— Так-так… Вадим Леонидович, значит? Почему нарушаем, Вадим Леонидович?
Вадик подавил мучительный стон и выбрался из машины. Лицо гаишника светилось с интенсивностью светофора — красного, разумеется. Он был горд собой, ну еще бы, чуть ли не федерального преступника повязал. Хотя, возможно, столь насыщенный цвет лица происходил от жары, давно и прочно обосновавшейся в городе и заставлявшей дрожать воздух над раскаленным уже с утра асфальтом, дышащим жаром как сковорода. «Зеленку» и портупею страж законности натянул прямо на футболку, не рискуя получить тепловой удар, одевшись по форме… любимый пост в поселке Заволжский.
— Простите, а что я нарушил? — Вадик твердо решил прикидываться до конца, хотя уже понял — его вынужденный кульбит не остался незамеченным встречной бело-голубой «пятнашкой» с мигалками на крыше. По рации передали…
— Обгон через сплошную линию разметки правилами запрещен, вы не знали? Что везем? — полосатый жезл постучал по доскам борта, ребрами проступающим под синим тентом «Газели».
— Продукты питания. Ира, дай документы! — девушка на пассажирском сидении вжикнула змейкой своего небольшого чемоданчика и протянула целлофановый файл, внутри которого пестрели ровные колонки цифр и наименований в накладных. Сотрудник правоохранительных органов взглянул на них лишь краем глаза, даже не доставая из пластика.
— Тент откройте.
Вадик, шаркая шлепанцами по пружинящему асфальту, понуро поплелся выполнять просьбу инспектора, но тут разглядел среди стартующих со светофора машин своего обидчика.
— Вот его тормозите, это он меня заставил из ряда выскочить! Дорогу не уступил, гад! — инспектор недоверчиво покосился на него, но все же махнул жезлом перед носом наглухо тонированной канареечной «копейки», местами прогнившей до дыр. «Автомобиль» с душераздирающим визгом стертых до нуля колодок, соскочил с асфальта и затормозил на обочине, подняв тучу пыли. Вадик мельком подумал, что хотя бы на посту ребята могли включить поворотники.
— Ну, пошли, посмотрим… — гаишник приглашающе указал на агрегат палочкой, но Вадик и сам был не против пообщаться с «водилой» на другую букву. Тонируются, уроды, до такой степени, что сами ничего не видят…
Двери нарушителя были все еще закрыты, черные стекла подняты — это в жару! — а кузов машины сотрясали мощные басы магнитолы. Инспектор постучал по стеклу водительской двери — и, не дождавшись реакции, потянул за ручку…
И едва успел поймать вываливающееся из-за руля тело. На гаишника снизу вверх уставилась блаженно ухмыляющаяся физиономия молодого парня, в первый момент зажмурившегося от осветившего лицо яркого утреннего солнца, но почти сразу проморгавшегося. Зрачки его могли поспорить по размеру с пятирублевой монетой, но и без этого Вадик уже сообразил, в чем дело — слишком характерно пах дым, густыми клубами рванувший из салона на улицу. Убитое в ноль тело, поддерживаемое инспектором за плечи, идиотски хихикнуло, сделало глубокую затяжку — и сдавленным от сдерживаемого дыхания голосом предложило гаишнику:
— Дерни, братишка… вещь! — инспектор отпрянул, когда ему в лицо потянулась наполовину высаженная «козья ножка», темная от пропитывающей ее слюны. Водитель, лишившись поддержки представителя закона, ударился затылком о бровку асфальта и каким-то невероятным кульбитом выкрутился из-за руля на дорогу, умудрившись не только ничего не сломать, но, по-видимому, даже не ушибиться; это вызвало у него новый приступ веселья.
Рывком распахнулась задняя дверь — из машины пыталась выбраться соплюшка лет шестнадцати. Ей это не удавалось, помимо плохой координации сильно мешали руки удерживающего ее парня, очевидно, еще не переставшего соображать, а также валяющиеся на полу многочисленные бутылки, то и дело лезущие под высокие каблуки… заикнулась музыка, выключенная передним пассажиром — и стала слышна тирада девушки, щедро разбавленная многоэтажным матом.
— … не держи меня, сказала! Я щаз этому менту… ! Ты… , урод, ты какого… нас остановил? Ты здесь последний день работаешь… , понял? Ты знаешь, кто у меня папа? Я те щаз твою палку… … .!!!
Инспектор пинком захлопнул заднюю дверь и протянул Вадику документы.
— Счастливого пути, Вадим Леонидович! — и склонился к рации. Выскочившие из «скворечника» его коллеги, несущиеся с дубинками наперевес не разбирая дороги, едва не сбили Вадика с ног, когда он шел к машине.
— Все нормально? — Иришка выглядела немного испуганной, как человек, наслушавшийся историй о милицейском беспределе, но не имеющий личного опыта общения со стражами порядка. Впрочем, ей было от чего пугаться — переднего пассажира, стероидного вида юношу, кинувшегося на инспектора с кулаками, довольно жестко утрамбовывали в обочину ногами и дубинами, нисколько не стесняясь проезжающих мимо поста машин. Пока Вадик ждал окна в потоке движения, молодежь успели уткнуть лицами в землю, общей участи избежала лишь та самая «чья-то дочка», что-то доказывающая инспектору, подпрыгивая на месте от избытка эмоций.
— Они укуренные, ужранные и черт знает еще какие. Видимо, еще с вечера продолжают. А так — все нормально… — в этот момент водитель поднял лицо и Ира ойкнула: все же, при падении, он разбил голову — и на хлынувшую из рассеченного об асфальт затылка кровь налип песок обочины; зрелище было не для слабонервных. «Снимаюсь в фильмах ужасов без грима».
Вадик тронул с места, заметив краем глаза, как загибают лицом на капот девушку.
Культурно отдыхать умеем.
Ириша молчала почти всю остальную дорогу, видимо, переживая про себя происшествие. Тонкая натура, блин. Вадик, записной ловелас, уже успел узнать, что учится девушка на лингвиста, живет с родителями и не так давно рассталась с парнем. Собственно, как Вадик понял из ее рассказа, парень сам ее бросил, поматросив предварительно от души. Вслух он согласился, что парень, видимо, действительно является ярчайшим представителем семейства парнокопытных, однако, зарубочку себе сделал… Так просто мужики не бегают, а модельная внешность и приятный голосок, казалось, ласкающий бархатом спину — еще не все, что нужно. Чересчур она… ну, правильная чересчур, что ли? Ириша сидела рядом с ним, чтобы можно было разговаривать не повышая голоса — но Вадик решил, что с ней не стоит промахиваться на коленку вместо рычага коробки. Типаж не тот.
Вадик же жил бобылем, перебивался грузоперевозками по городу на своем грузовичке, да еще раз в неделю катался за специями в Новгород, тот, что Великий — от оптового склада, где у него были связи. Лавочка грозила вот-вот отказаться от услуг Вадика, однако он уже знал, куда пойдет в таком случае — Игорь, приятель по институту, давно уже звал его переходить к нему на фирму, хозяином которой являлся. Вадик, сам не зная, почему, отнекивался — но неделю назад сам позвонил приятелю… Собственно, сегодняшнюю халтуру Игорь и подогнал — казалось бы, что такого, отвезти машину продуктов, а потом съездить за несколькими опоздавшими на игру участниками… Вадик потратил весь вечер, мастеря скамьи в кузов.
Ролевыми играми они с Игорем увлеклись одновременно, еще будучи студентами. Вадик, съездив несколько раз, к этому виду убивания времени охладел, Игорь же создал свою мастерскую группу и теперь сам придумывал и проводил игры. Звезд с неба они не хватали — но, как краем уха слышал Вадик, получалось на уровне. Во всяком случае, Игорь умудрялся даже зарабатывать на этом небольшую но регулярную сумму — а этим могут похвастать не все. Ну что же, каждому свое.
Они повернули на второстепенную дорогу и почти сразу обогнали дребезжащий рейсовый «Пазик». Колеса перематывали извилистую асфальтовую ленту, заросшую по обочинам лесом; миновав деревню с популярным в средней полосе названием — «Савино», машина протряслась по разбитому мосту через узкую речушку. Где-то здесь… Вадик прижался к обочине и потянул из кармана телефон.
— Сейчас узнаем, где они тут окопались! — подмигнул он Ире.
— За следующим поворотом остановка, там съезд в лес — улыбнулась она в ответ. — Я уже не в первый раз еду, запомнила…
Вадик потупился. Игорь подробно расписывал дорогу на полигон, даже нарисовал ему план — только Вадик его дома оставил. Замотался, забыл — однако, вздохнул облегченно, дурацкого положения удалось избежать.
Мимо прошелестела белая «шестерка» — и Вадик пристроился ей в хвост. Как оказалось, им было по пути — водитель, моргнув поворотником, нырнул в просвет кустарника на обочине. Вадик запомнил — около остановки автобуса. Кому она, интересно, посреди леса понадобилась… в открытые окна дохнуло свежестью, от которой в городе уже давно отвыкли. «Жигуленок» бодро стрекотал по петляющей полузаросшей грунтовке перед грузовичком — однако, Вадик и сам бы уже не заблудился. Как и сказал Игорь, дорога вывела прямиком к лагерю организаторов игры — ни перекрестков ни разъездов по пути не встретилось.
На полигоне жизнь уже кипела: палатки, костры, снующие там и тут мастера, мельтешащие игроки, договорившиеся на работы по обустройству лагеря, чтобы не платить организаторам игровой взнос. Они с Игорем, кстати, в первый раз и сами так отрабатывали — деньги у студентов вечно кончаются раньше, чем учебная неделя; на игру попасть хотелось, они и костюмы заранее приготовили, но даже на игровой взнос никак не наскребалось — не говоря уже о продуктах, палатке… Ничего страшного, впрочем, не оказалось — ну поработали несколько часов на свежем воздухе, даже устать толком не успели. Другие игроки их и накормили, и напоили — в общем, не пропали.
Игоря в лагере не оказалось — как объяснил рыжебородый мужчина, представившийся Виктором, он уехал в город, тоже что-то забыл. Тем временем, снующие по лагерю «отработчики», пока еще обряженные в камуфляж, уже успели поставить навес для Ириши — и Вадик, переобувшись в извлеченные из-под сидения кроссовки (от греха подальше — лес ведь!), начал с кряхтением расшнуровывать тент. На его плечах лежала разгрузка столов и мангала — оборудования для импровизированного магазина, а также товара, состоящего, в основном, из пива, сигарет и коробок с консервами. Однако, нашлись помощники и все обустройство заняло от силы четверть часа.
Вадик не стал дожидаться окончания разгрузки собственной машины — среди пронизанных солнцем сосен показался джип приятеля, переваливающийся на ухабах с бока на бок. Вадик успел сделать всего несколько шагов, когда на его плечо обвалилась здоровенная пухлая лапища, заставив его присесть от неожиданности…
Обернувшись, он уткнулся носом в широченную камуфляжную грудь. Поднял глаза, уже узнавая — так и есть, телеса оказались знакомыми. Их обладатель, Володя, вот уже третий год жил на одной площадке с Вадиком. Переехали они почти одновременно, вернее, Вадик переехал в свое новое жилье, а Володя уволился в запас и поселился в квартире, снятой по знакомству, за копейки. Отношения между ними были ровными и приятельскими — до той степени, до какой могут сойтись двое холостяков, живущих по соседству. Дружбы, однако, не получилось…
Володя парнем был, в общем-то, неплохим. Однако, Вадику претил его характер — сосед в свое время попал на первую Чеченскую, бойцом разведроты прошел едва ли не всю маленькую но гордую республику. На гражданке детдомовского воспитанника не ждал никто, поэтому смысла возвращаться не было — Володя остался служить по контракту. Он, собственно, толком и делать-то ничего не умел — руки росли из нужного места, но профессия сантехника, которую получил в ПТУ, ему претила. О том, чтобы получить высшее образование он даже не думал — хорош, и так сколько лет учили. А вот воевать у него получалось неплохо. Два ранения, награды, звание Героя…
А потом — суд. Володя обезоружил юного горца, стрелявшего из «калаша» по их отделению, проводившему зачистку в горном селе. Волчонку было лет тринадцать…
Володя хотел только отнять оружие. Бежал на подростка, видя, как медленно поворачивается к нему плюющее огнем дуло, горячие гильзы лениво крутились в чистом горном воздухе, в глазах пацана стоял ужас… Добежал. Успел только потому, что кончились патроны в рожке автомата.
И схватив одной рукой автомат, другой изо всей силы ударил его в лицо. Удар сломал пацану шейные позвонки.
Толпа воющих на чудном языке женщин в черных платках, мат по рации, бесполезный кусок металла в руке… и сломанная кукла у его ног. Ребята едва отбили Володю от женщин, готовых разорвать его на части. А у него когда прошел ступор, первым желанием было — сорвать с плеча свой автомат и выпустить весь рожок в этих женщин. Удержался.
За ним приехали прямо в расположение части, уже вечером. Обычный милицейский «козлик» с местными номерами. Если бы его тогда все же увезли — домой бы Володя уже не вернулся… Суд состоялся уже дома. Все же состоялся. Приехала с гор семья мальчишки — мать, сестра, дядя… женщины сидели огромными черными воронами, горец кидал на Володю кипящие ненавистью взгляды, а Володя жалел, что не попался ему этот джигит там… Суд его оправдал — наверное, местных купить не смогли. Да он и без них знал, что прав — но как же тошно было…
Володя наелся этой войной. Он уволился в запас и устроился на работу в ОМОН. Здесь тоже шла война — своя, поменьше масштабом, но тут в него не стреляли дети.
Вадик же не служил вовсе, поэтому ясно видел, что стало с человеком. Словно ему ампутировали какую-то часть души — а он даже не подозревал об этом. Все война гребаная…
Человек вернулся калекой. С ногами, руками — но искалеченный.
А в сухом остатке — на их редких вечерних посиделках за пивом не находилось общих тем для разговора. Вадик слушал рассказы соседа, тщетно пытаясь вызвать в себе хоть тень интереса к ним, порой пытался рассказать то, что для него самого было важно и интересно — но осекался на полуслове, чувствуя, что его тема не находит отклика в собеседнике.
Совсем хреново оказалось, когда они решили «подснять» парочку представительниц прекрасного пола… Вадик до сих пор вспоминал об этом случае с омерзением — девчонка, еще совсем подросток, решила, что называется, «продинамить», хотя поначалу едва не сама бросалась на Володю. Не на того напала… Каким-то чудом Вадик ситуацию разрулил, умудрившись достучаться до погашенного сознания соседа. Ему хватило ума не махать кулаками, а желание было огромное; с Володи сталось бы сначала раскатать Вадика по стене, а уже потом извиниться, — но, с тех пор, по молчаливому обоюдному согласию, ничего крепче пива они не употребляли. И все равно время от времени собирались на одной из двух крохотных хрущевских кухонь.
Над Вадиком высился пухлый бритый череп, блестящий на солнце.
— Какими судьбами?
— Наша служба и опасна и трудна! Халтурим помаленьку… я здесь поддерживаю порядок — как думаешь, получится? — Володя сделал задумчивое лицо, но сразу же заржал, довольный шуткой.. — Я смотрю, ты тоже работы не гнушаешься — то окна возишь, то специи, то мебель, то продукты… ну и нормально, пивка попьем!
— Если получится. У меня оговорен только четверг и воскресенье, привезти — увезти… хотя, банка пива выйдет быстро, надо у Игоря узнать, во сколько мне ехать. — Вадик махнул выбирающемуся из джипа Игорю и тот кивнул в ответ. Вместе с ним из машины вышли трое парней в городской одежде, явно плохо соображающие, куда они попали.
Игорь поручил приехавших Виктору, а сам подошел к ним, тепло поздоровавшись с обоими «работниками».
— Так значит, вот до чего ты докатился… — Вадик хотел съязвить, но сам уловил в своем голосе оттенок грусти. — Ну и как тебе доля мастерская? — Игорь закатил глаза, скрытые дорогими очками в тонкой позолоченной оправе.
— Да они мертвого достанут!.. Я каждый раз зарекаюсь игрушки делать, но каждый раз меня ребята переубеждают. Только проблемы лишние… Мы их себе создаем, чтобы потом героически преодолевать. Сам подумай — приезжают люди, подписываются на отработки — а чтобы выкопать яму под мусор, мне приходится из города везти рабочих. Белоручки хреновы!
Вадик бросил взгляд на бессребреников, помогавших обустраиваться Ирише. Если и раньше они работали, в общем-то неплохо, то с появлением главмастера работа прямо-таки закипела — из кузова «Газели» со сверхзвуковой скоростью вылетели последние коробки с консервами и орава принялась искать себе новое занятие, мешая друг другу. Кто-то уже тащил совковой лопатой угли для мангала.
— Вот-вот! — фыркнул Игорь — Активность имитируют… поувольнял бы к чертям, если бы у меня на фирме работали.
— Володя! Володя, иди сюда! — Виктор, стоящий в компании приезжих парней, махал руками.
— Ладно, потом пообщаемся — вздохнул Володя, не спеша направившись на зов. Игорь задумчиво посмотрел ему вслед.
— Ты откуда его знаешь?
— Мы на одной площадке живем. Сам ведь говорил, у нас не город а большая деревня.
— Что есть — то есть. Сам-то как?..
Вадик ответил на стандартные формулы вежливости, принялся, было, рассказывать о происшествии на посту, но тут Игоря самым наглым образом утащил один из региональных мастеров. Пожав плечами, Вадик поплелся отгонять машину от «магазина» на край поляны, где стихийно образовалась стоянка для десятка разномастных легковушек.
Поболтал с Иришкой, помог ей с раскладкой товара по импровизированным прилавкам. Попробовал поспевшего шашлыка… и едва не подавился, когда, наконец, обратил внимание на Володю. Охраннику поручили присмотреть за процессом рытья мусорной ямы.
Володя стоял на краю, наполовину скрытый огромной кучей песка. В руке он держал табельный пистолет, нацеленный на кого-то в яме… на землекопов, скорее всего — ни одного из троицы видно не было. Вадик быстрым шагом направился к яме, внутренне замирая. Соседу много не требовалось — он мог накинуться на парней из-за одного неосторожного слова. Не пристрелить — но попугать в свое удовольствие…
— Вов, ты чего тут пушкой машешь? — сосед обернулся, на его сияющем лице явно читалось невыразимое удовлетворение. У Вадика отлегло от сердца — значит он просто шутит. По-своему, практически беззлобно…
— Да мы тут с малыми в считалки играем… — Вадик заглянул в яму. Парни лежали на земляном дне и смотрели на него глазами, полными безумной надежды.
— Ой, дурак… — протянул Вадик. — А если бы бабахнул? — Володя чуть не хрюкнул от сдерживаемого смеха.
— Так обойма — вот она! — подкинул он на руке снаряженный магазин. — Не кипишуй, Вадик!
Лица парней стали менять выражение — с затравленного на злобное. Вадик примиряюще улыбнулся и присел на корточки, протягивая руку вниз.
— Парни, вставайте, там загорать неудобно!
Белобрысый, лежащий поверх ног своих товарищей, со стоном начал подниматься. Выпрямился, посмотрел недоуменно на край ямы, который был практически вровень с его бровями…
И согнулся в приступе истерического хохота. Ему вторили еще двое узников ямы и сам Володя, Вадик же веселья не разделял, злясь на соседа.
— … ты их реакцию представь — привезли хрен знает куда, вокруг все в камуфляже ходят, заставили яму копать, а присматривать вооруженного жлоба поставили! — Володя все еще не мог отойти от смеха. — Они, видно, решили, что их там и зароют!
— Не стыдно детей пугать, а? — несмотря на то, что всем троим было никак не меньше двадцати, рядом с Володей они казались подростками, за исключением, пожалуй, одного, также неуловимо напоминающего шкаф. Белобрысый злобно покосился на его веселье из-под Иришкиного навеса, где на честно заработанные деньги парни решили выпить пива. Володе его взгляд был побоку, он громогласно ржал на весь лагерь, довольный собой. Наконец, снова ненадолго сумел взять себя в руки и пояснил.
— Они сами напросились. Мы поспорили, за сколько времени они ямку выкопают… они, кстати, выиграли! — и снова загрохотал на весь лес, спугнув устроившуюся было на ветвях стаю галок.
Вадик послонялся по лагерю, укрылся от разразившейся внезапно грозы под Иришкиным тентом… посмотрел на парад, отчаянно борясь с ностальгией. Игра началась.
Времени было еще достаточно, поэтому Вадик открыл обе дверцы кабины своей «Газели», включил передачу, чтобы не мешал рычаг коробки и растянулся на сидении, ловя приятный сквознячок, продувающий кабину насквозь. И сам не заметил, как заснул.
Во сне Вадик нырнул в воду — черт его знает, зачем — а всплыть не получалось. Он посмотрел вниз — и выпустил изо рта гроздь пузырей в коротком вскрике…
Его держал за ноги мертвый Игорь — и Вадик рвался наверх — к солнцу и ветру, чувствуя, как подходит к концу остаток воздуха в груди… волосы раздувшегося мертвеца шевелило неторопливое течение, предприимчивые рыбешки как раз заканчивали выедать содержимое гниющих глазниц, сверкая на потускневшем под водой солнечном свете как конфетти. А ниже, у самого дна, кружились еще мертвецы — игроки, принимавшие участие в параде. Девушки в пышных вечерних платьях, парни в доспехах и кольчугах… Они тянули к бьющемуся в железных пальцах Вадику свои вспухшие руки, приглашая остаться под водой навсегда. Составить компанию.
Грудь Вадика, казалось, готова была лопнуть — и он все же заорал, выпуская уже непригодный воздух из легких. Рванулся, ударив со всей силы мертвеца в изуродованное лицо свободной ногой… и въехал головой в рулевую колонку.
Не ожидавший нападения игротех отскочил от машины, потирая ушибленную грудь.
— Ты не припадочный, часом?
— Игорь где? — вопросом на вопрос ответил схватившийся за голову Вадик. Только теперь он осознал, что «искры из глаз» — выражение не совсем фигуральное.
— В лесу Игорь. Только что по рации кричал, чтобы тебя будили и за опоздавшими отправляли, псих чертов…
Вадик, немного успокоившись, протер глаза, дрожащими руками прикурил сигарету и перебрался за руль. Выгнав из кабины наглых слепней, танцующих на лобовом стекле, завел двигатель. Тентованная «Газель» сделала круг по лагерю, разворачиваясь, и направилась в лес. На прощание Вадик помахал Иришке, как раз отпускавшей компании рыцарей вязанку пива.
Им не суждено было встретиться вновь.
Машина вляпалась в туман — другого слова Вадик, как ни старался, подобрать не мог. И не мог сообразить — откуда взялся этот туман в жаркий июньский день, пусть даже после ливня…
Солнце утонуло, запуталось в мокром ватном одеяле — возможно, оно еще светило в небесах, но до земли доходил лишь слабый призрачный свет. Дорога же разительно отличалась от той, по которой Вадик приехал. Грунтовая змейка, казалось, за какие то несколько часов успела зарасти еще больше — бампер загибал под колеса натуральные молодые деревца, с них, вместе с крупными тяжелыми каплями, осыпалась жухлая, осенняя листва, налипая на капот и лобовое стекло. Вадик включил было фары — тщетно; перед машиной встало мутное сияющее зарево и видимость упала вовсе до нуля, пришлось снова зажечь габариты. И все сильнее свербела мысль — он поехал не в ту сторону.
Но лагерь-то слева от дороги! А выезжая, Вадик повернул направо, к асфальту… он был на все сто уверен, что ничего не путает, однако, другого объяснения просто не могло быть. В конце концов, Вадик пошел с самим собой на компромисс — все-таки места незнакомые, мог и заблудиться, на первый раз неудивительно. И опять же, здесь все колеи заросли…
Беда в том, что развернуться было решительно негде — по обеим обочинам узкой грунтовки плотной массой разрослись переплетения кустарника с торчащими из него ввысь стволами деревьев, смутно различимыми в тумане. Лиственных деревьев.
Дорога сделала очередной поворот и нырнула в балку… внизу раскинулось небольшое озерцо, желтое от глины — в аккурат от обочины до обочины. В туманном одеяле зияла прореха — и довольно своевременно Вадик увидел, что противоположный берег мутной глиняной лужи перепахан следами не то лесовоза, не то трактора… в любом случае, неведомый агрегат в этой луже застрял. И его вытаскивали, о чем красноречиво свидетельствовал брошенный прямо на дороге порванный стальной трос.
Приехали.
Вадик помянул неизвестно чью маму и, заглушив двигатель, выбрался наружу. После теплой кабины сырость неприятно поползла под футболку…
И навалилась тишина — лишь позванивал остывающий двигатель «Газели» да глухо бурлил горячий тосол где-то в ее стальных внутренностях. А лес молчал — ни птицы, ни шелеста ветра, запутавшегося в листве.
— Замечательно! — Вадик и сам съежился от звука своего голоса, до того неуместно и фальшиво прозвучало. И, словно услышав, линза чистого воздуха поползла прочь — туман бесплотной стеной надвинулся, подмяв под себя грязную лужу, «Газель» и придорожные заросли. Вадик злобно пнул колесо грузовичка — и вышло неожиданно звонко. — «Черт…».
