Повседневная жизнь старообрядцев

Сохранение традиционного уклада жизни — не меньшая заслуга русских старообрядцев, чем сохранение тех или иных элементов духовной и художественной культуры Древней Руси. Выше уже говорилось о том, что основой старообрядческого мировоззрения и культуры было в первую очередь богослужение. Именно богослужение являлось тем стержнем, на котором держалась и жизнь старообрядческой общины в целом, и жизнь каждого отдельного старообрядца.

«Боголюбцы», или «ревнители благочестия», стоявшие в середине XVII века у истоков старообрядческого движения, сурово обличали образ жизни своих прихожан — как представителей знати за отсутствие нищелюбия, приверженность к стяжательству, «суетным утешениям», охоте, играм и пирам, так и простой народ — за любовь к плясунам и скоморохам, к винопитию и разврату, «плясанию» и «игрищам бесовским». Наблюдая, как одновременно с падением христианской нравственности возрождаются пережитки язычества, они стремились к широкому преобразованию церковной жизни, которое было для них равнозначно оцерковлению всего русского быта.

По словам С.А. Зеньковского, «ревнители благочестия» «осмысливали церковь как соединение всего духовенства и мирян под благословением Христа, смотрели на её работу как на общее молитвенное стремление к правде и Богу. Они хотели торжества веры в сердцах русских людей и этим надеялись провести в жизнь свой теократический идеал государства, руководимого церковью»[252]. Церковь во время соборного богослужения казалась им живым, зримым воплощением Царства Божия на земле. Святая Русь, идеал которой они носили в своей душе и за возрождение которой так ревностно боролись, виделась им неким подобием храма. Поэтому упорядочение богослужения, «чин церковный» занимали столь важное место в жизни и мировоззрении «боголюбцев». В последующие века среди их идейных последователей — старообрядцев — мы встречаемся с подобным же трепетным отношением к церковному богослужению и всему, что связано с ним.

Вместе с тем условия постоянных гонений, в которых вынужденно находились ревнители «древлего благочестия» на протяжении более чем трёх столетий, вызвали к жизни ряд специфических черт, выделяющих их на фоне других представителей русского народа. К таким чертам можно отнести эсхатологизм и как следствие его — политику изоляционизма.

Выводы о наступлении «последних времён» развивались с самого начала церковного раскола. Об этом было сказано уже достаточно. Вся никоновская «реформация» воспринималась староверами именно под таким углом зрения: замена двоеперстия «антихристовой щепотью», православного трёхсоставного креста — латинским «крыжем», добавление к имени Спасителя второго «и» (что трактовалось как «ин Исус», то есть иной Исус — антихрист), наконец, замена в крестных ходах и церковных таинствах движения «посолонь» — по солнцу, вслед за Солнцем-Христом — на движение против солнца, то есть против Христа. «В литургийном действе правая и левая сторона поменялись местами… Поскольку “вывернутый”, “левый” мир в условиях русского двоеверия воспринимался как антихристианский, то никоновские реформы могли смыкаться в культурном сознании с языческими или колдовскими обрядами»[253].

При этом, как нередко отмечали исследователи, эсхатологизм в старообрядчестве сочетался с представлением о собственной исключительности и избранности, с чувством глубокой ответственности за сохранение неповреждённой православной веры. «Мессиански ориентированные защитники старой веры признают себя последними, единственными хранителями православной религии и считают, что наделены миссией сохранения истинного благочестия в условиях апокалипсического времени»[254].

Особый взгляд на мир и особое отношение к миру, всегда отличавшие староверов на протяжении всей их истории, неизбежно приводили к своеобразию повседневных форм жизни. Ниже мы рассмотрим некоторые особенности старообрядческого богослужения и быта. Речь пойдёт по преимуществу о богослужении и быте староверов-беспоповцев, поскольку именно они составляли подавляющее большинство старообрядческого населения Русского Севера.

Моленная

Храм, или, точнее, моленная, представляет собою безусловный центр всего старообрядческого космоса. Весь круг жизни старовера — от купели до погоста — так или иначе связан с моленной. Стоит только изъять этот смыслообразующий центр из жизни староверческой общины, как она через некоторое время превратится в нечто вроде «фольклорного ансамбля», а затем и вовсе перестанет существовать.

В этом смысле показателен один эпизод из истории староверческой моленной, расположенной на территории нынешней Псковской области и на протяжении почти трёх веков служившей духовным центром местных староверов. Как сообщала столичная газета «Еженедельник» в 1873 году, в деревне Пружинцы (Невельского уезда) «устроены… две раскольничьи молельни, при которых живут несколько наставников, под главным управлением местного крестьянина М. П. Личности эти уверили местных жителей, что от существования одной из их молелен “зависит судьба остального мира”, что с уничтожением этой молельни погибнет мир; что они — наставники есть “члены одного из Вселенских соборов”… Разъезжая по разным деревням не только Вязовской волости, но и по уездам Псковской и Витебской губернии, эти лженаставники набивают свои карманы и настолько расположили в свою пользу невежественных последователей феодосиевского толка, что последние деревню Пруженицы начали считать выше по святости Самаго Иерусалима, а пружинецких наставников единственными в мире служителями истины, успевшими и по настоящее время уберечься от печати Антихриста»[255].

Изгнанные после начала никоновских церковных реформ из древних, намоленных их благочестивыми предками храмов, староверы вынуждены были тайно собираться на общую молитву у кого-либо из своих единоверцев в доме. По сути, прообраз такой первой старообрядческой моленной мы встречаем уже в событиях августа 1653 года — когда протопоп Аввакум, вынужденный уйти со службы в Казанском соборе на Красной площади, перешёл с частью своей паствы в простое «сушило» (сарай для сена) во дворе дома Иоанна Неронова, где продолжил служение всенощной. «Ибо в иную пору, — говорил при этом Аввакум, — и конюшня лучше церкви бывает». Вот таким — без алтаря и «внешних оказательств» — стал первый старообрядческий храм…

В годы гонений нередко зажиточные староверы обустраивали у себя в домах целые комнаты — моленные, или óбразные, — где проводился весь суточный круг богослужений. Так, в палатах опальной боярыни Ф.П. Морозовой действовал небольшой женский монастырь приверженцев «древлего благочестия». Впоследствии мы видим, что подобные тайные молельни и скиты нередко существовали при домах богатых купцов-староверов, причём служили они не только в качестве частных моленных, но и в качестве общественных.

С прекращением открытых гонений со стороны властей старообрядческие моленные дома тем не менее долгое время существовали полулегально. Интерьер их был достаточно аскетичен. Вот, например, описание внутреннего вида уже упоминавшейся выше пружинецкой моленной: «Оказалось: при доме крестьянина Якова Андреева находится чрез сени особая изба, гораздо большего размера, где живёт Андреев. — Изба найдена запертою нутренним клюнем, совершенно новая в длину и ширину 12-ть аршин, с полом и потолком, дверь в неё из сеней с запада, при входе с правой стороны — два окна на улицу и одно с левой стороны в огород. Во всю противоположную двери стену устроена деревянная полка и на ней разной величины иконы счётом дватцать, по всей полке, против икон стоят наполовину и больше сгоревшие восковые свечи, большею частию толщиною в руку. Посредине у образной полки деревянный стол, вроде престола, покрыт тёмного цвета шерстяною материею, по краям обшита в два ряда галуном, с передней стороны насредине тоже галунный крест. Тут же неподалёку другой меньшего размера деревянный стол — и на нём два небольших ящика, один с ладуном — другой пустой. По обе стороны этих столов вдоль образной полки устроено вроде налоя и покрыто ситцем. В правом угле под иконною полкою плетёная корзина и в ней до ста поминовенных книжечек и тут же разного цвета шерстяные и ситцевые наручники (имеются в виду подручники. — К.К.) 13-ть штук, на стене в разных местах четверо коженных чёток и несколько белых полотенцев. На образной полке с левой стороны медная с ручкой кадильница, по стенам где окны, во всю длину деревянные скамейки. Вообще по всей обстановке этой избы видно совершенное доказательство раскольнического молитвенного дома»[256]. Как видим, интерьер более чем скромный…

Характерной особенностью старообрядческих молитвенных домов стало отсутствие алтаря и, соответственно, ведущих в него Царских врат. Обычно всю восточную стену занимал иконостас, в центре которого находилась икона Спаса. Иногда (это касается прежде всего крупных городских моленных) иконостас мог быть многоярусным — по типу древнерусского высокого иконостаса — и включал в себя образа, добытые из дораскольных церквей. Иконостас — это смысловой центр и главное украшение старообрядческих моленных. Именно на нём должны быть сосредоточены взоры молящихся. «Между верующими и святыми, изображёнными на иконостасе, устанавливается живая связь взаимного общения, которая есть не что иное, как связь и общение Небесной и земной Церквей. Небесная, торжествующая Церковь, представленная иконостасом, оказывает деятельную помощь земной, воинствующей или странствующей Церкви, как принято её называть. В этом смысл и значение иконостаса. Всё это можно отнести к любой иконе, в том числе и находящейся в жилом доме, и к настенным росписям храма»[257].

В домах старообрядцев роль церковного иконостаса играла божница («образа», «красный угол», «передний угол») — полка или киот[258] с иконами. Первое, что делали старообрядцы, приступая к строительству нового дома, — определяли место для размещения домашних икон. Согласно православной традиции моление должно совершаться лицом к востоку, поэтому божница размещалась в восточном или юго-восточном углу комнаты. Вот как говорит об этом популярный среди старообрядцев «Домострой»: «В дому своем всякому християнину во всякой храмине святыя и честныя образы написаны на иконах по существу ставити на стенах устроив благолепно со всяким украшением и со светилники, в них же свещи пред святыми образы возжигаются на всяком славословии Божии, и по пении погашают завесою закрываются всякия ради чистоты, и от пыли благочиния ради и брежения, а всегда чистым крылышком ометати, и мяхкою губою вытирати их и храм тот чист держати всегда а к святым образом касатися достойным в чистеи совести и на словословии Божии, и на святом пении, и молитв свечи вжигати, и кадити благовонным ладоном и фимияном, а образы святыя поставляются, иже в начале по чину свято почитаеми суть имяны прежереченными, в молитвах и во бдениих и в поклонех, и во всяком славословии Божии всегда почитати их со слезами и рыданием и сокрушеным сердцем исповедатися, просяще отпущения грехом»[259].

Перед образами помещали одну или несколько лампад, которые возжигали (вместе со «свещами») накануне и в дни больших праздников, на Страстной седмице, а также во время домашней молитвы. В Вербное воскресенье в божницу ставили освящённую в моленной вербу, а на Пасху «христосовали» образа красным яичком. Как правило, божница украшалась нарядными рушниками, вышивкой и кружевами. Во многих домах было принято закрывать божницу раздвижной занавеской, скрывавшей чтимые образа от посторонних глаз.

Обычно в центре домашнего иконостаса помещалась икона Спасителя или же восьмиконечный крест с Распятием. Остальные иконы могли располагаться в произвольном порядке. Рядом с центральной иконой помещали образа Богородицы, Иоанна Крестителя, святителя Николы, других почитаемых или тезоименных хозяевам святых. Нередко в старообрядческих божницах можно встретить меднолитые створцы с изображениями икон двунадесятых праздников — они заменяли целую походную церковь. При этом иконы принято было ставить на специальные полки, а не вешать их на стены, как простые картины, — обычай, с точки зрения староверов, неблагочестивый, заимствованный у прихожан новообрядческой церкви. Литые иконы и кресты небольшого размера врезали в доски и также размещали на полках.

