Перед сном я решила почитать дневник Марка Орлова, однако здесь меня ждало разочарование. «Si vis pacempara bellum»[1] — гласило первое предложение в дневнике. А дальше в хаотичной подборке латинских афоризмов встречались даже нетленные строки Горация «Exegi monumentum aere perennius…»[2] и Марциала «Nec tecumpossum vivere, nec sinete»[3]. Что это за клуб любителей крылатых выражений? И почему латынь — как-то это непатриотично… Почему бы не использовать тогда глаголицу? А лучше сразу — шумерскую клинопись, для надежности!
Я пролистала дневник. Повсюду — одно и то же. Видимо, это была какая-то шифровка. Ну не мог же Орлов всерьез собирать афоризмы? Только вот расшифровать ее моих знаний и опыта не хватит. Я захлопнула блокнот и спрятала его в ящик тумбочки. Завтра сдам Ивану, пусть он ломает голову над записками доисторического некроманта-лингвиста.
Гаденыш ехидно сощурил желто-зеленые глаза, но от комментариев все-таки воздержался. Зато угнездился на подушке рядом с плечом, и стал внимательно заглядывать в экран моего мобильного телефона. А я, между тем, продолжала свое расследование.
Для начала я попыталась выйти на сайт, где размещалось интервью с Хильдой Фредриксен. Но и здесь меня ждала неудача. «Страницы не существует или она была удалена», — сообщила мне равнодушная надпись на экране. Я нахмурилась и попыталась забить в поисковую строку интернета заголовок статьи. Пусто. Тогда вбила имя Хильды Фредриксен. Снова пусто. Странно. В наше время социальных сетей не иметь в интернете ни одного упоминания о человеке… очень подозрительно. Впрочем, отсутствие результата — тоже результат. Совершенно очевидно, что кто-то попросту подчистил все информационные следы.
Но как же найти Хильду?
Я искала всевозможные вариации ее имени в общедоступных соцсетях, потом в соцсети Сумеречных — бесполезно. Нашла даже страницу Марка Орлова, зависла на полчаса, хихикая над шуточками и мемами, но в его друзьях Хильду Фредриксен так и не обнаружила.
Отчаявшись, я уже собралась закрыть страницу Орлова, однако Гаденыш потянулся и шмякнул лапой по экрану, отчего сразу вылезла какая-то реклама.
— Конечности убери! — возмущенно зашипела я, но тут же осеклась.
Это была реклама какого-то безумно дорогого бутика ювелирных украшений, и рядом с промо-стендом красовалась до боли знакомая блондинка. Та самая, которую я и собиралась искать.
Я покосилась на Гаденыша. Или происходящее — счастливая случайность, или этот комок шерсти кое-что знает. В любом случае, кот делал вид, что не понимает сути моих подозрений.
Углубившись в изучение материалов по бутику, я, наконец, раскопала нужную информацию, включая место работы госпожи Фредриксен. Назавтра была суббота, а, значит, ничто не мешало мне съездить в бутик Хильды для беседы.
С этой мыслью я и заснула. Вернее, провалилась в кошмар.
Я бежала вниз по лестнице какого-то старого заброшенного здания, а за моей спиной слышалось тяжелое страшное дыхание. Меня преследовало нечто, я даже не представляла, что именно. Рассматривать преследователя было некогда — я была полностью сосредоточена на том, чтобы не свалиться. Лестница была старой и разрушенной. Многие ступени крошились, а некоторых — не было вообще. Иногда я пыталась схватиться рукой за перила, но пальцы сжимались на пустоте: вместо ограждений справа от меня чернела бездонная пропасть, в которую легко можно было рухнуть, едва потеряв равновесие. Преследователь приближался, и всю меня от этого ощущения сковывало ужасом. Сердце гулко бабахало в грудной клетке, во рту пересохло, и я лишь надеялась успеть, преодолеть, наконец, эту лестницу — и выбежать наружу. Как назло, пролеты были бесконечными, а в какой-то миг я и вовсе с ужасом обнаружила, что дальше хода нет: ступени обрывались во тьму, и там что-то копошилось и утробно рычало.
Я бросилась прочь по этажу в поисках другого спуска, но бесконечные коридоры сливались в сплошную серую стену. Кое-где тускло светили лампы, но особого проку от них не было. Дико хотелось пить, настолько, что, когда, наконец, стены расступились, образовав что-то наподобие зала с фонтаном в центре, я радостно вскрикнула. Боль обручем сдавила голову, идти стало невыносимо тяжело, но я все же с трудом переставляла ноги. Еще пару шагов, и я напьюсь свежей прохладной воды, которая так заманчиво журчит в изящном каменном бассейне.
