Повелители сумерек

ГЛАВА 15

Эви перешла через полуразрушенный мост, лавируя между остовами брошенных обгорелых машин, и очутилась в чуждом для людей мире. Она прошла под зеленым, покрытым ржавыми пятнами указателем, возвещавшим, что это «I-95, скоростная дорога района Бронкс». Под ним располагался другой, столь же допотопный, заросший грязью знак объезда, сообщавший, что автострада закрыта на ремонт.

Еще один образчик плана реконструкции городской инфраструктуры Нью-Йорка. Дорогу предполагалось открыть летом 2045 года. Над фразой «ваши доллары работают на вас» кто-то аэрозольным баллончиком вывел слова: «Оставь надежду».

Первое, что встретило Эви в Бронксе, едва она переступила через границу района, был бьющий в нос запах. Даже грязноватый слой свежевыпавшего снега, который слегка приглушал эту вонь, равно как и звуки, был не способен перебить животные запахи. Эви очутилась в пестрой толпе трех миллионов моро, полноправных хозяев Бронкса.

Она сошла вниз с полуразвалившейся эстакады. Открывшийся перед ней вид мог принадлежать какому-нибудь далекому континенту. Даже в столь ранний час улица была оккупирована торговцами, столпившимися у импровизированных палаток. Перуанский кролик торговал золотыми украшениями из белого пластмассового ящика. Три затянутые в кожу крысы, щебечущие по-испански, торговали электроникой, используя вместо прилавка обгоревший остов «Шевроле Кальдера». Позади выстроившихся в ряд оранжевых конусов и брошенного за ненадобностью строительного инвентаря слепой однорукий пакистанский пес и его помощница, молодая лисица, жарили на шампурах мясо, используя вместо очага дырку в асфальте.

Повсюду толпился народ. Здесь была самая высокая в мире плотность населения моро. Куда бы Эви ни бросила взгляд, повсюду колыхался океан разноцветного меха. Короткий, грязно-белый у большинства латиноамериканских грызунов, кроликов и крыс. Пятнистый коричневый у некоторых кроликов и дегтярно-черный у некоторых крыс. Британских лисиц было нетрудно узнать по огненно-рыжим спинам. Серый, коричневый и черный у ближневосточных и юго-восточных азиатских овчарок. Коричневато-черный у громоздких медлительных медведей и блестящий на конце у выдр и хорьков. Желтый и черный у гигантских кошек.

Эви шагнула в океан не людей и вовсе не собиралась прятать свой «Узи».

Толпа расступалась перед ней, а зеваки еще долго глядели вслед. За спиной Эви слышалось едва различимое рычанье, напоминавшее рокот прибоя. Она прошла с полквартала, прежде чем наткнулась на группу моро, не пожелавших уступать ей дорогу.

Бросив взгляд на представшее перед ней существо, Эви первым делом машинально занесла его к себе в память, где хранилась информация о разновидностях моро. Это был русский боевой вид медведей, «Вышний-33», первого поколения.

Медведь возвышался над ней могучей меховой стеной. Роста в нем было около четырех метров. Мышцы на его лапах были размером с бедро Эви. Сквозь коричневый мех просвечивали многочисленные шрамы, большинство из которых походили на следы пулевых ранений. Из-под глаза через всю морду тянулся косой шрам, обнажая кусок розоватой кожи на кончике носа. Медведь был одет в одни лишь шорты цвета хаки.

— Пинк, — рявкнул он, глядя на Эви.

Та навела на обидчика ствол «Узи». Вокруг нее тотчас возник шум. Было слышно, как из невидимой глазу кобуры выскользнула не одна «пушка». Медведь замахнулся, и Эви ничуть не сомневалась, что одно только прикосновение этой лапищи переломает ей шею, словно соломинку.

Эви напряглась и, присев, увернулась в сторону.

— Протри глаза! Я такой же пинк, как и ты.

Медведь, нахмурясь, уставился на нее. Их взгляды на мгновение встретились, и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы все понять. Медведь так и застыл на месте с занесенной для удара лапой.

— Так ты франк.

От этих слов по толпе словно пробежал электрический разряд. Застывшая толпа, которую Эви видела лишь краем глаза, снова заколыхалась и пришла в движение. Движение прочь, от нее и медведя. То, что поначалу являлось предметом всеобщего интереса, свелось к частному делу между ними обоими. Медведь все еще ждал, когда же ему подвернется какой-нибудь предлог.