По коже побежали мурашки — от сырости, разумеется… Вадик как не старался, не мог отделаться от иррационального беспокойства. Он попытался придумать в свой адрес что-нибудь язвительное, но все ехидные трезвые мысли вдруг порскнули из головы стаей перепуганных воробьев.
— А чего мы, собственно, стоим? — вполголоса спросил он сам у себя. — Давайте, сударь, вперед, э… вернее, назад и с песней!
Вадик немного прошел обратно по дороге, вгляделся в кустарник — да, сюда можно сдать задним ходом, но недалеко, чтобы не поймать отбойником поваленный ствол… перешел на другую сторону — и здесь нормально, единственное — об колючие кусты можно ободрать краску кабины. Блин, машина почти новая… Ну что же, разумный компромисс — лучше, чем долго пятиться по извилистой лесной дороге задним ходом в густом тумане, поминутно рискуя врезаться в какое-нибудь дерево.
Вадик зашагал обратно, к светящимся размытыми пятнами рубиновым габаритам, и только тогда поймал себя на том, что старается производить по возможности меньше шума — даже дыхание придержал. Он только невесело усмехнулся — надо же, какие подробности можно о себе узнать, оказавшись в необычной обстановке. Вроде бы, давно уже разучился бояться чего бы там ни было — взрослый мужик, как-никак; по крайней мере, так ему казалось до сих пор. Вадик взялся за дверную ручку…
И присел, оборачиваясь и инстинктивно прикрывая голову — совсем рядом в тумане хрустнула под чьей-то ногой сухая ветка, звук прозвучал в тишине подобно выстрелу.
И снова тишина.
Вадик прижался спиной к влажной холодной дверце машины, до рези в глазах вглядываясь в безмолвную мглу. Адреналин… Сердце, пропустив пару ударов, тяжелым набатом застучало в ушах, сводя на нет все попытки вслушаться в туман. Белесые щупальца медленно текли вокруг, переплетались бесформенными пластами холодной плоти…
Но за призрачно темнеющими ветвями явственно ворохнулось что-то темное, огромное, гораздо более плотное, чем туман.
Угрожающее.
Сдавленно пискнув, как схваченная совой мышь, Вадик юркнул в кабину, грохнув дверью.
КЛЮЧИ!!!
Вадик замер на водительском месте. Так, спокойно… ключи. Это хорошая привычка — забирать ключи с собой каждый раз, когда выходишь из машины. И класть…
Он полез в карман джинсов — так и есть, вот ключи. Они зацепились за подкладку — и Вадик, чье минутное самообладание уже подошло к концу, рванул кольцо на свет божий, едва не порвав карман. Ну где же он!..
Найти на увесистой связке ключ от зажигания оказалось не так сложно, как попасть им в замок. Вадик вздохнул несколько раз, зажмурившись…
А когда открыл глаза, существо мирно стояло перед капотом, подсвеченное габаритами, явно нисколько не напуганное хлопком двери. В тумане мерно плыла огромная туша сохатого. Лось повернул голову, бросив высокомерный взгляд на потерявшего дар речи Вадика — и вдруг вломился в кусты на противоположной стороне дороги, словно, наконец, сообразил, что перед ним человек, да еще на дурно пахнущей самобеглой железяке.
Вадик нервно хихикнул. Еще раз…
И загоготал, корчась на сидении, до слез, до боли в животе, чувствуя, как отпускает напряжение. Теперь эпитеты приходили сами — и «придурок» был едва ли не самым мягким.
Отсмеявшись вволю, Вадик с горем пополам развернул машину и пополз обратно. Часы показывали половину третьего — давно уже нужно было быть у вокзала, встречать опоздавших… эх, заработал «на орехи». Неприятно людей подводить…
Очередная линза в сыром ватном одеяле преподнесла сюрприз, да такой, что у Вадика отвисла челюсть.
Прямо из-под колес, с небольшого, плотно прибитого пятачка, веером разбегались три дороги — не лесные колеи, а нормальные, отсыпанные. Только путевого камня не хватало — «направо пойдешь…» Голову на отсечение — здесь Вадик точно не проезжал. Он обреченно потянул из кармана мобильный.
— Да что за день такой сегодня!.. — на дисплее весело мигала надпись «поиск сети». Вадик закурил, вышел из машины, чтобы поймать уверенный сигнал.
Надпись издевательски сменилась на «нет сети».
— М-мать!.. — Вадик запустил поиск снова, через меню — и поднял телефон над головой. Подумал, вскарабкался на задний борт грузовичка… «Ну же, давай!..»
«Нет сети».
— Об-балдеть… — Вадик спрыгнул обратно, на землю. — Хороший работник. Исполнительный, ответственный… заблудиться в трех соснах — это ведь умудриться нужно! Туман, не туман — какая разница? — Он привык отрабатывать деньги на совесть, до последней копейки — и заработал себе соответствующую репутацию, которой весьма дорожил. Отправлять ее псу под хвост желания не наблюдалось никакого.
Вадик оперся о теплый капот задницей и воззрился на расходящиеся пути. Так, значит, где-то здесь можно потерять коня, «живот» — или обрести жену… хрен редьки не слаще, словом.
Самое отвратительное — дороги были абсолютно идентичны. Одинаково укатанные, одинаково пучащиеся кочками и одинаково тонущие в сером киселе. Одинаково сухие, прожаренные жарким летним солнцем до серого цвета, словно не было давешнего ливня и висящего над землей тумана… И среди них не было той, по которой мог приехать Вадик, заросшей и узкой, простиравшейся из-под задних колес.
В пыли следов его машины не было.
И свернуть он не мог нигде, несмотря даже на туман — не ослеп ведь еще!
Вадик стал припоминать, что рассказывал Игорь о подъездах к лагерю… сам он, в бытность свою ролевиком, на этом полигоне не бывал; в его года игры проводили неподалеку, на Кулицкой, но не так давно полигон прикрыли — черт его знает, что не понравилось областному начальству.
Слова Игоря Вадик вспомнил без труда, только лучше ему от этого не стало. Даже наоборот… Игорь четко сказал, что дорога одна — от самого асфальта ни одного съезда и перекрестка. И мастерский лагерь стоит как раз рядом с ней — при всем желании не проедешь.
И кончается она на берегу Тьмы.
Негде заблудиться.
Вадик сел за руль не закрывая дверь. Тишина текла вокруг, появляясь из тумана и снова исчезая в нем… а на сам перекресток значительно потемневший туман не заходил.
Действительно, стемнело еще сильнее, словно слой тумана, куполом прикрывающий разъезд, стал намного толще. Или просто наступили сумерки — но, посмотрев на часы, Вадик отверг этот вариант, день летнего солнцестояния, как-никак. Однако, он и сам не заметил, что простоял на разъезде почти полчаса — часы упорно убеждали его в этом. Выругавшись последними словами в свой адрес, Вадик завел двигатель и покатил по средней дороге.
И, буквально через сотню метров, выскочил на дневной свет, которому обрадовался как родному. Дорога все так же шла по лесу — но здесь уже взметнулся ввысь прошитый навылет солнцем — как шрапнелью, сосновый бор — и Вадику показалось, что следующий поворот выведет его прямиком на мастерку. Конечно, стыдно было попадаться Игорю на глаза — но вряд ли еще был смысл ехать на вокзал, все желающие наверняка уже были на пути к полигону…
За поворотом открылась все та же дорога. И за следующим — тоже.
Все-таки заблудился.
Вадик бросил взгляд на телефон — «нет сети». Скотина. «Ладно» — решил он, — «дорога выведет. На асфальт выеду, там сориентируюсь. Здесь и есть-то, пара километров…»
Однако, пара километров намоталась на колеса очень быстро, а там — еще пара, и еще… Вадика посетили нехорошие подозрения, что он едет параллельно асфальту — иначе ведь давно выехал бы либо на дорогу, либо на берег Тьмы.
А дорога, как назло, петляла в гордом одиночестве, не пересекаясь ни с лесными тропинками, ни с лесовозными свертками. Да и не было заметно следов лесорубов, хотя вокруг высились стройные и высоченные, едва ли не корабельные сосны — лакомый кусок… и именно эти сосны убедили Вадика, что он забрался довольно далеко от полигона — там поросль была не такой породистой.
Вадик затормозил — в который уже раз, и задумался. С одной стороны, любая дорога куда-то да выведет, тем более такая — плотно укатанная от частого использования. А с другой… — он постучал по стеклу приборной доски. Датчик бензина показывал уверенно меньше половины бака, хотя Вадик заправлялся только утром. — С другой, таких дорожек очень много, а бензин не бесконечен — и бросать машину в какой-нибудь «деревне Гадюкино» элементарно страшно. И с расходом что-то не то творится… Вадик справился по бортовому компьютеру — не пожалел в свое время денег на «навороты» — да нет, вполне нормальный расход, учитывая «отличную» дорогу…
А когда приборчик показал суточный пробег, Вадик не поверил глазам, даже потер их, как спросонок — сто пятьдесят километров?! Когда?! Тьфу, глючное создание! Вадик вышел, постучал по пластиковой боковине бака — и звук ему не понравился. Он не поленился встать на колени и осмотреть бак — нет, нигде не течет — да и бензином не воняет, однако, бак полупустой… так что — полторы сотни?
«Нет сети»…
Со злости, Вадик едва не зашвырнул трубку в подлесок, но сдержался. Попадалово.
— А какие у нас варианты? — спросил он сам себя, чтобы хоть как-то причесать растрепанные нервы. И сам же ответил. — А только два. Ехать дальше, неизвестно куда — или вернуться на развилку… и тоже — неизвестно, куда дальше. Какой выбираем? А хрен его знает, товарищ майор…
Он нашарил в кармане монетку. Так, значит, орел — назад, решка, соответственно — вперед. Подбросил…
И, ругнувшись, прибил наглого слепня, в самый ответственный момент ужалившего его в шею, там, где она уже превращается в затылок. Монетка, звякнув о какой-то камушек, торчащий из дороги, покатилась под машину, Вадик, поминая всех кто попался под горячую руку, полез следом… вот ты где, скотина! На манер огромного краба он сунулся дальше, чтобы разглядеть, что выпало…
— Извините, вы до деревни не подбросите? — голос с едва заметными фамильярно-нагловатыми интонациями прозвучал так неожиданно, что Вадик дернулся, подбив головой бак — и всем прикладом рухнул в пыль. Прощай, белая футболка…
Обзор нежданного попутчика Вадик начал снизу вверх — по-другому в его положении просто не получилось бы… в дорогу упирались растоптанные пропыленные кирзачи, доведенные небрежным обращением до модификации «говнодавы»; из них выбивались замызганные камуфляжные штаны — дешевая хэбэшка, к тому же порванная на колене. Выше красовалась засаленная куртка от спортивного костюма «NIKKE» — подобными «шедеврами» желтолицые братья в свое время наводнили всю страну; под курткой виднелась тельняшка. Из-под потасканной бейсболки на немного лошадиное чумазое лицо выбивались сальные кончики волос, образ органично дополняла висящая на плече драная спортивная сумка, такая же грязная как и сам парень.
А это был именно парень — несмотря на внешний вид, ему вряд ли было хотя бы лет двадцать пять. Ростом он обгонял Вадика почти на целую голову.
В первый момент Вадик хотел рявкнуть на парня — какого, мол, подкрадываешься? — но, вспомнив о своем положении, только злобно клацнул зубами, пытаясь отряхнутся.
— До какой деревни? — осторожно спросил он. «На всякий случай» — от таких мыслей ему самому стало смешно… Вадик вообще не умел долго злиться.
— До Савино. — У Вадика отлегло от сердца, наоборот, он едва подавил желание подпрыгнуть с радостным воплем.
— Далеко еще до нее?
— Километров пять. Я просто увидел, что вы в ту сторону едете, вот и подошел… сумка тяжелая. — Парень ухмыльнулся, и Вадик снова ощутил легкую неприязнь. «Ничего, нефиг психовать. Он хоть дорогу знает, в отличие от некоторых».
«Газелька», казалось, даже побежала веселее, предчувствуя скорый конец раздолбанной грунтовки.
— А ты откуда такой чистый? — неприязнь Вадика только усилилась, когда чумазое недоразумение плюхнулось грязным седалищем на свежевыстиранный чехол сиденья.
— Да я тут… костер разводил, немного… — парень спрятал глаза, внезапно сильно заинтересовавшись дорогой. Вадик только усмехнулся.
— «Металлист», что ли? — парень только обреченно кивнул. — Где же ты тут кабель нашел — в лесу-то?
— А у нас тут много кабелей зарыто. Бывшие военные коммуникации. Тут раньше какая-то секретная часть была, по крайней мере, дед так рассказывал, царство ему… Я пытался искать, но бестолку, только коммуникации идут. Где-нибудь под землей, наверное…
— Рисковый ты парень смотрю. А если поймают?
— Если бы кабеля подключены были — давно бы поймали. А так — кому они нужны?
— Нет, ну как… на кабеле же не написано — рабочий он или нет.
— Так проверить несложно. Если не экранированный — обычным радиоприемником проверяю, помехи есть — нафиг, пускай лежит себе… но тут, в основном, старые коммуникации, я только один кабель знаю под напряжением.
— А если ты проверишь своим приемником — а это экранированный окажется?
— Ну что же я, не отличу, что ли? Ну а экранированный — рубишь и смотришь, что будет. Никто не приехал — значит копать можно… да и один кабель можно все лето копать, они, слава богу, длинные… — парнишка, казалось, светится от гордости. Вадику стало смешно.
— Слушай, а вдруг я — мент?
— Какой из вас мент? — удивился парень. — Я вас видел на складах много раз, на Коминтерна. Вы раньше на наш склад постоянно заезжали, а потом вместо вас стали на «Бычке» приезжать.
— Было такое дело — поморщился Вадик. Он понял, о каком складе говорил парень. Вадик тогда работал полгода на одного частника, его устраивало все ровно до того момента, когда работодатель попытался «прокатить» его с деньгами. Неприятно тогда вышло… Парень, теперь Вадик его начал припоминать, работал грузчиком на оптовом складе, где отоваривался предприниматель. — Да, вспомнил. Тебя ведь, кажется, Русланом зовут?
— А вас — Вадимом. Ну вот и познакомились еще раз… — Вадик пожал протянутую руку. Ладони у парня, по контрасту с остальным организмом, были чистыми.
— А в Савино ты что забыл?
— Там родня. И машина моя там стоит… вон, вон там, смотри! — Вадик обернулся в указанную сторону и еще успел увидеть задницу удирающего во все лопатки лося. «Сколько их здесь?..» — Ну вот, пока лето — я каждые выходные на природе провожу…
— Ну и как, прибыльное дело?
— Да не жалуюсь. Вот только и правда, не совсем законное, поэтому и машину светить не хочу. Но на сигареты хватает. — Судя по ухмылке, хватало не только на курево, но развивать тему Вадик не стал — каждый зарабатывает, как умеет, не ему мораль читать. Во-первых, бесполезно, во-вторых — сам не ангел, в юности с друзьями вообще колеса с легковушек по ночам тырили, как раз были времена всеобщего дефицита… уж такие вещи, как слить из оставленной во дворе машины бензин для своего мотоцикла и за грехи-то не считались. Теперь Вадик только радовался, что его не затянуло это болото. Погорели пацаны без него, когда «терпила», живущий в соседнем дворе, элементарно вычислил их. Вадик тогда долго ходил тише воды, пока не сообразил — пронесло… но на будущее зарекся.
Дорога пропетляла еще немного — и неожиданно закончилась, срезанная лентой щербатого асфальта.
— Так, Руслан, напомни — нам налево или направо?
— Направо, естественно! — удивленно покосился на него парень. Вадик только кивнул, не желая вдаваться в подробности своего лесного вояжа. Почувствовав под колесами асфальтовую ленту, хотя и изрядно побитую, грузовичок довольно заурчал. Им попался молоковоз, стоящий на обочине с задранным капотом…
Таких машин Вадик не видел очень давно — желтая бочка была водружена на допотопный «ГАЗ-51» — «утюг», как его прозвали в народе. Вполне, впрочем, приличный, никуда не перекошенный и заботливо покрашенный. Водитель застыл у переднего бампера, глядя на «Газель» чуть ли не удивленно. Вадик бросил беглый взгляд на номера — нет, новые, с флагом… хотя к этой машине идеально подошли бы старые, советские, еще на черном фоне. Секунда — и «молокан» перекочевал в зеркала заднего вида.
«Газелька», несмотря на разбитый асфальт, шла довольно бодро — где-то под восемьдесят, поэтому скрылась из виду быстро — дорога как раз делала плавный поворот. Водитель молоковоза — коренастый мужичок лет сорока, с прокуренными рыжими усами — проводил ее растерянным взглядом… почесал в затылке, усмехнулся каким-то своим мыслям. Пробурчал себе под нос что-то вроде «ну-ну», захлопнул капот, собрал с бампера гаечные ключи и забросил их под водительское сиденье. Изношенный двигатель чихнул пару раз, залязгал своими промасленными внутренностями, из глушителя выбросило сизое облако бензиновой гари — и старичок-молоковоз неспешно отвалил от обочины. Спустя минуту из вида скрылся и он, лишь ветер еще долго доносил его надсадное гудение, понемногу утопающее в шуме бора.
Он уехал в противоположную «Газели» сторону.
Между тем, беседа Вадика и Руслана понемногу сошла на нет. Тишина нарушалась только озадаченным гулом двигателя и лязгом подвески на особо больших ямах…
— Слушай, скоро деревня, в самом-то деле? — прозвучало несколько зло, Вадик даже сам устыдился. Нервы пора подлечить, в конце-то концов… но проехали они уже не пять километров — и даже не десять… Парень помолчал, вздохнул тяжело.
— Не знаю. Давно уже должна быть.
— То есть как — не знаешь? Только не говори мне, что ты не знаешь, где мы находимся… мы что, не на ту дорогу выехали?
— А здесь асфальтовая дорога только одна — от трассы до Борков. В ней и есть-то километров восемь. Есть еще бетонка — к старым пусковым шахтам. И все. Все, понимаешь?!! — Руслан сорвался на крик. Вадик бросил на него взгляд — взвинченный, глаза что твои блюдца, меловая бледность пробивалась даже сквозь слой грязи.
— Не ори!!! — Вадик притерся к обочине и заглушил двигатель. Бензин улетал, как в трубу — уже замигала контрольная лампочка. Повисла тишина.
— На той мы дороге… — помолчав, уже спокойнее добавил Руслан. — Только вот не то что-то творится. Слушай, мы с тобой грибов не употребляли?
— Объясни. Мне. Немедленно. — Вадик почувствовал, как тоскливо защемило в груди… началась очередная серия чертовщины — если в одиночестве он успешно гнал от себя все мысли на сверхъестественную тему, то с попутчиком это было не так просто. — Ты что, разыграть меня решил? Не смешно. Где наша дорога?
— Да вот она, вот!!! — парня, что называется, понесло. — У тебя что, глаза на заднице?!! Ты не видишь, что мы с тобой круги мотаем?!! — он яростно рванул дверную ручку и выскочил из машины. Подбежал к покосившемуся и облупленному от старости дорожному знаку, ограничивающему скорость сорока километрами. — Вот от этого знака до Савино два километра! Мы его уже в третий раз проезжаем, ты не заметил? — от злости он пнул ржавый металлический столбик — и жестянка знака, сломав сгнившие в труху болты, покатилась в придорожную канаву.
Словно он стоял на обочине уже лет сто… Вадик почувствовал, как спину и затылок окатило мелкими отвратительными мурашками.
— Так, успокойся! — Вадик выбрался из машины и сам. Что-что, а знак он и сам заметил — водитель ведь! — и мог подтвердить правоту Руслана. Дорога делала круг…
И снова — не пересекалась ни с чем. Исчезла даже та свертка, с которой они попали на асфальт.
Руслан присел на корточки и закрыл лицо руками.
— Слушай, ты мне снишься, да? И ты, и «Газель» твоя? Скажи честно?
— Это ты мне снишься. Вместе с этой дорогой, лесом и туманом.
— Туманом?
— Да так, о своем… делать что будем? — Руслан только пожал плечами. Вадик попытался закурить — сигареты летели так же исподволь, как и бензин. Только распечатал новую пачку — и уже осталось только две штуки… и обнаружил, что руки крупно дрожат, даже не сразу получилось попасть сигаретой в язычок огня на зажигалке. Замечательно…
Сделал пару затяжек, закашлялся… точно, всю пачку сам выкурил, на зеленых человечков не свалишь. Где-то Вадик слышал, что сигарета напоминает человеку о единственном врожденном инстинкте, ассоциируется на подсознательном уровне с материнской грудью. Соответственно — при любой нервной встряске тянет покурить. Эскапизм. Он посмотрел на часы — пятый час. Мать твою, время тоже куда-то мчится!
— Садись, поехали! — Руслан не отреагировал. Вадик сел за руль, завел двигатель и, посигналив, сдал чуть вперед.
Глаза Руслана уменьшились в размерах — но зато подозрительно покраснели. Он плюхнулся на сиденье не говоря ни слова. Впрочем, хватило его ненадолго.
— А смысл? Так и будем кататься?
— Если у тебя есть идеи лучше — я их выслушаю. Если нет — заткнись. — Вадик устал терпеть истерику великовозрастного дитяти, самому тошно. Руслан обиженно нахохлился, зыркнул исподлобья. Напыжился, надулся, открыл рот, чтобы что-то сказать…
И едва успел упереться руками в панель, чтобы избежать столкновения с лобовым стеклом — Вадик затормозил на юз, разрывая резину краями глубоких выбоин в асфальте.
За крутым поворотом дорога шла дальше, только вот проехать по ней было решительно невозможно. Прямо из-под колес косо замершего грузовичка начинались глубокие трещины в полотне дороги, из них буйно выбивалась высокая трава. Метра через три-четыре трава сменялась подлеском, взломавшим асфальт в своем стремлении к небу, а еще дальше вверх выстреливали огромные стволы лесных деревьев. Снова лиственных. Так дорога может выглядеть только через пару веков после гибели человечества…
Вадик переглянулся со своим спутником — но Руслан, очевидно, лишившись дара речи, только покачал головой. Вадик кивнул в ответ — оказывается, невербальное общение — несложная, в общем-то штука.
Но ведь молоковоз откуда-то ехал?..
Контрольная лампа уже сияла ровным светом, стрелка упрямо показывала пустой бак. Эх, нельзя «сушить» инжектор… но и здесь стоять незачем — Вадик твердо решил бросить машину только в самом крайнем случае. Он беспомощно нашарил мобильник — но чуда не произошло, аппаратик даже не пожелал включаться… Вадик, кстати, его не выключал.
Кое-как развернувшись на узкой дороге, «Газель» покатила в обратную сторону, вырабатывая последние капли топлива.
Дорога, как и в прошлый раз, изменилась — через какой-то километр на асфальте появились пятна укатанного песка, которым были подсыпаны самые большие дыры в асфальте…
Нет, поправился Вадик, не подсыпаны… выглядело это так, словно грунтовая дорога проступала сквозь асфальтовую. Он судорожно погнал от себя мысли — и так не по себе, если хуже не сказать, нефиг себя еще больше накручивать!
Затем асфальт стал попадаться все реже, пошел короткими участками, а потом и вовсе осталась одна грунтовка — впрочем, вполне укатанная и более-менее ровная. По обочинам шелестел незнакомый лес, смесь березняка и осины, дорога начала скакать по небольшим горкам, местами обрывающимся песчаными откосами.
Момент, которого так боялся Вадик, все же наступил — машина засбоила, чахоточно задергалась, но каким-то чудом все же умудрилась выползти на вершину очередного холма, самого высокого из всех, что попадались прежде. Истерически завизжал оставшийся без работы электронный бензонасос. Вадик ругнулся, стукнул ладонями по баранке… и уставился вниз.
Дорога заканчивалась в деревне, лежащей у подножия холма. Пара — тройка десятков деревянных домиков, что-то похожее на дом культуры, отстроенный в духе старинного «дворянского гнезда» — белокаменное, с колоннами; поблизости — невысокое, тоже каменное здание с обвисшим в душном вечернем воздухе флагом — очевидно, что-то официальное… а чуть поодаль — угрюмые приземистые бараки скотного двора и машинно-тракторной станции. По другую сторону из общего одноэтажного строя домов выбивался блестящий на солнце купол церквушки.
И ровным счетом ничего сверхъестественного в этой картине не было.
Члены экипажа «Газели» облегченно переглянулись, Вадик выключил передачу — и заглохший грузовичок покатился под уклон, все набирая скорость, оставляя за собой серые облачка дорожной пыли.
Вадик повернул ключ, гася зажигание и даже замурлыкал что-то под нос — будет бензин!!! Объяснят, как отсюда выехать… или, хотя бы, расскажут, что за чертовщина творится в погожий июньский денек. В любом случае — деревня лучше чем лесная чаща.
Во всяком случае, так он считал в этот момент.
