Повседневная жизнь Пушкиногорья

Послесловие

Credo Гейченко было многократно им самим сформулировано, высказано и зафиксировано в статьях и книгах. Оно не нуждается в ином подтверждении, кроме того, которое получает любой гость Пушкинского заповедника, от сотрудника до случайного посетителя, вне зависимости от уровня образования и степени погруженности в пушкинские реалии. Подтверждение это — невольно возникающее чувство сопричастности.

Пусть не в эти стены входил и не эту дверь открывал Пушкин, прибывший в Михайловское летом 1824 года, но ведь наверняка он видел тот же самый холм, и тот же изгиб реки, и травы были такими же, и звуки леса и сада, и даже неподлинная мельница и вновь отстроенный дом на крутом берегу начинают восприниматься как часть ландшафта, вечной и прекрасной природы, окружавшей здесь поэта и делившей с ним его бытовую и творческую жизнь. Не в этой ли точке начинается приращение к обычному русскому пейзажу новых и новых смыслов, глубина которых не ограничена вопросом подлинности окружающих построек или представленных на экспозиции предметов?

Сам Гейченко формулировал это следующим образом: «Передо мной в Михайловском прошли сотни тысяч людей разных возрастов, знаний и стремлений. И все они хотели увидеть то, что окружало поэта. И вот я говорю им: „У этого окна любил сидеть Пушкин“. Тут все они начинают смотреть на обыкновенное окошко и вдруг видят, что оно не обыкновенное, что никто из них такого окна раньше не видел, не видел около окна этого зеленого куста, что другого такого куста нет на всем свете, что над кустом небо, какое было при Пушкине, и облако, и отраженный стеклом силуэт пролетающей птицы, которую, может быть, видел и он»^[478]. В силуэте пролетающей птицы заключена вся практическая философия хранителя Пушкинского заповедника, не отвлеченно привлекательная, а деятельная и преобразующая мир. Заметим, что перед этой философией не устоял даже Сергей Довлатов, настроенный по отношению к ней заведомо иронически. Через десять лет после своей работы в Пушкинских Горах он подарил повесть «Заповедник» своему другу А. Ю. Арьеву с таким инскриптом: «…В память о лучших местах на земле! (А я, между прочим, побывал в 12-ти странах)»^[479].

С. С. Гейченко в шутку называл себя «домовым», которому посвящен известный пушкинский текст. Позволим себе закончить книгу этим стихотворением, которое директор и хранитель Михайловского считал напутствием и благословением, обращенным через столетия лично к нему: