Последняя отрада

ГЛАВА XVIII

Я возвращаюсь к смелой мысли отпустить Солема. Правда, если бы его отпустили, то в санатории не случилось бы катастрофы; но кто стал бы в таком случае швецом и жнецом у нас? Поль? Но ведь Поль, как я уже упоминал, валялся в своей каморке, и он предавался этому занятию все больше и больше, и уже совсем перестал показываться на глаза своим пансионерам, если не считать тех случаев, когда он ошибался в своих расчетах и сверх ожидания натыкался на нас.

Однажды вечером он шел по двору. По всей вероятности, он думал, что все гости уже улеглись, так как он потерял всякий счет времени; но мы сидели на дворе, так как было темно и тепло. Заметив нас, Поль немного подтянулся и, проходя мимо, поклонился нам; потом он подозвал к себе Солема и сказал:

- Не смей больше делать таких прогулок через горы, не предупредив меня об этом. Ведь я сидел и писал в своей комнате. Заставлять Жозефину таскать багаж, слыханое ли это дело.

Поль пошел дальше. Но ему показалось, вероятно, что надо поважничать еще больше; он повернулся и спросил:

- Почему ты не позвал на помощь одного из моих торпарей?

- Они не хотели,- ответил Солем - они окучивали картошку.

- Не хотели?

- Эйнар отказался.

Поль задумался на минуту.

- Так вот какие они! Ну, пусть лучше они так далеко не заходят, а то я прогоню их с их участка.

Тут в адвокате заговорила его профессия, он спросил:

- А разве они не купили своих участков?

- Да,- ответил Поль,- но ведь имение, кажется, принадлежит мне. А это что-нибудь да значит, хе-хе-хе. Пожалуй, я имею право сказать свое словечко, здесь в Рейса, хе-хе-хе…- и он вдруг стал серьезен и сказал коротко Сожму- в следующий раз ты скажешь мне.

После этого он опять направился в лес.

- Он слишком пристрастился к влаге, наш добрый Поль,- заметил адвокат.

Никто не ответил ему на это.

- В Швейцарии никогда ни один хозяин санатории не бродил бы в таком виде!- заговорил опять адвокат.

Наконец, фру Бреде тихо ответила:

- Его так жалко. Прежде он никогда не пил.

К адвокату сейчас же вернулось его добродушие и он сказал:

- Надо будет хорошенько поговорить с ним.

Но вот наступило время, когда Поль трезв с утра до ночи: к ним в пансион приехал негоциант Бреде. На флагштоке взвился флаг, всеобщее смятение, ноги Жозефины под юбками так и мелькали и слышно было только: брррр… Господин Бреде появился в сопровождении носильщика, его жена и дети вышли ему далеко навстречу, хозяева также вышли встречать его.

- Здравствуйте!- приветствовал он нас, широко размахнув своей шляпой и сразу побеждая нас всех.

Это был толстый, большой, добродушный человек, веселый, жизнерадостный, какими бывают состоятельные люди. Он сразу сделался нашим общим другом.

- Ты надолго приехал к нам?- спросила одна из его дочек, вешаясь на него.

- На три дня.

- Только-то!- воскликнула его жена.

- Только-то?- повторил он с улыбкой.- Это вовсе уж не так мало, мой друг; для меня три дня - очень большой срок.

- Но не для меня и не для детей, - заметила она.

- Итак, я пробуду с вами целых три дня,- продолжал он.- Должен себе сказать, что я принужден был проявлять громадную активность, чтобы позволить себе хоть на этот срок быть пассивным, ха-ха-ха.

Господин Бреде бывал здесь уже раньше и знал дорогу к дому, который занимала его жена. Он сейчас же велел подать себе сельтерской воды.