Ещё одной характерной особенностью старообрядческой моленной является обязательное наличие в ней двух клиросов (или крылосов). Так называется правая и левая стороны солеи, на которых стоят чтецы и певцы — клирошане. От молящихся клироса отделены невысокой перегородкой, украшенной иконами, — так называемым заклиросником, или же просто ограждением. Так же как в древности алтарная преграда постепенно превратилась в высокий иконостас, отделяющий алтарь от средней части храма, в некоторых старообрядческих моленных со временем образовались достаточно высокие заклиросники — тем самым клиросы оказались отделены от молитвенного зала.

На каждом клиросе есть аналой (или «налой», как его чаще называют) — высокий наклонный столик, на который кладутся богослужебные книги для чтения, а также иконы для поклонения по случаю того или иного праздника или дня памяти святого. Также на клиросах имеется набор необходимых для богослужения книг. Правый клирос считается главным, около него находится место наставника, ведущего службу. В субботу, воскресенье, вторник и четверг правый клирос является «ведущим» (то есть начинает чтение и пение), а в понедельник, среду и пятницу «ведущим» является левый. Руководит причтом каждого клироса головщик. Если в храме немногочисленный причт, то службу могли вести на один клирос. На правом же клиросе во многих староверческих моленных имелся малый колокол, которым прихожане храма извещались о начале и окончании богослужения.

Как уже говорилось выше, до Манифеста 1905 года староверам запрещали строить молитвенные дома с «внешним оказательством» и использовать колокола. Колокольный звон заменяла подвешенная железная доска (или рельс), используемая для созыва на богослужение, — так называемое било, употребление которого на христианском Востоке зафиксировано ещё в IV веке. Звук извлекался посредством удара молотка или деревянной палки. Кое-где в старообрядческих храмах подобные била сохранились и до наших дней. Однако после снятия всех запретов в 1905 году ситуация изменилась. На моленных появились главки и купола, увенчанные восьмиконечными крестами. Некоторые храмы могли быть украшены сразу несколькими куполами — в зависимости от достатка общины. Рядом с моленной или непосредственно над ней строились колокольни, также увенчанные крестами. Иногда моленные имели простые звонницы, в которых, в отличие от колоколен, управление колоколами совершалось непосредственно с поверхности земли.

Колокольный звон сопровождал старовера всю его жизнь. В соответствии с богослужебным уставом существовали различные разновидности колокольного звона. «Благовест — это один из наиболее древних звонов в Церкви Христовой[260], он осуществляется мерными ударами в один из самых больших колоколов или бил, если их на колокольне имеется несколько… Совершается один удар в самый большой колокол, затем два удара с небольшим перерывом и двенадцать ударов подряд — это повседневный звон. Благовестом также начинаются воскресные и праздничные звоны, только перед соборными и праздничными службами увеличивается количество ударов в большой благовестный колокол. Благовест бывает и в Великом посту, только удары там более редкие — великопостные, ещё реже удары бывают, когда выносят тело умершего из храма и провожают его в последний путь — это траурный звон. Трезвон — это праздничный звон, который осуществляется во все колокола и била… Трезвону может предшествовать перезвон, то есть удар поочередно в каждый колокол или било по одному разу, начиная с самого большого и до малого, что символизирует собой “истощание” Исуса Христа, нашего ради спасения. После перезвона ударяют “во вся”, то есть начинается трезвон перед великими праздничными службами. Трезвон выражает собой духовную радость и торжество Веры Христовой, в нём участвуют обычно все колокола и била, имеющиеся на колокольне»[261].

Духовные наставники

Поскольку по убеждению староверов-беспоповцев после раскола Русской Церкви весь епископат отпал от истинной веры, исказив древние формы богопочитания, то и Церковь вынужденно оказалась лишённой духовной иерархии. В этом существеннейшее отличие староверов-беспоповцев от западных протестантов, вообще отвергающих необходимость церковной иерархии. Как писал один из авторитетнейших поморских начётчиков XIX — начала XX века И.И. Зыков, «и если мы не сообщаемся ныне с епископами господствующей церкви и от них удаляемся, это не потому, что они епископы, и что якобы не нужны их тайны, а только и непременно потому, что они при Патриархе Никоне отступили от благочестия, содержимого и святохранимого Христовой Церковью в России…»[262].

С наступлением «последних времён», господства «духовного антихриста» прекращается и истинное священство, наступает «бессвященнословное состояние». «Это не было отрицанием священства. Это был эсхатологический диагноз, признание мистического факта или катастрофы: священство иссякло…»[263] Староверы-беспоповцы приспособили своё богослужение к ситуации постоянного и необратимого отсутствия священства, при этом взяв за основу канонически предусмотренные до никоновского раскола случаи временного, пусть даже и многолетнего, отсутствия священства. Такая практика была достаточно распространена в северных русских монастырях и сельских приходах.

Староверы пытались найти обоснование своего «бессвященнословного состояния» прежде всего в Священном Писании, искали они подобные прецеденты и в истории Церкви. Ссылались на книгу пророка Исаии, где содержится пророчество о прекращении священства: «Оставлена будет дщи Сионя, яко куща в винограде, и якоже хранилище в вертограде, и яко град обстоим» (Ис., 1). Святой Ипполит, папа Римский, приводил на это место такое толкование: «Виждь, рече, пророка возлюбленне осияние, еже прежде колицех родов о времени предрече. Небó о иудеох сие слово пророчествова, ниже о Сионе граде, но о святей церкви. Сион бо церковь, сиречь юже от язык приведшуюся невесту вси пророцы показаша» (Соборник Большой, л. 120).

Аналогичное пророчество находили и у пророка Аввакума: «Зане смокви плода не сотворят и не будет плода в виноградех. Солжет древо маслинное и поля не сотворят яди. Оскудеша овцы от пищи и не будет волов при яслех» (Авв., 3). По толкованию Святых Отцов, волы означают здесь епископов, как Петр и Павел названы волами: «Петр и Павел впряжена вола церковная, иже добрую куплю вселенней принесше, иже крест вместо ярма вземше» (Пролог, июнь, 29 день, в похвальном слове). Яслями Писание именует церковные алтари, как свидетельствует Поучительное Евангелие на Рождество Христово (л. 498 об.).

В самом Евангелии находили слова, прямо говорящие о священстве: «Вы есте свет миру… Вы есте соль земли, аще же соль обуяет, чим осолится? Ни во что же будет к тому, точию да изсыпана будет вон, и попираема человеки» («Вы — свет мира… Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёною? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить её вон на попрание людям»; Мф. 5,13–14). Под «солью» здесь понималось священство, содержащее поучительное слово. Если соль «обуяет», то есть примет чуждые Церкви Христовой учения, то тогда лишь остаётся «иметь соль в себе», как о том говорит Спаситель: «Имейте соль в себе и мир имейте между собою» (Мф. 9,50).

Об этом ещё определённее говорит такой великий церковный авторитет, как святой Иоанн Златоустый: «Если епископ не находится среди своего стада, чтобы руководствовать им, пусть овцы сами возьмут на себя обязанности пастыря. Робкие, которые ссылаются на этот предлог, уклоняясь от собраний, изменяют долгу веры». В этом случае, исполнив заповеди Божии, верные обрящут себе пастырем Самого Бога.

Исторические прецеденты подобного «бессвященнословного состояния» также имелись. Например, после заключения в 1595 году Брестской унии между католиками и православными Юго-Западной Руси там не осталось ни одного православного епископа, поскольку все они признали главенство римского папы. Четверть века простые верующие, оставшиеся верными православию, обходились без пастырского окормления, и лишь в 1620 году иерусалимский патриарх Феофан IV восстановил церковную иерархию. Поддерживая православный народ Малороссии, константинопольский патриарх Иеремия писал в послании к ним: «Спасайтеся, братия моя, сами, а пастырьми спастися не можете. Спасайтеся, братия моя возлюбленныя, верное стадо Христово, роде избранный, язык святый, царское освящение, людие обновленыя, русский благочестивый народе, спасайтесь заповедьми евангельскими, спасайтесь законом отеческим, спасайтесь честным и целомудренным житием»[264].

Духовное наставничество как особый институт выделилось у староверов-беспоповцев достаточно рано. В постановлениях Новгородского собора 1694 года наставнику, или духовному отцу[265], отводилась особая роль — он мог крестить, исповедовать, налагать епитимии и даже отлучать от Церкви. Так называемые польские федосеевцы практиковали выборы духовного наставника приходом и благословение его прежде бывшим наставником на церковное служение. В 1752 году на Польском соборе этот обычай был возведён в правило. К наставнику предъявлялись следующие требования: «…Еже вместо священника избирати от простолюдин, благоговейна православна добродетельна исполненных лет суща мужа. Благословенну ему мощно быти на Духовное дело и службу, сиречь крестити, и покаяние творити верным людям, кроме иерейскаго действия: церковну службу божественную пети яко иноку просту и не освященну: недерзая ни литургии ни молитв, ни ектеней ни возгласов, ни разрешительных молитв, ни ино любо что иерейское творити»[266]. При этом избранному церковным народом наставнику давалось наименование «настоятель». От него требовалось вести жизнь по иноческому уставу — в посте, воздержании и безбрачии.

Любопытно, что у староверов северо-востока Речи Посполитой с 1678 года до середины XIX века существовало звание «общего пастыря древлеправославных христиан Литвы и Курляндии», свидетельствовавшее о «преемственности церковного наставничества от русского дониконовского православия и его сохранении в традиции последовательной передачи этого звания одному из достойнейших наставников края»[267]. Варковский собор 1832 года осудил практику келейного благословения одного наставника другим, определял уровень грамотности кандидата в духовные отцы, а также обязал лиц духовного звания «имети о себе ставильную грамоту». Тогда же был оформлен и порядок отрешения наставника от должности — для этого необходим был общий духовный совет, состоящий из шести настоятелей и духовного отца отрешаемого.

Особо остро вопрос о наставниках ставился на Первом и Втором Всероссийских соборах христиан-поморцев соответственно в 1909 и 1912 годах. Первый Всероссийский собор 1909 года, подтвердив главные положения вероучения ранних поморских отцов о пришествии «духовного антихриста» и о неприятии священства от господствующей церкви, вместе с тем вынес постановление о статусе наставников как духовных руководителей общины, «достойных всякой чести и почитания». При этом собор счёл их стоящими выше «простецов», из-за чего впоследствии завязалась достаточно оживлённая полемика, и уже на Втором Всероссийском соборе 1912 года такая формулировка была изменена: «Наставники, или духовные отцы и руководители, стоящие во главе христианских приходов, должны почитаться как не имеющие священнослужительской степени, нерукоположёнными пастырями Церкви. Духовные права и обязанности наставников определяются Священным Писанием, до нерукоположённых пастырей относящихся, и обычаем, оставленным Церкви блаженной памяти предками нашими. Избрание народное и благословение отца духовного на служение Церкви возводит наставника на почётное и первенствующее место в приходе».

Согласно постановлению Второго Всероссийского собора поморцев, обязанности духовного наставника заключаются в исполнении церковных таинств (которые по церковным правилам дозволено совершать мирянину), предстоятельстве при богослужении, в управлении клиросом и приходом, в церковном учительстве и в наблюдении за религиозным и нравственным порядком в общине или приходе.

На протяжении XVIII–XIX веков по своему внешнему виду старообрядческие наставники ничем от простых крестьян или же мещан не отличались. Виленский съезд 1906 года установил особую форму одежды для наставников: летнюю и зимнюю — чёрную, так называемый азям, или кафтан, верхнюю — тоже чёрную — полукафтан без пояса. Летом на голове следовало носить низкую шляпу с широкими полями, а зимой — чёрную «каракуловую» шапку с дном чёрного сукна[268].

