Вот, наконец-то два дезертира, которые возились на берегу, ушли, предварительно перекатив к лагерю бочонки с водой и перетаскав бурдюки. Я же остался сидеть в зарослях кустарника, терпеливо дожидаясь темноты. Ночь — мой союзник, ночь — время, когда призванные демоны сливаются с окружающей тьмой и спокойно двигаются от цели к цели, без надобности прятаться в тенях от солнечного света. Я уже выбрал, каких тварей призову. Несколько ночных кошмаров — для палаток командиров. Этих я пущу под нож на алтаре в намеченный срок, через две ночи. Остальных — в расход с помощью призрачных гончих. Я не видел смысла в призыве высших демонов, среди бывших солдат Мордока не было магов, чтобы противостоять даже дымным теням, которые накроют костры и лампы, чтобы погрузить лагерь во тьму. Так зачем тратить больше, чем понадобится? Я же, пока мои твари будут резвиться, аккуратно пройду к наспех сколоченным клеткам и выкопанным ямам, и освобожу похищенных из деревень людей.
Сейчас я был у самой границы лагеря, стоял под кривой сосенкой, опершись о ствол плечом и сложив руки на груди. Вроде, и на самом виду, но едва солнце ушло за горизонт, мои противники потеряли возможность видеть меня. Довольно простое, но эффективное заклинание, просто отводило глаза людям, они скользили по месту, где я стоял, рассеянным взглядом, способные уловить лишь очертания мутной тени, которую принимали за что угодно, кроме человеческой фигуры.
Ну что же, время пришло.
Я развел в стороны ладони, взывая сразу к обеим печатям Нильф на моих руках. Сначала — контур из охранных тотемов Харла. Потом — все остальное.
Как там Лиан? Я четко ощущал тонкую нить, которой нас с девочкой связала Нильф. Эта нить позволяла мне ощущать эльфийку без какой-либо магии, чувствовать настроение, понимать, как далеко она от меня находится. Будучи Владыкой, я и так чувствовал все живое в пределах нескольких сотен шагов, но эта связь была особенной, такого не было даже с моими учениками. Наверное, единственная, с кем подобная связь была крепче — сама Третья Богиня. Сейчас же гнев эльфийки отступил, с наступлением ночи ее захлестнула боль и отчаяние. А еще — сожаление. Она искренне раскаивалась за то, что ослушалась меня, и попала в этот переплет.
Я уже почти закончил творить заклинание, которое должно было уничтожить воткнутые в тотемы топоры, а сами деревяшки — расколоть на несколько частей, как в лагере поднялся шум.
Что⁈ Неужели я проглядел какого-то колдуна⁈
Моя сосредоточенность на связи с Лиан сыграла со мной злую шутку. С другого конца лагеря, со стороны гор, на дезертиров напала группа охотников. Два десятка человек, не больше, и почти все — из поселения Орина, которое налеты пока обходили стороной.
Проклятье! И что они тут забыли⁈ Я чувствовал, как Орин приходил сегодня к моим контурам, но в это время я уже был тут, сидел в засаде и собирал информацию о дезертирах. Да, я понимал, что если попалась Лиан, то в плен угодили и ее друзья, но неужели охотники оказались настолько отчаянными, чтобы просто броситься на вооруженных солдат посреди ночи⁈
Пока я размышлял о том, что теперь делать, в лагере пролилась первая кровь, послышались крики, лязг железа, ржание лошадей. Вся стоянка дезертиров встала на уши, а до меня стали долетать обрывки фраз и приказов:
— К клетям!..
— Не дайте прорваться!..
— Они всего лишь оборванцы!..
— Стройсь!..
— Больше света!..
— Этот ублюдок, Грокк! Остановите его!..
Помогать охотникам я не планировал. Они сорвали мой идеальный план. Как же неудачно они решили зайти с другой стороны лагеря! За эманациями жизни дезертиров и пленников я просто не смог распознать, что впереди есть еще одна группа, а посылать демонов тени так глубоко не имело смысла… Теперь же мне ничего не оставалось, как прорубиться к Лиан и забрать из плена девочку.
Боевой топор — хорошее оружие в пешей рубке в составе разряженного строя, но в бою один на один с опытным мечником он почти бесполезен. Даже круглый щит не слишком помогает в подобных случаях — я просто валил выбегающих на меня бандитов, нанося удары по незащищенным ногам. Если же какой-то из смельчаков пытался парировать мои атаки, в ход шла магия — чистая тьма срывалась с моих пальцев, вгрызаясь в лица и шеи, убивая бывших бойцов Мордока быстро, но крайне мучительно.
Путь мне попытались преградить в общей сложности пятеро, и все они поплатились за это своими жизнями. Я подошел к северной оконечности лагеря, туда, где стояли перевязи с лошадьми и телеги, и стал искать Лиан.
— leanabh! leanabh! — позвал я, стараясь не привлекать лишнего внимания.
— Feuasadh! Я здесь! — донеслось от крытой повозки, подозрительно похожей на ту, в которой я впервые обнаружил девочку.
Я перехватил меч клинком назад и забрался в кузов, отбрасывая в сторону парусину. Лиан сидела внутри, на полу, надежно прикованная цепями за шею, ноги и руки к полу и бортам. А эти выродки знали, как перевозить темных. Девочка даже руки вместе свести не могла, буквально висела в растяжке, а единственная доступная ей поза — на коленях. За несколько дней ее спина и ноги затекут настолько, что она не сможет двигаться, а сон будет доставлять ей только страдания, потому что железное кольцо на шее будет мешать дыханию каждый раз, когда эльфийка попытается поспать и набраться сил.
— Feuasadh! — выдохнула Лиан, увидев мою темную фигуру.
— Не шуми, — холодно приказал я, хватаясь руками за кандалы.
Печати на моих ладонях зажглись, и уже через мгновение железо под моими пальцами посыпалось гнилью и ржавчиной. Причем это далось мне не так и просто — на кандалах стояли метки Харла. У меня вообще сложилось впечатление, что эти идиоты наносили клейма Второго Бога на все, до чего могли дотянуться, и если с оружием и доспехами было все понятно, то кандалы? Зачем⁈ Или они так боялись упустить свои барыши за продажу эльфийки в Кхеро?
— Feuasadh! Послушай! — продолжала лепетать Лиан. — Они схватили Айву и…
— Мне все равно, кого они схватили. Местные охотники уже здесь и сражаются, чтобы освободить их.
— Так помоги им!
Девочка крепко схватила меня за локоть и буквально повисла на нем.
— Я хотел все сделать сам, быстро и чисто, но теперь это превратилось в бойню, — ответил я, выглядывая из кузова. — Хотя пара пленных мне все еще нужна…
Чтобы вывернуться из захвата эльфийки, пришлось приложить немного силы, но я смог оторвать ее пальцы от своего локтя. К нам уже бежал один из бандитов, угрожающе размахивая перед собой копьем.
— Я никуда без них не уйду! — топнула ногой девочка, становясь на самом краю кузова. — И тогда твои исследования пойдут псу под хвост, Feuasadh!
Поморщившись от слов Лиан, я сконцентрировался на появившемся противнике. Совсем как на тренировке с эльфийкой, я позволил воину сделать выпад, сам же увернулся от удара, сделал шаг в сторону и, схватившись за древко копья, опустил свой меч на шею бандита. Клинок увяз в позвоночном столбе мужчины, издав неприятный скрежет, но я только с силой рванул меч, освобождая лезвие из уже обмякшего тела.
— Считаешь себя достаточно взрослой и сильной, чтобы угрожать Владыке? — спросил я, высвобождая свою ауру.
Огни костров и факелов по всему лагерю будто потеряли силу, а свет, испускаемый ими, сжался до маленьких пятен, уступая место Тьме.
Проняло и Лиан. Девочка почувствовала мое недовольство. Эльфийка сейчас стояла в кузове телеги, но создавалось ощущение, что с каждой секундой она становится все меньше и меньше, а сверху вниз на нее смотрю именно я, а не она.
— Ты не оставил мне выбора! — выпалила Лиан.
— Выбор есть всегда, — ответил я, окидывая взглядом лагерь.
Кое-где уже стали гореть палатки, а звуки боя сместились к границе леса, за пределы контура Харла.
Охотники проигрывали. Я чувствовал, как их жизни обрывались одна за другой. Но я им не нянька, они взрослые мужчины, которые сделали свой выбор. Череда случайностей. Если бы Лиан меня не ослушалась, мы бы остались в башне. Орин смог бы переговорить со мной и тогда старый охотник узнал бы о моих планах. И все, что оставалось бы мужчинам — просто дождаться, когда темный колдун возьмет пленных для жертвоприношения, а остальных — перебьет. Как я это уже сделал со святошами, как я поступал и с другими паразитами, что пытались осесть в моей долине. Каждый человек, что живет в тени моей башни, должен быть мне потенциально полезен. Кровь, что несут за собой шлейфом разбойники, мне не нужна, а в особенности — мне не нужны в моей долине марионетки Харла. Это вовсе ощущалось, как плевок в лицо.
Но в башне меня не было, я был здесь, строил план нападения, как человек собранный и аккуратный. И вот во что это вылилось.
— Хочешь спасти своих друзей? — спросил я у Лиан, нервно сжимающей кулаки.
Девочка дрожала от волнения и страха. Причем непонятно, она больше боялась за судьбу Займона и Айвы, или последствий своих опрометчивых угроз.
— Хочу, — с готовностью кивнула девочка.
Я внимательно посмотрел в коричнево-красные глаза эльфийки, которые сейчас, во тьме и всполохах костров, отдавали оранжевым огнем.
— Тогда заплати мне, — сказал я, поднимая с земли копье убитого мной воина.
Тяжеловатое, но по длине вполне стандартное копье. Шесть футов, крепкое, надежное древко, листовидный наконечник. Таким удобно и колоть, и резать, универсальное оружие. Единственное, что меня в нем не устраивало — метка Харла у основания наконечника. Положив на него ладонь, я выжег печать Второго Бога, а уже через мгновение на его месте красовался знак Нильф.
— Я не Темный Бог, поэтому предложу тебе выгодную сделку, — начал я, глядя девочке прямо в глаза. — За каждую отобранную тобой во славу Нильф жизнь, я убью десяток. Сейчас в лагере осталось около сорока человек. Убей четверых, и все закончится, ты спасешь своих друзей.
И я бросил девочке копье, которое та рефлекторно поймала обеими руками.
Глава 20
Один к десяти. Ч.2
— А если… Я не смогу? — спросила Лиан.
