Посошок

Куда с добром деваться нам в границах нашей области?

У нас — четыре Франции, семь Бельгий и Тибет.

У нас есть место подвигу. У нас есть место доблести.

Лишь лодырю с бездельником у нас тут места нет.

А так — какие новости? Тем более, сенсации…

С террором и вулканами здесь все наоборот.

Прополка, культивация, мели-мели-орация,

Конечно, демонстрации. Но те — два раза в год.

И все же, доложу я вам без преувеличения,

Как подчеркнул в докладе сам товарищ Пердунов,

Событием высокого культурного значения

Стал пятый слет-симпозиум районных городов.

Президиум украшен был солидными райцентрами —

Сморкаль, Дубинка, Грязовец и Верхний Самосер.

Эх, сумма показателей с высокими процентами!

Уверенные лидеры, опора и пример.

Тянулись Стельки, Чагода. Поселок в ногу с городом —

Угрюм, Бубли, Кургузово, потом — Семипердов.

Чесалась Усть-Тимоница. Залупинск гладил бороду.

Ну, в общем, много было древних, всем известных городов.

Корма — забота общая. Доклад — задача длинная.

Удои с дисциплиною, корма и вновь корма.

Пошла чесать губерния. Эх, мать моя, целинная!

Как вдруг — конвертик с буквами нерусского письма.

Президиум шушукался. Сложилась точка зрения:

— Депеша эта — с Запада. Тут бдительность нужна.

Вот в Тимонице построен институт слюноварения.

Она — товарищ грамотный и в аглицком сильна…

— С поклоном обращается к вам тетушка Ойропа.

И опосля собрания зовет на завтрак к ней.

— Товарищи, спокойнее! Прошу оставить ропот!

Никто из нас не завтракал — у нас дела важней.

Ответим с дипломатией — мол, очень благодарные,

Мол, ценим, и так далее, но, так сказать, зер гут!

Такие в нашей области дела идут ударные,

Что даже в виде исключения не вырвать пять минут.

И вновь пошли нацеливать на новые свершения.

Была повестка муторной, как овсяной кисель.

Вдруг телеграмма: «Бью челом! Примите приглашение

Давайте пообедаем. Для вас накрыт Брюссель.»

Повисло напряженное, гнетущее молчание.

В такой момент — не рыпайся, а лучше — не дыши!

И вдруг оно прорезалось — голодное урчание

В слепой кишке у маленького города Шиши!

Бедняга сам сконфузился. В лопатки дует холодом.

А между тем урчание все громче, все сочней.

— Позор ему — приспешнику предательского голода!

Никто из нас не завтракал — дела для нас важней!

— Товарищи, спокойнее! Ответим с дипломатией.

Но ярость благородная вскипала, как волна.

— Ту вашу дипломатию в упор к отцу и матери! —

Кричала с места станция Октябрьская Весна.

— Ответим по-рабочему. Чего там церемониться?

Мол, на корню видали мы буржуйские харчи! —

Так заявила грамотный товарищ Усть-Тимоница

И хором поддержали ее Малые Прыщи.

Трибуну отодвинули и распалили прения,

Хлебали предложения, как болтанку с пирогом.

Объявлен был упадочным процесс пищеварения,

А сам Шиши — матерым, но подсознательным врагом.

— Пущай он, гад, подавится Иудиными корками!

Чужой жратвы не надобно. Пусть нет — зато своя!

Кто хочет много сахару — тому дорога к Горькому!

А тем, кто с аппетитами — положена статья.

И населенный пункт тридцать седьмого километра

Шептал соседу радостно: — К стене его! К стене!

Он — опытный и искренний поклонник стиля «ретро»,

Давно привыкший истину искать в чужой вине.

И диссидент Шиши горел красивым синим пламенем.

— Ату его, вредителя! Руби его сплеча!

И был он цвета одного с переходящим знаменем,

Когда ему товарищи слепили строгача.

А впрочем, мы одна семья — единая, здоровая.

Эх, удаль конармейская ворочает столы!

Президиум — «Столичную», а первый ряд — «Зубровую»,

А задние — чем бог послал, из репы и свеклы.

Потом по пьяной лавочке пошли по главной улице.

Ругались, пели, плакали и скрылись в черной мгле.

В Мадриде стыли соусы,

В Париже сдохли устрицы

И безнадежно таяло в Брюсселе крем-брюле.