Крещение

Староверы признают все семь церковных таинств, которые существовали в дораскольной Церкви и перечислены в книге «Большой Катихизис»: 1) крещение, 2) утвержение (или хризма), то есть миропомазание, 3) священничество, то есть рукоположение, или чин причетнический, 4) божественное причащение, то есть благодарение (евхаристия), 5) исповедание, или покаяние, 6) законный брак (венчание), 7) маслоосвящение, или последнее елеосвященное помазание (соборование)[269]. Однако из-за отсутствия священства они «по нужде» содержат только два из семи таинств, без которых, по их убеждению, невозможно спастись, — крещение и покаяние.

Крещение — главное христианское таинство, через которое человек входит в Церковь, рождаясь для новой жизни, и единственное из церковных таинств, упомянутое в Никео-Цареградском Символе православной веры. Крещение — второе рождение, рождение духовное и, следовательно, sub specie aetenitatis[270] более важное, чем рождение первое, естественное.

Согласно церковным правилам в случае нужды крещение могут совершить и простой мирянин, и даже женщина. В «Поморских ответах» и «Щите веры» приводится множество случаев из истории Церкви Христовой, когда крещение совершали не только нерукоположённые мужи и жёны, но некоторые по нужде даже сами себя крестили. Упомянем лишь самые известные случаи. Во время земной жизни Исуса Христа апостолы, ещё не имевшие рукоположения, крестили, как о том свидетельствует евангелист Иоанн Богослов: «Исус сам не крещаше, но ученицы Его» (Ин. Зач. 11). Апостол Павел крестился от Анании, не имевшего священства. Святая Мариамия, сестра святого апостола Филиппа, крестила многих. Святой мученик Галактион крестил свою обручницу и раба Евтолмия. Святой мученик Созонт многих крестил. Святой Афанасий Великий в детском возрасте детей крестил. Сами себя крестили равноапостольная святая первомученица Фекла, мученица Дросида, мученик Порфирий, преподобный Феофан.

Староверы признают только трёхпогружательное крещение, сохранявшееся в Церкви со времён апостольских, и ссылаются при этом на 50-е Апостольское правило: «Аще который епископ или презвитер не крещает в три погружения единем глашением, но во едино погружение в смерть Господню даемо, да извержется таковыи. Не рече бо Господь в смерть Мою крестите: но шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа»[271]. Согласно церковным правилам новорождённого младенца следовало крестить на восьмой день жизни[272]. При этом его нарекали соответствующим именем в честь того святого, память которого по «Святцам» приходилась на восьмой день. В современной практике родители могут выбрать имя для младенца в пределах восьми дней, прошедших со дня рождения, а младенцам женского пола (из-за меньшего количества женских имен в «Святцах») разрешается давать имя и в течение восьми дней, предшествующих дню рождения.

В таинстве крещения участвуют духовный наставник, сам крещаемый и двое крёстных — мужчина и женщина. (По нужде допускается иметь одного крёстного.) Крёстные при этом становятся духовными родителями новокрещёного. Крещение, как правило, совершается в моленной, в специальном сосуде с водой — купели. В случае крещения взрослого человека чин крещения обычно вычитывался в моленной, а погружение совершалось в открытом водоёме — в реке или озере. Если крестятся сразу несколько человек, то для каждого готовится отдельная купель. Вода в купели в любое время года не подогревается. Перед началом таинства наставник устанавливает крестообразно по краям купели четыре свещи и с молитвами и каждением обходит купель. После совершения таинства на новокрещёного надевают нательный крест и облачают в крестильную рубашку белого цвета, которую он не должен снимать в течение восьми дней. Рубашка подвязывается поясом.

Нательный крест старовер должен всегда носить на своём теле, снимая его только перед мытьём в бане, которая традиционно считалась нечистым, «поганым» местом. У староверов не принято было носить нательные кресты с изображением распятого Христа, хотя до раскола такие кресты и встречались, также как не принято было носить на теле иконы. Посреди старообрядческих нательных крестов четвероконечной формы изображается восьмиконечный Голгофский крест — символ, в то время как Распятие с изображением Христа является иконой, образом, на который подобает молиться, а не носить на теле наподобие амулета. Существует также различие между «мужскими» и «женскими» нательными крестами. Так, «женский» крест имеет более сглаженную, округлую форму без острых углов, и вокруг него растительным орнаментом изображается «лоза», напоминающая о словах псалмопевца: «Жена твоя, яко лоза плодовита в странах дому твоего» (Пс. 127, 3).

Вот как один из старообрядческих наставников объясняет подобное различие: «Необходимо помнить, что после грехопадения Всеблагий Бог установил неизгладимо законы для духовной и телесной природы мужа и жены. Установленный Богом порядок жизни имеет такие глубокие корни в духовной природе человеческой, что всякая попытка уклониться от исполнения нравственного долга влечёт за собою самые печальные последствия. Поэтому-то обязанности мужчин и женщин раз навсегда установлены Богом, и крест тех и других неодинаков, то есть нравственный долг каждого пола определён самим складом их природы телесной и духовной. Св. апостол Павел говорит: “Ина слава солнцу… и ина слава звездам”. А св. Церковь наша эту же мысль осуществила и в самой форме тельного креста: для мужчин установлен крест четырёхконечный как знамение креста, а для женщин имеет подобие звезды, что указует на некоторую зависимость женщины от мужчины, о чём была дана заповедь первым людям тотчас по их грехопадении, ибо Бог сказал жене: “К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою”. Как некоторые планеты небесные заимствуют свет свой от солнца, так и крест женщины, то есть её земной удел, есть как бы отображение её отношений к своему мужу»[273].

Нательный крест принято носить на длинном гайтане (тесьме или плетёной нити) таким образом, чтобы можно было, не снимая его, взять крест в руки и осенить себя крестным знамением (это положено делать с соответствующими молитвами перед сном, а также при совершении келейного правила). Необходимость носить нательный крест объясняется следующим образом: «Носимый на теле нашем крест свидетельствует о крепком исповедании Господа нашего, распятого за нас и растерзавшего на Кресте рукописание грехов наших. Всякий истинный христианин, нося на персех своих нательный крест, должен всегда помнить слова Спасителя: “Иже хощет по Мне ити, да отвержется себе и возьмет крест свой, и по Мне грядет”. Этими словами Господь указал, чтобы каждый человек с терпением переносил те жизненные испытания, которые даны в удел каждому на земле»[274].

При крещении человеку давалось христианское имя, которое не всегда могло совпадать с мирским. День памяти святого, именем которого он был крещён, считался его именинами. У староверов не было принято праздновать дни рождения, но зато особо почитался именинный день.

Исповедь

В таинстве крещения человек, погружаясь в освящённую воду, невидимо омывает первородный грех и все свои прежние грехи. Однако в дальнейшей его жизни появляются новые грехи, которые уже невозможно омыть в крещенской купели, поскольку, согласно Символу веры, возможно только одно истинное крещение: «Исповедаю едино крещение во оставление грехов». Очищению от грехов — вольных и невольных — служит другое христианское таинство — таинство покаяния.

В таинстве покаяния верующим передаётся благодать Святого Духа, очищающая от греха и духовно возрождающая. «Истинное покаяние, — пишет святой Ефрем Сирин, — есть исцеление души. Мы должны облачиться в ризу нову, в одеяние светло». Внешним выражением этого таинства является покаянная исповедь, когда христианин от чистого сердца кается перед Богом в совершённых грехах. При этом исповедь принимает у него духовный наставник, несущий ответственность за соблюдение тайны исповеди. Принявший исповедающегося на покаяние считается его духовным отцом. Сам чин исповеди, так же как и чин крещения, у староверов-беспоповцев совершается по книге «Потребник малый» и представляет собой несколько сокращённый дораскольный чин священнической исповеди.

От кающегося требуется не только осознание своих грехов и искреннее раскаяние в них, но и твёрдое решение изменить свою прежнюю жизнь — «еже к тому не согрешати». Об этом в чине исповеди говорится так «Аще кто приидет чистым сердцем каятися грехов своих, истинно обещаваяся к тому не творити зла, и Господь наш Исус Христос, Сын Божии, такова сотворит свята».

Согласно церковным правилам бывать на исповеди всякий христианин должен четыре раза в год — в каждый из четырёх постов (Великий, Петров, Успенский и Рождественский), но обычно это происходит раз в году — во время Великого поста. Те, кто долгое время не был на исповеди, не удостаиваются обычного чина погребения. Эта же причина может служить препятствием к совершению церковного бракосочетания. «Аще же не покаетеся, — учит Евангелие, — такожде погибнете» (Лк. Зач. 70).

Таинство покаяния может совершаться двумя чинами: полным и малым. Полный чин включает в себя чтение начальных молитв, чтение исповеди и тайное раскаяние верующего перед наставником и совершается в дни, специально назначенные для проведения этого таинства. Что касается малого чина, то он проводится уже вне зависимости от церковного календаря для тяжелобольных людей, находящихся при смерти, и соответственно представляет собой сокращённый вариант полного чина. В Потребнике вопросы, задаваемые духовным отцом, разделены по половозрастному признаку: отдельно для взрослых мужчин, женщин, девиц и детей.

В правилах оговорен и начальный возраст приобщения детей к таинству покаяния: лиц мужского пола — с 14 лет, лиц женского пола — с 12, в исключительных случаях (например, раннее взросление) — с 10 лет. Однако в ряде старообрядческих общин принята так называемая детская исповедь (с 6–7 лет). Эта практика ранней исповеди была принята и на Севере. «Согласно этнографическим данным, у нижнепечорских староверов начальный возраст приобщения к исповеди определялся 6–7 годами. Считалось, что в этом возрасте дети уже должны были самостоятельно ответить за свои грехи, а до указанного возрастного рубежа крещёные малыши находились под особой опекой своего ангела-хранителя и в силу своей безгрешности сравнивались с ангелами (душа та у его ангельска)»[275]

После окончания чина исповеди исповедавшемуся духовным отцом назначается епитимия — «духовное врачевание», заключающееся в исполнении тех или иных дел благочестия: как правило, это определённое количество поклонов, чтение покаянных молитв или Псалтыря.

В случае отсутствия духовного отца, удалённости моленной или же в путешествии у староверов была принята практика чтения так называемого «Скитского покаяния» — чина исповедания грехов для уединившихся иноков. Однако это не освобождало человека от обязанности иметь своего духовного отца и не считалось полноценной заменой исповеди. Важное значение среди староверов придавалось и ежедневным прощаниям перед сном в семейном кругу. «Все члены семьи прощались друг с другом на случай, если вдруг смерть настигнет кого-либо во сне: братья, сестры, простите меня грешного во всех тяжких грехах, — получая ответ: Бог простит и благословит, меня грешную(ого) прости. Заметим, что многие верующие полагают: в случае бессонницы необходимо вспоминать свои грехи и просить прощение у Бога, а не о мирских делах думать»[276].

Брак

Вопрос о браке — один из самых острых и животрепещущих вопросов в среде староверов-беспоповцев. Часть из них со временем приняла так называемый бессвященнословный брак, часть так и осталась на бракоборных позициях. Тем не менее и одни, и другие продолжали выполнять данную первому человеку заповедь: «Раститеся и множитеся». И у «брачных», и у «безбрачных» существовали семьи и рождались дети.

Поморское учение о «бессвященнословном браке» сложилось в 30-е годы XVIII века. Староверы-поморцы «таковой брак признают равносильно церковному, венчанному, основываясь на великом Катехизисе, силу и могущество брака полагают “в законности Творца и существе взаимной любви”. Заключительной фазой брачного вопроса стало принятие положений по браку на Виленском съезде 1906 г., когда постановили считать брак законным, если он совершается по воле и благословению родителей, согласия и любви жениха и невесты и благословения наставником в святом Храме»[277].

