Последняя песнь Акелы. Книга третья

Глава четырнадцатая

– А топают-то, – Поля настороженно посмотрела на приближающее шарканье и задумчиво покосилась на перекошенную ее рывком дверь, – совсем не оттуда, откуда мы пришли… И кого, спрашивается, черти несут?

– Черти не черти, – Алексей, направив ствол винтовки в сторону шагов, отставил лампу вбок и, жутко жалея, что не успевает потушить факелы, отодвинул Полину за ближайший выступ и сам присел за обломком плиты. Напряжённо всматриваясь в шаркающую темноту, Пелевин успел подумать, что почему-то в спину повеяло свежей прохладой. Додумать мысль до конца он не успел: леденя кожу, в затылок уперся срез револьверного ствола.

– E manter as mros а vista e nro estragar* (порт.: А ручки держи на виду и не балуй), – раздался над ухом пропахший чесноком шепот. – Eu nro – desculpe…* (не послушаешь – пожалеешь)

Пелевин раздраженно дёрнул щекой, скосил взгляд вбок и, увидев ещё чьи-то ноги в пыльных, воняющих дёгтем сапогах, аккуратно положил винтовку на пол.

– Вот это правильно, – простужено прохрипел чей-то довольный голос, коверкая слова жутким иберийским акцентом, и откуда-то сзади вышагнул длиннорукий, похожий на гориллу мужик в кожаной безрукавке поверх красной рубахи. – Руки закинь за голову, – ибериец выразительно качнул стволами двуствольного дробовика перед носом охотника и покосился на оскалившегося Бирюша. – И шавку свою угомони. Дёрнется не так – разом всех положу.

Наблюдая, как Пелевин кладет свою шляпу перед Бирюшем и отдает команду охранять, горилообразный охранник довольно осклабился и снисходительно похлопал охотника по щеке. – А теперь замри и даже не дыши, – португалец озадаченно повертел головой по сторонам, обменялся с приятелем выразительными взглядами и, не найдя ответа на мучавший его вопрос, повернулся к самому темному углу комнаты и заорал:

– Dom Pedro! Ramirez, Imbulu! Tudo bem! Vock pode ir!* (Дон Педро! Рамирес, Имбулу! Всё в порядке! Можно заходить!)

В ответ на его призыв стена за саркофагом слегка вздрогнула, окуталась облаком тёмной пыли и бесшумно отъехала в сторону. В оседающем пыльном облаке замаячили расплывчато-жёлтые светлячки масляных и керосиновых ламп, кто-то шумно чихнул, и из проёма, в окружении то ли послушников, то ли бодигардов, вышагнул дон Педро.

– Признаться, вам удалось меня удивить, – проповедник окинул Полину и Алексея пристальным взглядом, сплёл пальцы на животе и уважительно покачал головой. – Даже дважды. Узнав о вашем интересе к истории Лулусквабале, я предполагал, что вы займетесь активными поисками, но что доберётесь до сокровищ раньше меня и представить не мог. Кстати! – португалец взмахнул указательным пальцем, словно дирижёр своей палочкой. – А вы как сюда попали?

– Пришли, блин, – зло дернул щекой Пелевин и с досадой сплюнул на пол. – По дороге из жёлтого кирпича.

Охранник за его плечом, среагировав не столько на движение, сколько на агрессивные интонации в голосе пленника, с силой пнул Алексея в бок и что-то неразборчиво, но грозно пробурчал.

– Не стоит, друг мой, не стоит, – дон Педро движением руки остановил замахнувшегося подручного, подошёл к сундуку и, счастливо скалясь, погрузил руки в золото чуть не по локоть. – Во-первых, мы должны быть им благодарны… – заметив пренебрежительные гримасы на физиономиях подчиненных, португалец укоризненно покачал головой. – Да-да, друзья мои! Благодаря этим estranhos* (чужакам), – он ткнул пальцем в пленников, – мы нашли всё это…

– Благодаря нам? – удивлённо протянула Полина и вопросительно покосилась на траппера. Тот скорчил непонимающую физиономию и недоумённо пожал плечами.

