СЕРГЕЙ ГАЛИХИН Поваренная книга Мардагайла

— Какого дьявола мы ждем? — крикнул Взбрык с порога кают-компании. Его визийское имя полностью соответствовало смысловому значению на русском языке. Внешне Взбрык сильно напоминал кузнечика: чуть меньше двух метров, конечности вытянутые. На Алатане он был математиком, младшим советником ученого совета планеты. — Нужно садиться на Иртук. Там хотя бы есть пища.

«Ну вот и началось», — подумал я и чуть приоткрыл глаза.

— А ты уверен, что твой желудок ее переварит? — спросил Люч. Не пожилой, но уже в возрасте, шаршаг. Грушевидное тело, шесть ног, четыре руки. Девятнадцать очень маленьких глаз. Профессор биологии с планеты Шоломит. Руководитель нашей экспедиции. Последней экспедиции космической станции «Сателлит-38».

— Чей-нибудь, переварит… — с сомнением ответил Взбрык. — Здесь-то нас что ждет? Голодная смерть? Я вообще не понимаю всеобщего бездействия. Сергей, нужно что-то делать.

Я сижу на полу, прислонившись спиной к мягкой стене кают-компании. Из двенадцати ламп горят только четыре, и те вполнакала. Лица коллег словно скрыты кисеей, их фигуры, ставшие привычными за полгода общения, кажутся чужими, нереальными.

Открываю глаза и лениво поворачиваю голову.

— Что ты предпочел бы сделать?

По кают-компании прокатывается легкий смешок.

— Ну… Это тебе видней. Ты же инженер.

Самое противное, что Взбрык все прекрасно понимает, но все равно два-три раза в день достает меня предложением что-то сделать.

— Хорошо. Давайте еще раз подумаем, — сказал я, усаживаясь поудобней. — После аварии на космической станции «Сателлит-38» в живых остались семь членов экипажа. Мы потеряли восемь андроидов, практически все оборудование. Запасы воды и пищи ничтожны. Уцелели: отсек с каютами членов экипажа, столовая, тренажерный зал, кают-компания, медицинский бокс и морг… То есть весь жилой модуль. Антенна космической связи жилого модуля повреждена взрывом, усилитель выведен из строя. Компьютер непрерывно посылает сигналы бедствия на всех частотах, но… глупо надеяться, что их уловят дальше чем за пять парсеков. К тому же, у нас нет обратной связи. Если нас кто-то и услышит, мы этого не узнаем.

— А как же посадочные капсулы? — не унимался Взбрык.

Я кивнул головой и продолжил.

— У нас есть четыре аварийных посадочных капсулы. Но нет ни одной жилой. Даже если мы совершим благополучную посадку на планету, развернуть там лагерь не сможем. Сколько мы протянем в замкнутом пространстве посадочной капсулы? Я думаю меньше, чем на осколке станции. Гораздо меньше. К тому же здесь мы все вместе. А это тоже чего-то да стоит. Ты считаешь, что нам не стоит сидеть без дела. В чем-то ты прав. Жизнь — в движении. Только не в нашем случае. У нас мало пищи. Так что рекомендую поберечь энергию.

— Думаешь нас спасут? — спросил Дершог. Астрофизик с планеты Таркара. Волк прямоходящий.

— Я думаю, что стоит на это надеяться. И мне кажется важным сказать вот еще что. Сохраняйте спокойствие. Паника — страшный враг. Как заместитель руководителя космической станции «Сателлит-38», ответственно заявляю: тот, кто начнет паниковать — будет изолирован в своей каюте. В первую очередь это касается тебя, Взбрык.

— Ты считаешь, что я сею панику?

— Считаю.

— И он прав, Взбрык, — сказал Люч. — Успокойся, или мы тебя запрем. Я уверен, шансы на спасение у нас есть. Через секунду после аварийной изоляции горящих отсеков бортовой компьютер начал посылать сигнал бедствия. До взрыва у него было достаточно времени.

— Но у нас практически нет пищи! Прошло три дня. Сколько мы протянем на остатках биологической массы? Неделю? Полторы? А что мы будем делать дальше?

— А дальше мы сожрем тебя, — я стараюсь говорить тихо, но как можно убедительнее. — Во-первых, пища. Во-вторых, тишина.

Все снова хихикают. Взбрык, похоже, начинает осознавать, что последнее время надоедает своей болтовней больше обычного.

— Действительно, Взбрык, ты думаешь только о худшем варианте, — сказал Дельф. Наш врач. Толстый, мохнатый, полутораметровый медвежонок с планеты Шалонг. Больше похожий на плюшевого, чем на настоящего. — Нас может услышать какой-нибудь корабль, проходящий поблизости. Тебе нужно отвлечься. Нам всем нужно отвлечься. Давайте сыграем, что ли, во что-нибудь…

Все, как будто, поддерживают эту идею, перебираются за большой круглый стол. Все кроме Маринга — нашего геолога, с планеты Серкупис. Сутулый, узкоплечий, двухметровый риарвон, голова как у черепахи срослась с шеей, висит ниже плеч. Рот с костяными наростами там, где по идее должны быть губы, больше напоминает клюв. Четыре глаза изредка произвольно лениво моргают. Если убрать конечности, Маринга можно принять за толстого червя. Он, как и прежде, тихо сидит в своем любимом кресле, в дальнем левом углу.

— Сергей, присоединяйся, — машет мне Люч.

Я отрицательно качаю головой, снова закрываю глаза и прислоняюсь затылком к мягкой стене кают-компании. В моем мозгу, словно закольцованный видеоролик, снова и снова прокручивается катастрофа. Это похоже на наваждение. Я ничего не могу поделать…

Слышу какое-то оживление, открываю глаза. За столом никто не играет. Но галактическая сборная ученых вроде бы приободрилась. «О чем же они разговаривают? — Прислушиваюсь… — Идиоты! На станции есть практически нечего, а они завели треп о кулинарии».

— …когда пассируешь ватункок, самое главное равномерно помешивать в течении пятнадцати минут, — рассказывает Дельф.

— Ерунда все это, — перебивает Дершог. — Вы просто никогда не пробовали тушеного артулунка. Это просто песня. Главное — не суетиться и терпеливо выполнять все операции. Берешь спинку артулунка и вымачиваешь ее в соусе…

Дершог замолчал на полуслове. Ученый мир медленно повернул головы и посмотрел на Патакона. Пухленький, розовый артулунк (наш химик с планеты Цыкип, не будь прямоходящим и не имей продолговатой, овальной головы, — вылитый поросенок) весь съежился, словно надеялся остаться незамеченным, если будет меньше… Конечно же это была шутка. Но в нашей ситуации уж очень сильно она выглядела как толстый намек на тонкие обстоятельства.

— Извини, я… не хотел… — неловко сказал Дершог. Патакон молчит. Если бы у него был с собой «шелест», я бы подумал, что он под столом снимает его с предохранителя.

— Ну, не подумал, что уж теперь!.. Мы действительно ели артулунков. Только это было на Гольтикапе. На Гольтикапе артулунки не обладают интеллектом, не умеют разговаривать, ходят на четырех конечностях и ведут стадный образ жизни! Кто мог представить, что где-то во вселенной живут артулунки, которые не то что разговаривают, а успешно осваивают галактику?

Артулунку эти доводы как будто казались неубедительными. Он как прежде сидел и тихо посапывал.

— Ну, хочешь, я отдам тебе свой жог?! — как последний аргумент предложил Дершог.

— Хочу, — спокойно ответил Патакон.

Жог у таркаров считается священным оружием. Он похож на обрез обычного охотничьего ружья, разве что трехствольный.

Дершог на мгновенье задумался. Очевидно, предложение было сделано сгоряча, под властью эмоций.

— Еще чего, — говорит Дершог. — Ты же никогда не убивал. Ты не знаешь, что это такое — отобрать жизнь. Нервная система у тебя тонкая. Сначала пристрелишь меня с перепугу, а потом совсем слетишь с катушек и начнешь убивать всех подряд.

— А ты убивал, — так же спокойно говорит Патакон. — Ты знаешь, как это сделать быстро. Ты привык убивать, чтобы выжить. Ведь ты не будешь долго сомневаться…

— Первый, кто нажмет на курок, отправится к праотцам, — объявляю я.

Таркары носят свои обрезы как дань ритуалу. Надежное, мощное оружие, с хорошей убойной силой, но по сравнению с моим плазменным «шелестом» — просто игрушка.

— Всех касается, — повышаю я голос. — Бардака не допущу. Независимо от моего отношения к кому бы то ни было из вас. Если возникнет необходимость, пристрелю даже Люча.

— А если жертвой окажется Сергей, — добавляет Люч, — это сделаю я. И лучше выкинуть из мозгов даже теоретические размышления о том, что кто-то успеет выстрелить дважды.

— Минуточку, — сказал Дершог. — Кроме вас двоих, оружие на станции есть только у меня. Вы что, действительно меня подозреваете?

— Тебе не кажется, что в сложившийся ситуации лучше отдать жог? — спросил я. — Кого тебе здесь бояться?

— Я никого не боюсь, — ответил Дершог. — Забрать у таркара его жог можно только в одном случае. Если он мертв.

— А зачем оружие Сергею и Лючу? — спросил Патакон.

— Я согласен, — поддержал его Взбрык. — Ситуация щекотливая. Нужно все оружие, которое есть на станции, выбросить в открытый космос.

— Хорошо, — говорит Люч. — Мы выбросим все оружие.

В кают-компании повисла тишина. Забрать жог у таркара… Чем не повод, чтобы открыть стрельбу. Не со зла. Нервы…

Смотрю на Дершога.

— Только не нужно намекать, что ты заберешь жог у трупа, — сказал Дершог и бросил на стол свой трехствольный обрез. Бросил с такой легкостью, что у меня даже закралось подозрение: нет ли у него еще одного?

Я не стал обдумывать эту идею. Просто забрал жог и мы все пошли к мусорной камере, после чего было решено устроить внеплановый прием пищевого белка — единственного съестного, что у нас осталось. Это помогло немножко сбить градус напряженности.

О сытости говорить не приходилось, но все-таки пища в желудке. Настроения общаться не было вовсе, и я почти сразу ушел в свою каюту.

Кусок пространства площадью в восемнадцать квадратных метров и потолком два тридцать… Я так привык к нему, что он стал мне родным. Здесь я чувствовал себя почти так же комфортно, как в своем двухэтажном кирпичном доме в Рыбинске, на берегу водохранилища. Стоя у иллюминатора, долго смотрю на бездну, усыпанную мириадами звезд. Я готов расцеловать того, кто предусмотрел иллюминаторы в жилых каютах. Если бы их не было, в замкнутом пространстве космической станции можно запросто сойти с ума. После катастрофы… Когда надежда на спасение так мала… До ближайшей обитаемой планеты четырнадцать парсеков, но расстояния не имеют значения. Стоя у иллюминатора и вглядываясь в звезды, чувствуешь себя причастным к огромной Вселенной, а не джином, законопаченным в бутылке, выброшенной в океан.

Я лег на кровать, заложил руки за голову и закрыл глаза. От голода болела голова. Не сильно, но противно.

Странный в кают-компании получился разговор. Болтали ни о чем, а через минуту все поверили, что астрофизик может съесть химика. Умные и образованные, а поверили. Голод не тетка.

«Так что же теперь, каждый сам за себя?»

В дверь каюты постучали.

— Заходи, — крикнул я и открыв глаза повернул голову. Дверь отползла в сторону и через пару секунд закрылась за спиной Дершога.

Я прилетел на станцию шесть с половиной месяцев назад. Дершог был здесь уже более двух лет.

— Я помешал? — неуверенно спросил Дершог.

— Нет.

Я сажусь на кровати, Дершог, перетащив вертящееся кресло от стола на середину каюты, сел в него.

Он баламут и весельчак. Я в меру смурной здоровый циник. Мы почти сразу же стали приятелями. Возможно, от того, что как две противоположности прекрасно дополняли друг друга. А может, потому что оба ненавидели политкорректность, возведенную на станции почти в ранг закона, считая ее обычным лицемерием. Если Взбрык был кузнечиком, пусть очень здоровым, а Люч — комком биомассы, мы их так и называли: комок и кузнечик.

— Как-то по-дурацки вышло в кают-компании, — сказал Дершог, оттолкнулся лапой от пола и начал медленно вращаться. — Сколько раз говорил себе: с чужими о блюдах из инопланетных существ не разговаривать…

— Ты своих-то когда последний раз видел?

Дершог запнулся.

— Значит вообще не разговаривать. Одни едят букашек, другие на них молятся. Запросто можно перепутать первых со вторыми.

— Не бери в голову, — я попытался его успокоить. — Просто все на взводе. Мы можем и не дождаться спасателей. С голоду не умрем, так жилой модуль рассыплется.

— Ты думаешь? — насторожился Дершог.

— Внешняя антенна повреждена осколком взорвавшейся станции. Глупо надеяться, что он был единственным. Значит, где-то есть еще повреждения. Могут быть.

— Ты прав. Станцию не мешало бы обшарить.

— Заодно Взбрык успокоится. Ему просто необходимо чем-то заняться.

— Этот не успокоится. По определению неспокойный.

Я усмехнулся. Он был прав.

— Я чего пришел-то… — Дершог остановил кресло и чуть подался вперед, — Был тут на станции один из ваших, из землян. Моисеич. Отвечал за снабжение станции. Лет пять здесь кантовался. Полтора года назад умер от инфаркта. Страсть у него была. Библиотека.

— Я так и думал. Подборка хорошая. Языков много. Чтоб такую библиотеку собрать — нужно душу вложить.

— У него была книга… — продолжил Дершог, — грязненькая такая… купленная им давно, кажется где-то у Сириуса… В этой книге на галактическом языке были описаны практически все рецепты всех разумных существ в галактике.

— Не может быть, — я качнул головой. — Ты представляешь сколько в галактике форм жизни? А сколько разумных? А сколько у них своих рецептов? Только на Земле томов десять наберется. А мы, заметь, не самые чревоугодники.

— Я неправильно выразился, — сказал Дершог. — Рецепты приготовления разумных существ.

— Все равно не понял.

— Там написано как приготовить разумное существо, чтобы со вкусом его сожрать. Гуманоиды, парнокопытные, артулунки, рыбы, птицы. Один и тот же вид, обитающий в созвездии Цефея и Телескопа может отличаться уровнем своего развития. Так уж получилось, что в одно время один вид ел другой на одной планете, в другое — второй ел третий на другой планете. Факт в том, что в принципе все и всех когда-то ели.

— Идиотизм, — только и смог сказать я. — Зачем ему была нужна эта книга?

— Он считал ее очень важной для воспитательных целей. Чтоб не зарывались. Уважали друг друга. В том смысле, что когда-то и где-то, как он говорил, каждый из нас может быть едой, а потом и дерьмом.

Я молчал. Эта новость не дала мне никакой мысли. Скорее всего, книга была кем-то просто выдумана от начала и до конца. И в ней не было ни слова правды.

— Да нет, я не думаю, что в ней есть какая-то полезная информация.

— Не скажи, — протянул Дершог. — Сейчас они, — он показал лапой на дверь за спиной, — ошарашены возможным развитием событий. И больше всего их пугает не то, что их может кто-то сожрать, а то, что жрать придется им. Воспитанным и образованным. Жрать другого воспитанного и образованного. А вот когда они очухаются и обдумают все трезво, начнут искать информацию, кому кого можно сожрать и при этом не умереть. Из чувства безопасности они это сделают или из-за голода — вопрос десятый. Но если они найдут книгу… тут такое начнется…

Дершог замолчал.

И самое смешное, я ему поверил. Если эта книга есть в библиотеке и кто-то из ученой братии о ней знает, он непременно вспомнит и попытается ее отыскать. Хотя бы для того, чтоб убедиться, что в ней написана полная чушь.

— У меня осталось по глоточку граппы, — говорю я.

— Было бы неплохо, — как и прежде весело отозвался Дершог, потирая лапы.

Я поднялся с кровати, выдвинул нижний ящик стола и достал практически пустую бутылку. Окинув каюту взглядом и не отыскав ничего даже близко похожее на стакан, я махнул рукой, открутил пробку и протянул бутылку Дершогу. Он запрокинул голову, отлил ровно половину в пасть, сделал глоток, закрыл глаза и передал бутылку мне. Я допил граппу, закрутил пробку и, положив бутылку на место, вернулся на кровать.

Пустой желудок отреагировал на алкоголь почти мгновенно. Мы молча сидели и думали каждый о своем. Дершог снова начал медленно вращаться в кресле. Опьянение будет очень коротким, но сейчас это неважно. Хотя бы на полчаса, хотя бы на пять минут вырваться из тисков безысходности.

— Когда я неосторожно ляпнул о тушеном артулунке, — говорит Дершог, — мне было даже стыдно. Как будто я пришел в гости и сказал хозяину, что у него некрасивая жена. Понимаешь… Я уже шестьдесят лет не охотился. Я ничего не забыл, инстинкты невозможно забыть. Я просто отвык убивать.

— Зачем ты мне это рассказал?

— Ты, наверное, думаешь, смогу я сдержаться или все-таки сожру Патакона?

«Хороший вопрос. Что тут можно ответить?»

— А ты на моем месте об этом не подумал бы? — осведомился я.

— На твоем? Нет. Но ты подумал, — скорее утвердительно, чем вопросительно заявил Дершог. Я кивнул головой. — Это неважно. Я не думаю, что у тебя вдруг сдадут нервы. А вот остальные… За них я бы не поручился.

— Ты кого-то боишься? — снова спросил я.

— Я никого не боюсь. Но если на станции начнется охота, я не стану запираться в каюте и повторять себе: не ввязывайся, ты цивилизованный таркар. В природе выживает сильнейший. Сейчас все, кто есть на станции, мои коллеги. Математик, физик, геолог, врач… Но если начнется охота, я так и останусь астрофизиком, а они станут завтраком астрофизика.

— А я?

Дершог улыбнулся.

— Человек и таркар — два биологических вида, ДНК которых находятся по отношению друг к другу как будто в зеркальном отражении. У нас разная хиральность. Наши ДНК закручены в разные стороны. — Дершог видит, что я ничего не понимаю и пытается объяснить: — Представь правый ботинок на левой ноге. На макроуровне это не так сильно заметно, но вот на уровне химических процессов большие осложнения. Та же ситуация у половины наших коллег.

Он посмотрел так, что кровь застыла в моих жилах.

— Спасибо за граппу, — улыбнулся Дершог, поднялся из кресла и вышел из каюты. Я молча проводил его взглядом.

«Зачем он приходил? Зачем рассказал мне про книгу? Чтобы я нашел ее, понял, что он меня не сожрет и не боялся? Или он действительно опасается, что кто-то его прикончит, как только узнает, что тушку таркара можно есть без уксуса и чеснока? А может он хочет, чтобы кто-то нашел книгу, и мы разделились на два лагеря? Ведь он привык воевать за своих, против чужих. Ему так проще. Сейчас же получается все против всех. А так он не привык… Зачем так сложно? Мог прямо сказать мне, что книга там-то. Ее нужно взять и перепрятать. Я не могу, потому что меня и без нее все боятся, а ты дерзай, спасай остатки экспедиции от междоусобицы. А если это подстава? Я найду книгу, он узнает об этом, или я сам ему расскажу, спрячу ее в каюте. Он приведет обезумевших от страха и голода ученых и…

О, Господи… Что я несу? Как же мало нужно человеку, чтобы заподозрить ближнего в подлости…»

Я встал с кровати, натянул теплый комбинезон — на первой палубе наверняка будет холодно — и вышел из каюты. Коридор был пуст. Редкие лампочки под потолком уныло горели вполнакала. В этом полумраке я пошел в библиотеку. Очень скоро, сам не заметил когда, начал ступать осторожней, стараясь не шуметь. Проходя мимо санчасти, через неплотно закрытые жалюзи, я увидел Маринга, сидевшего за компьютером и неспешно стучавшего кривым, узловатым пальцем по одной и той же клавише.

В коридоре мне никто не встретился.

Я открыл переходной люк и спустился по ступеням почти вертикального трапа. На первой палубе коридоры были поуже, не более двух метров в ширину, против трех на второй и третьей палубах; потолок, как и везде на станции, два тридцать. Здесь действительно было прохладнее. Проектировщики отвели первую палубу для нежилых помещений. Система жизнеобеспечения проанализировала нехватку энергии и ограничила их отопление. Свернув направо, я быстро дошел до двери библиотеки и нажал кнопку ключа. Дверь, шумно отдуваясь, медленно отползла в сторону. Белым светом вспыхнули лампы освещения.

Небольшая, в тридцать квадратных метров, комната с круглым пластиковым столом посредине, рядом три стула, вдоль стен стеллажи с книгами.

Я провел ладонью по корешкам книг, подошел к столу и, подбоченясь, окинул библиотеку взглядом: «Ну и где искать?» Стеллажи были забиты до отказа. От пола и до потолка. Никакой классификации, никаких разделов. Дершог сказал грязненькая… Я подошел к крайнему стеллажу и заскользил глазами по полкам. Вытащил книгу. «Особенности развития раннеригейской цивилизации». Вернул книгу на место. Следующая полка. Затем еще одна. Второй от края — толстенный, замусоленный том. Тащу на себя… В моих руках книга рассыпается, листы планируя разлетаются на пару метров. Смотрю на обложку. «Драгоценные камни и металлы, редкие полезные ископаемые планет галактики». Усмехаюсь. Сажусь на корточки, собираю разлетевшиеся листы. Не утруждая себя очередностью, равняю их и ставлю книгу на место. Отхожу на пару шагов, смотрю на верхние полки. Больше на стеллаже ничего интересного нет. Большинство книг имеют темно-синий, темно-коричневый или просто темный цвет обложки.

