Повесть о семье Дырочкиных

Глава четвертая. Друзья

Есть ли у нас друзья? А как же! И много. Только у всех разные. У Санечки я уже назвала Мишку Фигина и Юрочку-книжника, думаю, для этого рассказа они нам не очень потребуются. У меня — собаки: Джамал, Умка, Эльтон, они тоже к нашей повести отношения иметь не будут. А вот о некоторых приятелях Ольги Алексеевны и Бориса Борисыча я рассказать должна.

Это, конечно, Валерий Карамзин, писатель, автор известных у нас дома детских книг, и Виталия Тредиаковская, критик. Люди это совершенно разные по характеру. Валерий, например, человек тихий, неуверенный в себе. Напишет книжку, принесет Борису Борисычу посоветоваться, и если тот ее поругает, то начинает вздыхать тяжело и даже плакать. А вот когда его хвалят, сразу преображается. Сядет прямее, плечи расправит, ногу на ногу закинет и еще задымит сигареткой.

— Ты, — скажет Борису Борисычу, — говори подробнее, не стесняйся. Значит, я вырос?

— Ты очень вырос, — подтвердит Борис Борисыч.

— Спасибо, — скажет Карамзин, — за поддержку. Побегу домой, нужно мне подумать хорошенько над сказанным.

И он вскакивает совершенно осчастливленный и начинает трясти Борису Борисычу руку, точно боится, что Борис Борисыч может взять слова назад, а потом пойдет к Ольге Алексеевне в другую комнату и ей тоже руку потрясет. Еще непременно забежит к Санечке, ему скажет хорошее слово. У дверей Карамзин и про меня вспомнит, у него в кармане всегда конфеты есть.

Совсем другой человек — Виталия Тредиаковская. Она всегда веселая, всегда в настроении, и я ее, пожалуй, больше всех люблю, хотя она ни разу ни одной конфеты мне не дала, да у нее их и не бывает.

Растет Виталия или нет, сказать трудно, но толстеет наверняка. Теперь, каким бы боком она не выбегала, — все кругло.

Распахнет дверь, вскрикнет, расцелует Санечку. «Ах, как ты похорошел!», — воскликнет она. Затем бросится к Ольге Алексеевне, шепнет: «Милая моя, Оля, какая радость тебя увидеть!» Пожмет руку Борису Борисычу, поглядит молча ему в глаза: «Ни о чем не спрашиваю, — мрачно скажет, — и так понимаю, хуже некуда» — и упадет в кресло.

И тут же тры-ты-ты-ты, выпалит все новости, за пять минут. А когда выпалит — прикажет:

— Ставьте, ребятки, все что есть на стол, неужели не видите, как я умираю от голода, как худею на ваших глазах.

И всем сразу станет весело, потому что у нас очень любят, когда хорошо едят.

Так и сегодня. Ольга Алексеевна бросилась к холодильнику, достала пирог из блинной муки (она всегда его делает для скорости), потом вынула одно, другое, третье, раскидала салфеточки.

Борис Борисыч тоже взбодрился, надел фартук, рюмки расставляет, пробку из винной бутылки вытягивает, сам чай заварил. Смотреть любо-дорого, такая семья.

— Ну, Ольга, ты и молодец! — похваливает Виталия. — И как только успеваешь всегда? Нет, Борис, — говорит. — Ты свою Ольку недооцениваешь. Она тетка мировая. У меня, к примеру, еще постель не застелена, хотя седьмой час вечера, а у вас такой порядок, да еще собака живет.

— Да, — поддерживает Борис Борисыч, — что моя Ольга любит — это порядок. И что не любит — так беспорядок. Она и ночью лучше спать не станет, пока квартиру не подметет.

А Ольга Алексеевна только улыбается, да чай пьет. И будто бы это не о ней разговор идет, а о ком-то другом, обо мне, скажем.

И вот среди такого веселого и благополучного вечера обязательно раздается звонок в вашу дверь. И не один раз, а сразу много, короткие и длинные.

Мое дело, конечно, первой на сигнал реагировать: бежать и лаять. И я выскакиваю из-под стола, несусь в коридор, и там жду, когда Ольга Алексеевна повернет задвижку. Как правило, приходят к нам расстроенные бабушки или дедушки, и я их не пугаю, не рычу, а виляю хвостом, вроде бы их успокаиваю, потому что понимаю: им и без меня тошно. Но тут дверь распахнулась с уверенностью и на пороге появилась тетка ростом с Бориса Борисыча. Горя на ее лице не было, а, наоборот, была улыбочка до ушей, будто она безумно была рада, что встретила Ольгу Алексеевну и будто она уже семь стран обошла и, наконец, ее нашла. И что еще непонятнее, в руках у тетки был коричневый горшок с землей, только из него не цветок рос, а небритый такой огурец.

