Глава 3. Тело и поведение

Перейти от Гомера к Аристотелю-биологу и врачам, последователям Гиппократа, — значит преодолеть трех- или четырехвековой разрыв и весьма различные точки зрения. Различные, но, разумеется, не противоположные до такой степени, чтобы современные биология и медицина могли бы счесть их вымышленными. Если поиски рационального определяют биологию и греческую медицину как «научные», то мы будем изучать чаще всего то, что является «антинаучным». Читая Гиппократа или Аристотеля, мы осознаем невероятную дистанцию, отделяющую их от привычного образа Греции, родины Разума, и поймем опустошительные последствия, вызванные их идеологией. Что подтверждает a contrario интерес историка к этой литературе.

«Природа создала сильный и слабый пол, чтобы у одного наблюдательность порождала страх, а у другого стремление к сопротивлению порождало отвагу, чтобы один приносил вещи извне, а другой хранил то, что внутри; и в распределении труда один приспособлен к жизни сидячей и лишен силы для жизни вне дома, а другой, менее приспособленный к спокойствию, все время пребывает в движении».

(Аристотель. «Экономика» I, 3, 4 1344а).

Мир полярен, организующие его силы — это силы двух полов и родов. «Природа», «божество», «обычай», «закон» управляют людьми, чтобы «исполнять... как можно лучше [их] обоюдные желания». Аристотель говорит, что «мужской пол лучше "по природе", чем женский». Все дело в том, как согласуются провидение и правила, которые устанавливают люди. «Обычай провозглашает полезность занятий, для которых божество дает каждому больше всего природных способностей».

«Мужчина возделывает поля, занимается торговлей, покупками; женщина прядет шерсть, печет хлеб, занимается работами по "дому"».

В классическую эпоху общественное сознание, представленное Ксенофоном в его «Домострое», противопоставляет мужчин женщинам в их социальных функциях. Их основное различие выражается в пространственных терминах: один занимается внутренним, другой внешним.


Слово «специалистам»

В классическую эпоху греки долгое время считали, что мир «поляризован»[43] и что противоположность полов играет в этой императивной модели движущую роль. Больше всего уделяют этому внимание практики и теоретики биологии V—IV веков до н.э. До наших времен сохранились два больших текстовых блока, посвященных самкам, женщинам и женскому роду. Первый представляет собой свод трактатов Гиппократа (в действительности же их писали разные медики). Здесь большое место уделено биологии женщин, их болезням (десять из шестидесяти трактатов — по гинекологии). Другой блок составляют биологические труды Аристотеля, который, сам не будучи врачом, как его отец, не упускал случая прибегнуть к примерам из растительного или животного мира для подтверждения своих выводов в областях, иногда столь же далеких от них, как, например, политика, мораль или метафизика[44].


Самки и самцы

Начнем с зоологических трактатов Аристотеля. Обоснованно или нет, мы считаем человеческий вид уникальным, поэтому бессмысленно обращаться к учебнику по пчеловодству для изучения различий между человеческими полами. Аристотель же не сомневается в единстве живого: животные и человек связаны, и если человеческий род заслуживает особого подхода, то не по причине какого-то природного отличия, а исключительно благодаря развитию у него того или иного качества. Человек, будучи самым совершенным животным («единственным, у кого природные части расположились в естественном порядке»), царит в этом мире. Поэтому историк, пытающийся описать различия человеческих полов, начинает, естественно, с того, что изучает этот вопрос на примере животного мира. В греческой концепции полов (людей и животных) женщина сравнивается с наивысшим животным: это самка из самок. Но если в случае женщины человек и животное налагаются друг на друга, к мужскому роду это не относится. Зоологические трактаты уходят корнями в общие биологические и психологические представления о женщине. Рассматриваемое в них поведение самок позволяет нам лучше понять природу женского бестиария Семонида.

«Даже у моллюсков, когда каракатицу ударяют трезубцем, самец спешит на помощь самке, в то время как самка убегает, когда ударяют самца»

(Аристотель).

Итак, храбрость присуща самцу и, следовательно, еще больше мужчине. Вам нужно подтверждение?

Пожалуйста. Слово andreios означает одновременно «храбрый» и «мужской». Прекрасная иллюстрация этой неустойчивой дистанции между двумя полами в животном мире: в плане храбрости лучшая из женщин может быть сравнима разве что с самым трусливым мужчиной. Все говорит об этом. Именно благодаря своей особой physis («природе») каждый пол обладает специфическими чертами характера. Существует прямая связь между физическим комплексом — тело, нрав — особенным для каждого пола, и его моральными качествами. Аристотель считает, различие между свободным мужчиной и рабом выражается в разной physis.

«Природа желает, чтобы и физическая организация свободных людей отличалась от физической организации рабов: у последних тело мощное, пригодное для выполнения необходимых физических трудов; свободные же люди держатся прямо и не способны к выполнению подобного рода работ, зато они пригодны для политической жизни».[45]

Мы созданы, чтобы делать то, что делаем, быть тем, кто мы есть. Это противопоставление тела раба телу свободного мужчины проясняет для нас вопрос о теле женском: природы этих двух тел подобны, потому что две натуры, женская и рабская, близки.

«Так же и мужчина по отношению к женщине: первый по своей природе выше, вторая ниже, и вот первый властвует, вторая находится в подчинении. [...] Но женщина и раб по природе своей два различных существа, ведь творчество природы ни в чем не уподобляется жалкой работе кузнецов...» У варваров же «женщина и раб занимают одно и то же положение, и объясняется это тем, что у них отсутствует элемент, предназначенный по природе своей к властвованию. У них бывает только одна форма общения — общения раба и рабынию»

(«Политика» 1225b 5).

Однако всему, что создает природа (или божество), предназначены определенные функции. «Природа всегда ищет логическое завершение». Следовательно, анатомия приспосабливается к видам деятельности, а виды деятельности, наоборот, соответствуют физическому состоянию. У самцов кости крепче потому, что «одаренные более яростным темпераментом, [они] должны участвовать в войне». Следовательно, внешний вид и обязанности связаны друг с другом: олени имеют рога, кабаны клыки, а петух шпоры, именно потому, что «самец сильнее и храбрее», а самка боязливее.


Полы наоборот

В этой, казалось бы, стройной концепции есть слабое звено, представляющее большую проблему для такого ученого, как Аристотель. Действительно, если самки являются, как и положено, робкими и трусливыми, как быть с куропаткой, готовой пожертвовать собой ради своих птенцов, или с медведицей, «кажущейся более отважной, чем самец»? Это не укладывается в концепцию! Следовательно, когда сделанные в природе наблюдения не соответствуют главной схеме, в ход идет идеология. Лучше рассматривать существующее противоречие через априорную концепцию полов, чем на примере каких-то исключений. Да, медведицы и пантеры считаются более свирепыми, чем самцы. Эта «аномальная» мужественность самки проявляется у видов, которые греческий бестиарий причисляет к самым женственным. Медведица занимает в нем вершину материнства: она выкармливает детеныша четырьмя сосцами, она умеет, подобно собаке, сражаться, защищая своих детенышей, то есть превращаться в самца. Пантера находится на другом полюсе женского рода: она является соблазнительницей (подобно женщине-кобылице). Такова логика «перевернутого мира»[46], где нормой является храбрость самок.

Аристотель соглашается с этим: «Род пчел доставляет много затруднений». Вначале это вопрос чистой биологии. Предполагается, что пчелы не могут размножаться без совокупления, откуда же тогда берется приплод? Возможно, проблема в неправильном представлении об обитателях улья? Есть царица, трутни и рабочие — кто из них самцы, а кто самки? Для нас ответ очевиден, а вот Аристотель утверждает, что «без оснований считать пчел самками, а трутней — самцами: ведь ни одной самке природа не дает оружия для защиты, между тем трутни — без жала, а у пчел — у всех имеется жало». Принадлежность существа к женскому полу исключает наличие оружия.[47] Таково доказательство, основанное на анатомии. «Однако и противоположное также невозможно, а именно, что пчелы — самцы, а трутни — самки: ни один самец обыкновенно не заботится о детях; пчелы же это делают». Вот вам доказательство, основанное на поведении. Все это доказывает... «что пчелы рождаются без спаривания»! Аристотель ни на миг не сомневается в правильности концепции, он предпочитает отрицать очевидное. Итак, между обитателями улья нет полового различия, как считает общественное мнение: рабочие не могут быть самцами, а трутни самками, потому что рабочие заботятся о потомстве. Одновременно трутни не являются самцами, а рабочие самками, и, чтобы разрешить дилемму, Аристотель представляет пчел двуполыми подобно растениям и носителями «пола самца рядом с полом самки»! Нечто вроде третьего андрогинного пола, описанного у Аристофана, отрывок из которого мы рассмотрим ниже.