– Вам-вам, – радостно ухмыльнулся дон Педро, удовлетворенно наблюдая за пантомимой пленников. – Ваш приятель, – проповедник небрежным взмахом указал на Пелевина, – попросил моего, – он с признательностью потрепал Имбулу по плечу, – разузнать о местных достопримечательностях. Имбулу великолепно справился с задачей, только сведениями поделился не с вами, а со мной. И вот результат! Мы все здесь! Но, судя по тому, что вы здесь оказались первыми и следов ваших мы не видели, существует ещё какой-то ход… Ну и Бог с ним, – проповедник покосился на груду сокровищ и азартно потёр ладошки. – Итог и так известен…

– А что там «во-вторых»? – Полина прижала руки к груди и попыталась свернуться в клубочек. – Вы сказали, что благодарность – это «во-первых», а значит, должно быть и «во-вторых»…

– Вы правы, дитя моё, – проповедник зачерпнул горсть монет и принялся неторопливо переливать золотой ручеёк из ладони в ладонь. – Есть и «во-вторых», только вряд ли оно вам понравится.

Выдерживая почти театральную паузу, дон Педро начал ссыпать монеты в сундук по одной. Дождавшись, когда последняя из них, звякнув, присоединится к своим товаркам, португалец пристально посмотрел в глаза девушке.

– Во-вторых, encantador* (прелестница), по моему скромному мнению, не стоит делать последние минуты тех, кто обречен, очень уж отвратительными. По крайней мере, запрещать дышать, как требовал мой непоседливый друг, – португалец подмигнул охраннику Пелевина, – это уже излишество. Вам скоро умирать, так что наслаждайтесь воздухом и жизнью, – дон Педро возвел очи горе, немного помолчал и ехидно ухмыльнулся. – По мере возможности.

– А почему вы не хотите нас отпустить? – игнорируя сочувственный взгляд траппера, робко поинтересовалась Полина и прижалась щекой к подрагивающей Фее.

– Почему? – проповедник задумчиво потёр щепотью подбородок, флегматично пожал плечами и с оттяжкой врезал подзатыльник одному из своих клевретов, не вовремя потянувшемуся к золоту. – С одной стороны, вас можно было бы и отпустить. Сокровища – мои… – он настороженно стрельнул глазами влево и вправо и поправился, – наши. Да и добра здесь на десять жизней хватит…. Но есть одно «но»! – проповедник без особой на то необходимости сдвинул револьверную кобуру на бок и назидательно поднял палец вверх. – Никто не гарантирует, что завтра вы не вернетесь во главе сотни-другой друзей-приятелей или просто проходимцев. Сокровищ много, это да! Но когда много делят на сто, а то и на двести, его становится ощутимо меньше. А меня такой расклад совершенно не устраивает. Так что, – он снисходительно, почти по-отечески улыбнулся расстроенной девушке, – смиритесь с непреложным. И не бойтесь, мы вас не больно убьем. Чик, и вы на небесах….

– А может быть, – Полина, стараясь не коситься на направленное на неё оружие, осторожно шагнула к португальцу, – мы найдем способ остаться довольными друг другом и разойтись миром? – девушка расстегнула две верхние пуговицы куртки и демонстративно блеснула треугольником белой кожи внутри импровизированного декольте. – Скажем, – она чарующе улыбнулась проповеднику и снова шагнула вперед, – моя лояльность в обмен на вашу…

Дон Педро победоносно покосился на презрительно скривившегося Пелевина и сально подмигнул девушке:

– Ну если лояльность и покорность будут полны и всеобъемлющи, то почему бы и нет… Вот только одно условие, – он вновь покосился на Пелевина, – вы продемонстрируете свою добрую волю здесь и сейчас!

– А-а-а… как же эти? – Полина обвела испуганным взглядом охранников радостно скалящихся в предчувствии скорой забавы. – Я так не могу, чтоб на меня смотрели…

– Они отвернутся, – дон Педро резким шепотом отдал ряд распоряжений по-португальски и, дождавшись, пока все присутствующие исполнят приказ, повернулся к девушке. – Все, кроме меня, закроют глаза, пока вы будете разоблачаться…

– Я буду вам признательна, – Полина подошла почти вплотную и, закрывая проповеднику веки, ласково провела ладошкой по его лицу. – Очень признательна.