Несмотря на то, что при движении с горы машина набрала хорошую скорость, надолго ее не хватило — они въехали в деревню и остановились метрах в ста от околицы. По бокам дороги стояли стройные шеренги заборов, за ними тонули в зелени аккуратные деревенские домики. И все равно, чего-то не хватало в окружающем пейзаже, чего-то настолько привычного, что даже не скажешь сразу… прямо напротив того места, где встала машина, в огороде, черноволосая миловидная женщина лет тридцати, одетая в простое летнее платье, поливала грядки с морковью из допотопной оцинкованной лейки, потемневшей от долгих лет использования. При виде машины она поставила лейку между грядок, выпрямилась и с нескрываемым интересом взглянула на прибывших. Не только с интересом — что-то еще было в ее взгляде. Что-то непонятное…
— Добрый день, уважаемая! — Вадик вышел из машины и приблизился к забору. — Вы не подскажете, можно у вас где-нибудь бензина купить?
— Ну, я не знаю даже… — голос у нее оказался подходящим к внешности, негромкий, мягкий. — Поговорите с председателем, может быть он вам поможет. Он в сельсовете сейчас, прямо по дороге и направо — махнула она рукой вглубь деревеньки.
— А как этот поселок называется? — Руслан присоединился к Вадику около забора… лица на нем не было. Глаза испуганные, нервный тик дергал уголок рта, на лбу — испарина.
— Выселки. Оригинально, правда? — улыбнулась она Руслану и участливо спросила — вам что, нехорошо?
— Нет-нет, что вы, все нормально! — тот уже просто-таки лепетал. Вадик послал черноволосой извиняющуюся улыбку и, схватив за шиворот, оттащил Руслана назад.
— Возьми себя в руки! — зашипел он. — Как гимназисточка юная себя ведешь!
— Тут все не так, все неправильно… — парня затрясло. — Я об этой деревне вообще ничего не слышал, а ведь на мотоцикле здесь в детстве все леса изъездил… Где мы, а?
Вадик ответил коротко и почти в рифму. Не отпуская парня, оттащил его в кабину на пассажирское место и швырнул на колени атлас автодорог. Поздновато вспомнил…
— Изучай. Я за бензином. — Парень испуганно схватился за его рукав. Черноволосая посмотрела на них, покачала головой и вернулась к поливке. Вадик освободился. — Ты думаешь, я не вижу, что ерунда творится полная? Ошибаешься! Но я ведь не психую… да, просто на всякий… — Вадик ткнул кнопку магнитолы. — Поймай радио какое-нибудь. С управлением разберешься, там несложно. — И Вадик, не обращая внимания на робкие протесты парня, вернулся к забору.
— Скажите… меня, кстати, Вадимом зовут — добавил он вдруг ни к селу ни к городу.
— Инга. — кивнула та, выжидательно и, даже, кажется, оценивающе посмотрела на него.
— Скажите, Инга, а как председателя зовут?
— Валентин Александрович. Только поторопитесь, пока он в конторе — не любит, когда его дома беспокоят. Просто из вредности даже разговаривать не станет. Если он еще на месте… ладно, давайте я вас провожу, все равно сама к нему весь день сходить собираюсь. — Она отнесла лейку и ведро к крыльцу дома и вышла к Вадику. Не успели они пройти и десятка метров, как сзади раздался топот — Руслан производил своими сапожищами шум, который больше подошел бы идущему галопом жеребцу. Вадик только поморщился.
— Я с тобой!.. — Вадик, тайком от Инги, показал ему кулак и Руслан резко сбавил прыть. Инга только головой покачала, жалостливо взглянула на него, явно сомневаясь в душевном здоровье парня. Вадик хмыкнул и, нашарив в кармане брелок сигнализации, нажал на кнопку; грузовичок мигнул габаритами и пронзительно пискнул в ответ.
Инга, казалось, испугалась, резко обернулась в поисках источника звука.
— Это сигнализация, не бойтесь…
— Сигнализация? А-а… — Инга посмотрела на него. — А что у вас за машина? Никогда такой не видела, иностранная, наверно? — Вадик только вздохнул. Все оказывалось гораздо хуже, чем он думал. Его ровесница, ни разу не видевшая заполонившие все дороги «Газели»… куда же они попали, черт возьми?
— Да нет, русская. Их недавно выпускать начали… — Вадик зыркнул на раскрывшего было рот Руслана и тот стушевался. Определенно, парень все больше выводил его из себя.
— Красивая… — Инга произнесла это с легким оттенком грусти, почти незаметным — но не укрывшимся от нервного внимания Вадика. «Откуда у русской девушки испанская грусть?..» Дальше они шли в молчании. Миновали здание с колоннами, штукатурка на нем потрескалась и в щелях виднелась кирпичная кладка. Здание безмолвно умоляло о капремонте. «Сельский дом культуры, пос. Выселки» — гласили белые буквы на красном фоне, простая стеклянная табличка, оправленная в деревянную рамку смотрелась старомодно… — «Министерство культуры СССР».
«Сколько же лет ей? Или…» — додумать Вадик так и не успел. Они уже были в нескольких десятках метров от здания сельсовета, когда едва заметный ветерок вдруг дунул от души — и флаг над крыльцом развернул свое алое полотно, украшенное в уголке знакомыми с детства символами. Серпом и молотом.
Вадик сбился с шага, запнулся, но сразу же взял себя в руки. СССР. Об-балдеть… кажется, пора тушить свет и сливать воду.
И только тут до него дошло, чего не хватало в окружающем пейзаже. Электрических столбов.
Мысли заметались как тараканы по кухне студенческой общаги… Вадик, впрочем, довольно быстро навел порядок железной рукой, а вот на Руслана стало смотреть совсем жалко. Вадик подцепил его за локоть и придал ускорение в направлении вкопанной у крыльца деревянной лавочки, не обращая внимания на безмолвный протест и панику в глазах парня. Возникло отчетливое желание набить этому рохле морду. Просто чтобы спрятать подальше свой собственный страх.
Вадику было очень страшно… происходящее не имело никакого логического объяснения. Ладно — деревня без электричества (в двадцать первом веке, в центре страны!); советский флаг, может — кино снимать будут… но вот дороги, меняющиеся каждый час, явно имели непосредственное отношение к зеленым человечкам, летающим тарелкам, чашкам и прочим предметам из состава сервизов, к путешествиям в прошлое — словом, к тому, что принято называть фантастикой. Вадик любил почитать на досуге хороший фантастический роман, следя за полетом фантазии автора и вычитывая между строк то, что он хотел сказать — но все события, описанные в книгах, были для него абстракцией. «Потому, что не может быть никогда». Так что, выходит, может?!
Вот вам и коммунизм. Почти. Советская власть в чистом виде, без электрификации.
А лучший способ справиться со страхом — разозлиться. А под рукой — только Руслан, не срываться же на едва знакомую девушку, к тому же, похоже, из прошлого века…
У крыльца стоял видавший виды «виллис», такие аппараты Вадик видел только в фильмах про войну. Видимо, председательский. И номера на нем были советские — черные с белыми цифрами и такой же рамкой по периметру.
Каменными были только внешние стены конторы, внутри перегородки сделали деревянными. Как и обшитые фанерой потолки, и щелястые полы. Ряд рассохшихся дверей выходил только на одну сторону пыльного коридора, вторую сторону занимали несколько больших окон, между грязных стекол висели пыльные кружева паутины. В старой половой краске были протоптаны дорожки от кабинета к кабинету и на выход, молча чах в своей кадке неуместный лимон, а по углам затаились пыльные комочки.
На всем лежала отчетливая печать запустения, словно они невесть зачем заглянули в заброшенный дом… кто-то бесплотный, казалось, наблюдал за людьми, нарушившими его покой, примеривался прыгнуть на спину и порвать горло острыми когтями, прокусить затылок, дробя огромными желтыми клыками такие обманчиво-прочные кости черепа. Вадик даже передернулся, до того отчетливо накатила жуть. Оглянулся нервно — но ничего сверхъестественного в проеме входной двери не усмотрел. Все-таки нервы пора полечить. Пять капель валерьянки в коньяк, темпераментную пассию — и утром как новенький…
Инга уверенно прошла к самой дальней двери, вошла без стука. За ней оказалась крошечная приемная с большим, почти во всю стену, окошком — здесь, для разнообразия, вымытым. Скудную меблировку составляли несколько деревянных стульев, шкаф для документации и стол, за которым восседала симпатичная русоволосая девчушка лет двадцати, неторопливо тыкавшая пальцами в литеры старинной печатной машинки. С Ингой она поздоровалась кивком головы и воззрилась на Вадика все с тем же странным, чуть ли не испуганным, выражением.
— У себя? — в голосе Инги послышалось явственное пренебрежение.
— Где же ему еще быть… — в тоне секретарши уважения было немногим больше. — Сказать ему?
— Чести много. Пошли! — это относилось уже к Вадику. Он пожал плечами и послушно переступил порог начальственного кабинета.
Председатель оказался пухлым коротышкой, усы он отрастил не иначе как для пущей солидности — настолько они не шли к его розовому круглому лицу с гитлеровской челкой, налипшей на вспотевший лоб. При появлении посетителей он встрепенулся и резко прекратил свое занятие…
Вадик сообразил не сразу — но когда дошло, лишь героическими усилиями сдержался, чтобы не заржать в голос. Председатель, высунувший язык от усердия, загнал в почти пустую стеклянную чернильницу муху — и пытался утопить ее, осторожно действуя деревянным писчим пером с металлическим наконечником. Несчастное насекомое обреченно жужжало, но вырваться из чернильного плена не могло; на все это безобразие укоризненно взирал из-за спины председателя портрет Владимира Ильича.
Инга даже не постаралась быть политкорректной.
— Простите, товарищ председатель, что мы отвлекли вас от государственных дел… — розовое на лице начальства оперативно сменилось багровым, он спешно навернул на чернильницу колпачок и чуть ли не швырнул ее в недра массивного стола — вместе с мухой.
— Чего надо? — даже тени приветливости на его лице не мелькнуло, что, впрочем, было не удивительно; Вадик, пожалуй, и сам бы не обрадовался на его месте.
— Да, я тоже рада вас видеть! Я — насчет колодца, как обычно. И — вот, мужчина с вами хотел побеседовать, я пока в приемной подожду. — Инга подмигнула Вадику и скрылась за дверью, из-за которой почти сразу донесся звонкий смех.
— Бабы… — буркнул председатель, извлек из какой-то папки на столе чистый бланк и промокнул им лоб. Голос его — низкий и густой, с внешностью не вязался. — Проходите, присаживайтесь. Валентин Александрович — протянул он руку.
— Вадим Леонидович — пожал руку Вадик. Ладонь начальника была пухлой и влажной, настолько не мужской, что Вадик едва не скривился.
— Рассказывайте, Вадим Леонидович. — Председатель посматривал искоса. Примерно так же, как и все до сих пор встреченные местные… словно у Вадика выросла лишняя голова — ну, или что-нибудь в том же духе.
— Да, в общем-то, особо и рассказывать нечего. Мы на машине, заблудились в ваших краях и скатали весь бензин… Хотели вас попросить продать литров двадцать, да дорогу объяснить.
— Заблудились, значит? — хозяин кабинета довольно улыбнулся, встал и прошел к одиноко стоящему в углу скособоченному шкафу. Скрипнувшая дверца открыла осыпавшееся зеркало, в котором отразилась бледное лицо Вадика. Председатель нырнул в его недра, покосившись в зеркало, что-то переложил внутри с места на место и вернулся за стол. Хоть и глупо — но Вадику показалось, что все это было затеяно исключительно ради взгляда в мутную амальгаму. — Ну что же… отчего не продать? Продадим… по рубль двадцать за литр вас устроит?
И опять внимание Вадика привлек взгляд председателя. В нем было странное сочетание жалости — и робкой надежды… «Успокойся, физиономист великий»! — одернул сам себя незваный гость. «Минуту…»
— По сколько?!! — Вадик в первый момент подумал, что ослышался. Но тут же вспомнил флаг над крыльцом и похолодел… вот чего-чего, а советских денег у него не было и в помине. Председатель, впрочем, расценил его возглас по-своему.
— Что вы кричите? — сдавленным голосом просипел он. — Ладно, по рублю, но только без бухгалтерии! Пойдет? — в его голосе, жестах, неуловимо мелькнула фальшь.
«Эх, жили же люди…» — растерянно подумал Вадик. Но — час от часу не легче, купить невероятно дешевый бензин было решительно не на что, несмотря на то, что в бумажнике было около тысячи — вчерашняя шабашка. Хотя…
— А может, немного по другому договоримся? — Вадик решительно расстегнул ремешок часов, стараясь не думать, что своими руками создает временной парадокс. — Деньгами мы не богаты, но вот, часы есть хорошие, японские. Двести рублей стоят! — Вадик сознательно занизил цену. На самом деле навороченную электронную игрушку ему подарили на тридцатилетие друзья — и, насколько он знал, стоили они что-то около десяти тысяч. Примерно, как самолет в этом времени.
Председатель с интересом покрутил их в руках.
— Хм, интересно. Без стрелок. Ну надо же… И что, не жалко?
— Домой хочется — честно признался Вадик.
— Ну что же, пойдемте! — председатель ртутным шариком выкатился из-за стола и направился на выход. — Сейчас вернусь, гражданка Тимофеева, ждите! — рыкнул он на заступившую дорогу Ингу. Вадик зашагал следом.
Руслан при виде Вадика едва не запрыгал от радости. Председатель просеменил до «джипа» и, оглядевшись по сторонам, извлек из-под заднего сиденья поцарапанную металлическую канистру.
— Вот. Даже тару можете себе оставить, так и быть.
— А это какой бензин? — Вадика кольнуло нехорошее предчувствие.
— В смысле?
— В самом прямом. На этом бензине ваша машина ездит?
— Ну да. И отлично, кстати, ездит!
— Твою… Нет, Валентин Александрович, это не в ваш адрес. Это вообще… — Вадик открыл пробку и понюхал содержимое — точно, «семьдесят шестой». Хорошо если. Еще бы, «виллис» и на керосине работать будет, ему пофиг, техника военная…
— Ну что, чем тебя бензин не устроил? — глаза Руслана лучились радостью, на Вадика он смотрел как на законченного привереду.
— Нам нужен «девяносто пятый», ну или «девяносто второй», хотя бы… на машине инжектор стоит. Она на этом даже не заведется… — Вадик сокрушенно пнул канистру.
— Так вам нужен бензин, или нет? — председатель помрачнел. Расставаться с диковинными часами ему вовсе не хотелось.
— Нужен. А получше нет?
— Ну куда уже лучше, ребята? Хорошее горючее, с чего вы взяли, что машина не поедет? «Инжектер» какой-то выдумали… У вас что, машина тоже, какая-нибудь японская?
— Нет, наша. Экспериментальная модель… Ладно, попытка — не пытка. Как выехать-то объясните?
— Ну это просто. Вам ведь в город? Вот и езжайте — наверх, в гору, там на развилке — налево. У нас каждый день молоко с фермы забирают, по той дороге ездят.
Вадик вовсе не был уверен, что «Газели» придется по вкусу жуткая бурда из канистры, скорее наоборот: ну а даже если и придется — не факт, что легко получится уехать, черт его знает, о каком городе речь шла… однако, запасы эластичности психики уже подходили к концу, чудеса — чудесами, но и честь пора знать. Вадик живо вспомнил давешний молоковоз. Если он как-то умудряется проезжать в двадцать первый век, то и у них получится. На худой конец — на буксире.
Все достало!
Он закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. «Будем считать, что это просто дурной сон, в котором никак не получается проснуться… дрыхнешь до сих пор в кабине, на полигоне. Нет, пиво в жару противопоказано, даже в гомеопатических дозах…»
— Ладно, берем ваш бензин! Спасибо… — председатель только кивнул довольно, нацепил на запястье свои новые часы и посеменил в контору, сразу утратив интерес к незнакомцам. «Как будто, так и нужно» — с неожиданной злостью подумал Вадик. — «Собака жирная!» — Пошли! — рявкнул он на Руслана, и, подхватив тяжелую канистру, быстро зашагал назад. Из входного проема конторы донесся заглушенный внутренними стенами председательский бас, он потревоженным медведем хрипло взревывал на кого-то невидимого; на Ингу, скорее всего… Руслан догнал Вадика и уцепился за ручку канистры, помогая нести. Всю дорогу он озадаченно сопел, и лишь когда показалась в виду их машина, решился спросить:
— Вадим… что происходит, как ты думаешь? — и даже голову в плечи втянул от своей неожиданной смелости.
— Без понятия, веришь? — Вадик уже остыл, тем более, что злиться, в общем, было не на кого. — По всему получается, что мы в прошлом, дорогой товарищ… Да, я в курсе, что такого не бывает, но на розыгрыш это не тянет.
— А вдруг? — в голосе Руслана слышалась нешуточная надежда.
— Вдруг только несварение бывает. Ты про местные веселые дороги забыл? Нам по-любому придется здесь ночевать, боюсь, что сами мы не выедем.
— Думаешь, стоит? Вспомни, дорога прямо на глазах менялась, когда мы ехали. — Вадик даже покосился удивленно, видно было, что парень сделал огромное усилие, чтобы собраться и успокоиться; по крайней мере, способность соображать к нему явно вернулась. — А если наутро уже никаких изменений не будет? Здесь мне оставаться неохота.
— Не горюй, выберемся. Ты же слышал, молоко отсюда каждый день забирают. Если молокан в наше время выезжает, то почему мы не сможем? Завтра вместе и двинем…
— А точно — в наше время? Может, это местные? — Вадик рассказал про номера на старичке — молоковозе, и Руслан заметно повеселел. — Так что, наши здесь бывают. Надеюсь, нас отсюда выпустят…
— А что, могут не выпустить?
— Руслан… ты бы стал распространяться о том, что можешь запросто съездить в СССР? Черт его знает — как, но, по-любому, это информация не для всех. И неизвестно еще, кто эту тайну бережет.
— Так ты… — Руслан прочистил горло. — Так ты уверен, что мы в прошлом?
— Скажем так, опровержений я пока не вижу…
За разговором, они дошли до машины. Вадик уронил канистру в пыль возле левого борта машины и, открыв дверь, полез за сиденье. Из извлеченной пластиковой бутылки он при помощи ножа соорудил импровизированную воронку, вставил ее в горловину бака…
И заколебался. «Может, не стоит?..» — «Плевать! Не заведется — утром на буксире утащим!»
Руслан наклонил канистру — и желтоватый масляно блестящий поток устремился в недра бака. Над воронкой поднялось дрожащее марево испарений, резко пахнуло бензином — некачественным, мутноватым на вид — но все же…
Закрыв бак, Вадик сел за руль и включил зажигание. Насос — было слышно — сначала зашелся вхолостую, зажужжал пронзительно — но, все же, накачав топлива, повел себя степенно. Мысленно переплюнув, Вадик включил стартер…
И двигатель завелся! Вадик, заорав от радости, припал щекой к баранке — «ах ты моя умница!..» Погладил нежно кожаную оплетку руля. Облегченно выпрямился, победно глядя на стоявшего рядом с машиной Руслана — и в этот момент двигатель заикнулся, чихнул, пошел, было, снова ровно, когда Вадик втоптал газ — но тут же крупно задрожал и задергался под капотом, передавая свои удары на кабину. Вадик повернул ключ, но мотор сделал еще несколько судорожных тактов — дрянь из бака детонировала не хуже солярки. В трубках топливопровода, видимо, оставалось еще несколько грамм нормального бензина — на подъеме двигатель не смог выбрать все топливо из бака; насос захватил немного, когда они катились под уклон с включенным зажиганием, но это были лишь остатки, их как раз хватило, чтобы завестись.
Теперь уже точно — только буксир.
— … Я все-таки не понимаю этой системы, быть такого не может! — Вадик порылся в «бардачке» и извлек непочатую пачку сигарет, купленную утром про запас. Как знал, блин! — Ну ладно, коммунизм, сельсовет и прочая экзотика… но как сюда вписывается молокан из нашего времени — не пойму, хоть убей! Даже если какой-то пройдоха умудрился найти сюда дорогу — а мы ведь его видели своими глазами! — почему он беспрепятственно таскает отсюда молоко ежедневно по целой бочке? Это ведь, получается, хищение государственной собственности, и, заметь, не мелкое; за такое советская власть карала по всей строгости. Бочку в отчетности не спрячешь, это не бидон двухлитровый.
— Ну, он и не каждый день может приезжать… — неуверенно протянул Руслан. — А может и вообще не отсюда он ехал?
— Да отсюда, отсюда. Это я чувствую задницей… Нет, ты представь. Приезжаю я в какую-нибудь фирму и прошу выдать мне безвозмездно, то есть даром, машину товара. Угадай с одного раза, куда меня пошлют? Правильно. А если не только он катается — тогда вообще глупость… он к местным в очередь никогда вписаться не сможет. Это одноразовый вариант. К тому же интересно — почему он обратно уже под вечер ехал? Молоко утром забирать должны, как я представляю… нет, либо ему помогает правление местного колхоза, либо — и скорее всего, не такая уж простая это деревенька. Кстати, только сейчас дошло — у них в конторе ни одного телефона… Но, с другой стороны, если ты прав… он может к этому месту и отношения не иметь вовсе. Тогда хреново дело.
Вадик и Руслан открыли двери и удобно устроились на сиденьях, попивая минералку Вадика и жуя смявшиеся и раскрошившиеся бутерброды из сумки Руслана.
— А мы никак не сможем октановое число повысить?
— Ты что, химик? — ответил Вадик вопросом на вопрос. — Передай еще бутерброд… Перегонкой в самогонном аппарате ты ничего не добьешься, здесь присадка нужна специальная. То есть — труба дело…
Еще минуту стояла тишина, нарушаемая только дружным чавканьем.
— Интересно, насколько это прошлое от нашего настоящего отстоит?
— Да не так далеко мы и забрались. Если председатель на «виллисе» скачет — значит, война уже была. А, поскольку тут в ходу черные номера, те, что на председательском джипе — тогда, примерно, от шестидесятых до восьмидесятых; судя по бешеным темпам электрификации — скорее, первое… И если молокан не отсюда… Черт!!! — всполошился Вадик и, подскочив, полез за инструментами.
— Что?! В чем дело? — растерялся Руслан.
— У нас ведь на машине новые номера, российские! На них триколор! Не дай бог, кто внимание обратит, не отбояримся! — схватив пару ключей, Вадик метнулся снимать жестянки.
— Ну да, давай еще из паспорта титульный лист вырви. И обложку, заодно… — Руслан не критиковал, а констатировал. — У нас ни денег ни документов, ни своих, ни на машину… вернее, у тебя они есть, только толку от них — ноль без палочки. И, скажи, ты уверен, что за это время их уже никто не видел, номера твои? Поздно спохватился.
— И что ты предлагаешь? — Вадик даже обернулся, полуоткрученный передний номер косо повис на единственном болте.
— Нет, ничего… давай, я второй сниму. Может, правда никто еще не видел, деревенька-то как мертвая.
И действительно, за все это время они увидели всего человек пять, включая конторских. Над улицей дрожало безмолвное марево, шумели за плетнями сады, где-то хрипло заливалась одинокая собака. И — ни души, хотя солнце уже недвусмысленно клонилось к вечеру. Со стороны сельсовета выскочил на дорогу председательский «боевой конь», поехал куда-то в противоположную от «Газели» сторону, но, метров через сто, притормозил и свернул к дому — очевидно, там и жил Валентин Александрович.
— Далеко ему до работы, пешком не находишься… — пробурчал Вадик. При виде председателя, ворохнулось чувство досады за неравноценный обмен, вот только сам же его предложил, не на кого пенять. Желудок екнул, не удовлетворенный бутербродами; за весь день Вадик съел только порцию шашлыка, да вместо завтрака заглотал кофе — растворяшку с бутербродом. Он только молча потер живот, глядя, как Руслан сноровисто расправляется с задним номером… наконец, жестянка исчезла с глаз долой.
— И нафига, спрашивается? — Вадик только теперь сообразил. — Молокан-то с нашими номерами здесь раскатывает… Ребята посмотрели друг на друга и только вздохнули… — Да и вообще… Сам-то подумай, Что мы здесь набредили? Либо это не Союз, либо — машина не отсюда. Не может быть по-другому.
— Ну и что делать будем?
— А что тут сделаешь? Давай все-таки дождемся этого молоковоза, который к ним приезжает. Если что — с ним до города и доберемся…
Отвлек их звук двигателя — с пригорка, оттуда, откуда приехали и они, спускался автобус… «Пазик» старого образца, с застывшим на плоской лобастой «морде» добродушно-удивленным выражением. Вадик закрыл водительскую дверь, чтобы дать проехать автораритету, тот с ходу пропылил мимо, обдав его горячим воздухом из-под капота, остановился где-то возле ДК и исторг из себя толпу народа в рабочей одежде — видимо, привез колхозников.
Деревня сразу же ожила; захлопали двери, радостно зашлись во дворах псы, приветствуя хозяев. Мимо машины прошла небольшая группа весело перешучивающихся женщин, на машину они посмотрели с удивлением, а на экипаж — с интересом. Проехал со стороны сельсовета мужичок на трофейном мотоцикле «БМВ», по образу и подобию которого много лет клепали советские «Днепры» и «Уралы» — без номера вообще, на приезжих покосился с подозрительностью, нырнул в чей-то двор возле самой околицы. Еще через полчаса с дальнего конца улицы хлынула волна домашней скотины, пригнанной пастухом с выпаса, не спеша растеклась ручейками по подворьям.