— Допустим не пинк, но кто дал тебе право так разговаривать с…

Эви заметила, как медвежья лапа снова напряглась для удара.

— Не вздумай, — и она выразительно тряхнула автоматом.

— Но…

— Твоя команда разбежалась.

Медведь опустил лапу и буркнул:

— Мне показалось, что ты из вонючих пинков.

Эви вздохнула:

— Остыл?

Медведь совершенно по-человечески пожал плечами и заковылял прочь. Только тогда Эви заметила, что вместо левой стопы у него был протез.

Она шла все дальше по улице, смотря во все глаза, чтобы снова не нарваться на конфликт. Впервые ее почти человеческое обличье было откровенной помехой. Местные жители поглядывали на нее с подозрением, а иногда и с откровенным презрением, однако никто из них не рискнул пойти на открытую конфронтацию. Не считая рычания, нескольких грязных выкриков и кирпича, брошенного ей вслед, Эви прошла весь путь без особых приключений.

Но теперь, попав в самое сердце Бронкса, Эви могла ожидать неприятностей лишь от местных жителей. Люди — легавые и федеральные агенты — побоялись бы даже сунуться сюда. Единственные, кто представлял для нее реальную угрозу, были наемники «Ниоги». И то при условии, что афганов пошлют по ее следу. Правда, скорее всего, никто не догадывается, где она сейчас.

Никаких аэрокаров. Впрочем, это неудивительно, ведь «крылатая» полиция ограничивала полеты над Моро-Тауном. Якобы, не желая подвергать риску пассажиров, но Эви прекрасно знала, что здесь к чему. Начиная с сорок второго года и местная, и федеральная полиция всеми силами пытались воспрепятствовать значительным скоплениям моро.

Сейчас Эви позарез нужен был видеоком.

Она все глаза проглядела, петляя по главным улицам между дешевыми многоэтажками и старыми недостроенными домами. Вскоре ей стало ясно, что здесь не найти ни одного исправного видеофона. Несколько будок, попавшихся ей на пути, независимо от того, что когда-то помещалось в них — видеоком, банковский автомат или мусоросборник — все как одна были давным-давно выпотрошены до основания.

Медленно всходило солнце, а Эви все дальше углублялась в чрево звериного города. Предыдущая ночь все сильнее давала о себе знать. Головная боль напоминала ей о том, что она слишком мало спала, а тупая боль в левом плече по-прежнему давала о себе знать, как только Эви пыталась пошевелить рукой. Эви не сомневалась, что события предыдущей ночи свели на нет заживление, начавшееся накануне днем, и возможно, грозили тяжелыми осложнениями. Ей срочно требовался отдых.

Она прошла еще пару миль, двигаясь параллельно шоссе «I-95» мимо брошенных грейдеров и бульдозеров, от которых к этому времени остались только оранжевые металлические остовы…

В восемь часов утра Эви прошла мимо древнего кирпичного строения, без следов пожара. Оно вклинилось между горой закопченного бетона и свайной конструкцией. Над строительной площадкой, словно аист, возвышался подъемный кран, застывший под опасным углом над кирпичным зданием. Но вовсе не этот накренившийся кран заставил Эви замедлить шаг и как вкопанную застыть на месте. Над открытой дверью виднелась вывеска: «Комнаты».

«Комнаты» мерцали неоновым светом. Просто не верилось, как эта вывеска смогла уцелеть в Моро-Тауне. Входная дверь была широко распахнута и упиралась в гранитного льва, возвышавшегося на метровом пьедестале.

Известка, налипшая на его лапы, досталась ему в наследство от фасада, который он украшал до того, как свалился сюда.

Эви валилась с ног от усталости. «Комнаты» стали для нее пределом мечтаний. Она вошла внутрь, моля бога, чтобы кособокий кран удержался от падения хотя бы еще денек.

В холле стояла страшная духота, и в открытую дверь если и проникала прохлада, то не дальше чем на метр. От проржавевшей отопительной системы в воздухе была настоящая парилка.

