Глава пятнадцатая

29 мая 1900 года Окрестности крааля Лоуматане,

пятнадцать миль на запад от Лулусквабале

– К сожалению, мы оба оказались правы, – Алексей бесшумно просочился сквозь стену колючего кустарника и устало прислонился к стволу одинокого абаша, – и в том, что нас преследуют, и в том, что возглавляет охоту наш милейший дон Педро, – охотник неторопливо стёк к корням и с блаженной улыбкой вытянул ноги. – До них ещё мили полторы, но идут, сволочи, шустро, так что нужно что-то делать…

– Так сразу и дон Педро, – недоверчиво фыркнула Полина, с подозрением посматривая на отдыхающего Пелевина. – Вот так ты, орел востроглазый, в такой дали – и разглядел, кто там по бушу бродит?

– А монокуляр на что? – не удосужившись хотя бы приоткрыть глаза, траппер хлопнул по оттопыривающемуся нагрудному карману. – Оптика отличная, вот и разглядел. Следом за нами топают сеньор проповедник и шестеро его бодигардов.

– Опять бежать? – тягуче вздохнула Полина, обмениваясь тоскливыми взглядами с Феей. – Или что там у нас по плану?

– Да ничего особенного, – флегматично пожал плечами Пелевин, вынимая кисет и трубку. – Я покурю и пойду с загонщиками поздороваюсь, а ты, – Алексей покосился на девушку, – тут подремлешь, сил для предстоящего пути наберешься…

– Я с тобой, – Полина оперлась на дробовик, как на костыль и с видимым усилием оторвалась от земли. – Ишь чего удумал…

– Конечно, со мной, – прищурился траппер, выдыхая струю дыма. – Вот как вернусь, так ты сразу же со мной дальше потопаешь. А пока, – Алексей, надавив на плечо, усадил девушку на землю, – тут отдохни.

Выслушав компаньона, Полина от комментариев воздержалась, недовольно надула губы и, посадив Фею себе на колени, принялась с задумчивым видом рассматривать окрестности.

– Да! – понаблюдав пару минут за заговорщицки настроенными кошками, Пелевин звонко хлопнул себя ладонью по лбу. – А чтоб у вас никаких мыслей не было, – охотник щелчком подозвал Бирюша и, указав на девушку и кошку, буркнул:

– Охраняй. Пока не вернусь, никуда их не пускай.

Бирюш, вывалив язык, одарил хозяина обожающим взглядом и, расплываясь в улыбке, повернулся к Полине. Та, возмущённая мужским произволом, резво вскочила и даже успела шагнуть к кустам, но на этом её достижения и закончились: Бирюш, аккуратно прикусив полу её куртки, рывком кудлатой головы усадил мятежницу на место. Фея, поражённая до глубины души фактом посягательства какого-то пса на любимую хозяйку, выгнув спину, махнула лапой и зашипела, как разозленная змеюка. Бирюш удивлённо покосился на подружку, флегматично зевнул и что-то примиряющее буркнул. Фея не угомонилась. Бирюш совершенно по-человечески вздохнул, слегка виновато покосился на Полину и придавил возмутительницу спокойствия лапой к земле. Алексей удовлетворённо улыбнулся, потрепал собаку по холке и, подмигнув расстроенной девушке, направился к кустам.

– Лёш! – Полина дёрнулась было следом, но, услышав недовольное урчание собаки, осталась на месте. – А они нас точнее не убьют?

– Кишка тонка, – Алексей остановился и скептично качнул головой. – И вообще: мы никогда не умрём!

– Точно? – с надеждой шмыгнула носом Полина и прижалась к Бирюшу.

– То есть абсолютно! – Пелевин немного подумал и, развернувшись лицом к друзьям, продекламировал:

Это больше, чем я, это больше, чем ты,

Это вечной свободы дурманящий вдох,

Это наша любовь, это наши мечты,

Это с неба тебе улыбается бог.

Это больше, чем я, это больше, чем ты,

Это тёплое солнце и ночью, и днем.

Это наша любовь, это наши мечты,

И поэтому мы никогда не умрем!

– Понятно, чудо? – траппер в очередной раз подмигнул Полине и закинул винтовку на плечо. – Переживать совершенно не из-за чего…

– Лёш, а Лёш! – восхищённо прошептала Полина. – А это ты сам написал, а?

– Не, – чуть смущено буркнул Пелевин, – не я. В Претории услышал, вот и запомнил. – Алексей подумал, стоит ли уточнять, что стихи, а точнее, песню он слышал всего лишь раз, в кабаке, стремительно напиваясь в хлам, потом решил, что опускаться до подробностей не стоит и прощально махнул рукой.

