Потерянный осколок

Глава 14 Мы в ответе за тех, кого приручили

Мы в ответе за тех, кого приручили

Антуан де Сент-Экзюпери

— Ну что ты так смотришь на меня? Дырку прожжешь! — я смотрела на нахально развалившегося на моей кровати мелкого, пристально следящего за каждым движением моей ложки с жарким, и планировала: куда бы получше вывернуть оставшееся.

За последние три рассвета святая троица ненормальных мамаш в лице кельпи, Малыша и вислоухого, разве что лично не купала меня. Ем я теперь под присмотром, а точнее, надсмотром Кайи, так как остальным надоело отмываться от разнообразных кулинарных блюд. На Кайю же рука не поднималась, вот они и пользуются этим. А после слов, что это все ради моего блага, кельпи готов сам ложками в меня запихивать всякую лечебную дрянь.

Может тихонечко в горшок с каким-то цветочком выкинуть остатки. Не, жалко растеньице. Оно еще после вчерашних лекарств не оправилось и от завтрака тоже. Обед несчастная флора не перенесет. Я горько вздохнула и поймала осуждающий взгляд Кайи.

— Ем я, ем. Видишь! — и запихнула ложку с верхом себе в рот. Жаркое конечно вкусное, но вот спрашивать из чего оно, язык не поворачивается, а челюсти спазмом сводит. Знаю, что Широ не допустит каннибализма. Но вдруг ушастого тоже обманули? От этого и не хочется тащить в рот всякие подозрительные вещи. Как-то не располагает к хорошему аппетиту обстановка, да и окружение плотоядных коняшек не придает желания насладиться едой. А этот сидит, корпит надо мной, еще и укоризненно смотрит, изредка облизываясь. Мол, такая вкуснятина, а ты не ешь. Вот сам бы и ел!

По правде, я и сама понимаю, что есть надо. У меня от всех этих переживаний чуть крыша не поехала. Были бы мы с Ваном как двое из ларца. Из-за этого уже восьмой рассвет торчим на этом подводном пастбище. Стыдно даже, так всех задержала. Но я не единственная причина.

Наши копытные дружки нашли-таки раненого василиска в тот же день, когда мы феникса с оборотнями вытаскивали. Вытащили. Одного потеряли. Опять волной вины и отчаяния накрыло. Так, хватит заниматься самоуничтожением. Если бы можно было поступить иначе, Грог все равно не остался бы в таверне. По крайней мере, этим меня и утешал Алкай. Оркооборотень был вторым сильнейшим в стае и никогда бы не оставил своего вожака без прикрытия. Огонек же считает себя обязанным всему роду банши, а долги оплачивать нужно. Так что, как бы я не изгалялась, пушистики все равно пошли бы со мной.

Покашливание бдительного кельпи вернуло меня к жаркому. Жалобно смотрю на Кайю, а тому хоть бы хны. Невозмутимая статуя. Хотя в такой одежде ему только и осталось, что возмущать. Я понимаю, что плотоядные кони, это не люди, но можно же одеваться поприличнее. Плотно прилегающие к ногам, с множеством увеличивающихся к бедрам в геометрической прогрессии дыр штаны скорее обнажали, чем скрывали что-то. Все эти не оставляющие фантазиям не единого шанса проветривающие отверстия тянулись от внутренней стороны лодыжек по диагонали прямо к наружной стороне бедер, заканчиваясь на уровне пупка. Ни ремня, ни пуговиц это рванье не имело. Цвет же мало отличался от цвета кожи: почти белый с голубым, но с более насыщенным отливом. И это все, что было на мальчишке. Иногда кельпи еще носят украшения в виде бус и браслетов из камней и ракушек. У мужчин часто можно встретить боевые нарукавники во все предплечье и ладонь, в основном, из рыбьих костей и острых шипов. Никогда не хотела бы встретить рыбку, что была обладателем сего арсенала.

— Все, я наелась, — возвестила банши, впихивая почти пустую тарелку коняге, и откинулась на подушки.

— Ты не все съела! — возмутилась няня.

— Я тебе оставила, — заискивающе улыбаюсь.

Кайа хищно посмотрел на тарелку, облизнулся и, разрываемый желанием и обязанностями, в надежде уставился на меня.

— А как же ты? — крепко сжимая драгоценное жаркое, будто это последнее тушеное блюдо в мире, нехотя поинтересовался кельпи. Ну и мордочка! Я ему сейчас бы и деньги, и коня, и все имущество отдала.

— А я наелась, или ты не расслышал? — подмигиваю.

Всевышние! Сколько радости. Не успела я расхохотаться, как Кайа уже заглотил оставшееся и принялся вылизывать тарелку. И как-то не по-человечески он это делал. Вот как бы вы вылизали тарелку? Языком, ведь так?! Кельпи делают не так, по крайней мере, именно этот кельпи. Дите пальцами трет тарелку и потом смачно облизывает их, закрывая глаза и мыча от удовольствия.