Дон Педро счастливо улыбнулся и тут же поморщился с раздраженным недоумением: что-то железное больно царапнуло его по губам. Проповедник раскрыл глаза и поперхнулся от страха и удивления: стволы двуствольного карманного «дерринджера» не отличаются гигантскими размерами, но только до того момента, пока не смотрят прямо в лоб.

– А теперь открывай пасть пошире, ублюдок, – яростно прошипела Полина, тыча стволом пистолета в лицо португальцу. – Ну, примерно так, – удовлетворенно кивнула она, впихнув «дерринджер» в рот дона Педро и вынув «Ле Матт» из его кобуры.

С усилием взведя тугой курок, девушка ободряюще подмигнула Пелевину, направила ствол трофейного револьвера на охранника и воркующим тоном произнесла по-русски:

– Лёша! Падай!

Едва траппер плашмя рухнул на пол, девушка без тени сомнений выжала тугой спуск, и тяжелая мельхиоровая пуля срубила бандита, словно умелый дровосек молоденькую акацию. Его горилообразный приятель с самым решительным видом развернулся на грохот выстрела, вскинул стволы дробовика и даже успел спустить курки, чтоб разнести дуплетом каменную завитушку на потолке: Алексей, заметив, что громила в красной рубахе начинает разворот, не поднимаясь с пола, крутнулся юлой и, валя иберийца на камни, с силой врубил тому по ногам. Не оставляя противнику шанса подняться, траппер саданул каблуком сверху вниз по диафрагме громилы, перекатился к агонизирующему трупу охранника и, подхватив с пола липкий от крови револьвер, трижды грохнул по закутку, где укрылись Рамирес, Имбулу и прочие клевреты. По-видимому, удачно: из закутка донеслись проклятия, чей-то истошно-панический визг и пара заполошных выстрелов.

– Поля! – Алексей вновь перекатился к задыхающемуся от боли громиле и с оттягом врезал локтем тому под дых, – укройся за камнями и следи за тем углом.

Девушка, скорчив страдальческую рожицу, замахнулась рукоятью револьвера на дона Педро, но бить не стала – в ожидании удара тот втянул голову в плечи, превратившись в сиротливого гномика. Глядя на скукоженную фигурку португальца, Полина с чувством сплюнула и решительно навела револьвер на дальний угол. Кто бы там ни прятался, мыши или португальцы, им не поздоровится.

Мельком взглянув на эту пантомиму, охотник ухмыльнулся, подтянул к себе винтовку и, вскинув оружие одной рукой, словно пистолет, выпалил по укрытию бандитов. В ответ кто-то выставил из-за угла револьвер и пару раз шмальнул вслепую. Слава Богу, безрезультатно.

Раздраженно кривясь от противного визга рикошетов, Полина вскинула «Ле Матт» и трижды бахнула по невидимому стрелку. Она бы и в четвертый раз пальнула, но палец, измученный тугим спуском, вдруг скривился, объявил забастовку и, призывая передохнуть, нудно заныл. Благо, противники проявлять активность тоже не торопились.

Воспользовавшись кратковременным затишьем, дон Педро скорчил выразительную гримасу и, безмолвно призывая Полину срочно найти укрытие, бешено завращал глазами. Девушка окинула быстрым взглядом доступное пространство, немного подумала и, прислушавшись к голосу разума и мычанию проповедника, отступила за саркофаг. Дон Педро попробовал было упереться и смыться, но впившийся в нёбо ствол «дерринджера» мгновенно разъяснил мятежнику, что подобное поведение опасно для жизни.

Алексей тоже не терял времени даром: ломая ногти о металлическую пряжку, содрал с мертвеца патронташ, перезарядил револьвер и, переместившись ползком вплотную к громиле, приставил нож к его горлу.