— Сынки, вы что же здесь встали, ждете кого? — голос прошамкал так неожиданно, что поглощенный своими мыслями Вадик даже дернулся. Ветхая старушка, опираясь на клюку, стояла на обочине, у открытой двери со стороны Руслана. Вышла она, видимо, из дома напротив Инги, который Вадик поначалу принял за нежилой.
— Поломались, бабушка! Завтра молоковоз приедет, разберемся… — Вадик неосознанно повысил голос.
— Так вы что ж, в автомобиле вашей ночевать собрались?! — в голосе старушки явственно послышался испуг. — Никак вам нельзя!..
— Не в первый раз, бабушка, не бойтесь! В лучшем виде переночуем!
— У меня поспят! — Инга, которую Вадик тоже не заметил, хворостиной загнала в ворота подворья здоровенную козу и подбоченилась. — Не суйтесь, Олимпиада Игнатьевна, куда не просят! Идите к себе по-доброму!
— Не покрикивай на меня, охальница! — зашипела старуха. — Вон, на Маньку свою командуй, бесстыжая! Вот дождешься, составлю жалобу на тебя в лучшем виде! Запоешь ты у меня!
— Руки коротки. — Просто ответила та. — Пойдем, ребята, ужин готовить надо…
Ребята, уже было настроившиеся на голодную ночевку в машине, предложение приняли с радостью. Чтобы не смущать лишний раз народ, Вадик закрыл двери машины ключом — не дай бог, сработает сигнализация… При входе их облаял крутящийся по двору пятнистый беспородный щенок, смешно семенящий на кривых лапках.
Изба состояла из одной большой комнаты, поделенной на кухню и две горницы дощатыми перегородками, роль дверей выполняли занавески; к одной из стен жалась русская печь. Внутри было светло, уютно. Инга разожгла примус, водрузила на него алюминиевую кастрюлю с водой; не задавая вопросов снабдила мужчин еще одной кастрюлей, ножами и картошкой.
— Придется отработать, ужин и ночлег так просто не даются. Я на вас не рассчитывала, так что нужно приготовить… Я пока пойду скотину подою. Молока кто-нибудь хочет? — оба гостя молча кивнули. Кастрюля на огне зашумела — звук пробился через надсадный но робкий рев примуса; Инга потрогала воду, поморщилась, разбавила холодной из ведра и скрылась в сенях.
— Ну вот видишь, все не так и плохо… — Вадик швырнул в кастрюлю очередную картофелину и потянулся за следующей. — Будем сыты и под крышей, я, признаться, на такое и рассчитывать не смел.
— Да, неплохо… — парень покосился на жестко гудящий примус, его передернуло. — Меня другое волнует — с какой стати в машине ночевать нельзя? Ты видел, как бабка переполошилась? С чего бы это, хотел бы я знать… — Руслан вытер лоб тыльной стороной ладони и озадаченно взглянул на Вадика. Тот только усмехнулся.
— Скажи мне, у тебя часом мании преследования никогда не было? Ну да, я понимаю, мы попали в другое время, это само по себе странно, если хуже не сказать. И здесь странности есть — вспомни хотя бы нашего предприимчивого современника… Но что теперь, каждого куста бояться? Я же вижу все не хуже тебя, пойми, но с таким отношением можно сразу на шнурках повеситься — чтобы не мучаться. «Почему в машине нельзя…» может, у них приметой плохой это считается. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. А Инга — заговорщически понизил он голос — женщина одинокая, к тому же, как я понял, своенравная. Ну пустила мужиков ночевать, так что с того? Может, у нее планы на кого-то из нас… — Взглянув на лицо Руслана, он громко, с удовольствием, засмеялся. — Вот это уже шутка была, дурак, не вздумай!
Руслан вежливо улыбнулся, лицо у него стало как у ребенка, которого подразнили конфетой, но не дали.
— А ты с чего взял, что она одинока?
— У тебя нож острый? — Руслан помотал головой. — Вот, в том числе. Ты посмотри, здесь мужиком и не пахнет… вся обувь — размера хозяйки, вся одежда — тоже ее. Чашка одна на столе, остальные убраны. Забор покосился, калитка скрипит, табурет вот — покачался он — весь разболтан, дел-то — пару гвоздей вогнать… дошло? Да и нас она очень легко приютила. — Он порезал картошку напополам, плеснул воды из ведра, промыл и вылил в жестяную раковину, пристроившуюся в углу прихожей. Струи воды звонко застучали по дну подставленного под мойку ведра. Вадик снова плеснул воды и поставил картошку на примус. — Вот так. — Подвел он итог беседе. — Пошли курить!
Они сполоснули руки под чугунным умывальником, вышли на крыльцо и присели на перилах. Щенок прибежал откуда-то из-за дома, тявкнул для порядка и тут же завалился на спину, растопырив лапы — «чешите!» Вадик потрепал его по животу, тот смешно завилял хвостом, заелозил, попытался укусить, играя, своими мелкими и острыми как иголки зубами — и, вскочив, умчался по своим неотложным щенячьим делам.
— Ну чего нос повесил? — Вадик поднес Руслану зажигалку, хлопнул его по плечу. — Выберемся как-нибудь, потом можешь еще и историю в какой-нибудь таблоид продать… поверить — не поверят, но напечатают точно. Представляешь заголовок — «Путь к коммунизму ведет через лес»? — Руслан вымученно улыбнулся.
— Вы это о чем? — Инга, вытирая руки полотенцем, появилась на пороге.
— Да так, фантазируем… — стушевался Вадик.
— Угу. — Инга сделала выражение лица «как же, верю…» — салат будем?
— С удовольствием. Помочь?
— Сам вызвался…
Инга принесла с грядок овощей и зелени, Вадик сноровисто настругал их в тарелку, не обращая внимания на тяжелый взгляд Руслана, сидящего напротив. Когда Инга в очередной раз вышла за порог, Руслан зашипел.
— «С удовольствием», «Давай помогу»… клеишься?
— Руслан, скажи мне, ты на солнышке не перегрелся, часом?.. Ну-ка — ну-ка, подожди… — Вадик закрыл лицо мокрыми от огуречного сока руками и ткнулся в стол, изо всех сил сдерживая рвущийся наружу смех. — Надо же! «Нет повести печальнее…» — Вадик уже не мог сдерживаться, скорчился на лавке. — Герой любовник! Да она тебе дома в бабушки годится — если дожила, болезная! Да и здесь она постарше тебя будет! — Вадик отсмеялся, смахнул набежавшие слезы. Руслан вскочил на ноги — да так и остался стоять, на его лице смешались обида и злость. — Ой, дубина, свалился ты на мою голову. «Играй, гормон», в прямом эфире… В общем, так! — стер он с лица остатки веселья. — Глупости свои из головы выброси, не забывай, где ты находишься. И на меня не стоит такими глазенками смотреть, молодой — интересный. А если еще раз дурь зайдет — я ее из тебя выбью.
Руслан сжал кулаки, постоял, покачался… и вдруг сел на место. Жалобно посмотрел на Вадика.
— Слушай, у меня, кажется, крыша едет.
— Заметно. Поучись держать себя в руках, иногда полезно бывает. Ладно, проехали… мне тоже не по себе в этой деревушке, я бы тоже смылся отсюда с удовольствием — да вот что-то не спрашивает никто нашего мнения…
Ужин удался на славу. Вадик уже забыл, когда в последний раз ел с таким аппетитом; он привык к магазинным холостяцким полуфабрикатам и ассортименту придорожных кафешек. Сам он готовить хоть и умел, но получалось у него в большинстве случаев отвратительно — потому и предпочитал не рисковать. Картошка, щедро сдобренная маслом и слегка подсоленная, таяла во рту, задорно хрустели на зубах крепкие огурцы, брызгали розовым соком спелые помидоры — только что с окна, где они подставляли летнему ветерку свои тугие бока… Инга почти ничего не ела, мужчины же набросились на еду так, словно их не кормили неделю. Вадик наелся до отвала, по телу разлилась приятная истома; он сдержал благородную отрыжку и в знак благодарности собрал и отнес в мойку посуду. Инга разлила чай, вскипяченный на примусе, поставила на стол вазочку с конфетами и тарелку с домашним печеньем.
— Ну, спасибо большое, хозяйка! Уважила гостей! — Вадик изо всех сил старался не вызывать подозрений — и, незаметно для себя, заговорил чуть ли не «высоким штилем». «Фальшивишь, гад!» — одернул он себя. — «А самое поганое — она это чувствует».
— Да не за что… ну, к чаю полагается беседа! Рассказывайте, откуда вы такие на нашу голову взялись на невиданной машине.
Вадик метнул растерянный взгляд на Руслана — тот смотрел на него добрыми бараньими глазами, по всему выходило, что врать предстояло одному Вадику. Именно врать — правда исключалась на сто процентов. Вадик выдернул из вазочки квадратик конфеты, покрутил в руках. Ирис «Золотой ключик». Привет из детства… хотя, их же, вроде, снова выпускать начали? Вадик задумчиво скатал из фантика небольшой шарик… нет бы, придумать стоящую легенду, вместо того, чтобы устраивать какие-то глупые разборки. Нужно было ведь предполагать, что к тому идет. Попадалово.
— Из города мы — Вадик внимательно следил за реакцией Инги. Черт его знает, какой здесь город поблизости? Название поселка Вадику не говорило решительно ни о чем (а он довольно сносно знал район) — значит, переместились они не только во времени. Не спросила, только кивнула… пока пронесло. Уже хорошо. — Вот, прислали нам машинку новую — их теперь делать будут на заводе в… Горьком. — Теперь Вадик представлял, как чувствует себя артист на проволоке под куполом цирка. Чтобы замаскировать паузы в рассказе, жизненно необходимые для сочинительства, он принялся за обжигающий чай. — Ну и посадили на нее меня — как передовика производства…
Вадик заметил, что Руслан борется с улыбкой и внутренне вскипел. Змееныш, что творит! Запалит ведь обоих…
— Повезли вот мебель начальнику в деревню… он с нами туда поехал, да там и остался, у тещи. М-м, вкусное печенье!.. — «Черт, ведь спросит, как деревня называется!..» Но Инга снова не спросила, только кивнула и улыбнулась сочувственно. «Попал!» — обрадовался Вадик, «она только что ходила чего-то добиваться от председателя, причем, было хорошо слышно, что на повышенных тонах разговор вели… наверняка на него злится до сих пор». На сердце полегчало — внимание хозяйки переключилось на близкую ей тему, и какое-то время на ней зависнет… выходит, есть шанс что она не обратит внимания на случайную мелкую нестыковку, будь та допущена. Тем более, что растекаться мыслью по древу Вадик не собирался.
— Ну вот, а на обратном пути, наверное, не туда свернули — и совсем заблудились, нафиг! Да еще и поломались… Новая машина, называется! — Вадик увидел прореху в логике — и поспешил ее ликвидировать. — Шефу-то хорошо, за ним завтра водитель приедет, а мы с Русланом выговор себе железно организовали. Он гад редкостный — подлил Вадик масла в огонь, — не видать нам теперь тринадцатой зарплаты, как своих ушей… — он почувствовал, что его начинает заносить и закруглился. — Так что, завтра за молоковоз тросом зацепимся — и покатим восвояси.
И не удержался, едва не испортив все свои старания; черт его за обожженный горячим чаем язык потянул:
— Мне-то ладно, а вот Руслан еще и от жены на орехи получит…
Парень аж поперхнулся чаем, побагровел, но, слава КПСС, смолчал. Инга засмеялась.
— Ничего, присылай ее ко мне, я свидетелем побуду, что вы никуда «налево» не ходили… хотя, пожалуй, тогда и мне достанется! — Вадик присоединился к ее смеху, Руслан вперил в него горящий взгляд и язвительно произнес:
— Ничего, милые бранятся — только тешатся…
И все равно, история получилась шитой белыми нитками, и, хотя девушка, вроде, поверила (или сделала вид), Вадик поспешил перевести тему.
— А вы, Инга, чем живете?
— А чем тут жить можно? Дер-ревня!.. — Что-то такое промелькнуло в ее взгляде, что у Вадика даже провело по спине морозцем. — Выучилась на ветеринара в Ленинграде, замуж вышла, вот дорогой и привез в родные края. Мы на последнем курсе с ним познакомились, он через знакомых как-то договорился о распределении. Он вообще ушлый был, так у нас весь курс за Урал гремел… ну вот, а потом война… прислали на него похоронку. А мне — куда уже двигать с обжитого места.
«Врет? Ведь не сталинские времена же, насколько я разобрался. Не похоже… но тогда сколько же ей лет?». Инга, не замечая плохо скрытого изумления Вадика, продолжала.
— Так и осталась здесь, при колхозе. От женихов — отбоя нет, да только тут все такие экземпляры попадаются, воротит! Муженек, бывает, шастает, зараза беспокойная, все к себе зовет. В окопы. Как ребенок, ей богу…
Вот тут у Вадика и Руслана челюсти отвалились самым натуральным образом. «Муженек шастает???»
— Да не пугайтесь вы так, не заявится он сегодня! — неверно истолковала Инга реакцию мужчин. — Еще неделя смелая для фрицев, потом уже его ждать со дня на день.
— Мы, э-э… Да мы, в общем-то, не испугались, просто неожиданно как-то… — путано заговорил было Вадик, но затих.
— Ну а заявится — так что с того! — вдруг мотнула головой Инга. — Достал уже за столько лет! Мертвец — мертвецом, а ревнует, как живым не снилось. Понимает, что потерял… пусть попробует своим автоматом здесь помахать, посмотрим, что он против меня сделает! — в ее глазах мелькнули искорки.
— Ну ладно, спасибо за чай, Инга, мы пойдем, пожалуй, покурим на крылечке! — взял себя в руки Вадик. Инга согласно кивнула и принялась убирать со стола, бледный как мел Руслан зашагал следом. Девушка посмотрела им в спину долгим грустным взглядом, вздохнула тяжело… Села на расшатанный табурет и закрыла лицо руками.
На крыльце Руслан спросил тихим, дрожащим голосом:
— Вадим, скажи… ты хоть что-нибудь понимаешь?
— А чего тут понимать… вариантов два. — Также вполголоса ответил тот. — Либо у нашей хозяйки не все дома — но по ней это совсем не видно… Но она в любом случае не так проста, как кажется… либо мы не в прошлом, а в каком-нибудь параллельном измерении, где по ночам встают мертвецы, советская власть процветает — а люди живут без электричества в домах. Это даже вернее, слишком уж много здесь нестыковок. Есть еще третий вариант: я свихнулся и все это — только мой бред… — Вадик задумчиво посмотрел на солнце, уже касающееся окоема своим потускневшим, словно выцветшим шаром. — Закат облачный, ветер завтра будет… в общем, молись, чтобы завтра мы сумели домой попасть, мне что-то здесь окончательно разонравилось.
— Интересно, здесь всегда так оживленно? — кивком головы указал Руслан за забор…
По большаку то и дело проходили туда-сюда обитатели деревни — вроде бы как спеша по делам, но каждый бросал на гостей короткий взгляд — кто исподтишка, кто в открытую. И не меньше внимания привлекала «Газелька» — как какой-нибудь футуристический концепт-кар на автосалоне. Что, впрочем, поправился Вадик, было не так уж далеко от истины.
— И детворы у них, похоже, нет… — вслух подумал он.
— С чего ты взял?
— Смотри, как на машину таращатся. Здесь бы вся мелочь деревенская собралась… Но в любом случае, наш приезд сюда — для них не рядовое событие. Слишком уж бурно реагируют.
— Вот на «Газель» твою они и реагируют. Ты бы еще на летающей тарелке прилетел.
— А что я сделаю? На руках ее в лес откатить?..
За остаток вечера ребята познакомились еще с одним обитателем деревни — на закате в калитку вошел самый натуральный поп, в рясе и с полупустым эмалированным ведром литров на двенадцать. Он, не говоря ни слова, будто вовсе не замечая приезжих, покрестился, отбил несколько земных поклонов, под напевный неразборчивый речитатив помахал кадилом и щедро окропил крыльцо, все двери и окна дома из своего ведра — надо полагать, святой водой. Вадик с Русланом только переглянулись удивленно…
Руслан болезненно поморщился, потер желудок.
— Гастрит… Сейчас пройдет. — Вполголоса сообщил он оправдывающимся тоном.
Никаких вопросов по поводу священника Вадик задавать хозяйке не стал, — только помрачнел еще сильнее. На знакомое по воспоминаниям детства советское государство этот мир походил все меньше и меньше.
В небольшой комнатушке было душно донельзя. Зудели под самым потолком пристройки вездесущие комары, тихо потрескивали, остывая, листы кровельного железа, под единственным подслеповатым окошком без форточки, густо заплетенным паутиной, устроили внеплановый концерт коты, не обученные пользоваться календарем и потому не знающие, что март давно позади… Сама хозяйка улеглась в доме, закрыв дверь на крючок, толщиной в палец. Гости, впрочем, были не в обиде, узнав, что в их распоряжении оказалась панцирная кровать и огромный сундучище; Руслан устроился на его крышке — и ноги не свисали. Третьим в их компании оказался щенок, загнанный хозяйкой в дом, но в ее покои не допущенный. Не оправдал доверия, стало быть… он долго скребся и скулил на веранде, под дверью в пристройку, и Вадик, плюнув, впустил его, рассудив, что легче убрать за ним утром, чем терпеть шумовое сопровождение всю ночь.
И категорически не спалось. Вадик героическими усилиями умудрился, было задремать — и уже блаженно перевернулся на спину, предвкушая побег от взбесившейся реальности, но весь сон сбил внезапный богатырский чих Руслана, ворочавшегося как на подшипниках.
— Скотина… — скупо прокомментировал Вадик.
— Аллергия… пылища здесь! — в тон ему пожаловался Руслан. — Извини.
— Мне бы снотворного вместо твоих извинений… что-то я разворчался. — Оборвал сам себя Вадик. — Ладно… курить пойдем?
— Пошли. Хоть свежим воздухом подышим, здесь вообще душегубка.
Вадик натянул джинсы; не завязывая, вдел ноги в кроссовки. Подумал — и футболку все же надел, комаров кормить — удовольствие сомнительное. Они тихо пошли по доскам застекленной веранды к двери… вернее, Вадик пошел тихо. Руслан бухал своими кирзачами как кувалдой.
— Тише можешь?
— Стараюсь… а-а, нафиг! — Руслан прислонился к стене и сноровисто стянул обувь. — Задрали уже эти колодки!
Они подошли к щелястой двери, Вадик откинул засов и в лицо дохнуло свежестью. Класс… Щенок, воспользовавшись моментом, выскочил в летнюю ночь и светлым пятном скрылся в кустах.
— Вот черт! Бобик!.. Тузик!?.. эй, как тебя там, животное! Иди сюда, не бегай, нам Инга уши оборвет! — щенок коротко тявкнул, взбежал на крыльцо и улегся у ног Руслана.
— Смотри, ты ему понравился! — не удержался Вадик от подколки. Руслан поднял зверя на руки и потрепал по голове.
— Я же собачник. Чувствует, мелочь пузатая! — щенок завозился, начал вырываться, шутливо тяпнул его за палец. — Ну кусаться-то не надо… Не надо кусаться! Хорошие собаки не кусаются! Ах, так… — и они затеяли возню. Вадик посмотрел, улыбнулся, достал сигареты.
Ночь выдалась сказочной. Где-то в траве стрекотали кузнечики, кошачий концерт за домом завершился, по-видимому, кровавым побоищем; хриплый истошный мяв быстро удалялся по улице в сторону клуба. Несколько светлячков пристроились прямо на гравийной дорожке, зажгли свои зеленые фонарики. Над крышей дома напротив, горизонт светился мягким рассеянным светом, оттуда к утру собиралось нагрянуть солнце; на фоне светлой полоски бесшумно порскнул силуэт летучей мыши, небо отражалось в лобовом стекле стоящей на дороге обездвиженной «Газели». Романтика.
Щенок все же вырвался из рук Руслана и задал стрекача, нарезая по двору круги.
— Не убежит! — уверенно сказал Руслан, прикуривая от зажигалки Вадика. — Ты смотри, сколько в нем энергии! Ее бы в мирных целях использовать…
Щенка привлек один из светлячков, тот подскочил к огоньку, понюхал — и, видимо, решив, что это вполне может оказаться съедобным, слизнул его с камня, тот даже фонарик не успел погасить. Щенок понюхал еще, что-то учуял и принялся сноровисто раскапывать гравий. Вадик сходил, сгреб его подмышку и принес Руслану.
— Ты у нас собачник — тебе и смотреть за ним. Загони его в дом вообще.
— Шум поднимет. Как это — мы гуляем, а его с собой не взяли?
— Ну тогда держи. Нечего носиться…
Руслан не успел ответить — на улице раздались шаги. Шли несколько человек, топая так, словно были за что-то обижены на эту дорогу. Щенок затих, вслушался и глухо заворчал.
— «… Na ja, und sie sagt: «Ich schulde dir nichts, Sturmbanführer!» «-Nein, ich sage, du bist ungezogen! Komm schon, Fräulein, knie nieder und trainiere».[1] — ночную тишину сотряс залихватский гогот нескольких глоток.
— Eine gute einheimische Frau, man kann nichts sagen! Hier lebt die Schönheit in diesem Haus, nur die Schwelle heiligt jeden Tag, du wirst nicht zu ihr gehen… [2]
— Это что, по-немецки? — вытаращил глаза Руслан.
— Вроде… — И тут до Вадика дошло. Он соскользнул с перил, присел и довольно бесцеремонно стащил вниз Руслана.
— Ты чего, обалдел? Ай, черт, держи!!! — щенок вывернулся и с лаем кинулся к калитке. Руслан дернулся за ним, но Вадик повалил его на крыльцо и зажал рот.
— Тихо!!! — зашипел он. — Совсем башка твоя дурья не работает? Это фашисты! — глаза парня сделались квадратными, но сопротивляться он перестал.
— Wer ist so brav hier?[3] — над забором появились несколько темных силуэтов в характерных касках. — Hund… nicht bellen, Kleiner, du must nicht bellen, wir sind doch Freunde![4] — щенок протиснулся в щель под калиткой и звонко залился под ногами солдат. — Schnauze du Dummkopf! Dieses Biest beisst noch![5]
— Du bist den nein Leichnam, Karl! Es ist natЭrlich, das ser dich anfДllt![6] — говоривший засмеялся.
— Ну, убедился? Это немецкий патруль! — Вадик отпустил Руслана, но тот от изумления не сумел произнести не слова. Поднялся на колени и настороженно застыл, вслушиваясь, Вадик устроился рядом, на корточках.
— Wieso hat sie ihn ins Haus heute Nacht nicht hineingejagt?[7] — прозвучал новый голос, молодой.
— Hat vergessen vielleicht. Na geh' weg Hund! Geh weg, horst du? Ah verddammter KЖtel![8] — темная фигура скинула с плеча автомат и ночной воздух вспорола короткая оглушительная очередь. Прошитый пулями щенок с истошным визгом забился в пыли. Вадик и Руслан мгновенно растянулись на крыльце.
— WofЭr, Karl?[9] — снова заговорил молодой.
— Dieser Hun dist Kommunist bis auf die Knochen. Guck mal, da hat noch ein Angsthasenprchen die Hosen woll. He, Russen! Geht zur SchlДgerei heraus![10] — весело закричал он. Вадик поднял голову — немец стоял у самого забора, лицом к крыльцу. В голове у Вадика пульсировала одна мысль: в своей белой футболке он — прекрасная мишень…
— Wie Schweine? Habt ihr Angst vor der Wehrmachtsolaten? Na so![11] — фашист заржал, прицелился и дал длинную очередь по лежащим.
— Jetst genung mit AmЭsieren Karl, kommschan![12] — патруль двинулся дальше по улице. Солдат плюнул через забор, закинул на плечо оружие и пошел следом.
Вадик, попытавшийся при звуке выстрелов сжаться в точку, не веря себе поднял голову. Вроде, жив. И не ранен… чтобы убедиться окончательно, он ощупал себя. Цел.
Твою мать…
Вадик пихнул в плечо до сих пор лежащего ничком Руслана:
— Живой? Слава богу!.. чего разлегся, давай быстро! — он сгреб ничего не соображающего парня за ворот и, буквально, зашвырнув его внутрь дома, пулей влетел внутрь сам, грохнув дверью. Лишь когда засов, лязгнув, опустился в пазы, Вадик позволил себе расслабиться — то есть, тихо сползти по стене, закатив очи горе, подобно нервной нимфетке.
И едва смог ограничиться нервным смешком, грозящим перерасти в истерический гогот. Провел руками по лицу — глаза защипало; ладони оказались мокрыми от пота.
— Что здесь?.. — заспанная Инга, в одном легком халатике выглянула из двери — и моментально все поняла. — Вы что, охренели?!! Какого… вас на двор ночью понесло?
— Курить ходили… — Вадик снова поднес к лицу руки. Даже в неверном предрассветном свете было видно, как они дрожат.
— Идиоты!!! Тима!.. Тимошка?.. Собака где?! — не в силах отвечать, Вадик только махнул рукой в сторону двери.