Между тем бывает и так, что самцы и самки меняются ролями, что, в свою очередь, приводит к морфологическим изменениям. Обратный процесс тоже возможен. То, что изменение существования приводит к изменению внешнего вида, доказывает кастрация. Если кастрировать самца, «он начинает напоминать самку», его внешний вид и голос феминизируются. Евнухи «претерпевают деформации, превращающие их в женщин, действительно... артикуляция у них менее резкая, и они перерождаются так же, как у животных кастрированные самцы» (Аристотель).


Женщины и мужчины: разные голоса

Голос относится к вторичным половым признакам. Однако он имеет немаловажное значение, потому что является органом управления. Аристотель, закоренелый систематик, выделяет различные формы власти, которыми мужчина обладает в своем «доме»: как муж над женой, потому что он получил над ней власть при заключении брака («власть мужа над женой можно сравнить с властью политического деятеля»); как отец над детьми, потому что они произошли от него («власть отца над детьми — с властью царя»); как хозяин над рабами, потому что приобрел над ними власть, получив их в наследство, купив или путем насилия. Голос отца, деспота и хозяина передает его волю. Вне «дома», в полностью мужском пространстве, голос также является органом передачи политических прерогатив, включая власть над согражданами. Противоположностью этого сильного голоса, выражающего справедливость, правду и порядок, совершенно очевидно является женский голос, то есть слабость, жалобы, свидетельствующие об отсутствии порядка, болтливость и неуемность: вспомните о женщине-собаке, которую муж не может «унять», она «знай лает» даже в гостях. «Ах! Как, должно быть, счастливы самцы цикад, имеющие самок, лишенных голоса!»

Итак, низкий голос — хорошо, а резкий, высокий — плохо. Низкий голос, похоже, присущ натурам более сильным.

Тем не менее такое «прочтение» мира представляет лишь видимость симметрии: если кастрированный самец приближается к женскому полу, то по логике кастрированная самка[48] должна приближаться к полу мужскому. Но этого не происходит. Ампутация у самки ее половых признаков не только не превращает ее в самца, но ведет к прямо противоположному: она еще больше отдаляет ее от мужского пола. Стало быть, любая регрессия является уделом самки. Если мы говорим о симметричных полюсах, имея в виду два пола, два противоположных вида («Также в союзе самца и самки необходима гармония» [symetrie], — говорит Аристотель о людях), означает ли это, что в первую очередь мы говорим об их соперничестве? Нет. Симметрия и полярность, на которых все основано, иллюзорны, самка не является в реальности противоположностью самца, она скорее существо, подчиненное самцу.

«Также и мужчина по отношению к женщине: первый по своей природе выше, вторая ниже, и вот первый властвует, вторая находится в подчинении».

Обобщая еще шире: «...самец среди всех прочих существ есть самое лучшее; рождение же самки является ошибкой природы ». Тогда к чему удивляться, что самка «нечто вроде природного изъяна», существо-евнух? Все это объясняется через процессы, происходящие внутри тела.


Жидкости и их значение

Внутренние органы тела — дело медиков. Поскольку они имеют непосредственное отношение к телам страждущих, половая дихтономия мира является для них еще более содержательной. Начинается она с плоти.

«Я утверждаю, что тело женщины пористее и легче тела мужчины, это из-за того, что тело женщины выделяет влагу из утробы быстрее и обильнее, чем мужчина»

(Аристотель «Женские болезни», 1,1).

Мягкость, с одной стороны, плотность — с другой, как у животных. Плоть часто сравнивается с шерстью, способной впитывать большое количество влаги. Впрочем, и у мужчин пористостью обладают и некоторые органы, например железы, чьей функцией является впитывание телесной жидкости. Чем больше женственности, тем больше пористости. В подтверждение рассмотрим молочные железы.

«Женщины производят молоко, а мужчины нет. У женщин свойством этих желез является их крайняя пористость, как и остальные части их тела...»

«...Мужчина остается плотным и крепким... [и] работа [и физические упражнения] укрепляют его тело, что ведет к тому, что он удерживает истечение жидкости».

Общие представления, которые медики полностью разделяют, сводятся к следующему: мужчина двигается, действует, производит, противостоит внешней агрессии, следовательно, ему необходима храбрость. Чем он храбрее, тем больше он мужчина; мускулистый и загорелый, он работает вне дома (в полях, в городе...), а его супруга, изнеженная и бледная, сидит дома. Женщины слабы и трусливы, потому что они женщины. Женщины слабы потому, что они сидят дома и ничего не делают. Да и дома они сидят из трусости. Таким образом, анатомия приспосабливается к деятельности, и наоборот, различные виды деятельности объясняются анатомическими и физиологическими способностями, и невозможно понять, где причина, а где следствие. Одно из доказательств этой связи между видимостью и тем, что есть в реальности, — невозможность для женщины приспособиться к какому-то новому режиму. Платон, желавший учредить для них те же коллективные публичные трапезы, как и для мужчин, предрекал большие трудности.

«Как же не возбудит смеха чья-нибудь попытка на самом деле заставить женщин на людях, у всех на виду принимать пищу и питье? Ведь нет ничего, к чему женский пол относился бы с большим отвращением, чем к этому. Женщины привыкли жить, укрывшись в тени, если насильно вытащить их на свет, они станут оказывать всякое сопротивление и победят законодателя».[49]


Основная физиология

Итак, мы выяснили самое существенное: все дело в женской плоти, всему причиной эти истечения жидкости. Жидкость циркулирует по телу и служит для производства самого основного: крови (так же, как и других жидкостей). Будучи очень «влажной», женщина также является очень «полнокровной», и этот избыток крови доставляет ей проблемы. К счастью, у нее есть месячные, позволяющие ей избавляться от части избыточной крови. Кровь служит питанием для зародыша, когда женщина беременна, следовательно, зародыш тоже ее расходует. Двигателем внутренних преобразований является переваривание — основная термодинамическая операция, по Гиппократу. Именно благодаря перевариванию продукты питания переходят в кровь, а из нее в другие биологические жидкости, такие как месячные крови, молоко, сперма. Кровь бывает разных видов, потому что сила мужского переваривания сильнее, потому что мужчина горячее, а женщина холоднее.

«Кровь самок отличается от крови самцов. Она более густая и черная у самок, чем у самцов того же состояния здоровья и возраста, и в периферических частях женщин крови меньше, но больше внутри[50]. Из всех самок у женщины больше всего крови, а что касается того, что именуют менструацией, то из всех животных они самые обильные у женщин»

(Аристотель).

В общем, женская кровь влияет на отношения с богами: подобно другим проявлениям биологической жизни, таким как роды или смерть, сексуальные отношения, регулы оскверняют и отдаляют женщину от общения с бессмертными. Кровь отстраняет женщину от богов даже независимо от мужчин одним лишь опасением осквернения. Кровь наделена даже некой специфической силой, о чем пишет Аристотель:

«На поверхности только что протертых зеркал, стоит лишь женщине в момент менструации бросить туда взгляд, образуется кровавое пятно... [Объяснения] Во время менструации неожиданное изменение в глазах скрывается от нас по причине волнения и воспламенения крови, но оно существует (а значит, physis спермы и менструальных кровей одинаков) и приводит в движение воздух, а тот производит некоторое изменение и действует на поверхность зеркала»

(«Маленькие трактаты...», 2, 4596 — 4б0а).

Глаза находятся «в том же состоянии, как любая другая часть тела в момент регул», то есть «испещрены прожилками», и, следовательно, с их помощью кровь регул приводит в движение воздух, и тот долетает до бронзовой поверхности зеркала и пятнает ее! Непонятно, какой мощью следует больше восхищаться: разрушающей мощью взгляда женщины на металл (Плиний добавляет сюда потемнение железного лезвия, блеска слоновой кости, почернение льна, появления ржавчины и зловонного запаха у меди...) или силой рассуждений великого Аристотеля!

Кровь — это принадлежность самки, следовательно, женщины; этот признак и удивительное регулярное выделение крови наилучшим образом характеризуют ее физиологию. Даже если регулы трудно переносятся, они являются необходимым признаком здоровья и плодовитости; их отсутствие служит причиной всех болезней. Если кровь почему-то не может вытекать наружу, она устремляется к другим частям тела, где скапливается, нанося там повреждения. Это особенно верно в случае parthenos. Ее девственная плева как раз и является причиной задержания прилива крови. Действительно, при menarche (первых месячных), во время прилива крови, она не может вытекать из тела из-за закрытия «выходного отверстия». Тогда кровь поднимается к диафрагме и сердцу и сжимает их. Таков механизм возникновения у parthenos «ложного желания смерти» (эпилепсии), которое охватывает их, а остальными трактуется как проявление болезненного желания, толкающего бедных девочек к самоубийству. Поэтому врач настаивает, «чтобы parthenoi выдавались замуж так быстро, как это только возможно, если они страдают от этого. Потому что если они забеременеют, они сразу обретут здоровье».