– В общем, так, милейший, – с фальшивой любезностью прохрипел Пелевин, ласково щекоча здоровяка клинком по адамову яблоку. – Сейчас ты быстро, четко и правдиво разъяснишь, как у меня за спиной оказался. Будешь говорить, – охотник плашмя припечатал лезвие ножа к щеке гориллы, – будешь жить. Не будешь говорить, – Алексей молниеносно переместил клинок к паху пленника, – тоже будешь жить, – пресекая облегченный вздох громилы, траппер одним движением распорол пояс на брюках иберийца, – но без яиц.

– Там, – здоровяк покосился на приставленный к паху клинок, испуганно икнул, осторожно приподняв руку и, ткнув пальцем в стену, залепетал:

– Там ниша, за ней стенка, в стенке рычаг, за рычагом – ход.

– Длинный? – Алексей задумчиво покосился на стену, перевел взгляд на Полину и вжавшихся в пол пушистых питомцев и вновь пристально взглянул в глаза громиле. – Длинный ход, я тебя спрашиваю?

– Нет, сеньор, нет, – не отрывая взгляда от ножа, затараторил ибериец. – Он короткий, совсем короткий…

Пленник на мгновение умолк, потом вдруг закатил глаза и быстрым речитативом зашептал слова молитвы. Очнувшись от легкого укола ножа, он ошалело взглянул на Пелевина и продолжил:

– Совсем короткий, сеньор, шагов пять или семь всего, а потом снова стена с рычагом, а за ней пещерка… Ну та, знаете, что на склоне lâminas de macaco * (обезьяньей горки) приютилась…

– А почему я тебя не слышал? – Алексей, заметив краем глаза шевеление у противоположной стены, выстрелил навскидку по тени. – Ни шагов, ни голосов… – траппер ударом ладони взвел курок револьвера и вновь выстрелил в темноту. – Тут, понимаешь, слышу, а там, понимаешь, – он сунул воняющий порохом ствол под нос иберийцу, – ничего.

– Я не знаю, сеньор, я, правда, ничего не знаю, – громила шумно втянул в себя запах гари, плаксиво скорчился и пустил натяжную слезу. – Там, в ходу, всё слышно, а почему здесь тишина, я не зна-а-аю-ю-ю…

– Ну не знаешь, так не знаешь, – Алексей откинулся в сторону, резким взмахом вспорол громиле горло, продолжая движение руки, стряхнул кровь с клинка и, убрав нож в ножны, взял нишу со сторонниками проповедника на прицел. – Я ж говорил, – охотник покосился на труп иберийца, – пока говоришь – живёшь.

Траппер перевел взгляд на укрытие португальцев и резко сунулся головой в пол: из-за угла высунулись несколько стволов и полыхнули прощальным салютом. Неприцельно, зато громко. Отбивая охоту у любителей пальбы вслепую демонстрировать своё хобби, Алексей подобрал дробовик иберийца, вырвал из патронташа на поясе два патрона и, резво забив их в каморы, хлестнул дуплетом по противоположной стене.

– Давай ко мне поближе переползай, – траппер махнул стволом дробовика Полине и потянулся к поясу иберийца за патронами. Изготовив двустволку к стрельбе, Алексей вновь взглянул на девушку и уважительно покачал головой: та, не вынимая оружия изо рта проповедника и прикрываясь его телом, как щитом, медленно пятилась назад. Когда до его укрытия осталось не больше двух шагов, Алексей вскочил на ноги и, паля из револьвера по португальцам, дернул Полину вниз. Девушка и проповедник упали одновременно, причём пистолет по-прежнему пребывал во рту дона Педро.