– Лёш, а Лёш! – Полина привычно дернула охотника за рукав и вопросительно уставилась Алексею в глаза. – А ты, правда, так думаешь?

– Что мы никогда не умрём? – Пелевин неопределенно шевельнул бровью и залихватски сдвинул шляпу на затылок, – Не просто думаю – уверен!

– Да нет, – Полина тихонько вздохнула и отвела глаза, – про то, что любовь – наша…

Траппер запнулся на полуслове и медленно сглотнул слюну. Попытавшись что-то сказать, несколько раз беззвучно открыл рот, то ли не найдя слов, то ли просто не решившись, нервно дернул щекой, резко развернулся и, не оглядываясь, пошагал в глубь кустарника.

– Ну и где вас, спрашивается, черти носили? – облегчённо выдохнул Пелевин, разглядывая преследователей после двухчасового ожидания в засаде. – Я уж думал, заблудились или того хуже – другую дорогу нашли.

Сетования охотника остались без ответа: Имбулу, оторвавшись от основной группы преследователей и пригнувшись к земле, буквально обнюхивал песчано-жёлтую траву и пыльные камни, остальные с вялым любопытством молча наблюдали. Закончив читать одному ему понятные письмена на земле, Имбулу подошёл к дону Педро и, энергично жестикулируя, стал что-то рассказывать. Едва зулус закончил отчет, проповедник несколькими взмахами руки разбил отряд на две части: двое головорезов, возглавляемых Рамиресом, неторопливо направились по склону вправо от тропы, остальные же, под предводительством дона Педро и Имбулу, двинулись по еле видимой среди травы тропинке.

Немного поразмыслив над странностями поведения противника, Алексей флегматично пожал плечами и направился следом за Рамиресом: Имбулу ведёт отряд непосредственно к укрытию Полины, но, десять против одного, услышав выстрелы за спиной, преследователи повернут назад. Так что пусть пока идут, чем больше пройдут, тем больше устанут назад бежать.

Прошагав следом за португальцами полмили чуть ли не прогулочным шагом, Алексей в который раз подивился людской беспечности и, решив, что пора бы преподать урок невеждам, скинул маузер с плеча и навёл в спину головного из троицы.

– Увидь меня сейчас Полина, – невесело хмыкнул под нос траппер, неторопливо выцеливая жертву, – воплей было бы до неба! Стрелять в спину! Кошмар! – Алексей тихонько выдохнул и плавно выжал спуск. – Это не по-рыцарски и не по-джентльменски!

В многоголосом гаме буша выстрел прозвучал не громче треска сломанной ветки, и в первое мгновение Рамирес и его приятель даже не поняли, что заставило их товарища рухнуть на землю.

– Ну, так я и не джентльмен, – удовлетворенно фыркнул охотник, глядя на сучащего ногами по земле португальца. – И в рыцари меня не посвящали!

Лязгнув затвором, Пелевин выбросил гильзу, перевёл ствол винтовки на кинувшегося в кусты Рамиреса и чертыхнулся: осознанно или случайно, но португалец нашел надёжное укрытие за поваленным стволом жакардиньи. Решив оставить предводителя на потом, Алексей обшарил взглядом окрестные кусты в поисках последнего из несчастливой троицы. Спустя полминуты неудачник был обнаружен в ближайших от тропы кустах, правда, по своей же вине. Ища невидимого стрелка и Рамиреса, португалец высунулся наружу едва не по пояс, за что и поплатился: винтовочный выстрел сухим щелчком вспорол знойную тишину, и восьмиграммовая пуля разнесла любопытную голову, как переспелую тыкву.

Когда эхо выстрела устало скакать между деревьев и затихло, в буше воцарилась тишина. Мертвая. Если не считать истошных воплей обезьян, размеренного клекота разномастных птиц, возмущенного рёва кого-то большого, клыкастого и, судя по воплям, очень голодного, а так же десятков иных, повседневных для буша, звуков. Алексей давно привык отрешаться от естественной лесной какофонии и находить противника по еле слышному бренчанию металла, скрипу плохо подогнанной кожи, а когда и по запаху эмоций: от кого-то веет усталостью, от кого-то разит спесивой самоуверенностью, от кого-то воняет страхом.

Однако в случае с Рамиресом полезные навыки дали осечку: никаких чужеродных звуков траппер не слышал, а из запахов доносилось только приторно-душное амбре от кучи перегноя слева от тропы. После пяти минут ожидания противник так и не объявился, зато мысль о возвращающемся доне и его друзьях всё чаще била по нервам. Алексей зло скрипнул зубами и скользнул в просвет между деревьями: идея самому начать охоту на охотника была ему совсем не по сердцу, вот только мысль оставить такого противника, как Рамирес, за спиной, нравилась еще меньше.