За спиной шипит дверь. Я оборачиваюсь. На пороге стоит Взбрык. Спрашивает:

— Решил развеяться? Что ищешь?

Он пытается сделать вид, что не удивлен, обнаружив меня в библиотеке, но это у него плохо получается.

— Сам не знаю, — отвечаю я. — Шарю глазами по полкам, надеюсь за что-нибудь зацепиться…

Взбрык проходит к четвертому стеллажу и почти сходу берет с полки серый том, заляпанный не то кофе, не то пищевым белком. Не знаю почему, но чувствую разочарование, зависть и страх одновременно.

— Ты лучше делом займись, — говорит Взбрык и, прижимая книгу к груди, пытается выйти из библиотеки. — Кроме тебя мне здесь не на кого надеяться. Ты один знаешь станцию как свои пять пальцев.

— Это не станция, а ее осколок, — разыгрывая недовольство, я делаю несколько шагов в сторону и пытаюсь задержать Взбрыка в библиотеке. — Единственное, что я могу предложить, — пытаюсь прочесть на обложке название, но его не видно, — это всем вместе обшарить все три палубы.

Взбрык больше не пытается выйти. Похоже, я его озадачил. Он опускает книгу.

— Ты думаешь, есть опасность?

Прежде чем он успевает убрать книгу за спину, я разбираю название: «Как из камня получить воду»,

— Осторожность никогда не помешает. Дефектоскопия внешней обшивки при помощи трехмерного сканера штука несложная. Если есть повреждения…

— Я иду к Лючу, — не дает мне договорить Взбрык. — Нельзя терять ни минуты.

Он отстраняет меня и быстро выходит из библиотеки. Я несколько секунд стою, бесцельно разглядывая закрытую дверь, после чего возвращаюсь к своим поискам.

Прошло сорок минут. Я обшарил треть библиотеки, внимательно прочел названия попавшихся мне книг, результат нулевой. В моей голове появляются всякие мысли: «А была ли эта книга вообще? Может Дершог подглядывает за мной и посмеивается над легковерностью человека. Такие шуточки в его духе».

За спиной снова шипит дверь. Оборачиваюсь. На пороге стоит Патакон. Он не удивлен встречей, а расстроен. Его маленькие напуганные глаза начинают бегать, словно ищут спасения.

— Маринга здесь не было? — спрашивает он. Но уж как-то неуверенно спрашивает и смотрит на полку, о которую я опираюсь рукой.

— Нет, — отвечаю я, совершенно забыв, что видел его в санчасти.

Секундное замешательство.

— Где же он? — разворачиваясь, бормочет Патакон и уходит. Прежде чем закрывается дверь, я успеваю расслышать: — От станции клок остался, так он и здесь умудряется потеряться.

Это правда. На станции Маринг славится тем, что его никто никогда не может найти. Хотя почему на станции? Взбрык говорил, что они с ним и раньше работали, когда Галактический совет пытался изучить структуру астероида Жикху. Так Маринг и на боевом звездолете умудрялся исчезать из поля зрения общественности.

Вот только не верю я, что Патакон искал Маринга. На ходу придумал. Увидел меня и растерялся. Стоп. Он испугался увидев меня возле книги. Я оборачиваюсь и начинаю читать корешки. Ничего интересного. Сплошные хроники. История мертвых цивилизаций. Я пытаюсь вернуться в ту ситуацию. Снова опираюсь о полку, смотрю на дверь.

От мелькнувшей догадки у меня перестает болеть голова: «Идиот! Просто клинический случай! Таркары и шиконы дальтоники. Это знает каждый студент-первокурсник Академии космонавтики. Для Дершога любая цветная обложка будет заляпана грязью». Смотрю на полку. Внутри меня что-то обрывается. Указательный палец смотрит на высокий словно звездный атлас, толстенный фолиант. Блестящая глянцевая обложка, пестрые разноцветные разводы. На корешке нет надписи. Тащу на себя… «Белые страницы». Раскрываю. Страницы действительно белые. На них нет даже номеров. Открываю книгу с конца. Выходные данные издательства и типографии отсутствуют. Смешно. Может показалось? У Патакона глаза всегда испуганные.

Дверь опять шипит и ползет в сторону. Поднимаю сначала глаза, затем голову. В библиотеку заходит Люч.

— Инспекцию модуля ты придумал, чтобы чем-то занять Взбрыка или на самом деле считаешь, что в этом есть необходимость?

— И то и другое. И третье, — отвечаю я, а сам уже машинально начинаю анализировать его слова, интонацию, взгляд, жесты.

— Конкретней.

— Кроме оценки безопасности нашего положения, я думаю, нам не мешало бы точно знать чего и сколько есть в жилом модуле. Все время после взрыва мы лишь грустили о случившемся и строили догадки: успеют нас спасти, прежде чем мы загнемся, или нет. В посадочных модулях, если их не разукомплектовали после переноса программы спуска на четвертый квартал, может быть небольшой запас воды, возможно сухие пайки. Нужно обшарить все закоулки. Лишним это не будет, уверяю тебя.

Люч задумался. Или нет? Только сделал вид, что задумался?

— Ты прав. Вместо того, чтобы пытаться прожить как можно дольше, мы начали думать как будем выглядеть на похоронах.

Его взгляд мазнул по книге в моих руках и ушел в пространство мимо меня.

— А ты чего здесь ищешь?

«Ха! Это действительно становится забавным. Осталось Дельфу зайти в библиотеку, и я поверю Дершогу, что поваренная книга существует. Хотя нет. Я ему уже и так верю».

— Искал что-нибудь почитать, — отвечаю я, а сам пытаюсь не улыбаться. — Смотри какую забавную вещицу нашел.

Я показываю Лючу книгу с чистыми страницами. Он берет ее, открывает и тут же возвращает мне.

— Я ее видел. И что тут забавного?

— Понимаешь, есть Красная книга, в нее занесены исчезающие виды животных. Есть Черная, там мертвые планеты и потухшие звезды. А это Белая. Теоретически она бесполезна, но она заявлена как «Белые страницы», и внутри у нее белые страницы. То есть книга с абсолютно чистыми страницами.

— Что может быть глупее книги, в которой не написано ни одного слова?

— Так в этом-то и есть вся забава.

— Странный у вас на Земле юмор. Боюсь мне не понять, — качает головой Люч. — Через полтора часа соберемся в кают-компании.

Я киваю головой. Люч выходит из библиотеки, а я возвращаюсь к поискам.

Проходит еще двадцать минут. Я держу в руках толстый, увесистый том, не решаясь заглянуть в него. «Поваренная книга Мардагайла». Обложка действительно заляпана грязью. Обычной дорожной грязью. Да еще пара масляных пятен.

Читаю титульный лист:

«Мардагайл — «человек-волк». В армянской мифологии человек-оборотень, обладающий способностью превращаться в волка. Согласно поверьям, Бог, желая наказать кого-либо, заставляет отведать предназначенную для Мардагайла пищу (которая сыплется с неба подобно граду). После этого сверху на него падает волчья шкура, и он становится Мардагайлом, бродит ночью вместе с волками, пожирает трупы, похищает детей и раздирает их. Днем Мардагайл снимает с себя шкуру, прячет ее и принимает свой обычный облик».

Оптимизма не добавляется.

Открываю оглавление. Раздел «Гуманоиды». Фербийцы, аранки, люди, анникулы…

Среда обитания… Особенности питания… Пробегаю глазами главу «Люди»… Плоть белковая, сладковатая, питательная. Небезопасно для жизни употребление блюд, приготовленных из шаргашей, таркаров, ликапанов. Допустимо употребление блюд, приготовленных из риарвонцев, визийцев, людей… Способы приготовления…

Быстро захлопываю книгу, словно умру, если прочту хоть слово из рецептов. На лбу выступает холодный, липкий пот. Резко оборачиваюсь и смотрю на дверь: «Блокировать? Невозможно. Да и глупо».

Сажусь за стол, начинаю суетиться. Плохо, но ничего не могу поделать. Ищу артулунков. Вот они. Совместимость: люди, таркары, риарвонцы. Не зря Патакон боялся….

Теперь очередь Люча. Смотрю оглавление, открываю на нужной странице. Совместимость: визийцы… артулунки…

Я проверил всех. Всех, кто был на станции. Сначала проверил, кто кого может съесть. Затем по второму кругу, теперь кто кем может быть съеден. Из всего этого я выяснил, что в нашей компании в принципе каждый может оказаться чьим-то ужином.

— Твою мать, — тихо, но с чувством сказал я.

Из библиотеки быстро иду к себе в каюту. В моих руках «Поваренная книга Мардагайла». Надеюсь, что в коридорах никого не встречу. В санчасти сидит Патакон и, методично постукивая по клавишам, неспешно листает в компьютере какие-то документы. Не придаю этому большого значения, стараюсь быстрее дойти до каюты. Все мысли возвращаются к одному: «На этом осколке станции сплошные повара и продукты. В зависимости от того, кто решит отобедать первым. Но и те и другие практически не ели уже несколько дней. Дальше будет хуже».

Захожу в каюту, блокирую дверь изнутри. Закрыв глаза, прислоняюсь к ней спиной. Слышу как в висках стучит кровь. «Нет, это не страх, — успокаиваю себя. — Это общая слабость из-за голода. Нужно делать меньше движений. Беречь силы».

Открываю глаза, осматриваю каюту требовательным взглядом. Думаю: «Куда бы спрятать книгу? Подальше положишь — поближе возьмешь. Сложнее отыскать то, что на виду. Что выбрать?» На столе здоровенная гора: бумаги, книги, рядом проекционные пленки. Засовываю поваренную книгу, развернув ее корешком к стене, в самую середину, между каталогом «Устаревшие кремниевые микросхемы и их аналоги» и справочником «Техника безопасности при работе с высоким напряжением». Отхожу на пару шагов, смотрю. Нормально так лежит, в глаза не бросается. Перевожу взгляд на часы…

В кают-компании уже все собрались, ждали только меня. Я прохожу к удобному, глубокому креслу и буквально падаю в него. Сразу хочется закрыть глаза и заснуть.

— Ну что же, — начинает Люч. — Все в сборе. Сергей высказал одно предположение, как мне кажется очень дельное. Прошу. — Люч садится в свое кресло.

— Можно я не буду вставать? — спрашиваю я и не дожидаюсь ответа. — Спасибо. Ситуацию вы знаете. Мы в заднице. В глубокой. Нам практически нечего есть, нам практически нечего пить. В принципе, на самом минимуме мы сможем продержаться месяц, но к этому…

— Не все, — перебивает меня Дельф. — На станции представители разных видов. Без пищи кто-то продержится дольше, кто-то меньше, но для всех с уверенностью могу обещать лишь три недели.

Я кивнул и продолжил.

— Получить к этому времени помощь вполне реально, главное чтобы услышали поданный нами сигнал бедствия. А его наверняка услышали. Я в этом уверен. Но кроме голода и жажды нам может угрожать и сам жилой модуль. Автоматика отстрелила его за две секунды до взрыва. Вы знаете, что осколки станции повредили нашу внешнюю антенну. Вполне вероятно, что есть и другие повреждения. Если не куски станции, так ударная волна могла достать нас. Самое безобидное последствие — разгерметизация, потеря кислорода. Мы слишком усердно начали горевать о нашей незавидной доле, совершенно не пытаясь спасти себя. Поэтому я предлагаю следующее. Каждому из вас я выделю сканер для дефектоскопии и сектор осмотра. Задача: обследование помещения, сканирование внешней обшивки модуля, выявление повреждений внутренних конструкций, перепись всего, что может оказаться полезным для выживания.

— Значит Взбрык, тебя все-таки достал, — говорит Маринг.

— Я никого не доставал и не достаю! Если кто-то не желает сделать хоть что-то, чтобы продлить свою жизнь…

— Довольно, — гремит Люч. (Вот чем он мне нравится, так это умением гасить скандалы в зародыше. У меня было много начальников, но такой… впервые.) — Если вопросов нет, займемся делом. В центре контроля Сергей выдаст каждому сканеры и обозначит фронт работ.

Мне лень, но я встаю из кресла и иду в свою каморку.

Центр контроля — это громкое, официальное, название небольшой комнатки, где стоят контрольные приборы, датчики, куда стекается вся информация о жизни жилого модуля. Это его маленький мозг. Хотя нет. Это не мозг. Зеркало.

Через полчаса мы расползаемся по палубам и начинаем обшаривать все закоулки, обнюхивать все стены. Я дал команду компьютеру, чтобы тот прибавил освещение. От результатов осмотра зависит наша жизнь.

Мне досталось левое крыло третьей палубы.

Время летит незаметно. День скатился к вечеру. У лестницы на вторую палубу я встречаю Дельфа. Он заметил меня, подходит. Выглядит уставшим. Спрашивает:

— Как успехи?

— У меня чисто.

— У меня тоже. Полный порядок. Это ты правильно придумал. Им нужно чем-то занять голову. Отвлечься. Я сегодня зашел в санчасть… Как раз перед общим собранием. Застал за компьютером Люча. Чем озадачен, спрашиваю. Да так, говорит, проверил результаты последнего медосмотра. Тех, кто остался в живых. Я занялся своими делами. На всякий случай подготовил аппаратуру для реанимации, инъекции, физраствор. Люч ушел, а у меня подозрение появилось. Зачем ему карта медосмотра? Глянул отчет о запрашиваемой информации. Он смотрел молекулярные карты членов экспедиции, структуры ДНК, химические реакции на совместимость материй, показатели аминокислот, биохимические платформы.

— Хочешь сказать, что Люч искал, кто кого сможет без труда переварить, — говорю я. — Что тут странного? Он должен удержать в руках остатки экспедиции. А какой сейчас вопрос всех интересует больше всего? Пищевая совместимость. Кого-то с голодухи, кого-то со страху. Дернул же черт Дершога за язык… Страх это… Это как обвал в горах. Со временем только нарастает. Если Люч потеряет контроль над ситуацией…

— Либо Люч по четыре раза просмотрел файлы, либо их смотрели еще трое. Одни и те же файлы запрашивались несколько раз.

Я вспомнил Маринга и Патакона. Я видел их у компьютера. Одного по пути в библиотеку, другого когда возвращался.

— И что, полистав твои файлы можно сделать достоверный вывод?

— Да. Но только медику или химику. Тебе эта информация ничего не расскажет. Это очень сложно для непосвященного.

«Из коллег в полученной информации смогут разобраться трое: Патакон — он химик, Люч — биолог, и конечно же Дельф. С Патаконом все понятно… Он просто боится за свою шкуру. Он хочет знать, кто для него опасен. Люч — тоже вроде все ясно. Дельф? Зачем он мне все это рассказал? Я всегда относился к нему с симпатией, но сейчас это не имеет никакого значения. Как говорят у нас на Земле, своя рубашка ближе к телу. Господи, только бы не было свары. Мы живы пока доверяем друг другу».

После осмотра в кают-компании слушаю отчеты. Как будто все в порядке. В посадочных капсулах действительно был трехдневный запас питьевой воды. Двенадцать литровых цилиндров с водой перенесли в каюту Люча. Это очень хорошо. Это просто прекрасно. Значит его авторитет пока что вне сомнений.

«Время ужинать, — подумал я и улыбнулся своим мыслям. — Ужинать… Что я собираюсь назвать ужином? Универсальную белковую пищевую добавку?»

Мы сидим в столовой. Смотрю на коллег. Они устали. Это прекрасно. Градус агрессии на сегодня сбит. Сейчас они расползутся по койкам. Мне передают пластиковый стаканчик с серой слизью питательной биомассы. Еще неделю назад ее добавляли в пищу для калорийности. Мы морщились от ее неаппетитного вида, спрашивали можно ли обойтись без нее. Теперь рады, что она осталась. Беру чайную ложку и начинаю маленькими порциями отправлять биомассу в рот. Неспешно рассасываю, тщательно растираю языком по небу. Вся надежда на иллюзию насыщения.

Украдкой поглядываю на Маринга. Ходили слухи, что на Дильбидоке разбойничающие группы риарвонов пожирали людей, когда те попадали в их лапы. Глядя на Маринга веришь в это очень легко.

— Ты не хочешь объявить результаты осмотра?

Поднимаю глаза, смотрю на Взбрыка. Он, конечно, большой кузнечик, но и у него когда-то должен кончиться завод. Боюсь, не доживу до этого светлого дня.

— Слушай, ты меня действительно достал, — отвечаю я грубо. — Чего ты еще не знаешь? Нашли двенадцать литров воды. Результаты дефектоскопии положительные. Если бы было по-другому, ты бы уже об этом знал и бился головой об стену. Что ты еще от меня хочешь? Чтобы я дал тебе гарантию, что прилета спасательной партии ты дождешься живым и здоровым? Да! Я даю тебе эту гарантию! Но только при одном условии. Если ты заткнешься. А иначе я выдерну тебе лапы. Хоть кто-то будет со жратвой…

— Сергей, — на этот раз Люч упустил момент и среагировал слишком поздно. — Прекрати. Мы все нервничаем. Нам всем нелегко. Постарайтесь быть снисходительными друг к другу. Если мы начнем злиться друг на друга… Это будет началом конца. Все запомните. Наша сила в единстве. Только сообща мы сможем выжить. Только сообща. — Люч снова смотрит на меня. — Ты мой заместитель. Ты не имеешь права давать волю эмоциям.

— Извини, — неожиданно и тихо говорит мне Взбрык. — Я действительно психую. Люч прав. В создавшейся ситуации это может быть опасным. Прошу всех простить меня. Мы должны доверять друг другу и не поддаваться панике.

— Послушайте, — говорит Дершог. Он что-то вспомнил и явно доволен собой. — Как же я сразу не сообразил… Дельф. В санчасти есть ячейки для трупов… В морге. Год назад их заменили новой моделью.

— Теперь жмурам лежать значительно комфортней, — шутит Патакон, но сам не смеется.

— Ты прав, — продолжает Дершог, ничуть не смущаясь. — Раньше они работали как обычные морозильники. Сейчас же это полноценные камеры для гиперсна. Так?

— Значит… нам незачем мучиться, — Взбрык поражен этим открытием.

Все смотрят на Дельфа. Он молчит. Сложно понять, что происходит в его голове. Или он никогда ранее об этом варианте не задумывался, или же пытается подобрать более мягкие слова, чтобы объяснить нам несостоятельность этой идеи.

— Теоретически… это возможно, — вздыхает Дельф и облизывает ложечку.

— А практически?

— А практически никто никогда этого не делал.

— Я согласен быть первым, — говорит Взбрык.

— Подождите, — говорит Люч. Он готов рассмотреть любой вариант на спасение экспедиции. Кажется, этот не самый бредовый. — В чем проблема, Дельф?

— Проблема в том, что у камер хранения в морге отсутствуют системы контроля и жизнеобеспечения. Они просто не предусмотрены. Сейчас все объясню. Зачем вообще они были разработаны. Если живое существо все-таки не умерло, а находится в глубокой коме, я в состоянии определить это при помощи средств санчасти, анализатором жизни проверить биотоки мозга. Но если у него болезнь «звездного странника», которая возникает из-за частых переходов через гиперпространство… Изменение гравитации, биологического ритма, спектра излучений ближайших звезд… Это очень важно для жизни. Симптоматика — полное отсутствие признаков жизни. Так вот, у меня нет оборудования, чтобы определить эту заразу. Глубокая заморозка такого пациента убьет. Новые модели камер хранения защищают тело от разложения, не прибегая к глубокой заморозке. Смысл в том, чтобы доставить его до настоящей клиники и провести полный спектр анализов. Но нет никакой гарантии, что если в камеру поместить абсолютно здоровый объект и ввести программу хранения, то по прибытии он останется жив.

— Разве у нас есть другой выход? — спокойно спрашивает Взбрык. — Если наш сигнал бедствия не услышан, мы все равно погибнем. Если же помощь уже на подходе… всего несколько недель, и нас выведут из гиперсна…

— Программа хранения — это не гиперсон, — уточняет Дельф. — Хорошо. Допустим, камера сработает. Все равно кто-то один должен остаться в активном состоянии. Нужно следить за состоянием тел в камерах, за работой самих камер. Нельзя оставлять аварийный модуль без присмотра.

— Ну что же, — говорит Дершог. — Пока все будут в отключке, кто-то один, или скажем двое, останутся дееспособными. Пищевой добавки на двоих хватит на более длительный срок, чем на семерых.

Он сидит напротив меня, и на мгновение я ловлю его взгляд.

Коллеги молчат. Люч в большой задумчивости. И есть отчего. Особенно от последнего уточнения.

— С другой стороны… — пространно говорит Взбрык. — Лечь в камеру, не предназначенную для гиперсна, большой риск. Слишком большой.

«Вот тут ты прав, приятель, — принимаю я его сомнения. — Тот, кто останется контролировать процесс, получит в распоряжение неплохой запас пищи. Охлажденной и прекрасно упакованной».

— Не будем торопиться, — объявляет свое решение Люч. — Биомасса у нас еще есть. А вариант с камерами хранения нужно всячески обдумать.

Расползаемся по каютам. На сегодня приключений, сюрпризов и потрясений более чем достаточно. Закрыв за собой дверь, я вытягиваю вверх руки со сплетенными в замок пальцами. Потягиваюсь. Ноги гудят. Подхожу к музыкальному центру, нахожу в меню скрипичный концерт какого-то немца. Включаю. Каюта наполняется тихими звуками. Вообще-то я не ценитель классической музыки. Когда вселялся в каюту, хотел было сразу потереть все файлы, что осталось от прежнего постояльца, но потом решил прослушать. Скрипка понравилась. Оставил. Под настроение очень даже ничего.