— Значит, судьба твоих друзей останется в руках охотников, — ответил я. — Если считаешь себя способной дерзить мне, то докажи, что кроме дерзости ты способна еще хоть на что-нибудь, leanabh. Не разочаровывай меня еще сильнее. А если считаешь, что не справишься, то просто брось копье и беги в башню, у меня тут еще остались дела.
Девочка стояла на краю телеги, судорожно сжимая древко копья, я же ждал, что решит маленькая эльфийка. Четыре смерти, которые я умножу вдесятеро. Самая выгодная сделка, которую я когда-либо с кем-нибудь заключал. Величайшая щедрость, с моей стороны, и Лиан это понимала.
Но сможет ли она уплатить хоть и такую ничтожную цену за мою услугу?
Лиан боялась. Я видел страх не только на ее лице, я чувствовал, как его тугие, плотные волны исходят от всей фигуры девочки. Каждая секунда промедления приближала поражение охотников. Дезертиры уже вовсю теснили их к полосе леса, гнали к холмам. Даже отсюда я слышал рваные команды бывших десятников, крики раненых, звон стали.
— Всего четыре удара копья, leanabh, — медленно повторил я, подначивая эльфийку.
Она не знала, дам ли я ей погибнуть или же приду на помощь. Я был холоден и разочарован, раздражен и не намерен потакать капризам маленькой девочки. За все в этой жизни надо нести ответственность. Ее непослушание привело к этой ситуации, и она должна в полной мере прочувствовать это. И будет это кровь врагов, стекающая по ее рукам, или же угрызения совести, преследующие ее последующие годы — не суть важно.
Глупец тот, кто считает, что начать убивать легко. В убийстве нет ничего простого, даже чтобы заколоть свинью или забить курицу, нужна твердая рука. Одни начинают убивать из-за стремления ощутить власть, другие — из удовольствия, третьи — в порыве гнева. Но всегда за убийством стоит мощное желание, эмоция, готовность пролить кровь. Надо быть крепким духом, иметь причины для того, чтобы отнять чужую жизнь. А были ли эти причины праведными или нет — дело десятое.
Настолько ли крепка воля Лиан для того, чтобы поднять копье не в тренировочном, а реальном бою?
Девочка смотрела на меня, казалось, целую вечность, после чего медленно моргнула, опустила взгляд и, подняв к груди почти нелепо большое копье, двинулась в сторону лагеря.
— Feuasadh! Я убиваю одного, ты — десятерых! — крикнула эльфийка, срываясь на легкий бег и устремляясь в сторону сражения.
Глядя на напряженную спину девочки, мои губы тронула плотоядная улыбка, едва обнажая зубы в хищном оскале. Все же, она хотя бы попытается.
Крутанув в ладони рукоять меча, я устремился вслед за своей подопечной. Удар топором или копьем в корпус она переживет и я смогу ее спасти, но вот если эльфийке снесут голову или разобьют череп, то тут даже мои печати Владыки окажутся бессильны. Только если сама Нильф не снизойдет в эту долину, чтобы спасти маленькую темную.
Свою первую потенциальную жертву Лиан нашла у одной из палаток. Раненый боец с арбалетным болтом в плече, дезертир сидел, привалившись спиной на какие-то ящики, и пытался остановить кровь. В нашем уговоре не было деталей, только счет отнятым жизням. Так что когда Лиан поняла, что может легко получить десяток мертвых бойцов Мордока одним ударом копья, тут же устремилась к раненому.
Ей одновременно и повезло, и нет. Одно дело пронзить грудь противника, который пытается дотянуться до тебя боевым топором или опрокинуть на землю ударом щита, а совсем другое — добивать раненых. Не просто так в санитарно-трофейные отряды, которые проходили по полю боя, собирали своих бойцов, живых и мертвых, снимали трофеи и добивали раненых врагов, шли только самые крепкие морально, либо же провинившиеся перед командованием. Добить раненого — тяжкий труд и только истинные воины способны относиться к этому, как к грязной, но необходимой работе. Потому что в бою он враг, а уже после — лишь раненый человек, что просит у тебя пощады, которого бросили его товарищи во время отступления, беспомощный, преданный, забытый всеми. Вонзить в грудь такого человека клинок или острие копья для большинства так же тяжело, как и исполнять роль палача.
Лиан же стремилась к своей жертве, видя пока в ней только возможность уплатить четверть назначенной цены одним движением копья. Вот, девочка оказалась перед раненым дезертиром, подняла к груди копье и… замерла.
— Не надо! Умоляю! — заверещал боец, пытаясь закрыться руками. — Прошу! Не надо!
Я видел, как девочка медленно сделала несколько шагов вперед, как напряжена ее фигура. Сейчас она осознала, что перед ней не просто жертва — живое, разумное существо. Она была совсем близко, могла заглянуть в испуганные глаза бойца, увидеть его страдания, почувствовать его страх, могла увидеть, что это совсем еще молодой мужчина, вчерашний юнец, который неведомо как попал в отряд Мордока. Безоружных убивать тяжело, особенно, если это твоя первая жертва.
Тень сомнения промелькнула на ее лице, Лиан чуть расслабила руки, копье, до этого направленное в шею дезертира, немного опустилось. Она сомневалась, ее руки дрожали, в глазах появился нездоровый блеск.
Дезертир только этого и ждал. Увидев, что маленькая эльфийка колеблется, боец оскалился и вцепился обеими руками в древко копья, рванув Лиан на себя и выводя девочку из равновесия. Это был хороший, дерзкий план, увести копье в сторону, повалить девчонку и потом воспользоваться собственным весом. Даже с болтом в плече он был намного крупнее и сильнее, мог просто навалиться сверху и задушить эльфийку.
Наши с Лиан тренировки не прошли даром. Вместо того чтобы упираться ногами и окончательно потерять баланс, Лиан рефлекторно шагнула вперед, перенося вес всего тела на копье, а левой рукой, отставленной назад, нажимая на древко, словно на рычаг, она сумела сохранить направление удара и не дала воткнуть листовидный наконечник в землю.
Все произошло почти мгновенно. Копье, не имеющее стопоров, почти на фут вошло через плохонькую дубленую броню в живот дезертира, выйдя острием со спины. Боец страшно захрипел, его лицо исказилось гримасой боли, но умирать так просто он не собирался. Издав страшный крик, он потянулся вперед, к своей убийце, пытаясь схватить девочку, вцепиться ей в горло, забрать ее за собой. С каждым движением он все глубже и глубже загонял копье в собственный живот, Лиан же, испуганно глядя в глаза дезертира, лишь покрепче держалась за свое бесполезное сейчас оружие, словно если она отпустит древко, этот безумец встанет, выдернет его из собственных кишок, а после этого насадит на острие саму Лиан.
Эта борьба продолжалась несколько минут. Дезертир трепыхался, пытался встать, рычал, словно животное. Лиан же, сейчас до смерти напуганная, до конца не понимающая, что происходит, и просто пытающаяся выжить, держала его у земли налегая на древко копья, словно на рычаг, не позволяла ему двигаться и просто ждала, когда же бандит испустит дух.
— Это все сила Харла, — сказал я, встав рядом с девочкой, когда бандит наконец-то затих и замер с чудовищной посмертной гримасой на лице. — В следующий раз бей не в живот, а в сердце или грудь, чтобы пробить легкое. Тогда противник довольно быстро захлебнется собственной кровью.
Лиан посмотрела на меня совершенно безумным взглядом. Глаза широко раскрыты, зрачки превратились в две точки, дыхание частое, прерывистое, рот чуть приоткрыт.
— Десять жизней… — прохрипела эльфийка, глядя на меня.
— Я помню. Передохни, — сказал я девочке, кладя руку на древко копья и аккуратно разжимая одеревеневшие пальцы эльфийки. — Еще трое, ты помнишь?
Она отпустила копье, оглянулась вокруг. Плечи девочки ходили вверх-вниз, дыхание все еще было тяжелым и прерывистым. Лиан день провела, прикованная цепями, сейчас боролась со взрослым мужчиной и вышла победителем. Ей нужно несколько минут, чтобы прийти в себя. Я же за это время выполню свою часть сделки. Один к десяти, я должен девочке десять жизней бойцов Мордока.
В правой руке — меч, в левой — копье. Не слишком эффективная пара, но я не собирался устраивать бой, я шел на жатву. Любой Владыка крайне серьезно относится к заключенным договорам, ведь единожды не сдержать свое слово — закончить жизнь в этом мире. Я должен забрать десять жизней, как и обещал эльфийке, после чего я верну ей копье, и она продолжит свой бой, если сумеет.
Это было довольно легко. Я заметил небольшой тыловой отряд, дюжина человек, которая сейчас занималась охраной лагеря и следила за тем, чтобы к клетям с пленниками не прорвались лазутчики.
Печати на моих ладонях обожгли кожу, и вперед меня метнулись сразу несколько плотоядных теней. Сейчас мне не нужны были гончие, боевые демоны или прочие твари. Вокруг было разлито достаточно крови, чтобы я смог зачерпнуть этой дикой силы и напитать ею простые фрагменты злобных теней, живущих на изнанке мироздания, и только ожидающих моего зова. Эти дымные тени боятся огня и железа, они почти бесполезны против темных эльфов или святош Трех Орденов, ведь даже капля веры в бога Света рассеивает их без следа.
Но они отлично чувствуют силу крови и прекрасно подходят для охоты на выродков, поклоняющихся Харлу.
— Эй! Стоять! — рявкнул один из дезертиров, завидев меня, выходящего из-за палаток. — Стой, урод!
Я ничего не ответил, не издал ни звука, просто перехватил копье, замахнулся, окутал его плетями темной энергии и метнул прямо в грудь говорившему. Разогнанное с помощью моей магии, копье с легкостью пробило грудь мужчины навылет, перебив ему хребет, и воткнулось в борт стоящей позади него телеги.
Оставшиеся бойцы, не понимая, что произошло, стали разворачиваться в мою сторону, поднимать свои топоры и копья, кричать, раззадоривая самих себя, но я лишь двигался вперед.
Когда моя ладонь легла на древко копья, один из солдат Мордока уже был рядом; дезертир занес свой топор, готовясь погрузить клейменое лезвие в мою шею, но он был слишком медлителен. Как от назойливой мухи, я отмахнулся от него своим мечом. Зачарованное лезвие со знаком Нильф у гарды с легкостью разрубило и дешевый топорик солдата, и его броню, и его голову, не встретив особого сопротивления. Наверное, я вложил в удар слишком много силы.