За конторкой сидел кролик, весь заплывший жиром, с застывшей на кончике носа каплей и обвислыми ушами. Его слезливые глаза на полсекунды остановились на вошедшей Эви. В них застыл страх и изумление. Эви заметила, что кролик тотчас потянулся за чем-то, что было спрятано у него в столе. Он взглянул Эви в глаза, и его лапа застыла на полпути к ящику.

Кролик прокашлялся:

— Чем могу помочь?

Эви подошла к конторке.

— Мне нужна комната с исправным видеокомом.

— Угу, — кролик кашлянул еще несколько раз. — С исходящей линией?

Эви кивнула.

Кролик повернулся и застучал пальцами по клавишам допотопного мануала позади конторки. Эви вытянула шею, пытаясь разглядеть, за чем это минуту назад потянулся кролик. Позади конторки лежал в кобуре дешевый китайский револьвер, НР-14. Эви не стала утруждать себя размышлениями о четырнадцатимиллиметровых пулях. Эти пушки не зря славились своей дешевизной. Во-первых, их было тут навалом, а во вторых, неизвестно, кто мог сильней пострадать от нее — сам стреляющий или его мишень. Если кто и умел ловко пользоваться этими монстрами, так это китайские медведи.

Эви решила, что для кролика это неподходящее оружие. Однако тотчас изменила свое первоначальное мнение, заметив в глубине ящика скобу. Не простую, а с универсальной насадкой, позволявшей довольно надежно крепить револьвер на огневой позиции. Эви обернулась и увидела в стене возле двери, по крайней мере, одну здоровенную дыру.

— Комната номер 615, — произнес кролик, когда приступ кашля окончился.

— Сколько с меня?

— Двадцать за час, сотня за день, половинная скидка, если платишь наличными. — Кролик вытащил из-под стола замусоленную тряпицу и высморкался: — У нас не торгуются.

Эви засунула руку в рюкзак, в надежде, что Агентство не оставило ее без наличности. К счастью, так оно и оказалось. Порывшись в кармане куртки, она извлекла бумажник. От пачки двадцатидолларовых банкнот у нее оставалась ровно сотня долларов. Было там и липовое удостоверение личности, но ее имя уже засветилось.

— Комната мне нужна на двадцать четыре часа плюс пользование видеокомом, по безналичному. — И она протянула Кролику пять двадцатидолларовых бумажек.

Деньги тотчас исчезли под поросшей редкой шерстью лапой. Кролик кивнул и протянул ей зеленую инфокарту с номером комнаты.

— Расчетный час в полдень.

Потом покосился на «Узи»:

— Если вздумаете стрелять, да настигнет вас кара господня.

Эви кивнула и взяла карточку-ключ.

Лестница была усеяна мусором, обвалившейся штукатуркой и телами бесчувственных моро. Шестьсот пятнадцатый номер располагался на шестом этаже. Его окно выходило на заброшенную строительную площадку по соседству с гостиницей. Толстая металлическая дверь открывалась в квадратное помещение, метра четыре на четыре. Казалось, что если бы не слой болотно-зеленой краски, то штукатурка вся отвалилась бы от стен. Пожелтевшие, засиженные мухами занавески даже в морозное утро придавали солнечному свету оттенок мочи. Этот цвет как нельзя лучше сочетался с царившими в комнате запахами. Простыни на постели были усыпаны клочками шерсти предыдущего постояльца, равно как и откидное кресло, с бесчисленными следами когтей.

Эви закрыла за собой дверь и включила верхний свет. Круглый светильник щелкнул несколько раз, прежде чем залить комнату каким-то нервным подрагивающим голубым светом. Эви подтащила кресло к видеокому, намертво вделанному в черный пластиковый футляр. Футляр этот носил на себе бесчисленные отметины когтей и потушенных об него сигарет, однако был все так же крепко привинчен к стене у подножия кровати. Усевшись перед аппаратом, Эви нажала кнопку включения. Как только видеоком нагрелся, до нее тотчас донеслись знакомые стоны и прерывистое дыхание, транслируемые кабельным телевидением гостиницы. Когда черно-белая картина на экране приобрела резкость, взору Эви предстал знакомый пакистанский волкодав. Возможно, это была вовсе и не та картина, что крутили на Таймс-Сквер. Мир тесен.

Первое, что сделала Эви, — это включила исходящую линию и позвонила Диане. Та немедленно отозвалась на звонок:

— Где ты?

— По нужному адресу.