Сажусь на кровать. Готов поспорить на суточную дозу питательной слизи, что сейчас в дверь постучит Дершог. Снимаю ботинки. Валюсь на спину. Конечно, постучит. А значит я прав…

Еще в столовой я собирался многое обдумать, когда вернусь в каюту. Ничего не получается. Засыпаю почти мгновенно…


В дверь кто-то настойчиво стучит. Открываю глаза, подскакиваю на кровати. Рука машинально ищет на поясе «шелест». Стук продолжается.

— Кто там? — Ничего не соображаю, глаза шарят по каюте в поисках чего-нибудь тяжелого. Разводного ключа, куска трубы или в крайнем случае табурета.

— Сергей, это Люч.

Странный у него голос… Что-то случилось. Встаю. В трусах и майке подхожу к двери, открываю.

Люч быстро заходит в каюту, я еле успеваю посторониться.

— Дельф убит.

Наверное, я еще сплю. Мне требуется время, чтобы, не задавая глупых вопросов, осознать услышанное.

— Когда?

— Его нашли десять минут назад. Смотрю на часы. Половина девятого.

— Маринг себя плохо почувствовал, — продолжает Люч, — пошел к Дельфу за пилюлями. На стук никто не отозвался. Он решил, Дельф уже в санчасти. Когда Маринг пришел туда, Дельф сидел за компьютером, уронив голову на стол. Клавиатура залита кровью. Рядом со столом на полу лежала крепежная штанга воздуховода. Очевидно, били ей. Маринг — сразу ко мне. Я думаю, нам нужно поторопиться, пока коллеги не увидели труп. Они, конечно, все равно узнают о трагедии, такого не утаишь, но будет лучше, если мы об этом объявим сами.

— Ты прав, — говорю я.

В голове проясняется. Быстро натягиваю на себя комбинезон. Мы выходим из каюты. Коридор пуст. Идем в санчасть. Я впереди, Люч за мной.

Тишину санчасти нарушает лишь мерное тиканье второго эталонного хронометра. Странное это зрелище смотреть на труп коллеги, с которым ты всего четырнадцать часов назад разговаривал по душам. Густая кровь ошметками висит на короткой серой шерсти. Левая лапа висит словно шланг, правая вытянута вперед, лежит на столе. Осматриваюсь. Люч стоит рядом и отрешенно наблюдает за мной. Никакого беспорядка я не вижу. «Что было брать у Дельфа? Наркотики? Они в сейфе. Стоп! Компьютер. Он работал, когда его убили…»

По коридору кто-то идет. Я и Люч оборачиваемся. В дверях появляется Маринг.

— Я собрал всех в кают-компании, — уныло говорит он.

Люч смотрит на меня. Обычно он сам принимает решения, но сейчас… он не уверен в себе. Совершено первое убийство. Это начало анархии. Я его понимаю и готов всячески помогать.

— Люч, мне кажется, что пора объявить о случившемся, — говорю я. — И было бы неплохо, чтобы после этого ты всех привел сюда. А я пока осмотрюсь.

На пару секунд Люч задумывается, кивает, и они с Марингом уходят.

Я снова смотрю на тело Дельфа. Включаю компьютер. Стараясь не испачкаться кровью, ввожу свой служебный код. Системы функционируют нормально. Провожу тестирование. Все в норме. Проверяю протокол операций. Последовательное удаление 694 173 файлов. Время — семь тридцать. «Неслабо… Получается, что Дельф или всю ночь просидел у компа, объем проделанной работы огромен, или встал с утра пораньше. Тогда он сделал что-то для себя важное, что-то, что заставило его действовать, не откладывая на потом». Вспоминаю вчерашний разговор с Дельфом. Он застал Люча за просмотром молекулярных карт членов экспедиции, структур ДНК, химических реакций на совместимость материй. Я видел Патакона и Маринга тоже сидящих за компьютером. Дельф сказал, что пользователи смотрели одни и те же файлы. Пользователей было четверо. Трое известны. Кто четвертый?

Проверяю перечень удаленных файлов: молекулярные карты членов экспедиции, структуры ДНК, химические реакции на совместимость материй. «Причина? Удаляя файлы, Дельф пытался нас оградить от резни. Логично. Кто-то мог застать его за этой работой, или же он кого-то опередил. Его могли убить со зла. У кого-то могли просто сдать нервы».

Выключаю компьютер, подхожу к сейфу с медикаментами. Сейф как сейф. Что я рассчитывал увидеть? Люч должен знать код. Кроме него и Дельфа больше ни у кого нет доступа к сейфу. Когда все разойдутся, предложу ему проверить содержимое. Разворачиваюсь. Что это? Под столом лежит блестящая золотая коробочка. Подхожу к столу, нагибаюсь. Занятно. Я знаю чья это вещица.

В коридоре шум. Быстро прячу золотую коробочку в карман. Поднимаю крепежную штангу, кладу ее в пустую ванночку из-под медицинского инструмента.

Первым в санчасть входит… конечно же Взбрык. Он замирает едва переступив порог. Сзади напирают остальные. Они полумесяцем обступают труп Дельфа. Молчат. Я стараюсь читать по лицам. Да какие у них лица?! Чудовища из ночных кошмаров. Мордами и то с трудом назовешь. Взбрык как всегда дергается. Похоже вчерашний приступ разума был случайным. Патакон напуган. Маринг… для него труп уже не новость. Люч отвечает за все. Ему жаль, но раз уж ничего не поделать, он не станет убиваться. Дершог кажется равнодушен к происходящему. Немудрено. Он охотник. Убийца. Только… деланное это равнодушие. Он напряжен.

Появляются едва уловимые проблески мыслей, но я стараюсь не думать, а наблюдать.

Все молчат. Вид смерти почти всегда магнетичен.

— Кто это сделал? — бормочет Взбрык.

Ему никто не отвечает. Все думают о причине.

— Ну что же… коллеги, — тяжело вздыхая, говорит Люч. — Мы все давно в одной лодке. У нас на всех одна беда. Теперь среди нас убийца. И тоже один на всех. Мне очень неприятно, но это так. Я всем вам верил. Я и сейчас верю вам. Всем. И буду верить до тех пор, пока мы не узнаем кто убийца. Для этого мы должны выбрать того, кто займется расследованием. Того, кому все мы доверим это тяжелое дело. Я предлагаю Сергея. Он более, чем кто либо из нас, оказался выдержан во время пожара, да и после аварии. Он лучше любого из нас знает станцию… знал ее. Кроме того, я не думаю, чтобы кто-то из вас взял на себя ответственность вести следствие.

Возражений нет, все молча смотрят на меня. Люч удовлетворенно кивает головой.

— Перенесите тело в морг. — Он разворачивается, выходит из санчасти, делает несколько шагов, останавливается, не поворачивая головы, говорит, обращаясь сразу ко всем.

— Тот, кто убил Дельфа, — Люч берет короткую паузу, — убил всех нас.

Он уходит.

Мы переносим тело в морг. Я открываю ячейку «камеры хранения» выдвигаю поддон, на котором стоит неглубокая ванна из прозрачного пластика. Маринг, Взбрык, Патакон и Дершог опускают тело в ванну. Какое-то время мы стоим молча и смотрим на мертвого Дельфа. Его глаза закрыты, но мне кажется, что он тоже смотрит на нас. Он просто молчит, наверное чего-то ждет. Еще минута — и он скажет, кто его убил.

Первым уходит Дершог.

— Сергей, если я буду нужен — я у себя.

Маринг, Взбрык и Патакон смотрят ему вслед. Я задвигаю поддон. Они оборачиваются, по очереди повторяют слова Дершога и выходят из морга. Все расходятся по своим каютам. Я выхожу последним. Останавливаюсь. Какое-то время стою у порога санчасти.

«Хорошенькое дело. Я и не заметил, как мою голову засунули в петлю. Еще полчаса назад для этих ребят я был своим в доску… Ну хорошо, не для всех, но для половины из них точно. А еще через полчаса я стану врагом номер один. И уже для всех. Потому что мне придется расспрашивать их, интересоваться где они были сегодня утром, и каждый из них будет думать, что из всей компании я не верю именно ему, потому именно его подозреваю в убийстве. А один из них на самом деле убийца».

Я иду в свою каюту, сажусь на кровать и пытаюсь проанализировать первые впечатления, догадки, выводы.

«Дельф лучше всех знал, из чего состоит каждый из нас. Это главный вопрос, который сейчас беспокоит всех. Из-за этого кто-то мог увидеть в нем угрозу. Значит, следующим будет Дершог. Нелогично. Дершог должен быть первым. Среди нас он единственный охотник. Или же он тот самый четвертый? Неизвестно. Известно лишь, что четвертый был. Кто он? Обнаружив труп, Маринг пошел к Лючу. Логично, Люч главный. Маринг убил Дельфа и рассказал Лючу, что нашел труп. Логично. Но почему бы ему не промолчать о своей находке? Так он пытался организовать для себя пусть жиденькое, но алиби. Или они заодно? Люч и Маринг. Команда уже разделилась на группы? Возможно. В одиночку выжить сложнее».

Блокирую дверь изнутри. Достаю Поваренную книгу, возвращаюсь на кровать. Быстро листаю оглавление, нахожу блюда из ликапана. Дершог, Маринг и Люч могли иметь некоторые виды на его тушку. Прячу книгу на место, снова сажусь на кровать. В голове столько мыслей, и все равноценные, от чего не знаю за какую ухватиться. Останавливаюсь на наиболее правдоподобных, чтобы хоть от чего-то оттолкнуться.

«Нервы. У кого-то просто сдали нервы. Дельф был весьма добродушным ликапаном, с хорошим чувством юмора. Мог пошутить, надеясь подбодрить собеседника, а тот не понял и треснул его по башке. Почему виновный не сознался? Испугался. А кто ему поверит? Нервы не только у него… У всех нервы…

Свидетель. Что мог увидеть Дельф? Как кто-то роется в его базе данных? Ерунда. К компьютеру санчасти доступ свободный. Ни Патакон, ни Маринг особенно не прятались, когда я их увидел за компьютером. Со слов Дельфа Люч тоже не сильно испугался, что его застукали. То есть теоретически, конечно, он мог не показать вида, а потом тюкнуть лекаря по голове. Но ни Маринг, ни Патакон даже и не думали скрываться. Они развалившись сидели за столом и рылись в файлах.

Пища. Дельфа убили, чтобы позже предложить его съесть. Раз такая ситуация с пищей, не думаю, что в конце концов коллеги не согласятся с этим. Это резко сужает круг подозреваемых. Дершог, Маринг и Люч. Маринг нашел тело. Рассказал об этом Лючу… Люч третий раз попадает под подозрение. Это уже не случайность — закономерность. За ним Маринг… Дершог просто хищник. Их подставили?! Я как будто рад этой мыслишке. Зачем? Чтоб отвести от себя подозрение? Зачем? Чтоб совершить следующее убийство? Чтоб посеять панику? Напугать всех и перебить по одному? Сместить Люча с поста «главнокомандующего», со временем убедить коллег сожрать убиенного или приговорить кого-нибудь еще. А что? Хороша версия! Одна тушка есть. Половина ртов накормлена. Для справедливости нужно накормить вторую половину. Как? Провести индивидуальные консультации и приговорить кого-нибудь. Первые возражать не станут, иначе им Дельф не достанется. Кто мог? Я и Дершог. Нет здесь больше кандидатов в лидеры. Я не убивал. Дершог?

Дершог. Вот тут мы возвращаемся к тому, с чего начали. Вчера он пришел и рассказал мне про книгу. Фактически подтолкнул меня. Кто бы поверил в существовании книги, если бы я не нашел ее… Файлы? Не думаю. Чтобы в них разобраться, нужно специальное образование, а в книге все написано для рядового читателя. Причем без намеков и формул, а открытым текстом. Он мог найти ее сам? Слишком очевиден его замысел. Стоп. Назад. Он рассказал всем о книге и сделал предложение. Если его не осудить, а поддержать, все становятся соучастниками. Это еще большой вопрос, согласятся ли воспитанные, образованные, умные… (были бы людьми — называли бы себя интеллигентами) на такое дело. Хотя… как раз умные и согласятся. Все равно рискованно. А так, все идет само собой. Он подождет, пока каждый сам додумается до этой мысли. Ему лишь останется вовремя сказать вслух то, о чем все думали. Значит Дершог…

Есть еще один вариант, каким бы нелепым он не казался. Космос штука до сих пор малоизученная. Допустим убийца не из наших. Параллельные миры? Или призрак, душа умершего? Недель семь назад была же какая-то чертовщина в радиорубке. Самому смешно. Начитался книжек… Значит надо доказать, что этого не может быть и больше не возвращаться к этой теме. Есть какие-нибудь проявления… — назовем его условно «гость» — гостя? Нет. Есть какие-нибудь улики? Есть, но не его. Слышал о чем-нибудь подобном? Слышал. Верю? Допускаю. Нет, совсем левая идея. «Не нужно быть суеверным, Дик Сент».

Улики. Есть по крайней мере две. Штанга крепления воздуховода и золотая коробочка. И еще сейф. Нужно проверить сейф. Там хранятся транквилизаторы, наркотики. Дельфа могли трахнуть по башке, тиснуть транквилизаторы, а позже подсыпать их в пищу. Бери нас потом голыми руками. Хорошая мысль. Только если убийца Люч, равно как Люч и его команда, таблетки не нужно воровать из сейфа. Он знает код. Значит может взять их в любое время.

Золотая коробочка… Это коробочка Взбрыка. Он постоянно сосал из нее свои фиолетовые шарики. Сластена. Но это еще ничего не доказывает. Он мог потерять ее до взрыва. Ее могли украсть и позже подкинуть.

Штанга крепления воздуховода. Это, пожалуй, самое интересное. Нужно обойти жилой модуль и проверить, где не хватает штанги. Потом сопоставить, кто какой сектор модуля осматривал, и, возможно, появится ниточка».

Встаю с кровати, подхожу к угловому шкафу. Открываю верхнюю дверцу. Запускаю руку под стопку маек, достаю «Бульдог», — короткоствольный, пятизарядный пистолет, барабанного типа, появление которого было вызвано изобретением велосипеда. Месяц назад, когда к нам приходил транспорт, я встретил своего школьного приятеля Виктора, служившего на транспортном звездолете вторым пилотом. Он знал о моем хобби, любви к старинному оружию. «Бульдог» и дюжину патронов к нему он выменял у водителя погрузчика на три бутылки ирландского виски на какой-то далекой планете, где они стояли на мелком ремонте. Убойной силы «Бульдога» вполне достаточно, чтобы пробить легкий скафандр, но мало, чтобы повредить мягкую внутреннюю обшивку космической станции. Так что при необходимости я смогу смело палить, не опасаясь, что вакуум разорвет модуль в клочья.

Расстегиваю одну пуговицу, засовываю пистолет под ремень комбеза. Теперь можно идти на осмотр.

Поднимаюсь на третью палубу. Здесь, конечно, теплее, чем на первой, но все равно прохладно.

Жилой модуль представляет из себя толстый диск, похожий на головку сыра. Первая палуба — библиотека, расходные материалы в небольшой кладовке, три мини-лаборатории, эталонный склад образцов грунта и проб атмосферы. Вторая — жилые каюты, столовая-кухня, санчасть, кают-компания, центр контроля и жизнеобеспечения. Третья — технические отсеки: генератор блока искусственной гравитации, электрическая подстанция, вентиляционные фильтры, энергоустановка, стыковочный шлюз, посадочные капсулы, зонды-разведчики.

Вдумчиво осматриваю отсек за отсеком: «Пожалуй, я обожду с опросом коллег. Они, и среди них убийца, ждут, что я сходу возьму всех в оборот. А я не беру. Почему? Знаю что-то? Догадываюсь? И вообще чем я сейчас занят? Что задумал? Пусть почувствуют себя неуютно. А с ними и убийца. Может он сделает неосторожный шаг, проявит себя… Или пришибет меня? Нет, не думаю. Не хочу думать. Боюсь. Боюсь поверить, что убийство Дельфа — часть хладнокровного плана…»

Генераторная, подстанция, вентиляционные фильтры… С порога вижу вырванный с мясом кронштейн. Именно не сорванный, а вывороченный. Кто-то крутил его, пытаясь переломить крепежное ухо.

Я выхожу из отсека фильтров системы вентиляции, стою в задумчивости возле закрытой двери, из-за поворота выходит Взбрык.

Заметив меня, он замедляет шаг.

— Что-то случилось? — настороженно спрашивает Взбрык.

— Умгу… Дельфа убили.

— Сергей, твои шутки неуместны…

— А что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, не давая ему договорить и опомниться.

— Ничего… — как ни в чем не бывало отвечает Взбрык. — Конечности затекли. Решил размяться.

— А почему здесь?

— А где еще? На первой, палубе холодно. На второй… все и без меня на взводе. Начну маячить — не выдержит кто-нибудь. А нам ведь истерика не нужна, правда? А здесь тихо, свободно. Я никому не мешаю. Как следствие? Есть уже какие-нибудь предположения?

— Есть, — говорю я и начинаю играть. — Есть улики. По крайней мере две.

— Ты знаешь, кто убийца?

Такое ощущение, что от волнения он сейчас захлебнется воздухом.

— А у тебя предположения есть? — спрашиваю я.

— Нет. Нет у меня предположений. Страх у меня есть. А предположений нет.

— Страх… он у всех есть, — я стараюсь говорить тихо. — Только разный он у всех, страх. Твой страх и мой. Я сомневаюсь, что ты с этим страхом поперся на третью палубу, лапки размять. Ты что-то искал? Или кого-то? Сам расскажешь или…

— Расскажу-расскажу. Тебе расскажу.

Взбрык положил мне на плечо лапу и придвинул свою морду почти вплотную к моему уху. Я чуть было не отдернул голову, но, слава богу, сдержался.

— Тут такое дело… — вкрадчиво начинает рассказывать Взбрык. — Я сидел в санчасти, за компьютером. Сначала свои результаты последнего медосмотра проверил. Потом поискал информацию о том, как долго визийцы могут прожить без пищи, какие именно изменения происходят, какие симптомы. У нас ведь от голода перестраивается структура мозга. Мы деградируем, если долго обходимся без пищи. Становимся примитивней. Самое неприятное, что вылечить это практически невозможно. Потом я решил проверить не соврал ли Дершог, рассказывая о тушеном артулунке. Он балагур известный. Признаться, я до последнего момента верил, что это розыгрыш. Думал хочет коллега Дершог нас попугать. Но мне эта шутка не показалась остроумной. Я собрался изучить молекулярную совместимость биологических видов. Если бы я смог доказать, что Дершог сказал неправду, не только бы Патакон успокоился, все бы успокоились. У Дельфа оказалась приличная база данных… Лучше бы я не смотрел файлы. Дершог на самом деле, теоретически конечно, может съесть Патакона. То есть его организм в состоянии переварить и усвоить плоть артулунка.

Взбрык замолчал и посмотрел на меня преданными глазами. Я подождал несколько секунд, но когда понял, что продолжения не последует прошептал так же вкрадчиво:

— Замечательно. Только кто убил Дельфа? Взбрык сильно удивился этому вопросу.

— Откуда мне знать?

— Так какого лешего ты мне рассказал эту сказку? — уже не заботясь о шепоте спросил я.

— Ничего себе сказка… Ты что, не понимаешь, что Патакон — потенциальная жертва?

— В морге лежит не потенциальная жертва, а реальная. Или если Дершог потенциальный, как ты говоришь, потребитель Патакона, то он может быть реальным убийцей Дельфа?

— Странная у тебя реакция, — как будто обиделся Взбрык. — Я бы на твоем месте задумался.

— Над чем? — уже спокойно спросил я. — Я вам не сторож. Не судья. Люч, который, если ты не забыл, здесь что-то вроде президента, поручил мне постараться разобраться с убийством Дельфа. Постараться, понимаешь? Я инженер, а не сыщик. Вы с Патаконом громче всех орали, что оружие нужно выбросить за борт. Оно вам угрожает. Его выбросили. Так что ты теперь от меня хочешь? Чтобы я часовым встал у твоей каюты?

— А почему ты исключаешь Дершога из списка подозреваемых?

— А с чего ты взял, что я его исключаю?

Взбрык замолчал, а я задумался: «Вот и нашелся четвертый, кто рылся в компьютере. Возможно, он тогда и треснул Дельфа по голове. А теперь рассказал мне сказку, про Дершога. Возможно, он там потерял свою коробочку. Но как? Выронил из кармана или обронил в пылу схватки?»

— Извини, — прервал мои размышления Взбрык. — Не нужно мне было это говорить. Нехорошо получилось. Но я действительно растерялся, когда узнал, что Дершог сказал правду. Я думал, что он как всегда шутит.

— Бывает, — сказал я. Мне показалось, Взбрык сейчас был искренним. — На Дершога достаточно просто посмотреть, чтобы испугаться. Не бери в голову.

— Легко сказать. Среди нас убийца. Я даже представить не могу, кто это может быть. Про кого не подумаю, в голове не укладывается. Все приличные, образованные, хорошо воспитанные ученые с галактическим именем…

— А как же Дершог? — перебил я.

— Я и ему верю. Просто как-то неожиданно выяснилось то, что раньше и в голову не приходило.

