Повесть о любви

18

Тетку Аксинью схоронили через неделю. Она умерла тихо и незаметно, и только Валет, как рассказывали старики, взвыл под утро, а когда пришли к ней днем, она уже лежала холодная и спокойная, равнодушная ко всему, что теперь случится в мире. Две ночи выл Валет на ее могиле, а потом кто-то сжалился и пристрелил его, и это было единственное существо, оплакавшее смерть Аксиньи искренне. А во мне так и осталось на всю жизнь чувство вины перед этой женщиной, чувство долга, который я не исполнил и теперь уже не мог исполнить никогда.

Однажды вечером, когда я вышел на улицу и увидел над миром огромную, бледно-желтую луну и снег, далеко окрест сияющий и переливающийся блестками при холодном свете, я неожиданно повернул на тропинку, которая вела к заимке. К Аксиньиной заимке, думал я, широко шагая мимо величественных кадров, и нашей.

Я долго и грустно смотрел на кедр, под которым сидела некогда Аксинья, а мы стояли напротив, счастливые и глупые от счастья, молодости, желания одарить счастьем каждого, кто еще не получил его. И опять казалось мне, что минуло с той поры много времени, что прожил я уже долгую жизнь, прожил скучно и неинтересно, в каком-то тоскливом одиночестве. И впервые я твердо подумал: «Надо ехать». Куда ехать и зачем — я не знал, но это чувство уже не покидало меня, родившись внезапно, оно прочно и навсегда., поселилось во мне.

Я долго пробыл в тайге, а когда уходил, то уже знал, что ухожу от своей прежней жизни, от своей первой любви. Но я еще не знал и не мог знать, что второй любви не существует, что в жизни каждого человека есть просто Любовь, которую он переживает только однажды. А все остальные метания от женщины к женщине, которые мы так глупо и опрометчиво именуем любовью, — самообман, лихорадочный и бесполезный поиск той, первой, от которой мы некогда ушли или по глупости, или по молодости. И нам, ушедшим, уже никогда не отделаться от желания найти в лице новоприобретенных «любимых» дорогие и незабытые черты, милые привычки. А через годы в нашем воображении рождается почти фантастический образ Женщины, которую мы любили, и вряд ли хоть одна женщина Земли сможет поспорить с ним. И тут начинаются трагедии мужчин, и хорошо, если это только личные трагедии, но гораздо чаще мы невольно втягиваем в них женщин, и тогда уже вместе с нами несчастна и женщина. Но, повторяю, я этого еще не знал.

Смутно, где-то в самых глубинах самого себя, слышал я чей-то голосок, который успокаивал меня и сулил любовь более красивую, жизнь более интересную и возвышенную, которые ожидают меня впереди. И еще мне казалось, что размолвка наша не на всю жизнь, что все это можно легко и просто поправить, когда наступит какая-то решающая, особая минута.

На другой день я перешел жить в общежитие. Я уже не мог быть там, где все напоминало о ней, где каждый скрип калитки болью отзывался во мне и с замиранием сердца заставлял ждать, что сейчас войдет она, улыбнется и тихо скажет мне: «Володья, аш тавя лабай милю». Я убегал от Лины и от памяти о ней, но вот же ирония судьбы: меня поселили именно в той комнате, из окна которой я впервые увидел ее…