Потрошители времени

Глава 12

Шагая через Новый Эдо, Кит буквально осязал висевшее в воздухе напряжение. Роберт Ли позвонил ему и предложил встретиться в Общем зале — якобы его интересовало авторитетное мнение Кита о его последнем приобретении. Как бы то ни было, Кит не без облегчения отложил заполнение нескольких стопок счетов и форм на потом и вышел из офиса, гадая, на что такого наткнулся эксперт-антиквар на этот раз, а также какие новые кошмары ждут станцию после нового открытия Главных.

Никогда еще на памяти Кита открытие Врат не собирало такой толпы зевак, а это уже говорило о многом. По всему Общему залу, начиная с Виктории, повырастало множество новых киосков, владельцы которых предлагали обильно обрызганные алым футболки и сумки, портреты предполагаемых Потрошителей, биографии и даже фотографии его жертв и вообще все, что могло продаваться.

«Человечество, — мрачно подумал Кит, глядя на то, как хихикающая дама лет сорока пяти отпихивает нескольких юнцов в очереди за набором фарфоровых блюдец с портретами жертв, подозреваемых, следователей и сцен преступления, — человечество — ошибка эволюции…»

— Интересно, она и правда выставит эту гадость у себя дома?

Кит оглянулся на знакомый голос. Энн Уин Малхэни брезгливо наблюдала за покупающей блюдца женщиной.

— Привет, Энн. Боюсь, что да. Готов поспорить, она не просто выставит их, но и разместит на самом почетном месте.

Энн поморщилась.

— Бог мой, эти маньяки… Ты не поверишь, какие типы приходили ко мне в тир тренироваться. — Она покосилась на Кита, который ответил ей ироничным взглядом. Кит видал и не таких. — Хотя, если подумать, может, и поверишь. Ты еще не видел Свена? Он должен был прийти раньше.

— Нет, я сам только что. Роберт просил меня найти место, откуда можно будет и Главные посмотреть, и поговорить. Его интересует мое мнение о чем-то.

— Правда? — Глаза Энн вспыхнули внезапным интересом. — Это не имеет какого-то отношения к Пег Эймс?

Кит зажмурился.

— Боже праведный. Я опять пропустил что-то?

Энн рассмеялась, сдернула эластичную ленту, стягивавшую ее длинные темные волосы, и тряхнула головой. Она явно пришла прямо из тира: на поясе ее красовались в кобурах два замечательных револьвера «Уэбли» Королевской ирландской полиции. В отличие от больших армейских «Уэбли», барабан которых откидывался для перезарядки, эти перезаряжались по принципу американских, через специальное окошко. Их короткоствольный вариант калибра 442 пользовался особой популярностью у туристов, направляющихся в Лондон. Он обладал вполне удовлетворительной кучностью боя, и его было легче спрятать, чем более крупные стандартные «Уэбли». Киту приходилось пользоваться ими во время его экспедиций в Нижнее Время, и он не раз оцарапал указательный палец о неудобно расположенный второй спусковой крючок.

Пряча ленту в карман, Энн искоса посмотрела на Кита.

— Ты ведь правда захандрил без Марго, верно? Так вот, поговаривают, — подмигнула она, — что Пег узнала о коллекции античной бронзы, направляющейся на аукцион в Лондон. Вот Роберт и сходит с ума, пытаясь найти кого-нибудь, кто без лишнего шума свистнет ее в ночь накануне дня, когда склад с ней сгорит. Точнее, склад-то уже сгорел — в ночь убийства Полли Николз, при пожаре в Шедуэлле.

Следуя за Энн через толпу, Кит ухмыльнулся. Роберт Ли был известен давней страстной любовью к античной бронзе.

— Надеюсь, он своего добьется. Пег Эймс сделает его счастливейшим из счастливейших, если он заполучит в свою коллекцию хоть один из этих объектов.

Эксперт МФУОИВ и один из лучших антикваров станции лично спас от уничтожения потрясающую коллекцию античной бронзы. Начальство большинства музеев Верхнего Времени с готовностью отдало бы что угодно, включая собственные зубы, ради возможности заполучить ее себе, знай они только о ее существовании. Разумеется, спасение объектов, обреченных на неминуемое уничтожение, было делом совершенно законным и являлось одним из немногих исключений из Первого Правила путешествий во времени. Те, кто спасал подобные объекты искусства, вольны были даже продавать их — при условии, что они готовы уплатить фантастические пошлины, Заложенные ДВВ. Впрочем, многие антиквары и торговцы объектами искусства ухитрялись неплохо наживаться даже на таких условиях.

Однако Роберт Ли скорее продал бы часть своего тела, чем расстался с любым объектом из своей коллекции, даже приобретенным на абсолютно законных основаниях. Вообще-то кража объекта со склада перед пожаром не могла считаться абсолютно законной. Спасать обреченный объект разрешалось только в самый момент несчастья. Роберт Ли был очень честным и порядочным человеком. Однако известно, что, когда дело касается пламенной страсти, честность частенько отодвигается куда-нибудь подальше. Известно и то, что многие другие антиквары пытаются красть объекты, которым уничтожение в Нижнем Времени вовсе не грозит. Собственно, поэтому и существует Международный Фонд Временно Украденных Объектов Искусства, имеющий целью спасение подобных объектов и возвращение их в родное время и на родное место. Роберт Ли был агентом МФВУОИ на ВВ-86, и агентом очень хорошим. Но стоило ему услышать об античной бронзе, которой предстояло погибнуть, причем при таких обстоятельствах, что спасти ее было практически невозможно, или которая просто исчезла таинственным образом, как он не в силах был устоять перед соблазном заполучить ее любым способом.

— Интересно, что за бронза, — задумчиво буркнул себе под нос Кит.

— Прозерпина, если тебе действительно интересно, — ответил голос Роберта Ли у него за спиной.

Кит вздрогнул, обернулся и расплылся в улыбке.