— Ты прав, — соглашаюсь я. — В голове не умещается. Они ели артулунков, когда Дершог проходил стажировку в спектральной обсерватории на Гольтикапе. Артулунки, населяющие Гольтикапу, неразумны. То, что они могут быть разумны, Галактика узнала через восемь лет, после того как звездные разведчики прилетели на Цыкип и вступили с ними в контакт. Это то же самое… Твои любимые шарики делают из маленьких жучков, верно?

— Из хиликов, — кивнул головой Взбрык.

— Представь, через год выяснится, что есть планета, где эти жучки строят заводы, изучают вселенную, играют в преферанс маленькими картами. Ты же не станешь из-за этого с собой кончать. В лучшем случае откажешься от лакомства.

— Да… Ты прав, — Взбрык вздохнул. — Чувствую, доконает меня этот голод. Нервы уже никуда не годятся. Если ты не против, я пойду к себе.

Взбрык пошел дальше по коридору, а я посмотрел ему в след.

«Занятная получилась беседа. Я ведь не просто так завел разговор о его сладостях. Если бы он был виновен, должен был бы насторожиться. Давно бы уже хватился коробочки. Крепежная штанга из отсека вентиляционных фильтров… Этот сектор осматривал Взбрык. Сначала мне показалось, что он испугался, увидев меня возле отсека, но позже… Нет, не думаю. Плохой он актер. Да и с выдержкой у него слабовато… Не думаю. Значит, его кто-то хотел подставить. Специально подбросил улики. Возможно. Но не нужно торопиться с выводами. Для начала не мешало бы выслушать остальных. Позже. Еще потяну время».

Обследовав третью палубу и не обнаружив больше ничего относящегося к делу, я побрел в столовую. Благо уже было время обеда. Все сидели за общим столом и с некоторым отрешением в глазах болтали о пустяках, ждали меня. Я сел за стол, Люч отмерил каждому его порцию. В какой-то момент я почувствовал, что все с еле уловимым волнением смотрят на меня. Я за себя порадовался — не ошибся, выбрав тактику выжидания, — и как ни в чем не бывало продолжил трапезу.

Первым из кухни вышел Взбрык. Я окликнул его, попросил дать консультацию по одному математическому вопросу. Все оторвались от питательной слизи, проводили меня взглядами. Проходя мимо Люча, я громко поблагодарил его за прекрасный обед, а украдкой шепнул, чтоб через пять минут он зашел ко мне. Мы прошли в мою каюту. В ожидании Люча я начал занимать Взбрыка расспросами о том, в каких отношениях они были с Дельфом, он неспешно отвечал. Когда в каюту вошел Люч, Взбрык чуть ли не подпрыгнул на месте. Насколько я был объективен, утверждать не могу, но лапки у него начали заметно подрагивать. Мне даже страшно представить, о чем он подумал в этот момент.

— Теперь скажи мне вот что, — перешел я к главной теме. — Ты когда последний раз лакомился шариками?

— Перед обедом, — ничего не понимая, ответил Взбрык. — А что? — Тут он как будто о чем-то догадался и улыбнулся. — Постойте, вы хотите сказать, что я, скотина такая, должен был раздать их коллегам? Это бессмысленно. Никто из вас не станет есть хиликов. Это невозможно в принципе…

— Не нужны нам твои конфеты, — прервал я визийца. — Ты носишь их в красивой золотой коробочке?

— Носил, — поправил Взбрык.

— Почему носил?

— Я потерял ее.

— Давно?

— Думаю во время аварии. Такая суматоха была… я даже и не искал ее. Наверное, сгорела вместе со станцией.

— Она не сгорела.

Я протянул Взбрыку подарок его матери. Глаза визийца засветились. Он протянул ко мне лапку и, взяв золотую коробочку, поцеловал ее.

— Откуда она у тебя?

— Я нашел ее в санчасти.

Взбрык замер. Не знаю о чем он в тот момент думал, но то, что думал усиленно, было вне всяких сомнений. Люч все понял, но молчал. Здесь я был главный.

— Ты… ты хочешь сказать, что это я убил Дельфа? — выдавил из себя Взбрык.

— Я хочу услышать, что ты скажешь о находке.

— Мне нечего сказать.

— Но ты понимаешь, что находка не в твою пользу?

— Понимаю.

— Второй вопрос. Что ты делал час назад на третьей палубе?

— Я же тебе уже говорил. Хотел пройтись, размять конечности.

— Ты как будто испугался, когда увидел меня возле отсека с вентиляционными фильтрами.

— А почему я должен был испугаться?

— Потому, что крепежная штанга воздуховода, которой убили Дельфа, была оторвана в отсеке вентиляционных фильтров. Вчера это был твой сектор для осмотра. Тебе было необходимо орудие убийства. Ты припрятал штангу, а утром поднялся и забрал ее.

— А почему это свидетельствует именно против меня? — спрашивает Взбрык. — Тебе просто нужен убийца. Вам всем нужен убийца. Может, это ты оторвал штангу? Может, это ты подбросил мою коробочку для сладостей к телу Дельфа? Ведь никто из коллег ее не видел. И Маринг ее не видел.

— Маринг? — я действительно удивился.

— Да, Маринг. Мы расспрашивали его об убийстве. Он нам все рассказал.

— Он мог намеренно умолчать, зачем всем знать об этом…

— Все равно твои обвинения бездоказательны.

— Я тебя еще ни в чем не обвинял. Просто задал несколько вопросов.

— Значит, я могу идти?

— Если тебе нечего добавить, конечно можешь.

— Мне нечего добавить.

Взбрык быстро выходит из каюты. Мы смотрим, как за ним закрывается дверь.

Люч неспешно проходит к столу, садится в мое рабочее кресло. Я блокирую дверь, забираюсь на кровать с ногами, сажусь по-турецки. Голова… нет, она не болит, ощущения скорее похожи на сотрясение мозга. Сижу прислонившись к стене, чуть запрокинув голову назад.

— Зачем ты его так напугал? — спрашивает Люч.

— Хочу, чтобы он был осторожнее.

— Если он будет напуган, это не значит, что он станет осторожным. Теперь он будет шарахаться от каждой тени.

— Вот именно. Будет. Будет более внимательно относиться к своим поступкам и словам. Постарается больше не давать повода для подозрений. Тем самым станет просто осторожнее. Значит, у него появятся лишние шансы выжить.

— Может ты и прав, — соглашается со мной Люч. — Я так понял, у тебя уже есть какие-то соображения?

— Возможно.

Я молчу, собираюсь с мыслями, пытаюсь все вспомнить.

— Вчера днем ко мне зашел Дершог, — говорю я. — Он был немного расстроен произошедшим в кают-компании. Мы с ним обсудили эту историю, я постарался его как-то ободрить. И тут он мне говорит, что на станции, в библиотеке, есть одна книга. Как она называется, он не помнит. В этой книге описаны рецепты приготовления блюд из всех разумных существ галактики…

— Да… — задумчиво говорит Люч. — Припоминаю. Что-то такое было.

— Дершог сказал, что мне эту книгу лучше найти и убрать подальше, пока ее не нашли другие. А иначе тут такое начнется… Сам он не рискнул бы ее взять. На него и так все косятся. Особенно на его зубы. Я ему не сильно-то и поверил, но решил проверить. Если книга существует, ее действительно лучше спрятать подальше.

— Так вчера в библиотеке ты ее искал?

— Да. И знаешь, что самое интересное? Пока я искал книгу, в библиотеку заходили Взбрык и Патакон… Ну и ты, конечно.

— Хм-м… — Люч улыбается. — Ты хочешь сказать, что мы приходили искать книгу?

— Не перебивай. Я просто рассказываю тебе, что было до убийства, что после. Так вот… когда я проходил мимо санчасти, то видел сначала Патакона, а позже Маринга, сидевшими за компьютером. Что-то они там искали. Когда мы осматривали жилой модуль, я встретился с Дельфом, наши сектора были рядом. Он рассказал мне, что застал тебя в санчасти за компьютером. Поинтересовался, что же ты там такое искал — оказалось ты смотрел файлы структур ДНК членов экипажа станции, биохимических платформ, аминокислот, совместимости материй… Кроме тебя этим же интересовались Маринг, Патакон и Взбрык. Теперь Дельф мертв.

Я замолчал. Люч смотрит на меня. Не пойму то ли задумался, то ли ждет, что я скажу что-то еще.

— Ты от меня хочешь услышать объяснения? — спрашивает Люч.

— Может и не объяснения, но… было бы неплохо хоть что-то услышать.

— Я действительно просматривал названные тобой файлы. После неосторожности Дершога, я решил проверить говорит он правду или нет. Теоретически конечно.

— Взбрык сказал мне то же самое про себя.

— Я нашел нужные файлы, — продолжает Люч, — а Дельфу соврал, чтобы зря не нагнетать обстановку. Сам видел, как все восприняли рецепт Дершога. Мне больше нечего добавить.

— А мне от тебя больше ничего и не нужно. Сегодня утром, когда вы с Марингом ушли из санчасти, я нашел коробочку Взбрыка. Естественно никому не сказал, как пока что и не спешил с опросом коллег. В первую же очередь я решил осмотреть модуль, постараться найти, откуда взялась крепежная штанга, которой убили Дельфа. Я нашел место. Ее оторвали в отсеке с вентиляционными фильтрами. Этот сектор осматривал Взбрык. Когда я вышел из отсека, то чуть ли не столкнулся с ним. На вопрос: «Что ты здесь делаешь?» — он ответил, что решил размяться. Мол, тут посвободнее, а для коллег спокойнее. Остальное ты слышал.

— Прекрасно, — сказал Люч. — У тебя всего четверо подозреваемых. Я, Взбрык, Маринг и Патакон. Все улики против Взбрыка. Как кандидат он почти идеален. Пуглив, невыдержан, я бы даже сказал вспыльчив… Убить мог из страха за свою жизнь. Чем не мотив? Но улики, как на подбор, одна нелепее другой. Это наводит на мысль, что его кто-то пытается подставить, а тебя пустить по ложному следу.

Какое-то время мы молчим.

— Где сейчас эта книга? — спрашивает Люч.

— Я ее спрятал.

— Хотелось бы взглянуть. Действительно там то, о чем ты говорил? Хотя… нет. Не нужно. Не дай бог кто-то увидит или узнает… Нас может утопить даже маленькая волна. Кто знает о книге?

— Я, ты и Дершог.

— Это хорошо. Пусть так и остается.

«Черт! Почему мне кажется, что он действительно доволен тем, что про книгу знаем только мы трое? Это невыносимо! Как могут следователи жить, постоянно подозревая людей в убийстве, при этом прекрасно понимая, что большинство из них окажутся невиновными».

— Дельфа убили около восьми часов, — говорю я. — Я проверил протокол операций. Он удалил все файлы имеющие отношение к молекулярной, химической, клеточной и пищевой составляющей биологических видов находящихся на модуле.

— Похоже, он поверил в слова Дершога. Или решил, что в них поверят коллеги и хотел подстраховаться. Самый разумный шаг, который был сделан на модуле за последние три дня.

Люч ушел. Я какое-то время просто сижу и ни о чем не думаю. Но не долго. С тоской задумываюсь о шампуре шашлыка, бутылке «Алазанской долины» и паре мясистых помидорчиков. В животе начинает булькать. Как же хочется есть…

Чтобы хоть немного отвлечься, я иду в кают-компанию. У нас хорошая видеотека. По пути раздумываю, что бы посмотреть… Наверное, комедию. Нужно отогнать дурные мысли. Из кают-компании доносятся голоса птиц. Там кто-то уже слушает звуки природы. Не беда, надену наушники. По характерным бликам у правой стены угадываю работающий голографический симулятор.

Так и есть. В дальнем левом углу сидит Маринг. Только он сидит не в кают-компании, а у камня, на берегу реки. В десяти метрах от него стена леса. Пейзаж явно фиотерский. Хорошая планета — правда аборигены там слишком бестолковые — от того и тоскливая. Природа очень похожа на Землю.

— Не помешаю? — спрашиваю с порога.

— Проходи, — отвечает Маринг.

— Костерка не хватает.

Маринг берет с пола, а точнее с травы, пульт, набирает несложную комбинацию цифр, вытягивает руку с пультом перед собой, и рядом с ним возникает костер. Языки пламени танцуют свой магический танец, искры летят вверх. Маринг настраивает звук, сучья начинают мелодично потрескивать. Ощущение реальности окружающего мира стопроцентное. Прежде чем сесть рядом, пытаюсь ногой отшвырнуть в сторону небольшой камень. Прекрасно понимаю, что он ненастоящий, что его нет в кают-компании, но рефлексы делают свое дело.

— У тебя есть ко мне вопросы? — устало спрашивает Маринг и тут же отвечает: — Я был вчера в санчасти, листал файлы в компьютере.

— Смотрел последние анализы?

— Нет. Меня заинтересовало, насколько мог пошутить Дершог, а насколько сказать правду. Не конкретно про артулунков, а в принципе.

— Ну и как?

— Я не химик, но… насколько я понял, теоретически это возможно. Ты, наверное, меня подозреваешь… Правильно. Ведь это я нашел тело. Свидетелей нет. Тюкнул Дельфа по голове, а сам бегом к Лючу, кричать что убили.

Я молчу. Честно говоря, мне просто нечего сказать. Я устал от версий за и против. У меня вообще складывается впечатление, что если сейчас возникнет необходимость доказать вину любого в убийстве Дельфа, я это сделаю не напрягаясь. А через пять минут так же легко смогу доказать обратное. Я сделал правильный выбор, когда поступил в радиоэлектронный институт, а не в юридический.

В дверях появляется Патакон. Останавливается. Смотрит на нас и сопит. Мы с Марингом молчим. Патакон молча проходит к столу с шахматами, садится в кресло.

— Никто не желает партию?

Маринг отрицательно качает головой. Патакон начинает расставлять фигуры. Я встаю, подхожу к столику, сажусь в кресло напротив.

— Какими будешь играть?

— Все равно.

— Тогда мой белые, — говорит Патакон и перемещает коня с g8 на f6.

Я двигаю пешку с d2 на d4. Патакон играет хорошо, это все знают. Честно говоря, я даже и не собираюсь выигрывать. Первую партию я ему быстро проиграю. Нет, не в лоб, конечно, сделаю вид что задумал пакость, а она не получилась. Нужно хоть немного поднять артулунку настроение. А вот вторую… мы еще посмотрим, чья стратегия сильнее.

Через час достаточно вдумчивой игры счет два один в пользу Патакона. Я так увлекся игрой, что искренне и близко к сердцу принимаю поражения. Патакону кажется все равно, выигрывать или проигрывать, он получает удовольствие от самой игры. От комбинирования ходов, от предугадывания ситуаций. Игра ради удовольствия. Я всегда завидовал людям, умеющим спокойно смотреть на мир. Без истерики и эйфории.

— Что ты делал в санчасти? — спрашиваю я, делая короткую рокировку.

— Когда? — невозмутимо спрашивает Патакон.

— Вчера.

— Давление мерил.

— Тебя видели за компьютером.

— Когда?

Ловлю себя на неожиданном приступе гнева. Осторожно делаю глубокий вдох. Беру себя в руки. Успокаиваюсь.

— Вчера.

— Кто?

— Я.

— Информацию искал.

Патакон отступает слоном. Ой-ой-ой. Какую бяку он мне приготовил…

— Какую информацию? — спрашиваю я и отступаю ферзем.

— Может меня съесть Дершог или подавится.

— Ну и как?

— Этот не подавится.

— Боишься?

— Опасаюсь. А ты не боишься?

— Я — нет.

— А зря. Таких, как ты, на него троих надо.

— Значит, ты всерьез веришь в угрозу своей жизни?

— Дельф тоже не верил.

— Но его же не съели.

Патакон поднимает глаза и смотрит на меня как всегда спокойно, но в последнее время еще и немного грустно.

— А откуда ты знаешь? Может, ему кто-то уже ноги обглодал. Ты что проверял тело?

— А с чего ты взял, что кто-то должен обглодать ему ноги?

— Кто-то же должен иметь с ним молекулярную и биохимическую совместимость.

— Совсем необязательно, что кто-то из наших.

— Необязательно, — соглашается Патакон. — Шах.

Взбрык почти вбегает в кают-компанию. Мы с Патаконом поворачиваемся в его сторону, Маринг, заслышав шум, открывает на несколько секунд глаза и, увидев, кто пришел, снова закрывает их.

— Вот вы где… — говорит Взбрык. — А я по интеркому ищу, нет никого в каютах… — и садится рядом с Патаконом.

Я хмыкаю. Вывожу короля из-под удара. Сейчас начнет давать советы…

Так и есть. Через шесть ходов Взбрык предлагает срубить моего коня. Патакон на советы не реагирует. У него своих идей полно.

Проходит еще десять минут, я таки проиграл партию. Нелепо проиграл. Но ничего уж не поделаешь.

— Будешь играть? — для приличия спрашиваю Взбрыка.

— Плохо играю.

Патакон встает из кресла.

— Расставляй, — говорит он и выходит из кают-компании.

Я расставляю фигуры. В коридоре слышатся голоса. Взбрык настораживается. Смотрит в коридор но, похоже, ему не видно разговаривающих, и плохо слышно о чем они говорят.

Входит Люч.

— Какие новости, капитан? — спрашивает Взбрык.

— Новости есть, — говорит Люч и идет к шахматному столику,

Я смотрю на него, Маринг встает с травки, подходит к нам.

— Хорошие или плохие? — уточняет Взбрык.

— Сейчас все соберутся, и я объявлю.

— В чем дело, адмирал? — от порога гремит Дершог. — Зачем ты просил меня прийти?

— Сейчас вернется Патакон и вы все узнаете. Посиди пока.

— А куда он пошел? — не унимается большой кузнечик.

— По нужде. Что ты такой нетерпеливый?

Взбрык обижается. Встает. Начинает прохаживаться по кают-компании.

Признаться, нам всем не терпится узнать, что там за новость. Мы все надеемся, что наш сигнал услышан, к нам идет помощь. Но откуда это знать Лючу…

В коридоре снова слышится шум. Мы оборачиваемся к двери. В кают-компанию вбегает Патакон, открывает рот, что-бы сказать что-то, но замечает Дершога и замирает. Его глаза из настороженно напуганных превращаются в напугано растерянные.

— Что случилось? — Люч напуган ничуть не меньше. Патакон смотрит на Дершога, потом на Люча, снова на Дершога. Неприятное ощущение необъяснимого страха появляется и у меня. Чувствую во рту металлический привкус, маленькие мурашки пробежали по щекам и шее.

— В морге кто-то есть, — наконец смог выдавить из себя Патакон.

— Кто есть… — Люч медленно поднимается из кресла. — Все здесь… Что ты несешь…

— Я шел мимо. Вдруг слышу… шум. Остановился, прислушался. Слышу тихий лязг металла. А потом точь-в-точь как шум поддона, когда его выдвигают из морозильника.

— И ты решил, что это я мертвеца глодаю, — говорит Дершог, догадываясь о причине столь странного взгляда.

— Может, тебе показалось? — Люч понимает состояние Патакона. Ему сейчас что угодно привидится.

— Я еще не сошел с ума! Там кто-то есть! Спорить можно до бесконечности.

Люч выходит из кают-компании первым, за ним Дершог и Патакон. Взбрык судорожно смотрит то на меня, то на Маринга. Маринг спокойно стоит рядом со столиком. Я встаю, иду следом за всеми. Взбрык обгоняет меня. Марингу ничего не остается, и он лениво идет за нами. У меня в голове снова появляется идиотская мысль, которую я всего несколько часов назад выгнал взашей, доказав, что этого не может быть.

Прибавляю шаг.

В санчасть мы вваливаемся почти одновременно, лишь Маринг немного отстает. Еще несколько шагов, и мы в морге. Нас всех в полном смысле слова прошибает столбняк…

Нижняя левая ячейка открыта, поддон с ванной наполовину выдвинут. Из ванной поднимается жидкий парок охладителя. Первым в себя приходит Дершог.

— Если ни у кого нет других идей, я бы предложил обшарить жилой модуль еще раз.

— Кого ты надеешься найти? — спрашивает Люч.

— Того, кто выдвинул поддон.

— А когда ты пришел в кают-компанию? — спрашивает Патакон.

Мы смотрим на Дершога. Вопрос для Патакона вполне уместный. Вот только Дершог не мог быть в морге. Он появился сразу же за Лючем, как только тот поговорил с Патаконом и вошел в кают-компанию. Он, конечно же, мог выдвинуть поддон, но только не в тот момент, когда Патакон проходил мимо санчасти.

— Он пришел сразу после того, как ты вышел, — отвечаю я за волка.

Патакон в растерянности. Судя по всему, единственный, кого он заподозрил, оказался вне подозрений.

Я до конца выдвигаю поддон, осматриваю тело Дельфа. Все на месте. Теперь коллеги с некоторым удивлением смотрят на меня. Дершог… Дершог как раз спокоен. Он понимает, что осматривая Дельфа я, во-первых, успокаиваю Патакона и Взбрыка, во-вторых, просто проверяю версию, пусть и абсурдную.

«Но, черт возьми, даже если предположить, что Патакон с перепугу услышал то, чего не было, то кто тогда выдвинул поддон? Хотя… Это мог быть кто угодно и времени у него было предостаточно. А Патакон всего лишь увидел тело. Остальное он просто дофантазировал, чтобы ему поверили. Тогда остается узнать сущую малость: зачем Патакона занесло в морг, если он собирался идти по нужде? Господи, с каждым часом новые загадки. Если не опухну с голоду, сойду с ума от размышлений».

Через полчаса мы сидим в кают-компании. Голографический симулятор превратил ее в небольшую лесную поляну, где-то в горах. В дальнем левом углу журчит ручей, на ветвях щебечут птицы, солнце выползает из-за горизонта.