При совершении бракосочетания поморцы руководствуются дораскольными церковными канонами. Так, например, браки совершаются в строго установленные дни. Не совершаются браки накануне среды и пятницы (постных дней), накануне воскресных и праздничных дней, во дни поминовения усопших (родительских недель), в дни всех постов, на Светлой Пасхальной неделе, на Святках, на Масленичной неделе, также и в день Усекновения главы Иоанна Крестителя и в день праздника Воздвижения (когда по уставу полагается особо строгий пост). Бракосочетанию в храме не подлежат иноверцы, а также молодые, не имеющие на брак родительского благословения или не прошедшие исповедь. Существуют также и другие ограничения (например, брачующиеся не должны состоять друг с другом в близкой степени родства, сватовства или кумовства).

Сам брачный поморский чин был установлен наставником московской Монинской моленной Василием Емельяновым в последней четверти XVIII века и включал в себя чтение канона Всемилостивому Спасу. При этом для заключения законного брака требовалось согласие жениха и невесты, благословение родителей, свидетели и соответствующий возраст вступающих в брак. Священническое венчание, согласно мнению В. Емельянова, как «токмо благолепное украшение» может быть заменено соответствующими случаю молитвословиями, которые могут читать и «мужи нерукоположенные». В 1803 году другой московский наставник, Гавриил Скачков, установил для бракосочетания новый чин с чтением специально составленного им канона Всемилостивому Спасу. В настоящее время среди поморцев практикуются оба чина бракосочетания.

Что касается тех обществ, которые не приняли бессвященнословного брака и считали его «блудным, отверженным церковью сожитием» (федосеевцы и филипповцы), то их семейная жизнь отличалась бóльшей сложностью и разнообразием. Так, у польских, рижских и московских федосеевцев были свои особенности. Существовало три варианта поведения: «во-первых, можно было венчаться в православной церкви, “за что в доме у себя, под именем начала, седмь поклонов кладут, и прощаются, говоря: простите мя отцы святии и братия, яко по нужде аз грешный в еретической церкви обвенчался”[278]. Во-вторых, другие безо всякого обряда, по согласию сошедшись, “живут блудно”. В-третьих, хотя оженились, раскаиваются и, называя себя явными прелюбодеями, часто разлучаются от своих жён, а другие и вовсе бросают. Однако при болезни или смертном часе они приносят покаяние»[279].

В Северо-Западном крае староверы в XVIII–XIX веках имели возможность венчаться не только в синодальных или единоверческих церквях, но и в католических костёлах. «В данном случае венчанию придавали лишь юридическое значение[280], полагая, что столь далёкая от истинной веры католическая церковь не могла иметь на вступающих в брак никакого влияния. При этом не делалось никаких уступок в пользу смешанных с католиками браков»[281].

Однако самой распространённой формой браков среди «польских федосеевцев» были побег невесты против воли родителей и выбор невест на ярмарках. «Побег происходил по предварительному сговору жениха и невесты, и, в случае удачи, родителям не оставалось ничего другого, как в интересах своей же дочери благословить союз. Подобная форма “брака уводом” или по местному выражению “тихоматного брака” практиковалась примерно до 80-х гг. XIX столетия. Существовала она с “незапамятных времён” и практиковалась в Крестецком уезде Новгородской губернии, на родине федосеевщины. Прибегали к этой форме по той причине, что она формально не нарушала положения вероучения о браке и соответственно являлась своеобразным выходом. Кроме того, она решала проблему свадьбы, играть которую не позволял низкий достаток, соответственно и обрядовое оформление её было достаточно скромным»[282]. Обычно вся свадебная церемония ограничивалась тем, что молодые приезжали в дом жениха, молились перед иконой с зажжёнными свещами и получали родительское благословение. На следующий день устраивался обед, не отличавшийся от обычного воскресного обеда, на который приглашались только близкие родственники. Иногда через неделю устраивались так называемые хлебины — посещение молодыми родителей жены.

Второй обычай заключался в следующем: на ярмарку в ближайший город или село съезжались во множестве невесты, из которых приезжие парни выбирали себе будущих жён. Вот как описывается в «Полоцких Епархиальных Ведомостях» за 1903 год этот обычай, существовавший у витебских федосеевцев и называвшийся «самокрутки»: «Пятница (это мероприятие, по традиции, происходило в пятницу на Сырной неделе. — К.К)… На торговой площади цельный день толпится народ… Это всё старообрядцы… Молодые парни в новых чёрных длинных шубах весело ходят взад и вперёд, посматривая с какой-то особенной улыбкой на миловидных девушек, щеголяющих своими бархатными салопчиками с куньими воротничками, собольими муфточками и шёлковыми платками самых ярких и разнообразных цветов. Всё, что только есть лучшего, дорогого и нарядного у молодёжи, всё выставляется сегодня на показ… Толпа всё растет… Слышится несмолкаемый говор, здоровый смех, свист и звуки гармоники… Здесь русский дух, здесь Русью пахнет… Смеркает… Молодёжь уже разделилась на пары. Каждый парень выбрал себе любимую девушку и, обняв её, ходит с нею уже как с “Богом данной женой”… Браки состоялись, и молодые обдумывают теперь, как им явиться к отцам и заполучить “приданное”…»[283]

Ещё более подробное описание данного обычая у староверов-беспоповцев дает В.М. Долгоруков: «Отметим следующий любопытный обычай раскольников, касающийся выбора невесты молодыми парнями. Для этой цели парни и девушки съезжаются в праздничные дни перед рождественским постом и на масляной неделе, в среду и пятницу, в местечки и города на базар. Девушки в пёстрых, ярких цветах и нередко в богатых юбках, цветных, шёлковых, суконных и шерстяных коротких шубках, или шугайчиках, как они называют, с лёгкими платочками на головах, взявшись за руки, ходят по базарной площади и улицам, причём у каждой в руке находится небольшой платочек, как носовой. Парни в синих суконных русских кафтанах, меховых шапках, перчатках, в щегольских сапогах, с дождевыми зонтиками в руках, расхаживают небольшими группами и рассматривают прогуливающихся девушек. Когда выбор парня остановится на какой-нибудь девушке, он подходит к ней и вступает с нею в разговор. Если девушка желает сделаться его сожительницей, то подаёт ему конец носового платка, держась за который, они отделяются от прочих и, расхаживая по улицам, сговариваются окончательно. Затем, большею частью сразу же, делается соглашение между родителями жениха и невесты о дне соединения молодых супружескою жизнью. В назначенный день жених на лучшей лошади приезжает в дом невесты один. Здесь он и его невеста получают благословение от родителей последней и наставление для супружеской жизни, затем садятся в сани и вдвоём катаются по улицам села, а потом едут к родителям жениха, которые на пороге дома встречают их с хлебом-солью, поздравляют с супружеством и угощают всех родных и гостей обедом. Послеобеденное время старики проводят в разговорах, а молодёжь забавляется шутками, прятками, орехами и пряниками. Вечером следует ужин, которым и оканчиваются все брачные обрядности и торжества»[284].

О духовном причастии

Поскольку таинство причащения (евхаристии) имеет право совершать лишь благоверный священник, имеющий правильное рукоположение от православного епископа, а таковых, как считают староверы-беспоповцы, по условиям «последнего времени» нигде на земле не осталось, то и таинство причащения ими не может совершаться, и литургия не служится.

На Выге первое время причащались запасными дарами, освящёнными ещё дораскольным священством. Однако со временем и они иссякли. Вместе с тем, понимая всю важность таинства причащения для спасения, поморцы, опираясь на Священное Писание и святоотеческую традицию, попытались обосновать возможность так называемого невидимого, или духовного, причащения. «Когда Святые Дары иссякли, поморцы стали жить надеждой на спасение от Самого Господа Исуса Христа, великого Архиерея, могущего и невидимо причастить искренне желающих этого…»[285]

В «Евангелии благовестном», в частности, говорилось: «Впрочем, ты можешь есть Плоть и пить Кровь Владыки не только в таинственном Причастии, но и иным образом. Плоть ест тот, кто идёт путем деятельности. Ибо плоть неудобоварима, как и деятельность — многотрудна. Кровь пьёт, будто бы вино, веселящее сердце, созерцатель. Ибо созерцание не сопряжено с трудом и есть даже успокоение от трудов, похожее на питие, как и питие легче, чем пища»[286]. Преподобный Ефрем Сирин в «Слове о суде, о любви и о покаянии» пишет: «Буди церкви Божия, и вселится в тя Бог Вышний, душа бо имеющи Бога в себе, церкви наречется свята и чиста, и божественныя тайны служатся в ней». Об этом же говорит и святой Макарий: «Тело человече церковь есть Божия — и сердце человека есть престол Божий».

Каким же образом может совершаться в верующем христианине таинство евхаристии подобно видимому его совершению на престоле, в церкви? «Какова наша любовь ко Христу и желание Святых Тайн, такова и надежда на святое причащение плоти и крови Христовой. Писание свидетельствует — мы верим. Находясь в нужде без священства по причинам, не от нас зависящим, мы уповаем на милость Божию и веруем, если чисто и божественно пребываем, всегда можем причаститься великим и божественным тайнам, по свидетельству вышеуказаннаго Священного Писания»[287].

Отсутствие таинства причастия может восполняться «огнепальным желанием» верующего приобщиться Святых Таин. «Причаствуют тайне сей христиане и верою и огнепальным желанием, по псаломстей молитве: желание убогих услышал еси Господи, и уготовлению сердец их внят ухо твое (Пс. 9)». В некоторых староверских общинах ещё до недавнего времени было принято отдельно молиться за причастие.

Молитва

В отсутствие большинства таинств основным источником Божественной благодати становится у староверов-беспоповцев молитва. Молитва, по словам преподобного Нила Постника, «есть беседа ума к Богу», или «восхождение ума к Богу». Это благоговейное обращение ума и сердца верующего к Богу, Богородице, святым угодникам.

Старообрядческие молитвы — очень древние. Прообразом для многих из них явились ветхозаветные псалмы царя и пророка Давыда. Многие были составлены почитаемыми святыми и Отцами Церкви. Но сила молитвы заключается не только в словах. Как говорит святой Василий Великий, «молитва есть прошение благ, воссылаемое благочестивыми к Богу. Но надобно не в словах одних поставлять молитву, а более в душевном расположении, молитвенном. И молиться надобно всегда, при всяком случае».

Ему вторит святой Иоанн Златоустый: «Будешь ли ты в умывальнице, молись; будешь ли в дороге или в постели и где бы ты ни был, молись. Ты — храм Божий: не ищи же места. Нужно только душевное расположение… Бог всегда близ есть» (3-я часть беседы на места Священного Писания). И в другом месте: «Не станем же говорить в свое оправдание, что дом молитвы неблизко: благодать Духа нас самих сделала храмами Божиими, если только мы бдительны; стало быть, молиться для нас по всему весьма легко. Наше богослужение не таково, каково было прежнее у иудеев, имевшее много чувственного и требовавшее множества обрядов. Там молящемуся надлежало и взойти в храм, и купить горлицу, и принести дрова и огонь, и взять нож, и стать перед жертвенником, и исполнить множество других постановлений; здесь же не нужно ничего такого, но, где бы ты ни был, везде с тобою и жертвенник, и нож, и жертва, потому что ты сам и жрец, и жертвенник, и жертва. Где бы ты ни был, везде можешь поставить жертвенник; покажи только бодрую волю, и не помешает тебе место, не воспрепятствует и время. Нет, хоть ты и не преклонишь колен, не станешь бить себя в грудь и не прострешь рук к небу, а только покажешь горячую душу, так сделаешь всё нужное для молитвы. Можно и жене, сидя за прялкой или занимаясь тканьём, воззреть умом на небо и призвать Бога пламенно; можно и мужу, выходя на площадь или идя по своим делам, совершать усердные молитвы; другому, сидя в мастерской и сшивая кожи, можно вознести душу ко Господу; можно и слуге, и покупая, и поднимаясь вверх, и сходя вниз, и занимаясь на кухне, совершать искреннюю и усердную молитву, — Бог не гнушается местом, Он требует только одного: пламенного сердца и целомудренной души» (4-я беседа об Анне).

