Лера помнила, что это был тяжелый разговор. Знакомый больше ей не звонил. Потом он спился и умер. Но за все эти годы она ни разу не пожалела о своих словах, хотя двоякое чувство своей причастности к его смерти еще долго преследовало ее. Двоякое оттого, что она не могла понять: это вина или заслуга ее перед людьми?

И вдруг Леру охватило непреодолимое желание разорвать цепь событий, в которой она оказалась, броситься обратно, закричать, предупредить, спасти хоть кого-нибудь. Но она оставалась неподвижной. Все стало ясно. В выбор людей вмешаться было нельзя. Они делали его сами.

— Где они в старости? — продолжал голос. — Одни ушли в небытие, другие еще цепляются за свой выбор, не веря, что временное проходит. Пальцев на одной руке хватит, чтобы посчитать тех мастеров, кто дарил людям добро и зажигал в их сердцах неугасимый огонь. Эти тысячи сердец начали новую жизнь. И чем их было больше, тем сильнее наполнялось их собственное сердце радостью и счастьем, тем легче и стремительнее был их путь здесь.

Впрочем, желание увидеть ликующую и ревущую толпу было и у других, добившихся известности кумиров, скажем у Адольфа Шикльгрубера. И хотя это уже совсем другая история, история падения в бездну, именуемую "власть", что-то и кто-то роднит их, вновь и вновь открывая им двери к человеку.

После этих слов Лера почему-то снова посмотрела вниз, туда, где огненные сполохи по-прежнему не давали застыть гигантскому тоннелю. Казалось, этот огромный червь был единственным живым существом во тьме обволакивающей его бездны.

— Но мы опять отвлеклись. Ты спросила, что можно взять сюда с собой? — Голос заставил ее оторвать взгляд от неприятной картины. Неожиданный поворот в разговоре вернул ее к действительности.

— Ты можешь взять только то, что представляет собой кирпичики мироздания, — твои духовные успехи и добродетели. Ты несешь с собой боль за других, сожаление и чувство сострадания к ближнему: они неразрывно связаны с твоим духом. Чем больше таких кирпичиков тебе удалось насобирать в той жизни, тем ближе к свету начало твоего пути здесь. И еще ты берешь с собой память. Память обо всем. Память — это твое страдание здесь, твои муки, твой крест и покаянная сторона твоей души.

— Но почему страдание и почему покаянная?

— Эта сторона памяти будет преследовать тебя здесь, пока не сотрется в твоей душе, не сожмется в комок, как шагреневая кожа.

Помнишь девочку, которой ты исписала каракулями школьный дневник просто за то, что она была не из вашей компании и училась, как вы считали, слишком хорошо?

Лера почему-то действительно помнила этот не очень приятный эпизод из ее жизни и, сознавая незначительность события, не могла понять охватившее ее теперь волнение.

Возникла небольшая пауза.

— Твой поступок многое изменил в жизни той девочки. В тот вечер она побоялась прийти домой. Родители бросились ее искать. Они подняли на ноги всех: милицию, родственников. У ее бабушки тогда не выдержало сердце, а закончилось все тем, что они вынуждены были переехать в другой район. Девочка уже никогда не встретила того парнишку, соседа по парте, а ведь они должны были пожениться, родить четырех детей, и одному из них предстояло стать выдающимся медиком, который подарил бы миру лекарство от рака. Ничего этого не случилось. У нее сложилась другая судьба.

Даже самое маленькое зло порождает большее и меняет предначертанное в худшую сторону. Испачканный дневник изменил и скомкал судьбы многих людей. Ты ведь помнишь, чем закончилась для тебя эта история?

Конечно, она все помнила, и не только это.

В огромной цепи всплывающих перед ней воспоминаний одно она увидела почему-то особенно ярко. Мучительное чувство отвращения к себе смешивалось с непониманием связи между ними.

Это случилось много лет тому назад. Все происходило настолько банально, что она давно бы забыла тот случай, но приятные воспоминания, тешащие ее самолюбие, снова и снова возвращали ее к событиям, которых в ее жизни уже не было, да и, пожалуй, не могло уже быть.