Сидим молча.

«Что произошло в морге? Скорее всего, чья-то шутка. Кто-то развлекается со скуки. Кто? Только Дершог. Остальные слабоваты для таких шуток. Но Патакон клянется, что слышал шум».

— Люч, ты грозился ошарашить нас новостью, — напоминаю я.

— Да-да, — оживляется Взбрык. — Мы действительно забыли об этом.

Люч ерзает в кресле, усаживается поудобнее. Посреди лесной горной поляны широкое шаргашское кресло выглядит, конечно, диковато.

— Новостей две, — говорит Люч.

— Одна плохая, другая хорошая? — спрашивает Маринг.

— Действительно одна новость хорошая, вторая… А о второй вы наверное давно догадывались сами. Итак первая. Наш сигнал услышан.

Люч берет паузу. Мы молчим. Мы просто не можем реагировать. Слабость, нервное перенапряжение. А теперь облегчение. Смерть, вроде как откладывается.

— В это трудно поверить, но мой компьютер смог зафиксировать слабый сигнал. Всего один раз. Это обрывок радиограммы, которую они очевидно постоянно повторяют. Нас услышал звездолет Торговой федерации «Меркурий». Он изменил курс и идет к нам. Но он придет не раньше чем через пять недель.

— Это вторая новость или будет еще хуже? — спрашивает Дершог.

— Это вторая новость.

— А тебе мало? — сквозь нервный смешок спрашивает Взбрык. — Тебе этого мало?

— Мне этого достаточно, — спокойно отвечает Дершог. — Мне достаточно того, что нас услышали и к нам идет помощь. Пищевая добавка у нас еще осталась. Мало конечно, но на пять недель можно постараться растянуть.

— Чего там на пять недель растягивать? — срывается Взбрык. — Мы же считали, у нас на четыре недели и то с трудом хватит. А тут пять…

— А я согласен, — говорит Маринг. — Пять недель протянуть можно. Тяжело, конечно, но выхода нет.

— Я тоже согласен, протянуть можно, — говорит Патакон. — По крайней мере попробуем.

Щебетание птиц становится более мелодичным, ручей журчит тише. Мы сидим полукругом. Я уже минут двадцать думаю, что для нас будет лучше: запереться по каютам или как можно чаще собираться вместе.

Дершог поднимается с поваленного дерева, неспешно подходит к большому камню, прислонившись спиной к которому сидит Патакон. Артулунк лишь поворачивает голову в его сторону. Таркар садится рядом.

— Извини, — говорит Дершог. — Вчера я не подумал, когда…

— Я понимаю, — отвечает Патакон. — Действительно есть разница между теми артулунками, что на Гольтикапе, и нашей цивилизацией. Разница даже не в разумности. Это разные ступени биологического развития. Треть Галактики считает, что человек произошел от обезьяны. Но никому и в голову не приходит дать обезьянам избирательное право.

— А что с поддоном? — громко спрашиваю я. — Коллеги. Если это шутка, я готов вместе со всеми посмеяться, но впредь не надо так шутить. Я допускаю, что кто-то выдвинул поддон, чтобы напугать коллег. Пусть не со зла, а так… чтоб встряхнуть нас. Но Патакон, ты не мог услышать звук выдвигаемого поддона. В тот момент все были в кают-компании.

— Ты решил, что я все это придумал? — спокойно спрашивает Патакон. — Я же не сказал, что шумел кто-то из нас.

— А кто еще мог шуметь?

— Откуда мне знать. Может души с погибших планет…

— Каких еще планет? — встревает Взбрык. — Здесь нет никаких погибших планет.

— У нас на Цыкипе все знают, что души с погибших планет блуждают в космосе и мстят за свою смерть. Души погибших во время аварии могли притянуть к себе души с погибших планет. Через мгновение после смерти они могли попросить у них помощи.

— Но мы не виноваты в аварии на станции, — возмущается Взбрык. — За что нам мстить?

— Они прилетели на зов погибших. Пусть в их смерти виновно провидение. Но кто-то убил Дельфа. Может они, а может кто-то из нас. Сейчас они забрали его душу и будут продолжать мстить.

Взбрык вертит башкой, ища испуганными глазами у нас поддержки. Но мы молчим.

— Хорошая легенда, — говорит Люч. — На планетах пояса Ориона существуют похожие.

Через час мы отправились ужинать. Поскольку теперь мы почти знали день, когда к нам придет помощь, мы решили урезать свои пайки. Урезать до минимума. И все равно получалось, что последние два дня нам придется не заходить на кухню.

Вернувшись в свою каюту я прячу пистолет под подушку, не раздеваясь ложусь на кровать и предаюсь невольным фантазиям о спасении. К нам летит звездолет Торговой федерации. Нам придется сильно поголодать, но это шанс. Сон подкрался ко мне незаметно…


Я проснулся около десяти часов. Проснулся сам, без будильника, но даже после этого мои глаза закрывались. Мне снова хотелось заснуть. Голова гудела от голода. Сделав над собой усилие, я все-таки поднялся с кровати. Чтобы побороть приступ лени я заставил себя не трогать пульт, а включить музыкальный центр, нажав кнопку на панели. Звук погромче, каюта наполняется забойной мелодией способной поднять мертвого из могилы. Звукоизоляция в каютах хорошая, я не боюсь шуметь.

— Приглашаю коллег в столовую, — бурчит из интеркома Люч.

Очевидно, у него тоже болит голова. Нет, я не испытываю радости от этого. Скорее меня воодушевляет схожесть с окружающими в ощущениях.

Не выключая музыки выхожу из каюты. Вспоминаю про пистолет. Возвращаюсь, перед тем как спрятать его под комбинезоном, проверяю барабан.

Сегодня я первый за столом. Жду коллег. Сначала приходит Взбрык, потом Дершог, дальше Люч, Маринг. Молчим. Ждем Патакона.

Первому надоело ждать Дершогу.

— Где он ходит?

— Сейчас подойдет, — неопределенно отвечает Люч.

— Засранец, — вздыхает Дершог. — Наговорил вчера гадостей… Мало того, что я еле заснул, так еще просыпался раз шесть… Кошмары снились.

— Знаете, — говорит Люч, — на Цыкипе вообще все мифы, легенды, сказки — страшные.

— То есть как? — я не могу в это поверить. — Неужели нет ни одной доброй детской сказки?

Люч качает головой.

— Ни одной.

— Тогда понятно, — замечает Дершог. — То-то он такой запуганный. Вообще, коллеги, я считаю, что детская сказка не обязательно должна быть доброй. В жизни всякое случается. И если ребенок еще в раннем детстве узнает, что такое страх, а чуть позже сможет перебороть его, во взрослой жизни это пойдет ему только на пользу.

— У вас на Таркаре детей специально что ли пугают? — спрашивает Взбрык.

— Я не имел ввиду курс страха для младенцев. Я хочу сказать, что страшная сказка, как и глупая, и наивная имеют право на жизнь. Через сказку ребенок воспринимает мир. А мир, он жесток. И лучше, если ребенок заранее будет подготовлен к жестокости мира. Хоть самую малость.

— Из нашего приключения получится замечательная детская сказка, — замечает Люч.

— Просто обалденная, — говорю я. — Если дотяну до прилета звездолета, сочиню сказку. Угадайте, кто там будет главный злодей?

Вскинув брови, я смотрю на Дершога. Коллеги сначала растерянно смотрят на меня, потом понимают иронию, и мы все дружно смеемся. Головная боль вроде уходит на второй план.

Люч смотрит на часы.

— Что-то он действительно не шевелится. Маринг, нажми кнопочку интеркома. Скажи, что если через пять минут он не придет, мы лишим его пайки.

Маринг разворачивается, набирает на интеркоме код каюты Патакона.

— Мы ждем тебя. Поторопись пожалуйста. Тишина. Маринг смотрит на нас и повторяет попытку.

— Патакон. Ты меня слышишь?

Тишина.

— Патакон.

— Может, по нужде вышел? — неуверенно говорит Взбрык.

— Может и вышел. Вот только пришел ли…

Никто не воспринимает слова Дершога как злую шутку. Мы спешно выходим из столовой и идем в каюту Патакона. Дверь в каюту закрыта. Я стучу по ней костяшками пальцев. Никто не отвечает. Стучу кулаком. Никакой реакции. Меня отстраняет Люч. Он молотит по двери ногой, кричит. Из каюты не слышно ни звука.

— Сергей, есть возможность открыть дверь без личного кода?

Замечаю тусклый зеленый огонек в правом углу замка.

— Дай-ка попробую.

Нажимаю кнопку. Дверь шипит, ползет в сторону.

— Не заперто, — говорю я.

Не переступая порога мы заглядываем в каюту. Там полный порядок. Артулунки патологически чистоплотные существа. У них всегда и во всем полный порядок.

— Морг, — говорит Дершог. Пояснений не требуется. Мы бежим в санчасть.

В морг я вхожу первым, останавливаюсь, делаю глубокий вздох. За спиной толкутся остальные. Делаю еще один вдох, но какое, к черту, спокойствие. Открываю камеру с Дельфом, выдвигаю поддон. Тело на месте. Дершог выдвигает поддон до конца, внимательно осматривает Дельфа.

— Как будто все на месте… Правда можно было вскрыть тело и забрать внутренние органы…

— Перестань ерничать! — неожиданно орет Люч. — Для шутки тоже есть время!

За все время, что я был на станции, как орет Люч, я слышал всего лишь дважды. Первый раз, когда он общался с членами научного совета и разносил в щепки бредовую идею о вероятности нарушения магнитного поля планеты при использовании нами мощных силовых генераторов. Второй раз во время аварии, когда он руководил аварийными работами.

— А я и не шучу, — равнодушно отвечает Дершог. — Это всего лишь один из вариантов.

— Спокойно, коллеги, спокойно, — я пытаюсь заставить всех думать только о главном. — Либо мы с голоду бесимся, либо с Патаконом случилась беда.

— Либо он что-то скрывает от нас, — добавляет Взбрык.

— Во всех случаях нам нужно его найти и как можно скорее, — подводит черту Люч. — Между палубами есть всего три трапа. Дершог. Ты справишься один?

— Справлюсь.

— Мы делимся на пары. Взбрык… — Люч замолкает на полуслове, смотри на меня, Маринга и Взбрыка. — Ты пойдешь со мной. Сергей, ты с Марингом. Мы берем крайние переходы, Дершог центральный. Сейчас возьмем переговорные станции и вперед. Начинаем с первой палубы. Все.

Мы начинаем обыск. Монотонный и изнурительный по напряжению. Очень скоро я поймал себя на мысли, что боюсь. Мне не хочется заходить в следующий отсек. Маринг же, как мне показалось, спокоен.

«Интересно, испытывают ли риарвоны страх? Я не так много с ними общался, но, признаться, ни разу не видел, чтобы у риарвонов были эмоции. Страх или радость. Кажется, они ко всему равнодушны. Наверное, не стоит так вот запросто поворачиваться к нему спиной».

Рывком открываю дверь четырнадцатого отсека. Пусто. Идем на вторую палубу. Здесь проще. Здесь все знакомо. Все каюты закрыты. Патакон пока что не встретился. Ни в виде коллеги, ни в виде тела.

Поднимаемся на третью палубу. Процедура повторяется, результат тот же. Встречаемся с остальными возле шлюзовой камеры. Люч задумчив, Дершог спокоен, Взбрык немного возбужден. Похоже, он только что излагал Лючу какую-то свою идею и теперь доволен тем, что его выслушали. Больше того, Люч, как будто, принял сказанное к сведению.

Все в растерянности, но Маринг… Такое ощущение, что исчезновение Патакона его беспокоит меньше всего.

— Как у вас? — спрашивает Люч.

— Пусто, — отвечаю я.

— У меня тоже ничего, — отрицательно качает головой Дершог.

Я стою и не знаю что делать. Хочу, чтоб кто-то отдал мне команду, как в армии. Мне кажется, похожие мысли посетили моих коллег. Странные ощущения.

— Ну что же, — говорит Люч. — Здесь стоять бессмысленно. Давайте спустимся в столовую.

— То есть как спустимся? — удивляется Взбрык. — А как же Патакон? Мы что больше не будем его искать? С глаз долой — из сердца вон?

— Что ты предлагаешь? — демонстративно сдержанно спрашивает Люч. — Обшарить жилой модуль еще раз?

— Я понял, — Взбрык нервно улыбается, трясет вытянутой вперед правой лапкой. — Вы договорились… Я понял… Вы приговорили его…

— Что ты несешь? — морщусь я.

— А ты молчи. Слепец! Ты не видишь очевидного. Посмотри в их глаза. Они его приговорили. Им нужна пища.

— Что ты несешь, — морщась повторяет мои слова Люч. — Ты послушай сам себя.

— У него стресс, — равнодушно делает вывод Маринг. — Голод. Страх перед возможностью смерти.

— У меня стресс, — мотает головой Взбрык. — А у вас нет. Я с ума сошел, а вы все нормальные. Так объясните мне, сумасшедшему… Куда делся Патакон?! Может он в космос вылетел?!

Подтверждая сказанное жестом лапы, Взбрык хотел показать на безмолвное, бездонное, ледяное пространство за бортом жилого модуля, но его лапа указала на шлюзовой отсек с посадочными капсулами. Мы смотрим туда, медленно переводим взгляд на Взбрыка, затем снова на шлюзы. Я не знаю, почему мы забыли про капсулы. Взбрык замолкает, не понимает, что такого он сказал, но догадывается, что сказал что-то важное.

Люч молча идет к отсеку с посадочными капсулами, мы идем следом…

В четвертой капсуле мы находим безжизненное тело Патакона. Он сидит в кресле пилота, откинувшись на спинку. Бледно-розовый, с гримасой ужаса на лице. От этого зрелища Взбрык немеет.

Внимательно осмотрев все капсулы и не обнаружив ничего подозрительного, мы переносим тело Патакона в морг. Я настраиваю еще одну ячейку. У нас еще один труп. Первому проломили голову, второго напугали до смерти. Именно напугали. Люч провел экспресс-анализ — следов яда нет.

— Странная смерть, — говорит Люч. — Получается, что он действительно умер от страха.

— Его-то как раз было нетрудно напугать, — замечает Дершог.

— Патакон, конечно, был трусоват, — соглашаюсь я, — но гримаса… Я могу поверить, что он от страха обделается, но эта гримаса не испуга, скорее — ужаса.

Минут пять перебираем самые невероятные причины. Ни одной зацепки.

Через час мы сидим в столовой и поглощаем питательную слизь. Сегодня она кажется особенно отвратительной. Я не знаю почему. Странная смерть Патакона вызывает такие ощущения, или же я настолько оголодал, что организм отвергает пищу. Не знаю. Надеюсь на первое. В ближайшие пять недель придется есть только эту гадость. Если конечно выживу…

— Люч. Тебе не кажется, что пора разобраться в происходящем? — спрашивает Взбрык.

Люч спокойно поднимает глаза, смотрит на него, ничего не говорит и отправляет в рот ложку слизи. Я догадываюсь, чего ему стоит это спокойствие. Взбрык как паршивая овца, что портит все стадо. Раз за разом с упорством маньяка он пытается взорвать обстановку. И всякий раз в самый неподходящий момент. Как будто специально… А может правда? За двумя смертями стоит Взбрык? Очень интересная мысль. Убийца тот, на кого меньше всего подумаешь. Мотив? Страх. Психоз. Он же неврастеник. Ему место в клинике, а не на космической станции.

И тут меня как молнией шарахнуло. Я отчетливо понимаю, что следующим убьют Взбрыка. Не знаю почему. Чувствую. Может, потому что он самый слабый, может, потому что самый нервный, чтоб не успел беды наделать своими «психами». А может потому, что кто-то считает его единственной помехой для перехода оставшихся в живых на более вкусную пищу, чем пищевая добавка.

«Так что же получается? Они уверены, что я соглашусь есть тела коллег? Мне могут сделать предложение, и, в зависимости от ответа, я или сам стану пищей, или дождусь звездолета. В сообщении об аварии Люч наверняка дал сведения о оставшихся в живых… Ерунда. Выкрутимся. Придумаем правдоподобную историю… они придумают».

— Ну что же ты молчишь?

— Да надоел ты мне.

— Действительно, закрыл бы ты рот, — говорит Дершог.

Взбрык одаривает нас горящим взором сумасшедшего. От этого взгляда по моей спине прошелся холодок.

— Значит, и я вас достал, — рычит Взбрык. — Сначала Дельф, потом Патакон… Следующий я?

— Люч, у Дельфа в сейфе есть успокоительное? — спрашивает Дершог.

— Есть.

— Я не собираюсь ничего пить! — орет Взбрык. — Вы и Патакона опоили. Теперь он в морге лежит! Я все понял. Это все вы… Вы! Меня подставить хотели, только Сергей не клюнул на вашу игру.

— Какую игру? — спрашивает Дершог и смотрит на меня.

— Такую игру. А кто больше всех был заинтересован в смерти Дельфа? А? Люч и Дершог?

— Ну ладно там еще Патакона, — удивленно говорит Дершог. — Дельф-то мне чем помешал?

— Ага! — Взбрык подается вперед. — Не отрицаешь? Запомним. Зачем, спрашиваешь, тебе смерть Дельфа? А ты, Люч, тоже хочешь узнать зачем тебе его смерть?

— Ты хочешь сказать, что мы с Дершогом убили Дельфа, для того, чтобы съесть его? Потому что у нас с ним полная молекулярная и химическая совместимость?

— А разве нет?

Они все-таки нашли информацию и смогли разобраться в формулах. А Дельф говорил, что без специального образования их не прочесть. Смотрю на Маринга. Черт! Опять ощущение, что происходящее его не интересует. То есть абсолютно никакой реакции на свару.

— Нет, — спокойно говорит Люч. — На чем ты выстроил свою логическую цепочку? На том, что мы с Дершогом теоретически можем усваивать и переваривать плоть ликапана? Голубчик, это не доказательство. Это предположение. Подозрение, если хочешь. А вот то, что на месте преступления Сергей нашел твою золотую коробочку — это называется уликой.

Дершог отрывается от слизи и смотрит на меня.

— Здорово у вас получается, — говорит он. — Вы, значит, знаете кто… — он запинается на полуслове, — мог убить и ничего нам не говорите?

— И крепежная штанга, — продолжает Люч, — которой убили Дельфа, оторвана в отсеке, находившемся в твоем секторе осмотра.

— Их подкинули! Эти улики слишком очевидны, чтобы быть подлинными!

— Что-то новое в истории криминалистики, — замечаю я. — Поскольку улики являются слишком очевидными, суд не принимает их к рассмотрению. Послушай, Взбрык, тебе лучше успокоится. Ты подходишь на роль убийцы ничуть не меньше Дершога или Люча. Ты ведь тоже имеешь молекулярную и химическую совместимость с ликапанами.

— Откуда ты знаешь о молекулярной совместимости членов экипажа? — лукаво спрашивает Взбрык.

— От верблюда! Мне Дельф сказал. Он рассказал мне, как застукал вас за компом, когда вы просматривали файлы. И я тоже вас там видел. И Патакона, кстати, тоже! Дельф рассказал мне, что за информацию вы искали. Зачем вам была нужна эта информация?

— Откуда он мог знать какие файлы просматривали? — продолжает Взбрык.

— Неуч, для этого существует протокол работы с базой данных, — говорит Дершог.

Люч смотрит на него, как мне кажется, растерянно. Взбрык точно растерян. Маринг равнодушен.

«Кроме Дершога, судя по всему, никто не знал о протоколе запросов. Значит он не виноват? А иначе он стер бы его, после убийства Дельфа. Чтоб не оставить даже зацепочки. Или же он говорит это специально, чтобы я так подумал и перестал его подозревать».

— Это лишний раз доказывает, что меня подставили, — уверенно говорит Взбрык. — Но я согласен, что теоретически Сергей имеет право подозревать и меня тоже. Согласен. Значит у нас три подозреваемых у которых есть мотив.

— И две улики, которые указывают на одного из них, — добавляет Маринг.

Взбрык делает вид, что не слышит его:

— Я, Люч и Дершог. Это после смерти Дельфа. Теперь убили Патакона. А кто имел мотив его убить? Люч, Маринг, Дершог. По-моему у нас есть два совпадения, не так ли? А может это не совпадение? Это закономерность.

— Минуту, коллеги, — говорю я. — Давайте-ка проясним один момент. Как я понял, вы все имеете представление о том кто может съесть вас и о том, кого можно вам. Не так ли?

«Я прав. Никто не отпирается. Хорошенькое получается дело. Если они все знали об этом, то выходит у каждого из них есть потенциальная жертва и потенциальный враг. Каждый из них мог сыграть на опережение. Господи, куда я попал…»

— Так я услышу ответ или нет? — настаивает Взбрык.

— Ты меня утомил, — говорит Люч. — Эта станция постоянно населена представителями различных цивилизаций. Все это время они были потенциальными жертвами друг друга. Только я не припомню ни одного случая убийства на станции. Я не припомню ни одного несчастного случая. Дай мне договорить! Пока что я здесь старший. Это какой-то всеобщий психоз. Сергей, ты удивляешь меня. Я рассчитывал, что ты более грамотно подойдешь к следствию. Неужели у нас не может быть причины для убийства, кроме как желание съесть другого?

— А какая может быть у нас причина убийства кроме голода? — осторожно спрашивает Дершог. — Вот ты, например, за что вышиб бы Сергею мозги?

Люч в ступоре. Дершог еле заметно улыбается.