Диана покачала головой.

— Так ты очутилась в Бронксе? С тобой все в порядке?

— Да, и еще раз да.

— Может, расскажешь мне поподробнее?

— Небольшая потасовка с легавыми и федералами. Но, как мне кажется, лучшего места чем Моро-Таун просто не сыскать, если хочешь на время исчезнуть.

Диана с минуту сидела молча, словно взвешивая свою следующую реплику:

— Ты собираешься назад?

— У меня еще целая уйма… целая уйма дел.

Эви многое предстояло сделать, много обдумать, со многим примириться.

— Не знаю.

По лицу Дианы промелькнула тень разочарования:

— Спасибо, что позвонила. Значит, ты настаиваешь на том, что будешь и дальше действовать в одиночку?

Диана права. Возможно, Эви сумеет уцелеть, действуя в одиночку, но если в ее намерения входило вступить в борьбу с силами, плетущими вокруг нее свои зловещие сети, ей действительно нужна помощь. Однако, если ее догадка верна и Хофштадтер прибрал к рукам всю тайную организацию, Прайс, точно так же, как и она сама, возможно, действует на свой страх и риск.

— Ты все еще считаешь, что андеграунд моро захочет помочь мне?

— Ты вступила в противоборство с теми же силами, что и их движение пятнадцать лет назад.

— Подложив бомбу в здание Нью-Йоркской публичной библиотеки?

В глазах Эви это была не более чем кучка оголтелых террористов. Но с другой стороны, а кто она такая в глазах остального мира?

— Ты мне не скажешь, с кем я должна тут связаться?

Диана слегка смутилась.

— Я в последнее время немного отошла от движения…

Эви внезапно вспомнила адрес, который ей дал Ногар. Это было здесь, в Бронксе. Возможно, у Ногара были те же самые мысли насчет подпольного мира моро, что и у Дианы. Но что тогда, черт возьми, означает «Г 1:26»?

Эви нажала клавиши допотопной клавиатуры и обратилась к Диане.

— Ты случайно не знаешь, что это такое?

— 1:26 по восточному времени.

— Нет, что-то другое.

Диана уставилась на экран. Несколько минут она сидела молча, а затем забормотала себе под нос:

— … по образу и подобию.

— Что это?

— Следствие католического воспитания. Каждый раз, когда я вижу цифры, разделенные двоеточием, мне тотчас на ум приходят глава и стих.

— И что ты цитируешь?

— Книгу Бытия, Генезис, глава 1, стих 26. — В голосе Дианы зазвучали менторские нотки: — «И сказал Господь: „Сотворим человека по образцу нашему и подобию, и да владычествуют они над рыбами морскими и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися на земле“.

Эви откинулась в кресле и расхохоталась. Ну и пароль, ничего не скажешь, в подполье моро!

— Ну как, помогло? — спросила Диана.

Эви затрясла головой:

— По-моему, да. Спасибо тебе.

— Всегда к твоим услугам.

— Будем надеяться.

— Удачи тебе, — сказала Диана, а затем добавила: — Тебе действительно больше идет без очков.

И положила трубку.

Эви вздохнула и вытряхнула содержимое рюкзака. Там был ее комбинезон, теперь уже чистый, и кожаная куртка. Большая часть снаряжения, которое она захватила с собой, пришла в негодность. Магазины и запасной ствол к «Мишкову» были совершенно бесполезны без самой «пушки». У Эви оставалась лишь электродубинка.

Она нажала контрольную, клавишу, и на экране, подмигнув ей, высветился зеленый сигнал.

Эви сбросила с себя истрепанный деловой костюм и потянулась. Решила опуститься в кресло, но вспомнив о налипшей на него шерсти, сначала натянула комбинезон.

Так как теперь в ее распоряжении был видеоком, Эви попробовала еще раз дозвониться до Дэвида Прайса. Он по-прежнему не принимал никаких звонков. Судя по всему, его видеоком был настроен на прием информации от Фрея по закрытой линии.

Что ж, может, оно и к лучшему. Эви вздохнула и покопалась в бумажнике Сукиоты. Ничего особенного — стандартное удостоверение личности, несколько электронных ключей, один из них с эмблемой нью-йоркской полиции. Лишь только одна вещица немного заинтересовала Эви — чистая белая инфокарта.