Особенно благодатна ночная молитва, и в некоторых старообрядческих общинах до сих пор принято молиться всю ночь не только на Пасху и Рождество Христово, но и на все большие праздники и воскресные дни. Ночь, по словам святого Иоанна Златоустого, — это время, когда «никто не смущает, когда ум спокоен, когда великая тишина и нет никакого волнения в доме, потому что никто не препятствует нам заняться молитвою и не отвлекает от неё, когда возбуждённая душа может обстоятельно высказать всё Врачу душ. Если блаженный Давыд, царь и пророк, хотя был отягощён многочисленными делами и облечён в порфиру и диадему, говорил, однако ж, о себе: полунощи востах, исповедатися на судбы правды Твоея (Пс. 118, 62), — то чтó скажем мы, которые, хотя и провождаем частную и свободную от дел жизнь, однако ж не делаем и того, что он делал? Так как днём у него было множество забот, дел и беспокойств и он не находил времени, удобного для молитвы, поэтому время покоя, которое другие проводят во сне, возлежа на мягких постелях и ворочаясь туда и сюда, это время царь, связанный такими заботами, употреблял на молитву, беседовал наедине с Богом и, вознося искренние и усердные моления, получал то, чего желал» (30-я беседа на Книгу Бытия).

Для староверов со временем сложился целый строго установленный круг повседневных молитв. Устав, по которому староверам положено молиться и поститься, — по сути, дораскольный иноческий устав. «От сна восстав», полагается совершить утреннюю молитву. В течение дня положено всего две трапезы (обед и ужин), а в некоторые постные дни — только одна. Приём пищи всегда начинался с молитвы и заканчивался ею. Также и всякое дело положено было начинать и заканчивать с молитвой. Перед отходом ко сну тоже полагалось прочесть определённые молитвы. Особо ревностные староверы молились дома полный церковный круг (вечерня, павечерница, полунощница, утреня, часы и обедница) — по книгам или поклонами по лестовке. Некоторые добавляли к этому ещё так называемое келейное правило.

Однако наиболее важной для староверов всегда считалась соборная молитва в храме. Вот почему во времена гонений они старались собираться на общую молитву, всеми правдами и неправдами добивались открытия и распечатывания своих часовен и моленных. Храм — место святое, посвящённое Богу. Храм Божий — это дом Божий. «Устроят Мне святилище, и буду обитать в нём» (Исх. 25,8). И наружный вид храма, и его внутреннее устройство — всё здесь располагает к молитве, усиливает чувство веры. «Что холоднее камня? — спрашивает преподобный Иосиф Волоцкий, — но если будем ударять камень о камень, то посыплются искры. Тем паче, когда наши души совокупятся в молитве, она будет сильна и пламенна». Святой Иоанн Златоустый пишет о соборной молитве: «Дома, конечно, молиться можно, но не можно так молиться, как в церкви, где возносится к Богу единодушный глас».

Соборное богослужение складывается из сочетания молитв, песнопений и чтений. Выделяют три круга богослужений. Первый — это суточный круг, когда молитва приурочивается к определённым часам суток (вечерня, павечерница, полунощница, утреня, 1, 3, 6, 9-й часы и обедница). Второй круг — седмичный, когда богослужение связывается с определёнными днями седмицы (недели). Так, в воскресенье вспоминают Воскресение Христово, понедельник посвящён Небесным Силам Бесплотным, вторник — Иоанну Крестителю, среда и пятница — Кресту Христову, в четверг вспоминаются апостолы и святой Никола, наконец, суббота посвящена памяти всех святых. Третий круг богослужения — годовой. На каждый день церковного года приходится или праздник, или память того или иного святого.

Истинный старовер с благоговением относится к молитве в храме. Прежде чем войти в двери храма, он обязательно трижды осенит себя крестным знамением, сопровождая каждое поклоном перед образом или крестом, помещённым над входом. Поклоны обычно кладутся с молитвой мытаря «Боже, милостив буди мне грешному», «Создавыи мя, Господи, и помилуй мя», «Без числа согреших, Господи, прости мя». Те же поклоны повторяются в притворе, и только затем можно входить в сам храм. Прежде чем осенить себя крестным знамением, женщины должны покрыть голову платком, а мужчины — снять головные уборы. Среди наиболее благочестивых прихожан принято перед входом в моленную мыть руки, чтобы приступать к молитве не только с чистым сердцем, но и с чистыми руками.

Войдя в храм, становятся лицом к иконостасу. При этом также положено трижды с поклонами перекреститься, а затем поклониться присутствующим — направо и налево — со словами «Простите Христа ради, братие и сестры». Старообрядческий храм условно разделён на две половины (в некоторых моленных, впрочем, существует далеко не условная перегородка) — на мужскую (правую) и женскую (левую).

Обычно приходить в храм принято загодя, минут за 20–30 до начала богослужения. Не разрешается входить в храм во время исполнения приходных и исходных поклонов, чтения начала к службе, Апостола, Евангелия, а также Символа веры и ексапсалмов на утрене. Службы в старообрядческих храмах достаточно продолжительные: воскресная или праздничная утренняя служба может длиться два — два с половиной часа, а вечерняя служба от четырех часов и более. При этом бóльшую часть службы прихожане проводят на ногах. Руки во время молитвы принято складывать на груди. Больным и пожилым людям не возбраняется непродолжительный отдых сидя. Впрочем, если строго соблюдается церковный устав, то богослужение построено таким образом, что между его частями есть немало мест, во время которых полагается сидеть — во время чтения паремий и поучений, так что служба не кажется чрезмерно утомительной.

Отличительной чертой старообрядческого богослужения является разнообразие поклонов. Земные поклоны производятся только с применением подручника[288] — небольшого лоскутного коврика, подкладываемого под руки, чтобы их не загрязнять. Осенять себя крестным знамением в храме можно только чистыми перстами.

Особенностью именно беспоповского богослужения является то, что из чинопоследования исключаются все священнические молитвы, которые имеет право произносить только рукоположённый иерей. Священнические возгласы заменяются Исусовой молитвой, произносимой наставником, а ектеньи — пением хором «Господи помилуй» определённое число раз.

Особо торжественно служится всенощное бдение. Оно может длиться 8—10 часов непрерывно. Как правило, проводится перед великими праздниками Рождества Христова, Богоявления (Крещения), Благовещения, а также перед престольными праздниками. Оно включает в себя великую вечерню, павечерницу, утреню и первый час. Чин всенощной символически воспроизводит основные события священной истории.

Во время праздничного богослужения происходит каждение фимиамом или ладаном (так называется застывшая смола с запахом ванили — «ладан росный», которая добывается в Аравии, Африке и Индии), но каждение осуществляется не обычным священническим кадилом на цепочках, а так называемой кацеей — металлической кадильницей в виде купола-луковицы с восьмиконечным крестом наверху и складной деревянной ручкой. Это самый древний вид кадила, известный в христианской Церкви ещё с IV века. Каждение и кадило имеют таинственный смысл и значение: согласно святому патриарху Герману Константинопольскому (VIII век), кадило символизирует человеческую природу Христа, а горящие в нём угли — Его божественную природу. Кадило знаменует собой также вместилище Невместимого, то есть Богородицу и Приснодеву Марию, а горящие угли — Исуса Христа.

Наставник крестообразно[289] осеняет кацеей внутрихрамовые кресты и иконы (начиная от престольных), затем причетников и прихожан (сначала мужчин, потом женщин). Принимать благословение каждением принято распростёртыми руками, как о том говорится в авторитетной для староверов дораскольной книге «Сын церковный»: «Когда священник или диакон приносит кадило с фимиамом, разведи руки свои, как бы принимая дух жизни, и говори молитву Исусову, ибо это называется воскурение жизни благих дел». После каждения следовало поклониться и перекреститься без поклона.

Каждение производилось и при исполнении домашних треб, например панихид. Более того, рядом уставов предписывалось обязательное каждение во время домашней молитвы. В сборнике преподобного Кирилла Белозерского говорится: «Подобает петь установленный канон в келии своей и кадить иконостас, по обычаю соборного пения. Если кому нет возможности кадить как заведено уставом, то хотя бы раз в день». Поэтому нередко ручное кадило, или кацею, можно встретить в старообрядческих домах. Если уголья за время богослужения не сгорали полностью, то оно так с углем и хранилось. Опорожнить кадило можно было только в могилу.

Богослужение в старообрядческих храмах проводится с обязательным возжиганием свещей и лампад. Этот обычай идёт ещё от ветхозаветных времен. При этом свещи должны быть скатаны или вылиты из чистого воска, а масло (елей) в лампадах должно быть натуральным, поскольку и свещи, и лампадное масло являют собой чистую жертву, приносимую Богу. В старообрядческих храмах не принято ставить свещи самим и передвигаться с места на место во время службы, мешая тем самым молящимся сосредоточиться на внутренней молитве. Свещи принято ставить благословлённым на это пономарям. Им следует сказать, какому святому или празднику поставить свешу.

Крестное знамение

Крестное знамение — для старообрядцев не просто определённый молитвенный жест, но видимый Символ веры. «Вопрос о двоеперстии и троеперстии, — писал известный старообрядческий начётчик начала XX века Ф.Е. Мельников, — был в то время страшным и роковым, вопросом жизни и смерти. Примешь триперстие — будешь полноправным гражданином, “православным” христианином, а останешься с двоеперстием — обречён на гибель: будешь проклят, постоянно гоним, подвергнут мучительным пыткам и сожжён в срубе или скончаешь жизнь на пытке, на плахе на четвертовании, или всю жизнь будешь скрываться в лесах и в других непроходимых местах, на далёких окраинах Родины и даже за пределами её»[290].

Всё в двоеперстии исполнено глубокого богословского смысла. Согласно старообрядческим канонам, персты при крестном знамении должны слагаться таким образом: большой, безымянный и мизинец соединяются вместе, символизируя Святую Троицу, а указательный и средний — вытянуты и сложением своим символизируют два естества Исуса Христа — Божественное и человеческое. При этом средний перст немного наклонён относительно указательного, что изображает собой «преклонение Небес» — тайну Божественного схождения и вочеловечения. Такой вид перстосложения называется «двоеперстием» и признаётся всеми без исключения старообрядцами за единственно истинный, восходящий ко временам апостольским вид перстосложения.

Само крестное знамение сопровождается «Исусовой молитвой» («Господи Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй мя грешнаго») и совершается так: сначала двумя вытянутыми перстами прикасаются ко лбу, символизируя тем Христа как единого, истинного и вечного Главу, произнося при этом «Господи»; затем прикладывают персты к животу, символизируя схождение Его на землю и бессемейное зачатие в пречистой утробе Богоматери, при этом произнося «Исусе Христе»; далее персты прикладываются к правому плечу, символизируя вознесение Господне и одесную (по правую сторону) Отца сидение, произнося при этом «Сыне Божии»; и, наконец, прикасаются к левому плечу, произнося при этом: «Помилуй мя грешнаго!», символизируя Второе пришествие Исуса Христа, когда праведники будут стоять справа, а грешники, осужденные на вечную муку, слева от Него.

Крестное знамение полагается совершать истово, не спеша. «Изображать» же крестное знамение впопыхах и как попало у старообрядцев считается кощунством. При этом обычно ссылаются на слова святого Иоанна Златоустого: «Мнози убо невегласи (невежды) махающе по лицу своему, рукою творяще, крестятся — всуе труждаются, за неже не исправляют истово креста на лице своем, тому бо маханию беси радуются, а иже кто крестится истово, покладая руку свою на челе и на животе, и на правом раме и потом на левом, то Ангели зряще веселятся истиннаго Креста воображаема на лицах их и Ангел Господень написует тогда входящия в Церковь Господню со страхом и верою, да аще кто пришед в Церковь стоит со страхом и со умилением поклонение творя ко образу Божию, той восприимет отпущение грехов и милость Божию. Аще ли без страха, то таковыи больший грех получив отходит. Тем же и мы вшедше стоим со страхом чающе от Бога великия милости в сий век и в будущий» (Пролог 18 апреля).