— Прозерпина, говоришь?

— Да, замечательная вещица, фута три в высоту. С плодом граната в руках.

— Так ты звал меня только за этим? Антиквар усмехнулся и пристроился к ним.

— Если честно, нет. — В руках он держал небольшой брезентовый мешок. — Я просто подумал, может, тебе известно больше, чем мне. Представляешь, приходит ко мне клиент и просит определить, подлинник это или имитация. Говорит, купил их у какого-то храмовника — у того их целый чемодан, и он продает их на Малой Агоре всем, кому не жаль отстегивать за них баксы.

Кит заинтригованно открыл мешок и обнаружил в нем пару израильских противогазов конца двадцатого века, времен операции «Буря в пустыне», предназначавшихся для защиты от отравляющих и нервно-паралитических газов.

— У кого-то, — пробормотал Кит, — странноватое чувство юмора.

— А может, граничащая с шизофренией предусмотрительность, — заметила Энн, с любопытством разглядывая противогазы. — Распылять какие-либо вещества в помещениях Вокзала Времени категорически запрещено, но теперь меня, пожалуй, ничем уже не удивишь.

Разглядывая противогазы в поисках бирки завода-изготовителя, Кит вдруг услышал далекие звуки веселой музыки и пения и покосился на часы.

— Что это такое творится в Римском Городе?

— А, это праздник Марса, — отозвалась Энн, когда Кит и сам уже нашел взглядом табло, на котором высвечивалась информация об имеющих место на станции религиозных праздниках. Кит хлопнул себя по лбу, вспомнив, что обещал Йанире принять участие в празднике.

— Черт! Мне же полагалось быть там!

— Все выходцы из Нижнего Времени принимают участие, — заметил Роберт, с любопытством покосившись на Кита.

— На нем должна была предводительствовать Йанира, — добавила Энн слегка дрогнувшим голосом. — Но они все равно не стали отменять праздник. Если верить тому, что я слышала, они собрались молить богов войны о том, чтобы те поразили виновных в похищении Йаниры и ее семьи.

По спине Кита пробежал холодок.

— При том количестве уродов, что собралось нынче на вокзале, дела могут принять скверный оборот, и очень ско… — Прежде чем он успел договорить, совсем близко от них послышались крики и шум потасовки. Перепуганные туристы бросились врассыпную, и глазам их открылось почти пустое пространство, посередине которого выстроились, угрожающе глядя друг на друга, две группы людей. Кит с первого взгляда распознавал опасность, и это была Опасность с большой буквы.

Энн ахнула. Отряд женщин в черной форме и массивных бутсах выстроился стенкой на одном фланге, надежно перекрыв любую попытку бегства в том направлении. Дружинницы «Ангелов Чести»… А напротив «Ангелов» выстроилась цепь угрюмых строителей — тех самых, которые были уже замешаны в прошлых беспорядках.

— Нечестивые шлюхи!

— Средневековые монстры!

— Феминацистки!

— Вон с нашей станции, сучки!

— Вы мне не братья, черт вас побрал!

— Ступайте в свою пустыню и бейте своих женщин, ублюдки тупоголовые! А наших не троньте!

— Боже мой… — успел еще сказать Кит.

И тут начался кромешный ад.

К несказанному облегчению Марго, они добрались до Рабочей Школы без новых инцидентов. Когда отворили двери для желающих присутствовать на официальном разбирательстве убийства Полли Николз, ее подопечные, ученые и журналисты из Верхнего Времени, зашли в помещение вместе с толпой. Народу внутрь набилось столько, что даже церковная мышь при всем своем желании не проползла бы в зал собраний. Коронером оказался модный, аристократической внешности мужчина по имени Уайн Эдвин Бакстер. Одет он был словно только что вернулся из тура по Скандинавии: в клетчатые черно-белые брюки, модный белоснежный жилет и ярко-алый шарф. Бакстер открыл разбирательство с театральным пафосом, предоставив слово полицейскому врачу доктору Ллевеллину. Доктор-валлиец, только-только приехавший из Уайтчеплского морга, где обследовал останки убитой, нервно откашлялся и окинул взглядом набитый зал.

— Так. Да. В челюсти погибшей недостает пяти зубов, и я обнаружил небольшие… э-э… повреждения языка. На нижней части подбородка, с правой стороны, имеется ссадина. Возможно, это является следствием удара кулаком или… э-э… травма нанесена большим пальцем нападавшего. Я обнаружил также еще одну ссадину, округлых очертаний, с другой стороны лица, возможно, произведенную впившимися в кожу пальцами. На шее с левой стороны, примерно в дюйме от подбородка, имеет место… э… порез. — Медик сделал паузу и снова прокашлялся; лицо его заметно побледнело. — Да… э… порез ниже подбородка, длиной примерно четыре дюйма, начинающийся практически от уха. Еще один порез… э-э… опоясывающий шею, рассекает ткани вплоть до позвоночника.

Жадно внимавшие ему слушатели хором ахнули. Репортеры лихорадочно скрипели карандашами, которые в то время были значительно практичнее ручек: при пользовании последними требовалось таскать с собой чернильницу и окунать в нее перо после каждой пары строк.

Доктор Ллевеллин еще раз кашлянул.

— Оный же порез рассек все крупные кровеносные сосуды на протяжении восьми дюймов. Порезы скорее всего нанесены большим ножом, довольно остро наточенным. — Доктор зябко передернул плечами. — Да… вот. Э-э… следов крови на груди не обнаружено, равно как на платье, и я не обнаружил иных повреждений, пока не приступил к осмотру… э… нижней части туловища несчастной леди.

По собранию пробежал потрясенный ропот. Джентльмен викторианской эпохи не будет говорить про нижнюю часть женского тела — ни в общественном месте, ни, если на то пошло, в каком другом. Доктор Ллевеллин неуютно поежился.