Демоны же, призванные мной до этого, наконец-то достигли своей цели, прячась в тенях и избегая света факелов и костров, они пробрались к клетям, и, игнорируя пленников, набросились на солдат, которые уже начали меня окружать, предвкушая легкую битву, легкую кровь для своих топоров.
Она и в самом деле была легкой, но не для них.
Когда я все же выдернул копье из древесины и сбросил с него тело убитого моим броском солдата, все уже было кончено. Вокруг меня лежало десять тел. Остался только один боец, который стоял дальше всех, судорожно сжимая рукоять топора и прикрывая грудь небольшим щитом, он испуганно смотрел на меня и пытался понять, что же ему делать, оглядывался по сторонам, ведь его напарник уже успел сбежать.
По моей команде тени обступили дезертира, не давая мужчине уйти, я же обернулся и посмотрел во тьму, на палатку, из-за которой вот-вот должна выйти Лиан.
— Поторопись. Бой еще идет, мы можем успеть на помощь, — сказал я девочке, когда она наконец-то показалась из темноты.
Она смотрела на меня исподлобья, будто бы впервые видела, но я просто воткнул в землю окровавленное копье и указал мечом на следующую цель.
— Десять жизней за одну, — сказал я, глядя эльфийке в глаза.
— Я помню, — ответила девочка.
Потом она перевела взгляд на копье, посмотрела на приготовленного к казни солдата, подошла и выдернула оружие из земли, готовясь к бою.
— Если ты ее убьешь или покалечишь, так, что она не сможет сражаться, то останешься жив! Клянусь именем Премудрой Нильф! — крикнул я, поднимая вверх левую ладонь, на которой зажглась красным пламенем и тут же потухла печать.
Солдат недоверчиво посмотрел на мою руку, перевел взгляд на эльфийку, после чего повыше поднял щит и несколько раз ударил топором по самому его центру, показывая, что готов сражаться.
— Теперь он точно от тебя не сбежит, — ответил я Лиан, которая вопросительно посмотрела на меня. — Берегись ударов щитом, но и не затягивай.
Девочка меня уже не слушала — она была на полпути к своей цели. Маленькая тощая фигурка с шестифутовым копьем и взрослый воин с топором и щитом, который получил клятву от Владыки Демонов о том, что выживет, если отправит темную к предкам раньше ее срока.
Теперь Лиан не колебалась. Словно маленькая кошка, девочка стала кружить вокруг солдата, раз за разом нанося хлесткие, колющие удары в голову, при этом, не позволяя подойти к ней слишком близко. Дезертиру ничего не оставалось, кроме как прикрывать лицо щитом, а на все его попытки перехватить копье эльфийки, чтобы оставить ее безоружной, либо же на попытки сократить дистанцию и перевести все в ближний бой, Лиан отвечала просто — прыжком назад.
Я довольно быстро разгадал замысел девочки, в отличие от солдата, который видел перед собой лишь ребенка. Вот, эльфийка делает очередной выпад, и бывший боец Мордока уже привычно поднимает щит, но в последний момент Лиан перехватила древко левой рукой и со всей силы вогнала копье в ногу противника. Ошарашенный, солдат падает на колено, не в силах устоять на своих двоих, упирает в землю щит, чтобы не упасть лицом вперед, а Лиан только этого и ждала. Девочка уже выдернула копье, крутанулась вокруг своей оси и размашисто, будто оглоблей, ударила противника сбоку, вогнав перьевой наконечник режущей кромкой в шею бойца, не успевшего прикрыться щитом.
На наконечник и древко брызнула алая кровь, Лиан же, не мешкая, выдернула из шеи противника копье и встала перед поверженным бойцом, уперев пяту своего оружия в землю.
— Второй, — глухо сообщила девочка, оглядываясь через плечо и глядя на меня.
— Пойдем, охотники еще сопротивляются, — сказал я Лиан, проходя мимо трупа.
Свою третью жертву Лиан нашла почти сразу. Заметив одиноко стоящего воина, она бросилась вперед, и пока противник не успел опомниться, всадила ему копье промеж лопаток.
— Третий! — крикнула девочка. — Это третий, Feuasadh!
— Вижу, — ответил я. — Дай мне несколько минут, и пойдем на поиски четвертого. Я вижу, что ты справляешься. Главное держись рядом и чуть что, иди ко мне.
Она на самом деле справлялась. Маленькая тощая Лиан, сейчас превратилась в грозную тень с горящими огнем глазами. Усталость, боль, страх — ничего более не имело значения. В ее руках было копье, она заключила договор, и была твердо намерена его исполнить ради спасения Займона и Айвы.
Чувствуя девочку позади себя, я поднял меч и двинулся в сторону лесополосы. Там передовой отряд дезертиров активно наседал на группу охотников. Первые прятались за стволами и перемещались мелкими перебежками, вторые — держали позицию, отстреливаясь из двух арбалетов и больших охотничьих луков. Орин молодец, не продал оружие святош, как я ему и советовал.
Мое появление перевернуло ситуацию на поле боя. Призывая проклятые души, я буквально вытаскивал солдат под стрелы и арбалетные болты охотников, хотя первые несколько мишеней остались без «подарков», пришлось даже напомнить Орину, что они в этой долине не одни.
— И долго мне колдовать впустую⁈ — крикнул я во все горло. — Стреляйте!
Тех же, кто не попался в сети моих демонов, и при этом был настолько глуп, что бросался на меня, я просто убивал врукопашную в несколько взмахов меча. Окружающая тьма, разрываемая лишь скудными бликами факелов, не была мне помехой. Тьма — это то, чему я служу, чего нельзя было сказать об этих последователях Харла.
Менее чем за десять минут все было кончено. Орин и другие охотники как тетеревов перестреляли бандитов, которых я вытаскивал из-за укрытий с помощью появляющихся из-под земли рук, с остальными я справился сам. Две дюжины жизней, даже больше, чем я должен был Лиан.
Когда я уже опустил меч и собрался идти обратно к кромке леса, где я оставил темную, из лагеря донеслись полные боли и ужаса крики, а я почувствовал, как жизни пленных стали обрываться одна за другой. А еще я понял, что Лиан рядом нет — девочка, высоко подняв копье, что было сил неслась прямиком к клетям, туда, где осталась последняя горстка бывших солдат Мордока.
Глава 21
Седьмая печать
В тот момент, когда я подошел к клетям с пленниками, все было кончено.
Тонкая изломанная фигура эльфийки, топор, погруженный в ее грудь, рассекший Лиан от ключицы и почти до пояса, озлобленное лицо огромного дезертира, измазанного в чужой крови и источающего силу Харла.
Лиан погибла. Я опоздал.
Я не кричал, не бросился к девочке, не призвал армию демонов, чтобы отомстить за нее. Она уже мертва, это не поможет. Шаг вперед, меч перед собой. Я окрикнул дезертира, впитавшего силу десятка убитых — он прорвался к пленникам и выпотрошил их своим топором во славу Харла — и едва этот мясник перевел на меня взгляд, я одним сильным и чистым ударом снес ему голову.
Обезглавленный труп еще секунду простоял на ногах, после чего рухнул прямо рядом с телом Лиан.
Резким движением я сбросил капли крови со своего клинка, после чего опустил меч в ножны. В лагере осталось несколько человек, но с ними разберутся охотники.
Я повернулся и встал над телом девочки. На лице Лиан замерло выражение удивления, смешанное с небольшим оттенком тоски. Слишком взрослые, слишком осознанные эмоции для ребенка, будто она прожила долгую, полную тягот и лишений жизнь, будто не была ее юность только маячащим впереди огоньком, словно древняя старуха, она сожалела о непрожитых годах в момент, когда удар топора лишил ее будущего.
Немного скривившись, я присел рядом с девочкой, разжал уже ставшие коченеть пальцы на древке сломанного копья, сложил ладони покойной на груди, прикрыл эльфийке глаза.
— Господин!..
Старик Орин. С арбалетом наперевес, охотник стоял, застыв от ужаса, переводил взгляд то на меня, то на тело девочки.
— Мне нужны пленники, — сказал я глухо. — Чем больше, тем лучше. Минимум трое. Я чувствую, что в лагере еще есть люди.
— Будет сделано! — с готовностью откликнулся старик, будто бы был солдатом моей несуществующей армии, после чего, крайне активно потрусил вглубь лагеря, словно и не было у него больных коленей. Он убрался подальше от меня и моих размышлений.
Я не смотрел на девочку, не смотрел перед собой. Это было то состояние, когда взгляд устремляется сквозь окружающую действительность, так далеко, что ни один живой человек не может там побывать, ни одно слово не может достигнуть этого места, ни один луч света никогда не озарит эти бескрайние пустоши.
Не стоило так давить на юную темную, я совершенно забыл, как сильно люди пытаются впечатлить меня, как они попадают под мою власть и влияние, как тянутся ко мне.
Как совершают опрометчивые поступки.
Как погибают.
Очередная жертва моей гордыни, маленькая темная птичка, что подлетела слишком близко к черному солнцу по имени Владыка Демонов. Подлетела, притянутая моей силой и мощью, и сгорела, не в силах дать мне отпор. Рано или поздно это должно было случиться, это всегда случается.
Я пошарил по окружающим палаткам, нашел какой-то плащ, вернулся к трупу. Аккуратно опустившись на одно колено, я завернул тело в шерстяную ткань, после чего поднял труп Лиан с земли.
Рассвет я встретил в своей башне. Чужая телега, стоящая посреди двора, фыркающие кони, хмуро сопящие пленные. Руки и ноги связаны, на глазах — плотные повязки. Пятеро здоровых, крепких мужчин, которые вместо честного труда или службы королю-самозванцу выбрали путь бандита. Влияние Харла губительно, оно делает из человека тупую скотину, способную только убивать себе подобных. Мужиков всегда не хватает, эти пятеро могли найти приют в любом из окрестных сел или устроиться на работу в Гирдоте, зарабатывать честным трудом. Но вместо этого они взяли в руки оружие с клеймом Второго Бога и с этого момента приняли свое проклятье. Фангорос лишает сердца, Нильф порабощает ум, Харл — сжирает душу. Все мы, служители Темных Богов, становимся их марионетками, но для себя я давно решил, что служение Харлу отвратительнее всего. Не просто так в основном этому богу поклоняются дикие племена и орки северных окраин.
Интересно, как эта зараза проникла на юг, в стан людей? В этих краях, из-за близости Вечных Лесов, было сильно учение Нильф, многие люди в Западных землях если не поклонялись, то уважительно относились к Третьей. Так откуда же взялась вера во Второго бога? Или это тлетворное влияние тех самых орков и Мордок просто в какой-то момент решил, что будет бить врагов их же оружием?