— Твои неосторожные шутки уже привели к тому, что каждый из нас в ближнем видит убийцу! Ну нельзя же так. Мне кажется нужно более ответственно подходить к своим словам. Тем более в создавшейся ситуации.

— Я же не специально!

— Последствия, милейший, последствия. Именно поэтому я и прошу быть более осторожными в выражениях. Сергей, почему ты не рассматриваешь других причин убийства Дельфа? У него могла быть ссора. Причина вообще могла крыться в прошлом.

— Ну, знаешь, о прошлом я тебе ничего не скажу. Не знаю, что там у него было и с кем.

— Так выясняй, расспрашивай!

— Я выясняю! С чего ты взял, что я рассматриваю только один мотив? От того, что я не построил вас возле своей каюты и не вызываю по одному, чтобы задать сотню идиотских вопросов? Или оттого, что я не посвятил вас в ход расследования, а единственный мотив, который здесь обсуждается, убийство ради пищи?

— Люч, ты прав, извини, — говорит Дершог. — Язык мой — враг мой. Мне это еще в Академии говорили. И прежде, чем задать сейчас вопрос, я хорошо подумал. Ты считаешь, что Дельфа убили из-за старых грешков или новой ссоры?

— Я не считаю, а говорю, что это вполне возможно, и не нужно эту версию сбрасывать со счетов.

— Пусть так. Но ответь мне, за что могли убить Патакона? Тоже за старые грехи или из-за новой ссоры? Тогда поздравляю вас, коллеги. У нас появился серийный убийца. У нас есть свой собственный маньяк.

Дершог демонстративно поворачивается и смотрит на Взбрыка.

— Предупреждаю, — зло говорит Взбрык. — Первый кто вздумает со мной пошутить, пожалеет об этом.

— И, черт возьми, почему ты так упорно отодвигаешь гастрономический мотив, — продолжает Дершог. — Совсем необязательно убивать друг друга для последующего поедания. Мы в замкнутом пространстве. У нас ограниченное количество пищи. Чем меньше едоков, тем больше доля каждого. И меня совершенно не радует, что среди нас завелся мерзавец.

— Все. Давайте поговорим не о мотиве убийцы, а о возможных мотивах убитого, — говорю я. — Раз уж мы все в одном месте, давайте-ка дружно поможем следствию. У кого-нибудь есть идеи, что делал Патакон в посадочной капсуле?

— Смыться хотел, — не задумываясь говорит Взбрык. — Страшно ему стало среди нас. Или решил, что на планете у него больше шансов на выживание. К тому же кое-кто из коллег представлял для него реальную опасность. Кстати вот и вариант ответа на вопрос: откуда на лице такая гримаса ужаса? Его напугали.

— Возможно, ему действительно что-то привиделось, — говорит Люч. — У него мог случиться нервный срыв. Вчера вечером он рассказал нам страшную сказку. На планете Цыкип, ликапаны очень сильно верят в эти истории. Вероятно, у него случилось видение… Как их… Душ с погибшей планеты. Сердце и не выдержало. Потому что бог его знает, как выглядело то, что ему привиделось.

Мы так ни о чем и не договорились. Я услышал десяток версий — одна невероятнее другой. Самым правдоподобным мне казалось, что Патакон действительно хотел совершить посадку на планету. Он пробрался на третью палубу, наверное, на рассвете, так больше вероятность остаться незамеченным. Активировал посадочную капсулу, сел на место пилота и тут он что-то увидел. Вот только что? Или кого? Неважно. Главное, что он пришел, сел, что-то увидел и его хватил кондратий… Черт, шлюз был не активирован. Патакон сидел в капсуле, в не активированном шлюзе. Активировать шлюз из капсулы невозможно.

«А Люч-то был прав. Я сходу уперся в пищевую подоплеку преступления. Но как от нее отмахнуться? На Дельфа могли иметь виды Люч, Взбрык, Дершог и Патакон. На Патакона — Люч, Маринг, Взбрык и Дершог. На Взбрыка… А ведь я уже уверен, что Взбрык будет следующим. На Взбрыка — Люч, Дершог и… я. Я не имею на него виды. Значит… Значит во всех трех случаях присутствуют Люч и Дершог. Дершог. Не нравится мне эти совпадения.

Попробуем подойти с другого конца. Немного смягчить вину подозреваемых. Рассмотрим варианты с самозащитой. Кому могли угрожать погибшие? Патакон — мне, Марингу и Дершогу. Дельф — Марингу, Патакону и Дершогу. Взбрык — Лючу, Дельфу и мне. При таком варианте просматриваются два кандидата: Маринг и Дершог. Опять Дершог! Подумаем теперь о Маринге, всерьез я его еще не рассматривал».

В дверь постучали.

— Открыто, — крикнул я.

Дверь отползла в сторону. В каюту быстро вошел Взбрык.

— Не помешал?

— Нет. Присаживайся.

Я двигаюсь на кровати. Взбрык садится рядом.

— Они сидят на диване в кают-компании, им хорошо виден вход в твою каюту, — торопливо начинает Взбрык. — Я специально пришел к тебе. Демонстративно. Пусть знают. Я все расскажу. Я не боюсь их! Точнее наоборот. Я их боюсь. Они убьют меня!

— Почему ты так думаешь? — спрашиваю я. Спрашиваю ради приличия, чтобы не обидеть.

— Потому что они хотят меня съесть.

— Подожди. Кто хочет съесть и почему именно тебя?

— Люч и Дершог. Моя молекулярная и химическая структура может быть совместима с шаргашами и таркарами.

— Понятно. Я тоже могу тебя переварить. Ты не боишься, что я с ними заодно?

— Нет. Ты не с ними. И я тебе верю. Ты сразу понял, что улики, изобличающие меня, подкинули. Ты не даешь себя запутать бредовыми версиями о душах с погибших планет. Ведь это же очевидно, что Патакона убил Дершог. Кто еще мог так напугать Патакона, что тот умер от разрыва сердца? Только Дершог.

— А зачем Патакон залез в капсулу?

— Он не залазил в капсулу. Дершог убил его, а потом отнес на третью палубу. Если бы Патакон действительно хотел сесть на планету, то прежде чем залезть в посадочную капсулу, он бы активировал шлюз.

— Но согласись, — я стараюсь держать доверительный тон, — Патакон верил в легенду о душах с погибших планет. Артулунки очень впечатлительные. Он испугался еще вчера, когда ему привиделось, что кто-то шумит в морге. Кстати, как ты думаешь, кто выдвинул поддон с телом Дельфа?

— Дершог, — не задумываясь отвечает Взбрык.

— Почему именно он?

— А кто же тогда? — улыбается Взбрык.

— Погоди, это не дело. Я понимаю, что ты сам боишься Дершога, но нельзя же так огульно…

— Ничего не огульно, — уверенно говорит Взбрык. — Ты думаешь, что он случайно ляпнул в кают-компании о тушеных артулунках?

Я-то как раз так не думал. Последнее время я все более утверждаюсь в мысли, что все происходящее срежиссировал Дершог.

— А ты думаешь нет? — спрашиваю я.

— Конечно же нет! Между прочим, разговор о еде в тот вечер завел именно Дершог. Тем самым он убил сразу трех зайцев. Он напугал Патакона, внес сомнения в мозги коллег и попытался создать себе алиби. Мол, если бы это все я задумал, стал бы я так явно об этом говорить? Нет. Сделал бы все по-тихому. Дельф ему явно мешал. Он врач. В конце концов, он мог сделать вскрытие и на сто процентов определить причину смерти.

— А если Патакон не испугался, а был отравлен? — осторожно подкидываю идею.

— Очень хороший вариант, — сходу принимает идею Взбрык. — Я же говорил, что не ошибся в тебе. Вот, кстати, и причина для смерти Дельфа.

— Но тогда его нельзя будет съесть.

— Во-первых яд можно нейтрализовать, во-вторых, не все, что яд для артулунка, яд для таркара или шаргаша.

— То есть ты считаешь, что Дершог и Люч собираются тебя убить и съесть.

— И Маринг. Маринг с ними заодно. Это он с виду такой тихий. На самом деле риарвоны профессиональные убийцы. Охотники. Такие же как таркары. Тысячелетиями они убивали друг друга. Галактика принесла им просвещение. И вот как они ей отплатили. Как только появилась возможность, они снова начали убивать. Как говорят у вас на Земле: сколько волка не корми, а своя рубашка ближе к телу.

— А как же Люч? — спрашиваю в надежде, что про него Взбрык просто забыл.

— Подлец и трус. Как только запахло жареным, он предал цивилизацию и встал на сторону дикарей.

Взбрык поднимается, идет к двери. У порога он замирает, оборачивается.

— Не забывай. Нас осталось только двое. Больше нам не на кого рассчитывать.

Он уходит, я снова пытаюсь проанализировать ситуацию. В словах Взбрыка есть логика. Но есть и страх.

«Так что мы имеем? Имеем Дершога, который напугал Патакона, рассказал мне о Поваренной книге, будучи уверен, что следствие Люч поручит мне. Это не сложно угадать, я заместитель Люча. Если считать, что убийце нужен яд, чтобы перетравить всех, то смерть Дельфа вполне объяснима. Теперь, когда Дельф мертв, Люч имеет бесконтрольный доступ к сейфу. Получается, что убийца Люч. Или же они заодно с Дершогом? Как быть уверенным, что следствие поручат мне? Просто знать об этом от того, кто это поручит.

А как же Маринг? Он получается не причем? Очень даже при чем. Если он убийца Дельфа, то убить Патакона ему просто необходимо. Во-первых, эта идиотская история о душах. Во-вторых, все сразу очень сильно запутывается. Коллеги начинают нервничать и, сами того не ведая, ему подыгрывать. А он всего лишь ждет, выбирая время и новую жертву.

В дверь снова постучали.

— Открыто.

В каюту входит Люч. У порога он останавливается, словно хочет извиниться и выйти, но через пару секунд закрывает за собой дверь, уверенно подходит к столу, подкатывает к кровати кресло и садится в него.

— У меня тут появилась одна мысль… Хочу с тобой посоветоваться.

— Все, что в моих силах, — отвечаю я.

— Мы сейчас сидели с коллегами в кают-компании, разговаривали о том о сем… о нас, в общем. И знаешь… Меня вдруг насторожило поведение Маринга.

— И что же он сделал?

— Да в том-то и дело, что ничего. Он равнодушен к происходящему.

— Дершог тоже равнодушен.

— Не скажи. Дершог переживает. И за себя, и за коллег. Он просто очень сильный. Как мне показалось, ему было искренне жаль и Дельфа, и Патакона. А Марингу же все равно. Мы головы ломаем, пытаемся предугадать следующий ход убийцы, а он сидит себе, глазами хлопает. И тут я подумал: а почему он не боится убийцы?

— Потому что сам убийца? — делаю вид, что угадал.

— Именно. А мы, дураки, ему подыгрываем.

— Каким образом? — спрашиваю я, а сам не знаю, радоваться или пугаться. И пяти минут не прошло, как я рассматривал ту же мысль со всех сторон.

— Представь на минуту, что это он убил Дельфа. Просто так убил. Ни за что. Мы напуганы, мы подавленны, мы судорожно ищем убийцу. И неизбежно делаем ошибки. А Маринг спокойно наблюдает, анализирует. Точный расчет, и мы имеем следующую жертву. Мы паникуем, начинаем еще более отчаянно искать убийцу, потому что каждый из нас боится оказаться следующей жертвой. Начинаем подозревать друг друга. А Маринг опять спокоен. Он анализирует, выбирает.

— И кто ты думаешь будет третьим? — спрашиваю я.

— Взбрык.

Сегодня определенно день совпадений.

— Почему?

— Он самый слабый из нас, самый напуганный, самый суетливый. Его несложно будет убить.

— Ну хорошо, допустим это так. Что он будет делать, когда останутся самые сильные?

— А ничего не будет. По двум причинам. Первое. Мы сами начнем что-то делать. И один из нас неизбежно убьет другого. Второе — четверо не семеро. Ртов меньше, порции больше, можно попробовать дотянуть до спасателей.

— А как же следствие? Не мое, настоящее. Когда придет помощь, обязательно будет расследование.

— Для начала помощь должна прийти. Возможно, у него есть какой-то план и на этот случай. А к этому времени мы сами так запутаем дело, что сам черт не разберет.

— Как у тебя получилось принять сигнал от спасателя? Ведь антенна разбита, блок поврежден…

— Сам не знаю. Может случайность, усилитель сработал на последнем издыхании и сгорел. Так что ты скажешь насчет Маринга?

— Тебе это не понравится. Я только что думал о том же самом. То есть совпадение полное, на все сто процентов. Кстати. Что ты думаешь о душах с погибших планет?

— Сказка, — отвечает Люч и вздыхает. — Как глупо, что такой прекрасный химик, образованнейший артулунк верил в такую чушь.

— Что думаешь предпринять?

— Ничего. А вдруг мы ошибаемся?

— А вдруг следующим будешь ты?

— Нет, уж лучше ты, — говорит Люч и задумывается. — А я его тогда так припру к стенке, что не отвертится.

Несколько мгновений тишины, и мы от души смеемся.

— Пойду, — говорит Люч. — Постараюсь подбодрить коллег.

Он выходит из каюты, а я смотрю на пустое кресло: «Почему он не спросил о Взбрыке? Должен был спросить. Боялся показать, что его это интересует? Ерунда. Он старший. Его должно интересовать все. Маринг. Взбрык. Маринг или Взбрык?»

Встаю с кровати, начинаю прохаживаться по каюте. Неожиданно личность убийцы или убийц отходит на второй план. Меня больше всего начинает интересовать мотив: «Зачем? Ради какой цели убиты двое ученых? Химик и врач. Хм… Может дело в этом. Они оба прекрасно разбирались в строении материи, в молекулярных и химических процессах. Один все знал о здоровье коллег, другой прекрасно разбирался в химических соединениях, совместимости и несовместимости. Взбрык — математик. По логике вещей, его не за что убивать. Получается, что кроме Люча среди нас нет никого, кто мог бы разобраться в молекулярной совместимости. То есть если его убить, больше не будет потенциальной опасности? Убийства прекратятся? Значит он следующий?»

В дверь осторожно постучали. Я остановился, прислушался. Тот, кто был за дверью, немного обождал и повторил попытку. Я подошел к двери и открыл ее.

На пороге стоял Маринг.

— Мы можем поговорить?

— Проходи, — сказал я и посторонился.

Маринг проплыл мимо, устроился в предложенном кресле. Я закрыл дверь и вернулся на кровать.

Маринг молчит. «Что это? Он стушевался?»

— Наверное, это будет некрасиво выглядеть, — неуверенно начинает Маринг. — Но я не могу не рассказать тебе об этом.

— Сейчас не та ситуация, чтобы заниматься самоанализом, Маринг, — я пытаюсь его поддержать. — Нам всем угрожает опасность.

— Именно поэтому я и хочу тебе рассказать то, что видел. Ты только не подумай, что я его обвиняю, совсем нет. Просто тебе, как проводящему расследование, возможно, это будет интересно.

— О ком ты говоришь?

— О Взбрыке. Я видел его возле санчасти. Я его несколько раз видел, но в тот раз он… как будто крался, что ли…

— Ты расскажи все, что видел, а потом мы с тобой попробуем сделать выводы.

Маринг немного помолчал, наверное, подбирал подходяще слова, после чего сказал:

— В тот вечер, когда Дершог рассказал про тушеных артулунков, я решил порыться в компьютере санчасти, поискать формацию о молекулярном строении коллег. То, что я нашел, ситуацию нисколько не прояснило, я не силен в биологии. Я уже собирался уходить, как в санчасть пришел Взбрык. И ты знаешь, он так растерялся, когда увидел меня, словно пытался пробраться тайком, а у него ничего не получилось. Я встал, сказал, что машина, свободна и пошел в свою каюту. Там я долго думал, чем заняться: почитать книжку или просмотреть свои записи по работе. Так сказать, подчистить хвосты. Решил заняться работой, почти все разгреб. Неожиданно я вспомнил, что какая-то информация может быть в библиотеке. У нас на станции прекрасная подборка практически по всем направлениям науки. Когда я шел по коридору, прошло уже часа три, как я ушел из санчасти, вдруг увидел Взбрыка, подглядывающего за Дельфом. Тот что-то переставлял на полках. Порядок наверное наводил. Я затаился, постоял так немного, понаблюдал за Взбрыком, потом спустился на первую палубу по другому трапу. Когда утром мы нашли Дельфа, я вспомнил про Взбрыка, но подумал, что его вчерашнему поведению есть какое-то объяснение, и не стал заострять внимание. Зачем зря наводить подозрение. Но сегодня в столовой вы с Лючем говорили о каких-то уликах против Взбрыка. Убийство — это серьезное преступление. Я думаю, лучше тебе знать то, что я видел. А уж выводы делай сам.

— Ты думаешь, Взбрык мог убить Дельфа?

— Каждый из нас мог бы. Свидетелей не было. Во время убийства все лежали по каютам. Так что убийца мог спокойно пройти по коридору, застать Дельфа в санчасти и убить его.

— А за что по-твоему могли убить Дельфа?

— Не знаю, — Маринг пожал плечами, его голова при этом смешно опустилась еще ниже. — Возможно какая-то старая обида.

— Спасибо за рассказ, — говорю я. — Это может оказаться важным.

Маринг встает чуть разводит руками и, немного помедлив, уходит.

Я остаюсь в задумчивости.

«Интересно, что их всех заставило прийти ко мне? То слова не вытянешь, то разговорчивые не в меру. Второй труп их так отрезвил? Теперь они поняли, что это не игрушки, что третьим может быть каждый из них? Или поверили, что теперь я могу подозревать любого, и начали топить друг друга? Осталось еще дождаться Дершога. За Взбрыком сегодня ночью не мешало бы присмотреть… А это мысль. Если не примут за убийцу и не пришибут на всякий случай, могу что-нибудь интересное увидеть. И в самом деле, сколько можно ждать, что будет утром? Пора играть на опережение».

В дверь постучали.

— Да, — говорю я.

Дверь отползает в сторону, появляется волчья голова.

— Свободно? — спрашивает Дершог и заискивающе улыбается.

Я рассмеялся, он шагнул за порог, закрыл дверь.

— Чего ты ржешь? — спрашивает Дершог, садится в кресло, в котором до него уже сидели трое. — Все сходили постучать, так что же это я не зайду к тебе?

— А с чего ты взял, что они приходили стучать?

— Информируют по другому. То, что сделали коллеги, называется стучать. Вот и я, так сказать, за компанию зашел. Чтоб знали враги, что и под них кто-то копает.

— А ты на кого будешь стучать?

— Я разве сказал, что пришел настучать? Я сказал, что просто зашел. Чтоб не выделяться. А что, я люблю подыграть в хорошей игре. Нашел книгу?

— Нашел.

— Дай посмотреть.

— А чего ты в тот же вечер не пришел?

— А ты меня ждал?

— Ждал.

— Думал, что я специально тебе про книгу рассказал?

— Думал.

— Поэтому и не пришел. Дай посмотреть.

— Так теперь я знаю, почему ты не пришел, и буду подозревать еще больше.

— Ты книжку дай, а потом подозревай сколько хочешь. Если она у тебя в тайнике лежит, так я могу выйти.

— На столе возьми.

Не вставая из кресла Дершог подкатывается к столу, находит в стопке «Поваренную книгу Мардагайла» и осторожно, как будто боится выпустить джина из бутылки, открывает обложку.

— Мардагайл — «человек-волк». В армянской мифологии человек-оборотень, обладающий способностью превращаться в волка. Согласно поверьям, Бог, желая наказать кого-либо, заставляет отведать предназначенную для Мардагайла пищу (которая сыплется с неба подобно граду). После этого сверху на него падает волчья шкура, и он становится Мардагайлом, бродит ночью вместе с волками, пожирает трупы, похищает детей и раздирает их. Днем Мардагайл снимает с себя шкуру, прячет ее и принимает свой обычный облик, — читает он на титульном листе. — Я думал, автор — юморист. Хотел от души повеселиться, собирая все рецепты. А он, оказывается, философ.

— Ты сам-то как думаешь, кто Дельфа убил.

— Не знаю, — говорит Дершог, медленно переворачивая страницы и пробегая глазами рецепты.

— Дело-то серьезное, — я стараюсь дать понять Дершогу, что уже не шучу. — В морге два трупа. Значит среди нас не просто неосторожный убийца, а…

— Это как? — подняв на меня глаза, спрашивает Дершог.

— Убийство по неосторожности. Или же в состоянии аффекта. Ведь его могли вынудить к убийству. Например, убийство при самозащите.

— Среди нас двое убийц, — говорит Дершог и возвращается к книге.

— Почему ты так думаешь?

— Я не думаю. Я чувствую. Двое желали чужой смерти. Можешь считать, что у меня инстинкт охотника проснулся. Ты знаешь, я за последние два дня столько забытых чувств и ощущений пережил… просто феерия. Давно так хорошо себя не чувствовал. Да еще голод подбрасывает азарта…

— Не вздумай об этом еще кому-нибудь рассказать.

— А что?

— Ты представляешь, что тут начнется?

Дершог снова отрывается от книги, улыбается.

— А ты думаешь, чего это они к тебе вдруг в очередь выстроились? Гражданская сознательность в них проснулась? Черта с два. Это я им только что рассказал, что во мне проснулся охотник.

Я чувствую, как у меня волосы начинают шевелиться на всем теле. Потому что я верю Дершогу. Еще вчера ни одна зараза не хотела со мной говорить. И вдруг засуетились.