Так быстро, насколько это возможно — что он хочет этим сказать? Едва наступает пубертатный период? Или даже раньше? Если требуется, девственную плеву можно прорвать до менструации. Мы еще вернемся к этому вопросу о преждевременном брачном возрасте девочек. Что же касается прекращения месячных у взрослых женщин, то это объясняют тоже психическим расстройством. Все дело в распущенности.


Воспроизводство

В отличие от Аристотеля, врачи верили в существование женской спермы. Согласно их представлениям, из этого проистекает общая гармония вкупе с производимыми жидкостями и анатомией каждого пола. Сперма является отходами процесса пищеварения после всасывания в кровь; значит, исходя из того, что мужская термодинамика более эффективна, мужская сперма «лучше приготовлена».

«Вместе с образующейся спермой плоть и эпидермис становятся пористыми, вены открываются больше, чем всегда; ибо у юношей вены тонкие и сперма не вытекает; то же объяснение действует для месячных кровей девушек. Путь открывается одновременно и для кровей, и для спермы»

(Гесиод).

Следовательно, эти биологические жидкости, обе являющиеся отходами, имеют параллельные функции. Physis менструальной крови и physis спермы идентичны, если регулы являются для женщины тем же, что и сперма для мужчины, но у женщин это некая «субсперма», «нечистая», плохо текущая или даже «не текущая вовсе».

«Началами возникновения следует признать в первую очередь мужское и женское: мужское — как заключающее в себе начало движения, а женское — как материальное начало [...] Следовательно, если мужской пол является движущимся и действующим, а женский, поскольку он таков, страдательным, к семенной жидкости самца самка будет привносить не семя, а материю

(«О возникновении животных»).

Самка является существом, порождающим в себе самом, поэтому земле приписывают женскую природу и называют матерью, а небо, солнце и другие тела того же пола — прародителями и отцами. Точный «сверхъестественный» образ этого идеализированного воспроизводителя представляет собой главная божественная пара теогоническо-космогонической теории Гесиода. После того как Земля воспроизвела сама себя и одна (без помощи «сладкоистомного» Эроса[51]) породила Урана («Звездное Небо», своего сына-возлюбленного), он не переставал ее оплодотворять. Само имя Уран, производное от глагола «uriner» (мочиться), говорит, каким был метеорологический процесс оплодотворения: в виде дождя. В этой второй фазе он является носителем, механизмом; она же является точкой приложения, она ждет его, она тело, субстанция. Это тот же образ, что образ Земли, пассивной, производящей материю и ждущей семя, противопоставляющийся самцу. В одной из известных греческих молитв верующие обращаются к Зевсу: «Даруй дождь». Затем, повернувшись к земле, обращаются к Деметре: «Зачни!» Что это за вещество, не являющееся спермой согласно Аристотелю? Это одновременно и месячные крови, и «первоначальная» материя (это та «материя», из которой Земля произвела Небо). Войти в другого, остаться в нем — разве это не отражение социальных образов, связанных с положением двух полов в мире? «Также необходимо, чтобы самка могла выносить в себе другое тело, в то время как для самца это не свойственно». Аристотель подхватывает: «Но тело происходит от самки, душа же от самца, так как душа есть сущность известного тела». Следовательно, душа мужского рода (это перекликается с Семонидом и женщиной, не принадлежащей роду человеческому). Какова связь между спермой и душой? Ответ прост:

«У кастрированных животных... при уничтожении одной только воспроизводительной части изменяется вместе с тем почти вся форма животного, настолько, что кажется или женской, или очень близкой к ней [кастрированные самцы, евнухи]... Ведь самка представляет собой как бы увечного самца, а месячное очищение — семя, только не чистое: одного оно не имеет — начала души»

(«О возникновении животных»).


Об эмбрионе и сроке его созревания у обоих полов

«Сперма является субстратом, иссушающим существо». Пищеварение заключается в дистилляции и выделении воды. Не следует злоупотреблять совокуплением; немного — полезно для здоровья, слишком — иссушает и старит: «похотливые животные, у которых много спермы, быстро стареют». Это соответствует фундаментальному закону термодинамики: поскольку самцы и мужчины горячее и производят меньше отходов, «они живут дольше самок» и женщин; вторые же, по причине своей похотливости, производят много спермы и живут меньше.

Но вернемся к истокам сравнительной истории двух полов, начиная с их зачатия. «Сперма самки более слабая и жидкая, чем сперма самца; неизбежно... что эмбрион самки становится твердым позже самца». С другой стороны, «от спермы более густой и сильной, чем сперма самки», зарождается эмбрион самца. Мужская плотность, с одной стороны, недостаток густоты, женская слабость — с другой: известная песня (виновато, понятно, пищеварение).

Мужское превосходство подтверждает, кстати, кровопотери после родов, называемые лохии, их длительность связана с длительностью образования эмбриона, и «надо, чтобы они выходили согласно точному счету». Так, если для девочки лохии длятся сорок два дня, для мальчика достаточно всего тридцати дней. Скорость внутриматочного развития также отличается в зависимости от пола: если мужской эмбрион через сорок дней после оплодотворения обретает характерные черты и уже шевелится, женский эмбрион едва изменяется. Потому что «подобное остается (у женщин) дольше подобным подобному и дольше развивается». Иными словами, потому что в силу поляризации у них медленее протекают процессы. Мужские ткани быстрее обретают присущие им отличия. Плевать на исторические детали, женский род гораздо хуже!

Однако в этом столь четко разграниченном мире происходит кое-что неожиданное. Женский пол ликвидирует свое отставание. «Впрочем, выйдя из матери, девочки достигают половой зрелости, обретают чувства... быстрее мальчиков». Это говорят врачи. Однако, несмотря на точные наблюдения, не стоит забывать про «идеологические очки» и то, что физиология рассматривается врачами сквозь призму обычаев. Потому эта медицинская «правда» интерпретируется как соответствие женской «природы» общественным обычаям. Речь идет об обычаях, связанных с возрастом супругов. В своем первом браке супруга очень молода, а муж весьма зрел; разница в возрасте может составлять пятнадцать — двадцать лет. Это значит, что если девушка выходит замуж в возрасте, близком к пубертатному периоду, возраст мужа далек от него. Выйти замуж вынуждает период созревания, но это также предполагает управление «домом», материнство, то есть то, что тяжеловесная концепция уничижения женского пола никак не предполагает у девочки. Что ж, она выходит замуж юной, как предписывает обычай, а чтобы от этого не страдала «природа», необходимо, чтобы это было подтверждено биологически и чтобы девочка быстрее, чем мальчик, становилась женщиной одновременно в сексуальном плане и чувственном. Она быстрее приходит к материнству, чем мальчики к своему взрослому состоянию, те самые мальчики, которых греческая матримониальная система оставляет некоторым образом в резерве.

С одной стороны, более полнокровные, более насыщенные спермой, более похотливые, женщины чаще умирают молодыми; с другой стороны, они раньше мужчин достигают полового созревания и мудрости. Есть ли в этом противоречие? Вовсе нет. Девочки созревают раньше мальчиков, зато они «быстрее стареют... по причине слабости их тела и образа жизни». Аристотель устанавливает двадцатилетнюю разницу в возрасте между генеративными способностями полов (пятьдесят и семьдесят лет). Следовательно, необходимо, чтобы образ жизни женщины был плохим, а тело — слабее тела мужчины, чтобы они теряли превосходство, которое обеспечивает им их раннее созревание. Чтобы быстрее изнашивались.


Сравнительная таблица полов




Видя столь глубокое различие, мы спрашиваем себя, неужели отличие женщины от мужчины более радикально, чем, например, отличие мужчины от собаки. Но если эту мысль рассматривает Аристотель, она не является нелепой:

«Как случилось, что женщина ничем не отличается от мужчины, когда женский и мужской пол противоположны... Почему самец и самка не являются различными видами, хотя это различие полов является основополагающим... и оно не неожиданно, как цвет... но дает понять, кем является животное, самцом или самкой. Что касается пола, самец или самка, это собственные видоизменения животного; но эти изменения не затрагивают сущности; они заключаются только в материале и теле».