Вечером, когда девочки улеглись, господин Бреде и его жена присоединились к нам в гостиной. Он принес с собой для нас, мужчин, виски, и потребовал сельтерской. Для дам он припас вина. Вышел маленький праздник; господин Бреде умел занимать общество, и все мы были очень довольны. Этот мягкотелый человек совсем притих и пришел в утомление в то время, как фрекен Пальм играла на фортепиано народные песни. И нельзя сказать, чтобы он думал только о себе и ленился: среди разговора он вдруг встал, пошел на двор к флагштоку и спустил флаг.

- С закатом солнца флаг полагается спускать,- сказал он.

Раза два он уходил также посмотреть, спят ли девочки. Вообще видно было, что он очень любил детей. Он владел фабриками и санаториями и еще многим, многим другим, но, несомненно, больше всего он гордился тем, что владеет этими детьми.

Один из бергенцев постучал о рюмку и сказал спич.

До сих пор бергенцы вели себя очень тихо и, по правде сказать, очень скромно картавили друг с другом где-нибудь в сторонке, но тут представляется уже слишком удобный случай для произнесения речи. Разве не появился среди нас свежий человек с широкого света, который принес с собою вино, веселье и праздничное настроение? Редкостный товар в этом синем царстве скал… И так далее в том же роде.

Он говорил минут пять и вдохновлялся все более и более.

Господин Бреде рассказал кое-что об Исландии, этой нейтральной стране, в которой не побывали ни адъюнкт, ни адвокат и по поводу которой они вследствие этого не могли пререкаться. Но один из датчан бывал в Исландии и вполне согласился с впечатлениями, которые вынес оттуда господин Бреде.

Впрочем, последний рассказывал больше всякие анекдоты:

- У меня есть слуга, молодой парень, так он сказал мне как-то, когда я разозлился: «А здорово ты выучился ругаться по-исландски!» Ха-ха-ха! Он отдал мне должное: здорово ты выучился ругаться по-исландски,- сказал он.

Все засмеялись, а жена спросила:

- А ты что сказал?

- Что же мне было говорить. Я сразу был обезоружен, ха-ха-ха!

Но вот заговорил второй бергенец:

- Если бы у нас не было здесь семьи свежего человека, принесшего с собой жизнь и веселье, сударыня, нашей милой очаровательной дамы, которая осыпает всех своими любезностями, и детей, этих порхающих мотыльков…

Через несколько минут оратор вдруг закончил:

- Громогласное ура!

И он заиграл туш на фортепиано. Господин Бреде чокнулся со своей женой.

- Да, да, верно!- сказал он коротко.

Фру Моли сидела в углу и разговаривала все громче и громче с датчанином, который взошел на Торетинд «не с настоящей стороны». По-видимому, она преднамеренно говорила так громко. Господин Бреде стал прислушиваться к их разговору и, наконец, попросил рассказать ему подробнее об автомобильном движении в соседней долине. Он спросил, сколько там автомобилей и быстро ли они совершают путь. Датчанин сообщил ему все сведения.

- Но вы подумайте только, прийти сюда через гору!- воскликнула фру Моли. - До сих пор еще никто не отважился на это.

Датчанин подробно рассказал господину Бреде также и относительно этого перехода, который представлял собою известную опасность.

- Тут есть еще одна Синяя игла где-то в горах,- сказала фру Моли,- теперь вы, конечно, совершите восхождение на нее? Чем-то все это кончится?

Конечно, датчанина очень соблазняла эта игла, но он сам признался, что совершить восхождение на нее едва ли возможно.

- Я уже давно взошел бы на эту иглу, если бы фрекен Торсен не запретила мне,- сказал адвокат.

- Ну, вы, во всяком случае, не могли бы взойти на нее- заметила фру Моли равнодушным тоном.

Это была месть с ее стороны. Она уже успела присосаться к датчанину, словно всего ожидая от него.

- Я запрещаю всем и каждому даже помышлять об этой игле,- сказала фрекен Торсен.- Она гладкая и острая, словно мачта.

- А что, Герда, не попытаться ли мне?- спросил господин Бреде с улыбкой свою жену.- Ведь я старый моряк.

- Ты-то!- ответила она с усмешкой.

- Весной я влезал на самую вершину мачты брига.

- Где это было?