— В нижней части живота обнаружил рваную рану, весьма глубокую. Паховые ткани рассечены полностью. Имеются также… э-э… поперечные порезы нижней части живота, а также три или четыре вертикальных в правой части живота. Оные повреждения были нанесены, как я уже сказал, ножом, удары коего направлялись сверху вниз и слева направо, что, возможно, свидетельствует о том, что нападавший был… гм… левшой… да, и он пользовался одним и тем же инструментом.

— Доктор Ллевеллин! — крикнул репортер из передних рядов. — Выходит, вы полагаете, что убийца стоял перед своей жертвой, удерживая ее за подбородок правой рукой и нанося удары левой?

— Э… да, я имел в виду именно это.

Марго, наблюдавшая убийство на Бакс-роу с монитора, знала, что он ошибается. Джеймс Мейбрик задушил свою жертву, повалил ее на землю и лишь потом изрезал ножом, который держал в правой руке. Криминалисты и раньше предполагали, что нападение протекало именно так, тем более что в пользу этого свидетельствовало расположение повреждений на теле. Однако в 1888 году криминалистика как наука только-только зарождалась, а криминальная психология вообще не была еще изобретена, не говоря о матрицах поведения серийных убийц.

— Доктор Ллевеллин…

Разбирательство превратилось в беспорядочные выкрики из зала с требованиями дать больше информации, назвать имена свидетелей, описания и тому подобное. Выяснилось, что владелец кофейни по имени Джон Морган видел Полли Николз незадолго до смерти, в трех минутах ходьбы от Бакс-роу, где она умерла. Морган сообщил, что она была в обществе мужчины, которого называла Джим.

Являлся ли этот Джим Джеймсом Мейбриком или нет, Марго не знала, равно как и все остальные, поскольку в кофейне Моргана у них не было ни одной камеры. Однако данное Морганом описание не соответствовало внешности Мейбрика, так что это скорее всего был один из множества «Джимов», покупавших то, что продавала бедная Полли, вместе с последней в ее жизни кружкой горького утреннего кофе. Если, конечно, Морган вообще не выдумал всего этого ради недолгой славы.

Марго вздохнула. «Люди почти не меняются, не так ли?»

По окончании заседания Марго и Даг Тэнглвуд поделили своих подопечных. Тэнглвуд с репортерами, а также присоединившиеся к ним Павел Костенко и Конрой Мелвин отправились на поиски таинственного доктора, запечатленного на пленке вместе с Джеймсом Мейбриком. Марго же вместе с последней из ее группы, Шахди Фероз, окунулись в призрачный мир, населенный полутора тысячами лондонских проституток.

— Я хочу обойти район всех убийств, — негромко сказала Шахди, как только они остались одни. Почти вся интересовавшая ее территория находилась в самом центре Уайтчепла и только в одном месте захватывала часть района Лондона, известного как Сити. Марго удивленно посмотрела на старшую спутницу.

— Но почему сейчас? Мы ведь все равно будем устанавливать аппаратуру на каждом месте.

Шахди Фероз ответила Марго легкой улыбкой.

— Для моей работы очень важно ощущать пространственные связи, географию зоны, где действует убийца. Что и где расположено, как организовано движение в местах убийств или поблизости от них. Где Мейбрик и его неизвестный помощник могли встречаться со своими жертвами. Где проститутки ждут своих клиентов.

Марго продолжала смотреть на нее с удивлением, и она продолжала:

— Я хочу узнать как можно больше о мире, в котором живут проститутки. Для меня это очень важно: социальные и географические условия среды, откуда они вышли, как они жили и работали, где и как умерли. Это важнее, чем поиск улик. Основные улики были известны уже тогда; неизвестно же то, как обращалась с этими женщинами полиция, негласно посланная охранять их, или как эти женщины справлялись со страхом и стрессом от необходимости продолжать заниматься своим ремеслом, когда рядом с ними разгуливает такой чудовищный убийца. Конечно, мы уже изучали это в современном мире, но ни разу — в викторианской Англии. Социальные нормы здесь заметно отличаются — даже ножки стульев драпируют, чтобы не выставлять напоказ. Именно этот мир я хочу понять. Я уже работала в лондонских кварталах среднего класса и в дорогих районах, но ни разу — в Ист-Энде.

Марго кивнула. Это представлялось логичным.

— Ну что ж. Бакс-роу мы уже видели. Как вы хотите: осматривать участки в порядке совершения убийств или так, как они расположены на пути нашего следования? И как быть с местами тех убийств, в авторстве которых мы не уверены? Например, местом, где нашли уайтхоллский торс? — добавила она, поежившись. Безрукое, безногое и обезглавленное, изрубленное на части женское тело будет найдено в подвале недостроенного здания Нового Скотланд-Ярда на Уайт-холле в октябре, в месячный промежуток между подтвержденными убийствами Потрошителя

— Да, — медленно произнесла Шахди Фероз, прищурившись так, словно обдумывала вопрос. — Раз уж мы работаем вдвоем, в тандеме, мне кажется, стоило бы изучить места всех убийств, не только пяти, традиционно приписываемых Потрошителю. И я думаю, нам лучше обследовать их в том порядке, в каком совершались убийства. Мы проследим перемещения убийцы по избранной им территории. Возможно, нам удастся лучше понять его логику и то, как он мог встречаться со своими жертвами. Или, точнее, как они встречались со своими жертвами: ведь они действовали вдвоем. — Она горько улыбнулась. — Я не ожидала, что у меня будет шанс исследовать подобную динамику в данном деле. Это заметно усложняет задачу.

Даже Марго, не имевшая никаких познаний в области психологии или криминальной социологии, понимала это.

— О’кей, следующая остановка — Хэнбери-стрит. — Марго решила получше приглядеться к двору за домом номер двадцать девять по Хэнбери-стрит. Через семь дней ей придется проскальзывать в этот двор под покровом темноты, чтобы установить аппаратуру наблюдения.