Опрометчивый и крайне недальновидный поступок.
Я встал с крыльца и, выйдя на середину двора, призвал печати. Нужно организовать контур и охрану для пленных, а все остальное — потом.
Круг в двадцать футов в поперечнике, прямо на скалах недалеко от конюшни. Я напитал его темной силой, а стражами поставил трех призрачных гончих. За это пришлось заплатить собственной кровью — несколько капель проступило на ладонях — но везти в свой дом вонючие клети я отказался. Слишком много с ними возни.
Как только я бросил последнего пленника внутрь круга, клетка захлопнулась. Связанные мужчины неловко падали на камни, тихо стонали и сквозь зубы бранились, но мне было плевать на их страдания.
— Когда освободитесь от пут, не пытайтесь выйти за пределы черного круга, — сказал я. — Ну а кто рискнет…
— Колдун! Будь ты проклят, тварь! — выкрикнул один из солдат, не дав мне закончить.
— Я предупредил, — сказал я, после чего направился в башню.
Там, на моем рабочем столе, освобожденном от свитков, книг и инструментов, лежало завернутое в плащ тело. Бурые пятна проступали на грубой шерстяной ткани, расплываясь темными кляксами, привлекали внимание, кричали о том, что я допустил ошибку.
Моя неспособность к состраданию, к заботе, стала причиной гибели девочки. Я мог вызвать демонов, мог приказать Лиан ждать меня, мог взять ее с собой в бой. Вместо этого я оставил ее на краю леса, словно она была послушной собакой, ожидая, что как та самая собака, она выполнит мою команду. Не выполнила, за что и поплатилась.
Я аккуратно отбросил в сторону полы плаща и посмотрел на серое обескровленное лицо эльфийки. Предсмертный спазм прошел, лицо Лиан разгладилось и осунулось. Уже ставшие отрастать платиново-пепельные волосы пропитались кровью и грязью, и лежали сейчас нелепой кляксой под затылком девочки.
После я еще раз внимательно осмотрел раны на теле Лиан. Топор вошел в ключицу и прорубил грудину, зацепил левое легкое и, пройдя через крупные артерии, рассек сердце. Быстрая, но не безболезненная смерть. Лиан успела осознать, что произошло, прежде чем ее сознание угасло, отсюда и посмертная гримаса сожаления на ее лице, которую я наблюдал в лагере, на месте ее гибели. Продолжив осмотр, я убедился, что топор не задел печать. Кожа и плоть на спине девочки остались невредимы, а это означает только одно — я могу продолжить работу. Сегодня же ночью, пока трупное разложение сдерживается моей магией, пока природа не стала брать свое, я проведу свои изыскания.
Я вышел на улицу, пошел к бане. Натаскал в рабочий кабинет воды, достал из сундука чистой ветоши. Снял труп, протер от крови стол, подложил ветошь, после чего я вернул Лиан на место, аккуратно срезал ее одежду и, прикрыв тканью ниже пояса, немного приподнял голову, подложив под затылок небольшой деревянный брус.
Сначала я обмыл лицо и ладони девочки, нажав на живот, убрал нечистоты. После настал черед волос.
Встав у изголовья стола, я посмотрел в лицо девочки, провел пальцами по серебристым локонам. Мокрая тряпка в моих руках, ведро с теплой мыльной водой, которая грелась до этого на жаровне и ждала своего часа.
Раз за разом я промывал волосы девочки, вымывая из них запекшуюся кровь и грязь, простым костяным гребнем я расчесал Лиан, опустил волосы с края стола, аккуратно протер их ветошью от лишней влаги, перехватил небольшим шнурком. Позже, когда они подсохнут, я вотру в них специальные масла, которыми так любила пользоваться в бане Ольха.
Я встал перед столом и перевернул тело на правый бок. Осторожно, чтобы вода не попала в рану, омыл тело девочки с плеч до самых пят чистой водой, смывая кровь и грязь. Ту же процедуру я повторил, перевернув Лиан на левый бок, а после уложил на спину и промыл труп еще раз.
Вот, в моих руках очередная простынь, которую я без раздумий пустил на небольшие тряпки. Ими я протер все тело эльфийки от остатков влаги, еще раз вытер ее серебристые волосы, взял немного душистого масла, втер его, а после заплел их в небольшую ленивую косу, пропустив через локоны черную атласную ленту, как это делают темные эльфы Н’аэлора.
Теперь настал черед самой сложной работы.
Из дальнего угла моего кабинета я достал швейные принадлежности. Тончайшие иглы, выкованные гномами, вымоченные в специальных отварах, тонкие, но прочные нити для шитья ран. Сначала я прихватил разрубленное сердце и артерии девочки, зашил разорванное топором легкое. После, с помощью специального инструмента, подаренного мне когда-то одним из королевских лекарей Брима, прихватил края рубленой раны и стянув рассеченную грудину, поставил на место сломанную ключицу, срастив кость магией. Кость не плоть — боги смотрят на такое сквозь пальцы. После пришел черед ребер, а уже в самом конце, аккуратным, тонким стежком, я закрыл еще недавно зияющую в груди дыру.
Если бы Лиан осталась жива, на месте такой раны остался бы тонкий, едва заметный шрам. Сейчас же это была скорее моя прихоть, последняя услуга, которую я могу оказать маленькой эльфийке, раз уж не смог уберечь ее от гибели.
Изящные тонкие ножницы, несколько заостренных палочек. Я аккуратно вычистил остатки грязи и крови из-под ногтей девочки и между пальцев, промыл тонкие ладони и ступни эльфийки чистой водой.
Пришло время масел для тела. Аккуратно капнув на лоб и живот девочки, я осторожными движениями растер холодную кожу, насыщая уже мертвую плоть, возвращая некое подобие цвета и жизни, пусть и на короткий срок.
Оставив чистое тело Лиан на столе, я сходил в дом, в комнату девочки. Отбросил крышку сундука, нашел просторную новую сорочку, которую мы купили на вырост. Сейчас она отлично подойдет как погребальный саван, просторная, легкая, она скроет страшную рану на груди и избавит меня от необходимости натягивать на покойную штаны и чулки. Лучший выбор, который можно было сделать.
Закончил я только когда солнце уже стало клониться к горизонту. Я переодел Лиан, а сам вернулся в дом. Надо поесть, сегодня у меня еще много работы.
Я не спал уже вторые сутки, но все это — мелочи. Нильф не позволит моему разуму потерять остроту, не подведет меня и тело. Надо только сделать бодрящий отвар, чего-нибудь перекусить, а после — выдвигаться на холм, где у меня был подготовлен алтарь для испытаний.
Из погреба я достал вяленого мяса, початую головку сыра, налил немного вина, буквально треть стакана, чтобы кусок залез в горло. Отвар должен настояться, а за это время я как раз поем.
Время от времени я поглядывал на пустой стул по правую руку, где обычно в последнее время сидела Лиан. Говорить не хотелось, я даже почти наслаждался тишиной. Никто не стучал ложкой, не задавал вопросов, не таскал стул по полу, вызывая тем самым противный скрежет. Я чувствовал, как моя жизнь возвращается в старое русло, как моя жизнь снова принадлежит только мне.
Отвар, мерзкий на вкус, я опрокинул в себя одним махом, за что и поплатился — обжег горячим питьем язык и нёбо. Но время и так уже позднее, я могу не успеть. Скоро моя магия перестанет действовать на тело девочки, кожа ссохнется и загадочная печать на ее спине окончательно придет в полную негодность. Я должен все сделать сегодня. Сейчас.
Я закрутил тело эльфийки в чистую простынь, после чего аккуратно погрузил труп в телегу. Рядом встал и сундук с инструментом и реагентами, которые пригодятся мне этой ночью.
Теперь настал черед пленников. Вся пятерка лежала вповалку внутри круга. Один из солдат тихо скулил, а по свежим ранам от когтей, оставленных на его лице лапой гончей, я понял, что он единственный осмелился проверить, на самом ли деле они находятся в незримой клетке.
— Кто здесь⁈ — дернулся один из бойцов, крутя головой.
— Вставай, — скомандовал я, рывком поднимая пленника на ноги. — Идем.
— Куда⁈ Что⁈ Не надо! Прошу! Не надо!..
Я заткнул дезертира одним ударом кулака, сломав тому нос. Мужчина жалобно заскулил, попытался даже бороться, но второй удар — уже коленом в живот — умерил его пыл. Соединив пленных веревкой в одну цепь, я привязал их к телеге, после чего наш маленький караван отправился в сторону холмов.
На месте мы оказались к полуночи. В какой-то момент мне пришлось оставить транспорт и вести пленников самостоятельно, придерживая небольшой ларец подмышкой. После я вернулся за Лиан, аккуратно принес тело девочки на вершину холма и, сняв с эльфийки простынь, уложил ее в самом центре алтаря.
Сначала я думал, что нанесу ее печать поверх камня и буду приносить жертвы Нильф прямо на алтаре, но теперь планы изменились.
Воля дезертиров была окончательно сломлена, они даже не сопротивлялись, когда я начал расставлять их по вершинам магической шестиконечной звезды, в центре которой стоял алтарь с телом Лиан. Они покорно вставали на колени, после чего за дело принимались падшие души — призванные руки крепко держали солдат, не позволяя им даже шелохнуться.
Я еще раз проверил, правильно ли лежит тело девочки, как размещена ее печать на спине. Чуть поправил левое плечо, с сожалением заметил, что тело уже окончательно окоченело, пусть я и защищал его своей магией, сейчас оно было больше похоже на небольшое бревно.
Плохо, я опаздываю.
Подняв голову к небесам, я стал ждать. Мне не нужны были свечи, факелы и даже заклинания. Магия, которую я собирался творить, основана исключительно на чистых энергиях. Семислойная печать. Шесть жертв и катализатор в самом центре. Я был уверен, что печать на спине Лиан идеально пропускает магическую силу. Если не получится сейчас, то не выйдет никогда.
Ночь была ясная и безоблачная. Мой опытный глаз подмечал едва ощутимое движение небесной сферы, я видел, как идет по небу луна, а звезды, словно ленивые мухи, ползут на свои места. Там, где они должны быть в момент совершения колдовства. И вот, пора начинать.
С кривым серебряным кинжалом в руке, я шагнул к первой жертве. Ладони падших услужливо задрали голову пленника назад, мужчина тонко пискнул, но я уже стоял у него за спиной и полоснул лезвием по горлу. Кровь хлынула из рассеченных артерий, заливая вершину звезды, в которой стояла первая жертва.