– Да грохни ты его уже, – мельком взглянув на отплевывающегося кровью святошу, Алексей брезгливо поморщился и перезарядил револьвер. – Чего тянешь? Пальцы свело или духу не хватает? – Пелевин сочувственно посмотрел на подругу и перевел взгляд на пленника. – Если сама не можешь, так давай я…

– Да я бы давно уже грохнула! – расстроено фыркнула Полина, окатывая португальца злобным взглядом. – Пистолет, будь он не ладен, не заряжен…

– Вот сколько раз говорено было, – траппер возмущенно потряс в воздухе руками. – Оружие – не тряпки и не куклы, даже не Фея твоя любимая! Оружие, – Алексей ласково провел по стволу винтовки, – это оружие, за ним следить надо. Да чего уж теперь, – Пелевин рывком вздернул дона Педро на ноги и, встав за ним, как за щитом, взял маузер на изготовку. – Если счастлив твой Бог, – Алексей зло цыкнув сквозь зубы, посмотрел в донельзя усталые глаза проповедника, – свои тебя не пристрелят… А если нет… – траппер флегматично дернул плечом и покосился на обнимающую зверей Полину. – А вы чего прохлаждаетесь? Толстяк, – Лёша кивнул на труп иберийца, – сказал, что там, – он ткнул пальцем себе за спину, – еще один ход. Вот теперь дружно встали на четвереньки и поползли… Поползли, я кому сказал!

Дождавшись, пока Полина, Бирюш и Фея скроются за каменным уступом, Алексей, не сводя ствола маузера с укрытия португальцев, осторожно попятился, подманивая проповедника револьвером к себе.

– Лёша! – радостный вопль Полины взметнул столбик застоявшейся пыли. – Давай сюда! Мы ход нашли-и-и-и!

Пелевин, на мгновение выпустив проповедника из поля зрения, дернул головой на крик. Дону этого оказалось достаточно: резко откинувшись на спину, португалец рухнул на пол и, уходя с линии огня, откатился в сторону. Алексей с досадой сплюнул на пол, заранее зная, что промахнется, выпалил вслед проповеднику и в один прыжок долетел до ниши с друзьями. За спиной вразнобой громыхнуло несколько стволов и, свинцовый рой, стремясь слиться с героем воедино, с восхищенным свистом ринулся следом за Пелевиным. Не разделяя восторгов смертоносных почитателей и не стремясь к теплой, точнее – обжигающей, встрече, траппер плюхнулся носом в пыль и, ежесекундно чихая и отплевываясь, ползком добрался до камней.

– Цел? – осторожно выглядывая из-за угла, напряженным шепотом поинтересовалась Полина. – Да не молчи ж ты, дубина стоеросовая! Я ж волнуюсь!

– Да в порядке я, в порядке, – хрипло выдохнул Пелевин, откручивая крышку фляги непослушными пальцами. – Сейчас передохнём немного, – сделав быстрый глоток, он протянул флягу Полине, – и будем выбираться…

– Какой передохнём?! – девушка возмущённо поперхнулась водой и зашлась в сдавленном кашле. – Они же сейчас сюда скопом полезут и чего?

– Эт вряд ли, – Алексей похлопал девушку по спине, положил дробовик себе на колени и с расслабленным вздохом откинулся спиной на стену. Понимают ведь, что в такой теснине я их одним дуплетом к чертям смету. Чуть попозжа они, конечно, сунутся, но осторожно. А пока, – траппер поставил шляпу на пол полями вверх и, щедро плеснув в нее воды, подозвал Бирюша и Фею, – минут с десяток у нас в запасе имеется.

Дождавшись, когда звери осушат импровизированную поилку, Алексей нахлобучил шляпу себе на голову и повернулся к Полине.

– Я пока за приятелями нашими прослежу, а ты, – Пелевин задумчиво покосился на револьвер в руках девушки, – ты… Там патроны-то есть? Или, как в пугаче твоём, – пусто?

– Есть, – угрюмо проворчала девушка, проверив каморы револьвера. – В барабане четыре заряда, да картечный ствол не тронут…

– Шумнуть хватит, – удовлетворенно кивнул охотник и осторожно выглянул из-за угла. – Бери Бирюша и проверь, где ход заканчивается и куда выводит. Если вдруг что или кто не так – пали не раздумывая…

– Пали и не думай, – девушка ожгла спину Пелевина недовольным взглядом и, потянув Бирюша за собой, шагнула к выходу. – Убивайте всех! Господь узнает своих! – Полина покосилась на револьвер в своей руке и раздосадовано сплюнула, – тоже мне, Арно Амори местного разлива. Нашел, блин, убийцу…

Продолжая бурчать себе под нос о том, что мужчины и не думают признавать за женщиной право думать, Полина скрылась за ближайшим поворотом. Несколько минут из коридора не доносилось ни звука, и Алексей начал размышлять, нужно ли начинать беспокоиться, когда из-за угла показалась запыленная, но довольная физиономия девушки.