Номер двадцать девять по Хэнбери-стрит оказался полуразвалившимся доходным домом из закопченного кирпича. В нем проживало семнадцать душ, часть которых работала на расположенной по соседству табачной фабрике. Это был доходный дом для рабочих, а не какая-нибудь ночлежка, служившая ночным прибежищем для бездомных. На улицу выходили две двери. Одна пропускала его обитателей непосредственно в дом, вторая вела в тот самый двор. Марго и Шахди Фероз выбрали вторую дверь, которая отворилась с возмущенным скрипом проржавевших петель. Этот звук встревожил Марго.

И немедленно привлек внимание пожилой женщины, высунувшейся из окна второго этажа.

— Куда это вы претесь, а? — поинтересовалась бдительная матрона. — Знаю я вашу породу, девки! Сколько я вам говорила не лазить в наш двор! Не нужно нам таких, как вы, шныряющих вокруг да около нашего дома! Пошли вон, вам говорю!

Пойманная за руку при попытке проникнуть в чужой двор, Марго сделала единственное, что могла сделать, единственное, что могли бы ожидать в такой обстановке от любой ист-эндской потаскушки. Она с грохотом захлопнула дверь и закричала в ответ:

— Да это я папашу своего бесстыжего ищу, только всего! Дружки его баяли, он работу нашел в доках, в Лайм-хаусе, и где я его нашла? Выходящим аккурат из «Синего чучела», вона где! Вот я за ним и иду, и мамаша со мною. Он вроде как через забор во двор к вам залезал. Не видали его, леди? Коль увидите, гоните в шею домой, вот как!

— Ты старой-то женщине сказок своих не сказывай! Давай проваливай, покуда копа не позвала!

— Э, пойдемте, мамаша, — со вздохом сказала Марго Шахди Фероз и взяла ее за руку. — Тут словами не уговорить. Да ладно, придет он домой, куда денется. Верно?

Стоило им отойти от дома на приличное расстояние, как Шахди Фероз не без любопытства оглянулась.

— Каким, интересно, образом смогла Энни Чапмен проскользнуть через эту дверь, не разбудив никого из семнадцати человек?

Марго внимательно посмотрела на ученую.

— Хороший вопрос. Может, какая-нибудь из работающих девушек устала слушать этот скрип каждый раз, как кто-то ходит во двор по делу? Взяла да смазала петли маслом?

— Вполне вероятно, — задумчиво согласилась доктор Фероз. — Жаль, что у нас не хватит ресурсов установить за этой дверью наблюдение на протяжении всей недели. Кстати, вы быстро отреагировали, — заметила она с легкой улыбкой. — Когда она закричала на нас, я совершенно не знала, что делать. Все, что я могла себе представить, — это как нас сажают в тюрьму. — Она вздрогнула, заставив Марго гадать, приходилось ли ей когда-нибудь видеть тюрьму Нижнего Времени изнутри, или же у нее просто живое воображение. Что же касалось Марго, у нее не было ни малейшего намерения узнать, на что похожи камеры тюрьмы викторианской эпохи, особенно изнутри. Слишком живы были еще ее воспоминания о камере португальской тюрьмы шестнадцатого века.

— Ну, — ответила она, — когда тебя ловят за кражей печенья, единственная защита — это контратака в сочетании с попыткой направить оскорбленную сторону по ложному следу.

Шахди Фероз улыбнулась:

— И часто вас ловили за кражей печенья, мисс Смит?

Марго отогнала воспоминания о слишком частых побоях и промолчала.

— Мисс Смит?

Марго хорошо знала этот тон. Он означал: «Что-то не так? Могу ли я помочь?» — и люди использовали его обычно, когда слишком тесно сталкивались с чем-то, к чему Марго меньше всего хотела их подпускать. Поэтому она сочла за благо сменить тему разговора.

— Давайте-ка посмотрим, — поспешно сказала она. — Следующая остановка у нас на Дорсет-стрит, где на Датфилд-Ярд была убита Элизабет Страйд. По крайней мере туда мы попадем без проблем. Мистер Датфилд перенес оттуда свою мастерскую, так что весь участок уже несколько месяцев как заброшен. — Она очень старательно избегала взгляда Шахди Фероз.

Старшая спутница смерила ее долгим внимательным взглядом, потом вздохнула.

Марго перевела дух. Слава Богу, обошлось. Отдельными своими воспоминаниями Марго не хотела делиться ни с кем, даже с Малькольмом или Китом. Особенно с Малькольмом или Китом. Конечно, она понимала, что Марго Фероз, подобно многим остальным с тех пор, как это произошло, желала ей добра. Однако переживать это заново? Это никому не поможет и ничего не решит. Поэтому она продолжала болтать обо всем и ни о чем — по опыту она знала, что это самый лучший барьер от жаждущих залезть в душу, пусть даже с самыми лучшими намерениями. Она говорила всю дорогу вдоль по Брик-лейн и Осборн-стрит, через Уайтчепл-роуд, по Пламбер-стрит мимо оживленного движения на Коммершл-роуд и, наконец, по Бернер-стрит, где она уже выдохлась, поскольку Бернер-стрит находилась на противоположном от Хэнбери-стрит конце Уайтчепла.

Датфилд-Ярд представлял собой заброшенный пустырь, попасть в который можно было только через длинный, в восемнадцать футов, проулок, ведущий с Бернер-стрит. Левая створка ворот была дощатой; правая — плетеной. Белая табличка на деревянной створке гласила, что двор является собственностью некоего У. Хиндли, производителя мешков, и А. Датфилда, тележных и каретных дел мастера. Плетеная створка заскрипела, когда Марго распахнула и придержала ее, пропуская вперед Шахди Фероз. Та приподняла юбки, перешагивая через ворох мусора, нанесенного ветром за ночь.