— А это еще что? — спросила Эви себя.

Она вставила карточку в считывающее устройство видеокома. Ей пришлось несколько раз подтолкнуть карточку, прежде чем машина втянула ее.

На экране высветилась эмблема Агентства Национальной Безопасности. Через несколько секунд одна за другой на экране начали вспыхивать секретные предупредительные команды. Эви пробежала пальцами по клавишам и база данных запросила у нее разрешение на доступ к информации, предупредив, что в противном случае занесенная на карту информация будет уничтожена.

Эви поколебалась несколько секунд, раздумывая, воспользоваться ли ей своим старым паролем или вытащить карту и ждать пока она не додумается до настоящего пароля. На экране высвечивалось слово «жду». Времени у Эви оставалось в обрез.

Кроме того, за пароли для доступа к файлам отвечала служба безопасности, а не отдельные агенты. А этой службе наплевать, что для Агентства Эви Ишэм давно уже числится в покойниках. Эви набрала на клавишах десятизначное число. Экран погас.

Прошло несколько мучительно долгих секунд, пока Эви сидела, прислушиваясь, как внутри считывающего устройства постукивает лазерная головка.

На передней панели машины несколько раз вспыхивал зеленый индикатор.

Когда стук головки прекратился, на экране высветилось меню. Судя по всему, коды доступа к информации не менялись с незапамятных времен.

Эта была карточка базы данных, на манер библиотечной. Только на ней вместо сырых необработанных данных, имелась своя определенная программа. Одного взгляда на меню было достаточно, чтобы понять, что эта карта содержала отсортированную и четко классифицированную информацию. Сукиота наверняка воспользовалась банком данных Лэнгли, как только ее взгляду предстали материалы, отснятые типом с биноклем.

Каждый файл был помечен портретом агента Службы Национальной Безопасности. Эви узнала Эзру Фрея, Дэвида Прайса, Эрина Хофштадтера, доктора Скотта Фитцджеральда и Лео Дэвидсона. Под портретом снайпера было всего лишь одно слово в кавычках «Габриэль».

Последний файл был посвящен ей. На портрете Эви имела вполне человеческую внешность, поскольку на глазах у нее были контактные линзы. Человеческие глаза слегка искажали общую картину. Эви провела несколько часов, просматривая информацию, собранную компьютерами Агентства на заговорщиков.

Эзра Фрей, окончив университет, получил распределение в военную разведку в самый разгар Пан-Азиатской войны. Являлся сторонником непопулярного мнения, что Штаты должны вмешаться в конфликт, выступив на стороне Японии и Индостана. Фрей высказывался подобным образом в двадцать шестом году, когда соотношение сил еще складывалось в пользу Индо-Тихоокеанского союза. Годом позже Дели подвергся атомной бомбардировке, а девять лет спустя та же участь постигла Токио. В тридцать пятом году Фрей перешел работать в Агентство, где продолжал отстаивать свои политические взгляды. США оставались на позициях невмешательства, и через шесть лет на месте Тель-Авива осталась лишь неглубокая лагуна.

Эрин Хофштадтер родился в ЕЭС, в семье военнослужащего. Получил докторскую степень в нескольких университетах, в том числе и Оксфорде. На протяжении двух десятков лет служил в Госдепартаменте, являлся советником-консультантом Агентства.

Согласно секретному файлу, Хофштадтер числился пропавшим без вести во время разведывательной миссии в оккупированной Японии в конце пятьдесят третьего года. Предполагалось, что он попал в заложники к одной из националистических группировок, действующей под крылышком ФНО. Правда, данный факт никогда не перепроверялся, и требования о возвращении Хофштадтера не выдвигались.

Дэвид Прайс был политологом, специалистом по теории заговоров. Он направил руководству несколько меморандумов, в которых утверждал, будто некое неизвестное агентство манипулирует правительством США, заставляя последнее принимать губительные для себя решения. Он привел около десятка примеров, включая отказ США от вмешательства в Пан-Азиатсткую войну, антитехнологическое законодательство, принятое конгрессом, и, в заключение, упрямую позицию НАСА сохранить старые автоматические исследовательские станции, тогда как запуск новых обошелся бы гораздо дешевле, нежели постоянный ремонт старых.