Внезапно меня резко дернули за руку и поволокли прочь. Я с трудом повернула голову, чтобы увидеть того, кто так бесцеремонно вторгся в мой сон. Марк Орлов (а это был он), властным жестом вскинул руку, и все двери, ведущие в зал, резко захлопнулись. Ощущение преследования тотчас же покинуло меня. Тот, кто гнался за мной, не мог пройти сквозь барьеры, выстроенные Орловым. С тихим шипением за моей спиной растворился во мраке и фонтан. Я с сожалением облизнула языком пересохшие губы, но сопротивляться было уже поздно. Марк вскинул руку еще раз, и прямо посреди комнаты появилась простая деревянная дверь, похожая на ту, что стояла в его доме.
Мы нырнули в проем, и оказались на крыше высотного здания. Дверь за нашими спинами захлопнулась, и тотчас же ощущение обруча на голове пропало. Как и исчезло невыносимое чувство жажды.
— Видимо, защите от ментальных воздействий тебя не обучали? — раздраженно произнес Марк, отбрасывая со лба прядь волос, которую растрепал ветер. Заметно было, что парень в ярости. Меня накрыло пониманием, что сон — был наведенным кошмаром, из которого меня чудом вытащил Орлов. Что было бы, если бы я выпила из фонтана? Оказалась во власти того, кто навел кошмар? Или стала бы сходить с ума от галлюцинаций? Не знаю, вряд ли бы дело закончилось чем-то хорошим. Так что я даже немного благодарна этому высокомерному типу за то, что помог. Однако это не дает ему никакого права так со мной разговаривать!
— А с чего ты вообще взял, что это ментальное воздействие? — я изобразила из себя прожженного скептика. — Может, это обычный кошмар?
Марк протянул руку, коснувшись моих волос. И снял с них тонкую серебристую паутинку. Только в отличие от обычных творений пауков эта не деформировалась и продолжала слабо мерцать.
— Знаешь, кому из Сумеречных ты могла так сильно перейти дорогу? — спросил меня Марк.
О, таковых много. Только наводить кошмары и сводить с ума могут далеко не все из них. Раньше такая способность была у гоблинов, но сейчас считается, что они ее утратили. Выходит, это суждение ошибочно.
— А, может, это ты меня пытаешься свести с ума? — как можно равнодушнее пожала плечами я. Вот еще, стану я рассказывать про Арчибальда высокомерному призраку из своего сна!
Марк смял паутинку в руке и раздраженно рявкнул:
— Угораздило же меня связаться с тупой недоучкой!
— Ох, извини, что разочаровала, — взорвалась от негодования я. — Вообще-то функции медиума в мои должностные обязанности не входят! Я предпочитаю иметь дело с твоим имуществом, а не с твоим духом! Но если тебе так хочется пообщаться, в нашей конторе для этих целей есть Лева, я дам его координаты. Всего-то надо дождаться, когда он наестся своих волшебных грибочков, и являйся ему на здоровье!
Красивое лицо Орлова презрительно искривилось:
— Ты даже с моим имуществом не справляешься! Дневник расшифровала?!
— Да иди ты в пропасть со своими латинскими афоризмами! — разозлилась я.
Марк схватился за голову:
— Дарья Камнева! Инквизиция! Чтоб тебя! По какому объявлению тебя на работу взяли?!
— Дай-ка припомню, — я сделала вид, что задумалась. — А! Вспомнила! «Требуется юрист-мазохист, чтобы в свободное от основной работы время бесплатно терпеть во сне оскорбления от мертвого засранца-клиента!»
Марк внимательно посмотрел на меня и начал медленно приближаться. На его губах вдруг заиграла очень нехорошая ухмылка:
— Ну почему же мертвого? — выдохнул он мне в лицо. — Очень даже живого!
В этот же миг он толкнул меня, и я поняла, что лечу спиной вперед с крыши высотки. Сердце забилось в груди, невыносимый ужас затопил все мое существо… и я проснулась. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать: я лежу в собственной постели, а весь кошмар был просто сном.
В темноте блеснули желто-зеленые глаза. Гаденыш лежал в моих ногах и очень внимательно смотрел на меня вполне человеческим взглядом.
[1] Хочешь мира — готовь войну (лат.)
[2] «Я памятник себе воздвиг…» (лат,)
[3] «Ни с тобой не могу жить, ни без тебя…» (лат.)