— Понятно… — женщина взяла себя в руки мгновенно. — Господи, с какой луны вы свалились, парни? Вы что?.. Вот черт! Приютила, на свою голову… петухи пропоют — сами за Тимошкой пойдете. Чтобы никаких следов, ясно? Да что толку хотя, Муромова уже наверняка все видела и с утра растреплет… Ой, позорище. Приведи ты грузчика своего в чувства! — Вадик только теперь обратил внимание на Руслана; парень, закрыв руками лицо, сидел на полу, раскачиваясь и тихонько подвывая. Вадик поднялся на неверные ноги.
— Руслан! Слышишь меня, парень? Слышишь? — Вадик с трудом отвел его руки… глаза были бешеные. — Очнись! Приди в себя! — Вадик залепил ему пощечину, мотнулась голова, парень повалился на бок, но выть перестал. Потряс головой, приподнялся, по стеночке встал. — Очухался?
— Местами…
— Беда с вами, мужиками… пошли уже! — Инга сделала приглашающий жест и скрылась в доме, не дожидаясь ответа.
Вадик пропустил Руслана вперед, в колеблющийся полумрак прихожей. Когда парень прошел в проем кухни и чадящая на столе керосинка очертила его силуэт, в груди Вадика ворохнулось что-то, похожее на жалость — до того нелепо тот выглядел; несмотря на внушительные габариты, нескладный, какой-то беспомощный, ближе к подростку, нежели к мужчине. «Навязался, зараза, на мою шею, младенец — переросток. Носись с ним теперь!»
Инга прикрутила фитиль, чтобы не чадил; достала из шкафа бутылку — пластиковую! — с прозрачным содержимым, молча разлила по эмалированным кружкам.
— Водка?
— Сам ты — водка… спирт. Медицинский, чистый. — Как-то исподволь на столе появилась немудрящая закуска, ковш воды, банка с яблочным компотом — им Инга разбавила свою порцию. Усмехнулась невесело.
— Для медицинских целей держала. Не достоял… ну что кручинимся, орлы? Давайте, непоседы, помянем душу безвинно убиенного Тимоши. Спасибо вам… — кружки сухо звякнули. У Вадика с непривычки перехватило дыхание, давно уже ничего крепче пива не пил. Горло ожгло, словно он принял расплавленного олова, на глаза навернулись слезы… Инга, разделавшись со своей кружкой, строго посмотрела на них.
— Ну что, давайте уже, рассказывайте все начистоту. Как на допросе с пристрастием.
— О чем? — Вадик даже не понял сначала, видимо, и для него встряска даром не прошла. Он не отрываясь таращился на бутылку, обычную, из-под дешевого лимонада… перечеркнувшую всю его теорию.
— Ну, наглец! — фыркнула Инга. — Откуда вы, как к нам попали, ну, короче — все. То, что ты рассказывал — кивнула она Вадику, — для дурочек из седьмого класса годится, но не для меня.
«Черт, а я еще великим психологом себя считал!..» — Вадику стало стыдно. Чучело гороховое! По телу побежало тепло от выпитого, появилась легкость…
И он рассказал все с самого начала, даже не ожидал, что его память сможет выстроить все в такую четкую цепочку. Инга слушала почти не перебивая, лишь иногда задавала наводящие вопросы. Вадик припомнил даже самые мелкие подробности дороги, кроме того рассказал о конце коммунистической эпохи, о том, что СССР больше нет, перечислил самые важные события в истории нового государства — что вспомнил, никогда его политика не интересовала…
И, наконец, выдохся.
— Слушай, мы выйдем на веранду, покурим?
— Здесь курите. Нагулялись уже, хорош… — Инга достала блюдце под пепельницу, задумчиво покрутила в руках зажигалку Вадика. — Занятная вещица. Теперь, полагаю, вы хотите услышать мои объяснения? Они вам не понравятся, ребята, честно предупреждаю.
Вадик и Руслан переглянулись.
— Боюсь, у нас выбора нет. Мы все внимание.
— Что правда — то правда. Ну что же… не буду тянуть. Вы не в вашем прошлом. И не в прошлом вообще.
— Это мы уже сообразили. — Вылез, было, Руслан, но сразу же прикусил язык.
— Догадливые… здесь нет прошлого, нет будущего. Здесь вообще времени нет.
Вторую мировую США завершили для себя эффектным, но абсолютно ненужным поступком — ядерной бомбардировкой японских городов. Какого черта, необходимости на самом деле не было никакой, не могла маленькая но воинственная Япония противостоять военной машине янки, к тому же она уже практически была готова подписать капитуляцию.
Зато нашелся удобный повод задать новую вводную для послевоенного мира… Да и как отказаться от столь заманчивых испытаний, к тому же — на людях?! Нет, батенька, даже не думайте, однозначно бомбардировка!!! Ученые — хуже генералов, они никогда не держали на руках умирающего друга, не пачкали штаны под минометным обстрелом…
Так или иначе, а мир плавно вкатился в новую эру — ядерную. Союз встрепенулся, наши физики по-быстрому расщепили атом (ну, не сказать, чтобы у них большой выбор был)… Провели испытания, убедились, что в руках партии действительно всемогущая сила. Так увлеклись, что едва не запустили однажды самоподдерживающуюся реакцию — на Новой Земле, вроде бы, — но это ведь с кем не бывает… И возникла другая проблема — а как доставить «подарок» по назначению? После войны ПВО стала одним из приоритетных направлений развития обороны для всех государств — жива была память того же Дрездена.
Самым перспективным способом доставки зарядов посчитали, конечно, ракеты — и, как показало время, не ошиблись. Вот только из ракетной техники на руках поначалу были только «Катюши», строго говоря, являвшиеся реактивными минометами и трофейные «Фау», также многое взявшие в свое время от трофейных же «Катюш»… ну, понятно, да?
До первого спутника земли и первого человека на орбите времени оставалось еще достаточно, когда разведка, наконец, сообщила об опыте с эсминцем «Элдридж»… [13]
«Так вот же оно!!!» — всполошились наверху, когда до советского Олимпа добралась эта весть. Что может быть заманчивей — отправить небольшую бомбочку прямо в Овальный кабинет президента потенциального противника? В любой стратегический бункер, в любую точку планеты?
Невероятной ценой достали всю документацию, все сведения, что смогли выкрасть советские агенты, передали ученым. На полном серьезе хотели вывезти в Союз и автора эксперимента — Альберта Эйнштейна (основой для проведения опытов послужила его Единая теория поля, да и в проекте «Филадельфия» он играл первую скрипку), но не удалось… оно, наверное, и к лучшему.
На свет появился проект «Посылка», который, впрочем, очень быстро был перекрещен в «Выселки» — (по названию деревеньки, расположенной по соседству с местом, выбранным, впоследствии для полигона). Переименовали секретности ради, во избежание аналогий — ЦРУ (в девичестве, до сорок седьмого года — Управление Стратегических Служб — УСС) свои деньги тоже всегда отрабатывало; — только вот упустили из виду, что аналогия с проектом «Филадельфия» стала чересчур прозрачной. Когда снова спохватились, объем документации измерялся кубометрами. Бюрократия победила великую империю…
Изначально целью проекта американцев была всего лишь банальная маскировка, как ни парадоксально это звучит. Невидимый для противника корабль — что могло быть привлекательнее во времена второй мировой войны, когда радар считался восьмым чудом света? 16 октября 1943 года была запущена установка, смонтированная на эсминце «Элдридж», стоящем в доке. Команда находилась на борту в полном составе — плюс техники, отвечавшие за оборудование.
Воздух вокруг корабля стал темнеть, медленно, но неуклонно… затем от воды взметнулось зеленоватое свечение — и корабль на самом деле сделался невидимым, но в спокойной воде ясно выделялась выемка, занимаемая килем и корпусом судна.
Результат был достигнут! Весь научный персонал бросился поздравлять друг друга…
Как вдруг раздался едва слышный хлопок — и, подняв тучу брызг, края водяной выемки схлестнулись… эсминец исчез!
Появился он в тот же самый момент в Норфолке — за триста пятьдесят километров от верфи. Покачался на волнах примерно с минуту…
И вернулся обратно в свой док, обрушившись с высоты в несколько метров и подняв целую Ниагару воды — перепуганные техники сообразили отключить установку.
Это был побочный эффект, которого никто не ожидал… часть команды исчезла во время этого путешествия, некоторые сошли с ума, у многих (по неподтвержденным данным) появились впоследствии паранормальные способности.
Но СССР в первую очередь заинтересовал, как уже было сказано, побочный эффект этого эксперимента — телепортация. И наши ученые смогли добиться желаемого.
День, когда из одной лаборатории секретного исследовательского комплекса в другую была переслана любимая трубка руководителя проекта — профессора Ильина, стал историческим. Без всяких преувеличений. Вот только узнает ли об этом когда-нибудь мир?.. Успех гения повторили и развили — случайность стала закономерностью. Опытным путем было подтверждено, что безопасной нуль — пересылке подлежат только неодушевленные предметы; но ничего иного, собственно и не требовалось. Хохмой в исследовательском центре стала история о том, как ловили по всему комплексу невидимую кошку — жертву опыта…
И закипела работа… грибники и ягодники очень удивлялись — откуда в их излюбленных местах появились вооруженные солдатики, заворачивающие всех любопытных назад — и молчаливые люди, заставляющие по возвращении домой подписывать строгие официальные бумаги о неразглашении, действовали не хуже, чем операция на головном мозге — охота вспоминать о неудачной прогулке пропадала напрочь. Комитет был реальной силой, способной стереть болтуна с лица земли. А место выбрали неплохое — полторы сотни километров до Москвы, десяток по прямой — до крупного областного центра. И секретность была соблюдена несмотря ни на что.
День запуска главной установки подземного центра стал для Выселок началом конца. Эксперимент предполагал доставку ядерного заряда на Новую Землю, на первый раз — не на боевом взводе. Взорваться он должен был позднее, чтобы подтвердить свою боеспособность. На Новую Землю заряд не прибыл.
Для оставшихся снаружи, в большом мире, просто пропал кусок земли — с лесом, полями, секретным объектом, деревней, частью русла речушки — общей площадью в десяток квадратных километров По форме исчезнувшая часть напоминала каплю, падающую на северо-восток, это примерно согласовывалось с направлением направки заряда на ядерный полигон. В ту ночь небо над городом расцветилось гигантским северным сиянием — и все…
Огромная территория просто исчезла, вывалилась в другое измерение — и единственным доказательством этого осталось несовпадающее русло речушки. Да и разница получилась — метров сто, не больше. Русло реки заканчивалось, как обрезанное бритвой, чтобы начаться у той же невидимой черты в пределах прямой видимости. Рота солдат привела все в надлежащее состояние всего за сутки — получилась такая ничего себе живописная излучина, как рассказывают. В те времена умели соблюдать секретность…
Ни аномальной радиоактивности, ни помех со связью — ничего. По топологической карте должен был получиться почти пятнадцатиметровый перепад — но и его не оказалось, отследить границу оказалось возможно, единственное, по разнице в растительности. Однако, природа быстро привела местность к общему знаменателю…
А карты потом исправили.
— Но как? — Не вытерпел Руслан. — Должно же было все это как-то… — он замахал руками, наткнувшись на прореху в своем словарном запасе.
— Ну, я думаю, про многомерность пространства я тебе объяснять не буду? — грустно улыбнулась Инга. — Дай обезьяне автомат, она поймет, что творит? Замахнулись мы на то, с чем не смогли сладить, вот и всего лишь. — На лице парня отразились жестокие муки непривычной умственной работы.
— Ты не ветеринар. — Утвердительно произнес Вадик.
— Нет, конечно. Я физик. Ну так что, дальше рассказывать?
Мужчины утвердительно закивали.
— А собственно… Да я уже почти все рассказала. Выбраться отсюда невозможно, мы пытались. Пространство свернуто в жгут, в какую сторону не пойди — вернешься сюда. Единственно — те, кто пытался проникнуть в бункер, не возвращались никогда… они умирали. Там творится форменная чертовщина, и, насколько я знаю, во внешний мир не попал еще ни один человек — по крайней мере, мы об этом не слышали.
— А что там творится?
— Ну, выражаясь по старому — там преисподняя. Один неверный шаг — и ты попадешь в какое-нибудь силовое поле, которое раскатает тебя в блин; или подцепишь какую-то дрянь, разлагающую организм в несколько минут, или… В общем, много вариантов.
— Зона. — Констатировал Вадик. Потом, глядя на недоумевающие лица обоих собеседников, пояснил.
— Да, Зона. — Согласилась Инга. — Оттуда и приходят каждую ночь эти… — дернула плечом девушка, очевидно, имея в виду не в меру ретивых покойников. — Эти ваши писатели — Стругацкие[14], да? — они, часом, к нам не заезжали?
— Сомневаюсь… — от воспоминаний Вадик передернулся. — А зомби здесь шустрые…
— Они не зомби. Просто призраки.
— Призраки? — в голосе Руслана за скепсисом спрятался страх. — Они — только призраки?
— И да, и нет… в каком-то отношении они вполне материальны. У них есть оружие, которое на самом деле убивает. На ощупь — они не отличаются от людей, теплые, даже портянки воняют вполне реально. Но… — Инга вздохнула. — Но следов на земле они не оставляют. Не могут войти в освященный дом. Боятся молитв, убираются обратно с первыми петухами. И — их нельзя убить, нож проходит как сквозь кисель.
— Ты проверяла? — Вадик сделал ударение на первом слове.
— Ну а кто же? Вообще — имейте в виду, говорить о них считается табу… среди них есть мой муж. Он погиб в Германии, в сорок пятом, недели до капитуляции не дожил… но за Выселки он точно никогда не сражался. — Инга пожала плечами. — Такие пироги…
— В каком году вы… исчезли?
— В шестидесятом.
— Не получается. — Вадик откинулся на стуле. — Тебе на вид больше тридцати не дашь.
— Это сейчас… — усмехнулась Инга. — Через годик буду выглядеть на все семьдесят. Потом опять помолодею. Здесь нет времени, ребята… вернее, есть — но у каждого свое.
— Вы… — Руслан прочистил горло. — Вы что, не умираете?
— От старости — нет. Хоть в чем-то у нас перед внешним миром преимущество…
— Вот тут мы и подошли к самому интересному. — Произнес Вадик, не отводя взгляд от ее лица. — Ты уже несколько раз проговорилась… У вас есть сообщение с внешним миром, не так ли? Слишком много ты знаешь для человека, безвылазно просидевшего в деревне полвека — это во-первых. Во-вторых, у вас тут автобус катается — его только в семидесятых выпускать стали. Ну и бензин для него нужен. Неувязочка.
— Есть сообщение, только толку с него… не для простых смертных. Они называют себя вампирами, но кровь, насколько я знаю, не пьют. Не прилюдно, по крайней мере. Они появились впервые где-то через месяц после катастрофы — слава богу, все произошло осенью и мы смогли продержаться на подножном корме — с огородов и того участка леса, который был нам доступен. В наше пространство попали также колхозные поля, с которых успели убрать почти весь урожай… но мы прожили это время. Вампиры предложили нам сделку — мы трудимся на этой земле, а они снабжают нас всем необходимым. Не сказать, чтобы у нас был огромный выбор, нам не выбраться даже с их помощью, пытались. Такое у нас крепостное право… Все, что мы знаем, нам они сообщают. И технику и бензин завозят тоже они, по мере необходимости.
— Да уж, есть у них предпринимательская жилка… Но как мы-то сюда попали?
— Это ты у меня спрашиваешь? — натянуто улыбнулась Инга. — Я бы и сама не прочь узнать это. Если в стене появились дыры… — она не договорила, но Вадик и так все понял, столько надежды было в ее голосе.
— А не можем мы тоже быть этими… наследниками Дракулы? — Инга подошла к платяному шкафу и открыла дверцу. Висящее на ее внутренней стороне зеркало — спрятанное с глаз, как и у председателя, отразило стол, керосинку с закопченным стеклом и две плывущие в полутьме мрачные физиономии горе — путешественников.
— Нет, вы обычные люди — констатировала Инга. — Факир был пьян и фокус не удался… вампиры органически не переносят зеркал, не знаю, почему. Так они устроены. Завтра за молоком приедут — подойдите к водителю, может, вывезет…
— Так вот почему председатель в зеркало заглядывал…
— Естественно! — усмехнулась Инга. — Его не проведешь. Вдруг проверка? Правда не было еще ни разу за все эти годы…
— Прости, я не пойму никак — а для чего у вас здесь вся атрибутика Союза? Флаги, вывески?..
— У Лебедева спросите. У председателя — пояснила она, наткнувшись на недоумевающие взгляды Это он у нас фанат, нестареющий комсомолец, мать его… он все верит, что когда-нибудь мы вернемся в то же место и время. Неплохо бы, конечно…
Инга запнулась — за окном пропел хриплый петушиный тенор (он завершил свою истошную коду какой-то невероятной нотой, и Вадику показалось, что этот конкретный пернатый лишен даже зачатков музыкального слуха), следом еще — и еще, и еще…
— Ну все, посидели — и хорош… пошли, душегубы! — поманила Инга парней из горницы. На веранде она вручила им по лопате. — Тимошку… в общем, чтобы и следов не осталось, понятно?
— Хорошо… Инга… — девушка полуобернулась из-за двери. — Прости нас, а? Мы ведь не знали.
— Да, не знали… Валите вы к черту, мне на работу утром! — и лязгнул крюк, закрывая за ней двери в горницу. Ребята переглянулись и вышли в предрассветную сырость. Вадик осмотрел крыльцо — ни единой пулевой отметины…
Тимошку зарыли за околицей. Постояли, покурили…
В мутную глазницу окна уже пробивался алый утренний свет, когда Вадику, наконец, удалось задремать. «Конспираторы хреновы!» — вяло размышлял он, проваливаясь в пучину без дна. — «Нет, чтобы сразу все нам рассказать… Ну, или хотя бы предупредить… Жалко псину… Но и мы тоже хороши — «ударники производства», блин… Вот если бы…»
А что — «если бы» — Вадик додумать уже не смог.
Разбудили его тяжелые шаги на веранде. Вадик сладко потянулся — а ничего, более-менее выспался…
И вскочил, как от пинка, когда вспомнил вчерашний день — и ночь. Руслан у противоположной стены скорчился на своем сундуке в совершенно невероятной позе — как не свалился ночью? Шаги остановились перед дверью в пристройку; в дверь громко, по-хозяйски постучали…
Вадик вновь убедился — мысль материальна. Дернувшийся от звука Руслан с грохотом оказался на полу, сверху на него упало скомканное одеяло; завопил от неожиданности, барахтаясь в ткани, вскакивая и хватаясь за ушибленное посадочное место…
— Да! — крикнул Вадик, перекрывая шум, производимый нечаянным попутчиком.
Вошедший больше всего напоминал вставшего на задние лапы медвежонка. Рыжие табачные усы, вытертая джинса, заляпанная машинным маслом, растоптанные кроссовки… Вадик, хоть и не мог похвалиться отличной памятью на людей, в вошедшем опознал водителя давешнего молоковоза. Следом вошла Инга.
— Вот они.
— Да вижу я… Ну здорово, мужики. Николай. — Протянул он руку Вадику.
— Вадим… — Вадик аж скривился, сила в рукопожатии была также медвежьей. Похоже, у хозяина мозолистой ручищи сил было столько, что он просто не мог их адекватно рассчитывать. Вампир? Ни меловой бледности, ни торчащих клыков, ни прочих атрибутов киношных кровососов не наблюдалось. Только вот с глазами что-то не то… Нет, показалось, глаза тоже были вполне обычные. Хотя выражения в них столько же, сколько в стеклах солнцезащитных очков… А так, с виду — обычный работяга лет сорока, каких миллионы. Только рукопожатию терминатор позавидует…
Тут Вадик оборвал сам себя, поняв, что нагло пялится на вошедшего. Николай недобро усмехнулся — чувствовалось, что подобную реакцию он знает наизусть. И не любит.
Он поздоровался и с прочухавшимся, наконец, Русланом.
— Ну что, рассказывайте, как вас в землю обетованную занесло?.. что ты, Инга, такое лицо сделала? — перебил он сам себя. Вадик обмер — девушка стояла за спиной существа, и видеть ее лицо вампир не мог никак. Если, конечно, глаза на затылке не отрастил.
— Обетованная… — девушка умудрилась вложить в это слово такой заряд елейного сарказма, что слабо стало бы любому из бесчисленных Гамлетов.
— Кому как… тебя ведь никто не заставляет нас любить, верно? Я слушаю. — Сухо обратился он к Вадику. Тот попытался спокойно рассказать во всех подробностях — и у него это почти получилось. Только под конец в его рассказе появились эмоции — и рассказ о ночных знакомцах он скомкал.
— М-да… — Николай, доказывая, что далеко не все человеческое ему чуждо, полез за сигаретами. Вадик тоже потянулся к своей пачке, но она оказалась пустой. Вампир закурил и перебросил сигареты Вадику. — Травитесь на здоровье… Хреново, что вы спать ложились — но что уж теперь делать? Ладно, черт с вами, поехали уже. Обещать — не обещаю, но увезти вас постараюсь… — он что-то сделал, Вадику показалось — принюхался. — Вы пока еще вроде не отсюда. Только машину твою придется здесь оставить, не потяну я ее… в смысле, сил мне не хватит, чтобы ее вытащить.
— В угон подам, она застрахована! — у Вадика не получилось скрыть радость в голосе. И сразу стало неловко — перед Ингой.
— Застрахована… ты еще получи ее — страховку свою. На погрузку — шагом марш!
Николай вышел первым, за ним радостный, чуть ли не подпрыгивающий от избытка чувств Руслан. Они с Ингой остались вдвоем, в пыльной, сразу — как ни смешно, осиротевшей комнате.
Девушка грустно посмотрела на него.
— Давай, езжай… он долго ждать не будет. Нечего здесь делать, поверь мне.
Вадик попытался было сказать что-то хорошее, но получилось только сдавленное «прости». Он быстро чмокнул ее в щеку и вышел из комнаты.
«Газелька» стояла на прежнем месте, запыленная, такая своя. Возле двери на дороге поблескивали осколки стекла, а пустой корпус зеркала топорщился проводами повторителя. Кто-то еще здесь не любит зеркал. Вадик провел пальцами по матово блестящему в лучах утреннего солнца крылу. Привык к ней, что уж там… Да ладно, всего лишь железяка.
Он обошел дребезжащий на холостых оборотах молокан и умудрился втиснуться в крошечную, и для двоих-то тесную кабину рядом с Русланом. Выставил плечо в открытое окно — стало чуть посвободнее.
Инга из дома не вышла.
Заскрежетали стертые шестерни коробки и монстр нехотя сдвинулся с места.
— Ну чего приуныли, хлопцы? Гляди бодрее, весьма вероятно, что скоро дома будете!
— Это хорошо. Слушайте, а как вообще получилось, что вы сюда проезжать можете? — Руслан сдавленно охнул, когда Вадик пихнул его локтем. — Хотя нет, не нужно, мы и так знаем чересчур…
Николай усмехнулся.
— Ну, во-первых, вы еще пока здесь. А во-вторых — кто вам поверит? В Бурашево[15] клиентов десятками считают, им плюс-минус пара погоды не сделает… Да и долго вам память вычистить — на худой конец? А проезжать сюда и наши далеко не все могут — насколько я понял, вас Инга в курс ввела, кто мы такие. Да ладно, не бойся, не съем! Так, понадкусаю… — засмеялся он, когда Руслан безуспешно попытался отодвинуться. — Не бойся, вы мне без надобности. Но об этом и правда не стоит… а здесь у нас симбиоз получился — мы людям умереть не даем, а они для нас денежку зарабатывают. Небольшую, но все-таки. Все равно им не поможешь ничем…
Молокан миновал последние дома — они ехали в противоположную сторону. В сторону дома.
— Да не озирайся, в ваш мир едем… в наш общий, вернее. — Поправился вампир. — Сами они доигрались, что уж делать. Если и жалко кого — так есть там несколько человек еще со старых Выселок. Остальные — персонал НИИ, местных повеселили, а этим дома отдали. Чтобы, значит, следить удобнее было. Ну и гэбисты там еще… шушера, в общем.
— Так что же здесь произошло? — осмелев, спросил Вадик.
— Ты во мне что, ученого увидел? В общем, насколько я понял, они все еще в нашем мире находятся, только выйти не могут. По крайней мере, погода здесь всегда такая же, как и снаружи. Короче, тут разбираться — мозги закипят. Плюнь.
— Но мы-то как здесь оказались? — задал все же Вадик мучавший его все это время вопрос.