Доктор Скотт Фитцджеральд был ксенобиологом. В НАСА он занимался разработкой сенсоров для исследовательских станций и возглавлял проект так называемого «Орбитального уха». Как заявлял Фитцджеральд, проведенные им и его коллегами исследования подтвердили существование разумных сигналов внеземного происхождения. Это случилось до того, как конгресс зарубил проект «уха» и заморозил космические исследования на четыре года вперед в начале сороковых.

Лео Дэвидсон имел степени по компьютерной технике, инженерному делу и физике. Он возглавлял некую лабораторию, находившуюся на Среднем Западе, пытаясь подтвердить теорию тахионов, но в конце концов финансирование программы было прекращено, а лабораторию прикрыли. Дэвидсон пытался разрабатывать биоинтерфейсы для ряда компаний Западного побережья, готовил контрольные системы дли термоядерных двигателей, занимался теоретическими разработками по нанокомпьютерам, наряду с десятком других проектов в смежных областях. И каждый из них попадал под действие принятого конгрессом законодательства, которое либо зарубало все разработки на корню, либо откладывало их в долгий ящик — как правило, «из соображений общественной безопасности».

«Габриэль» был вольным стрелком. Он успел поработать на националистов ЕЭС и на правительство в том же ЕЭС. Он работал на несколько Северо-Африканских стран, где в одной только Эфиопии участвовал в трех весьма успешных государственных переворотах. В Южной Америке он работал на ряд мегакорпораций, «устраняя для них политические препятствия» в Бразилии, Колумбии и Перу. Снайпер, политический убийца, эксперт по взрывным устройствам, он продавал себя тем, кто больше платил. Этакий моральный эквивалент афганских наемников.

И все эти личности считались мертвыми. Эви было понятно, как формировалось ядро заговора. Большинство этих людей так или иначе пострадали в результате вторжения пришельцев. Фрей и Прайс воочию убедились, как невидимая глазу ржавчина разъедает Азию, Дэвидсон и Фитцджеральд были из числа исследователей, кому то и дело ставили палки в колеса.

Что касается Хофштадтера, то на первый взгляд его личные чувства не были задеты, а Габриэль и вовсе был обычным наемным убийцей. Скорее всего, участие в заговоре было личной инициативой Хофштадтера. Хофштадтер же, по рождению и воспитанию, был продуктом общества тотальной слежки.

Он прибрал к рукам исследования Фрея и пытался избавиться от ненужных свидетелей, то есть от нее, Эви.

А еще ее преследовала корпорация «Ниоги». Ее люди были заинтересованы в том, чтобы заполучить в свои сети представителя подпольного Мозгового Центра. Судя по всему, «Ниоги» держала под своим неусыпным оком ее и Фрея. Корпорация даже приобрела дома, в которых они жили. «Начальник» тогда сказал: «Они хотят вернуть себе своих людей».

Эви не сомневалась, что сотрудничество «Ниоги» и ФНО — не более чем верхушка айсберга запутанных политических махинаций. Она уже и раньше сталкивалась с подобными вещами.

Пришельцы окопались в бастионах корпорации и под ее прикрытием занялись перераспределением колоссальных средств, преследуя свои цели. Эти цели, грубо говоря, сводились к следующему — вызвать технологический упадок планеты. Корпорация «Ниоги» как нельзя лучше вписывалась в эту схему. Твари, заправлявшие корпорацией, догадались, чем занят Фрей, и теперь пытались заполучить назад четверых своих собратьев, пойманных Эви в Кливленде.

Разоблачив группу пришельцев, заправлявших строительной компанией на Среднем Западе, Эви тем самым подтолкнула Фрея к созданию подпольного Мозгового Центра. Независимо от того, какими были конкретные детали, группа оперативных работников Агентства фальсифицировала информацию базы данных и занялась перекачкой средств, чтобы только скрыть от правительства факт существования пришельцев. Вероятно, заговорщики все еще держали у себя захваченных в Кливленде пришельцев и так или иначе эксплуатировали их с пользой для себя.

Эви вздохнула и выключила видеоком. Она ощущала, как события последних дней тяжким грузом давят ей на плечи. Ей казалось, будто каждая новая догадка высвечивает еще одну группу игроков, преследующих свои собственные цели.

Эви зевнула и поняла, что чертовски устала. И пусть постель была в шерсти, на данный момент это мало что значило.