Сексуальность

Полиморфная любовь

«Каким путем следовать в поисках любви? На улицах ты жалуешься на жаждущую золота куртизанку. Любить деву? Твоя нелепая нежность приведет тебя в тюрьму или же к свадьбе. Меня не слишком тянет к вынужденной веселости и упоению строгостью, изливаемые на нас супругой. Измена с замужней отвратительна, чуждая любви, она приравнивается к преступной страсти. Прекрасная вдова? Порочна, жадна и еще хитрее блудницы. А стыдливая? Едва она отдается любовному порыву, как чувствует угрызения совести и ужасается от содеянного; собрав остатки стыдливости, она отступает и кладет конец связи. Твоя рабыня? Согласен, если тебе нравится игра, но берегись стать ее слугой. Рабыня соседа? Тебя арестуют и накажут, чтобы не покушался на чужую собственность. Что же делать? Презирая некогда куртизанок, Диоген был прав, предпочитая собственные пальцы».

Сексуальное разнообразие — в этом суть греческой жизни. Широкий спектр сексуальных пристрастий может быть разделен на три части. Половые отношения между противоположными полами вполне понятны: ради воспроизводства с целью рождения законных детей для себя и города и ради отдыха (развлечения) — когда нет иной цели, кроме удовлетворения либидо, по крайней мере, одного из партнеров. Второй тип отношений более многообразен: пара может быть одного пола и возраста — мужской и женский гомосексуализм, одного пола и разного возраста — особенно у мужчин — педерастия, может быть разнополой. Скрытая или явная иерархия довольно сложных ценностей, относящихся к каждому типу связей, взаимодействует с «персональными» вкусами: самой прекрасной является любовь к мальчику, а не к женщине; любовь женщин к мужчинам менее прекрасна, чем мужчин к детям. В гомосексуализме больше ценится мужской; более прекрасными считаются мужские отношения между взрослым и ребенком в кодифицированных ролях и позициях. Плутарх упоминает стихотворение реформатора Солона: «Всякий мужчина в прекрасные годы свои / Мечтает тешиться мальчиком нежным...» Вся греческая эротика основана на образах эротики педерастической. Несмотря на возникающие перед нами трудности, мы должны понять, что даже гетеросексуальные связи, даже отношения на супружеском ложе созданы по этому образцу. Но иерархия идет еще дальше: никто другой не имеет права вступать в педерастические отношения, ими наслаждаются только граждане. Эта красота запретна, для, например, рабов, вольноотпущенных, проституток, которым небезопасно зариться на красивых мальчиков. И, наконец, если женская проституция, к тому же часто рабская, входит в моральные нормы, распутство свободных женщин, жен граждан и самих граждан является преступлением.

В книге о греческих женщинах большую ее часть вполне можно было бы посвятить педерастическим отношениям. В самом деле, сексуальная жизнь греческой женщины во многом зависит от того, не избегает ли ее муж ради любви с ребенком того же пола. К счастью, исторические труды, появившиеся во второй половине XX века, позволяют получить представление об истинных масштабах педерастии. Однако, возможно, еще недооценена вся важность занимаемого ею места в поливалентности греческой сексуальной жизни. Греческие мужчины, похоже, легко переходят от партнера к партнерше. У них совсем отсутствует или слабо выражено разделение в зависимости от личных вкусов: настоящая «полисексуальность». На протяжении жизни мужчина переходит от педерастической связи, где он выступает в роли любимого, к продажной гетеросексуальной любви, затем к любви супружеской и вновь, при случае, к педерастической связи, но теперь в роли любовника, и к связи с наложницей и несколькими гетерами. В определенном возрасте партнерские связи редки, например, у девочек. Разрыв в брачном возрасте создает очень сильную асимметрию, на основе которой формируется гомо- и гетеросексуальная греческая любовь. Любовь мужчины к красивым мальчикам и интерес, который он проявляет к одному из них, не противоречит тому, что он может любить свою супругу.

Полисексуальность легла в основу созданной греками антропологии, одновременно физической и социальной. Как это часто бывает у греков, они воплотили ее в этиологическом мифе. Об этом говорится в «Пире» Платона, но сам автор приписывает отцовство Аристофану.


Фантастическая антропология

Довольно долго человеческая природа была не двойственной, а тройственной. Самец «был отпрыском солнца, самка — земли, а вид, происходивший от них, — отпрыском луны». Проблема заключалась в том, что эти существа решились пойти против богов. Зевс решил положить этому конец. Можно было, конечно, просто их уничтожить. Но тогда не будет больше жертвоприношений, поклонения... Боги без людей — разве это божественная жизнь?! Тогда Зевс решил уменьшить их зловредность, разделив на две половины; и пусть успокоятся, не то он разделит их еще раз.

«Итак, когда человеческие существа были разделены подобным образом, каждая половина, сожалея о второй, снова пыталась соединиться с ней. Обнимаясь, проникая одна в другую, поскольку они желали вновь стать единым существом, они в конце концов умирали от голода — они бездействовали, потому что не хотели ничего делать друг без друга... А если умирала только одна половина, а другая оставалась в живых, она вновь искала вторую и устремлялась к ней.

Этот бесконечный поиск своей половинки сделал мужчин или женщин мономанами и стал тормозить воспроизводство вида. Пришлось переместить органы воспроизводства с задней части тела, куда они были помещены во время предыдущей операции разделения, вперед, таким образом, чтобы виды погружались один в другой, «то есть орган самца в самку». После чего открывается простор для современного Аристофану Эроса: спаривание полов вытекает из этого этиологического мифа. Вот откуда мы появились — человеческие существа, разрезанные «как пашня», с нашими половыми органами, расположенными спереди, вечно ищущими свою половину. Правила, которыми мы руководствуемся при выборе половых связей, очень напоминают те, которые нам известны из учения Менделя о наследственности. Но не будем перескакивать через эпохи. Цель Зевса — продолжение рода. После всех хирургических операций каждая половинка вечно находится в поисках своей второй части; если, например, подобная половинка-мужчина происходит от некоего андрогина, она приступает к поискам своей природной половины, женщины: «именно из этого вида происходит большая часть мужей, которых обманывают собственные жены» — слишком они «женолюбивые»! «То же самое у женщин, любящих мужчин, от этого вида (андрогина) происходят супружеские измены» [слишком «мужелюбивые»]. Когда мужчина встречает женщину, у них появляется ребенок. Если же мужчина встречает мужчину, ничего не поделаешь, лучше таким мужчинам, обретя «пресыщение в их связи... успокоиться и обратиться к действию», перестав уничтожать себя в единственной страсти. Но мы не закончили рассматривать перечень возможностей:

«Женщины, бывшие частью женщины, не уделяют никакого внимания мужчинам, их склонности тянут их, скорее, к себе подобным, таков вид, произошедший от лесбиянок. Те, кто ведет свое происхождение от мужчины, ищут мужчин и, еще будучи детьми, они любят мужчин[52] и получают наслаждение от того, что соединяются с ними».

Здесь нас ожидает сюрприз. Обычно мы представляем мужской гомосексуализм как женоподобный, но это прямо противоположно тому, что мы видим в данном случае. В Греции тот, кто любит мужчин, является «самым мужественным». Аристофан даже защищает таких людей от тех, кто считает их бесстыдными: «Это их отвага, их мужественность, их вид самца[53] заставляет их искать себе подобных». Таким образом, выходит, что мальчики тем больше любят мужчин, чем больше они мальчики. Педерастический партнер еще не достиг половой зрелости, из этого следует, что его мужественность вытекает из самой культуры. Значит, прекрасные мужественные мальчики гнушаются того, что они ценят как свою полную противоположность: белизны, расслабленности, «женственности»? Кто внимательно читал биологические заметки про храбрость самца, понимает, какая дистанция отделяет мужественность от трусости. Эти самые мужественные мальчики, «став мужчинами», согласно сценарию о греческой педерастии, меняют роль пассивного возлюбленного на роль активного любовника. Когда же они становятся взрослыми, «брак и отцовство... нисколько не интересуют» этих самцов, «любящих мальчиков»; если бы все зависело только от них — к дьяволу женщин.

Главное возражение — нужды города[54]. «Им противостоит лишь один закон». Закон, а не природа, как мы видим. А ведь это — любопытное сравнение, сделанное Аристофаном, — кроме всего прочего, не только педерасты, но и добрые граждане. «Когда они полностью сформируются, мальчики этого вида единственные, кто проявляет интерес к мужчинам, занимающимся политикой». Еще один вид мужественности?

Обычно это суждение Аристофана не принимают всерьез — он смеется больше, чем следовало бы. Но этот миф стоит рассмотреть не как верование, а как имитацию концепции полов. Примерно так же мы судим о стихах Семонида: развлечение, являющееся первой его целью, тем больше, чем ближе аудитории точка зрения, положенная в основу повествования.


Закоренелые холостяки

Что предпочесть, если все решения, предлагаемые мужчине, плохи? Софист Антифонт рассматривает их подробно, принимая за исходную точку отсчета брак.