Раздвинув ветви очередных кустов стволом винтовки, Алексей краем глаза углядел обрывок цветастой тряпицы и наклонился, чтобы рассмотреть находку. Внезапно за спиной раздался еле слышный сухой щелчок осечки, затем – разъяренный выдох и свист рассекаемого воздуха. Не тратя времени на разворот, Пелевин рухнул на бок и, разрывая дистанцию, откатился вбок. Встав на одно колено, траппер обернулся лицом к опасности и, увидев, как приближающийся Рамирес заносит свою винтовку, словно дубину, выстрелил навскидку.

Сбитое дыхание и ходящие ходуном руки сыграли паршивую шутку – вместо вражеской груди пелевинская пуля разнесла в щепы шейку приклада чужой винтовки, а времени, чтобы передёрнуть затвор, не оставалось. Правда, даже не поразив цель, выстрел принес ощутимую пользу: энергия пулевого удара по винтовке заставила Рамиреса отшатнуться и подарила Пелевину две бесценные секунды. Но и их оказалось мало. Вскочить на ноги Алексей успел, а уклониться от прущего, словно Циклоп на Одиссея, Рамиреса – нет. Ухватив маузер за ствол и, парируя вражеские движения, Пелевин вскинул винтовку над головой. Первый удар наследника конкистадоров он отразил вполне успешно, хруст цевья маузера за потерю не считается. Второй удар Алексей, словно матадор на арене корриды, парировал с уходом в пируэт, и это стало почти роковой ошибкой: неистовый португалец просто вышиб винтовку из его рук. Уцелел охотник только благодаря инерции удара, не давшей Рамиресу возможности остановиться и прихлопнуть неуклюжего русского, словно таракана. В мечтаниях смяв и растоптав неуловимую мишень, португалец вложил все силы в последний рывок, оттолкнулся от ближайшего дерева и, замахнувшись импровизированной дубиной, словно кузнец молотом, кинулся на покачивающегося Пелевина. Понимая, что увернуться от летящего в лицо винтовочного ствола он уже не успевает, Алексей откинулся спиной назад и, выхватив в падении револьвер, трижды выстрелил в упор.

Упали они почти одновременно. И тут же попытались подняться: Алексей – тяжело дыша, кряхтя и выгребая из-за шкирки колючки и обломки веток, Рамирес – скрипя зубами и пытаясь зажать ладонями сочащуюся из живота кровь. Не желая продлевать мучения противника, траппер вскинул револьвер, но так и не выстрелил: португалец что-то пробулькал хлынувшей из горла кровью, уткнулся лбом в землю, пару раз дернулся и затих. Алексей обвел поле боя усталым взглядом, прижавшись ухом к земле, попытался уловить шум приближающейся погони, но толком ничего не услышал, с трудом поднялся на ноги и, перезаряжая на ходу револьвер, побрел собирать трофеи.

Результаты осмотра не радовали: подняв изувеченный маузер с земли, Алексей сокрушенно побаюкал родное оружие и с тоскливым вздохом, аккуратно, словно боясь причинить боль, отложил в сторону – использовать винтовку было не возможно. Ли-метфорд португальца тоже представлял собой кошмарное зрелище: вместо приклада – веник щепы, измочаленное, во вмятинах и выбоинах цевьё, ствол – и тот погнут… жуть.

Осмотрев тело первого покойника, Алексей в озадаченном изумлении почесал затылок: португалец таскал с собой охотничью двустволку, принадлежавшую как бы ни его дедушке и это – в лучшем случае. Да и состояние ружья оставляло желать лучшего: ствол в кавернах и раковинах, замки покрыты ржой, трещина на цевье стянута бечевой… Несомненная ценность, жаль только, что ближайшая антикварная лавка в двухстах милях. В кобуре покойника обнаружился французский Ле-Мат, копия того, что Полина сперла у дона Педро. Придя к выводу, что с паршивой овцы хоть шерсти клок, а патроны девчонке пригодятся, Алексей закинул револьверный патронташ в рюкзак и побрел к месту упокоения любопытного португальца.

Увидев, что из-под брюха покойного виднеется приклад и край зарядной скобы Генри, Алексей поначалу обрадовался и, приподняв труп, потянул находку к себе. При ближайшем рассмотрении радость несколько померкла: найденный Winchester 1887, нет слов, отличный дробовик, вот только изрядно укороченный прежним владельцем ствол, приравнивает его по убойности – к пушке, вот только по дальнобойности – к револьверу.