Истинность и древность двоеперстного сложения подтверждается многими свидетельствами. К ним относятся и древние изображения, дошедшие до нашего времени (например, фреска III века из Усыпальницы Святой Прискиллы в Риме, мозаика IV века с изображением Чудесного лова из церкви Святого Аполлинария в Риме, писанное изображение Благовещения из церкви Святой Марии в Риме, датируемое V веком); и многочисленные русские и греческие иконы Спасителя, Божией Матери и святых угодников, чудесно явленные и древлеписаные (все они подробно перечисляются в фундаментальном старообрядческом богословском труде «Поморские ответы»); и древний чин принятия от ереси ияковитов, который, по свидетельству Константинопольского собора 1029 года, Греческая Церковь содержала ещё в XI веке: «Иже не крестит двема перстома, яко Христос, да будет проклят»; и древние книги — Иосифа, архимандрита Спасского Нового монастыря, келейный Псалтырь Кирила Новоезерского, в греческом оригинале книги Никона Черногорца и прочие: «Аще кто не знаменуется двема персты, якоже Христос, да будет проклят»[291]; и обычай Русской Церкви, принятый при Крещении Руси от греков и не прерывавшийся вплоть до времён патриарха Никона. Этот обычай был соборно подтверждён в Русской Церкви на Стоглавом соборе в 1551 году: «Аще кто двема персты не благословляет, якоже Христос, или не воображает двема персты крестнаго знамения; да будет проклят, якоже Святии Отцы рекоша». Кроме сказанного выше, свидетельством того, что двуперстное крестное знамение является преданием древней Вселенской Церкви (а не только Русской поместной), служит и текст греческой Кормчей, где написано следующее: «Древние христиане иначе слагали персты для изображения на себе креста, чем нынешние, то есть изображали его двумя перстами — средним и указательным, как говорит Пётр Дамаскин. Вся рука, говорит Пётр, означает единую ипостась Христа, а два перста — два естества Его».

Что касается троеперстия, то ни в каких древних памятниках до сих пор не найдено ни одного свидетельства в его пользу. «Даже внешний вид триперстия отталкивал от себя благочестивый русский народ. Три перста сбиты в кучечку, требовалось, чтобы два верхних перста были пригнуты к большому пальцу. В тогдашних никонианских книгах таким и изображалось троеперстие. По выражению одного писателя, “всё в триперстии пригнуто, всё согбенно; это какое-то робкое и рабское знамя”. И действительно оно принесло рабство всем никонианам: они лишились в своей новой церкви всех прав, присущих церковному народу, и превратились в безмолвных рабов… Триперстие справедливо именуют, по-народному, щепотью. Ничуть оно не похоже на торжественное знамя; это что-то обыденное, кухонное: щепотка соли, щепотка перцу, щепотка табаку — тут оно действительно уместно и достойно своего назначения. Двоеперстное сложение, напротив, самим видом своим выражает знамя креста, в народе оно так и называется — крестом. Два вытянутых вверх перста влекут нас ввысь, к Богу. Это воистину знамя победы и торжества»[292].

Седмипоклонный начал

Согласно церковному уставу, каждое старообрядческое богослужение предваряет и завершает «седмипоклонный начал», или «приходные и исходные поклоны». Так называется краткое молитвенное правило, состоящее из определённых молитв и поклонов. «Начал» полагается всеми молящимися в храме вместе с духовным наставником. Для «замирщившихся», то есть имевших контакты с иноверными, а также для тех, кто долгое время не посещал храм, полагается особый «начал замирщения». Если человек опоздал к началу богослужения, то он обязательно должен положить «приходные поклоны» в притворе храма и только после этого может участвовать в соборной молитве.

Читается «седмипоклонный начал» так: с первым обычным поклоном произносится: «Боже, милостив буди мне грешному», со вторым обычным поклоном: «Создавыи мя, Господи, и помилуй мя», с третьим: «Без числа согреших, Господи, прости мя». За этими тремя краткими прошениями, сопровождаемыми в посты земными поклонами, читается благодарственная песнь в честь Божией Матери, послужившей делу искупления рода человеческого — «Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородице, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего, Честнейшую Херувим и Славнейшую воистину Серафим, без нетления Бога Слово Рождьшую, Сущую Богородицу, Тя величаем». Эта молитва всегда сопровождается земным поклоном, даже в праздник. За молитвой «Достойно есть» далее читается славословие в честь Святой Троицы: с пятым поклоном произносятся слова «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу»; со следующим поклоном: «И ныне, и присно, и во веки веков, аминь», с последним седьмым: «Господи помилуй, Господи помилуй, Господи благослови». Эти три последние поклона в обычное время сопровождаются поясными поклонами, а в посты — земными. Наконец, завершается «седмипоклонный начал» отпустом: «Господи Исусе Христе Сыне Божии, молитв ради Пречистыя Твоея Матери, силою Честнаго и Животворящаго Креста, святых ангел хранителей наших и всех святых, помилуй и спаси нас, яко Благ и Человеколюбец». После чего полагается земной поклон.

О духовном значении «седмипоклонного начала» хорошо сказано в журнале «Правда православия»: «Составляя предварительную часть церковного Богослужения, семипоклонный начал тем особенно важен, что под его воздействием мы можем согласовать свои мысли и свои чувства с мыслями и чувствами самой Церкви. Благодаря началу мы удобнее сможем соединить наше сердце с сердцами всех братии наших во единое благовонное и благоприятное кадило для вознесения в Пренебесный Жертвенник, войдя через эти краткие молитвы прошения, благодарения и славословия в духовную атмосферу всеобщей молитвы Церкви Вселенской, которой всегда благоприятно внемлет Отец Небесный»[293].

Моленная одежда

В прежние времена (а в некоторых наиболее строгих общинах эта традиция поддерживается вплоть до наших дней) все молящиеся надевали особую моленную одежду. «Одежда старообрядцев таит в себе глубокий духовный смысл, определённые предметы оцениваются верующими с точки зрения христианской морали, что, в частности, способствует сохранению древних традиций кроя»[294]. Для мужчин это были длинные до пят кафтаны-азямы чёрного цвета или рубашки-косоворотки, которые непременно должны быть подпоясаны. Азям, бывший до революции традиционной мужской одеждой русских крестьян и горожан, представляет собой халатообразное распашное однобортное одеяние с отложным или стоячим воротником. Имел длину немного ниже колен, прямую спину, реже отрезную, с «борами». Наружных карманов и видимых застёжек не было. В моленной его носили без пояса. В настоящее время чёрный азям является обязательной одеждой духовного наставника и причетников-мужчин. Также входит в комплект погребального одеяния.

Косоворотка — весьма распространённый тип русской верхней мужской рубахи — в настоящее время гораздо чаще, чем азям, используется в качестве моленной одежды прихожанами. У косоворотки стоячий воротник с разрезом на левой стороне. Рубаха носится поверх брюк («портков») и обязательно подпоясана. Различают повседневную и праздничную косоворотки. Повседневная косоворотка — однотонная, праздничная — украшается по воротнику и рукавам орнаментальной вышивкой крестом или же узорчатой тесьмой.

Что касается женской одежды, то женщины надевали на службу длинные сарафаны и покрывали голову платком, заколотым «по-старообрядчески» (на булавку под подбородком). При этом на голову не принято было надевать никаких косынок, шарфиков, ни тем более шляпок. Храм — это место для молитвы, а не для демонстрации мод, и одежда ни в коем случае не должна отвлекать других людей от сосредоточенного молитвенного состояния. Тем более непозволительными считаются новомодные покрои, выставляющие напоказ чуть ли не все части тела.

Аскетизм, свойственный старообрядцам в быту, нашёл отражение в сдержанном, а подчас очень скромном внешнем и внутреннем облике моленных домов, в неизменно чёрных одеяниях наставников и мужской части причта. Чёрный цвет, как правило, преобладает и в одежде причетниц. Лишь в некоторых общинах принято покрывать голову белыми платками на Пасху и великие праздники. Прихожане и прихожанки обычно следуют в своих одеяниях клиру.

Как показывают этнографические исследования, староверам-беспоповцам удалось сохранить больше старинных видов одежды, нежели поповцам. Причём на периферии до сих пор достаточно стойко удерживается разделение костюма на повседневный и моленный и гораздо строже выполняются правила для присутствующих на богослужении.

Кроме того, есть ещё ряд особенностей в старообрядческой одежде, характерных для различных регионов Русского Севера. Так, в Приуральском регионе в начале XX века исследователи отмечали бытование двух комплексов одежды: «мирской», в которую включалась также и праздничная одежда, и «моленной», которой придерживалось старшее поколение[295]. Последнюю называли также «русской». В храм ходили в тёмном косоклинном сарафане с белой кофтой, голову покрывали платком. Верхним платьем служила кофта. Мужская одежда представляла собой стандартный набор: рубаха-косоворотка поверх штанов и пояс.

Пояс был непременной частью как мужского, так и женского традиционного костюма. Помимо постоянного ношения нательного креста, христианин должен быть подпоясан. Ношение пояса — обычай, уходящий ещё в ветхозаветную древность, «егда подвижницы и пророцы препоясывались на службу Богу». Пояса могли быть плетёные, тканые или вязаные. Обычно украшались орнаментом. На них могли помещаться слова молитвы Исусовой или молитвы тому святому, имя которого носил человек. «Для християн пояс является не просто атрибутом одежды, но несёт глубокий символический смысл. Это и разделение низа и верха, и готовность к служению Богу. Без пояса нельзя ни молиться, ни отходить ко сну»[296]⁰. Отсюда распространённое выражение, сохранившееся в современном языке, — «распоясаться», означающее не только «развязать на себе пояс», но и «стать распущенным, утратить всякую сдержанность». В древности считалось крайне неприличным находиться на людях без пояса.

В Верхнем Прикамье (Пермская область) староверы, согласно документам XVIII века, одевались следующим образом: женщины носили тёмные дубасы с белыми рубашками. Дубас — это косоклинный сарафан с передним швом во всю длину и с широкими проймами. В прежние времена был известен более архаический вариант — глухой дубас туникообразного покроя с небольшим вырезом для головы, при этом нужная ширина достигалась за счёт боковых вставок Уже с XVIII века глухой дубас начал постепенно вытесняться косоклинным, но ещё в начале XX века сохранялся в погребальной одежде. Некоторые пожилые староверки до сих пор надевают домотканые синие дубасы для посещения молений, а «соборные» (то есть приобщённые к собору-общине) носят их постоянно. Вновь приобщённые шьют сарафаны уже из тёмного сатина такого же покроя.

Прежде в Верхокамье вместе с сарафаном надевали на голову повойники и кокошники. Но уже в конце XIX века они были заменены мягкими шапочками-моршнями или сборниками, поверх которых повязывали платок. Также верхокамские староверки стали носить шамшуры, что считается влиянием коми-пермяков.

Свои особенности в одежде сложились у русских староверов, проживающих на территории Республики Коми в бассейне Нижней Печоры (Усть-Цильма). Традиционный женский костюм здесь представлен «рукавами» — рубашкой с прямыми поликами севернорусского типа, «лапотиной» — косоклинным сарафаном с центральным швом спереди и небольшим разрезом вверху, а также передником (нагрудником), повязанным по талии. Поверх всего ещё идёт опояска, а голова покрывается одним или двумя платками. При этом усть-цилемский костюм отличается весьма яркой окраской.