— Жеребенок, ты когда нормально ел последний раз? — подозрительно все это.

— Дамно, — блаженно смакуя свой палец, прокартавил мелкий, — но сейсяс узе луцсе.

Кто бы сомневался. И вампиру понятно, что не шибко баловал тиран свой народ. Что с ним сделали, я до сих пор не знаю. Широ предлагал рассказать, но просьба девочки не позволяла мне позлорадствовать над этой тварью. Что я непременно сделала бы, расскажи мне все подробности его кончины. А о смерти ублюдка мне было доподлинно известно. И не дай Всезнающие хоть кто-то узнает, что банши вырубала сама себя, надавливая на нужные точки, только чтобы не петь песнь по этой мерзости. По крайней мере, первые два дня я чувствовала неотвратимость смерти и ждала крика. Точнее благополучно попыталась его проспать, не получилось. Крик настиг меня в полусознательном состоянии на третьи сутки. Весь следующий день я заглатывала сонные порошки в таких количествах, как будто бессонница мучила как минимум недели две. Но парализующие точки никто не отменял, и я просто обездвижила себя. Оказалось, как раз вовремя, меня затянуло в транс, но по причине моего состояния не стояния я не могла петь. Лишний день я проспала из-за передозировки снотворного. Умереть не умерла, но задержала всех на пять рассветов больше, чем рассчитывали.

Вся наша прошедшая боевое крещение компания посчитала меня съехавшей с катушек истеричкой, что оказалось на руку. Мало кто захаживал ко мне, и в этом случае обездвиженная я просто закрывала глаза и изображала летаргический сон. Няньки уверовали, остальные не заходили. Правда о себе напоминал голод и естественные нужды. Кто бы видел, с какой скоростью я неслась в уборную, жуя на ходу первую попавшуюся съедобную вещь и запивая ее стаканом воды. Дамская комната на эти пять дней стала для меня и столовой и химической лабораторией. Получилось три в одном. Все сонные порошки были на травках, собственного производства и создавались на ходу между перебежками и, собственно, в уборной. После чего я в кратчайшие сроки стремилась вновь впасть в бессознательное состояние.

Посмотрела на счастливое лицо Кайи. Ох, не ведают они о моих злоключениях. Не ем я, не потому что в депрессии, а по причине отравления все теми же травками. Ну переборщила, с кем не бывает. Но кто ж знал, что эти помешанные на заботе мамашки меня откормить вздумают. Я еду не то, что видеть, я ее и нюхать толком без рвотных позывов не могу. А этот изверг в меня почти тарелку впихнул. С завтраком то я расправилась весьма тривиально, прикормила растеньице. С обедом не прошло, увы.

— Ну что, надсмотрщик. Когда отправляемся, узнал?

— Вечером.

О как! Значит, ночью поедем. Странно, неужели Широ решил пойти вдоль границы Хрустальных лесов и Дубовой рощи. До столицы можно и по эльфийскому лесу дойти, но это в обход. Если же по пограничью идти, то сэкономим рассветов пять, шесть.

Дубовая роща — территория дриад. Хрустальный лес окружает рощу с двух сторон. Таким образом, граница изгибается почти под прямым углом, уходя на запад. Самая короткая дорога до Tintill Elin, эльфийской столицы, это западная граница. Прямо по ней можно с легкостью преодолеть путь за двадцать рассветов, восемь из которых мы будем идти по территории светлых.

Но не все так просто. Если бы не коренные жительницы рощи, путь был бы идеальным, а так его легкость поверхностная. Пусть дриады не враги эльфам, а соответственно, нам, они все же не терпят вторжения в их владения без предварительного оповещения и официального визита. В противном случае, нас можно будет только пожалеть. Если не застрелят ненароком, то пленят до дальнейшего разбирательства. Тогда мы потеряем гораздо больше времени, чем выиграли бы. А то и головы сложим из-за недоразумения. Дриады, они такие. Сначала стреляют во вторженцев, а потом интересуются их личностью.

— Вислоухий решил рискнуть, — пробормотала я сама себе.

Наше уединение было нарушено стуком в каменную дверь. Разрешения томившийся с другой стороны так и не получил. По неизвестным причинам, я боялась впустить гостя.

Без моего дозволения никто не может войти в покои. Дворец надежно охраняет меня. Как оказалось, живой Galad Isilme может быть весьма полезным. Приняв меня в число своих хозяев (громко сказано, он меня через раз слушается), дворец выделил мне комнаты и свою защиту. Сейчас она мне пригодилась. Не хочу открывать.

Стук повторился. И тишина.

— Похоже, бессовестная баншы боится со мной встретиться, — раздалось за дверью, — трусиха!