- У берегов Исландии.

- Зачем ты влезал?

- Право, не помню… А, знаете, я совершенно не понимаю таких восхождений на вершины гор,- переменил разговор господин Бреде.

- Нет, ты скажи, зачем ты влезал, слышишь? Зачем ты влезал на мачту?- повторила его жена с раздражением.

Господин Бреде засмеялся:

- Ах, уж эти женщины! Существуют ли более любопытные создания на свете!

- Как у тебя хватает духу делать такие безумия? Что было бы с девочками и со мной, если бы ты…

Она ничего больше не сказала. Муж перестал смеяться и взял ее руку:

- Была буря, дружок, парус еле держался, дело шло о жизни ж смерти. Но, конечно, мне не следовало упоминать об этом. А теперь… теперь нам пора поблагодарить общество за приятный вечер, Герда.

Господин Бреде и его жена встали и удалились. После этого первый бергенец снова принялся говорить речь.

Господин Бреде провел с нами три дня и снова приготовился в обратный путь.

Все время он был неизменно доволен и весел. Каждый вечер ему подавали одну бутылку сельтерской воды, - не более, а в то время как девочки укладывались спать, в доме, который занимала семья господина Бреде, поднимались невероятная возня и веселый гомон. Зато ночью из его спальни раздавался богатырский храп.

До прихода отца девочки охотно бывали со мной, теперь же я для них перестал существовать, так они были заняты своим отцом. Он устроил для них качели между двумя рябинами в поле, но предварительно он тщательно обернул ветш деревьев тряпками, чтобы веревки не стерли коры.

Он имел разговор с Полем, и ходили слухи, будто господин Бреде потребовал возврата вложенных им в пансион денег.

Поль повесил немного голову, но, по-видимому, больше всего его огорчило, что господин Бреде зашел также и к торпарям, чтобы посмотреть, как они живут.

- Он пошел к ним?- сказал Поль,- Так пусть уж там и остается.

Господин Бреде все шутил до последней минуты. Очень может быть, что расставание было и для него несколько тяжело, но он решил поддерживать бодрость в других. Жена стояла рядом с ним и держала его руку обеими своими руками, а другой его рукой завладели девочки.

И долго стояла так семейная группа.

- Мне и попрощаться нельзя,- сказал господин Бреде со смехом.- Вы не даете мне свободы.

Девочки пришли в восторг и закричали, что не отпустят его руку:

- Мама, и ты также не отпускай другую руку, держи крепче.

- Тише!- сказал отец.- Ведь я только ненадолго уеду в Шотландию, поймите же. А к тому времени, как вы вернетесь домой, и я также буду дома.

- В Шотландию? Зачем тебе опять надо в Шотландию? - спросили девочки.

Господин Бреде освободился от девочек и кивнул нам:

- Вы послушайте только этих маленьких женщин: любопытство и любопытство!

Однако ни жена его, ни девочки не улыбнулись. Тогда господин Бреде продолжал, обращаясь к нам:

- Кстати, я рассказывал недавно моей жене об одном любопытном человеке, который застрелился только для того, чтобы узнать, что с ним будет после смерти. Ха-ха-ха! Я нахожу, что это кульминационная точка любопытства, а? Застрелиться только для того, чтобы узнать, что будет потом.

Но и на эту остроту ни мать, ни дочери не улыбнулись. Его жена стояла, погрузясь в задумчивость, и это придало особую прелесть ее лицу.

- Так ты уже уходишь? - сказала она.

Появился носильщик господина Бреде с его вещами, он тоже провел все эти три дня в санатории и ждал.

Господин Бреде ушел, наконец, в сопровождении жены и детей, которые пошли проводить его через поле.

Право, не знаю,- этот жизнерадостный человек, добродушный и состоятельный, любящий своих детей, который был всем для своей жены…

Но был ли он всем для своей жены?

Первый вечер он потратил на какой-то праздник, который устроил для нас, а каждую ночь он исключительно тратил на храпение. Так и прошло трое суток.