Тоже самое я быстро, но чисто и аккуратно повторил с оставшимися четырьмя пленными. Тихие мольбы и плач, задранная назад голова, короткое и резкое движение ритуального кинжала, брызги крови.
Мой магический конструкт стал напитываться энергией, я чувствовал, как кровь слой за слоем пропитывает мою печать, стремясь заполнить весь многомерный конструкт и привести заклинание в действие. Но им не хватает главного — крови и воли Повелителя Демонов.
Я занял последнюю, пустую вершину шестиконечной звезды и размашисто, в два стремительных удара вскрыл вены на собственных руках.
— Нильф! — прокричал я в ночное небо. — Прими эту жертву и направь мою волю!
Годы, даже десятилетия расчетов. Подготовка, отточенное мастерство, подобранное место и время. Пять человеческих жертв — вполне достаточно для того, что я задумал. И моя собственная, густая, словно масло, кровь Владыки. Главное, чтобы печать на теле погибшей эльфийки сработала так, как я того ожидал, она должна стать тем мостиком, который отделяет меня от седьмой печати.
Иначе все это было напрасно.
Мир вокруг померк, движение звезд и луны остановилось. Стоя в кромешной тьме, я чувствовал, как через разрезанные вены с каждым ударом сердца уходит моя кровь, но лишь продолжал стоять, взывая к Нильф. Именно рука божества должна направить магический поток, только у нее хватит на это сил и власти. Мое дело — подготовить заклинание и сейчас просто молить о благосклонности.
Алтарь, на котором лежало тело Лиан, вспыхнул кроваво-красным светом, я почувствовал, как накопленная звездой энергия изнутри разрывает обсидиан на мелкие части. Но я был аккуратен и последователен, камень должен выдержать, он должен помочь мне сотворить невозможное.
— Нильф! — опять прокричал я во тьму.
Весь контур, расчерченный на холме, вспыхнул черным пламенем, сжирая фигуры моих жертв, окутывая и меня магическим пламенем. Кровь владыки вспыхнула, прожигая землю, я же видел только одно — как все ярче и ярче начинает светиться алтарь.
— Нильф! — из последних сил воззвал я к Третьей Богине, чувствуя, что кровопотеря достигла опасного размера. Еще немного, и я потеряю сознание и просто истеку кровью, прямо тут, на холме, рядом со своим величайшим творением.
Тело Лиан оторвалось от гладкой поверхности алтаря, тонкая сорочка рассыпалась в пыль под воздействием магических потоков. Я видел, как горит вязь странной печати на спине девочки, горит и…
— Ни… — начал я, но закончить не успел.
Алтарь под Лиан с чудовищным треском раскололся, а ударная волна, пошедшая от центра звезды, прокатилась во все стороны, пригибая к земле кривые деревья и вырывая из холмов огромные валуны. Я же стоял, как вкопанный, удерживаемый магическим конструктом, и только наблюдал, как бушует магическая стихия.
А после все стихло.
Тело эльфийки глухо рухнуло на алтарный камень, я же — припал на колено, спешно затягивая подготовленными тряпками раны на своих руках. Пара минут, и я в норме, хотя слабость будет преследовать меня еще несколько дней. Уже закрывая свои раны, я заметил, как сильно углубились мои печати — сейчас они выглядели не как рисунки на ладонях, а как отвратительные прожженные раскаленным железом два клейма. Казалось, еще чуть-чуть, и покажется кость.
Ошарашенно, я сжал и разжал ладонь правой руки, глядя, как натягивается кожа ладони вокруг знака служения Нильф.
Я изучал тайну седьмой печати, чтобы выторговать свое посмертие у Нильф, а в итоге залез в еще больше долги.
И только через несколько мгновений я понял, что седьмая печать мне все же покорилась. Заклинание, которое может нарушить сами законы мироздания, заклинание, которое бросает вызов богам. Невозможное колдовство, с помощью которого можно проигнорировать любой из законов магии.
Я сумел создать седьмую печать, потому что на расколотом алтаре… Я чувствовал жизнь. Настоящую жизнь.
Чудовищной ценой, без подготовки и расчетов, сам того не ожидая, но я вернул Лиан.
«Без подготовки? Ты уверен?» — шепнула порывом ветра мне на ухо Третья Богиня.
«Да», — мысленно ответил я богине. — «Я не знал, что так получится».
«Ты же человек очень аккуратный и последовательный. Как так вышло, что ты не предвидел последствий этого колдовства?»
«Не знаю», — ответил я. — «Я просто хотел проверить, как сработает печать на спине девочки».
Казалось, богиня удовлетворилась моим ответом. Я на самом деле не ожидал, что смогу нарушить один из трех магических законов, ведь каждого, кто подходил к черте слишком близко, ждала мгновенная смерть. Я же его не только нарушил, но и до сих пор мог при этом дышать.
«Но милый мой, если все это — случайность и ты не ожидал такого исхода, то почему тогда ты не приказал охотникам валить лес для погребального костра?», — пронесся над холмом шутливый смешок Нильф, который смешался с тяжелым стоном Лиан.
Интерлюдия. Авелин Лавертен
Путь до столицы Северного Епископата нельзя было назвать быстрым и легким. Когда Авелин вырвалась из лап темного мага, единственной ее мыслью было скрыться от этого чудовища на другом конце света, сбежать в Пустоши или Мертвые Топи, навсегда исчезнуть, чтобы больше нигде и никогда не повстречаться с ним вновь.
Его имя звенело у нее в ушах, его голос не давал ей спать по ночам, и даже когда она достигла Кхеро, клирика пробивала мелкая дрожь от любого шороха, любого порыва ветра.
В тот день, на той проклятой замерзшей поляне, она заглянула не просто в лицо смерти, она познала настоящий Ужас.
Авелин думала, что Бог Света покинул ее, что свет Его никогда больше не озарит ее душу, что касание Его никогда больше не согреет сердце. Но чем дальше она уезжала на восток от проклятой долины, тем легче ей становилось дышать.
В первом же крупном храме она вознесла самую жаркую и самую отчаянную молитву в своей жизни, пытаясь вернуть Свет, который у нее отнял темный колдун. Там же она снарядила посланника для своего начальства, который, используя почтовых и перекладных, устремился на восток впереди нее, неся важнейшее в жизни Авелин донесение.
Ордену Пламени нужно быть готовым, когда она прибудет в родной епископат.
Авелин выросла в одном из многочисленных монастырей Северного Епископата и не знала другой жизни, кроме служения Богу Света. С самых ранних лет она стала послушницей, а после — и полноценной монахиней, отринув все мирское, посвятив себя служению истинному богу. В четырнадцать ее заметил один из аббатов Ордена Пламени, который посещал их женский монастырь с пресветлым визитом. Он разглядел страстную веру Авелин, разглядел в ней касание Света, увидел в ее сердце и Пламя. И предложил стать послушницей Ордена. Довольно быстро девочка стала чтецом на службах, а достигнув определенной духовной зрелости — прошла испытание Пламенем и обучение на клирика Ордена.
Ее называли самой молодой девой-клириком епископата, фавориткой епископа Ритора и даже сам кардинал Хеллер был к ней благосклонен. А сам факт того, что целый кардинал знал о существовании юной девы, говорил о многом.
Жизнь и судьба Авелин были идеальными, пока она не получила это проклятое задание — встретить караван с рабами и проводить пару остроухих на север, к границам Н’аэлора.
— Клирик! — окликнул ее мужчина в черных одеяниях дознавателей Ордена Духа.
Лавертен вздрогнула, но на зов обернулась. Жители столицы Северного Епископата, славного града Теллес, при одном виде черных плащей постарались побыстрее убраться с пути служителей Света, а тут и вовсе улица перед городскими воротами вмиг опустела. Единственное, что успела ощутить Лавертен — полудюжину жалостливых взглядов, ведь тон дознавателя не сулил клирику ничего хорошего.
— Чем обязана, брат? — спросила Авелин, поворачиваясь к черным плащам.
— Клирик Лавертен? — уточнил дознаватель.
У него было изможденное, острое лицо, гладко выбритый подбородок, тонкие губы, редкие русые волосы с большими залысинами на лбу и колючие серые глаза. Типичная болезненная внешность любого из дознавателей. Поговаривали, что Свет их почти не касается, оттого они все как один были похожи на скорбных чахоточных.
— Именно, брат мой, — кивнула девушка, придерживая под уздцы своего коня и переводя взгляд с командира отряда на нескольких боевых аколитов за его спиной.
— Я тебе не брат. Взять ее! — коротко скомандовал своим людям дознаватель.
На Лавертен тут же набросились, ударом короткой тяжелой дубинки, которой обычно орудовали дознаватели, ей разбили губы и чуть не выбили несколько передних зубов, следующий удар, уже в живот, заставил Авелин упасть на колени и стошнить желчью. Она даже не успела ничего сказать в свою защиту — финальный удар дубинкой, по затылку, заставил Лавертен потерять сознание.
Очнулась девушка в камере. Каменный мешок шесть на восемь футов, маленькое окошко под потолком, грязное гнилое ведро в углу. Она ощупала затылок, ковырнула ногтем кровавую корку, которая слиплась с волосами, с трудом разлепила разбитые губы. Хотелось пить, но Лавертен достаточно слышала о методах ордена Духа, чтобы понимать — она попала в серьезный переплет и стакана воды она от тюремщиков точно не дождется.
Кое-как поднявшись на ноги, она подошла к двери и, прильнув к маленькому смотровому окошку, крикнула:
— Эй! Есть кто⁈ Сообщите епископу Ритору или Кардиналу Хеллеру обо мне! Эй!
— Молчать! — прокричали из другого конца коридора, но Лавертен не унималась.
— Слушай! Брат! Отправь посланника к епископу! Тут какая-то ошибка!
В конце коридора послышался шум, после чего прямо перед дверью камеры Лавертен, как из-под земли, появился здоровый амбал со шрамом через все лицо.
— Закрой рот! — рявкнул тюремщик.
— Сообщите… — начала Авелин, но осеклась, когда услышала, как засов уходит в сторону, а тюремщик открывает дверь. — Я говорю…
— Закрыла пасть, еретичка! — взревел тюремщик, замахиваясь короткой дубинкой.
Лавертен вскинула вверх руки, пытаясь закрыться от удара, но это ей не помогло. Тюремщик, как умелый фехтовальщик, чуть оттянул удар назад, отчего дубинка просвистела прямо рядом с рукой и ударила клирика прямо по плечу. Девушка вскрикнула, согнулась, хватаясь за место удара, и тут же получила еще один удар — теперь по спине.