Понимая, что гениальную идею – перестрелять дона Педро и его приспешников издалека – стоит похоронить вместе с верным маузером, Алексей перекинул патронташ от винчестера через плечо, проверил патроны в магазинной трубке ружья и побрел навстречу еще не видимой, но, несомненно, приближающейся погоне. Хочешь – не хочешь, ближнего боя не избежать. А жаль.

Дошагав до места, где отряд проповедника разделился, и не обнаружив никаких следов погони, Пелевин не на шутку разволновался. От мысли, что он просчитался и дон Педро, наплевав на пальбу за спиной, добрался до укрытия Полины, тряхнуло, словно от скорпионьего укуса. Поспешно покидав амуницию на землю, Алексей добежал до покореженной грозой акации на вершине полого холмика. Забравшись почти на самую крону, охотник обшарил внимательным взглядом доступные глазу окрестности. И когда узрел в объективе монокуляра дона Педро, в окружении соратников карабкающегося на вершину соседнего холма, облегчено, почти что радостно вздохнул и пересчитал преследователей. Дон Педро, Имбулу, двое безымянных клевретов – вся команда в сборе и, следовательно, Полина в безопасности. Спустившись на землю и сожалея о погибшем маузере, Алексей в очередной раз помянул Рамиреса недобрым словом, подобрал дробовик и не спеша направился к выбранному для засады месту: носясь взад-вперед, погоня изрядно притомилась и теперь еле передвигала ноги, а посему можно было и не торопиться.

Обосновавшись в ложбинке у корней старой кхайи, царившей в зарослях пахучего крестовника, Пелевин наблюдал за преследователями и завистливо матерился: дон Педро жадно присосался к фляге, а один из клевретов раскурил длинную сигару, чей ароматнейший запах долетал даже до укрытия охотника. Заметив, что любитель табака, сухопаростью и унылым выражением вытянутого лица напоминавший даже не дон Кихота, а Росинанта, беспечно двинулся к кустам, траппер сглотнул слюну и, прильнув к земле, пополз навстречу португальцу.

Дошагав до облюбованных кустов, курильщик зажал ружьё подмышкой и принялся возиться с завязками на поясе. Когда чья-то рука удушающее захлестнула его горло, португалец даже не испугался, а возмутился: кто смеет ему мешать в таком деликатном, можно сказать, интимном деле? Разродиться какими-либо другими эмоциями он не успел: холодная сталь одним движением вспорола его горло, и все слова просто потонули в потоке багровой влаги, хлынувшей на жёлтую от солнца и пыли траву.

Заметив краем глаза, что отошедший по нужде приятель, всплеснув руками, вдруг скрылся из вида, Имбулу пихнул локтем дона Педро, отвесил подзатыльник успевшему задремать бодигарду и, указав товарищам, в какой стороне притаилась опасность, пригнулся пониже и заскользил сквозь травяное море, как кайман по речной глади. Манера приподниматься над травой так, чтобы над жухлыми листьями виднелись только глаза, лишь усиливало сходство. Приподнявшись в очередной раз, зулус дернул головой на неясный свист откуда-то справа: внезапно перед глазами мелькнула серая молния, и что-то твердое, с противным хрустом, врубилось в диафрагму. Хрипя от надсадной, сковывающей боли, Имбулу скосил глаза и расплылся в радостной улыбке: его мечта сбылась, – нож, самый замечательный в мире нож, теперь принадлежит ему! Вождь липкими от крови пальцами судорожно вцепился в торчащую из груди рукоять и умер счастливым.

Понимая, что охота вдруг пошла как-то не так, что от численного преимущества почти ничего не осталось и помощи от Рамиреса, скорее всего, ждать бесполезно, дон Педро испуганным шепотом окликнул последнего приятеля и, настороженно поводя стволом по сторонам, медленно попятился к склону.

Португалец – коренастый бородатый мужичина в кожаной безрукавке поверх домотканой сорочки, затравленно оглядываясь на каждом шагу, поспешил следом за ним – и застыл на месте, разинув рот в немом крике: из кустов напротив прямо в лоб смертоносно скалился срез ствола дробовика. Дон Педро, намереваясь поторопить запаздывающего приятеля, повернулся как раз в тот момент, когда оглушительно грохнул выстрел и кровавые ошметки – некогда голова клеврета – багрово-серым дождем разлетелись по сторонам. Брезгливо выплевывая залетевшие в рот костяные брызги, проповедник, размазав рукавом липкие потёки, разлепил глаза и, икая на бегу от ужаса, бросил ружье и вприпрыжку понесся по холму: из кустов, закинув ствол дробовика на плечо, вышла Смерть. Правда, в мужском обличье и небритая… Но когда речь идет о смерти, такие нюансы значения не имеют: хочешь жить – уноси ноги, а были ли у неё коса и балахон потом думать будешь. Если доживешь.