От этого насмешливого голоса кровь отхлынула от лица и уши заложило. И что мне делать? Вечером ведь все равно увидимся. Но это вечером, там буду не только я, а сейчас мы будим наедине. Кайа точно ускользнет куда-нибудь, он чуткий не в меру.

И тут меня как молнией поразило. Как он меня назвал? Трусиха?! Ну зараза розовая, я тебя к карателям спасать полезла, а ты так, значит.

— А не обнаглела ли птичка? Неужто перья не все оторвали? — смешок по ту сторону.

Он специально это. Знает, как разозлить. А злиться и бояться одновременно сложно. Поэтому буду злиться — это проще.

— Откройся дверка, я хочу увидеть эти бесстыжие розовые глаза.

Массивная, в локоть шириной дверь медленно двинулась вовнутрь комнаты. Столкновение камня с камнем и рожденный этим соприкосновением скрежет возвестил о завершении пути изолирующей меня от всего мира преграды. Я зажмурилась. В тишине раздавались неторопливые шаги, и они приближались.

Мне сложно было заставить себя открыть, наконец, глаза. Из всей нашей группы только Ласкана я не видела с того самого момента на площади у костра. Та боль и ужас, испытанные мной на злосчастном лугу, не покидали меня. Я смогла заглушить эмоции и похоронить их глубоко, но вина не уходила. Как же я боюсь на него посмотреть. Все столь яро задушенные чувства могут вырваться наружу, как только я увижу розовую гриву феникса. Я не смогу смотреть на него как раньше. Каждая его клеточка будет напоминать мне об испытанном ужасе.

Почему Ласкан так спокойно говорит со мной, зачем пришел? Неужели пережитое не оставило следов? Не верю! Раны слишком глубокие. Пусть он и не держит на меня зла и обиды, ему тяжело было прийти ко мне. Ведь это из-за меня! Но если он смог преодолеть это, то и я смогу!

И я открыла глаза. Такой же худощавый и бледный, с розовой длинной косой. Моя нежная нимфа. Он улыбнулся, как и я ему в ответ. Широко и лучезарно, принося долгожданное облегчение. Он не злится!

— Можно я кое-что тебе скажу? — он мягко опустился на край кровати, где сидела растерянная я.

— Скажи, — хочу слушать его до бесконечности. Успокаивающий, добрый голос.

— Не вини себя, это бессмысленно. Никто не мог предугадать.

— Но… — он выставил вперед руку и мягко коснулся пальцами моих губ, заставляя слова так и остаться всего лишь моими мыслями и тревогами.

— Дана, я был в похожей ситуации. Я знаю, как тяжело видеть чьи-то мучения и винить в них себя. Но поверь мне, — феникс аккуратно взял меня за руки и стал успокаивающе, круговыми движениями поглаживать мои ладошки своими большими пальцами, — умирая много десятков раз, я ни разу не винил тебя.

От упоминания смертей и их количества закружилась голова, начало тошнить.

— Напротив, я был рад, что именно я стал их жертвой, ведь я практически бессмертен. Впервые от меня была польза. Я смог защитить вас всех, — Ласкан запнулся и опустил взгляд, — почти всех. Поверь, знать, что ты не подверглась пыткам, что, возможно, жива, и я смог, наконец, спасти дорогую мне женщину и не опозорить свое имя — самое главное для меня. Не скажу, что все было просто. На самом деле я был в состоянии умереть сам от одного их вида, но именно ты дала мне сил не сойти с ума. Твоя безопасность грела мне душу, и я задержал бы их на столько, насколько смог.

Он поднял мое лицо за подбородок и немигающе, проникновенно смотрел на меня и в никуда одновременно.

— Не печалься о свершенном, не тревожься о грядущем, живи сейчас.

И меня нежно поцеловали. Губы Ласкана всего лишь коснулись моих, а все тревога испарилась в считанные мгновения. Какая же у тебя сила, о мудрейший из ныне живущих? Ты так молод и так мудр. Ты истинное бессмертное существо, проживающее множество жизней, хранящее бесценный опыт. И только что прекрасная огненная птица поделилась со мной частичкой своих знаний.

Мгновение, и погружение в истоки мирозданья, спрятанные глубоко в душах фениксов, оборвалось, не успев начаться. Но кое-что я успела уловить. Его чувства. Меня обняли, нежно, но крепко.

— Ты до сих пор любишь ее?

Ответа не последовало, он и не требовался. Так мы и сидели, пока в проеме не появился мой болезный. Малыш взял контроль над телом рассвета три назад. Почему маньяк так долго находился в сознании, подавляя Вана, было вопросом рассвета, но я рада, что, наконец, вижу такие привычные, неуклюжие движения моего белобрысика.

— Заходи, Малыш, у нас тут время откровенных разговоров и нежностей, — я отстранилась от Ласкана.

— Дана, тебе уже лучше?