— Собаку привяжите! — распорядилась тетка. — Смотрите какая она мохнатая.

— Наша собака не кусается, — вежливо так объяснила Ольга Алексеевна.

— Это вы так думаете, — говорит басом тетка, — а что собака считает, никто сказать не может, нет таких данных науки.

Тут Санечка встал, поднял меня на руки и стал гладить, чтобы я не обижалась. Я же, честно сказать, ухом даже не повела, иногда приятно, если принимают тебя за зверя.

— Вот это другое дело, — говорит тетка и отодвигает плечом Ольгу Алексеевну, а сама направляется в комнату, где пьют чай Борис Борисыч и Виталия Тредиаковская.

И тут я ее вспомнила. Это же тетка из нашего домового начальства, она лифты включает и выключает, когда хочет. Может, к примеру, днем выключить, и тогда весь дом пешком ходит до девятого этажа, может вечером отключить, а может и вообще не дать ток, такая у нее большая власть над лифтами.

— Не хотите ли с нами чаю выпить, — любезно говорит Борис Борисыч.

— Чая?!? — удивляется тетка и долго на стол глядит, с тарелки на тарелку глаза переводит. — Да, нет, — говорит она, — Я еще не обедала.

— А мы уже пообедали, — улыбается Борис Борисыч.

— Жаль, — говорит тетка. — Но ничего не поделаешь, можете, говорит, мне налить рюмочку, одну, к сожалению, потому что я сейчас на рабочей нахожусь вахте, лифты пускаю.

— Пожалуйста, — говорит Борис Борисыч. — Чем мы можем служить?

— А у меня, — говорит тетка, — две просьбы к вашей жене, большая просьба и маленькая.

— И какие же у вас две просьбы?

— Маленькая просьба — не посмотрите ли вы мою тетю? Она сегодня из деревни приехала и на голову жалуется. У нее в деревне их фершал одиножды намерил давление крови на мозг, так мы захотели показать нашу любимую тетю врачу, а про вас в нашем дворе говорят, что врач вы хороший.

— Но я же детский врач, — извиняется Ольга Алексеевна, — Вы лучше завтра к взрослому врачу сведите свою тетю и посоветуйтесь.

— Может, вы идти не хотите, потому что у вас гости, — не слушая Ольгу Алексеевну, говорит лифтерша. — Так гости все же не больные, здоровый человек может и без врача обойтись, а тетя моя непременно вам бы хотела показаться. Да и чего до завтра нам ждать, когда у нее сегодня голова раскалывается. Вдруг к завтряму она у нее болеть перестанет, и никто не сможет узнать всей правды про мою тетю.

— Ну что ж, — говорит Ольга Алексеевна. — Я схожу, раз вы так настаиваете. Только у вас есть и большая просьба.

— Да, — говорит лифтерша, — Вот я хочу подарить вам кактус, этот цветок. Теперь все собирают кактусы, так как модно, и я хочу именно вам его подарить.

— Но я не собираю.

— Вот поэтому и прошу. Возьмите его и собирайте. Это очень красивый цветок, хотя и безобразный. А потом, говорят, ваш муж — писатель, а как же писатель без живого уголка, без природы?

— А нельзя ли не брать? — обращается Ольга Алексеевна.

— Нельзя, — убежденно говорит тетка. Во-первых, мне он совсем надоел дома, вытирать начнешь — руки исколешь, а, во-вторых, если вы не возьмете, то я его выкину на помойку, где он и погибнет во цвете лет.

— Слушайте, — перебивает всех Таля. — Давайте его мне, а то у меня дома пустынно, так хоть одно живое существо поселится.

— Очень одобряю, — говорит лифтерша и ставит кактус к Виталии по правую руку. — Тем более, что это как раз и есть пустынный цветок, он вашего вида домашнего не испортит. Запаха от него нет, поливать можно редко, да еще любой жидкостью, хоть чернилами, лишь бы мокро.

Потом лифтерша снова поворачивается к Ольге Алексеевне и говорит.

— Ну что ж, не будем терять времени. Пойдемте к моей тете, тем более, что меня лифты ждут, я их временно выключила, пока занята другим делом. Нельзя, сами понимаете, оставлять их без присмотра.

— Дорогая Таля, — говорит Ольга Алексеевна. — Вы, надеюсь, на меня не рассердитесь, я через полчаса приду.

— Идите, идите, — разрешает Виталия. — И выполняйте свой долг. Я даже завидую, что вы постоянно нужны людям.

— Совершенно верно, — соглашается лифтерша.

Она отступает в сторону, пропускает вперед Ольгу Алексеевну, потом пристально смотрит на меня и на Санечку и грозно так спрашивает:

— Скажи, мальчик, не ты в лифте лампочку открутил?

— Нет, — удивляется Санечка.

— Смотри, — говорит лифтерша и грозит пальцем. — Поймаю — откручу голову.