Увидев удирающего проповедника, Алексей злорадно ухмыльнулся, навел винчестер на мелькающую среди травы спину и с досадой сплюнул: чертов дон бежал навстречу солнцу, а оно, спасая шкуру пройдохи, било охотнику в глаза. Злобно рыча на ходу о том, как он замаялся носиться по пересеченной местности, Алексей рванул следом. Пару раз он пальнул на ходу, но все усилия оказались тщетными: свист дроби над ухом только прибавлял проповеднику прыти.

Внезапно мельтешение перед пелевинскими глазами резко оборвалось, раздался жуткий треск, затем – душераздирающий крик, потом снова треск, и тишина… Осторожно подобравшись к месту исчезновения проповедника, Алексей разочарованно покачал головой: меньше чем в ярде от его ног начинался невидимый в гуще растительности обрыв с крутыми, поросшими кустами и мелкими деревьями склонами. Вынув монокуляр, траппер тщательно всмотрелся в промятый тушкой дона Педро след, но тела врага так и не обнаружил. Досадуя, что не имеет возможности спуститься (точнее, спустившись – подняться), Алексей вполголоса выматерился, с чувством сплюнул на возможную могилу врага и побрёл назад. Солнце клонилось к закату, да и девчонки, наверное, волнуются…

Ярко-оранжевое пятно, колышущееся промеж деревьев, Алексей заметил еще ярдов за триста до стоянки и на какое-то время задумался, как отреагировать на поступок девчонки: устроить выволочку за демаскировку или вынести благодарность за то, что сумела развести костер по всем правилам. Пребывая в раздумьях, Пелевин подобрался поближе, но выходить к огню не стал, а бесшумно обогнул лагерь по широкой дуге. Почуяв приближение хозяина, Бирюш радостно замолотил хвостом, но поста не покинул. Фея, недовольная внезапной активностью лохматого друга, что-то полупрезрительно фыркнула и перебралась под бок ничего не подозревающей хозяйке.

Заметив, с какой настороженной решимостью Полина, не отводя занемевших пальцев от курков, поводит по сторонам стволами дробовика, траппер мысленно премировал себя бокалом бренди за предусмотрительность и спрятался за стволом дерева.

– Поля! – оценив точность и скорость наведенных на звук голоса стволов, Пелевин довольно улыбнулся и чуть смущенно откашлялся. – Ты курки-то спусти, а то бахнешь ещё ненароком, – услышав сдвоенный щелчок, Алексей облегченно вздохнул и шагнул к костру. – Рассказывай, как вы тут живёте-можете…

– Лёша-а-а! – откинув дробовик в сторону, Полина, едва не затоптав пса и кошку, метнулась к выходящему из тени охотнику. – Живо-о-ой! Вернулся!

– Да чего со мной сделается-то? – смущенно пробурчал Пелевин, осторожно снимая радостную Полину со своей шеи. – Там делов-то было всего ничего, а противников стоящих и вовсе ни одного…

– Да-а-а? – недоверчиво протянула Полина, удивившись тому, как Пелевин аккуратно, но всё же с толикой небрежности, прислоняет к дереву незнакомое ей оружие. – А куда ты тогда ружье своё дел?

– Погибла Варенька, – отводя глаза в сторону, с ощутимой печалью в голосе буркнул Пелевин и, мимоходом потрепав Бирюша по холке, устало плюхнулся на землю.

– Как погибла? – всплеснув руками, недоуменно вытаращилась Полина. – Почему погибла?

– Меня спасала, вот и погибла, – траппер невыразительно дёрнул плечом и, закрыв глаза, прислонился спиной к дереву. – Где я теперь такую найду?

– Если хочешь, – уперев руки в бока, девушка горделиво вздернула носик, – я тоже погибну, чтобы тебя спасти!

– Если ставить приоритетом мои желания, – траппер с видимым трудом повернулся к Полине и смерил подругу усталым взглядом, – то меня больше устраивает, что, защищая меня, ты живешь.

Не дожидаясь, пока ошеломленная девушка перестанет растерянно хлопать глазами, Пелевин стёк на землю, повернулся на бок и меньше чем через минуту тихонько засопел. Полина нежно разгладила слипшиеся от пота и пыли волосы траппера, осторожно поцеловала его в лоб, и, укрыв охотника одеялом, примостилась сбоку.

Загрузка...