На западе Русского Севера староверы поморского согласия, наоборот, носили сарафаны тёмных тонов и считали одежду ярких тонов не русского происхождения. К тёмному сарафану на лямках надевали белую рубаху, головной убор — старинную «сороку», повязанную платочком, сложенным косяком. В этой местности с холодным климатом было много верхней одежды, в которой имелись сезонные отличия: кафтаны короткие и долгие из домашней шерсти, из сермяжного сукна или из понитка. Мужские кафтаны шили прямым покроем, а женские — отрезные по талии, со сборками, и в том числе подбитые ватой. Для зимнего времени шили меховую одежду преимущественно из овчины, но также кафтанообразного покроя[297].

Одной из немаловажных составляющих внешнего облика христианина, согласно старообрядческим канонам, является его стрижка. Так, женщины не должны стричь своих волос, в то время как мужчинам, наоборот, не положено их отращивать. С другой стороны, строго осуждалось бритье мужчинами голов (по «татарскому обычаю») и тем более — брадобритие.

По православному учению брадобритие является одним из серьёзных грехов, поскольку бреющий бороду выражает недовольство своим внешним обликом, данным ему Творцом. Отсюда появляется желание «поправить» Бога. Брадобритие запрещалось ещё в Ветхом Завете (Левит, 19, 27; 2-я Царств, 10,1; 1-я Паралипоменон, 19,4). Запрещалось оно и правилами Шестого Вселенского собора, и в писаниях Отцов Церкви (творения святого Епифания Кипрского, святого Кирила Александрийского, блаженного Феодорита, святого Исидора Пилусиота и др). После церковного раскола 1054 года константинопольский патриарх Михаил Керулларий в послании к антиохийскому патриарху Петру обвинял католиков среди прочих ересей и в том, что они «остризают браду». Подобные же обвинения встречаем в «Слове о вере христианской и латинской» преподобного Феодосия Печерского.

Русская Церковь однозначно воспринимала брадобритие как латинский еретический обычай. Так, преподобный Максим Грек в своём Слове 137-м писал: «Аще же проклята уклоняющиеся от заповедей Божиих яко не слышим во священном песнопении, той же клятве подлежат истребляющие бритвою брады своя». Стоглавый собор 1551 года определил: «…Не брити брад и усов не постригати; таковыя бо несть православных, но латынская и еретическая предания греческого царя Константина Ковалина; и о сем апостольские и отеческие правила вельми запрещают и отрицают; правило святых апостол гласит: аще кто браду бреет и преставиться тако, не достоит над ним служити, ни сорокоустия по нем пети, ни просвиры, ни свещи по нем в церковь принести, с неверными бо да причтется, от еретик бо се навыкоша. О том же правило 96 собора в Трулле Полатнем о остризании брад…»

Поскольку староверы следовали канонам и обычаям дораскольной Церкви, брадобритие в их среде всегда строго осуждалось. Они отказывались брить бороды даже в те времена, когда Пётр I насильно заставлял это делать и ввёл совершенно абсурдный налог на ношение бороды. Лишь с начала XX века брадобритие стало входить в старообрядческую среду, а в советское время приняло угрожающие формы. В различных старообрядческих общинах в настоящее время относятся к бреющим бороду с разной степенью строгости — от запрета на участие в соборной молитве до недопущения к целованию креста и икон. В любом случае, брадобритцев при совершении каждения не положено кадить и после смерти поминать «на имя».

Иноческое облачение

Отдельно следует сказать об иноческом облачении, которое у староверов тоже имеет ряд особенностей. Дораскольное иноческое облачение отличалось от современного новообрядческого и включало в себя «параманд» (четырёхугольный кусок ткани с изображением распятия Христа, носимый иноками на груди), «свитку» (так называлась рубаха наподобие рясы), поверх которой надевались «однорядка», пояс, мантия до пят тёмного цвета (использовалась также полумантия-наплечник, в основном при физическом труде). На голову надевали клобук, представлявший собой круглую шапочку, облегающую голову, «намётку» — куколь, сшитый из чёрной ткани, обтягивающей клобук и ниспадающей на грудь двумя воскрылиями[298].

Однако старообрядческое иноческое облачение со временем претерпело ряд изменений. Связано это было в первую очередь с гонениями, с тем, что долгое время иноческое одеяние можно было носить только келейно. Вместе с тем на одеяния старообрядцев-поповцев повлияла мода господствующей церкви. Например, однорядка была вытеснена поздней распашной рясой, которая представляет собой нечто среднее между старообрядческим кафтаном и новообрядческим подрясником. Также и круглая камилавка всё чаще заменялась высокой гранёной скуфьей.

Что касается женского иноческого облачения, то оно сохранилось гораздо лучше. Согласно объяснениям инокинь Войновского монастыря в Восточной Пруссии, оно состояло из парамана, ряски, мантии, камилавки и апостольника. Каждая деталь имела своё глубокое символическое значение.

Параман — небольшой четырёхугольный плат из чёрной ткани с отделкой и нашитым крестом из червонной ленты — носился на спине на шнурах, соединявших его с нательным крестом. Давался иноку в постоянное напоминание о взятом на себя благом иге Христа и о лёгком бремени Его, в обуздание и связание всех похотей и плотских желаний. Ряска — длинная до пят одежда чёрного цвета, застегивающаяся спереди до низу на пуговицы. Напоминала иноку о смерти и плаче, именовалась «ризою радования». Мантия (накидка, напоминающая плащ, без рукавов, на одной пуговице) имела червонную оторочку. Символизировала покровительство Божие и напоминала иноку о том, что он не имеет права творить дела «ветхого человека». «Свободно развеваясь при ходьбе, она напоминает крылья ангела, сообразно монашескому образу. Надевающий мантию уже не имел права снимать её даже ночью, поэтому инокини всегда имели при себе ещё малую (укороченную) для сна»[299].

Камилавкой называлась небольшая чёрная шапочка, сшитая из двенадцати клинышков. Означала укрощение, умерщвление плоти и в древности делалась из верблюжьей шерсти. Для соборной службы использовался специальный головной убор — апостольник, представлявший собой своеобразный плат, окружавший лицо, подобно платку, подвязанному «под кромку». Надевался через голову. Нижняя его часть напоминала мантию с такой же червонной оторочкой. Сзади апостольник плавно переходил в небольшой клин. «Точного объяснения его символики в настоящее время в монастыре дать не могут. Несмотря на то, что апостольник традиционно известен с глубокой древности, сведения о нём в книгах отсутствуют»[300].

Лестовка и подручник

Непременным атрибутом старообрядческого богослужения является лестовка (или, как говорят на Севере, «листовка»), которую молящийся должен держать в левой руке. Так называется древняя разновидность чёток из кожи или материи.

Применение лестовки, или «вервицы», относится ещё к первым векам христианства. Преподобный Пахомий Великий, основатель иноческого жития в монастырях Фиваидской пустыни, в Египте, желая приучить к непрестанной молитве своих учеников, не знающих грамоты, ввёл для них молитву по «вервице». Письменное же упоминание о лестовке, или вервице, есть только в Номоканоне, где изложено завещание святого Василия Великого бескнижному иноку, который должен за церковные службы класть поклоны или читать молитву Исусову по лестовке, или вервице, причём указано, что эта вервица должна иметь сто три узла и на каждом узле («бабочке») инок должен читать преждеписанную молитву.

Перебирая лестовку, молящийся мысленно восходит по лествице (лестнице) добродетели. Лестовка одновременно символизирует собой и лествицу духовного восхождения на небо, и замкнутый образ вечной молитвы.

Лестовка состоит из валиков («бабочек», «зубцов»), сплетённых в ленту («корешок»), концы которой соединены четырьмя треугольными, сшитыми попарно «лопастками». Кроме подсобного значения при молитве (для подсчёта количества поклонов или молитв), лестовка имеет огромное символическое значение, являясь по сути наглядным Символом веры христианства. Четыре лопастка означают четырёх евангелистов. Внутри лопастков, на шнурке, связующем концы лестовки, надеты семь маленьких кружков («передвижек»), обозначающих семь церковных таинств. Корешок тремя большими валиками разделён на четыре части: 17 валиков, 33, 40 и 12. Имеются ещё 6 валиков (по три на каждой стороне перед лопастками). Все эти цифры выбраны не произвольно, но также имеют особое значение: 17 означает 17 пророков, бывших до Христа, 33 — срок земной жизни Спасителя, 40 (38 малых плюс два больших) — Его сорокадневный пост в пустыне (по другому толкованию — 38 недель Богородица во чреве Христа носила), 12 — в память о 12 апостолах, 3 больших — в ознаменование Живоначальной Троицы, 6 отдельных вместе с 3 большими — в честь 9 чинов ангельских. Всего на лестовке должно быть 100 малых и 9 больших валиков.

У старообрядца могло быть несколько лестовок: повседневная, парадная, смертная… Повседневная лестовка изготавливалась из обычной кожи или ткани. Праздничные, или парадные, лестовки могли делаться из более дорогих материалов — особым образом выделанной кожи, из замши, бархата, шёлка, парчи и украшались золотным шитьём, стеклярусом, жемчугом, богатой тесьмой. Встречаются и полностью сплетённые из бисера лестовки. Иногда на лопастках могли помещать иконописные или вышитые изображения четырёх евангелистов. Провожая умершего в последний путь, в левую руку ему вкладывали скромную лестовку белого цвета из ткани.

В широко распространённом в старообрядческой среде «Сказании о лестовке» говорилось: «На молитве пред образом Божиим всякому християнину должно исправлять 7 лестовок для воспоминания седьми церковных таинств, в коих заключается християнский закон». «Нравственное значение лестовки для молящихся состоит в том, что христианин, будучи занят молитвою, не только душою своею тяготеет к Богу, но и в руках имеет такой предмет, который напоминает молящимся не о вещах земных, а о восхождении чрез молитву к Богу, как бы по лестнице от земли на небо. Это особенно важно для детей, которые по своей подвижной природе ищут каких-либо занятий и для рук и часто берут в руки во время молитвы посторонние предметы, отвлекающие их мысли от молитвенного настроения… Лестовка поэтому служит и целям религиозно-воспитательным и имеет значение духовного оружия, как внешнего знака молитвенной победы над врагами невидимыми, лукавством своим стремящимися искусить христианина и отвлечь его от угождения Богу»[301].

Другим неотъемлемым элементом старообрядческого богослужения, исчезнувшим, так же как и лестовка, из новообрядческой службы вместе с отменой земных поклонов, является подручник (подрушник) — молитвенный коврик, используемый для того, чтобы полагать на него руки при земных поклонах. Подручник представляет собой особым образом сшитый из лоскутков материи квадрат, простёганный и набитый конским волосом или иным материалом. На его лицевой стороне должно быть 12 или 9 (три строки по три) цветных лоскутов-квадратов, треугольников. Первый вариант символизирует 12 апостолов, квадрат в центре — земля, четыре квадрата — четырёх евангелистов, четыре полосы — евангельское учение. Второй вариант обозначает 9 чинов ангельских или апокалиптический образ конца света: в центре — престол Господень, по углам — 4 евангелиста или 4 ангела, по четырём сторонам — север, юг, восток и запад (Откр. 4, 2; 4,6–8; 7, 1). Оборот подручника изготавливался из тёмной ткани, чтобы он отличался от чистой лицевой стороны.

Назначение подручника состоит в том, чтобы при земных поклонах руки во время молитвы сохранялись чистыми. Новообрядческая церковь вместе с отменой земных поклонов при патриархе Никоне потребность в подручниках утратила. Подручник может снабжаться ручкой, для того, чтобы было удобнее поднимать его с пола, не прикасаясь к полу или к грязной стороне подручника руками, а также петелькой, за которую подручник мог вешаться на стену.