– Пошли скорей, – Полина подхватила Фею с пелевинских колен и сунула себе подмышку. – Тут идти – всего ничего, ярдов десять-пятнадцать – и свобода-а-а!

Девушка вскинула руки и радостно закружилась на каменном пятачке. Фея, недовольная скоростными и незапланированным подъемом, возмущенно мявкнула и попыталась осторожно царапнуть хозяйку. Та, недолго думая, сунула кошечку под нос Бирюшу и затормошила охотника.

– Лёш, ну пошли уже, а?! Вот только, – запал веселья, сменившись глубокой задумчивостью, внезапно пропал. – Как из подземелья выйдешь, там спуск длинный, а потом, наверно, мили с полторы – открытое пространство… Мы даже если тихо-тихо убежим, они все равно успеют прийти сюда и если нас не догонят, так застрелят… – девушка расстроенно шмыгнула носом и жалобно посмотрела на охотника. – Там спрятаться негде… никому, даже Фее…

– Значит, – Алексей озорно подмигнул удручённой девушке и сунул руку в свой мешок, – если тихо уходить, они успеют нас догнать? – траппер вынул на свет связку картонных трубочек, демонстративно сдул с неё несуществующую пыль и весело ухмыльнулся. – Тогда будем уходить громко…

Бирюш, разделяя хозяйскую радость, плюхнулся на зад, лизнул изрядно запылённую Фею в нос и разразился радостным лаем. Алексей добродушно потрепал пса по загривку, сунул возмущённую бесцеремонным обращением кошку в руки хозяйке, вынул из кармана коробок спичек и потряс над ухом.

– Бери зверей и топай на улицу, – Алексей раскрыл коробок, пристально обозрел каждую из пяти оставшихся спичинок, недовольно дёрнул щекой и повернулся к Полине. – Как окажетесь снаружи – крикни погромче и зажимай уши…

– А это ещё зачем? – подпоясавшись патронташем с ружейными патронами, Полина бодро закинула трофейный дробовик на плечо, ударилась локтем о приклад и зашипела от боли. – С какой печали-радости мне ухи закрывать?

– А я о твоей нравственности пекусь, – Пелевин надел рюкзак, проверяя, насколько равномерно распределён вес, подвигал плечами и пару раз присел. – Как ты выйдешь, – Алексей, парируя удивлённый взгляд девушки, забавно сморщил нос и расплылся в довольной улыбке, – я ругаться буду. Матом. Громко и долго.

– Па-а-а-думаешь, – пренебрежительно фыркнула Полина, вальяжно дефилируя к выходу в сопровождении кошки и собаки, словно королева в окружении свиты. – Тоже мне, сквернослов записной нашелся! Да я, чтоб ты знал… ой!

Девушка, получив неожиданный шлепок прикладом винтовки по заду, внезапно ускорилась, пробежала по инерции несколько шагов до поворота, ухватившись на бегу за выступ в стене, остановилась, показала Пелевину язык и скрылась за углом. Траппер проводил проказницу возмущенно-одобрительным хмыканьем, словно гордящийся дитёнком родитель, в очередной раз проверил распределённую по плечам амуницию и, крутя в пальцах спичечный коробок, прислушался к удаляющимся шагам. Услышав неразборчивый, но громкий девичий вопль, Алексей споро прочёл молитву, коротко перекрестил пространство перед собой, поджёг огнепроводной шнур на заранее подготовленной шашке и с силой швырнул динамит за угол. В склепе послышались панические крики, чья-то неразборчивая и явно ругательная скороговорка, заполошный выстрел и топот ног. Правда, весь инородный шум охотнику был еле слышен, так как все посторонние звуки заглушались собственным топотом.