Проулок — мрачный, полутемный даже в дневное время, проезд ограничен с севера Международным рабочим образовательным клубом, а с юга — тремя фабричными зданиями, перестроенными из старых сооружений. Оказавшись в самом дворе, Марго огляделась по сторонам. Ее окружали обветшавшие здания. С западной стороны располагалась мануфактура по пошиву мешков, где за закопченными окнами маячили фигуры работавших мужчин и подростков. Рядом с заброшенной тележной мастерской стояла полуразвалившаяся конюшня, которой явно не пользовались с тех пор, как Артур Датфилд перенес мастерскую на Пинчин-стрит. С южной стороны двор замыкали жилые домики. Оттуда доносился запах табака: в бывших жилых постройках вручную крутили папиросы. С той же стороны слышался стрекот швейных машин с ножным приводом; небольшой плакат на одном из домов извещал, что его делят двое работавших независимо друг от друга портных. Во двор выходили также задние окна похожего на амбар рабочего клуба, представлявшего собой главную примету этого глухого, отрезанного от мира места. Сам клуб, известный тем, что владела им еврейская община, служил центром образования и культуры для всей округи.

Стоя посередине пустыря, Марго задумчиво смотрела на окна зала собраний.

— Стоишь как в чистом поле, правда? — пробормотала она.

Шахди Фероз изучала единственный вход во двор. Она повернулась и посмотрела сначала на Марго, потом на окна клуба.

— Да, — согласилась ученая. — Зал был… то есть будет в тот вечер полон.

Собственно, именно секретарю ассоциации, ювелиру Льюису Димшуцу, и предстояло через четыре недели обнаружить тело Элизабет Страйд. Марго бросила еще один внимательный взгляд на окна популярного зала собраний и нахмурилась.

— Вам не кажется странным, что для убийства Длинной Лиз Страйд он выбрал именно это место?

— Странным? — нахмурилась Шахди. — Но это же совершенно естественный для него выбор. Двор полностью изолирован от улицы. И та ночь будет очень темной. Разве для проститутки не естественно отвести клиента в пустую конюшню на заброшенном дворе?

— Ну… да. — Марго все не могла отделаться от мысли, что для убийства это место все-таки слишком странное. — Но она не хотела идти сюда. Она пыталась убежать, когда ее видел Израэль Шварц. Судя по данному им описанию двух мужчин, готова поспорить, что это наш таинственный доктор сбил ее на землю, а Мейбрик побежал за Шварцем.

Шахди пристально посмотрела на Марго.

— Знаете, эта история с Элизабет Страйд всегда ставила меня в тупик, — задумчиво произнесла она. — Почему она боролась? Согласитесь, необычное поведение для проститутки. А ведь раньше в тот же вечер она отказала клиенту.

— Правда? — удивилась Марго.

Шахди кивнула.

— Об этом рассказал один из свидетелей, видевших ее в тот вечер. К ней подошел мужчина, и она ответила ему: «Нет, не сегодня». А ведь мы знаем, что ей нужны были деньги. Она поссорилась со своим сожителем и призналась одной из приятельниц, что ей нужны деньги. Почему она отказала одному клиенту, а от второго отбивалась? О чем они говорили перед тем, как он на нее напал?

— Возможно, — чуть прищурившись, предположила Марго, — деньги были ей нужны не так, как мы считали. Глаза Шахди вдруг расширились.

— Письма, — возбужденно прошептала она. — Возможно, эти письма стоят немалых денег? Ведь такое возможно, а? Нашему приятелю-доктору явно не терпится вернуть их. И он еще вынул из карманов Полли Николз несколько золотых соверенов — должно быть, он сам и дал их ей раньше в качестве платы за эти письма.

— Шантаж? — выдохнула Марго. — Но кого тогда шантажируют? И если всех этих нищих женщин методически выслеживают потому, что они обладают чьими-то ценными письмами, почему они на них не наживаются? Каждая из жертв Джека была пьяна и пыталась заработать несколько пенни на ночлег.

Ответ Шахди Фероз потряс ее своей простотой:

— Не знаю. Но хочу узнать!

— Я тоже, — улыбнулась Марго. — Ладно, идемте дальше. У меня уже мерзнут ноги, а до Митр-сквер и Гульстон-стрит путь еще неблизкий.

Чтобы попасть на Митр-сквер, они выбрали один из тех путей, по которому мог бы идти Потрошитель, когда его кровавые забавы с Элизабет Страйд были — точнее, будут, — потревожены Льюисом Димшуцом.

— Одно обстоятельство представляется мне интересным, — заметила Марго, когда они, поднявшись по Бэк-Черч-лейн к Коммершл-роуд, свернули на восток, к Олдгейт-Хай-стрит. — Он хорошо знал эти места. Настолько хорошо, что после Датфилд-Ярда сознательно перешел с территории одного полицейского участка на другую. Он знал, что будет убивать еще. Поэтому он тщательно избегал Уайтчепла, относящегося к Столичному округу, и охотился за своей следующей жертвой уже в самом Сити, полиция которого вовсе не подчиняется Скотланд-Ярду. Сити представлял собой небольшой район правительственных зданий в самом сердце Большого Лондона. Отчаянно отстаивающий свою независимость, Сити ухитрился сохранить собственного лорд-мэра и собственную полицию, собственные законы и правила, отличные от остальной части Лондона. Со стороны это казалось абсурдным, особенно гостям из Верхнего Времени. В деле Джека-Потрошителя это привело к полной неразберихе в отношениях двух враждующих полицейских управлений и даже к уничтожению важных улик, когда полицейские власти пытались избежать еврейских погромов в Ист-Энде.

— Верно, — задумчиво кивнула Шахди. — Или он просто не встречался с Кэтрин Эддоуз прежде, чем попал в Сити. Ее только что освободили из тюрьмы, и она направлялась на восток, тогда как Джек предположительно шел на запад.

— Ну, даже если ему случилось встретиться с ней в Сити, он все равно вернулся в Уайтчепл. Ведь это полиция Столичного округа нашла фартук, который он оставил для них под написанной мелом запиской. Не констебли из полиции Сити. Мне почему-то не верится, чтобы Мейбрик был настолько хитер.