«Один день, одна ночь — и этого довольно, чтобы дать начало новой жизни, новой судьбе. Брак — большой риск для мужчины: если союз не будет гармоничным, как избавиться от подобной напасти?»

(фрагмент 17)

Не стоит считать, что в этом отрывке говорится о плохой супруге; речь идет о его собственных проблемах.

«Развод [грек говорит «отправка»] — плохое решение, делающее врагами друзей, тех, кто ранее имел одни мысли и сердце — и это при том, что до брака ты был принят благосклонно...»

Нежная супруга превратилась во врага, все сожаление сконцентрировано на осознании разрыва дружеских отношений. Еще задолго до Клода Леви-Строса Антифонт представлял брак скорее как союз — «"горизонтальная" связь», — чем как контракт с целью воспроизводства. Но что делать? Стоит ли сохранять эти социальные отношения ценой домашнего ада, когда, «веря в грядущее наслаждение, женился на страдании»? Тем не менее, и мы вновь в этом убедимся, супружеская любовь существует. Вспомним Ахилла: «добродетельный муж и разумный / Каждый свою[alochos] бережет и любит». «Что может быть приятнее... для мужчины, чем любящая женщина? Что может быть слаще, особенно в юности?» — заключал Андротион... Но все это лишь уловки, появится ли наконец тот, кто нас в этом уверит?

«Но это же наслаждение несет также стоящее совсем рядом с ним горе: радость не приходит одна, ее сопровождают несчастья и испытания».

Мы не ошибаемся, Антифонт не приписывает боль и несчастье осознанию супружеской неверности или представлению о том, что брак является могилой любви.

«...Если бы я имел второе тело, второго меня, я не смог бы жить, так как мне пришлось бы заботиться о его здоровье, о его каждодневном завоевании жизни, ради того мнения, которое бы о нем сложилось, ради его мудрости, чести, репутации. Итак, что же было бы, если бы у меня был другой "я", представлявший подобный предмет заботы? Ясно, что жена, когда она не любима, является для мужчины причиной заботы и волнения, которые можно было бы направить на него самого, ибо речь идет о здоровье двух тел, жизни ради двоих, мудрости, чести».

Любит он или нет (любит она или нет — подобная альтернатива не рассматривается...), это ничего не меняет; слишком тяжело для мужчины бремя обязанности жить для двоих. Причина, вызывающая душевные и телесные страдания мужа, — страх, в котором он пребывает, видя у своей жены отсутствие необходимых качеств, придающих ему цену в обществе: doxa — «доброе мнение», sôphrosynè — «благоразумие», eukléia — «слава», «репутация». Он страшится потерять свой облик из-за недостойного поведения супруги. Лучше обойтись без этого!

«Что будет, если появятся дети? Тогда жизнь становится полна забот, душа теряет юношескую легкость; и даже лицо меняет свое выражение»

(Антифонт).


Женщины и мужчины: виды или полы?

Врачи и комедиографы близки в своих рассуждениях по поводу женского пола. Нимфоманам хватает нимф... Сексуальные распутства, раздвоение личности, потеря контроля над собой, истерия: все болезни проистекают из одного женского генитального механизма, все расстройства, жертвами которых одни они и становятся. Конечно, мы это предвидели: более полнокровны, более насыщенны спермой, более похотливы самки и самка из самок — женщина. «Болезни, называемые женскими: матка есть причина всех этих болезней» (Аристотель «Женские болезни», 4, 57). Аппарат воспроизводства принадлежит женщине, ее здоровье зависит от него. У нее в теле, в животе, находится любопытный орган, являющийся более чем органом — животным. Это известно всем, даже Платону.

«[...] у женщин та их часть, что именуется маткой, или утробой, есть не что иное, как поселившийся внутри них zôon [зверь], исполненный детородного вожделения».[55]

Итак, это изменчивое животное, над которым (редкий случай мужской снисходительности?) женщина практически не имеет власти. Матку наделяют всем набором органов, подтверждающих ее автономию: двумя ртами, одним внизу и одним сверху, шеей, губами. Это целая система.

«Когда зверь этот в поре, а ему долго нет случая зачать, он приходит в бешенство, рыщет по всему телу, стесняет дыхательные пути и не дает женщине вздохнуть, доводя ее до последней крайности и до всевозможных недугов».

За неимением успокаивающих ее сексуальных связей, в отсутствие беременности, нагружающей нижнюю часть тела, zôon страдает, он высыхает. Недостаток влажности приводит его в движение. В то время как сперма, увлажняя, исцеляет его.

«Если [женщины] имеют связь с мужчинами, они здоровее; если нет, им хуже. Потому что матка во время соединения становится влажной, а не сухой; когда же она сухая, она яростно сжимается и больше, чем следует; и яростно сжимаясь, она заставляет страдать все тело»

(«О размножении», 4, 3).

Истерия есть болезнь желания. Она вызывает состояние подавленности, характеризующееся молчанием (сжатые зубы), мертвенно-бледным оттенком кожи, частым дыханием, отупением, являющимся псевдопотерей сознания. Единственным желанием является стремление к смерти. «Задушенная снизу, женщина пытается найти путь наверх и вешается», — пишет Л. Бодиу[56]. Совокупление или беременность позволяют избавиться от этого желания повеситься, потому под угрозой оказываются именно девственницы и женщины, прекратившие регулярную сексуальную жизнь: юные вдовы, молодые матери. Врачи сходны в своих советах:

«Вот как лучше всего поступить со вдовой: лучше всего ей забеременеть. Что касается юных дев, им лучше всего выйти замуж»

(«Женские болезни», 2, 127).

«Юным девам я рекомендую во избежание подобных случаев как можно скорее выйти замуж; в самом деле, если они забеременеют, они выздоровеют»

(«Болезни юных девушек», L. VIII, 468).

Отдавая дань традиционному женоненавистничеству, комедиографы соглашаются с врачами. Достаточно послушать Лисистрату, одну из самых известных героинь Аристофана, которая, пытаясь заставить мужчин заключить мир, замышляет забастовку женщин. Однако она сомневается в стойкости своих сообщниц: справятся ли они с воздержанием, не спасуют ли они первыми перед своими либидо?

«Постыдный нрав ваш, женский, слабый!» И действительно, одна из заговорщиц жалуется: «Всего страшнее это, о Лисистрата!» Следовательно, женщин невозможно излечить от безумств! Эти охваченные огнем самки способны лишь утолить свои желания! Словарь комедиографа раскрывает, насколько сексуальное желание женщины отличается от желания мужчины.

Чтобы описать сексуальную привлекательность, если речь идет о мужчине, комедиограф использует глаголы, которые можно квалифицировать как «человеческие», например philein, «любить». И только в применении к женщине он использует более сильные выражения, например, anathian, первое значение которого — пылкость свиньи. То же относится к использованию терминов, производных от kaprios — «кабан»: kapria — «матка свиньи», karaïte — «быть во время гона, течки», о женщине говорится: kapraô — «свинья» или «развратная женщина». А вариации слова skuzao — «быть охваченным пылом» — употребляются как для собак и кобыл (Аристотель), так и для женщин (Кратион и Фринихос).

В комедии свинья — это женщина, чаще всего старая развратница, и выражение это использовали многие авторы старинной комедии: Ферекрат, Эрмиппос и Аристофан. Уже вошло в поговорку: «У старухи вновь началась течка». Когда это желание совокупления дополняется пьянством, мы получаем крайность: свинью в период течки, пьяницу и ведьму — таковы старухи, блудницы... Когда хотят сказать о женщине плохо, говорят: старуха и блудница. Параллельно в комедии высказывается мысль, уже отраженная медиками, что хотя мужчина тоже испытывает наслаждение от коитуса, он не должен им злоупотреблять, это иссушает. Злоупотребляют этим исключительно женщины, особенно зрелого возраста: молодой человек из «Женщин в народном собрании» вынужден день и ночь заниматься любовью со старухой: «Вот крепко присосалася / Старуха к юноше, как к камню устрица!» Очевидно, это непомерное либидо является следствием мужских страхов, уже упомянутых у Семонида и Гесиода, боязнью перед женской утробой, поглощающей мужчину. Послушаем двух старцев, изменивших свою точку зрения по поводу развития мира после того, как власть была захвачена женщинами:


БЛЕТТИР: Опасно лишь одно моим ровесникам:

А вдруг, кормилом завладевши города,

Они понудят нас насильно...

XPEMET: Что еще?

БЛЕТТИР: Их прижимать.

XPEMET: А что, когда не в силах ты?

БЛЕТТИР: Без завтрака оставит.

XPEMET: Постарайся же,

Сумей, дружок, и прижимать, и завтракать.

«Женщины в народном собрании». Пер. А Пиотровского.


Страх не насытить сплетниц, ужас голода; старые страхи, страхи голодных мужских и женских утроб, но мы знаем, что они похожи!


Мужской способ заниматься любовью с женщиной

Как мужчины говорят о своей сексуальности? Они публично демонстрируют силу своего либидо. Весь город полон phalloi (фаллосы), всех видов, всех цветов, всех размеров, но всегда утрированных. Мужской пол заполняет все; его показывают и о нем говорят, разве это не проявляется в лексике античной комедии? Необычайное вербальное измышление, доказательством которого является комедия на тему человеческой сексуальности. Она, очевидно, многим обязана таланту поэтов, «царей смертных» (но нам почти ничего не известно о возможных заимствованиях из разговорного языка и арго). Она создает некоторый образ половых органов и сексуального акта с достаточно однообразной и веселой точки зрения. Сексуальный акт является наслаждением, он проходит в веселой, радостной атмосфере. Глаголы и выражения воскрешают в памяти мысль о движении мужчины в направлении женщины. Этот вектор описывается с помощью вокабул, заимствованных из непосредственного окружения.

Мы в Афинах, морском городе, и множество образов перекликается со словарем морских выражений. Совокупляться — значит «таранить», как это делает военный корабль, погружающий свой таран в корпус противника; «конопатить» (старуха является кораблем в плохом состоянии, а молодой человек сознается, что приходится «довольно долго ее конопатить»). «Управлять», «маневрировать». Все моряки — настоящие матадоры мужественности, как саламинцы (обитатели соседнего острова): «Мой муж — настоящий саламинец — маневрирует мною всю ночь», и схоласт в этом пассаже объясняет, что саламинцы считаются настоящими морскими волками, сильными гребцами, а также сильными любовниками, когда возвращаются, страстные и пылкие, на супружеское ложе! Та же модель гребца используется в случае с Адонисом у Платона-комика, когда герой, любимый одновременно Афродитой и Дионисом, должен удовлетворять их одновременно (!): «Афродита тайком управляла с ним веслами, то же делал и Дионис».

Используются также выражения из повседневной жизни: «давить» (виноград, чтобы сделать из него водку), «вынимать» (зернышки из граната, «удалять семечки»); «дробить» (игра слов: koris — «дробить» и korè — «девушка», «дева», откуда «лишать девственности»; «грызть» (печенье, сласти), «подавлять» (женщин). Еще более сильное — «разворотить» (женщине нравится, если ее разворотить); также «налегать», «давить» (раб «давил свою хозяйку всю ночь на ароматном ложе»), «протыкать». Очевидно, свое влияние оказывает и домашняя жизнь: «разжечь жаровню» (в «Мире» герой, надеясь на перемирие, предвкушает «разжечь жаровеньку с подругой»). Сельская жизнь и работы в поле, считающиеся мужскими, предлагают множество достойный вариантов, по крайней мере для самых требовательных. «Вспахать» — так о дочери говорит молодому зятю отец («Передаю тебе эту девушку, чтобы ты вспахал ее законными детьми»). Мечтать о вспашке — значит мечтать о женщине; мечтать о зернах — значит мечтать о детях. Женский половой орган часто называют «лугом», «равниной», «садом». «Рыхлить», «дробить» («ты так прелестно меня дробил»); «пропалывать» («Если, видя девочку, некто ее желает и хочет весело прополоть...»), а потом «вскопать», «обработать», «засеять».

«Сладкая жизнь», порождаемая миром и удовлетворением основных желаний (насыщающих желудок и половой орган), связана с его продуктами: «собирать фрукты», особенно «фиги», один из аналогов женского полового органа («собирать фиги»); «Я видел во сне Изократа подругу, Ладиску, и фиги ее собирал» (Стратис). Не будет большим преувеличением сказать, что основы философии Аристофана заключаются в высказывании: «Счастливым жить и фиги собирать»; («собирать виноград»: хор пахарей спрашивает: «Что делать с этакой красоткой?» — «Виноград срывать», — отвечает Тригей, чье имя означает «Сборщик винограда»). Эта близость с природой объясняет также близость с животным миром: «делать птицу», «делать трясогузку» («Нагнись-ка в ритме трясогузки»).


Неудержимое возвращение женоненавистничества

Этот словарь «мило» описывает мужскую любовь к женщине, придавая любовному акту образ счастья. В комедии гетеросексуальное наслаждение занимает вовсе второе место! Но под безумным на первый взгляд разнообразием слов и весельем таится тема насилия. Нас настораживают многие глаголы: «таранить», «давить», «грызть», «нападать», «бить», «ворошить», «дробить», «разворотить», «бороться»... У Аристофана так говорят даже женщины. Именно женщина (в сопровождении рабынь и одного мужчины) восклицает в сексуальном контексте: «Бесчестья моего ты хочешь?!» И наоборот, молодому человеку говорят: «Не бойся», старуха «тебя не обесчестит». Действительно, в «Женщинах в народном собрании» во имя «женского братства» «постановили женщины, когда юнец / С молодкою захочет переспать, сперва / Пускай прижмет старуху». Муж жалуется: «Жену мою он обесчестил». Аристофан также использует много глаголов, означающих «овладевать» или «применять силу, чтобы овладеть»; например, «бросить на землю», чтобы овладеть девушкой.

Он и его коллеги также широко используют слово «бить». Хуже того, некоторые сцены свидетельствуют, что идея насилия содержится в самой идее отношений. Когда молодой человек заявляет, что собирается биться в ее дверь, девушка понимает: дверь — это ее половой орган. Праксагора говорит, что не боится, что лучники ее «потащат», потому что она знает в этом толк и «ее не взять на передок». Разумеется, это фарс, но дыма без огня не бывает. Греческое мышление уподобляет женщину рабыне. А рабские отношения предполагают физические наказания.

Как лучше показать место женщины в сексуальных отношениях в греческой античности? Все средства хороши, чтобы «оправдать» обладание этим предметом наслаждения: боевое насилие, как то, что отдало Брисеиду и Хрисеиду в руки Ахилла и Агамемнона; покупка, наследство, наем, передающий в классическом городе рабыню в руки хозяина (или его соседа, как тот персонаж Аристофана, заявляющий о своей мечте «схватив прелестную лесничиху, рабыню Стимодора, швырнуть ее на землю и косточку из вишни вынуть!»), плата, передающая проститутку в распоряжение клиента; брачный контракт, утвержденный обычаем и законом, превращающим мужа в эксклюзивного владельца супруги. Везде и повсюду одни и те же отношения подчинения, зависимости и повиновения, формула проста, но эффект гарантирован, предмет находится в руках мужчины.

Артемидор в «Соннике», варианте толкователя снов, рекомендует своим коллегам обращать самое пристальное внимание на детали и приводит такой пример:

«Одному человеку, у которого был болен сын, приснилось, что он взял своего сына ииспытал от этого наслаждение. Сын выздоровел[57]: действительно, мы определяем главные слова "обладать", "проникать", и "осуществлять обладание", но самое главное здесь "испытывать наслаждение". Другому человеку, у которого болел сын, приснилось, что он обладает сыном ииспытывает от этого боль, и сын умер: здесь главное "быть испорченным", "быть взятым", и "умирать", но толкование извлекалось из слова "испытывать боль"».

От одного сна до другого целое расстояние, разделяющее активный и пассивный гомосексуализм. Сводка привычных сексуальных противоположностей и господства. «Обладать» — значит «иметь в своей власти» существо, объект, чтобы извлекать из него пользу. Идет ли речь о теле, половом акте, или «выгоде» — это одно и то же. Что касается «проникать» — это pérainein, а «проникать во что-то» означает также «иметь сексуальную связь», а еще шире можно сказать «доводить до конца», «до хорошего конца», «кончать». У того же Артемидора:

«Иметь сексуальную связь со своим рабом, женщиной или мужчиной, хорошо: поскольку рабы являются принадлежностью сновидца. Также это означает, что сновидец получит выгоду из своей собственности и что она приумножится и станет более обширной».

Все толкования позитивны, следовательно,наслаждаться во сне собственным сыном означает выигрыш.

«Быть взятым», pérainesthai, это, очевидно, обратная сторона, это влечет за собой «развращенность», «осквернение», но еще больше «разрушение», «смерть». Альтернативные термины являются антиподами: обладание-наслаждение-жизнь, подчинение-осквернение-смерть. В другом пассаже Артемидор говорит о двух вариантах — обладать и быть взятым.

«Для второго партнера-мужчины, если им обладает более богатый или старше по возрасту — это хорошо, ибо от таких людей обычно идет прибыток; но если им обладает более молодой или бедный — это плохо: ибо обычно таким людям отдают часть того, что имеют. То же самое, если тот, кто обладает, старше и беднее».


Феминизация

Не все мужчины способны достойно выполнять мужскую роль. В Греции таких выявляли довольно просто: две фаланги солдат лицом к лицу, и ни одного укрытия. Иначе как граждане узнают, что среди них есть такие, кто в разгар битвы способен бросить свой щит и бежать, подставив врагу свою спину, а не грудь. А страх, как известно, качество женское. В Спарте, самом «мужском» греческом государстве, трусов выявляли в прямом физическом столкновении, то есть в бою, и лишали гражданских прав. Впрочем, способы отторжения таких мужчин имели разные формы. В Афинах, например, некий Клеоним стал настоящим козлом отпущения для Аристофана — в одной из сцен в «Облаках» Клеоним переделывает (в грамматическом смысле) свое имя так, что оно звучит как имя женского рода. Неудивительно, что его описывают, как толстого (то есть «изнеженного») и прожорливого (классическое женоненавистничество); это ненастоящий мужчина, евнух, словом, женщина. Предать товарищей в бою — значит опуститься на низшую ступень, превратиться в женщину. В произведениях Аристофана есть несколько персонажей, называемых «извращенными». Они — объекты хулы и презрения, они ведут нелегкую жизнь. Обычно это взрослые мужчины, играющие в гомосексуальной паре пассивную роль, то есть абсолютно подчиненную. Те, кому это нравится, кто находит в этом наслаждение, презираемы обществом. Анальное гетеросексуальное проникновение не присуще супружеским отношениям, но оно возможно с проститутками. Женщина, сильно изогнувшись вперед, подставляет свой зад стоящему партнеру. Сцена эта часто выражает социальную природу связи, изображая передачу денег и сопровождающую ее мужскую жестокость. Это подчиненная поза, так же как педерастическая связь, в которой зад наделен всеми прелестями, «облагораживается» теми же атрибутами, что и женский половой орган — фигой и распускающимся бутоном розы.

Этим двум эротическим гетеро- и гомосексуальным фигурам соответствует один образ господства, одна власть, принадлежащая взрослому мужчине. Брать в зад — значит доминировать. Афишировать это — значит оскорблять, обрекать другого на бесчестье. Известно, кто в подобных случаях «трус», и кто, как комментирует это Д. Коэн[58], «спускает свои штаны», и кто «становится мужчиной», а кто «становится женщиной». На афинской картинке середины V века до н. э. изображены согнувшийся персидский солдат, афинский гоплит (тяжело вооруженный), приближающийся к нему сзади, держа в руке напряженный фаллос. Мы берем персов в зад! Понятно, что у этой картинки политический подтекст. Она символизирует одержанную греками победу под Евримедоном в 466 году до н.э. Варвары, в данном случае персы, представлены здесь изнеженными, плаксивыми и женственными.

«В Кортине, когда одни мужчина был взят на месте преступления на чужом супружеском ложе, он предстал перед судьями и, признавшись в содеянном, его увенчали шерстью. Венец изобличал его, как развращенного, женоподобного и фатоватого, нравящегося женщинам».

Великолепный пример того, как опасно переносить свои собственные ментальные категории в изучаемую культуру: гуляка, любитель женщин в нашем привычном понимании скорее относится к категории наиболее мужественных, а греки причисляют его к женскому роду. Сопоставление не из-за противоположности, а по подобию: соблазнитель является подобно женскому полу игрушкой своих наклонностей. И наказание еще больше раздувает этот недостаток. Шерсть — абсолютно женский предмет, она свидетельствует об изнеженности, отсутствии мускулатуры в связи с пребыванием в замкнутом пространстве, она унизительна, потому что свидетельствует об отсутствии движения, удела мужчин. Она ведет к потере права. Взять хотя бы Геракла. Совершенный мужчина, но, стоило ему предаться своей неутолимой страсти, которую он подпитывал ради Омфалы, и его ноги уже опутаны нитью! Геракл прядет, какой кошмар!

Изнеженность, вот отчего происходит феминизация. Афинам все время противопоставляются обычаи Ионии (западная Малая Азия), как свидетельство изнеженности нравов по причине растущего достатка и общей распущенности: мужчины там носят тонкие ткани, принимают двусмысленные позы, все это слишком женственно в сравнении с очень грубыми обычаями собственно Греции: простой жизнью и физическими упражнениями. В этой сексуальной географии изнеженная Иония прямо противопоставляется мужской Спарте. Афины находятся где-то между ними. Греки пытались выяснить причину такого изменения, о чем свидетельствует история Салмациса Галикарнасского об источнике на берегу Малой Азии. В «Географии» Страбона ставится вопрос: почему утверждается, будто вода этого источника «изнеживает»? Витрувию известно, что она превращает «нормальных» мужчин в «пассивных гомосексуалистов». Витрувий опровергает, что эта вода действует на сексуальность (venerio morbo), все дело «в ложных слухах, разносящих это мнение по всему свету» (!). Доказательством служит тот факт, что варвары, изгнанные греками в эти горы, пили из источника воду, поодиночке или группами, и меняли свой образ жизни, сперва весьма грубый и основанный на разбое, на цивилизованный, культурный образ жизни греков. Галикарнасский источник — вот откуда мог начаться «процесс окультуривания». Он размягчает душу варвара прелестями цивилизации. Страбон тем более не верит в «феминизацию» путем потребления воды из этого источника: «Настоящая причина [...] скорее в богатстве и распущенном образе жизни». Греческая историография во главе с Фукидидом рассматривает как прогрессирующий процесс отказа от оружия и проникновение наготы в атлетические состязания и, что более важно, мягкую урбанизацию, проистекающую от ионического влияния. Но тот, кто говорит об Ионии, говорит о богатстве, роскоши, изысканности нравов, о легких тканях (эротических), об известных куртизанках (с которыми мы сможем получше познакомиться в главе 5), тот говорит о женственности, как, например, Фукидид:

«Афиняне [привилегированные классы] прежде всех перестали носить оружие в мирное время и в условиях спокойствия перешли к более пышному образу жизни [trypheroteros, "изящество", но также "слабость", "женственность"]. Только недавно[59] пожилые люди из состоятельной среды оставили такое проявление изнеженности [abrodiaiton, "изящество", но также "слабость", "женственность"], как ношение льняных хитонов и сложные прически, закалываемые золотыми булавками в форме цикад».

Эта концепция прогресса нравов в направлении смягчения человеческих отношений оказывается привязанной к женскому роду. Фукидид был чувствителен к эволюции, которая началась в зажиточных классах. По другим признакам и в Афинах второй половины V века до н. э. происходила подобная прогрессивная «феминизация», о чем свидетельствует появление в иконографии сюжетов о «доме» и сцен, в которых доминируют женские персонажи.


Женские способы заниматься любовью

Активность или пассивность? Все зависит от партнера. В продажной любви женщины часто играют активную роль. О чем свидетельствует серия любовных эпиграмм, сопровождающих приношение женщинами хлыста Афродите.


Хлыст этот гладкий и блестящие вожжи — дар,

Принесенный Плангоном под портик в честь Филианис пылкой...


Для чего же служит хлыст?


Я, Лисидика, ныне тебе, о Киприда, дарю плетку свою верховую

И шпору златую с прекрасной ноги, что коня понукала, того,

Что лежал на спине, но шкуры его шпора моя не вредила,

Ибо быстро доехал он до конца...


Для удовлетворения пристрастия клиентов к пассивному наслаждению Лисидика пользуется специальным приспособлением, доводящим их до нужной кондиции с минимумом движений; что избавляет ее от тех ударов хлыстом, которымиpomai (проститутки) награждают клиентов в подобных обстоятельствах. Снова насилие.

Послушать Лисистрату Аристофана, война — это катастрофа, забирающая у женщин мужчин («По ним вы не томитесь, кто детей вам дал?») и любовников. В довершение ко всему, один из главных союзников Афин, Милет лишает их... Чего бы вы думали? О чем так страдают Афины? О солдатах, щитах, хлебе, вине? Ничего подобного. Вслушайтесь в эти слова: «От самого милетского предательства / И пальчика из кожи я не видела, / В печальной доли вдовьей утешителя». Этот предмет лучше представляется в переводе Дебидура: «Ни одного из этих трех предметов ручной работы, которые предлагали нам их полфута эрзац-удовлетворения из вываренной кожи». В Греции господствуют два способа мастурбации. Диоген Кинос, решительный и протестующий, «желающий общества женщин, отрицающий ценность брака, восхваляющий свободный союз по воле и согласно склонностям каждого», шокирует публичной мастурбацией. «Дождя в небе так же довольно для всходов, как потирать живот, чтобы успокоить плотский голод». Позор, это не мастурбация, а бесстыдство! Но дело в том, что кроме нетипичного для греков вопроса об эксгибиционизме ставится, похоже, вопрос о самом акте. Общественная мораль, судя по всему, не очень озабочена законным или незаконным характером получения удовольствия от своего собственного тела. Это скорее общепринятый способ. Так же, как не носят собственное бремя, а заставляют его нести другого, так же, как не читают, а заставляют читать, так же получают максимальное удовольствие, заставляя мастурбировать, а не мастурбируя; и напротив, какое унижение мастурбировать, выполняя одну из разновидностей «работы телом» (выражение проститутки).