Тогда она еще только начинала свою карьеру в журналистике. Целых два года Славка ухаживал за ней, да как! Женщины в отделе сходили от всего этого с ума. Он не просто дарил ей цветы чуть ли не каждый день, он не давал ей проходу и прилюдно неоднократно признавался в любви. "Все равно ты выйдешь за меня замуж", — говорил он на весь офис, стоя у открытой двери, чтобы слышно было в коридоре. Он ей нравился. Нет, она его любила. Ее нисколько не раздражало его поведение, даже в чем-то восхищало. Останавливало другое. У Славки не было ничего. То есть вообще ничего. Откуда пришел к ней этот прагматизм? "Мне в жизни нужно другое, — убеждала она себя, — то, к чему я привыкла и от чего не хочу отказываться. Комфорт, благополучие, достаток". Ей казалось, что со Славкой ничего этого она не получит. А жить по-другому ей не хотелось: "по-другому — значит, хуже", — нашептывал кто-то внутри.

Нет, она не забыла, как выходила замуж и что тогда сказала Кнопка. Так звали ее лучшую подругу Ленку. Воспоминания о проведенных вместе часах в кафе и забегаловках по дороге от редакции до Чистых прудов, где обычно их забирал муж Кнопки, нахлынули на нее. Восемь часов в день отбывая свои секретарские обязанности, а иначе это назвать было нельзя, Ленка любила порассуждать:

— Не валяй дурака, Лера. В двадцать восемь лет ты не нужна никому из твоих ровесников. Все неженатые мужики после тридцати, кроме такого дурака, как Славка, страдают одним комплексом: их волнует, сколько и кто тебя лапал до него. И поверь, твой возраст не лучший твой аргумент. В сорок это уже не так важно для них, а в пятьдесят не имеет значения вообще. Такова мужская психология. Тебе, кумушка, пора устраивать свою жизнь. А то с твоими породистыми предками отмечать тридцатилетие одной как-то не к лицу. Да и потом, весь хороший товар давно раскуплен. Ты посмотри: на сайтах знакомств — одни женатики.

— Да, чем порядочнее мужчина, тем тяжелее оковы, — с усмешкой вздохнула Лера.

Подруга не унималась:

— Помнишь того лысого мужика, что приезжал с твоим отцом в редакцию? Очень даже ничего. Можно сказать, импозантен. — Ленка прыснула. — Он ведь ни на кого, кроме тебя, не смотрел. По-моему, даже забыл, зачем приехал. А ведь он ого-го! — И она показала пальцем вверх.

Возразить было нечего.

Через три месяца Лера вышла замуж за уютного лысеющего добряка, в котором не было никаких недостатков, кроме его сорока трех лет. Он был глава небольшой, но уважаемой в литературных кругах компании.

— Только не говори, что ты вышла за него по любви, — язвила Кнопка некоторое время.

Затем прошло и это. Все наладилось. Лера родила сына, начала писать, а муж помог с изданием. В общем, можно было сказать, что жизнь удалась. Но Лера по какой-то неведомой причине, по какому-то дискомфорту в душе сказать этого не могла. Что-то ей мешало. Теперь она увидела, что именно. И увидела это здесь.

Славка две недели пил, потом его уволили, и он исчез из ее жизни — как тогда она думала, навсегда. Теперь он появился вновь. С какой-то холодной неотвратимостью провидение прокручивало весь этот ужас.

Он завербовался добровольцем в Сербию. Война. Крики раненых и плач детей. Босния. Страшные бои, грохот, убитые, и снова грохот, и снова убитые. Вдруг тишина. Пауза. Плен. Сначала ему отрубили руки…

Лера потеряла сознание. Туман отступал медленно.

— Но ведь я ничего этого не знала и не могла знать! — зарыдала она. — Не могла знать, что так произойдет!