Секунд через двадцать приглушённо хлопнул взрыв, коридор тряхнуло, заволокло пылью, и в спину ударил спрессованный воздушный кулак. Еле удержавшись на ногах, Алексей стряхнул с полей шляпы комья земли, поджёг шнур ещё одной шашки, отчаянно отплёвываясь, швырнул её через плечо и гигантскими прыжками понесся к еле различимому в стене пыли пятну света.

Выскакивая из коридора, траппер получил ещё один воздушный удар в спину, а перевалившись через порог – ослепляющий в голову. Не удержавшись на ногах, Алексей рухнул на колени и, запечатывая веки, с силой вжал ладони в глазницы. Через пару минут он с трудом утвердился на подгибающихся на ногах. Из коридора несло пылью, сгоревшей взрывчаткой и чем-то ещё. Наверное, тленом истории или ещё чем-нибудь заумным. Зажав саднящие болью виски ладонями, Алексей обвёл округу слезящимся взглядом, коротким жестом отправил Полину с питомцами спуститься пониже и, запалив после недолго раздумья последнюю шашку, надсадно кряхтя, швырнул её в проход. Он успел спуститься ярдов на тридцать и даже окончательно прийти в себя, когда внутри скалы громыхнуло, из подземного прохода, словно орудийный выстрел, выметнулся столб пыли с зарядом из щебня и скальных осколков. Карниз над входом в подземелье, словно раздумывая, как ему поступить в создавшейся ситуации, немного поскрипел и, перегородив вход в коридор, рухнул вниз. Алексей и Полина обменялись многозначительными ухмылками и, кликнув усевшихся поодаль питомцев, неспешно направились к зеленящейся вдали полоске буша.

Уже у подножия скалы трапперу вдруг показалось, что поясницу леденит чей-то ненавидящий взгляд. Пелевин резко обернулся и, ругая себя за паранойю, с чувством сплюнул: всё вокруг – скала, редкий кустарник и пропеченные солнцем камни – источало спокойствие. Нагромождение камней у бывшего входа в подземелье – и то перестало куриться пылью и дымом. Алексей ещё раз оглянулся по сторонам, неопределенно пожал плечами и поспешил следом за ушедшими вперед друзьями.

– Не переживай, vossa excelkncia* (порт. твое превосходительство), – Рамирес успокаивающе похлопал дона Педро по плечу и вновь приник к просвету в завале на выходе из подземелья. – Эта парочка, – португалец, на миг оторвавшись от обозрения окрестностей, кивнул на удаляющихся мужчину и женщину, – отсюда только к Лоуматане выйдет и не раньше, чем завтра. Нет тут другого пути. А там, – ибериец смакующее причмокнул губами, – мы их встретим, и тогда…

– Вот когда встретим, – дон Педро ожег сподвижника ледяным взглядом, – тогда и будем сладострастным мечтаньям предаваться. А пока давайте из этой могилы выбираться. За камушками, – проповедник ухватил Рамиреса за шкирку и откинул от коридора в сокровищницу, – потом, как с конкурентами расквитаемся, вернемся.

– O que vock diz, excelkncia* (как скажете), – португалец уныло взглянул на склеп и с тоскливым вздохом потопал к выходу. – Хотя лично мне горсть-другая камней, когда я на стволы этого seta mad* (безумного стрелка) полезу, душу бы согрела. О! Excelkncia! – Рамирес, загоревшись какой-то мыслью, спотыкнулся на ровном месте и повернулся к проповеднику. – А когда мы этих bastardos * (ублюдков) поймаем, вы им речь читать будете?

– Зачем? – дон Педро смерил сподвижника недоуменным взглядом и, отодвинув его с пути, неторопливо побрёл дальше.

– Как зачем? – опешив от такого ответа, Рамирес остановился и удивлённо помотал головой. – А увещевать? Ну, в смысле – перевоспитывать?

– Я что, дурак? – дон Педро с досадой пнул подвернувшуюся под ногу черепушку и со злостью сплюнул. – Таких, как эти… – подбирая подходящий эпитет, проповедник прикусил мякоть большого пальца и, не найдя слов, с чувством махнул рукой. – Таких только могила исправит, да и то – гарантий никаких…