— Возможно, да, а возможно, и нет, — все так же задумчиво заметила Шахди. — Одно совершенно ясно. Наш доктор очень умен. Мне интересно только, как ему удавалось действовать вместе с мистером Мейбриком и все же избежать малейшего упоминания в полном улик дневнике Мейбрика?

— М-да… И зачем Мейбрику было вообще вести этот дневник? Я хочу сказать, не слишком ли он искушал судьбу? Его жена знала, что он женат на другой женщине и что, помимо двоеженства, у него могли быть и другие похождения — возможно, с ее же собственными горничными. На суде Флори все поражались тому, какие красивые у Мейбрика служанки. Флори могла искать доказательства наличия других женщин, а вместо этого наткнуться на дневник. Или это могла сделать одна из любопытных горничных. Они наверняка присвоили себе часть платьев и украшений миссис Мейбрик.

Шахди Фероз мотнула головой.

— Да, конечно, но не забывайте, что Мейбрик держал свой кабинет на запоре. Единственный ключ был у него, и он убирал кабинет сам. Странно для бизнесмена того времени, правда? И ведь он угрожал убить клерка, который наткнулся на что-то подозрительное. Не исключено, что на этот самый дневник. А насчет того, зачем он его вел, ответ прост. Многие серийные убийцы испытывают неодолимое желание признаться в своих преступлениях. Подсознательное стремление быть пойманными. Именно поэтому они играют в кошки-мышки с полицией, подбрасывая письма и улики. Серийный убийца испытывает чудовищное психологическое давление, заставляющее его убивать. Однако описывая свои деяния, он снимает часть этого давления, как снимают его возбуждение и азарт самого убийства. В этом отношении Мейбрик не одинок. Риск быть пойманным — посредством ли дневника, или на месте убийства — так же притягателен для серийного убийцы, как само убийство.

— Господи, извращение какое. — На мгновение Марго даже испытала легкую тошноту. Шахди мрачно кивнула.

— Дневник Мейбрика неоднократно подвергался экспертизе — как психологической, так и чисто физической, вплоть до состава чернил или почерка. Нет, я никогда не верила в то, что это подделка, — даже до того, как мы засняли мистера Мейбрика в момент убийства Полли Николз. Впрочем, многие мои коллеги сомневались в его подлинности. В основном потому, что его обнаружили только в двадцатом веке. Что меня интригует в этом дневнике более всего — так это полное молчание о действовавшем вместе с ним докторе. На протяжении всего дневника он без колебания называет множество людей, включая врачей, к которым обращался в Ливерпуле и Лондоне. Почему тогда он молчит об этом докторе?

— Он упоминает врача из Лондона? — вскинулась Марго. — Может, этого?

— Нет, — покачала головой Шахди. — У нас есть описание того доктора. Ни возраст, ни внешность его не совпадают с тем человеком, которого мы записали на видео. Я тоже думала об этом, но мы захватили с собой все Документы, относящиеся к этому делу. Это другой человек.

— О… — Марго не смогла скрыть своего разочарования. Шахди улыбнулась:

— Но это была неплохая мысль, дорогая. Ага, нам поворачивать на Митр-сквер.

Им пришлось пробираться по Олдгейту, то и дело уворачиваясь от тяжелогруженых фургонов. Начиная с Мирт-стрит, они могли выбрать одну из двух дорог на площадь. Сама площадь представляла собой прямоугольник, со всех сторон замкнутый высокими складскими зданиями, частными жилыми домами и синагогой. Попасть сюда можно было только по узкому переулку с Митр-стрит или по крытому проходу, носившему название Черч-пэссидж, тянувшемуся от Дюк-стрит прямо под одним из зданий, как это часто бывает в Лондоне с маленькими улицами и переулками. Вдоль одной стороны площади выстроились в несколько этажей пустые дома для рабочих. В углу слышались голоса школьников, читавших свои упражнения за открытыми окнами небольшой школы для тех рабочих семей, у которых хватало денег, чтобы дать своим детям шанс на лучшее будущее.

Пока Марго и Шахди Фероз изучали обстановку, дверь одного из жилых домов отворилась. Полисмен в мундире задержался, чтобы поцеловать женщину в простом домашнем платье.

— Пока, дорогая, и не забудьте запереть двери, пока по городу рыщет маньяк, перерезающий горло женщинам. Я вернусь к обеду.

— Поосторожнее, ладно?

— Ах, миссис Пирс, я всегда осторожен, вы же знаете.

— Мистер Пирс. — Жена погладила его по щеке. — Что бы вы там ни говорили, мне неуютно, пока вы там. Жду вас к обеду.

Марго прислушалась — не столько потому, что мистер и миссис Пирс обращались друг к другу так церемонно. Это было обычным обращением викторианской эпохи. Марго заинтересовало другое: то, что мистер Пирс был констеблем.

— Боже мой, — прошептала она. — Прямо перед домом констебля!

Шахди Фероз тоже смотрела на дом полицейского с интересом.

— Да. Весьма любопытно, правда? Играть с полицией в кошки-мышки в ту же самую ночь, когда его чуть не поймали в Датфилд-Ярде. Нанося полиции умышленное оскорбление. Готова поспорить, это именно так. К ночи двойного убийства Мейбрик уже ненавидел инспектора Эббер-лайна.

— И один из них уже начал посылать в газеты эти издевательские письма, — пробормотала Марго. — Ничего удивительного, что почерк писем и записки Дорогого Босса не совпадает с почерком Мейбрика. Их написал наш таинственный доктор.

Шахди Фероз удивленно покосилась на Марго.

— Ну да, конечно! Что вызывает новые вопросы, мисс Смит, очень даже интересные вопросы. Подобные письма обыкновенно посылаются убийцей с целью продемонстрировать полиции свою силу. Тем не менее почерк наших писем не совпадает с почерком Мейбрика, хотя в них и присутствуют американизмы, которые тот наверняка знал.