— Сучка! Закрыла рот и сиди тихо! — прорычал тюремщик, пнув напоследок клирика тяжелым сапогом. — Или отведу в общую камеру к мужикам!
Слезы обиды выступили на глазах клирика, но все, что она сейчас могла — тихо стонать от боли и надеяться, что удары тюремщика не сломали ей кости. Потому что если она получит здесь тяжелое увечье — ее дни сочтены.
Очень хотелось пить. Язык девушки распух и перестал помещаться во рту, разбитые губы высохли и еще сильнее растрескались, сознание уплывало.
К концу второго дня Авелин, уже почти потерявшая надежду выйти из застенка дознавателей, услышала, как отодвигается засов двери ее камеры. Приподняв голову, она надеялась увидеть людей епископа, но вместо этого внутрь вошли двое. Одним из них был тот самый дознаватель, который схватил ее на въезде в город.
Клирика молча подхватили под руки и, обессиленную, потащили прочь из камеры, куда-то по коридору. Неужели в пыточную? Чем она заслужила такое обращение? Она была верной слугой Света, послушницей Ордена Пламени, рьяной служительницей. В чем же она провинилась сейчас? За что с ней так обращаются?
Девушку втолкнули в темную комнату, после чего дверь за ее спиной с грохотом захлопнулась.
— Кто здесь? — прохрипела Лавертен, почувствовав движение воздуха в комнате.
Кто-то был рядом, прятался в тени.
— Покайся в своих грехах. Ты поддалась тьме, — послышался голос.
— Я не…
Хлесткий удар по лицу.
— Покайся! — рявкнули из тени.
— Мне не в чем…
Еще один удар, и еще, и еще, пока Лавертен не потеряла сознание.
Очнулась она во все том же каменном мешке, только теперь у двери стоял щербатый кувшин с тухлой водой и лежал кусок заплесневелого хлеба. Авелин стоило огромных усилий потянуться за питьем, девушка едва не выронила кувшин, прислонив щербатый край к разбитым и опухшим губам, ее едва не вывернуло от вони старой, стоялой воды. Но она все же напилась, после, аккуратно размачивая старый хлеб, кое-как поела. Ей нужны силы, это все ошибка, испытание, что послал ей Бог Света, скоро ее хватятся люди епископа и вытащат из этого подвала.
Каждые два-три дня клирика вытаскивали из камеры, каждый раз от нее требовали только одного — покаяться в том, что она отринула Свет и перешла на сторону тьмы. Каждый раз клирик исступленно отрицала свое преступление, и каждый раз теряла сознание от побоев.
Она не видела своего палача, но за долгие недели, проведенные в застенках, уже хорошо выучила его привычки. Левша с тяжелой рукой, чуть прихрамывает. Бьет или кулаком, или короткой дубинкой дознавателей. Всегда целит в голову, по спине или бедрам, но если бьет по лицу, то так, чтобы не поломать кости. Уже на третий допрос она поняла, что с таким подходом ее могут истязать годами — ей не дадут умереть, ее не покалечат, но и выпускать не собираются.
Пока она не раскается в том, чего не совершала.
— Покайся! — в очередной раз прогремело в ушах Лавертен. — Признай, что продала душу тьме!
Клирик сжалась, готовая принять очередной удар. Уже привычно, она перекатилась на другой бок, чтобы на левом бедре не осталось большой, болезненной гематомы. Все равно побои не давали ей спать, но, поворочавшись на холодном каменном полу камеры, она все же находила положение, в котором могла уснуть хотя бы на час-другой. Но это только если она будет аккуратна и внимательна во время допроса, равномерно принимая удары вопрошающего.
— Мне не в чем каяться. Бог Света со мной, — тихо прошептала клирик, готовясь принять очередной удар дубинкой.
Хуже всего стало, когда за ней не приходили почти неделю. Пару раз, пока она спала, тюремщик приносил кувшин с водой, но только это — больше никаких допросов, больше никаких избиений.
И это означало только одно — ее решили казнить, больше вариантов не оставалось.
Когда были силы, клирик молилась, исступленно и искренне, она взывала к Богу Света, молила его о помощи, но, казалось, Он ее больше не слышал. Она больше не чувствовала его теплой силы, его озаряющего присутствия, его покровительства. Тогда, в Кхеро, ей показалось, что Свет вернулся к ней, но сейчас Лавертен ощущала себя брошенной пустой оболочкой, треснувшим сосудом, который совершенно бесполезен. Ее мольбы не уходили дальше стен каменного мешка, в котором оказалась девушка.
Когда дверь в камеру открылась, Авелин уже была готова к смерти. Была готова взойти на костер и принять уготованную ей судьбу. Наверное, так будет и правильнее — кто она без ее служения, без ее цели? Лишь отступница. Ей стоило умереть на той поляне, попытаться дать бой Тьме и колдуну, принять мученическую гибель. Вместо этого она предала Орден, предала своих товарищей, стала выполнять задание колдуна. Наверное, в этом ей и надо было покаяться, наверное, этого от нее требовали. Но поняла это клирик слишком поздно.
Дверь в камеру все также зияла распахнутым проемом, в коридоре виднелся огонек чадящего фонаря, но ни дознавателей, ни тюремщика. Только пустота и тишина.
Не понимая, что происходит, девушка, словно дикий зверь, подкралась к двери. Это проверка? Очередная уловка дознавателей? Очередная пытка?
Нет уж, им не удастся ее провести.
Лавертен отползла в дальний угол своей камеры и, поджав под себя колени, уселась напротив распахнутой двери. Она не облегчит им задачу, не даст повода подозревать еще и в побеге. Бежать будет только виновный! Нет! Она, клирик Авелин Лавертен, была невиновна, ей не в чем было каяться! Она выжила, она принесла дурную весть, но весть необходимую. Кардинал должен узнать о том зле, что обитает в горной долине недалеко от границ Брима, она все сделала правильно!
Дверь оставалась открытой всю ночь, а когда клирик все же сдалась и задремала, то по пробуждению обнаружила себя опять запертой. Видимо, это на самом деле была проверка.
Когда же в коридоре послышались тяжелые шаги нескольких человек, она почти с облегчением вздохнула. Или новый допрос, или казнь! Больше никаких уловок! Но каково же было ее удивление, когда она увидела на пороге своей камеры помощника епископа.
— Встаньте, клирик, — сухо сказал мужчина.
Недоверчиво посмотрев на сановника, Авелин все же поднялась на ноги, стыдливо отворачивая изуродованное многочисленными побоями лицо. Ей претила сама мысль о том, что столь высокий человек видел ее в подобном неподобающем виде.
— Ваше высокопреподобие… — начала Лавертен.
— Пойдемте, клирик, — мотнул головой мужчина, выходя в коридор. — Вас ждут.
Грязную, в изорванной одежде, изможденную, ее повели узким коридором. Она ожидала, что сейчас они окажутся во внутреннем дворе тюрьмы Теллеса, но за очередной дверью она увидела внутреннее убранство центрального храма города. Родные стены, знакомые ей колонны, высокие своды, под которыми она провела множество служений. Она была в самом сердце Северного Епископата, как же она не могла почувствовать Свет⁈ Как она не поняла⁈
Вздрогнув от внезапно посетившей ее мысли, Лавертен спешно опустила голову и засеменила за помощником епископа. Она не достойна находиться здесь. Ее место — на костре, а не в этих святых стенах.
У главного алтаря, выполненного в форме огромного трезубца с факелами на концах, стояли двое. Весь зал же был отлично освещен, на каждой стене и колонне горели лампы и свечи, в этом месте не было ни единого угла, где могла бы затаиться тень.
От яркого света Лавертен резало глаза, но девушка старалась держаться. Неужели, она выдержала это испытание твердости ее духа и ее веры⁈
Епископ — а это был именно Ритор — скользнул по ней взглядом. Мужчину же в длинном плаще со знаком ордена Пламени она, вроде как, не знала. Со спины было не понять.
— Клирик Лавертен… — протянул сановник, когда девушку оставили у подножья алтаря, перед тремя высокими ступенями, а сопровождающие скрылись за колоннами.
Девушка рухнула на оба колена перед епископом, боясь поднять голову.
— Ваше преосвященство…
— Встань, дитя, — внезапно донеслось от фигуры, стоящей к ней спиной.
Мужчина неспешно повернулся и в груди Лавертен похолодело. Черная повязка на левом глазу, исполосованное старыми шрамами лицо, на цепи через всю грудь — окованное серебром писание Света, на поясе — меч и боевой молот-чекан.
Перед ней стоял один из трех верховных паладинов Ордена Пламени, брат Леннарт Неопаляемый.
На лице паладина не было никаких эмоций. Ни интереса, ни раздражения. Его единственный глаз, казалось, вовсе смотрел сквозь Лавертен, отчего клирику хотелось съежиться и стать на самом деле невидимой. Он был настолько выше ее страданий и терзаний, настолько чище и непогрешимее, настолько ближе к вере, что буквально ощущался ею, как высшее существо, живое олицетворение мощи и нелицеприятного, чистого гнева бога Света.
Неловко, Лавертен кое-как поднялась на ноги, в очередной раз смутившись из-за своего неподобающего вида. Как она может стоять тут, у самого алтаря, вся грязная, в крови, перед такими людьми⁈ Даже подняться на костер было бы не так мучительно.
— Я вызвал брата Леннарта из столицы, едва пришло твое послание, — сказал епископ. — Мы хотим узнать правду.
— Ваше… — начала Лавертен, но закончить не успела.
— Покайся, — прозвучала привычная фраза, от которой клирик вздрогнула.
Она подняла глаза на паладина, который истязал ее все эти недели, но не увидела на его лице гнева или отвращения. Он просто выполнял свой долг, подвергал сомнению чистоту маленького клирика, которого покинул свет.
— Я могу рассказать, что случилось со мной и моими братьями после прибытия в Гирдот… — начала Авелин.
После клирик рассказала все, что могла вспомнить. Как они ждали караван, как преследовали какого-то мелкого колдуна, как допросили его, как обнаружили след девочки, который привел их в горную долину.
— Местные немного могли рассказать об этом колдуне, обычно отмалчивались, — тихо, безжизненно рассказывала Лавертен, устремив свой взгляд на один из факелов на алтаре, — так что когда мы узнали, где прячется эльфийка, то решили ее захватить.
— Тогда и погиб твой отряд? — спросил епископ.
— Да, ваше преосвященство.