— Это снаружи кто-то развлекается. Не знаю, что там происходит, но я пока сюда ехал — едва кони не задвинул, настолько там тяжело. Какое-то возмущение… энергию сосет, как в прорву. Там, неподалеку, старое языческое капище; скорее всего, какой-нибудь придурок решил мертвых потревожить. Ладно бы их, а то, не разбираясь, беса какого-нибудь приволокут, потом сами не знают, что с ним делать. Много придурков в родном отечестве… Ну да наши разобраться должны, как-никак прямая обязанность. Но сюда вы именно поэтому провалились. Можете гордиться — первопроходцы, как-никак…
Сперва незаметно, но с каждой минутой сильнее, самочувствие ребят менялось в худшую сторону. У Вадика разболелась голова и он снова потянулся за пожертвованными сигаретами. Звук двигателя молокана слабел, запутывался в низком стоне, идущем откуда-то из-за деревьев справа от машины. Вадик почувствовал, как задрожали все кости…
— Там их полигон! — закричал вампир, перекрывая тягучий вязкий вой. — Туда даже мы не рискуем соваться!.. — Вадик взглянул направо…
В деревьях, растущих за придорожной канавой, зиял просвет — и в нем открывалось что-то… Вадик даже не сразу понял, что там, но все же разобрался, продравшись через паутину мигрени.
Обширное пространство — как осеннее поле, расплывающееся в мареве раскаленного воздуха. А в центре поля нечто, чему он не смог подобрать название — бесформенное, переливающееся всеми цветами радуги, опустившееся на землю люминесцирующее нечто, при взгляде на которое где-то в глубине мозга Вадика хрустальными осколками бесчисленных зеркал взорвалась новая, невероятная боль. Он схватился за виски, пытаясь не дать голове расколоться, рот наполнился соленым. Сквозь розовую пелену он взглянул на водителя…
Вампир, казалось, неудобств не испытывал. На Вадика навалилось бесчувственное тело — Руслан потерял сознание. Вадик еще успел позавидовать…
— Не удержу вас, парни. Вы не выживете. — Голос вампира звучал спокойно — и, казалось, прямо в мозгу.
Вадик перевел полуослепшие глаза на него — но Николай смотрел прямо перед собой. Боль начала отпускать…
Она спадала волной. Спустя секунду к человеку вернулась способность соображать — а вместе с ней дошел смысл слов. Он взглянул на дорогу.
Прямо впереди начиналась асфальтовая лента, тонущая в прозрачной дымке…
Капот грузовичка, ползущего на второй передаче, стал понемногу таять — сантиметр за сантиметром. Невидимая волна докатилась до лобового стекла — и вдруг растворилась в воздухе передняя стенка кабины. Вадик едва успел сообразить, что происходит — как полетел носом с высоты исчезнувшего сиденья. Следом на песок рухнул бесчувственный Руслан.
Вадик прокатился, вскочил на ноги и обернулся.
Кабина уже исчезла; за ней настала очередь передней стенки бочки. На него надвигался овал, на три четверти заполненный молоком. Мелькнула перегородка цистерны, затем — еще одна. Рама грузовика накатывала на него свои ребра жесткости одно за другим, но все они растворялись на расстоянии вытянутой руки перед Вадиком… как раз над корчащимся от боли Русланом. Пришел в себя все-таки… Кончился карданный вал и прикатил, наконец, задний мост — но покрышки сгинули, срезанные за несколько сантиметров до парня.
Секунда — и машина исчезла. Вадик обернулся — призрачный молокан катил по туманному асфальту, но картинка таяла как забытое на солнце эскимо…
И все кончилось, захлебнулся и пропал надсадный вой двигателя бочки; исчез даже тягучий звук, идущий от останков секретного объекта. Осталось едва заметное раздражение где-то на верхнем краю ощущений. Вокруг шумел лес.
И матерился в голос Руслан, сидящий в пыли и держащийся за плечо.
— Ты это… — Вадик поймал себя на том, что начал мямлить. Он сплюнул, плюхнулся на задницу прямо в дорожную пыль и дрожащими руками раскурил сигарету. И, наконец, почувствовал, что может говорить. — Ты как?
— Плечо… — просипел сквозь зубы Руслан.
— А-а… — глубокомысленно добавил Вадик. Внутри было пусто, как в космосе. И также оживленно. — Ну ладно. Главное — шею не свернул…
Руслан даже стонать прекратил, на него глядя. Открыл было рот, но на ходу передумал, только, подражая Вадику, сплюнул смачно в сторону. Затем, морщась от боли, отвел, наконец, руку.
Плечо было вывернуто из сустава самым безобразным образом — так что локоть оказался едва ли не впереди. По пыльным щекам чертили мокрые дорожки слезы.
— У-у… как у нас все запущено… ладно, не переживай. На вот… — Вадик протянул ему смятую, неровно истлевшую сигарету, обжигающую от нервных затяжек. — Ложись-ка на спину.
— Ты вправлять умеешь?
— Ага… — Вадик соврал с легким сердцем. Теорию — да, читал когда-то давно, а вот с практикой как-то не сложилось. Но он твердо знал — вправить нужно по-любому, пока растянутое мясо это позволяет. Черт, не искалечить бы окончательно… он ощупал ключицу, затем плечо — вроде, все цело, но без рентгена, конечно, хрен скажешь… дождешься здесь скорую, пожалуй… а, была — не была!
— Прикуси что-нибудь…
— Что?!!
Вадик поозирался, но ничего подходящего не обнаружил.
— На вот… - стянул он кроссовок.
— Да пошел ты! Я так похожу! — Вадик скупо объяснил, чем ему грозит такое хождение.
— Ну тогда до деревни пошли…
— А ты уверен, что мы ее на месте найдем? — в глазах Руслана отразилось такое тяжелое понимание, что Вадику стало не по себе. Но своего он добился — парень безропотно прикусил кроссовок вместе с подошвой и покорно устроился на спине. И скривился. — Ну а ты как думал — в такую жару в кроссовках? Да твои кирзачи еще похлеще воняют!..
Вадик придавил грудь парня коленями и аккуратно взялся за плечо. Руслан застонал.
— Терпи, казак, атаманом будешь!.. — подбодрил его Вадик. Сам он бодрости не чувствовал вовсе. Ему было страшно — а вдруг что-то пройдет не так?.. наконец, он запретил себе думать об этом и сосредоточился на деле. Сустав выбит вверх и развернут… связки, интересно, целы еще? Ладно, лучше пусть ему будет больно, но зато все пройдет аккуратно…
Вадик перенес одну руку с плеча на кисть. Слава богу, хоть понятно, в какую сторону развернуть. Он согнул предплечье и повел…
Руслан взвыл так, что по спине Вадика прошел озноб. Да ну, на хрен… на шее парня вздулись вены. Так, а теперь — вниз.
Горе — эскулап проклял все на свете. Не умеешь — не берись!.. Руслан перешел на визг, нисколько не приглушенный закушенным насмерть ботинком, и Вадик действительно уже почти собрался послать все, куда солнышко не заглядывает… и тут головка сустава с едва различимым всхлипом встала на место — но Вадику этот звук показался райской музыкой; Руслан как раз сделал паузу, чтобы набрать воздуха. Да так и замер удивленно.
Вадик поднялся на неверные ноги.
— Ты как сейчас?.. парень промычал что-то. Потом сообразил, что ему мешает и здоровой рукой вынул изо рта обувь.
— Лучше. Гораздо…
— Ну-ка, пальцами пошевели… — глядя на робкие движения, Вадик, наконец, перевел дух. — Все, отдай мне башмак… — Вадика трясло, он взмок как будто пробежал марафон, побив походя мировой рекорд. Привычное состояние за последние сутки. Дурная привычка, избавляться надо. В каучуковой подошве кроссовка четко отпечатался прикус.
— Ну ты, паря, силен кусаться… питбуля загрызешь…
— Ага… соседского… как только домой вернусь. — Руслану было ненамного лучше, он пытался одновременно разговаривать и отплевываться от песка с подошвы. — Задрали, скоты — и псина, и хозяин…
— Нет. Ты сначала мне кроссовки купишь, а потом иди хоть рельсы трамвайные перекусывай. С Дорошихи начни… Смотри, что натворил… — показал Вадик подошву. Кроссовок он натянул на ногу, но завязать шнурки было все же выше его сил. — А главное… самое главное… никогда так не делай, как я только что. Ни-ког-да…
Руслан только кивнул. И заржал.
— Что?..
— Ты посмотри на нас… два бомжа, ни дать ни взять!
Вадик посмотрел на себя… М-да. На футболку вообще смотреть было жалко — белая, во второй раз надетая… была сутки назад. Грязно-серая от валяния в дорожной пыли, с мокрыми пятнами, растекшимися от подмышек и по груди. Порванная на плече. И джинсы не чище… абзац, короче. Самая та одежда, чтобы просить приют у сердобольных жителей Выселок. Черт, надо хоть ремонтную робу одеть из «Газели» — все почище будет… Руслану в этом плане оказалось проще — он и раньше был грязный, как свинтус.
Посидели, покурили. Руку, не прошедшую после травмы полностью, Вадик подвесил Руслану на собственном ремне, подбодрив — мол, «до свадьбы разработаешь». И лишь глядя на растерянное выражение парня, понял, что сморозил пошлость.
Они затопали обратно, в деревню. Вадик не удержался, бросил взгляд в давешний просвет — но вместо прежнего осеннего поля, маскирующего бункер, Вадик увидел накрывшее Зону мрачное грозовое облако, лежащее прямо на земле, в его синем чреве то и дело проскакивали бледные всполохи — и все в почти абсолютной тишине. Видимо, слепота и глухота развились из-за отсутствия вампира — Вадик, впрочем, не жалел ни грамма, ему и первого раза за глаза хватило. Меньше видишь — крепче спишь. Туча пробуждала инстинктивный ужас, дремлющий в каждом — где-то в невообразимой глубине…
— Да… страшно, блин! — Руслан как-то сразу охрип.
— Доверия не внушает, что есть — то есть… пошли?
— Пошли… — отозвался Руслан, и, прежде, чем Вадик успел сообразить, кинулся к облаку.
— Стой!!! — Вадик рванулся так, что из-под подошв полетел песок — и едва успел схватить камикадзе за шиворот на расстоянии метра от мрачной стены. — Ты куда, идиот?!!
— Домой… Ты же сам сказал — пошли… — у Вадика даже руки опустились. Ну что с ним делать, а? IQ отрицательный…
— Ты, чувствую, вообще не представляешь, что там…
— Ты зато до хрена знаешь!.. пошел ты… умник… — Руслан передернул плечами и поморщился от боли. — Я домой хочу… — буркнул он уныло.
— Я тоже хочу. Но так, на шару, нам даже до входа в бункер не добраться будет. — Вадик тяжело вздохнул и провел ладонями по лицу. — В общем так, сейчас идем в деревню. А сюда — мы вернемся, но позже.
— А на месте она — деревня твоя? — скептически посмотрел на него Руслан. — Ты же сам сомневался…
— Надежда умирает последней, — философски изрек Вадик. В любом случае — я проголодался, перенервничал и хочу отдохнуть… да и гаек набрать нужно.
— Для чего?
— У Стругацких в зону ходили так называемые сталкеры. Они оттуда носили всякие инопланетные диковины, с этого и жили. А гайки использовали, чтобы определять безопасный путь в зоне — бросали их перед собой, чтобы не попасть в какую-нибудь аномалию.[16]
— А ты уверен, что это такая же зона?
— По рассказам — похоже… — пожал плечами Вадик. — Да и по-любому, идея стоящая.
Деревня оказалась на месте, вот только вошли они в нее с противоположной стороны. Да и тащились больше часа… Вадик лишь слегка удивился, он уже привык к местным непредсказуемым дорогам. «Газелька» терпеливо дожидалась хозяина, повреждений не добавилось — впрочем, они и отсутствовали всего ничего. На дверях Инги висел замок — все же ушла на работу; потому попутчики двинулись прямиком в контору.
Председатель оказался на месте.
— Ну что, не получилось у вас уехать? — непонятно, чего в голосе было больше — злорадства или сочувствия. Вадик только сделал молчаливый жест — так, мол, вышло, что поделать… — Ладно, товарищи, не страшно, будете работать — не пропадете… сначала давайте формальности уладим. — На стол шлепнулись два листка — набранная на печатной машинке анкета в двух экземплярах. Словно к их приходу уже были готовы.
Писчее перо — деревянную палочку с металлическим наконечником — Вадик взял в руки впервые, но быстро приноровился. Вопросы были, в общем-то стандартные — «родился, учился, служил, работал»… Оба, партийное положение?! Вадик честно ответил на все пункты и протянул заполненный листок первым — Руслан, сидящий напротив, царапал где-то в середине анкеты, низко склонившись и пыхтя от напряжения. Председатель пробежался глазами, нахмурился (видимо, читая про беспартийность и отсутствие срочной службы), но примиряюще улыбнулся. Лицо его, казалось, жило отдельной жизнью — все эмоции проступали на нем без ведома хозяина.
— Так… ну ничего, ничего… не служили по состоянию здоровья, думаю?
— А то почему же… — уклончиво буркнул Вадик. На самом деле, военный билет он получил в обмен на дензнаки — а до этого долго «косил ясь конюшину». Впрочем, председателю эта информация явно была лишней.
— Ну ладно… а как вы относитесь к КПСС? — Валентин Александрович метнул тяжелый взгляд на Вадика. Руслан, не поднимая головы, хрюкнул.
— Насморк, простите… — вопрос повис в воздухе. Вадик прочистил горло.
— Как бы вам сказать… Там, снаружи, партии уже не существует…
— Забудьте про «снаружи». Здесь и сейчас линия партии — единственно верная! Жду ответа! — в председателе отчетливо проступил сотрудник некого ведомства. А сразу бы Вадик и не подумал…
— Отношусь положительно. — Покривил Вадик душой. Хрен с ним, с этим придурком.
— Замечательно… значит, можно вас записывать, как кандидата в партию? — расцвел председатель.
— Записывайте! — обреченно махнул Вадик рукой. Все равно, гнида, с живого не слезет. А к тому времени, как придет пора вливаться в нестройные ряды местной партийной ячейки, они оба будут уже далеко… Во всяком случае, Вадик на это сильно надеялся…
— Это очень хорошо! — Александрович прямо-таки засветился. — Значит, на днях у нас партсобрание, я думаю, что вопрос мы решим положительно… А теперь вернемся, как говорится, «к нашим баранам». Это я не про вас… — Он отложил анкету. — Значит, профессия механика вам знакома?
— В общих чертах.
— Ну вы же написали в анкете, что учились, не скромничайте. У нас страшная нехватка специалистов именно вашего профиля — сплошь и рядом одни яйцеголовые, гайку некому затянуть, образно говоря… Так что партия доверяет вам очень ответственный участок, я очень надеюсь, что вы не обманете ее ожиданий… Так, а с вами что, молодой человек? — он прямо-таки выдернул листок из рук Руслана. — Так… М-да… А что за «среднеспециальное незаконченное»?
— Механик… — буркнул Руслан.
— Нет, это просто подарок какой-то! — улыбка председателя стала еще шире. — А почему не доучились?
— Пришлось работать идти, денег не было. — Произнося эту фразу Руслан старательно прятал глаза. Но председатель купился. Или сделал вид. Чем-то для него новые члены в местной парторганизации были крайне важны…
— Ага! Вот до чего ваш капитализм доводит!.. То есть, вы также хотели бы вступить в партию?
— Почему бы нет?.. — Обреченно сдался Руслан.
Что хотели — то и получили, не вставая из-за стола заполнили по заявлению о приеме в КПСС, а сверху — о приеме на работу. Бюрократия у Валентина Александровича была налажена.
— Рекомендации в таких случаях нужны… — смущенно покачал головой председатель. — Ну да ладно, решим этот вопрос как-нибудь. Поехали!
«Виллис» оказался жестким, как табуретка, да к тому же козлил нещадно. Проехав чуть по улице, машина свернула на раздрызганную грунтовку и спустя минуту вкатилась на территорию скотного двора. Новые работники, стараясь не наступать в слой жирной грязи пополам с отходами жизнедеятельности буренок, покрывающей большую часть двора, последовали за председателем — за угол коровника, мимо огромной кучи навоза (у Вадика даже заслезились глаза — настолько жестокий аромат она источала). Конечной целью путешествия оказалось приземистое здание, рядом с которым стояла желтая бочка — прицеп с надписями «огнеопасно». Из недр домика доносился характерный гул.
Внутренняя планировка не поражала воображение — прямо на бетонном полу устроились два дизель-генератора, чуть приподнятые на металлических рамах, в углу расположилось нечто, что Вадик определил как компрессор холодильной установки, от которого ныряли куда-то в стену тускло блестящие толстые латунные трубки. Работал только один дизель, второй был покрыт слоем пыли.
— Вот вам фронт работ! — заорал Валентин Александрович, пытаясь перекричать рев дизеля. Вадик присмотрелся — техника оказалась знакомой, «двести тридцать шестые» ярославские движки. — Завтра с утра приступаете! Пошли дальше!
Они вышли из «машинного отделения» и протопали вдоль стены к следующей двери — это оказались целые ворота, способные принять хорошую фуру, не то что какой-то фургончик. Все трое вошли внутрь.
— Он застучал, полгода назад, наверное… — до Вадика не сразу дошло, что председатель имеет в виду двигатель. Голос отзывался эхом в бетонной клетке, освещенной лишь тусклым светом из окна-бойницы под потолком… Однако, с потолка на потрескавшемся проводе свисала пыльная голая лампочка. — Ну как, застучал… зазвенел! Говоришь им, что весь холодильник на одном движке, случись что… Ай, нафиг!.. — махнул он рукой. — Виноваты мы окажемся, как всегда. Не их величества… Вот здесь — видите, петли подварить надо. — Указал он на обшитые алюминием двери одной из нескольких морозильных камер. Аппарат у нас в гараже стоит, слабенький, правда, но что вы хотите с таким питанием? Завтра молоко заберут, холодильники погасите — и вперед… Ну как, все ясно?
— Почти… Где — и на что — нам жить?
— Ну, где — это не проблема. А вот на что… — председатель сделал страдальческое лицо и вытащил из кармана нетолстую пачку купюр. При виде их Вадику стало нехорошо…
— Короче, вот вам по четвертному, экономьте. — Вадик автоматически кивнул, разглядывая советские двадцать пять рублей. Он повернул купюру так, чтобы на нее падал свет, потер… Ну точно, отпечатано на цветном принтере. — Что разглядываете?
— Да нет, ничего…
— До магазина я вас сейчас подкину, закупайтесь, чем там вам нужно, потом к Дому культуры подходите. Там вас определим — на первое время…
Сами они искали бы долго — магазин ничем не отличался от остальных домов, вернее, имел ровно столько же индивидуальности, как и девяносто процентов остальных построек в деревне. Об истинном предназначении здания говорила лишь надпись от руки, сообщавшая, что здесь именно «Сельмаг», но помещена она была под засиженным мухами стеклом веранды и с дороги даже не была видна. На веранду Вадик прошел без всяких неприятностей, но когда шагнул через высокий порог в «торговый зал», въехал головой в низкую притолоку так, что искры из глаз посыпались фонтаном. Вадик отпустил замысловатое выражение в адрес строителей, вызвав улыбку у продавца — женщины лет сорока, с усталыми глазами.
— И вам тоже здравствуйте… Так вот вы какие…
— Какие?
— Да нет, самые обычные, просто давно уже у нас новых лиц не появлялось. Говорите, что вам нужно, сейчас соберем по списку…
Попутчики огляделись — и Вадика даже посетила ностальгия… точно так же, ну, или, примерно так — когда-то выглядел магазинчик, стоявший в деревне, в которой жила бабушка Вадика. Те же деревянные прилавки, простые стеллажи из ДСП, такие же холодильные витрины — правда, обесточенные в силу обстоятельств… умилившись, Вадик предположил, что магазин оборудовали во времена его детства.
То — да не то. В продуктовых витринах лежали куски льда, из-под которых проглядывала рыба, колбасы, банальные «ножки Буша — старшего», где-то под витринами капала в тазы вода…
Ассортимент был вполне современным — хотя, каким ему быть? Возил товар, видимо, их знакомый. Ну, или кто-нибудь с теми же талантами. Но цены… для хозяев деревни не было смысла запускать в оборот современные деньги — это все равно, что их попросту выкинуть. Накладно. А напечатанные на цветном принтере советские купюры обошлись в копейки — однако позволяли поддерживать некое подобие замкнутой денежной системы. При отсутствии в Выселках даже калькуляторов, подделки можно было не бояться. Прикинув, Вадик решил, что один местный рубль примерно равен ста обычным — по крайней мере, цены были примерно на два порядка ниже чем в городе… таком близком — и недоступном.
Кроме продуктов они купили бритвы, зубные щетки и пасту, а также, пройдя в соседнюю комнату, новые джинсы и футболки, взамен грязных. Самые обычные, китайские… В карманах осталось рублей по двенадцать. И, подумав, взяли водки — она-то была дорогущей. Но — была.
Продавец смотрела глазами побитой собаки.
С дверью в дом культуры Вадик едва справился — она была самой обычной, деревянной, но из-за толстенной декоративной обшивки и мощной пружины казалось, что открываешь банковское хранилище. Внутри их встретила прохлада и полумрак.
Фойе освещалось двумя большими окнами. Напротив входа на стене красовалась полустертая фреска, восхваляющая мир, труд и май, прямо под ней стояла секция деревянных кресел с убирающимися сиденьями — видимо, из зрительного зала. Внешнее впечатление было обманчивым — помещения не ремонтировали, видимо, с самого Начала… Вадик усмехнулся, поймав себя на том, что это слово пришло на ум именно так — с заглавной буквы.
— Эй, есть здесь кто-нибудь?!! — со всех углов волной плеснул шорох и писк, Вадик почувствовал, как по затылку мазнуло мурашками. Крысы! Какого хрена им здесь делать? Декорации жрать?
Где-то над их головами раздались неторопливые шаги — ветхие перекрытия потрескивали под тяжестью и в щели деревянного потолка призрачными облачками просыпалась пыль… шаги миновали фойе и раздались где-то за стеной — видимо, там была лестница. Ребята переглянулись.
— «Хилтон», твою мать… — одними губами прошептал Руслан. — Пять звезд…
— Все равно лучше, чем на улице. — Пожал плечами Вадик и попутчик согласно кивнул. Вымученные вздохи пола приближались, скрипнула дверь…
Нет, Вадик предполагал, что идет не маленький человек. Но увидев — едва не уронил пакет от неожиданности.
Чтобы пройти в дверной проем, женщине пришлось пригнуть голову… таких Вадик не видел никогда. Чудовищно обрюзгшая матрона ростом была куда выше двух метров, лицо ее напоминало сморщенное печеное яблоко — словно его вспахали плугом. У нее был, видимо, псориаз — на лице и открытых по локоть огромных руках расцвели мозаикой пигментные пятна. Руслан за спиной сдавленно пискнул, как задавленная котом мышь.
— Прибыли… — из-за отдышки она почти проглотила слово. — Пошли! — не дожидаясь ответа она развернулась к ребятам спиной и, так же не спеша, с уверенностью нефтеналивного танкера двинулась в угол фойе, к дверям, как решил Вадик, в зрительный зал.
Петли скрежетнули — видимо, давно не открывали… спина великанши скрылась в клубящемся мраке. Ребята вошли следом… постояли на призрачном веере света, сочащемся из дверного проема.
Вадик двинулся вперед первым, ориентируясь по астматическому дыханию. Лица коснулось что-то липкое — видимо, паутина; но даже это не смогло скрыть ощущения пространства — это и вправду был зрительный зал. Сзади крался Руслан — Вадик чувствовал его присутствие всей спиной.
Впереди что-то засветилось; сначала Вадик подумал, что это шутка лишенных света глаз — но огонь стал ярче, очертив абрис огромной туши завклубом. В ее руке невесть откуда появилась керосиновая лампа — по крайней мере, Вадик мог поклясться, что только что руки у великанши были пусты. Желтый свет очертил полукруг истертой ковровой дорожки под ногами женщины, обозначил ровные шеренги кресел, анфиладой спускающиеся к сцене и тающие под пластами мглы… Вадик непроизвольно ускорил шаг, чтобы коснуться хотя бы лучика, прорывающегося через закопченное стекло лампы. Спроси его, без чего ему в этом зале было бы легче — без света или без воздуха… он бы не ответил.
Окна в зале были — но все плотно заколоченные.
Великанша дошла до сцены и поднялась по стонущим под ее весом ступенькам. Полукруг света двигался вместе с ней… Вадик поднялся удачно, Руслан же запнулся о ступеньку и едва не растянулся — лишь истерично прошуршал пакет.
— Аккуратно! — женщина даже не обернулась.
Из тьмы проступили пыльные кулисы, собранные по бокам сцены на манер портьер, неверные лучи коснулись холщевого задника сцены, с него, сквозь слой пыли, проступили призрачные лица гигантских строителей коммунизма, какой-то завод, комбайн на ниве… Люди прошли за них, пламя осветило за невысокими перилами уходящие вверх и теряющиеся в непроглядном мраке тросы из хозяйства механика сцены…
И, наконец, в самом углу оказалась дверь.
Великанша немного повозилась с замком — и дверь открыла короткий лестничный марш, выводящий в пыльный коридор, освещенный одним — единственным окошком в конце. Завклубом повернула ключ, пропустив вперед ребят, заперла дверь и спустилась по металлическим рифленым ступенькам.
— Вот здесь — одна из коридорных дверей от ее толчка открылась с душераздирающим скрежетом, — гримерка, в ней жить будете… туалет на дворе. Выход — она направилась по коридору и ребята пошли следом, даже не заглянув в отведенные им «хоромы» — выход вот здесь.