Какое озабоченное лицо, приятно, когда о тебе беспокоятся. Я похлопала по кровати рядом с собой. Ванька с детской улыбкой в припрыжку побежал ко мне и, не останавливаясь, с разбега запрыгнул на указанное мной место. Феникс же, беспардонно сдвинутый массивной тушей, посчитал свою миссию выполненной и направился на выход. Не дойдя пары шагов до проема, обернулся.

— Да, — сказал в пространство и вышел, но я поняла, о чем он. Любит, по сей рассвет любит.

— Ну что, расчешем тебя? За последние три рассвета вряд ли кто-то помог тебе с волосами, — Ван закивал головой и тут же повернулся ко мне спиной. Соскользнул с кровати и с глухим стуком приземлился на пол.

Люблю его волосы. Нет ничего более успокаивающего, чем медленно перебирать пепельную прядку за прядкой, вплетая их в общий поток переливающихся нитей изящной эльфийской косы. Я взяла гребень, подползла к краю, где сидел Малыш, и отгородилась от всего мира.

***

— Ты думала, что я не замечу!

Прохладный вечер третьего месяца лета обещал быть долгим. С чего вдруг Палан устроил мне сцену. Стою себе на берегу, между прочим, на четверть моем берегу, поглаживаю Палю по мягкому носу, никого не трогаю, и на тебе — засада! Меня и так старейшины весь оставшийся день разве что на тряпочки не порвали. Но я отстояла свою четвертую часть, правда, другую четвертую часть Кайе пришлось делить с Паланом и еще несколькими мятежниками. Тут уж дряхлечки были непреклонны.

Пока я решала земельный вопрос, все уже собрались и запрягли в повозку подаренного кельпи крупного серого, в белые яблоки, жеребца. Так как наше пресмыкающееся сильно головой приложилось, его верхом перевозить еще нельзя. Рану растрясти может, еще дурачком станет, не дай горгулья. Вот и позаимствовали мы какую-то старенькую узкую повозку, с крышей даже.

И вот уже все в седле на берегу Онры готовятся к рывку на короткую дистанцию до границы, чтобы как можно незаметней и быстрее въехать на нейтральную полосу вдоль пограничья, как меня беспочвенными обвинениями грубо заставляют спешиться. И что ему от меня нужно?

— Плотоядный, что тебя не устраивает? Видишь, я уже уезжаю и обещаю, что в ближайшую весну точно не вернусь, а то и через десять, — тяну ногу в стремя, надеясь, что конфликт исчерпан.

— Оставь Кайю! Я не отдам его тебе, — ан нет, конфликт набирает силу.

— Тебе что, стулом последнюю соображалку отбило? — руки сложены на груди, раздраженно потопываю ногой, выражая все мое недовольство и нетерпение, — милый Кайа сидит себе во дворце, где я его и оставила.

— Его нет во дворце! Не пытайся меня одурачить. Он ушел через другой тоннель, ты его забрать решила. Где вы встречаетесь, отвечай! — кельпи перешел на рык. Похоже, он не шутит.

— Палан, я не собираюсь брать с собой кельпи, — справа кашлянули. Это Широ пытается сказать, что под ним речная коняшка топчется, и оставлять свое транспортное средство здесь он не намерен.

— Я не отдам его! Сразись со мной и если победишь, только тогда я дам согласие на ваш поединок.

Так, я запуталась. Окончательно и бесповоротно. Какой такой бой? Не собираюсь я драться с Паланом, не говоря уже о Кайе. Эта зверолошадь меня одной рукой против течения тащила почти на весу, какой там поединок, скорее казнь. Сделала единственное, что пришло в голову.

— Широ, давай ты его прикопаешь по-тихому, и мы дальше поедем.

Что это с вислоухим. Глаза прячет и моську куда угодно, только не в мою сторону. Он решил так пошутить?

— Широ!

— Прости, Дана, но вызов брошен тебе. Значит, он услышал именно твой зов, не мой. Ты можешь отказаться, но тогда забудь про Кайю. Ты больше никогда не увидишь его.

— Я явно чего-то не знаю. Что за зов?

Мне ответил Ласкан.

— Данка, ну ты и глупая. Они же кони. Они рождены, чтобы вставать под седло, — последние слова явно не понравились рожденному стоять под седлом, и он выразил свое недовольство грозным рыком, — но это им не нравится, — осекся Ласкан.

— Оно и видно.

— Но природу не обманешь. Кельпи рождаются, чтобы найти своего хозяина. Когда один из них встречает свою судьбу, он слышит зов, который невозможно игнорировать. Будучи гордыми и высокомерными существами, кельпи не сдаются так просто на милость победителю. Они вызывают своего хозяина на бой, оставляя Всевышним решать, кто выйдет проигравшим.

— Это они поэтому так не любят остальные расы и прячутся не весть где. Они зов услышать боятся? — феникс кивнул, — как интересно!

— Это еще не все. Кельпи идеальные компаньоны, верные и сильные. Бывали случаи, когда водяной народ умирал сразу после кончины своих хозяев. Так была сильна их связь.