— Кто это был? — спросил Леннарт. — Тот самый колдун?
Клирик нервно дернула головой.
— Он появился из-за деревьев, совершенно обычный человек. Мужчина средних лет, с одним мечом. Мы были уверены, что… Его было невозможно остановить, невозможно коснуться. Он просто прошелся и… вырезал весь мой отряд.
— В донесении ты писала, что колдун передал с тобой какое-то послание, — напомнил Леннарт. — Почему ты согласилась служить силам Тьмы?
— Я не соглашалась служить, это он так назвал это. Послание. Но это… Я поняла, что это важно, в тот момент сам мир вокруг померк.
— Что? — раздраженно спросил епископ. — Что такого сказал тебе какой-то колдун Западных земель, что ты трусливо бежала с поля боя, клирик? Отвечай!
Лавертен перевела взгляд на епископа и увидела, что Ритор не верит ей. Считает ее просто маленькой девочкой, которая струсила. Это читалось по недовольному изгибу его губ, по надменному взгляду. Ведь она всего лишь женщина, что она может в бою?
— Он потребовал передать кардиналу, что убийство моего отряда — плата за вторжение в его дом. Что мы нарушили договор. И поплатились за это.
— Договор с темным колдуном⁈ Чушь! Вздор! — вспыхнул Ритор. — Что это вообще за наглец⁈
— Это…
Лавертен назвала имя. Свет во всем храме на мгновение померк, сотни свечей, зажженных в светильниках, потухли, факелы же прибило, как при сильном ветре и устоять смогли только самые большие, те, что горели на алтаре и в его непосредственной близости.
Епископ Ритор испуганно схватился за сердце, сразу же начав шепотом молиться, Лавертен же едва устояла на ногах — настолько Тьма прорвавшаяся в храм Света, была гнетущей.
Только паладин Леннарт не шелохнулся. Мужчина бросил презрительный взгляд на епископа, который сейчас в ужасе, сбивчиво, лепетал себе под нос, после спустился со ступеней к Авелин и, положив тяжелую ладонь на плечо клирика, сказал:
— Больше не смей произносить это имя, даже вспоминать его.
— Но… Кто это?..
— Просто следуй за мной, — ответил воин Света, после чего молча двинулся на выход.
— Куда? — прошептала клирик, догоняя паладина.
— Куда? — невесело усмехнулся Леннарт, и это была первая эмоция на лице мужчины за все это время. — Нам немедля нужно в столицу. Ты предстанешь перед Его Святейшеством. Ибо предсказано, что грядет великая Тьма.
Интерлюдия. Королева Ирен
— Зачем ты пришел?
— Моя госпожа…
Эрегор вышел из тени и встал посреди рабочего кабинета королевы Ирен. Точнее, так сама королева называла ту часть Великой Библиотеки, которую она когда-то облюбовала и превратила в свой собственный уголок. Как говорила своим поданным сама Ирен, свитки и книги, в разы старше ее самой, давали ей одновременно покой и надежду, уверенность и силы. Мудрость предков, история Н’аэлора и всего континента была аккуратно записана на этих листах и выставлена на полки, только потяни руку и вот, ты совершил тысячелетнее путешествие и смотришь на мир чужими глазами.
Было тут и множество фолиантов написанных рукой самой правительницы, но ей было далеко до своих предшественников — на ее век не выпало больших войн и потрясений, так что большинство записей Ирен походили на амбарные книги народа Вечного Леса.
Правда, в последнее время на столе королевы чаще лежали древние, почти рассыпающиеся от старости манускрипты, записи, о существовании которых даже она, хранительница знаний и истории народа Н’аэлора раньше не догадывалась.
— Зачем ты пришел, Эрегор? — повторила свой вопрос Ирен.
Тонкие линии лица, острый подбородок, чуть раскосые, хищные глаза. Тонкие руки, густая копна серебристых волос, алые губы. Даже по меркам эльфов, как темных, так и светлых, Ирен обладала особой, холодной красотой. Все это только подчеркивалась острым умом и стальным характером Ирен, который достался ей от отца. В ее честь были написаны сотни песен, за право взять ее за руку были готовы расстаться с жизнью. Эльфы исступленно, почти фанатично были влюблены в свою королеву, как мужчины, так и женщины, а она словно одинокая звезда, не подпускала к себе никого слишком близко. Никого, кроме Эрегора. Но и это было в прошлом. Жрецы храма Третьей потребовали казнить Эрегора за то, что он сделал с пятью магами своего народа. Спасло от плахи или вечного изгнания его только то, что эти жертвы были добровольными, а также то, что эльф уже понес частичное наказание от Владыки Демонов. Ведь пустая глазница, отсутствие уха и шрам через все лицо говорили ярче любых слов. Он был покрыт вечным, несмываемым позором, который принял сам, и даже если жрецы Нильф и сама богиня простят Эрегора, народ Н’аэлора никогда не забудет совершенного им преступления. Он сам позаботился об этом, приняв наказание темного мага.
Бывший капитан рейнджеров стоял перед своей правительницей, вытянувшись в струну. На изуродованном лице Эрегора не было никаких эмоций, единственный глаз смотрел строго вперед, поверх головы королевы.
— Говори, с чем пришел, — сдалась Ирен, царственно махнув пальцами и опуская глаза на свиток.
— Мой отряд перехватил остатки отряда Мордока, они не пересекли даже линию наших северных границ, — сказал Эрегор.
— Ты уверен, что до мятежного генерала не дойдут вести о твоем учителе? — уточнила королева.
— Уверен.
— Хорошо, — кивнула Ирен. — Что-то еще?
— Моя госпожа, мой отряд…
— Сборище отбросов, — отрезала королева. — То, что они живы, лишь моя милость и прихоть.
Эрегор потупился. После его возвращения из Гирдота многие требовали лишить капитана головы, но королева оказала ему последнюю услугу — заступилась и предложила продолжить службу, если он на самом деле любит Н’аэлор.
Только теперь никакой элиты, никаких лучших бойцов, никакого почета и отличного жалования. Она определила Эрегора в пограничье, командовать отрядом провинившихся и преступников, и направила в самое опасное для эльфа место — служить в Шивалор. Но даже там, на самом острие пограничья, Эрегор умудрился найти себе достойное задание. Ликвидация остатков отряда генерала-командующего Мордока, который побывал в Гирдоте и повстречал Владыку.
Последнее, что нужно Ирен — провоцировать его. А еще ей не нужна полномасштабная война между Мордоком и темным магом, а она слишком хорошо знала, во что это может вылиться. Мужчины никогда не могут удержать себя в руках, поступить мудро, сделать шаг назад и пропустить мимо себя идиота. И пусть хозяин горной долины был старше ее самой, он все равно оставался мужчиной. Если Мордок узнает о произошедшем, то рано или поздно придет в Гирдот с армией, там начнется бойня, а пока девочка живет с колдуном, этого допустить нельзя.
Может, стоило рассказать ему, кого он приютил в своей башне? Даже вопреки воле Нильф? И пусть Третья сама бы разбиралась с этой проблемой…
Ирен усмехнулась своим мыслям. Временами она начинала думать о Нильф как о живом существе из плоти и крови, но это не так. У богов свой замысел, который она сейчас откровенно не понимала. Со стороны все выглядело так, будто бы Третья нарочно стравливала Н’аэлор и долину, хотя и народ темных эльфов, и владыка поклонялись именно Нильф. В этом не было смысла, в этом не было логики, только если… Нет, это все домыслы. Пытаться постичь замысел богов — путь к безумию. Сейчас Ирен может только купировать последствия и следить за тем, чтобы никто не приближался к долине Владыки Демонов. Она же дождется подходящего момента для того, чтобы поговорить с ним, лично. И все объяснить.
Эрегор же принял усмешку королевы на свой счет. Щека бывшего командира нервно дернулась, но в остальном эльф сумел сохранить невозмутимость.
— Ты мог бы сообщить эти вести с обычным посланием, — сказала Ирен. — Незачем было проникать во дворец, если тебя поймают, мне придется отрубить тебе голову.
— Не все в вашей гвардии считают гнев Храма Третьей в мою сторону до конца обоснованным, госпожа… — сказал Эрегор.
Старый хитрец. Прямо сейчас он показал Ирен, что до сих пор обладает достаточной властью и авторитетом, чтобы беспрепятственно проходить, куда ему вздумается. Даже в ее личный кабинет с таким вот незначительным донесением. Пока Ирен официально не признает его изгоем, то и все прочие будут смотреть на опалу Эрегора сквозь пальцы. Какой же глупый финал его истории! Он был для Ирен незаменимым соратником и ее доверенным лицом, только ему она могла поручить столь сложное задание. Но, к сожалению, даже непобедимый Эрегор не справился с ним.
— Мои подчиненные… — начал Эрегор.
— Хватит сотрясать воздух, — перебила бывшего советника Ирен. — Я не оставлю вас в Шивалоре. Перейдите на южные заставы, будешь водить караваны в Мибензит и Гирдот.
— Неужели вы хотите…
— Да, я хочу, чтобы Владыка об этом знал. И понимал, что у дворца нет к нему претензий. Ты не справился, ты за это поплатился.
— Но я же говорил, что он требует ваших личных извинений, моя госпожа, — возразил Эрегор. — Учитель может воспринять это как пренебрежение. Я не хочу стать причиной его гнева по отношению ко всему Н’аэлору…
— При встрече сообщи ему, что я готова извиниться, — с недоброй улыбкой ответила Ирен, поднимая глаза от документа и глядя на Эрегора. — Если он придет за этими извинениями лично. Я не стану покидать ради этого пределы Вечных Лесов, он сам это прекрасно знает и понимает. Все, свободен, можешь идти.
Эрегор молча поклонился и исчез в тени, словно его тут и не было.
Ирен же отбросила в сторону древние записи, будто бы это был ничего не значащий клочок пергамента, и откинулась на спинку высокого кресла. Опустила руку в потайной кармашек на платье и достала старое, почти до прозрачности протертый простенький парный амулет. Проверила, горит ли слабым красным огнем кусочек обсидиана, в который темной магией была в качестве обещания заключена капля крови.
Говорят, эльфы злопамятные, но он переплюнет в этом любого выходца Н’аэлора. Сколько сотен лет прошло с того момента, когда Владыка покинул Налор, поклявшись больше никогда не ступить на землю темных эльфов? Сколько раз она пыталась намекнуть ему, что старые обиды нужно оставить в прошлом? Она была молода и глупа, она позволила себе лишнего, считая себя всесильной и всемогущей. Почему же этот проклятый мужчина так до сих пор не простил ей ее жадность и не вернулся в Налор? Почему не вернулся к ней, Ирен? Он же понимает, что она не может приехать к нему, не может предстать перед ним лично, взять за руку и попросить вернуться в Вечный Лес. Народ этого не примет и не поймет.