Великанша повернула ключ в замке еще одной двери, к которой вел небольшой отдельный коридорчик между стен кабинетов — и по глазам ударил слепящий солнечный свет. Вадик зажмурился и даже не сразу заметил, что ему протягивают ключи. Другую связку — не ту, которой пользовалась хозяйка, а значительно тоньше. — Все, располагайтесь, спокойной ночи. Батюшку я вечером пришлю.
— А зачем — батюшку?
Завклубом, не ответив, бочком проплыла в слишком низкую и узкую для нее дверь и ребята остались одни.
— … ну, спасибо, что не послала. — Вадик выглянул на улицу. Дверь выходила на небольшой пятачок, с двух сторон его окружали заросли, через которые в самый раз было бы продираться с мачете, в третью сторону уходил густо заросший по трещинам асфальт, сворачивающий за угол клуба. — Вот такие пироги… Батюшку, Руслан, приглашают, чтобы оградить нас от назойливого внимания наших ночных знакомых. Ну что, пошли, посмотрим наш номер?
«Номер» воображение не поражал… по одной стене стояли три гримировальных столика с вмурованными в стену зеркалами; как и все до сих пор виденные, эти были скрыты от глаз плотной тканью. У противоположной стены «пенала» встали грубо сколоченные из не струганных досок двухэтажные нары со свернутыми на них грязными полосатыми матрасами. Такой же самодельный стол, две расшатанные табуретки… на окне красовалась первая увиденная здесь решетка.
— Вадик… тебе все это ничего не напоминает?
— Напоминает. Эх, «по тундре, по железной дороге…» ты под кровать загляни, если до сих пор ничего не заметил.
Руслан опустился на четвереньки. На торчащем из стены кольце были закреплены две внушительные цепочки, кончающиеся кольцами кандалов. Парень только вздохнул.
— Похоже, мы все-таки многого не знаем о местной жизни…
— Ну и хрен с ней — и с ними со всеми… я думаю, нужно будет попробовать отсюда смыться в выходные — должны ведь они быть, без них работать тяжко.
— Почему на выходных?
— Потому, что у нас может и не получиться… — Вадик плюхнулся задницей на нижние нары. — И, в таком случае, ссориться с единственным здесь работодателем может только полный идиот. Сегодня мы точно не успеем, вечер уже. Что за?..
В наступившей непроглядной тьме Руслан, разбирающий пакеты, с грохотом уронил на стол консервную банку. Секунда…
И из окна снова плеснул дневной свет.
— Ну, отнесем это насчет странностей местной астрономии… — Вадик расстелил свой матрас, обнаружив внутри ветхое тонкое одеяло и ненамного более толстую подушку — и завалился прямо поверх, благо переоделся в магазине. Потянул из кармана сигареты, огляделся в поисках пепельницы. — Руслан, вон там какая-то жестянка стоит, дай пожалуйста…
Пустая консервная банка и правда, оказалась пепельницей.
— Так… пить будем?
— А для чего мы водку покупали — смотреть на нее? Наливай давай… — Руслан свернул голову первой бутылке и достал из пакета купленные в магазине пластиковые стаканчики. Сноровисто набулькал по половине. — Ну и налил… спешишь куда? — Вадик переместился за стол вместе с пепельницей.
— Тошно…
— Ну, что есть — то есть… Ладно, держи нос выше, еще покажемся родне на глаза. Надежда, как известно, умирает в последнюю очередь…
Водка пошла хорошо, казалось, минуя желудок — прямо в голову…
— Нет, ты представляешь?.. А что, у нас водки не осталось, что ли, только эта?.. Вот засада… Эй, Руслан, не спать!
— Да не сплю я, не сплю… — пробурчал парень, не отрывая головы от сложенных на столешнице рук.
— Да ты голову подними, мать твою… вот так… — на Руслана было жалко смотреть. Но только не Вадику. — Ну а он мне талдычит, значит — «на экспертизу»… «Пошел ты, говорю, куда солнышко не заглядывает, техосмотр неделю назад пройден — а ты вдруг докопался… у меня с завода этот движок стоит — и ничего я там не перебивал!» Руслан! Эй, Руслан!
— Нет, не сплю…
— Ага, вижу я, как ты не спишь… ну и хрен с тобой! — обиделся Вадик. Третью бутылку он пил уже почти самостоятельно. Поднял ее, пристально посмотрел… да, наверное, в самый раз… Вылил в стаканчик — и пустая емкость присоединилась к своим товаркам под столом. Посмотрел оценивающе на стакан, но передумал — и так хорошо нагрузился, утром же на новую работу. «Вот гады!» — неизвестно в чей адрес подумалось ему.
Попутчики еще успели сбегать за добавкой. Заодно Вадик дошел до «Газели», забрал оттуда ремонтную спецовку, фонарик — и, зачем-то, панель от магнитолы, словно она тут могла кому-нибудь понадобиться. Привычка… А на дверях у Инги висел замок — наверное, к подруге собралась.
Инга… При мысли о ней, Вадик ощутил хорошо знакомое томление. В принципе…
Вадик поднялся из-за стола, едва не опрокинув свой табурет и залпом допил остатки огненной воды. Хотелось Ингу. Очень хотелось…
Где эта хрень долбаная… ага!
Вадик утопил кнопку фонарика — горит… куда он, нафиг, денется, кто его спрашивать будет… подошел к столу и прикрутил фитиль керосинки — язычок пламени за черным стеклом сдался, осел и погас совсем. «Вот то-то же»… Вадик подцепил ключи — нужно закрыть, нафиг… еще Руслан куда-нибудь соберется, а там эти… фашисты…
О, точно, фашисты! Вадик нахмурился… с одной стороны — хорошо, будет, кому трендюлей ввалить… а то руки чешутся… Нет, ну надо, козлы, эту, как ее… Тимошку убили! Вадику стало так жалко собачку, что на глаза навернулись слезы. Порву, голыми руками напополам! На немецкий крест, у них это модно…
Вадик шмыгнул носом и вытер глаза. Ну, уроды, вам это так не пройдет! Автоматы у вас? Ничего, мы сейчас тоже какую-нибудь железку найдем!
Коридор штормило и Вадик поминутно натыкался на стены, как-то внезапно возникающие в луче холодного света маленького но мощного диодного фонарика. Водка какая-то у них неправильная… наверное, не пил давненько…
Фонарик тоже крутил мозги — светил то ярко, то еле-еле.
Навстречу попалась крыса — упитанная, размером с небольшую кошку… она даже не сделала попытки смыться, чувствовала себя в ДК полноправной хозяйкой. Встала на проходе, словно пытаясь не пустить Вадика дальше. Ходят, блин, тут всякие… ай, еще и пинаются!!! Вадик пробил ей такое пенальти, что даже нога заболела — только мелькнул в луче фонаря голый жирный хвост да раздался дикий писк и смачный шлепок в глубине коридора… со всех сторон слышались шорохи, живности здесь и впрямь развелось сверх меры — вот только Вадику было не до таких мелочей…
Железка нашлась на удивление быстро — под лестничной клеткой. Ржавый увесистый ломик. То, что надо… Вадик посветил вверх по рассохшейся лестнице, но решил, что там немцев нет. На улице…
Врезной замок не поддавался — может быть, еще и потому, что Вадику никак не удавалось попасть ключом внутрь механизма, утопленного глубоко в толстой доске. Вадик выматерился, плюнул и решил уже было воспользоваться своим оружием, когда, наконец, заметил, что дверь закрыта на толстую щеколду.
— Т-твою… — в лицо пахнула ночная свежесть, закружилась голова и Вадик вцепился свободной рукой в косяк, чтобы не упасть. Желудок покатил к горлу, Вадик попытался было, удержать его внутри, но тщетно… выронив жалобно звякнувший лом, он в два больших шага преодолел расстояние до кустарника и упал на колени…
— Черт… — его вычистило качественно, казалось, вот-вот наружу выйдут пятки. Хреновая водка… или, просто-напросто, овердоза. Даже, последнее — скорее всего, Руслан пил немного…
Тут его мысли снова оборвались.
Когда Вадик в очередной раз пришел в себя, вспомнился старый анекдот — про жирафа и бегемота. «Понимаешь, когда ты пьешь хорошее вино, длинная шея позволяет почувствовать, как оно неспешно идет по пищеводу, растворяясь на ходу, дарит обонянию свой изысканный букет…» Бегемот слушал — слушал, а потом спросил: «А блевать?..»
Вадик в очередной раз дал себе заведомо невыполнимое обещание — «никогда больше…» Отер мокрое от пота лицо, отплевался. Желудок, вроде бы, успокоился… пытаясь избавиться от препоганейшего вкуса, он зажег сигарету и, стараясь не выпрямляться, полуотполз — полуотошел к стене ДК. Маленькая затяжка…
Тьфу, вроде отпустило. Алкаш чертов… нахрена столько пил? Дорвался…
Взгляд упал на смутно различимый в ночных сумерках лом. Самое то оружие против «шмайссера». Нам, татарам, по… рука легла на что-то знакомое — оброненный фонарик. Вадик щелкнул кнопкой — нет, не разбит, просто выключен… и когда успел? Вадик сунул его в карман. Все, пьянству — бой!..
Во всем теле отзывалась противная слабость. «Ахтунг, партизанен!..» Придурок чертов! Замочили бы ни за грош, хорошо — вовремя схудилось…
Вадик отбросил окурок, рассыпавшийся искрами на уцелевшем пятачке асфальта. Красиво…
Зря он вспоминал про фашистов, ох, зря… сам накаркал…
Из-за угла ДК строевым шагом вышел патруль.
Бог знает, что им понадобилось на пятачке — но шли солдаты целеустремленно, и заметив человека синхронно вскинули автоматы… Вадик и сам от себя не ожидал такой прыти — он успел юркнуть в дверь прежде, чем солдаты открыли огонь, куда только подевалась давешняя слабость!.. очередь лишь осыпала его штукатуркой, отбитой от откоса двери. На улице раздался топот.
Дверь не закрылась — помешал лежащий на пороге лом. Дробный грохот сапог по растрескавшемуся асфальту звучал уже совсем рядом. Вадик нашарил под ногами торчащую из-под двери железяку, дернул со всей силы на себя — и лом загрохотал по деревянному полу за его спиной. Где эта чертова щеколда?!!
Он зашарил во мраке руками.
Дверь сотряс удар.
Вот она! Черт, какая тугая… через секунду они сообразят, что дверь открывается наружу…
Ржавая щеколда встала в паз — и сразу же дверь дернулась. Успел…
Темнота душила, вливалась в уши и ноздри, связывала как патока… Вадик нашарил в кармане фонарик, выдернул, зажег…
Мрак метнулся вглубь коридора. Слава богу… Вадик прислонился взмокшей спиной к стене, светя дрожащим лучом на входную дверь. Он задыхался от избытка адреналина, сердце пыталось проломить ребра изнутри. Дверь дернулась еще раз, едва заметно — это была сестра парадной, такая же массивная. Какого хрена, они же не могут войти в освященное здание…
И только тут Вадик сообразил, что батюшку они с Русланом не видели — и был ли он вообще — непонятно. За дверью раздались отрывистые, лающие команды.
«А на месте их командира я отдал бы приказ идти через окна… или…»
Вадик метнулся в сторону, бросился на пол — и снова едва успел, за дверью загрохотали автоматы. Пули прошивали толстое дерево насквозь, летела щепа и штукатурка от стены, у которой секунду назад он стоял, искрила и судорожно била при попаданиях массивная щеколда, все сильнее отходя от двери.
«Они сейчас войдут»…
По коридору расселось клубящееся облако пыли, стал виден луч фонаря, который снова не разбился. Убедившись, что в него не попадут, Вадик подскочил с грязного пола, схватил фонарь и не чувствуя ног кинулся по коридору.
«Они сейчас войдут… Руслан!!!»
Вадик подскочил к двери с облупившейся табличкой «Гримерная», задергался в дверь — но вспомнил, что сам умудрился закрыть ее ключом. Где ключи?!! А, нафиг!.. Он саданул в дверь плечом — но только отшиб его. «Черт!!!»
Вадик отступил на шаг и ударил ногой рядом с замочной скважиной.
Автоматы на улице смолкли, упали на землю четыре пустых рожка; в наступившей тишине дверь гримерки оглушительно грохнула в стену. Руслан сидел на прежнем месте за столом — и смотрел на Вадика обалдевшими глазами.
— Что…
— Тихо, здесь немцы, уходим! — до парня, слава богу, дошло с первого раза. Они вышли в пахнущий мелом коридор — и сразу же раздался грохот и лязг падающего на пол металла…
Щеколда. Скрипнула измочаленная дверь…
А затем что-то сухо прокатилось по полу — в обе стороны от кишки коридорчика, ведущего к входной двери. Что-то небольшое.
— Давай быстро!.. — Вадик (он как-то очень быстро и незаметно протрезвел) швырнул Руслана за поворот коридора, к лестнице, ведущей на сцену, прыгнул сам…
Синхронно грохнули гранаты — словно кто-то дал Вадику по ушам доской — и остался лишь заунывный звон в ушах, через который не пробивалось не единого звука.
— Они… — Руслан зажал ему рот, показывая — «тихо». Вадик осветил дверь, стараясь запомнить расположение замка и выключил фонарь.
Солдаты вломились в коридор, повинуясь приказу командира, разделились. Двое отправились в противоположный конец коридора, двое — в ту сторону, где в темноте на металлических ступенях притаились беспомощные беглецы. По стене метались желтые отблески их фонарей.
Ключи Вадик нашел быстро. Прикусил ремешок фонарика, наощупь попробовал один, другой — руки тряслись от контузии и перепоя. Глухота помогала, он не слышал, как солдаты выбивали двери кабинетов, приближаясь к ним. Что-то в одном из кабинетов показалось им подозрительным — и грохнула очередь.
Они шли убивать.
А нужного ключа не было — как ни крути, они все же были посторонними, которым доступ во многие помещения клуба был заказан.
Ударила в стену еще одна дверь — уже совсем рядом.
Вадик зажег свет, выпрямился и пнул в филенку двери. Сухие ветхие доски с грохотом посыпались внутрь, на сцену. Еще удар…
— Da sind sie![18] — здоровенный рыжий немец выскочил из-за угла и вскинул автомат. Вадика спасло то, что фашиста ослепил его фонарь, тот не стал сразу палить, пытаясь убрать голову от света.
— Лезь, давай, чего ждешь! — Вадик уже перестал соображать, страх прошел, осталась злость — чтобы его на родной земле гоняла какая-то арийская скотина?! Получай! Он подбил ствол автомата вверх и пнул детину в болевую точку, расположенную чуть пониже пояса… да, не по-мужски, зато эффективно.
Немец резко потерял интерес к происходящему, выронил оружие и схватился за больное место, согнувшись в три погибели. Вадик ему даже посочувствовал краем сознания — о какой чистоте арийской расы может идти речь, если такими темпами переводить ее племенной фонд?..
И тут до него, наконец, дошло — что он сделал. Так, сущие мелочи — всего лишь обезоружил вооруженного автоматом… человека ли? Господи, да он дрался-то два раза в жизни!
В растерянности Вадик толкнул немца — и тот упал назад, как спиленное дерево. Как раз вовремя, чтобы об него споткнулся подоспевший второй автоматчик, сделал кульбит и с размаха, со смачным хрустом въехал переносицей в выставленный перед собой в падении автомат.
Ну вот, уже двух автоматчиков обезоружил… Покойники — а все же боль чувствуют…
Тут Вадик решил, что его лимит везения исчерпан, по крайней мере, на пару ближайших лет вперед — и мышью юркнул в пролом двери вслед за Русланом. Мелькнула запоздалая мысль, что стоило бы прихватить автомат — но Вадик от нее отмахнулся, в жизни не стрелял ни из чего сложнее пневматики в тире, а времени разбираться с оружием не было.
Руслан стоял, прислонившись к стене, взмыленный, перепуганный. Вадика посетила смутная догадка что он и сам выглядит ненамного лучше… сознание словно раздвоилось — одна часть панически вопила и очень, очень хотела жить. Вторая деловито делала все, для того, чтобы выжить, находя попутно время для отвлеченных мыслей.
— Давай, давай, пошел! — Вадик едва сдержался, чтобы не дать Руслану волшебного пенделя — для вящего ускорения. — Нет, стой, сюда!
Сбоку от края сцены, невидимый из зрительного зала темнел узкий дверной проем — служебная лестница на самую верхотуру, под крышу. Дверь уже выламывали, видимо, брезгуя проделанным ребятами отверстием. А она, на удивление, сопротивлялась.
Узкий колодец служебной лестницы пах пылью.
— Так, Руслан… сейчас мы очень тихо и очень аккуратно поднимаемся наверх. Наощупь. Ты готов? — Вадик только тут осознал, что начинает понемногу слышать — из звона тихо и невнятно проступали удары в дверь, «да» Руслана, собственное хриплое дыхание.
Лестницу можно было назвать какой угодно — но только не удобной… ее сварили на скорую руку — из арматуры и уголков. Три ступеньки — поворот, три ступеньки — поворот… ни перил, ни намека на то, что они здесь хотя бы планировались. Механик сцены вынужден был соблюдать трезвость на рабочем месте, иначе его карьера быстро закончилась бы вместе с жизнью. Тут и трезвый поломал бы все, что мог…
В кромешном мраке восхождение ежесекундно грозило превратиться в оригинальный способ получить группу инвалидности… Но они поднялись до середины — прямо от них шел покрытый вековым слоем пыли (как и руки, одежда и лицо Вадика) первый ярус трапов, опоясывающих сцену. Он обычно использовался осветителями для обслуживания рампы — ДК переоборудовался из «дворянского гнезда» под соответствие типовому проекту, наверное, планировалось, что когда-нибудь здесь будет электричество и нормальное оборудование.
Вадик выглянул из колодца — и сразу же юркнул обратно, спасаясь от шального луча фонаря… нет, вроде не заметили. Солдаты обыскивали зрительный зал. Заканчивали обыскивать.
И когда они сообразят, что добыча не могла ускользнуть через двери, то поднимутся наверх. Какого черта им вообще надо?!!
— Лезем выше!
Два пролета Вадик преодолел сравнительно легко… а потом то здесь, то там стали попадаться провалы на месте ступенек. Когда Вадик в первый раз схватил пустоту, он чуть не свалился с лестницы от неожиданности.
В темноте существовали только покрытые пылью прутья арматуры и тяжелое дыхание двух взмыленных людей, спасающих свои жизни.
А потом переплетение металла осветил снизу желтый луч немецкого фонаря. И сразу заговорил автомат. Пули с оглушительным звоном высекали искры из металлической путаницы, султанчики штукатурки из стен…
Одна из них — тупорылая, горячая от пороховых газов и трения о воздух, понеслась вверх, сквозь невесомые клубы цемента.
Высекла искры из ступеньки.
Ударила в швеллер площадки.
Полетела снова вверх, от того места, где автоматчик пытался удержать уводимое в сторону отдачей оружие.
Вспахала стену, оставив длинный шрам, но отразилась по касательной…
И ударила в грудь Руслана.
Вадик успел взлететь по последнему пролету лестницы и растянуться на металле трапа, уже под самой крышей, Руслан с коротким вскриком боли обмяк, повиснув на ступенях.
Автоматчик вслепую поливал огнем лестницу — да ничего бы он и не рассмотрел из-за облаков белой меловой пыли… и, все же, доигрался — один из рикошетов попал ему прямо в голову, пуля пробила каску, кости черепа и застряла в мозгу. Палец продолжал судорожно давить на спуск — а тело уже падало, на ходу разворачиваясь… и еще одна пуля досталась командиру. Из спины офицера плеснула кровь — похоже, самая настоящая. Сухо щелкнув напоследок, захлебнулся автомат.
Осталось двое.
Но Вадику было не до них.
— Руслан! Ты жив, парень?!! — Вадик мухой слетел в клубы пыли… в молочном воздухе проступило тело попутчика, каким-то образом не упавшее вниз. Оно было чертовски тяжелым, непослушным, однако Вадик на одном адреналине сумел приподнять его и даже взвалить на плечи, сам при этом не свалившись вниз — хотя в глазах от натуги заплясали кровавые мухи. Ни о какой маскировке уже и речи не шло — Вадик прикусил зажженный фонарь, благо позволяли небольшие габариты и обрезиненный корпус.
А дальше-то как?..
Один пролет до верха. До выхода на простреливаемое пространство…
Немцы, сами того не желая, помогли — наученные горьким опытом, они не стали палить в белый свет, как в копейку; оба оставшихся в живых (если, конечно, это выражение уместно), начали восхождение по лестнице, светя себе фонарями. Вадик, кряхтя, обливаясь потом и задыхаясь от висящей в колодце цементной пыли, взобрался наверх и вышел на опоясывающий сцену трап.
Высота до сцены составляла метров десять, но Вадику казалось, что он стоит на краю крыши высотного здания… единственным источником света внизу был выпавший из рук офицера мутный желтоватый фонарь. Перила были предусмотрены только с одной стороны — у стены, слева же прямо из-под трапа шли балки, поддерживающие систему блоков и тросов — для кулис, задника сцены… металлические, шириной сантиметров в пятнадцать-двадцать…
Сгибаясь от тяжести, превосходящей его собственный вес, Вадик прошел до самого конца трапа — и уперся в стену.
Из лестничного проема блеснул фонарь — немцы поднялись на их уровень… и тогда Вадик сделал шаг на самую крайнюю балку — от стены она отстояла метра на полтора. Из стены на уровне балки торчали металлические уголки — то ли разобрали, то ли так и не построили трап…
Видя, что добыча ускользает, оба немца бросились к Вадику, едва не успев схватить того за одежду.
Для Вадика теперь существовала только узкая, слишком узкая металлическая полоска на большой высоте, по которой нужно пройти — чтобы выжить. Края подошв висели над бездной. Пот заливал глаза, текли слюни, сглотнуть которые мешал фонарь; по плечу, пропитывая футболку, текла горячая струйка крови Руслана, в глазах мутилось от напряжения — и все же он переставлял ноги, шажок… еще один… еще один.
Из-под подошв вниз сыпались облачка пыли.
Один из немцев что-то сказал, усмехнувшись, второй поддержал злобным смехом, прицелился в Вадика… автомат только сухо щелкнул — кончились патроны. Выругавшись, фашист сорвал оружие и швырнул им в спину Вадика.
Тяжелая железяка ударила в поясницу — Вадик сделал два быстрых шага и упал на колено, только чудом не потеряв равновесие.
«Наверное, конец…» — вяло ворохнулась мысль. Пропасть по бокам балки манила к себе, кружилась голова. — «Вперед, размазня!!!» — он мысленно встряхнул себя за шиворот, попытался встать… и сразу отказался от этой мысли. Тогда он перенес вес назад, на носок — и продвинул колено по балке вперед, столкнув вниз целую Ниагару пыли.
Оружие с гулким грохотом врезалось в доски сцены — так бесконечно далеко внизу.
Вторым в паре солдат был тот, который сломал себе нос при падении. Человек бы после такого кульбита отправился в травматологию…
Его автомат, в нарушение устава, так и остался лежать внизу, у лестницы.
Они заспорили между собой — видимо, кому идти за жертвами, но до Вадика слова доносились через пелену боли — под колено попался кусочек то ли кирпича, то ли цемента — показалось, что в коленную чашечку воткнули включенную дрель. Он застонал, из глаз потекли слезы… еще движение, в отчаянной борьбе с равновесием, болью, головокружением, его сопровождал скребущий звук камня по металлу…
Джинсы все же порвались, из колена потекла тонкая но уверенная струйка крови. На пыли она собиралась в маленькие шарики. Они так невыносимо медленно падали вниз…
Где сжались в кулак пальцы мертвого офицера. Тело пошевелилось…
Фонарик, который Вадик закусил насмерть, рискуя сломать себе передние зубы, высветил впереди площадку — пыльный лист рифленого металла… Середина сцены, один из трех блоков, на которых висит огромный холст с изображением пасторального светлого будущего коммунизма.
Но Вадик не знал этого, он боролся за жизнь. Для него площадка означала только одно — отдых. Последнее усилие… кажется, он разбил себе бровь при падении, в голове взорвались гроздья накачанных болью воздушных шариков, но он все равно нашел сил облегченно улыбнуться. «Дошел»…
Руслан скатился с его плеч в падении, тело едва не свалилось с противоположного края неширокой площадки, по местной моде — также без перил.
Фонарик же, вращаясь, полетел вниз. Медленно, очень медленно…
И вспыхнул напоследок ярче, перед тем, как погаснуть, врезавшись в сцену.
Пошевелился и сел застреливший сам себя автоматчик.
По балке к ним медленно приближался мутный глаз фонаря. Вадик видел его, как в тумане… и ему это было, в общем-то, уже параллельно.
Второй фонарь, светящий с трапа, очертил смутные очертания грузной фигуры — тот самый фриц, которого Вадик пытался оставить без потомства. Безуспешно… снизу их площадку осветили еще два фонаря — все в сборе…
Сапоги немца ступили на металл настила. Он нехорошо улыбнулся, светя прямо в глаза Вадику, что-то сказал, почти весело…
Вадик закрыл глаза.