— А они могут, ну не знаю… проигнорировать зов?

— Нет, — решил вмешаться Широ, — они будут медленно умирать, пока не ответят на него. Избавиться от нависшей угрозы в виде хозяина можно, лишь победив его. Так кельпи доказывает, что сильнее, а посягнувший на его свободу не достоин зваться lani — «хранитель» на языке дроу.

— Но при чем здесь Кайа? — я недоуменно взирала на всезнаек и ждала новых разъяснений. Разъяснения пришли совершенно из другого источника.

— Мы оба услышали зов. Но я старше и сильнее, а значит, имею право первым бросить вызов, — какой самоуверенный.

— Шел бы ты лесом, нежданчик. Мне такой как ты и даром не нать, и за деньги не нать.

Кто-то разозлился еще больше.

— Ты кое-что забыла. Кайа мой младший брат. Если я выиграю, а я выиграю, ты никогда больше его не увидишь. Как глава семьи я имею право отвергнуть тебя как его хранителя и оградить от твоего влияния. Мой зов не настолько силен, как зов Кайи, я даже могу его проигнорировать, но ты решила забрать моего единственного брата, которого я оберегал с самого его рождения. Не отдам, никогда!

Вот тут я поняла: пора бояться! Обидно только, я вообще ничего не сделала, а отдуваться как всегда Суардане.

— Суара, тебе кое-что нужно знать — это Широ снова вмешался.

— Ну что? Скажи еще, что бой под водой с закрытыми глазами и связанными ногами проводится, — достал, как есть достал!

— Нет. Но если ты победишь, он никогда не покинет тебя. Кельпи останется лошадью и потеряет свою человеческую ипостась навсегда. Ты должна решить для себя, лишишь ли ты Кайю его обычной жизни ради прихоти всегда видеть его или отпустишь. Стоит ли это того?

— Не стоит. Во-первых, не дай Всезнающие мне такого компаньона под седло, как эта зверолошадь, — и нагло тыкаю пальцем в Палана, — во-вторых, я не разрушу мечты ребенка, превратив его в послушного раба в зверином обличии.

Кайа добрый и отзывчивый мальчик. Не известно, что было бы со мной, не появись молодой кельпи в моей жизни. Пусть эти семь дней и были напряженными, но я успела привязаться к мальчугану. Он много страдал и многое пережил. Единственным близким человеком для него был брат, вечно пропадающий на охоте. И голод. Голод стал его извечным компаньоном на долгие весны. Он заменил все другие желания и эмоции. Но сейчас Кайа волен мечтать. Он может пойти куда угодно и делать что захочет. Это называется свобода. Долгожданная, выстраданная речным народом, замешанная на крови и рожденная храбрыми сердцами свобода. Никто не имеет права забрать ее. И я не посмею этого сделать. Я ни за что не поступлю так с Кайей.

Пора это заканчивать, на душе паршиво. Если бы могла в последний раз увидеть этого сорванца, обнять его крепко-крепко и пообещать, что все будет хорошо, и завтра будет лучше, чем вчера, а каждый последующий день будет озарен ярким солнцем, согрет его лучами, наполнен чистыми надеждами и светлыми мечтами.

— Я проиграла, Палан, — я медленно шла к кельпи, — ели хочешь, можешь подушить меня немного для правдоподобности. Только не увлекайся.

— НЕТ! Ты обещал! Ты обещал мне не вызывать ее на бой! — из кустов выскочил молодой вороной конь с седой гривой и хвостом. Высокий, крепкий, с длинными изящными ногами он выглядел даже благороднее эльфийских фесов, а они считались лучшими и красивейшими скакунами.

— Ты тоже обещал остаться дома! — взревел Палан, перекидываясь в такого же вороного жеребца, только грива и хвост были однотонными с ним самим. Два прекрасных животных одинаковых в высоту. Молодой немного уступал в объемах. Палан был массивнее и крупнее своего сородича.

— Я не могу противиться зову, он убивает меня!

— Поэтому я избавлю тебя от ее влияния раз и навсегда. Посмотри на нее, — Палан тряхнул головой в мою сторону, — она даже не стала драться и отстаивать свою честь. Она отказалась от тебя, унизила. Ты все еще хочешь поединка?

— Да! Я хочу! И сейчас ты упустил свой шанс. Твой бой окончен, пусть начнется мой!

— Как старший, я приказываю отступить!

Никогда не видела рычащую лошадь, и лучше бы никогда и не видела. Жуткое зрелище. Набор острых, как эльфийские клинки, зубов-клыков мог устрашить любого своей демонстрацией.

— Подчинись!