— Если ты хочешь узнать, стучали на тебя коллеги или нет, — говорю я, — мог бы просто спросить, а не городить огород.

— Чего городить? — не понимает Дершог и, не дожидаясь ответа, машет лапой. — Да какая разница, можно подумать, ты сказал бы.

— Конечно, не сказал бы.

— Вот я и не спрашиваю. Не бойся, я пошутил про кают-компанию. Мы разговаривали о легендах, и я им двадцать минут рассказывал, как наши предки, загнанные шиконами в пещеры, два месяца сидели без еды, разбирали обвал, который закрывал второй выход. А когда они выбрались, то ударили по врагу с тыла, и в наши дома пришел мир.

— Кстати, о легендах. Как ты думаешь…

— Здесь не было душ мертвых, — отвечает Дершог. Словно мысли мои читает. — Я не знаю, насколько правда то, что рассказал Патакон, но душ мертвых на модуле не было.

С минуту мы молчим.

— Ну вот, — вздохнув, Дершог закрывает и протягивает мне книгу. — Пожалуй мне пора. Коллег я подразнил, книгу посмотрел, с тобой пообщался. Не буду мешать.

Он уходит. Я снова встаю и начинаю прохаживаться по каюте.

«Ничто его не берет. Он как всегда весел и уверен в себе. Мне бы его уверенность. Из головы не выходит очередь из желающих рассказать свои подозрения. Кто же убийца? Дершог, Маринг, Люч или Взбрык? Люч… вряд ли. Он может быть в сговоре, но сам убивать не станет. Дершог… Этот может все. Маринг… Нет аргументов ни за, ни против. Взбрык… Этот, пожалуй, тоже может все. Как разобраться, как понять логику убийцы? Убийц. Скорее всего Дершог прав. Убийца не один, их двое. Более того, мне кажется, что они не знают друг про друга. Так кто же из них? Взбрык… Он или умрет сегодня или убьет кого-нибудь. Если Взбрык умрет, значит он не убийца. До какой же хреновины я договорился…»


Приблизительно в половине двенадцатого ночи я осторожно выглянул в коридор. Там тихо и пустынно. Лампы освещения тускло горят в ночном режиме, одна, напротив кают-компании, нервно подрагивает. Нужно заменить. Я закрыл каюту, осторожно двинулся по коридору. Странно. Я это делаю автоматически. Еще неделю назад никому бы и в голову не пришло запирать каюту. Мы не просто не доверяем друг другу, мы боимся.

На какое-то время мне показалось, что на модуле я остался один, и холодный ветерок прошелся по моей спине. Я мысленно усмехнулся. Оказывается, я предпочитаю находиться среди убийц, чем одному болтаться в космосе, на орбите чужой планеты.

У двери санчасти замедляю шаг, еще сильнее прислушиваюсь. От этого у меня начинает тихо звенеть в ушах. Чувствую дрожь. Только бы не сорваться и не выстрелить в кого-нибудь.

Юркнув в еще не до конца открытую дверь, тут же закрываю ее. В санчасти темно. Вслепую протягиваю в сторону правую руку, опускаю жалюзи на широком окне. Снимаю с пояса фонарь, включаю. Желтый яркий луч выхватывает из темноты стол с компьютером, несколько полок широкого стеллажа у правой стены. Осматриваюсь. Я не боюсь быть замеченным. Ведь я веду следствие, это оправдает мое появление где угодно и когда угодно… А было бы забавно, окажись убийцей я.

Иду в морг. Осторожно выдвигаю поддон с Дельфом. Тело на месте. Проверяю параметры криогенной установки, приборов жизнеобеспечения, системы циркуляции газа. Все в норме. Задвигаю поддон с Дельфом, выдвигаю с Патаконом. Все работает.

«Может это действительно выход, лечь в глубокий сон и дождаться корабля?»

Задвигаю поддон с Патаконом. Выхожу в санчасть, нахожу место, где буду прятаться, тушу фонарь, чуть раздвигаю жалюзи, прислушиваюсь. Кругом ни звука. Сажусь на стул. Сна нет. Даже чувствую некоторый прилив сил. Наверное, это адреналин.

В коридоре как будто зашумели. Я прислушался. Шаги… Переход на первую палубу! Кто-то спускается вниз. Сердце забилось чаще, ему стало тесно в груди, кровь застучала в висках, во рту появился металлический привкус… Вроде все затихло. Сквозь небольшую щель в жалюзи пытаюсь рассмотреть коридор. Кажется, никого. Мгновение на принятие решения, открываю дверь и на мысках бегу ко второму трапу.

Спускаюсь на первую палубу. Мне хорошо видна открытая дверь библиотеки. «Подойти? Может, кто-то решил книжку почитать. И все же нужно посмотреть». Я уже почти созрел для этого, когда наверху послышались размеренные шаги. Я немного растерялся, подсознательно ожидая, что сейчас кто-то выйдет из библиотеки и заметит меня. Спрятаться негде. Шаги затихают. Из библиотеки никто не вышел. Торопливо поднимаюсь по трапу, выглядываю в коридор. Пусто. С минуту стою на второй палубе, прислушиваюсь. «Показалось? Возможно, но маловероятно. Упустил». Спускаюсь вниз… Дверь в библиотеку закрыта. Тот, кто был там ушел, пока я находился на второй палубе. Их двое. Если не трое. Представление разыграно как по нотам. Неожиданно на меня накатывает такая волна страха, что мне даже становится немного стыдно за себя. Довольно игр в сыщика, пора баиньки.

Утро встречаю в полудреме. Мне так и не удалось заснуть. Чувствую себя немного неуютно. Единственное, что несомненно утешает — я больше не чувствую голода. Наверное, это и есть второе дыхание. Приглашение Люча посетить столовую меня уже не радует. Скорее это необходимый ритуал. Я не тороплюсь. Привожу себя в порядок. Бреюсь…

— Значит, Взбрык, — сидя за столом говорит Дершог, когда я появляюсь в столовой.

Люч и Маринг смотрят на меня так, словно я должен открыть им страшную тайну.

— Что значит Взбрык? — спрашиваю я.

— Значит, сегодня мы найдем его труп, — вставая, говорит Дершог. — Чего ждем? Можем идти проверять.

— Не торопись, — говорит Люч.

Дершог пожимает плечами и садится.

— Я что-то пропустил? — спрашиваю я.

— Мы пришли в столовую почти одновременно, — говорить Люч. — Дершог сказал, что кто из вас с Взбрыком придет первым, тот и выжил этой ночью. Второй по его расчетам должен непременно погибнуть.

— А что тут такого? — как будто оправдывается Дершог. — Обычное предположение, основанное на логическом анализе. К тому же я не вижу…

— Успокойся, — прерываю его я. — У меня были те же предположения. Кто-то из нас этой ночью должен был умереть.

— Ну вот, видишь, — говорит Лючу Дершог.

— Кстати, — я сажусь за стол. — Этой ночью я решил немного проследить за тем, что делается на модуле, когда мы расползаемся по каютам, и был свидетелем интереснейших событий…

— На первой палубе был я, — говорит Люч. Дершог и Маринг смотрят на него.

— Ты был один? — спрашиваю я.

— Один, — Люч насторожился. — Бессонница замучила. Решил почитать чего-нибудь, спустился в библиотеку.

— Долго там находился?

— Нет, минут пять, не больше. Мне сразу же попалась «Империя пояса Ориона». Я немного полистал ее, решил, что подойдет и ушел.

— Когда я услышал шум у третьего трапа на первую палубу, — рассказываю я, — то осторожно спустился по второму трапу. Я уже хотел заглянуть в библиотеку, когда услышал наверху чьи-то шаги. Я выждал, осторожно поднялся на вторую палубу. Там уже никого не было. А пока я был на второй палубе, тот, кто был в библиотеке ушел. Короче говоря, я упустил обоих.

— Все правильно, — говорит Дершог. — Пока ты подглядывал за Лючем, Взбрык шарахался наверху.

— Ну и где он теперь? — спрашивает Люч.

Мы встаем и идем в морг. Нам не нужно убеждать друг друга. Мы заранее знаем, что сейчас увидим. Я выдвигаю поддон с Дельфом, затем с Патаконом…

Тело Патакона исчезло. Мы смотрим друг на друга. Исчезновение тела настолько же нелепо, насколько и зловеще. Первый раз один из нас решил похитить труп.

— Глупо, — говорит Маринг и качает головой. — Ужасно глупо. Куда он денет тело? И как он объяснит все это?

— А он вообще идиот, — говорит Дершог. — Допрыгался наш кузнечик, крыша поехала.

— Значит, это он убил Дельфа и Патакона, — кажется Маринг не хочет в это верить. — И улики с самого начала указывали на него. Но мне все-таки непонятно, зачем он украл тело?

— Минуточку, коллеги, — многозначительно говорит Люч. — Я не вижу причины обвинять Взбрыка в преступлении, пока это не доказано. Его отсутствие еще ни о чем не говорит.

— Так давайте найдем его, и он все нам расскажет, уж поверьте мне, — говорит Дершог.

На стук в дверь каюты Взбрык не отозвался. Я взломал код замка — каюта оказалась пуста.

Мы идем в мою каморку, берем радиостанции и начинаем поиски. Начинаем с третьей палубы. Мне почему-то не верится, что Взбрык был убийцей.

Первым мы находим тело Патакона. Люч находит.

Патакон сидит в той же посадочной капсуле, где его нашли вчера, в той же позе. Дершог несколько удивлен увиденным. Такое впечатление, что он надеялся увидеть тушку артулунка, разделанную на порционные кусочки, и не увидел. Он уже составил мнение о Взбрыке, и получается, что ошибся. Маринг как всегда спокоен. Люч нервничает.

Мы переносим тело в морг, загружаем в ячейку.

— Коллеги, — вдруг говорит Дершог. — А почему пульт контроля за ячейками говорит, что у нас в морге хранится три тела?

— Как три? — бормочет Люч и идет к пульту.

Он спросил настолько это неестественно, что я начинаю его подозревать. Иду к пульту. Три столбика по двадцать восемь зеленых огоньков в каждом.

— Действительно, активированы три ячейки, — говорит Люч, — Первая, вторая и четырнадцатая.

Я подхожу к четырнадцатой ячейке, открываю дверцу, чуть выдвигаю поддон и тут же резко задвигаю его на место. Отхожу от ячейки и, медленно сползая по стене, сажусь на пол, коллеги смотрят на меня, опасливо подходят к ячейке, выдвигают поддон. Маринг глупо хлопает глазами, Дершог вскидывает брови, глубоко вздыхает, Люч закрывает глаза, обхватив голову четырьмя руками, отходит ко мне.

— Тот, кто активировал ячейку, — медленно выговаривает Дершог, — прекрасно разбирается в ее устройстве и управлении. Он не просто нажал на какие-то кнопки. Он запрограммировал ячейку как обычный холодильник, посчитав, что глупо пытаться сохранить жизнь Взбрыку, после того как разобрал его на части.

Люч медленно идет к выходу. Дершог и Маринг смотрят ему в спину.

— Что скажешь, следователь? — спрашивает меня Дершог.

— Круг сужается.

— Когда на модуле останутся двое, один из них будет наверняка знать, что второй — убийца, — говорит Маринг и тоже выходит их морга.

Вечером ко мне пришел Люч. Первая мысль, которая у меня появилась в голове, как только я увидел его, что он не пришел ко мне, а прокрался. Не только вид, но и взгляд Люча был заговорщицкий. Я, сидевший до этого на кровати и листавший «Графа Монте-Кристо», отложил книгу в сторону и приготовился услышать сногсшибательную новость.

— Есть идея, — чуть ли не шепчет Люч.

— А может, не надо? — спрашиваю я. — Такое ощущение, что чем больше мы суетимся, тем быстрее гибнем.

— Ты был прав, нужна засада.

— Когда это я предлагал устроить засаду?

— Не перебивай, — настаивает Люч. — Слушай. Среди нас четверых есть убийца. Согласен?

— Нет.

— Хорошо. Среди нас могут быть двое убийц, но один-то уж точно есть. — Он смотрит на меня, я киваю. — Так вот, я пытаюсь определить, кто это. Первое — это не я.

У меня появляется предположение, что Люч спятил. Мне очень не хочется в это верить, но, похоже, я прав.

— Второе — это не ты, — продолжает Люч.

— Почему это не я?

— Есть ряд свидетельств и доказательств… в общем, неважно. Остается Маринг и Дершог. Как определить?

— Кто из них завтра выживет, тот и убийца, — повторяю я мысль Маринга.

— Логично. А если они оба выживут?

Господи, я понимаю, что мы все потихоньку сходим с ума, но мне не хочется спорить с Лючем. И прогнать его… будет как-то не красиво.

— К тому же мне кажется, ты не горишь желанием просто ждать, пока тебя убьют. Поэтому нам нужна засада. Убийца все время пытается нас напугать. Сегодня он попробует еще раз украсть из морга тело Патакона и положить в капсулу.

— Может, ему проще сознаться? — спрашиваю я. — Люч, ты считаешь его полным идиотом. Так нельзя. Нельзя недооценивать противника.

— Переоценивать его тоже вредно.

— Хорошо. Возьмем нейтральный вариант. Он может больше никого не убить. Или же взять паузу на день, два, три, неделю…

— Ничего подобного. Он обязательно продолжит сегодня ночью. Атмосферу необходимо нагнетать, а иначе не будет нужного эффекта.

«Идея Люча подстава, — эта мысль гвоздем заходит в мой мозг. — Самая элементарная подстава. Кого я подозревал с самого начала? Люч, Маринг, Дершог. Кто остался в живых? Люч, Маринг, Дершог. Второй вариант менее убедительный, но не менее реальный: Люч сошел с ума. И в первом, и во втором случаи не идти нельзя. Ну что же, сыграем в охоту на тигра с козленком на веревочке. Пусть козленком буду я».

— Где будем караулить?

— На третьей палубе. Так ты мне поможешь?

Для приличия делаю вид что задумался, мол, еще не решил.

— Хорошо. Давай попробуем.

Люч уходит, а я закрываю глаза и пытаюсь сообразить, сколько у него помощников. От этого зависит, как я буду себя вести.

В условленный час мы с Лючем пришли на третью палубу и, рассредоточившись, заняли позиции для наблюдения недалеко от шлюзов с посадочными капсулами. Я взвел курок и приготовился к самому худшему: на меня набросятся все трое. «Почему они не пристукнули меня еще в морге, а притащили сюда? Откуда мне знать. Может, у них игра такая».

Ждать было нестерпимо. В половине четвертого на лестнице послышались шаги. Я снова почувствовал волнение. Моя нервная система настолько расшатана, что можно и не пытаться успокоится. И тут у меня закружилась голова. Совсем не кстати дал о себе знать голод. Я начал глубоко дышать, но на четвертом вздохе замер, словно мне в глотку забили чопик. По коридору на меня шел Патакон. Он даже не шел, он медленно плыл, словно лунатик по коньку крыши. Не могу сказать, что я сильно набожный человек, но губы сами начали шептать:

— Отче наш, живущий на небесах. Да святится имя Твое…

— Заходи со спины! — гаркнул Люч. — Лови его! Патакон вздрогнул, подпрыгнул на месте и обернулся.

Я пришел в себя. Люч с грохотом выскочил из укрытия и преградил Патакону дорогу к шлюзам и второму трапу. Я спрятал пистолет и вышел из укрытия.

Патакон смотрел на нас напуганными глазами и пытался сообразить, что же ему делать дальше.

— Ах ты, скотина, — медленно, но внятно проговорил Люч, скрестив на груди две руки, а двумя другими подбоченясь.

Но вдруг испуг Патакона быть съеденным прошел, и его место занял другой. Он влип.

— Я… Я все объясню… У меня не было другого выхода, — неуверенно лепетал Патакон. — Выхода не было…

— Значит, это ты убил Дельфа? — зло сказал я, решив не давать Патакону опомниться. — Потом рассказал нам страшную историю и сам умер. Призраку убивать ведь легче, правда? На него никто не подумает.

— Я никого не убивал…

— А ты знаешь, что с тобой сделает Дершог? — спросил Люч. — Все были уверены, что это он тебя укокошил.

— Я не хотел, чтобы кто-то пострадал, я просто хотел выжить…

Мы отвели Патакона в кают-компанию. Я остался его караулить, а Люч пошел будить Маринга и Дершога. Было видно, что эти несколько минут ожидания стоили Патакону очень многого. Он стал совсем белым, его тощие лапки мелко подрагивали. Да он и сам дрожал как осиновый лист.

Первым появился Дершог. Остановившись в дверях, он подбоченился, как будто украдкой облизнулся, причмокнул, сглотнул слюну и сел на свое любимое место. Маринг выглядел сильно заспанным. Похоже, ему было все равно, что Патакон оказался живым. Последним пришел Люч. Он сначала сел в кресло, возле шахматного столика, после чего встал и окинул всех присутствующих взглядом.

— Для начала, коллеги Маринг и Дершог, я хочу перед вами извиниться, — объявил Люч и начал прохаживаться по кают-компании. — Я подозревал вас в убийстве.

— А где Взбрык? — спросил Патакон. Люч сделал вид, что не услышал вопроса.

— Именно поэтому я уговорил Сергея устроить этой ночью засаду. И, как видите, не зря. Ну-с, — Люч посмотрел на Патакона и опустился напротив него на диванчик. — Рассказывай. Как, что и когда ты сделал?

Патакон шмыгнул носом, одарил нас затравленным, извиняющимся взглядом. Подозрение, родившееся в моей голове в первые минуты, уже давно улетучилось. Теперь я был уверен, что он никого не убивал.

— Перед общим осмотром жилого модуля, — словно нашкодивший школьник начал Патакон, — я зашел к Дельфу попросить таблетку от головной боли. Мы разговорились, он сказал, что не стоит бояться Дершога. Что сказанное в кают-компании не намек и никакого продолжения иметь не будет. Мы долго говорили. И вдруг он сказал, что если будет уж совсем страшно, выпей две таблетки тирокана. На артулунков он действует очень быстро. Замедляет ритмы сердца, гасит мозговую активность. В общем, у окружающих будет полное впечатление, что ты умер. Подтверждать смерть придется мне, и я это сделаю. После чего положу в ячейку для хранения, буду поддерживать жизнь препаратами. Тирокан имеет ограничение по времени действия, для артулунков это двадцать девять — тридцать часов.

— И чтобы он никому не рассказал о твоей затее, ты решил его убить, — сделал вывод Люч.

— Я не убивал Дельфа, — замотал головой Патакон. — На следующий день я собирался поговорить с ним и сказать, что согласен. Да и зачем мне было его убивать? Ведь он должен был подтвердить, что я умер. А так мне пришлось все сделать самому, без чужой помощи. Когда убили Дельфа, я понял, что следующим убьют меня. Я самый слабый среди вас. А в таких ситуациях выживает сильнейший. Я понял, что смогу спастись только в том случае, если умру. Вот я и рассказал вам легенду о душах с погибших планет. Она достаточно известна, я думал кто-то из вас ее знает и подтвердит. Это было бы мне на руку.

— Поддон с Дельфом ты выдвинул? — спросил Дершог. Патакон кивнул головой.

— Завтра я собирался снова привлечь ваше внимание к своему трупу.

— Чем ты думал питаться? Ведь Дельф мертв, — спросил Люч.

— У меня оставались два комплекта сухого пайка. Сначала я хотел придержать их сколько было бы можно, а потом поделить между всеми. Это могло подбодрить нас. А когда Дельф умер, мне пришлось оставить их себе.

— Так кто же убил Взбрыка? — осторожно спросил я.

Все молчали. Люч выглядел очень глупо. Он поторопился

с извинениями. Среди нас все равно был убийца. Скорее всего, Люч пытался локализовать эмоции, которые могли появиться у Маринга и Дершога. Получалось так, что он провел между нами черту. Я и Люч с одной стороны, Маринг и Дершог с другой. А это раскол. Следующий шаг — стенка на стенку.

— Ну вот, что… Коллеги, — сказал Люч, — мне кажется, всем нам пора задуматься. Среди нас действительно есть убийца. Я не хочу сейчас обсуждать его поступок. Давать оценку его мотивам… сейчас не время для этого. Нам всем нужно думать, как выжить, дождаться спасательного корабля. Если мы будем ненавидеть друг друга, нам это не удастся. Я не прошу виновного или виновных в убийстве или в убийствах признаваться. Я прошу остановиться. У нас в морге два трупа. Мне кажется, этого достаточно. И я предлагаю обсудить одну очень важную тему. Обсудить и определиться с этим вопросом раз и навсегда. Чтоб больше не поднимать этот вопрос.

Да, к нам идет корабль. У нас есть шанс на спасение. Но этот шанс достаточно призрачный. Нам нужно продержаться пять недель. Возможно, кто-то не выдержит, возможно у кого-то произойдут необратимые изменения в организме или мозге. Я думаю, именно эта опасность подталкивает некоторых из нас к странным мыслям. Я имею ввиду возможность употребления в пищу тел Взбрыка и Дельфа. Не перебивайте меня. Прения чуть позже. Да, черт возьми, для цивилизованного общества это дикость. Дикость в обычной жизни. Мы же переживаем катастрофу. И от решения, что делать с мертвыми, зависит судьба живых. Поэтому аргументы этично — неэтично прошу оставить до лучших времен. Маринг, каково твое мнение?