— Вроде самого слова «босс», — кивнула Марго. — Или термин «красная жижа», которым в Англии не пользовались. Но Мейбрику не нужно было менять свой почерк, потому что он их и не посылал — это делал доктор. Но зачем? — вслух рассуждала Марго. — Я хочу сказать, зачем дразнить полицию письмами, использующими нарочито американские обороты, словно их писал американец? Или кто-то, кто жил в Америке?

Глаза Шахди вновь расширились.

— Потому, — произнесла она возбужденным шепотом, — что он хотел выдать Джеймса Мейбрика!

Марго невольно открыла рот.

— Боже мой! Он посылал их, чтобы подставить своего партнера? Чтобы Джеймса Мейбрика наверняка повесили? Но… Мейбрик наверняка выдал бы его, если бы его арестовали? Чего, разумеется, не случилось. Мейбрик умер от отравления мышьяком следующей весной. — Марго зажмурилась, лихорадочно размышляя. — Означает ли это, что с его партнером что-то случилось? Что-то, не давшее ему выдать Мейбрика полиции?

Шахди Фероз молча смотрела на Марго.

— Отличный вопрос, дорогая. Нам просто необходимо выяснить, кто такой этот таинственный доктор!

— Еще бы! И чем скорее, тем лучше. У нас всего неделя до того, как он убьет Энни Чапмен. — Марго отсутствующе смотрела на здание с противоположной стороны площади, когда в голове ее замаячила еще одна мысль, маленькая деталь, которой недоставало для полноты картины. — Если он знал Ист-Энд так хорошо, как мне кажется… — Она осеклась, внезапно поняв, куда смотрит. — О Боже! Посмотрите, что там! Большая Синагога! Еще один еврейский след! Сначала Образовательный клуб, потом он убивает Кэтрин Эддоуз практически на пороге синагоги. И потом он пишет мелом антисемитские надписи на стене дома по Гульстон-стрит!

Шахди внимательно посмотрела на синагогу, расположенную с противоположной стороны Митр-сквер.

— Вы понимаете, что до сих пор этого никто не замечал? Того, что синагога стоит на Митр-сквер? Я потрясена, мисс Смит. Одно убийство, как послание сразу двум адресатам: он бросил ее между домом полисмена и священным местом иудеев. Или даже трем адресатам, если принять в расчет ту издевательскую записку мелом в другом полицейском округе!

Марго вздрогнула.

— Да. Мне от этого как-то не по себе. Он хитер. И это пугает еще сильнее.

— Дорогая, — мягко заметила Шахди. — Все серийные убийцы пугают. Если бы мы только могли устранить бедность, унижения, социальную незащищенность, порождающие таких монстров… — Она с досадой тряхнула головой. — И все равно останутся такие, объяснить которых мы не сможем, разве что чисто животными мотивами или склонностью искать порочных наслаждений, играя чужими жизнями.

— Как бы вы ни смотрели на это, — пробормотала Марго, — если подумать хорошенько, люди ненамного лучше обезьян, верно? Просто оболочка цивилизованности делает их внешне симпатичнее, только и всего. — Марго не удалось скрыть горечи, сквозившей в ее голосе. Ее опыта общения с человеческой жестокостью хватило бы на несколько жизней, а ведь ей еще не исполнилось восемнадцати.

Шахди удивленно округлила глаза.

— Что такого случалось с вами, милая, что вы говорите так в свои годы?

Марго раскрыла рот для резкого ответа, но в последнее мгновение прикусила язык.

— Я жила в Нью-Йорке, — хрипло ответила она. — Вонючее место. Воняет едва ли не хуже, чем это. — Она кивнула на спешащих мимо бедно одетых людей, на женщин, заглядывавшихся на проходящих мужчин, оборванных детей, игравших в грязи перед школой сэра Джона Касса, — у родителей не было денег даже на то, чтобы послать их в благотворительную школу, какую много лет назад окончила Кэтрин Эддоуз… В нарушение новых законов родители не посылали их и в публичные школы, экономя несколько монет на пропитание. Сколько из этих играющих в мяч чумазых девочек через несколько лет будут слоняться по этим улицам, предлагая себя по цене краюхи хлеба и стакана джина?

Они ушли с Митр-сквер и двинулись обратно на восток, в зону ответственности Столичного полицейского округа. Они прошли по Миддлсекс-стрит, сплошь уставленную лотками торговцев одеждой, за что улица и получила прозвище Питтикоут-лейн. Проталкиваясь через толпу, Марго и Шахди продолжали записывать все окружающее в свои журналы. Женщин, торговавшихся из-за поношенных пальто, линялых платьев и юбок, шалей и шерстяного белья, называвшегося здесь «комбинациями». Мужчин, рывшихся в кипах штанов, рубах и башмаков. Детей, плаксиво клянчивших у матерей купить дешевую жестяную игрушку, на которую у тех не было денег. И людей, сбившихся в кучки и сердито судачивших о том, что «…надо что-то поделать с этим, вот что я скажу. На улицах ни фонаря, темно как в яме, режь глотку кому угодно — никто и не заметит. А эти констебли из „Эйч“ — что им до нас, а? Мою лавку уж три раза грабили за прошлую неделю, в дневное время, а куда смотрели констебли, я вас спрашиваю? Да мы все им по фигу, вот что я скажу. И всем мы по фигу — весь Ист-Энд…».