И он встал на свечку, норовя ударить Кайю, а я теперь уверенна, что это Кайа, копытом по голове. Чем?! Что-то зрение меня подводит. А я все вижу так: Кая гордо держит голову, Палан стоит на задних ногах и большой ЛАПОЙ (да-да, именно ЛАПОЙ!) с длиннющими когтями пытается заставить своего брата опустить голову, давя на нее всем весом. Решила уточнить, брежу только я или это массовое.

— Эм…Ласка, а я все правильно вижу. У него лапы!?

— Да Дана, у него лапы, как у собаки или кота. Ты не сходишь с ума, — обрадовал меня феникс. Стало легче, хоть за свое сознание можно не беспокоиться.

Пока расспрашивала птичку, ситуация изменилась. Палан отступил.

— Ты пожалеешь, Кайа!

— Откуда ты можешь это знать? У тебя же нет хранителя, — и больше шикарный жеребец с белоснежной гривой не обращал внимания на своего брата.

— Дана, я требую поединка, — и он стукнул копытом.

— Кайа, я не стану с тобой драться, — уже устала повторять. Это просто фраза рассвета сегодня, — Просто ударь меня куда-нибудь, только не сильно, и все на этом. Я не хочу брать тебя с собой.

— Дана, я кельпи.

— И что?

— Я слышал твой зов еще тогда, на рынке, но не мог объяснить сам себе, что это такое. Любое твое желание я исполнял, отвечал на любой вопрос, даже если не хотел. Я все чаще ловил себя на мысли, что слабею вдали от тебя и жутко скучаю. Я просто умру, Дана. Я умру без тебя!

— Если победишь, нет.

— Я уже проиграл.

— Широ поехали, мне все это надоело, — стараясь не смотреть на Кайю, который следил за каждым моим движением, и не выдать свою тревогу и растерянность, я вскочила в седло.

— Стой, Суардана, — кельпи впервые назвал меня по имени, раньше я была леди, — ты должна принять вызов и сразиться по-настоящему.

— Почему это я должна?

— Он умрет без тебя. Здесь я бессилен. Кайа никогда не говорил, что подчинялся тебе неосознанно с самого начала. Такое не исправишь ничем. Я не могу запретить ему вступить в бой и не собираюсь этого делать. Теперь это только между вами, — он стоял ровно, величественно задрав голову, что даже челка съехала на один бок, а в его звериных глазах отражалась немая мольба, — окажи ему честь, плакальщица.

Меня загнали в угол, и по одобрительным кивкам вокруг я поняла, что теперь это тупик. Из угла есть два выхода в обход противника, пусть и плохих выхода. В тупике только один — назад. Придется идти на попятную.

— Как будем драться? — я спешилась во второй раз за сегодня на этот злосчастный берег.

— Мы не будем драться, Дана.

Я застыла на подходе. Информация снова обошла меня стороной. О чем он?

— Э-э-э… и что мне делать?

— Садись верхом на меня, — все еще не понимаю, — если сможешь, победа твоя.

Медленно начинаю осознавать, что под боем и сражением они имели в виду противостояние личностей. Кто кого подавит своим авторитетом.

Осторожно подступаю к Кайе, ложу ему руку на морду. Медленно провожу ладошкой от лба между ушами и к загривку. Уверенным движением хватаюсь за загривок и подпрыгиваю, метя прямо на плавную волну спины. И… не допрыгиваю! Растерянно стою сбоку от кельпи, все еще держа клок гривы в руках, правда, отдельно от загривка. Что делать? Надо быстренько выкинуть куда-нибудь в кусты. Слышу плач и кряхтение за спиной. Неужели они по мне плачут. Ага, как же, ревут от смеха эти гады. Вон даже Палан ржет, уже в открытую, кстати.

— Чего ржем? У кельпи вопрос смерти и рабства, а вы ухохатываетесь, бесчувственные!

— Су, милая, он быстрее умрет, чем ты его в рабство осилишь взять! Ха-ха-ха!

— Очень смешно, вислоухий. Ты своего кельпи юмором поработил? Бедная коняшка, — смотрю на несчастного пегого коня, что под Широ, — беги от него, лучше смерть! Поверь мне, я знаю!

Взрыв смеха был предсказуем, но без надобности. Широ и так беситься начал. А нечего издеваться над раздраженной банши. Моя коняга вообще на голову выше Пали. Где только отъелся так?

— Дана, не расстраивайся.

Кайя чуть повернул ко мне голову, а потом… а потом у всех отвисла челюсть. Свою я почти вывихнула.

Молодой кельпи просто опустился передними ногами на колени и ждал моей второй попытки.

— Это ты решил взять низкий старт и отправить меня в полет во время вскарабкивания?

— Кхм-кхм, нет. Я упростил тебе задачу. Залезай, не скину. Не посмею.

Вокруг воцарилась мертвая тишина. Я даже расслышала стук мощного сердца под моей рукой, что покоилась на боку Кайи. Ну что ж, попытка номер два.