— Да, ты не знала. — Голос был рядом. — Если бы люди могли предвидеть все последствия своих поступков, как легко было бы жить! Они бы их просто не совершали, но не потому, что стали бы добрее, а потому, что боялись бы слишком больших последствий таких безобидных, по их мнению, шалостей.

Но это противоречит замыслу создания человека. Творец дал нам возможность, отказавшись от мелкого зла, победить гораздо большее. И человеку дана возможность приступить к этому всегда, даже в минуты полного отчаяния, после самых тяжких поступков. В том-то и суть выбора, который дан человеку. Выбора, который он должен делать каждый день и каждую минуту в его жизни. Таково его соучастие в творении мира, звезд, вселенной, ведь оно продолжается даже в эти мгновения. А главное — его помощь Создателю в уничтожении всякого зла.

Здесь же ты будешь знать, помнить и чувствовать последствия всех твоих поступков там. Иногда ужасные.

— Но ведь я поступала так, потому что никто, слышите, никто мне не подсказал, как я должна поступать.

— Это не так. Две тысячи лет назад Творец заговорил с вами человеческим голосом. Так появилась та единственная Книга. Нет вопросов у человека, на которые там не было бы ответа.

— Но ведь я ее не читала.

Повисла тишина.

Она, конечно, пробовала, и не раз. Но почти ничего не понимала и, конечно, расстраивалась. Спросить же батюшку стеснялась. "Задать один вопрос — да. Но кто же будет помогать мне, если каждая страница рождает новые вопросы?" Такие выводы только расстраивали Леру. Ни родственники, ни друзья не помогли ей в этом, впрочем, и она им.

И вдруг она вспомнила, как один из знакомых отца, видя ее интерес, однажды сказал:

— Возьмите книжку "Отец Александр Мень отвечает на вопросы", она очень легко читается.

— Не забивай себе голову, — вмешался в разговор отец.

Если бы она тогда заупрямилась! Нет, к сожалению, она выросла достаточно послушной девочкой. Теперь она понимала, насколько меньше было бы исковерканных судеб на ее пути. Но тогда… Значит, кто-то вмешался в ее судьбу, как и она в судьбу той девочки, изменил предначертанное ей еще в детстве. И это были самые близкие ей люди.

Конечно, она понимала своих родителей. Они жили во времена, когда вера, мягко говоря, не приветствовалась. Боязнь за свою карьеру и благополучие, между прочим и за ее тоже, должна была стать и стала их оправданием в той жизни. Но только в той, и только для них. Для нее же все уже было решено. Был ли выбранный ими для дочери путь тем единственно верным, который дан человеку на земле?

Размышляя так, она не могла и представить себе, как ошибалась. Того, кто вмешался в ее судьбу, ей предстояло еще узнать.

Взгляд ее снова остановился на тоннеле. Яркие вспышки внутри, казалось, заставляли содрогаться его содержимое.

— Что это?

— Эти сполохи — мгновения особых злодеяний Сатаны. Иногда они охватывают целый отрезок тоннеля. Ты находишься вне времени и можешь увидеть прошлое. Смотри, видишь залитый сполохами промежуток? Это мировая война. Они убывают к ее окончанию.

— А откуда вон та яркая вспышка в конце?

— Это ядерный взрыв. Впервые в истории мироздания человек испепелил сотни тысяч себе подобных в одно мгновение. Между прочим, человек, сделавший это, написал на борту самолета имя своей матери. Впоследствии он сошел с ума.

Никогда до этого в истории человечества обруч так не пульсировал, не раскалялся и не извергал такое количество огня.

Лере стало страшно. Ей было знакомо это чувство, но такой страх, такой ужас нельзя было сравнить ни с чем.

— Господи, что за чудовище стоит за всем этим? Кто за этим стоит?

В огромном концертном зале шел юбилей примадонны. Сотни ненавидящих взглядов были устремлены на сцену. Взгляды ее коллег по цеху.

"Скорая" рванула с места.

— Опять приступ сердечной недостаточности! — громко прокричал кому-то в телефон мужчина в белом халате. — Жить будет.

На другом конце с раздражением бросили трубку.