Так почему же этот амулет до сих пор не раскололся на части? Почему обсидиан до сих пор цел, а капля крови, заключенная в камень в качестве клятвы, на месте?
Глава финальная. Ради ее же блага
— Что такое, Feuasadh? — Это были едва ли не первые осмысленные слова Лиан после того, что произошло на холме. — Что происходит?
Я несколько дней провел возле девочки, обтирая эльфийку мокрыми тряпками и вливая ей в рот целебные отвары.
Лиан била лихорадка и я опасался, что жар просто убьет маленькую темную, как это часто бывает с обычными людьми во время болезни. Кроме того, она была поражена оружием с меткой Харла, что почти всегда приводило к тяжким последствиям даже при незначительных ранах. А тут лезвие топора достигло самого сердца… Вот только лекарства, эффективные на людях, крайне плохо работали на эльфах, так что мне пришлось перетащить девочку в свою спальню, где было больше воздуха, и постоянно следить, чтобы жар не прикончил внезапно воскресшую эльфийку. Но я понимал, что она — темный эльф, а значит, при должном уходе ее тело должно справиться и с отравляющей силой Второго Бога.
Вмешиваться в состояние Лиан магией я банально опасался. Там, на холме, был нарушен один из фундаментальных законов мироздания и то, что Нильф вместо мгновенной кары просто неизмеримо увеличила мой магический долг, было чудом. Видимо, я сумел впечатлить Третью Богиню. Вот только что-то мне подсказывало, что повторить подобное заклинание будет почти невозможно, а без Лиан, как части контура, печать не сработает.
Сейчас же я сидел у кровати, за своим письменным столом, и перебирал старые амулеты и кольца. Некоторые потеряли былую мощь, другие надо было бы просто почистить у ювелира. Вот только где найти мастера, что рискнет чистить проклятые артефакты, напитанные тьмой и служащие сосудом для смертельного колдовства?
— Как ты себя чувствуешь? — спросил я девочку, проигнорировав ее вопрос и откладывая в сторону старый серебряный амулетик, который я когда-то привел из Н’аэлора.
— Пить хочу, — хрипло ответила девочка и попыталась приподняться на локтях.
— Нет! Лежи!
— Что случилось?
— Ты пропустила удар топором, — ответил я. — У тебя была сломана ключица и повреждена грудина.
— Удар топором? — переспросила Лиан. — Я помню, как побежала к пленникам…
— Да. И нарвалась на одного из тех, кто вознес жертву крови Харлу. У тебя не было шансов.
Лиан с любопытством опустила подбородок и попыталась рассмотреть собственное плечо и грудь, затянутые повязкой.
— Я чуть не погибла? — спросила девочка, глядя мне прямо в глаза.
— Еще на полдюйма вперед, и удар разрубил бы тебе сердце, — ответил я. — Но все обошлось. Но когда выздоровеешь, пощады не жди. Ты пока мой худший ученик. А теперь попей.
Не давая вставить девочке и слова, я прислонил к ее губам стакан с чистой водой. Пока она в сознании, пусть пьет, влить слишком много силой у меня все равно не получалось, я опасался банально утопить ее в стакане. Не слишком удачный конец для той, что восстала из мертвых вопреки законам мироздания.
Спустя примерно неделю, когда жар отступил, и Лиан можно было оставить одну хотя бы на несколько часов, я отправился в деревню охотников.
Как обычно, меня встретил Орин. Бой для старосты не прошел бесследно — старик стал сильнее хромать и наваливаться на посох, видимо, беготня с арбалетом наперевес окончательно разбила его колени.
— Доброго дня, господин, — сказал староста.
— Доброго дня, Орин, — сказал я, не вылезая из седла. — Я к тебе с поручением.
— Каким же, господин?
— Я знаю, что вы поддерживаете контакт с парой поселений на Мулде и в окрестностях Гирдота, — сказал я.
— Все так, мы с ними торгуем, — кивнул Орин.
— И родня у ваших там тоже есть?
— Все так, господин. Конечно же родня имеется. И с каждым годом только прибавляется! Мы же не дикари, чтобы кровь мешать и выродков плодить! — гордо заметил Орин.
В небольших селах и деревнях вопрос близкородственного брака всегда стоял остро. Но если крестьянин может позволить себе быть тупым, то тупой охотник — обычно мертвый охотник. Это опасная работа, требующая ясного ума и смекалки. Дикие звери идиотов не прощают, чего только стоят десятки и сотни аристократов, что на моей памяти лишились жизни на охоте, попав на клыки кабана или подставившись под лапу медведя. Да и тот же лось с легкостью затопчет придурка, который посмеет бездумно преградить ему путь. Так что тут горделивый тон старосты был совершенно обоснован.
Я потянулся к поясу и снял с него увесистый кошель с серебром. Несколько сотен старых, полновесных серебряных монет. Я даже не пересчитывал, сколько их там, просто как можно туже набил кошель, отчего он стал похож на неровный обтянутый кожей шар.
— Все, кто был в тех клетях, где ранили девочку. Они должны уехать, — сказал я, бросив охотнику деньги.
Орин неловко поймал кошель, едва не уронив свой посох, после чего непонимающе уставился на меня.
— Ранили? — недоверчиво переспросил Орин. Он видел, в каком состоянии была Лиан, видел, как я закрыл девочке глаза и завернул ее труп в плащ.
— Да, оказалось, эльфийку только ранили. Я все же смог ее спасти.
— Вы воистину великий маг, — неловко польстил мне старик. — Но господин, скажите, будьте столь снисходительны, почему же людям надо уехать?
— Они осквернены силой Харла и тревожат мои контуры, — сказал я. — Мне это не нравится. Но вместо того, чтобы убивать их, я великодушен. Пусть собирают вещи и переезжают. Все, кто побывал в плену и пережил ту ночь.
Так я избавлюсь от свидетелей и от брата с сестрой, друзей Лиан. Я не собирался рассказывать девочке о том, что произошло на самом деле.
Орин ошарашенно взвесил в ладони тяжелый, туго набитый монетами кошель, после чего низко поклонился мне.
— Спасибо за ваше снисхождение, господин. Я сегодня же передам ваш приказ людям.
— У них есть две недели, — ответил я. — После этого я спущу на них гончих.
— Я понял вас, господин. Никого из бывших пленников не останется ни в моем поселении, ни в прочих.
— Ты всегда был благоразумен, Орин, — кивнул я мужчине. — В этом году вы успеете с заготовкой моего заказа?
Староста еще раз покосился на мошну. С такими деньгами они могли вовсе не работать в этом сезоне всем поселком, но это было бы слишком опрометчиво.
— Успеем, господин. Обязательно успеем.
— Хорошо. Две недели, Орин, — закончил я, разворачивая коня.
— Две недели, — повторил за мной старый охотник.
Когда я вернулся домой, солнце уже клонилось к закату. Привычно, я поставил в стойло коня, зашел в баню, смыть с лица и рук дорожную пыль, после чего собрался готовить ужин. На стук ножа и грохот котелков из своей комнаты вышла и Лиан. Девочка с трудом держалась на ногах, но я физически ощущал, как темной скучно целыми днями спать и валяться в постели.
— Иди, ляг, или опять края раны разойдутся, — сказал я, не оборачиваясь.
— Где ты был? — спросила темная.
— Ездил в поселок, справлялся, как у них там дела. Мне же пришлось с тобой сидеть, чтобы ты не умерла ненароком, — будто бы раздраженно, ответил я.
— Как дела у Займана и Айвы? — спросила девочка, усаживаясь на стул.
— Не знаю, — ответил я. — Орин сказал, что некоторые семьи переезжают ближе к городу, мол, тут стало неспокойно. Хочешь, чтобы я узнал?
Лиан, привыкшая, что я ничего не делаю бесплатно, только помотала головой.
— Не надо, — хмуро ответила темная. — Сама выясню.
— Хорошо.
Лиан была еще слишком слаба, чтобы есть что-то кроме легких супов. По дороге домой я раздобыл небольшую куропатку. Пришлось постараться, чтобы мясо птицы не отравило темной магией, но я справился, пострадала только бесполезная голова птицы. Мерный стук ножа, треск пары свежих поленьев в очаге, вот-вот закипит вода, и я закину уже очищенную от перьев тушку вариться. Добавлю немного лука, разогретой на сковородке муки для густоты и питательности, и через час можно будет ужинать.
— А что с твоим исследованием? — спросила девочка. — Я вспомнила, что ты готовил заклинание на холме. Ты успел?
— Ничего не вышло. В вечер, когда ты пропала, я расколол алтарь. Выбрал неподходящий кусок обсидиана, с дефектом, — солгал я.
— Жаль, — простодушно ответила Лиан, наблюдая за тем, как я готовлю. — Я надеялась, что мое проклятье тебе поможет.
— Я тоже надеялся.
Взгляд девочки скользнул по моим ладоням, и я увидел, как Лиан нахмурилась. Печати на моих руках выглядели уже не так страшно, как сразу после совершения колдовства, но они определенно стали глубже.
Когда я закончил с готовкой, Лиан держалась из последних сил. Пот катился по лбу девочки, глаза лихорадочно блестели, но она не хотела уходить с кухни, любой ценой оставалась на своем месте. Но вот после горячей еды ее окончательно сморило, так что когда я накладывал ей свежую повязку, эльфийка буквально засыпала на ходу.
— Мне снятся странные сны, Feuasadh, — сонно сказала девочка. — Что я лежу в пустоте, а потом меня зовет Нильф. Третья Богиня хватает меня за руку и…
— Это все жар, — сказал я, ожидая продолжения рассказа.
Но Лиан уже спала, отключилась буквально на полуслове и размеренно засопела.
Надеюсь, к моменту, когда она выздоровеет, эльфийка забудет, что произошло. Ведь то, что она называет сном, скорее всего, было настоящим воспоминанием. Пустота и тьма посмертия, а после — рывок обратно, в реальный мир. Воскрешение из мертвых.
Я не собирался рассказывать девочке о том, на что способна ее странная печать и что ради ее спасения мне пришлось нарушить один из магических законов. По своему опыту я знал, что ни одна тайна не может храниться вечно, но я наделся, что правду о той ночи я смогу скрывать от Лиан достаточно долго.
Ради ее же блага.
Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/308015