Я схватилась за поредевший моими стараниями загривок и перекинула ногу через волну. Тишина. И тут кельпи начал свой подъем. Я почувствовала себя маленькой при маленькой букашкой, которая впервые увидела что-то повыше травы. Земля отдалилась, и теперь падать было страшно, чего я никогда не боялась раньше. Но были и плюсы. Сижу высоко, гляжу далеко — это теперь про меня.

— Как ощущения?

— Чудесные, — не стала врать я, — почему ты так легко дал мне победить?

— Моя задача — твое благополучие. Все это лишь для соединения наших судеб, я никогда не собирался сопротивляться тебе. Я рад, что ты моя lani.

Самое странное, я точно знала, что он искренен. Наверное, это и есть связь между хранителем и его подопечным.

— Как бы я хотела снова увидеть твою человеческую сторону-у-у-а-а-а-а!

Только я договорила, как внезапно опора подо мной исчезла, и я полетела вниз. Падение было мягким и на что-то теплое и явно живое. А еще у этого кого-то были руки и даже ноги. Остальное тоже прилагалась, прямо к очаровательной мордашке Кайи. Мой луноглазый жеребенок!

***

Меха раздували и без того ревущее пламя кузнечной печи. Оранжевый демон не щадя пожирал обрубленные части тела великих многовековых ветвистых великанов. Каждый раз, питаемый милостивым потоком воздуха, он неистово истязал своих жертв. Стук ожившего в руках мастера молота перекрикивал все остальные полу стоны на таты вокруг, рождая поистине чудесное детище, что, нещадно испаряя воду, шипело и огрызалось, погружаемое в уже горячую и грязную от сажи и железной пыли жидкость. Неугомонная водная стихия не спешила сдаваться. Она плескалась, норовя ускользнуть из ненавистного места и от бесцеремонного вторжения. Снова и снова, разрывая податливое жидкое тело, источающее прохладу, алея раскаленным до красна лезвием, клинок наполнялся жизнью, впитывая ее через руки мастера. Оружие получило свое долгожданное облегчение и ловко нырнуло в раскрытые объятья демона-огня, что без устали лизал закаленное железо. Жар, скрепление невидимых связей, и новый слой стальной брони ложится на лезвие, даря невиданную силу разрушения и стойкость скалистых гор. Скорый путь на твердую грудь железной матери и жесткие приветствия от грозного, взмывающего ввысь и опускающегося с громовым грохотом на плоть сына отца. Искры! Грохот! Искры! Бесконечный танец. Но стук молота о наковальню вскоре прерывается и мастер вновь безжалостно тревожит воду своим творением.

— Может, все-таки, обратишь на меня внимание? — мелодичный женский голос разорвал многочасовое пение валларской стали.

Высокая фигура стояла не далеко от выхода из кузницы. Капюшон, небрежно накинутый на голову, скрывал лицо незнакомки, но скупой свет пламени все же смог достигнуть его и вырвать несколько черт женского облика из объятий мрака.

— Ты маг земли, а не кузнец. И сейчас на твоей земле чужаки. Они требуют встречи.

Обнаженный по пояс мужчина медленно отвернулся от пламени и посмотрел на свою гостью. Белоснежная, небрежно заплетенная коса свисала до самых колен мастера. Заведя руку за спину, маг перекинул снежный канат волос на влажную и слегка опаленную жаром грудь.

— Кто, как не маг земли может быть лучшим кузнецом. Мои клинки рождаются из железа, что взлелеяно в недрах скал и глубоко в теле матушки земли. Не принижай ремесло, обеспечивающее защиту всему живому.

— А ты не завышай его значимость. Оно кроме защиты несет в себе смерть. От оружия куда больше проблем, чем пользы.

— Мне жаль это слышать, дорогая жрица. Ведь этот прелестный клинок с лезвием длинной в твою руку может поспорить в крепости и с моими скимитарами, и с клинками из драконьего железа. И он предназначается вам, миледи, как подарок на память.

Мужчина медленно двинулся к застывшей девушке. Еще никогда мастер не дарил свои творения и редко их продавал. Особенно женщинам. Такая честь была оказана впервые.

Она знала ценность его клинков, как и грубость его натуры. Тяжелая личность с эгоистичным характером. И тем не менее, маг все равно притягивал внимание жрицы, как и поймал ее сердце уже очень давно, не оставляя надежды на взаимность. Женщина знала точно, этот великий воин кашир не имеет сердца. А получить фальшивку, отдав всю свою любовь и нежность, миледи не желала. Она закрыла двери в их совместное будущее много сотен весен назад. Заперла и выкинула ключ в Бездонную падь.

— Я не собираюсь обучаться владению оружием и тем более не собираюсь таскать эту громоздкую железяку с собой. Спасибо за оказанную честь, но я вынуждена вернуть твой подарок.