Солдат взял фонарик в другую руку, потянул из ножен хищную полоску ножа…
И испуганно вскрикнул, получив удар под колени. Ноги соскользнули с края, фашист с размаху приземлился на край металлической площадки, с глухим хрустом ломая себе голени, инстинктивно попытался вскочить — но только сбросил себя вниз… снова коснулся настила — грудью, закричал от боли, заскреб руками, выпустив нож и фонарь, пытаясь зацепиться хоть за что-то…
И ухватился за ногу Вадика, потащив того к краю.
Последовал еще один удар, в лицо — в свете фонаря брызнула кровь, но немец ногу не отпустил.
Вадик почувствовал, как чьи-то руки обхватили его плечи, дернули назад. Над ухом раздался сдавленный стон…
Кроссовок соскочил с ноги — и тяжелое тело с коротким воплем рухнуло вниз, проломив ветхую сцену. Вадик повалился назад, придавив своего спасителя.
— Слезай, больно!!! — Руслан выполз из-под него, закашлялся, сплюнул кровью. — Тяжелый, скотина, жрать меньше надо!..
— А то ты — дюймовочка… — Вадик все еще пытался прийти в себя.
— Ладно, давай, вставай! После разлеживаться будешь! — Вадик поднялся на колени. Немцы что-то орали, по лестнице уже грохотал автоматчик.
— Нам не уйти…
— Посмотри сюда. — Руслан, держащийся за грудь, махнул трофейным фонарем наверх… осветив зияющую пасть люка над их головой. Туда вели вбитые в стену ржавые скобы. — Давай вперед…
Вадик подковылял к стене, морщась от боли в колене, полез, молясь, чтобы слабые пальцы не разжались… он вывалился из люка на шлак, покрывающий пол чердака. Следом выполз охающий от боли Руслан…
— Крышка…
Вдвоем, навалившись, они сдвинули косо стоящую на ржавых петлях тяжелую стальную крышку люка — и она с оглушительным грохотом рухнула, закрыв проем.
Загудела, когда в нее ударила пуля, но выдержала. Руслан посветил фонарем, нашел какую-то железяку и заклинил ей люк, уперев второй конец в стропила.
Под крышкой слышались злобные вопли офицера, распекающего своих солдат. Вадик, наконец-то огляделся…
Это был не собственно чердак, а всего лишь тамбур, три на три метра. Из него вела еще одна дверь, уже нормальная и — также металлическая. Словно к бомбежке готовились…
Или к такой ситуации, что вряд ли. Дверь закрывал толстый железный засов.
Штурмуйте на здоровье…
— Тебя же подстрелили… — Вадик внимательно посмотрел на Руслана. Тот осветил свою грудь.
— Ну да… подстрелили. — На грязной обновке расплывалось черное пятно, но кровь, вроде бы, останавливалась. Руслан задрал остатки футболки — прямо в центре груди, между сосками, расцвела красная розочка. — Вся грудь болит, черт… даже дышать больно.
Потерявшая скорость пуля не смогла пробить грудину, вызвав лишь болевой шок.
— Знаешь… — тон Руслана был очень серьезным — Кажется, бог все-таки есть…
Вадик, не найдя, что ответить, только кивнул.
Немцы пошумели еще немного, попытались поднять люк, и, видимо, утомившись, ушли.
— Слышишь? — поднял Вадик палец… из-за двери раздавались приглушенные, но хорошо различимые крики петухов. Они облегченно улыбнулись друг другу, справились с засовом… Прямо от порога двери вниз шла прогнившая пожарная лестница, даже на вид ненадежная, местами отошедшая от креплений. Планировочка, однако… все в этой деревне через…
Руслан вдруг с воплем вышвырнул в дверной проем изрядно подсевший фонарик, ожегший ему руку. Тот не долетел до земли — рассыпался в воздухе облачком трухи.
Над Выселками занимался рассвет.
Они все же воспользовались лестницей — несмотря на то, что она вся ходила ходуном и протестующее скрежетала ржавым металлом, при мысли об обратном пути в кромешной темноте, Вадик чувствовал дрожь в коленках. Если уж суждено разбиться — приятнее все же видеть, куда ты падаешь… он, как более легкий, полез первым — и спустился без приключений; Руслану повезло меньше — под его килограммами оборвалась нижняя секция лестницы и он рухнул с высоты своего роста, огласив окрестности матом.
Внутренние помещения здания в неверном утреннем свете производили гнетущее впечатление. «Продается квартира, подготовленная к евроремонту»… изрешеченные перегородки, выломанные двери, усеянный штукатуркой и кирпичом пол — словно тут месяц осаду держали. По мусору Вадик еще как-то похромал — но на повороте коридора все было засыпано битым стеклом, а из пустого оконного проема тянуло утренней свежестью. Пришлось прыгать на одной ноге…
Кроссовок лежал на краю щерящегося обломками досок пролома в сцене, который в свете зажигалки казался разверстым ртом — то ли молящим о пощаде, то ли примеривающимся проглотить опрометчиво приблизившегося… Вадик с облегчением натянул обувку — он уже начал бояться, что солдаты забрали его кроссовок в качестве сувенира. Было бы неприятно.
Крысы вернулись, шуршали в темноте зрительного зала. Вадик вдруг подумал, что в присутствии бодрых покойничков они вели себя гораздо спокойнее… или просто ему было не до того, чтобы обратить внимание? Интересно…
И чем выше поднималось солнце, подсушивая блестящую мириадами бриллиантов росу, тем поганей становилось на душе, хотя Вадик упорно пытался убедить себя в собственной невиновности — знал, едва ли не сам нарвался…
Вредная все же штука — совесть, счастливы ее лишенные. Ведь эта сволочь вечно напоминает о себе в самый неподходящий момент.
Но вышло даже лучше, чем он надеялся. Председатель нашел более подходящий объект для приложения эмоций, нежели пара раздолбаев, прибывших снаружи. То бишь — манкировавшего своими обязанностями священнослужителя.
Когда из-за угла показалась могучая фигура завклубом, пришлые сидели и курили, наслаждались ясным утром, клятвенно обещающим погожий денек — и свежим воздухом. Жизнью, словом, едва не утраченной…
Сидели они на останках входной двери, вывалившейся наружу — солдатики работали с немецкой педантичностью. Хорошо еще им в голову не пришло снести здание — чтобы добраться, наконец, до беглецов… видимо, времени не хватило. От увиденного внутри женщине стало плохо, она схватилась за то место, где, по расчетам Вадика, должно было находиться ее огромное сердце, и тихо сползла по стенке.
Пока Руслан носился в поисках врача, Вадик держал пальцы, чтобы не преставилась, болезная. Чем еще он мог помочь?
Некоторое время спустя за разбитым окном с истошным рыком промчался председательский «виллис», с душераздирающим визгом затормозил перед дверным проемом, а секунду спустя ртутным шариком вкатился и сам Валентин Александрович. Огляделся, задохнулся от избытка чувств, пошел пятнами. Прокомментировал увиденное сложносочиненным предложением, составленным, в основном, из идиом…
— Тут… это… женщине плохо… — рискнул, наконец, привлечь к себе внимание Вадик. Председатель подошел, присел на корточки, приложил пальцы к шее. Задумался.
— Жить будет. — Решил он наконец. — Но — хреново… как там парня твоего зовут?
— Руслан.
— Ага, Руслан, точно… ЭЙ, РУСЛАН!!! — в помещении крик толстячка прозвучал пароходным ревуном, Вадик даже зажал свои многострадальные уши. — ИДИ СЮДА, ПОМОГИ!!!
— Что случилось?! — парень вбежал внутрь так, словно снаружи ему дали хорошего пинка. Глаза были испуганные.
— Помоги нам… так, значит — берем ее…
Это было намного проще сказать, чем сделать. Намного… кое-как, с пыхтением и руганью, протащили бесчувственные телеса по усыпанному мусором коридору мимо ряда выбитых дверей — до гримерки, где обосновались ребята. Взгромоздили на нары. Александр Валентинович утер вспотевший лоб, а затем, с видом «как будто так и надо», извлек из-под кровати кандалы и защелкнул их на пухлой лодыжке женщины, вкрутив металл в тело едва ли не до последнего щелчка.
— Что?! Так надо! — отреагировал он на молчаливые взгляды ребят. — Лица попроще сделайте!.. вещи свои соберите. Здесь вы больше не живете…
Собирать, в принципе, было особо нечего — надетое на них ничем не отличалось от снятого вечером; все грязное и рваное… да еще и окровавленное. Из пожитков получились лишь пара пакетов с «мыльно-рыльными» принадлежностями, да спецовка Вадика.
Вадик лишний раз порадовался, что они уничтожили следы вчерашнего банкета. Хотя, правда имеет паскудное свойство рано или поздно выплывать наружу — а, как ни крути, его ночная прогулка была лишней. Да и перегар… сам Вадик его не чувствовал, однако насчет окружающих не был уверен. А вообще, единственными последствиями бессонной ночи осталась боль во всем теле (перенапрягся, когда тащил Руслана), да легкое желание поспать. Он еще раз окинул фигуру парня взглядом — блин, здоровый кабан… чего только от страха не сделаешь.
Валентин Александрович тихонько прикрыл за ними дверь с торчащим язычком замка.
— В машину. Съездим, навестим человечка… ему, наверное, икается сейчас. — Он завозился, пытаясь хоть как-то заклинить открывающуюся дверь, ребята двинули на выход.
Только тут Вадик, наконец, сообразил — пронесло. Ему в вину разгром не ставят… вообще-то, да хоть бы и поставили — какая разница, сделанного не вернешь, а бежать тут некуда. Да и бегать — сомнительный удел. Мягко говоря.
По его искреннему мнению, вряд ли можно было придумать что-то хуже, здесь — тюрьма, только камера побольше. Однако, есть одна симпатичная сокамерница…
— Слышишь, Вадим… — Руслан заговорил вполголоса. — Это… спасибо, в общем…
— Было бы за что. Ты бы так же поступил.
— Не знаю… может быть. — Руслан сощурился, выйдя на солнце. — Не знаю. Честно.
Валентин Александрович, догнавший их, от света аж перекосился, пошарил по карманам и вытащил солнцезащитные очки — вполне себе современные… Вадика разобрала злость при воспоминании о первой встрече — как он ловко прикидывался деревенщиной из прошлого века, продавая бензин. Эх, жалко часы. С-сволочь.
И бензин у него — дерьмо… а с другой стороны — что он должен был сказать? Даже Инга до последнего молчала, придумала какую-то ерунду — лишь бы не говорить правду. Пусть горькую, но за столько лет можно было успеть смириться.
И, однако, странно у них больничные листы выписывают… цепью за ногу. Таинственный остров, так их, только — навыворот.
Председатель оглянулся — видимо, собираясь закрыть дверь, озадаченно почесал в затылке и с выражением досады направился к джипу. Повинуясь молчаливому приглашению, ребята заняли свои места.
Затормозила машина у самых дверей бревенчатой церкви. Валентин Александрович снял очки, провел руками по лицу, словно стирая усталость.
— Значит так… вы пока здесь посидите. Я пойду с этим уродищем пообщаюсь. Если нужны будете — позову. Все понятно? — спутники молча кивнули… однако, как только председатель скрылся в дверях, Вадик одним прыжком оказался за бортом машины.
— Куда ты?! — голос Руслана сел.
— Они там сейчас будут обсуждать нашу дальнейшую судьбу; во всяком случае — мне так интуиция подсказывает… тебе неинтересно? — Руслан пожал плечами и отвернулся, чтобы скрыть заблестевшие глаза. Для парня, никогда не отличавшегося выдержкой и смелостью, все это было слишком…
Дверь отрезала Вадика от солнца и тепла, оставив лишь затхлый полумрак. За ней оказался небольшой тамбур — и еще одна дверь, двустворчатая, с изображением святого распятия на половинках… запах был едва уловим, однако желудок Вадика отреагировал, подпрыгнув к горлу. Пахло перегаром.
На цыпочках Вадик подкрался к дверям и приник ухом… нет, бесполезно — реверберация делала слова неразличимыми, только и можно было различить бас председателя и тихий смиренный бубнеж батюшки. Стараясь, чтобы дверь не скрипнула, Вадик тихо, по миллиметру, приоткрыл ее, пока не образовалась достаточная щель.
— Мы же договаривались с тобой! Грехи он с утра пораньше замаливает!..
— Выслушай…
— Я даже слушать ничего не буду! Толик, за что ты мне такую подставу устроил?! Что я тебе плохого сделал? Ты что, Наташку мне до сих пор простить не можешь?
— Все это в прошлом… сын мой. — Председатель только фыркнул. — Пришлые погубят всех нас. Они…
— Они, да будет тебе известно, овца ты тупорылая, переданы на мою ответственность! И спрашивать будут с меня! — Вадик рискнул приоткрыть дверь еще чуть-чуть, стал виден стоящий на коленях перед иконостасом батюшка — и загородивший собой лики святых Валентин Александрович. Председатель был пунцовый как рак. — А я теперь с тебя спрошу!
— А что ты сделаешь? Церковь закроешь? — тон батюшки не оставлял сомнений, он улыбался.
— Буду я мараться… просто сдам тебя хозяевам со всеми потрохами. У тебя перед ними грехов побольше, чем перед твоим богом. А уж что они с тобой делать будут — мне глубоко безразлично…
— Не посмеешь. — Тон священника стал испуганным. — Ты тоже спать спокойно хочешь…
— Хочу. И сам об этом позабочусь. Ты же не апостол, ты обычный алкаш деревенский — и воду освятить, и порог обрызгать каждый сумеет. Обряд несложный.
— Сила мне дана по вере моей…
— Ну вот и начинай молиться. — Председатель взглянул на свои новые часы. — Через сорок минут приедут за продукцией. Твой выбор… — Он усмехнулся. — Сила… была у тебя сила, когда мать до ветра носила. Да вышла вся. Где самогон достал? — коленопреклоненная фигура промолчала. — Урод… ты передай, еще раз тебе продадут — жалеть будут до морковкина заговенья. Я тоже злым могу быть. Ну так что мне делать, ты решил?
— Решил! — голос батюшки вознесся, он вскочил с колен. — Пусть я пройду дорогой тени — но спасу паству божью… — теологические излияния председатель прервал коротким ударом поддых. Затем опустился на ступеньки у алтаря и сокрушенно схватился за голову. Кусающий воздух священник упал рядом.
— Ну почему тебе спокойно не живется, а? Ну чего тебе мало? Ты же нас всех под монастырь подведешь со своими заскоками… Ну хочешь, иди Наташку трахни, а? Ты же ее до сих пор любишь… Да женись ты на ней, расстрига гребаный…
— Не смей… так…
— Ну вот, что не скажи — «не смей». А ты за собой-то следишь? Святоша… Господи, ну что мне с твоим сотрудником делать? А? Вот и я не знаю… Да чего ты там стоишь, уши греешь? Заходи давай! — это уже относилось к Вадику. С упавшим сердцем он открыл дверь и перешагнул порог. — Давай, проходи, присаживайся… Толик! Посмотри в глаза человеку, которого по твоей милости чуть не убили!
Священник перевернулся, сел на задницу, обхватив колени, стрельнул взглядом из-под косматых бровей — но сразу же отвел глаза.
— Мы воевали вместе с дураком этим… дай сигарету. — Вадик протянул пачку, председатель закурил, закашлялся с непривычки. — Блин, полвека, считай, не курю… Ну так вот… Ты сам-то что не закуришь?
— В церкви все же.
— А… — Валентин Александрович стряхнул пепел на домотканый половик, который вел к алтарю прямо от входа. — Да не обращай внимания, какой поп — такой и приход… он сам в церкви нажирается и ничуть не страдает по этому поводу. Всю войну, считай, прошли, лучшими друзьями были. Я его на себе из окружения выносил — под Сталинградом. Потом я в особый отдел ушел — и, как-то незаметно, потеряли друг друга. Встретились здесь. Он жениться собирался… а женихом я стал, в итоге. Что кривишься?
— Может, мне необязательно этого знать?
— Ну не хочешь — не буду таких подробностей рассказывать. Просто, убедился я, чего ты стоишь. Это же не твоя кровь не футболке? Мне твой парнишка вкратце рассказал. Ну вот… я честным с тобой буду. На вас обоих у хозяев какие-то планы свои. И вам они, скорее всего, ничего хорошего не сулят. У хозяев… — он невесело засмеялся. — Видишь, что со мной стало? У меня уже хозяева появились, как у пса. «Валя, служить!..» вот и служим — за теплое место в банке с пауками. Не знаю, насколько это реально — но нужно вам попробовать уйти через бункер. Даже если погибнете — все лучше, чем то, что вас здесь ждет.
— Настолько плохо?
— Каждый по себе выбирает, Вадим… Я тебе от чистого сердца совет даю. Будешь этого наказывать? — каким-то образом он умудрился втиснуть в одно слово столько презрения, что, казалось, священник был обязан тут же наложить на себя руки — со стыда. Вадик помотал головой. — Ну и правильно. Он сам себя уже давно за все наказал. Авансом. Хотите, я вас сейчас до бункера подброшу? — Вадик неопределенно пожал плечами. При воспоминании о черном облаке, сердце словно обхватили костлявые ледяные пальцы. — Ну как хочешь. Ладно… идите на работу. Сварочный в гараже, молоко заберут — гасите холодильники и приступайте. А то дверь уже почти отвалилась. Мы тут еще пообщаемся… да, Вадим, завтра в обед — партсобрание. Вы там обдумайте на досуге, что говорить собираетесь — нужно, чтобы все звучало искренне. Фарс, конечно… да ничего у нас не изменилось принципиально — все те же маски в моде. Ладно, иди…
Вышел из церкви Вадик со смешанным чувством… он даже сам себе не решился бы ответить — какие эмоции вызвала у него вся эта сцена.
— Ну что там? — Руслан аж привстал от нетерпения.
— Ничего. Что-то совсем я в людях ничего не понимаю…
— Ты о чем?
— Да так, мысли вслух. За шмотками когда пойдем — сейчас или после работы?
— Переодеваться?.. не знаю. Если так и дальше пойдет — смысла нет. Все равно все изорвем и измажем…
Вадик посмотрел на Руслана — и расхохотался.
За спиной удаляющихся ребят, в душном полумраке церквушки, священник поднял голову.
— Валя… ты совсем с ума сошел? Зачем ты ему все это сказал?
— А хоть бы и сошел. Во что мы с тобой превратились, Толик? Что они с нами такого сделали, что мы их боимся до ужаса? Мы ведь боялись пули, осколка, смерти… за друзей боялись на войне. А сейчас — боимся лишний — ненужный — кусок хлеба потерять. Власть — хотя бы иллюзию ее. Ты хотя бы попытался… а я?
— Жалко парней…
— Я очень хочу, чтобы мы ошиблись… но Мишку помнишь? Он же отличным парнем был.
— Ну их в ад. Нам там всем местечко приготовлено. По делам нашим…
Председатель отер лицо.
— Там они просто умрут. Тихо и быстро. Зато — этим гадам не достанутся…
— Через бункер, значит? Я вот все думаю… — Руслан протянул еще один электрод. Вадик воевал с еле дышащим сварочным. Сложность заключалась в сущей ерунде — нужно было заварить петли — и при этом умудриться не сжечь еле дышащий генератор, не рассчитанный на такие нагрузки. — Слышишь? Я думаю — значит, это и есть та секретная часть, от которой я кабеля копаю.
— Видимо… вот черт, а! Добавь ток, только немного. — Руслан послушно довернул скрипучую ручку, торчащую из макушки сварочного. — И что?
— А то, что там есть один кабель под напряжением, я же тебе рассказывал. Я его еще трогать не стал.
Вадик, пытающийся поджечь, наконец, электрод, внезапно прекратил постукивать им по косяку двери. Тяжелый едкий дым, поднимающийся от сварки, лениво всасывался в вентиляцию.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что в наш мир выходят кабеля от этого бункера. И по ним подается питание.
Вадик спрыгнул с деревянных козел, щелкнул выключателем сварочного и стянул с головы маску. За стеной облегченно добавил оборотов дизель.
— Почему — подается?
— Потому, что никаких генераторов на столько лет не хватит. Движки ведь чем-то заправлять нужно.
— Оба — на… то есть, эксперимент продолжается? Ты ведь это имеешь в виду?
— Именно это. Эх, побоялся я кабель трогать… мог бы стать спасителем.
— Это еще неизвестно — нужно ли их спасать? Что они у нас делать будут? В лучшем случае — состарятся за месяц и умрут. В худшем… они уже часть этого мирка. Да и еще вопрос — как отразится их появление на нашем мире? Ученые тут наворотили дел… А хотя — я, наверное, зря панику навожу.
— Нет, их нужно спасти! — Руслан подскочил. — Они же живут, как в тюрьме! Крепостное право, мать твою, давно отменили, а эти нелюди их в рабстве держат!
— Успокойтесь, команданте Че. Без этих, как ты говоришь, «нелюдей», здесь бы все повымерли… хотя, если эксперимент проводят именно они, то вопрос другой — но кто нам принесет правду на блюдечке? В любом случае, нас предупредили и…
Вадик вовремя успел прикусить язык — тяжелая дверь, приоткрывшись, впустила давешнего вампира. Следом за ним зашла невысокая рыжеволосая девушка. Фигурой она напоминала подростка.
И ее глаза также не отражали никаких эмоций — словно нарисованные кисточкой на загорелом лице.
— Ну, как устроились?
— Хорошо, спасибо. — Вадик ответил за двоих. Руслан словно проглотил язык, отчаянно прикрывая рану на груди — окровавленную футболку он выкинул; Вадик переоделся в ремонтную робу.
— Ну как, Маша, нравятся хлопцы? Орлы!.. Ладно, парни, не буду отвлекать… Вадим, что у тебя с машиной?
— Бензин…
— Ага, понятно. Завтра тебе привезу. Девяносто пятый? Угу… будешь заниматься тем, чем привык. Домик мы вам подберем… Или только одного селить надо? — Усмехнулся он в усы. Вадик пожал плечами. — Ну-ну… ладно, разберетесь… Давайте, трудитесь. Вы одно запомните — мы все видим и все замечаем. Того, что было сегодня ночью, больше не повторится. Не лезь к ране грязными руками, конспиратор! Через пару дней и следа не останется, главное — корку не сдирай… Все, давайте, мы сегодня и так опаздываем…
Ребята остались одни.
— Зачем заходил? — хрипло спросил Руслан. Вадик вздохнул, не в силах отделаться от неприятного ощущения, которое у него возникло в присутствии парочки.
— В общем, валим отсюда. И чем скорее — тем лучше… пока еще есть такая возможность.
— А что, потом — не будет?
— А у тебя вон, шрам на руке… откуда?
— В детстве с велосипеда упал. — Руслан все еще не понимал.
— И сколько заживало? Два дня?
— Месяц почти… вот зараза!..
— А вывих твой вчерашний? Все, не болит? У тебя растяжение сильнейшее было… И — вот… — Вадик закатал штанину, показав колено. На месте давешней раны розовела полоска новенькой кожи.
— Мы что, перестаем быть людьми?.. — Вадик пожал плечами.
— Там, вроде, в углу гаража ведро с болтами стояло? Пригодится… Как мне все это дорого, ты не представляешь… — он подошел к воротам, приоткрыл створку. Над крышами домов виднелась верхушка холма, которую как раз штурмовал молоковоз. — Все, они смылись. Пора и нам.
— Так… чуть больше килограмма — пойдет?
— Вешай. Больше — не меньше… — продавщица завязала пакет с сахарным песком и протянула Инге. Та сложила покупки в матерчатую сумку — «авоську».
— Сколько? — Зоя пощелкала костяшками на древних счетах.
— Три восемьдесят… ты новость-то слышала?
— Что за новость? — Инга как раз отсчитывала медяки из старого кошелька. Того самого, что купила еще студенткой, на первую стипендию. Вещица давно потеряла всякий товарный вид, но Инге не хотелось расставаться с ней — это была овеществленная связь времен. Память о большом мире — и, хотя она сама себе никогда не призналась бы, предать эту потасканную память было бы все равно как сдаться.
— На этих… квартирантов твоих… в общем, на них ночью гитлеровцы напали.
— Они не мои квартиранты… — автоматически ответила она. И только потом до нее дошло — и мелочь посыпалась на пол.
— Да не бойся, живы они! — в глазах Зойки явственно мелькнуло злорадство. — Только Дом культуры разнесли… Катя как увидела — ее опять переклинило, снова Толику бегать, кормить и убирать за ней.
Инга смутилась. Вроде не девочка уже — бабка по возрасту, а ведет себя как малолетка. Купилась… Зойка, коза драная! Скрипнув зубами, она наклонилась и подобрала монетки — ей не жалко было денег, все равно их тратить все эти годы было особо и не на что… но нужно было хоть ненадолго спрятать лицо. Волосы невесомо скользнули по щекам.
— Заходили тут, как раз перед тобой, снова переодевались. Второй раз уже. Все в грязи, кровище — красавцы… все деньги потратили. Набрали тушенки, хлеба — словно в турпоход собрались.
— В поход, говоришь?.. — Инга испуганно посмотрела на подругу.
— Да шучу я! Куда отсюда уйдешь? Разве что…
— Да… — глухим голосом произнесла Инга. — Разве что туда…