— Наверное, не открою великую тайну, — пространно начинает бубнить Маринг, — если скажу, что каждый из нас уже обдумал эту тему с разных сторон. Не раз и давно. Плоть она и есть плоть. Материя. Вещество. По химическому и молекулярному составу она практически не отличается от плоти домашних животных. Она точно так же переваривается в желудке. Точно так же подвержена тлению. Взбрык и Дельф не умерли своей смертью. Их убили. По типу смерти это то же самое, что забить домашнюю скотину. Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Вы думаете, что это я убил их. А мне плевать на ваши догадки. Точно так же, как вам плевать на мои. Хотя я почти наверняка знаю, кто убийца, обвинять его я не буду. Я считаю, что это совершенно разные вещи: убить математика Взбрыка, с целью употребления в пищу, или употребить в пищу плоть визийца. Что мы считаем важным в живом, мыслящем существе? Разум. Во всех религиях Галактики он называется душой. Все религии считают, что после смерти душа покидает тело. Именно поэтому они призывают при жизни меньше заботиться о бренном теле, а больше о душе. У нас очень тяжелая ситуация. Прибытие корабля может задержаться. С ним могут случиться непредвиденные случайности. Взбрык и Дельф уже мертвы. А мы живы. Я думаю, мы имеем и моральное, и этическое право употребить в пищу тела Взбрыка и Дельфа. И мне кажется, что они сами, раз уж так получилось, что они мертвы, были бы не против, если мы спасем свои жизни таким, как может кому-то показаться на первый взгляд, диким способом. К тому же существует практика завещания своих тел для науки. Уж чему они после этого подвергаются, не идет ни в какое сравнение с нашими намерениями. Так что… Я за.

— Дершог?

— Таркары не питаются падалью, — уверенно сказал Дершог. — Мы охотники, а не могильщики. Я не буду высказывать свое мнение по этому вопросу именно потому, что сам отказываюсь от подобной пищи. Что делать вам — вам и решать. Но есть тела коллег я не стану.

— То ты рассказываешь, как прекрасен тушеный артулунк, — говорит Люч, — то возмущаешься от непристойного предложения съесть визийца. В чем разница?

— В том, что убийство с целью пропитания и пропитание убитым несколько дней назад, это разные вещи. К тому же неясно, как умерли Взбрык и Дельф. Если мгновенно, это одно дело. Если смерть наступила после того как организм не смог бороться с повреждениями, несовместимыми с жизнью, это совсем другое. В материи могли произойти изменения. Вплоть до появления трупного яда. Но дело каждого решать, что ему делать. Если бы не было катастрофы, я бы, может, и осудил вас. Сейчас же я не имею права этого делать. Потому что знаю, насколько тяжела наша ситуация. Решайте. Делайте, что сочтете нужным. Я пас.

— Патакон?

Патакон медленно переводит взгляд с одного на другого, подолгу смотрит, пытаясь заглянуть в глаза. Его никто не осчастливил такой возможностью.

— Я против. Я знаю, что после этого вы меня самого съедите, но я против. И вообще, все что вы тут собираетесь сделать — мерзко. Все сказки о сложной ситуации и об отсутствии выхода — всего лишь жалкая попытка оправдать отвратительный поступок, который вы с самого начала хотите совершить. Съесть представителя другого биологического вида — это, конечно же, не то же самое, что съесть своего собрата. Но Взбрык и Дельф не просто представители других цивилизаций, других планет. Они наши братья. Братья по несчастью.

Еще пять дней назад они были просто учеными. Им, в общем-то как и нам, не было никакого дела до других членов экипажа космической станции. Но когда взорвался кислород, Дельф, давая возможность коллегам уйти из горящих отсеков, думал не о полыхнувшем на нем халате, а о втором огнетушителе, который я не успевал ему поднести. Когда сработала аварийная сигнализация, и пока все спрашивали, что случилось, Взбрык не спешил уйти в жилой модуль, как это предписано правилами поведения в экстренных ситуациях, а пытался отправить на пожар всех андроидов. Еще два дня назад мы были готовы отдать им половину своей и без того скудной порции, если бы возникла в этом необходимость. А теперь вы собираетесь обглодать их кости, рассуждая за обедом об отсутствии морали у кузейеров и недостаточно высоком развитии уровня их интеллекта, чтобы принять их в Галактическую федерацию и признать за ними право голоса на Галактическом совете. Делайте что хотите, только знайте: если вы их тронете, я вам после этого лапы не подам.

Люч выдержал длинную паузу, прежде чем спросить меня.

— Сергей.

— Я не думал над этим вопросом. Сама идея мне кажется невероятной. Невозможной. Да, я слышал о подобных случаях на Земле. Больше того, я точно знаю, что по крайней мере один раз мясо погибших людей помогло выжить их товарищам, попавшим в авиакатастрофу. Даже если предположить, что артулунк — это обычный поросенок, которых тысячами едят на Земле, я все равно считаю, что съесть поросенка и съесть Патакона — это не одно и тоже.

— Ты говоришь совершенно не о том, — перебивает меня Люч. — Патакон жив.

— Сейчас жив, вечером мертв… Может, когда начну загибаться от голода, я и доползу до морга чтоб обглодать Взбрыку ноги, но я пока что не загибаюсь. Так что можете считать, что я воздержался.

Я замолчал. Почему-то мне кажется все меня считают идиотом. Все, кроме Патакона. Для него я шанс. Смешно. Взбрык думал про меня то же самое.

— Ну что же, — говорит Люч. — Теперь моя очередь. До вчерашнего дня я тоже считал, что даже мысль о том, чтобы съесть кого-либо из коллег — дикость. Теперь я так не считаю. Да-да, я изменил свою точку зрения. Не спрашивайте меня, почему я ее изменил. Главное, что теперь я допускаю такую возможность. Я не собираюсь волевым решением разрешать или запрещать есть тела наших погибших коллег. Мой голос по данному вопросу весит ровно столько же, сколько голос Дершога или Патакона. Поэтому мы имеем два голоса за, два голоса против и один воздержавшийся. И пока я считаюсь руководителем экспедиции, мы не тронем тела погибших коллег. Если, конечно, Сергей не изменит свое мнение.

— Кстати о жратве, — говорит Дершог. — Сейчас всего шесть часов, но раз уж мы все равно не спим, может не будем ждать десяти часов, а сходим в столовую?

Никто не возражает. Патакон приносит остатки сухого пайка. После нескольких дней употребления пищевой добавки нормальная еда кажется какой-то странной, безвкусной.

Уже двое суток, как я не спал. Первую ночь провел с испугу в полудреме, вторую у меня отнял Люч. Чувствую себя почти нормально, только глаза закрываются. Мне кажется, что-то еще недосказано. С терпением мученика жду. Новых разговоров за столом никто не заводит, старых не продолжает. Наверное, мне показалось…

Вернувшись в каюту, я завалился на кровать и тут же уснул.


Пошла вторая неделя, как воскрес Патакон. Ничего особенного не происходит. Чаще всего мы сидим по своим каютам, выбираемся лишь в столовую. При встрече обмениваемся односложными приветствиями. Иногда собираемся в кают-компании, смотрим фильмы. Один раз ко мне зашел Дершог. Мы поболтали с ним ни о чем. Дершогу тяжело. Хищник, проживший всю жизнь на мясе, ест теперь черт-те что. Странно, что он до сих пор не съел кого-нибудь из нас. Вчера я даже проверил тела Дельфа и Взбрыка. Все на месте. Дершог пытается бодриться, но я-то знаю, меня не проведешь. Я вижу, с каким трудом ему даются привычные улыбки, провокационные остроты. Он молодец. Держится. А я, кажется, начинаю киснуть.

С ужасом вспоминаю суету и неразбериху, убийства коллег, подозрение всех и каждого. Какое счастье, что это постепенно отошло на задний план. Наверное, все кончилось бы очень плохо, если бы мы не остановились… Кстати, я до сих пор не нашел причину прекращения убийств. Уж не пламенная речь Люча остановила их. И не откровения Патакона. Как бы там ни было, вопрос о телах коллег больше не поднимался. Похоже, у нас просто не осталось сил на склоки. Мне кажется, что мы сможем дотянуть до прилета корабля Торговой федерации.

…Наверное, я все-таки заснул, потому что противный звук, что отогнал от меня приятное видение, пришел откуда-то издалека. Еще ничего не понимая, но уже осознав, что я не на вилле в горах, а на огрызке космической станции, я открыл глаза. То, что я принял за вызов селектора — приглашение на ужин — и от чего был готов отказаться, — надо же было испортить такой сон! — оказалось ревом пожарной сигнализации. Я рывком поднял тело и сел на кровати. Голова тут же закружилась, в глазах пропала резкость изображения, появилась еле уловимая серая рябь.

Я метнулся к компьютеру, вывел информацию на экран и у меня чуть не отнялись ноги. На первой палубе пожар. Автоматика блокировала все переходные шлюзы и начала откачивать кислород. Вот чего нам не хватало для полного счастья. Второго пожара.

От трех мощных ударов в дверь я вздрогнул.

— Горим, землянин! — что было мочи проорал Дершог. Я поспешил на выход, по привычке спрятав под комбинезон пистолет.

Дершог стоял с красными от усталости и плохого сна глазами, в мятом комбинезоне, с огромным ранцевым огнетушителем за спиной.

— Спокойно, горит первая палуба, — сообщил я обстановку. — Система контроля уже блокировала переходные шлюзы и откачивает кислород. Меньше, чем через пару минут огонь потухнет.

Мы обернулись на шум и увидели бегущего к нам Маринга, с точно таким же как у Дершога огнетушителем за спиной. Одновременно мы задаем друг другу одинаковый вопрос: где Люч и Патакон? Проверяем их каюты. Они закрыты, на стук в дверь никто не отзывается. Сигнал тревоги слишком громкий, чтоб его не услышать или не проснуться.

— Они внизу, — говорю я, и мы понимаем, что их ничто не могло спасти.

Автоматика беспристрастна. Она не дает скидок, не делает снисхождения. Она педантично выполняет программу. Сохраняя жилой модуль, она блокирует палубу, даже если на ней будет весь экипаж.

Пожар потушен, на первую палубу уже подается воздух. Мы нетерпеливо ждем. Минуты кажутся часами. Может коллег еще можно откачать… Наконец красный глазок на сигнальной панели сменяется зеленым, щелкают электромагнитные замки. Гидравлика поднимает тяжелую крышку люка. Я спускаюсь первым, за мной идут Дершог и Маринг.

Патакон лежит возле трапа на вторую палубу, Люч, прислонившись спиной к стене, сидит возле входа в библиотеку. Они мертвы. Им уже нельзя помочь. Мы чувствуем запах горелой бумаги и еще чего-то еле уловимого, но ужасно знакомого.

Заходим в библиотеку. Несомненно, эпицентр пожара был здесь.

Четвертый стеллаж выгорел почти полностью, третий и пятый обгорели на треть. Мы осматриваемся. На столе лежат четыре книги, все по астрономии. Вне всяких сомнений, эти книги достали Люч и Патакон. Я не понимаю… Я пытаюсь и не могу понять, для чего они выложили их на стол? Что надеялись в них отыскать?

— Я осмотрел отсеки, — говорит Дершог. Оказывается, он не пошел за мной и Марингом в библиотеку, а осмотрел палубу. — Во втором, девятом, шестнадцатом и двадцать третьем отсеках тоже был пожар.

— Ничего удивительного, — не оборачиваясь говорю я. — Этим и объясняется то, что компьютер изолировал всю палубу. Несколько очагов возгорания на большой площади. Но из-за чего? Вдруг? Так не бывает.

— В отсеках на полу обгоревшие книги, — говорит Дершог.

Я оборачиваюсь. Смотрю на него, но тут мой взгляд цепляется за пустую нижнюю полку первого стеллажа. Я поворачиваюсь кругом. У всех стеллажей пустые нижние полки. С нашей усталостью, да если еще учесть, что коллеги редко бывали в библиотеке, вряд ли на это кто-то обратит внимание. Значит Люча и Патакона убили? Ну вот и еще две загадки. Кто устроил поджог и зачем Патакон и Люч пришли в библиотеку?»

Но я слишком слаб, чтобы задумываться над этим всерьез. У нас еще две смерти. Принимаю это как данность. Теперь нас осталось трое. Я, Маринг и Дершог. Я понимаю, что кто-то из них убил Люча и Патакона. Только что с этого толку? Скоро две недели как мне не дают покоя мысли о том, что кто-то из моих коллег убийца. И самое страшное, что я уже не хочу знать кто. Я хочу выжить. Хочу, и потому спинным мозгом чувствую, что следующий я. Но я не показываю вида.

Мы переносим тела Люча и Патакона в морг, я выдаю Марингу и Дершогу по суточной дозе пищевой добавки, и мы расползаемся по каютам.

Лежу на кровати, уткнувшись носом в стену. Мысли снова и снова возвращаются к новым убийствам: «Господи, а ведь я поверил, что все кончилось. Значит нет? Убийца просто выдержал паузу? Он что-то готовил? Они готовили? К дьяволу! Нужно быть осторожней. Всего лишь осторожней. Я до сих пор жив. Значит, я зачем-то нужен. Вот только зачем?»

Переворачиваюсь на другой бок.

«Довольно. Если долго смотреть в бездну, однажды она в тебе отразится. Последний раз. Что мы имеем? Имеем замкнутое пространство и двух убийц. Минимум одного. Нужно продержаться двадцать три дня. Вполне реально. Теперь я осторожен. Но я ослаблен голодом. Они тоже. Но их двое. Я вооружен. Зачем Люч и Патакон спустились на первую палубу? Их могли пригласить под видом общего сбора. Или же для конфиденциального разговора. Могли пригласить по отдельности… Вариантов десятки».

Встаю. Голова кружится, в глазах рябит. Прохожу несколько раз от стены до стены. Я не могу отвлечься от произошедшего. Стараюсь, но не могу.

Подхожу к двери, прислушиваюсь. В коридоре тихо. Выхожу из каюты, осматриваюсь. Коридор пуст. Я не крадусь, я просто не в состоянии красться, а всего лишь стараюсь не шуметь. По пути к трапу никого не встречаю. Спускаюсь на первую палубу, начинаю осматривать отсеки. Просто чтобы иметь хоть какое-то представление о произошедшем. Даже если я найду улики, что мне в них толку?

Осмотр я начинаю с библиотеки. Стоя у порога, окидываю ее взглядом, потом иду к сгоревшим стеллажам. Гора из огрызков книг, недоеденных пламенем, оплавленный текопластик стеллажей, закопченная стена, пепел. Сажусь за стол, листаю книги которые на нем лежат. «Строение звездных и планетарных систем», «Метеоритный рой. Структура и движение», «Спиральные галактики», «Белые карлики». «С чего бы это вдруг Люч заинтересовался спиральными галактиками? Он остался лежать у порога, Патакон успел добежать до трапа. Значит… Ничего это не значит. Патакон шустрый, Люч медлительный. К тому же шаргаши более восприимчивы к угарному газу».

Снова подхожу к груде горелой бумаги. Смотреть на нее можно целую вечность, только что толку. Закатываю рукава комбинезона выше локтя и начинаю рыться в пепелище. Ох и провоняю же я…

Мои руки натыкаются на что-то твердое. Это не кусок стеллажа. Достаю. Так и есть. Программируемый плазменный маяк, с чуть оплавленной ручкой. Только со снятым вакуумным колпаком. Теперь мне все понятно. Плазменный маяк использовали для поджога как бомбу с часовым замедлителем. Как же все просто… Выставляешь на маяке время первого сигнала и амплитуду между вспышками, снимаешь защитный колпак, прячешь маяк в груду книг. В назначенную секунду маяк дает вспышку и плазма мгновенно воспламеняет книги в радиусе тридцати сантиметров.

Второй, девятый, шестнадцатый, двадцать третий… В этих отсеках среди пепла и обгоревших книг должно быть по плазменному маяку.

А многого и ненужно. Нет необходимости спалить все дотла. Сотня книг даст достаточное количество огня и дыма. Анализ пламени даст вероятность, процентов в восемьдесят-восемьдесят пять, наличия открытой плазмы. Для компьютера нужен всего лишь повод. Дальше он все сделает сам. Иду проверять отсеки…

Мои предположения оказались верными. Теперь я знаю, как был организован поджог, но так и не понимаю, что заставило Патакона и Люча прийти сюда. Кто заставил?


Утром просыпаюсь рано. Еще нет и восьми часов. В голове шум, внутри пустота. И в прямом, и в переносном смысле. Заставляю себя встать с кровати. Руки после вчерашнего все еще воняют копотью, хотя я извел полпачки чистящих салфеток. А может это мне только кажется, и запах всего лишь у меня в мозгу.

Переодеваюсь. У меня осталось два комплекта чистого белья. Последний приберегу для встречи спасателей. Подхожу к иллюминатору. Среди бездны космоса, усыпанной миллиардами звезд, светится краешек желтой планеты. Лучше бы мне вообще не знать как она выглядит.

Пищит интерком.

— Да.

— Землянин, может откушаем? — спрашивает Дершог. «А почему бы и нет?»

Переключаю селектор на конференцию.

— Внимание. Экипаж космической станции «Сателлит-38» приглашается в столовую.

Мои слова мертвым эхом отзываются в пустоте кают и коридоров.

Дершог уже в столовой. Он сидит подпирая голову правой лапой, облокотившись ей о стол. Увидев меня, левую чуть поднимает для приветствия. В ответ я киваю головой, сажусь напротив.

— Если ты ждешь Маринга, то он не придет, — говорит Дершог.

— Почему, — спрашиваю я.

— Он мертв.

— Мертв?

— Если не веришь, — Дершог откидывается на спинку стула, — можешь проверить. Шестая ячейка.

Я ему верю, но не увидеть тело собственными глазами я не могу. Поднимаюсь из-за стола.

Дершог идет первым, я за ним. У меня нет никаких мыслей, никаких ощущений. Все происходит само собой. Я давно перестал удивляться смертям.

Мы входим в санчасть, проходим в морг. Дершог открывает шестую ячейку, я стою слева от него, чуть позади. Он выдвигает поддон. В низкой ванне лежит мертвое тело Маринга. На шее зияет черная от запекшийся крови рана.

— Почему ты его убил? — равнодушно спрашиваю я.

— Я предупреждал тебя, — так же равнодушно отвечает Дершог. — Если начнется охота, я не стану запираться в каюте.

«Ну, вот и все, нас осталось двое».

— Кого еще ты убил?

— Больше никого.

— Значит всех убивал Маринг?

— Не знаю. Мне кажется он убил только Люча и Патакона. Если, конечно, это не ты.

Я понимаю, что Дершог будет беречь меня. Неизвестно, когда придет помощь, а таркары не питаются падалью.

Моя рука скользит под комбинезон, мимо расстегнутой пуговицы. Я достаю пистолет, поднимаю его и нажимаю на курок. Глухой выстрел рвет тишину, запах сгоревшего пороха, дым щекочет ноздри. Я попал точно в ухо. Дершог падает на колени, потом валится набок, затем на спину. Я стою рядом. В моей руке «Бульдог». Дершог еще жив, смотрит на меня полуприкрытыми глазами.

— Вот об этом я не подумал, — тихо хрипит таркар.

— Что я убью тебя?

— Что у тебя может остаться оружие.

Дершог лежит на спине и смотрит куда-то мимо меня. Я не боюсь, что он притворяется и собирается силами, чтобы напасть на меня, в его мозгу пуля. Но пистолет все равно не убираю.

— Ты поступил правильно, — говорит Дершог.

— Ты поступил бы так же?

— Главное, ни о чем не жалей, — как будто не слыша моего вопроса продолжает Дершог. — В природе выживает сильнейший. Это закон Вселенной. Его нельзя обойти. Я прожил по нему полжизни, по нему же и умер. Я пытался стать другим, но это меня не спасло.

Дершог закрывает глаза и перестает дышать. Я смотрю на бездыханное тело таркара. Мы не были друзьями. Мы всего лишь хорошо друг к другу относились. Я не чувствую ни жалости к Дершогу, ни отвращения к себе. Прицеливаюсь и дважды стреляю ему в голову. На полу расползается кровавая лужа. Беру со стола анализатор жизни, проверяю биотоки мозга.

Дершог мертв.

Меня не беспокоит, дал ли Люч сведения об оставшихся в живых, когда отправлял SOS. До прилета спасательного корабля дней двадцать-тридцать. А может и больше. За это время можно придумать вполне достоверную историю и обставить ее декорациями.

«Кто опровергнет мои слова? Мертвые молчат. В конце концов, когда до стыковки со спасателем останутся сутки, я просто взорву этот проклятый осколок станции, а сам останусь на орбите в посадочной капсуле».

Закончив осмотр всех палуб, я иду в столовую, делаю перерасчет пищи на одного человека. Вполне приемлемо. Если не сойду с ума, то доживу до прилета спасателя…

Из столовой иду в каюту, запираю дверь, включаю скрипичный концерт, прячу пистолет под подушку, ложусь на кровать, подтянув к себе ноги. Мне остается только ждать. Двадцать-тридцать дней ожидания.

Я не знаю, правду сказал Дершог или всего лишь пытался отвлечь меня, чтобы убить последним рывком. Я запутался в версиях и заумных, сверххитрых ходах. Изменить ничего нельзя… Я не знаю, кто совершил первое убийство и почему. Я не верю, что всех убил Маринг. Я не верю, что всех убил Дершог. Наверное, он прав. Мы просто начали убивать друг друга. Это как камень, летящий по склону горы, каждую секунду увлекающий за собой два новых. Но я должен остаться в живых. Ведь я человек.

Поднимаюсь. Минут тридцать сижу на кровати.

Еще через час я уже на кухне возле плиты, помешивая в кастрюле половником, читаю Поваренную книгу. Наваристый получится бульончик…


© С. Галихин, 2005.


Загрузка...