Другой способ — это искусственные фаллосы. Мы знакомы с ними по литературе и живописи. Огромные, часто украшенные на конце глазом (зооморф, антропоморф), иногда с крыльями в основании; мы обнаруживаем их на картинах — собранные в пучки в корзинах, а также в руках обнаженных женщин. Живопись показывает несколько сцен мастурбации и взаимных женских прикосновений, но что касается фаллоимитаторов, то их значительно больше. Но как определить важность подобного инструмента, если в нашем распоряжении лишь намеки? Он является частью предметов, характеризующих жизнь проституток, а также других женщин, включая жен. Заслуживает внимания другое использование фаллоимитатора, похоже, вовсе не предполагает уединение. Во всяком случае, женщины говорят об этом свободно. В пантомиме Герондаса «Подруги» Метро рассказывает Коритто, что видела великолепный ярко-красный искусственный фаллос у «Носсисы, дочери Эринны», которая сама получила его в подарок от Евбулы, жены Битаса, да и у нее самой тоже есть на что посмотреть.


МЕТРО. ... Кто тебе его сделал? Во имя любви, скажи... Умоляю, милая Коритто, не лги, кто его сделал.

КОРИТТО. Зачем так умолять? Мне сделал его Кердон.

МЕТРО. Какой Кердон, скажи. Потому что их два...

КОРИТТО. Ни один из двух, которых ты имеешь в виду, Метро... Этот работает взаперти, чтобы продавать тайком. Но его работа, что за работа! Тебе показалось бы, что это рука самой Афины... Завидев их, меня охватила зависть (потому что он принес два, Метро), я не поверила своим глазам. У мужчин (между нами) никогда не бывает такой твердости. А кроме того, гладкость — просто мечта! Кажется, будто прикасаешься к шерсти, а не к коже! Сколько бы ты ни искала, не найдешь для женщины лучшего сапожника.


Мы за пределами Афин, в III веке до н.э. Теперь женщины наслаждаются неизмеримо большей свободой передвижения, но вся эта «жизнь», вращающаяся вокруг искусственного фаллоса, кажется несколько странной. И возникает сомнение: не существовали ли искусственные фаллосы только в головах мужчин, не представлявших других сексуальных наслаждений женщинам, кроме тех, которые они придумали на тему, связанную с проникновением? Так, говоря о сексуальных отношениях между лесбиянками, Артемидор в своем «Соннике» использует глагол pérainéin, «проникать», и описывает случай, когда одной женщине приснилось, что она «проникла» в другую женщину тем, о чем женщина мечтает, чтобы в нее «проникла» этим другая женщина. До чего же дошло мужское представление о мире? Как же нам быть: верить в удивительную мужскую вседозволенность или признать, что это чистейшая выдумка. Вероятнее всего, речь все-таки идет о преувеличении. Сцены мастурбации достаточно часто появляются в живописи, в гомо- и гетеросексуальном контексте. В этом случае мужчин мастурбируют женщины — часто старухи, — они заставляют заниматься с ними любовью. Мужчина не проявляет никакого внимания к половым органам своей партнерши, повсюду изображены женщины, оказывающие внимание мужчинам.

Женщины являются фактором возбуждения, женское слово — зачинщиком беспорядка. Тема опустошительного женского сексуального стремления идет рука об руку с темой распущенности, следовательно, с темой неверности. В комедиях женщины обманывают своих мужей: «Имеют все [...] по общему согласию, всегда готового на все любовника». Однако если женщины того века чаще выглядят жертвами, чем мужчины, то только внешне, поскольку мужчины считают, что бесконтрольное увлечение роскошью является скорее женским, нежели мужским качеством. Греки объясняли это тем, что женщины испытывают гораздо больше трудностей, чем мужчины, в самоконтроле.


Что же в них происходит?

Второй довод вытекает из экзистенциального ужаса. Загадка возникает вместе с телом и развивается вместе с ощущением, которое оно доставляет; греческого мужчину беспокоит странное поведение женщины. Об этом он думает чаще, чем следовало бы, и вот, как это не раз бывало, впечатление об этих его фантазиях приняло форму мифа, мифа о Тиресии.

«Тиресий [...] увидел [...] змей, собирающихся совокупиться. Он ранил одну и внезапно изменил внешний вид. Из мужчины он стал женщиной и соединился с мужчиной. Но Аполлон дал ему понять через оракула, что, если таким же образом он ранит другую змею, то вновь станет таким, как был раньше. Тиресий исполнил то, что велел ему бог. Так он вновь обрел свою истинную природу. Однажды, когда Зевс поссорился с Герой, утверждая, что в половом акте женщина испытывает большее наслаждение, чем мужчина, в то время как Гера настаивала на противоположном, они решили позвать Тиресия, чтобы задать ему вопрос, поскольку он имел опыт и одного, и другого пола... Тиресий отвечал, что если бы существовало десять частей (наслаждения), "муж из десятка частей" наслаждался бы "частью одною", а женщина "чувством своим в наслажденьи" восполняла "десяток". Гера, рассердившись, выколола Тиресию глаза, ослепив его. Но Зевс одарил его даром предсказателя и жизнью длиной в семь поколений».

Миф — это не верование, но не станем отрицать, что одно было связано с другим. Основа заложена в женской полнокровности, в ее близости к животным. Да, мужчины признают женское наслаждение, «биологи» уверяют даже, что оно необходимо для плодовитости. Аристотель считал, что мнение, будто «самка во время коитуса выделяет свою часть спермы», ошибочно. Природа жидкости, выделяющейся в этот момент, совсем другая, она не является «сперматической, это местная секреция каждой женщины», вытекающая из матки. Истечение этой жидкости связано с испытываемым наслаждением («сравнимым с наслаждением мужчин»). Но не все женщины выделяют ее одинаково интенсивно (не производят одинаковое количество жидкости). Чем у них «бледнее кожа и женственнее вид», тем большее наслаждение они испытывают. Секреция, выделяемая при совокуплении, является привилегией самых женственных женщин и зависит от испытываемого наслаждения, которое тем больше, чем полнокровнее самка. Последователи Гиппократа оргазмическую модель заимствовали у мужчин, она вагинальна, а за образец взята мужская эякуляция.

«У женщин половой орган натирается во время коитуса, а матка находится в движении, [она] охвачена подобием зуда, несущего наслаждение и жар остальным частям тела. Женщина также эякулирует всем телом, то в матке (и она становится влажной), то вне ее, если матка распахнута больше, чем необходимо». Врач, заботясь о воспроизводстве, рекомендует продолжительные отношения:

«Поскольку привычка возбуждает желание, вены расширяются. А если мужское семя взаимодействует напрямую с семенем женщины, происходит зачатие»

(«Женские болезни», 1, 17).

В этой системе женщина зависит от мужчины:

«Женщина получает наслаждение с самого начала, во время всего коитуса, пока мужчина ею обладает. Если она испытывает оргазм, она эякулирует до мужчины, и ее наслаждение становится другим; если она не испытывает оргазма, ее наслаждение заканчивается с наслаждением мужчины... Это происходит подобно тому, как в кипящую воду добавляют воду холодную: вода прекращает кипеть; так же сперма мужчины, попадая в матку, гасит огонь наслаждения женщины. Наслаждение и пыл образуют пламя, когда сперма падает в матку, затем они прекращаются. Это происходит подобно тому, как опрокидывают вино на пламя: случается сперва, что пламя взвивается и увеличивается, когда в него попадает вино, потом оно угасает. Так же у женщины жар повышается от контакта с мужской спермой, затем угасает. Женское наслаждение в коитусе гораздо менее сильное, чем наслаждение мужчины, но длится оно дольше».

Почему-то последователи Гиппократа не упоминают о клиторе, хотя под разнообразными названиями — миртовый бутон, семечко, ячменное зерно и нимфа — и сам орган, и воздействие на него были известны их современникам.

«Нередко самка зачинает, не испытывая во время полового сношения чувства наслаждения, и обратно, когда это чувство возникает и притом одновременно у самца и самки, она тем не менее не рождает, если не имеется влаги, так называемых месячных в соответствующем количестве.

Однако если даже обычное чувство наслаждения не возникает, то и от такого сношения происходит зачатие, если только место это приходит в состояние раздражения и матка спускается ближе книзу»[60]

Так Аристотель разделяет процесс оплодотворения и женское наслаждение.


Загрузка...