И чуть дальше по улице: «Говорю вам, ребята, ждите беспорядков на улице, ох ждите. За работу в доках нам гроши платят. А мой брат на фабрике вкалывает по двенадцать часов в день, шесть дней в неделю, а домой приносит шесть пенсов в неделю — это на жену-то да пятеро детишек. Господь помоги им, коли он вдруг заболеет, вот что я скажу. А свояченица моя промышляет на улице, ровно как бедная Полли Николз, потому как я не могу кормить — ни ее, ни ее малышню. У меня у самого семь ртов, а на верфи мне хоть бы на пенни больше платили, чем брату на фабрике…»

Марго срезала путь по Белл-лейн, подальше от немытых тел, от запаха пота, грязи и отчаяния. Оттуда она свернула на север по Криспин-стрит до пересечения с Дорсет-стрит, одной из самых печально известных улиц Лондона, застроенной ветхими, неотапливаемыми ночлежками. «Дуся-стрит», как прозвали ее местные жители, еще только просыпалась, хотя солнце встало уже давно. Многие из женщин, проводивших ночь в этих домах, занимались своим ремеслом до пяти или шести утра, потом падали в первую доступную кровать и спали до тех пор, пока хозяева не выгоняли их.

Миллерс-корт, место пятого из известных убийств Потрошителя, находился совсем рядом с Дорсет-стрит, за выходившей на Коммершл-роуд подворотней. Прямо напротив ведущей к Миллер-корт арки располагался ночлежный дом Кроссингем, где останавливалась Энни Чапмен, когда у нее хватало денег. Похоже, убийца выбирал своих жертв из одного квартала.

Марго и Шахди Фероз миновали москательную лавку в доме номер двадцать семь по Дорсет-стрит и нырнули в подворотню. Лавка принадлежала Джону Маккарти, тому самому, у которого снимала квартиру Мэри Келли. Шесть маленьких домишек, побеленных в тщетной попытке придать им более почтенный вид, окружали двор, в котором через три месяца произойдет последнее из убийств Потрошителя. Торговля в лавке Маккарти в это утро пятницы шла довольно бойко, а из открытых окон слышались визгливые голоса его отпрысков.

Из окна дома номер тринадцать высунулась потрясающе красивая молодая блондинка.

— Джозеф! Иди завтракать, милый!

Марго вздрогнула, потом перевела взгляд на крепко сбитого мужчину, спешившего через двор к дому номер тринадцать. Девушка уже ждала его у двери, и они поцеловались. Боже мой! Это же Мэри Келли! И ее безработный сожитель, рыбный грузчик Джозеф Барнет! Смех Мэри Келли продолжал доноситься из открытого окна, а потом она запела модную тогда «Собирала я фиалки на могиле матушки…». Марго вздрогнула. Эту же песню она будет петь в ночь убийства.

— Идем отсюда! — хрипло произнесла Марго и неверным шагом направилась обратно в подворотню. Шахди Фероз догнала ее, когда она уже поравнялась с москательной лавкой.

— Что случилось, Марго? — Большие темные глаза смотрели на нее с тревогой.

— Ничего, — поспешно отозвалась Марго. — Просто это потрясло меня сильнее, чем я думала, вот и все. Думать о том, что случится с этой бедняжкой…

Мэри Келли изувечили хуже всех остальных жертв: части ее тела были разбросаны по всей комнате. И Марго ничего не могла с этим поделать, никак не могла спасти ее. Она вдруг с пугающей отчетливостью поняла, как должна была себя чувствовать мифическая прорицательница Кассандра из Трои, в честь которой получила свое имя Йанира Кассондра. Глядеть в будущее и не видеть ничего, кроме смерти, — зная, что ничего не изменишь… Это ощущение было гораздо хуже всего того, что испытывала Марго в свои прошлые путешествия по Нижнему Времени. Хуже даже того, что она ожидала, готовясь к этому «Потрошительскому туру».

Марго снова встретилась взглядом с Фероз и заставила себя передернуть плечами.

— Нет, правда, я не ожидала, что ее вид так потрясет меня. Она такая хорошенькая и веселая…

Взгляд Шахди Фероз заставил ее покраснеть. «Ты тоже юна, — говорил этот взгляд. — Юна и неопытна, несмотря на весь твой опыт в Нижнем Времени…»

Что ж, это было достаточно верно. Возможно, она и юна, но она не чувствительная недотрога или трусиха. Память о родителях не портила и не испортит ей всю жизнь! Она отвернулась от закопченных кирпичей лавки Маккарти.

— Ну, куда вы хотели бы пойти дальше? Уайт-Холл? Туда, где в октябре найдут тот торс? — Обезглавленный женский торс, обнаруженный после двойного убийства Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоуз и перед последним по счету убийством Мэри Келли, обыкновенно не приписывался Потрошителю. Очень уж отличался метод совершения убийства. Но если они имели дело с двумя убийцами, работавшими вместе, как знать? И разумеется, весь тогдашний Лондон верил в то, что это дело рук Джека, что значительно осложнит их работу, захлестнув город истерией и паническим ужасом.

Однако Шахди Фероз мотнула головой.

— Нет, не сейчас. Для того чтобы попасть на Уайт-Холл, нам придется уйти из Ист-Энда. Сначала мне нужно проделать еще одну работу. Мне кажется, нам стоило бы пройтись по ночлежкам Дорсет-стрит и прислушаться к женским разговорам.

При мысли о том, что ей придется сидеть в комнате, битком набитой проститутками, Марго зажмурилась Это напомнит ей обо всем, что она так стремилась забыть

— Конечно, — понуро выдавила она из себя. — У нас есть из чего выбирать — их тут, наверно, миллион

Они двинулись в путь молча, ускорив шаг, чтобы согреться. Будь у Марго выбор, она предпочла бы предстоящим разговорам с проститутками созерцание груд трупов, оставленных Черной Смертью. Но и избежать этого она не могла никак. «Считай это платой за свое обучение», — мрачно посоветовала она себе. В конце концов, это все же не так плохо, как изнасилование теми грязными португальскими торговцами и солдатней. Она пережила Африку. Она переживет и это. Ее жизнь — и жизнь Шахди Фероз тоже — может зависеть от этого. Поэтому она стиснула зубы и постаралась как могла подготовиться к тому, что ей предстояло.