Маг улыбнулся. Заблудившийся кусочек света выхватил фрагмент скрытого до сего момента лица воина. Глаза блеснули изумрудными искрами и вновь погрузились в тень, созданную высоким телом, чей силуэт загораживал теплый свет багровых всполохов пламени. Наконец, мужчина остановился в непозволительной близости от жрицы и низко выдохнул:

— Urin nir.

— Более глупого названия я не слышала. Ты это сейчас придумал? — и женщина смело подняла в ответ глаза.

— Нет, милая, это имя нашептало твое сердечко. Ты и есть Пылающая слеза. Этот кинжал точное отражение твоей души, — губы девушки дрогнули и маг улыбнулся. Он любил дразнить ее, даже больше, чем мог признаться себе, — ты не можешь отказаться, он изначально бы привязан моим заклинанием к тебе. Другого хозяина он не примет.

Девушка поджала губы. Ей не нравилось, что столь сильная магия была использована в создании клинка. Но маг прав, теперь они единое целое, и ничто в целом мире не сможет разрушить стальную нить, тянущуюся между созданным сегодня оружием и его владельцем.

— Если я возьму его, ты, наконец, примешь послов?

— С удовольствием, — медленно растягивая слова, маг наслаждался победой.

— Тогда одевайся, они ждут.

Девушка уже развернулась к выходу, когда ее остановил вопрос.

— Ты не хочешь взглянуть на частичку себя? Пусть он не закончен, но все же прекрасен, как и его хозяйка. Он твоя защита, как от врагов, так и от направленной магии. Подойди, — и воин протянул руку, призывая жрицу вернуться. И она вернулась.

На гладкой, ровной поверхности наковальни лежал продолговатый кусок стали, уже обретший очертания клинка. Сердцевина кинжала приветственно загорелась алым свечением, и клинок рванул с места, вращаясь. Сделал один круг и застыл, рукоятью смотря на растерянную фигуру в капюшоне.

— Он просит тебя.

— О чем? — не сводя взгляда с оружия, поинтересовалась жрица.

— Просится в твои неопытные руки. Он хочет защитить, — на этом волшебная атмосфера была разрушена, и маг перешел с шепота на обычную речь, — до завтра я закончу. На рукоять лягут багровые рубины, а по лезвию я пущу вязь, отображающую две стихии — пламя и воду.

— Хорошо.

— Так кто там требует аудиенции? — маг накинул темно-зеленую рубаху и белый колет, расшитый зелеными нитями. Ворот он не стал застегивать, а оставил шею обнаженной. Впрочем, как и всегда.

— Кельпи. Они хотят под твою защиту.

— Ха, еще чего. Я же отказал им уже.

— Они придумали что-то новое. Из их разговоров я поняла, что жить в долине они не собираются. У них есть место, но оно слишком опасно.

— И кони рассчитывают, что хозяин Долины махнет ручкой и все их проблемы улетучатся?

Кашир неспешно застегивал кожаную перевязь. Два длинных изогнутых скимитара плавно легли в сильные ладони, а потом лезвиями вниз со свистящим звуком вошли в ножны.

— Думаю, будут торговаться. Кельпи предложили мне выбрать себе верного товарища из своих рядов.

— Ты согласилась? — маг оторвался от переплетения косы и вскинул одну бровь, выражая удивление.

— Не согласилась. Но, не смотря на отказ, мне пообещали, что любой сын из рода Гарцующих в глубине всегда готов стать моим боевым другом.

— Гарцующие в глубине говоришь… — маг на секунду задумался, потирая подбородок, — это не знатный род. Значит воины, — констатировал он и весело улыбнулся, — тебе повезло дорогая, они лучшие бойцы, к тому же жрецы по мужской линии.

— Ура мне, — не весело отозвалась девушка, стоя возле выхода, — за сегодня у меня уже два подарка и оба предназначены для сражений. Великолепно! Прям не жрица, а бравый солдат. Похожа?

Полы плаща разошлись в стороны, двигаясь за разводимыми руками, давая возможность рассмотреть длинное в пол синее платье, расшитое серебром и с высоким воротом.

— Вылитый тролль секач, — усмехнулся маг, — веди к нашим водяным друзьям.

Две фигуры покинули кузнецу, отправляясь на позднюю встречу с речным народом, что в скором времени станет союзником.

Редко пробивающийся сквозь плотный строй облаков месяц освещал путь земным жителям, чтобы через мгновение снова трусливо скрыться за тучами-стражами. Зато второй спутник ярко светил почти полным своим обликом. Мало кто мог предположить, что уже завтра зародится самый прекрасный речной город всех миров.

Словарь

1. Tintill Elin — Мерцание звезд

2. Валларские горы полны железной руды и залежами драконьего железа, лучшего во всем мире. Название пошло от города горного народа Валлар.

3. Бездонная падь — впадина у подножия Валларских гор, по предположению не имеющая дна. Обратного пока не доказал никто из смельчаков, проверявших подлинность легенды.

4. Urin nir — пылающая слеза