Восьмиконечный крест

Одним из важнейших старообрядческих символов, долгое время после никоновской реформы находившимся под запретом в официальной церкви, является восьмиконечный крест. Крест увенчивает купола старообрядческих храмов, его изображение можно найти как над входом в храм, так и внутри храма, в иконостасе. Нередко крест можно встретить в домах старообрядцев. Ношение нательного креста также является для христианина обязательным.

По пророчеству Исайи, крест, на котором распяли Христа, был составлен из трёх древ: кедра, кипариса и певга (сосны). В восьмиконечном кресте каждая часть символична. Так, на верхней части литых старообрядческих распятий изображается Нерукотворный Образ Спасителя, а на нижнем — гора Голгофа и глава Адама (череп) в ней. Эта вертикаль представляет собой символ искупления человеческих грехов. Поперечная перекладина символизирует наш мир, объятый спасительной верой. Правый приподнятый конец наклонного подножия указывает на покаявшегося разбойника, который через принятие Христовой веры спас свою душу и вошел в Рай. Левый, опущенный конец подножия означает погибельное неверие.

На старообрядческом кресте имеются надписи на церковнославянском языке: «Исус Христос Сын Божии» и «Кресту Твоему покланяемся Владыко и Святое Воскресение Твое славим». Обычно литые старообрядческие кресты встречались в двух разновидностях: описанный выше аналойный крест и киотный, называемый также «С предстоящими» или «С жёнами-мироносицами». Последний имеет две дополнительные боковые пластины с изображением скорбящих жён-мироносиц, Логина-сотника и Иоанна Богослова. Как правило, такие кресты хранились в киоте — отсюда и название.

В старообрядческом богослужении существует традиция поклонения кресту и его целования. Чин поклонения кресту совершается во время богослужений Светлой Пасхальной седмицы, в двунадесятый праздник Воздвижения Честнаго и Животворящаго Креста Господня, в третью неделю Великого поста — Крестопоклонную неделю, а также в праздник Происхождения Честнаго и Животворящаго Креста Господня — 1(14) августа. Крестопоклонение происходит следующим, издревле заведённым образом. Ко кресту подходят сначала наставники, клирошане, затем мужчины, а уже потом женщины. Положив два поклона перед образом креста, благословляются у духовного наставника, затем, перекрестившись без поклона, целуют крест и кладут третий поклон, после чего прощаются у наставника.

Богослужебные книги и круг чтения

Выше уже говорилось, какую огромную роль играла книга в жизни староверов. Старопечатные и рукописные «божественные книги» были не только эталоном в вопросах веры, но и учебниками, по которым дети осваивали свои первые азы. Однако ранее речь шла в основном об оригинальной старообрядческой литературе, а наиболее распространены среди старообрядцев были всё-таки дониконовские богослужебные книги. О них-то и пойдёт разговор.

Богослужебные книги, бытовавшие в старообрядческой среде, имеют древнее происхождение. Сведения о христианских богослужебных книгах имеются уже в III веке у Оригена, упоминающего в трактате «Против Цельса» о книгах, в которых содержатся молитвы, читаемые на богослужебных собраниях. В основном создание богослужебных книг было завершено около IX века. В Русской Церкви книги появились вместе с принятием христианства. Первым переводом богослужебных книг на славянский язык был перевод святых Кирилла и Мефодия. Они перевели с греческого Евангелие, Апостол, Псалтырь и избранные службы (Евхологий, или Молитвослов). Остальные книги были переведены позднее.

Богослужебные книги можно разделить на собственно богослужебные, уставные, певческие, поучительные и толковые. Наиболее часто встречающиеся в староверческих домах книги — Часослов и Псалтырь. Часослов содержит в себе общую последовательность всех богослужений суточного круга (вечерня, павечерница, полунощница, утреня, 1, 3, 6 и 9-й часы с междочасиями и обедница), а также тропари и кондаки всего годового круга. Однако в домашней молитве чаще использовался более краткий вариант Часослова — Часовник, в котором тропари и кондаки годового круга, а также междочасия отсутствовали, но обычно прилагались повседневные каноны или варианты воскресной и дневной службы.

Псалтырем, или Книгой псалмов, называется книга, входящая в состав Священного Писания и созданная пророком царем Давыдом (именно такое произношение имени было принято в Русской Церкви до раскола и теперь существует у старообрядцев). Название книги происходит от греческого глагола «хвалить». То есть Псалтырь можно перевести как «Хвалебник». Вместе с тем словом «псалтырь» обозначается и струнный музыкальный инструмент (по-еврейски «навла»), в сопровождении которого первоначально исполнялись псалмы. Из всей Библии чаще всего в богослужении используется именно Псалтырь. На вечерне и на утрене, на павечернице и на полунощнице, на часах и обеднице — везде звучат те или иные псалмы. «Как у византийцев, так и у славянских народов [Псалтырь] ставилась в ряду канонических книг на второе место после Евангелия»[302].

Весьма высоко отзывались об этой богодухновенной книге Святые Отцы. Их отзывы можно прочесть в предисловии к дораскольному Псалтырю: «Ни кия же бо иныя книги тако Бога славят, якоже Псалтырь, душеполезна есть. Ово Бога славит, со ангелы вкупе, и превозносит, и воспевает велиим гласом, и ангелы подражает. Овогда бесы кленет и прогоняет, и велик плач, и язвы творит. За цари и князи, и за весь мир Бога молит. Псалтырию и о себе самом Бога умолиши, болши бо и выше есть всех книг» (святой Василий Великий).

А святой Иоанн Златоустый на вопрос «добро ли есть оставити Псалтырь?» отвечал так; «Уне (лучше) есть солнцу престати от течения своего, нежели оставити Псалтырь — вельми бо есть полезно, еже поучатся псалмом и почитати прилежно Псалтырь; вся бо нам книга на пользу суть и печаль творят бесовом, но не якоже Псалтырь, да не нерадим».

Нередко встречалась среди староверов и такая весьма объёмная книга, как «Псалтырь с возследованием», в которой Часослов и Псалтырь были не просто объединены под одним переплётом, но содержали также и дополнительные главы.

Наиболее важным смысловым моментом богослужения является чтение новозаветных книг Апостола и Евангелия. В богослужебных Апостоле и Евангелии текст разделён на так называемые зачала — пронумерованные фрагменты, приуроченные к тому или иному дню или празднику. Существуют «рядовые зачала» — чтения на каждый день в течение года, зачала для праздничных служб, для богослужений в период Великого поста, для «общих служб» святым, зачала «на всяку потребу» (для таинств и треб) и др. На старообрядческой службе часов обычно читается по два зачала из Апостола и Евангелия.

К книгам, необходимым для совершения богослужения в течение всего церковного года, относятся также Октай, Минеи, Триоди, Трефолой, различные богослужебные сборники. Октай (от греч. «осмогласный») состоит из двух книг, содержащих воскресную и повседневную службу с 1-го по 4-й и с 5-го по 8-й глас. Был составлен ещё в начале VII века, а в VIII веке отредактирован и дополнен преподобным Иоанном Дамаскином. Сокращённый вариант Октая, содержащий воскресные службы всех восьми гласов и повседневные службы лишь одного из гласов, называется Шестодневом.

Минеи представляют собой 12 книг (на каждый месяц), содержащих расположенные по числам службы святым и праздникам. Праздничная минея содержит лишь важнейшие праздничные службы всего года, а Общая минея содержит общие варианты служб святым и праздникам и используется при отсутствии полного комплекта месячных Миней.

Книга Трефолой встречается достаточно редко (после раскола середины XVII века не переиздавалась в старообрядческих типографиях) и представляет собой четыре книги по три месяца. В Трефолое содержатся важные службы годового круга и отдельные службы, которые отсутствуют в месячных Минеях.

Триодь Постная и Триодь Цветная содержат службы предпасхального и послепасхального периода. В эти периоды Триодь частично или же полностью заменяет собою Октай и Минею. Изначально Триодь существовала в виде единого сборника, а затем была разделена на две части. Триодь Постная включает в себя молитвословия на дни Великого поста (Четыредесятницы) с приготовительными седмицами к нему. Здесь в основном песнопения авторов VIII–IX веков, среди которых Андрей Критский, Косма Маюмский, Иоанн Дамаскин, император Лев Мудрый, Феофан Начертанный.

Триодь Цветная содержит в себе песнопения от службы Лазаревой субботы до Недели Всех Святых. Название «Цветная триодь» происходит от праздника Входа Господня во Иерусалим (Цветоносие), поскольку в ранней богослужебной традиции вторая часть Триоди начиналась со службы Лазаревой субботы, связанной с праздником Входа Господня во Иерусалим. В России такое деление Триоди сохранялось до середины XVII века и было изменено в ходе реформы патриарха Никона. В старообрядческих изданиях по древней традиции Триодь Постная заканчивается вместе с Четыредесятницей, а Триодь Цветная начинается с Лазаревой субботы.

Различные богослужебные сборники (например, службы Богородице, служба русским чудотворцам и т. д.) обычно включают в себя службы, отсутствующие в Минеях. Издавались также различные Житийники (святого Николы Чудотворца, апостола Иоанна Богослова, преподобного Сергия Радонежского), содержавшие жития святых и службы им, которые в Минеях имеются.

Наконец, для удобства чтения на молебнах была составлена особая книга Канонник — сборник наиболее распространенных канонов, взятых из Миней.

К уставным книгам относятся: Большой Устав, или «Око Церковное», «Поморский устав», «Савины главы». «Око церковное» представляет собой свод богослужебных указаний, в основу которого положен переработанный с учётом древнерусской богослужебной практики устав Иерусалимского монастыря святого Савы Освященного с добавлением уставных указаний из Устава святого Феодора Студита и составленных преподобным Марком Мнихом «Марковых глав», где изложен порядок службы при совпадении в один день нескольких праздников. Перевод Иерусалимского устава на церковнославянский язык был выполнен в 1401 году в Константинополе учеником преподобного Сергия Радонежского — преподобным Афанасием Высоцким Старшим. До XVII века Большой Устав распространялся на Руси в списках, а в XVII веке трижды издавался типографским способом: при патриархе Ермогене в 1610 году, при патриархе Филарете в 1633 году и при патриархе Иосифе в 1641 году.

Современное старообрядческое богослужение основывается на «Оке Церковном». Однако этот устав рассчитан по большей части на ведение священнической службы, в то время как «Поморский устав», составленный в Выговском поморском общежительстве, и «Савины главы», опирающиеся на опыт Московской Преображенской федосеевской общины, представляют собой бессвященнословный вариант ведения церковной службы. Сюда же можно отнести и пользующийся большим спросом среди староверов Календарь Древлеправославной Поморской Церкви, содержащий подробные уставные указания по ведению соборной службы в воскресные и праздничные дни. Среди уставных книг широко распространён также «Устав о домашней молитве», который содержит святцы для отпустов, запевы к канонам, отпусты на весь год, также краткие домашние молитвы и указания относительно постов.

О певческих книгах уже говорилось в разделе, посвящённом традициям знаменного пения. Лишь вкратце напомним, что к ним относятся такие книги, как Обиход, Ирмолой, Знаменный Октай, Праздники, Трезвон, Знаменная Триодь и Знаменный Канонник.

Поучительные книги включали в себя Учительное Евангелие (толкование еженедельных и праздничных евангельских чтений), Толковое Евангелие, Пролог (четыре книги по три месяца, содержавшие краткие жития святых и небольшие поучения на каждый день года), Соборник Большой (объёмные поучения для чтения в триодный период), Златоуст (более краткие поучения на триодный период, а также на воскресные дни всего года). Все эти книги читаются во время богослужения утрени. Также на повседневных службах читались Книга Ефрема Сирина, Толковый Апостол, Толковый Апокалипсис, Маргарит и некоторые другие книги.

Из наиболее популярных в старообрядческой среде книг необходимо упомянуть «Страсти Христовы» и «Григорьево видение». Епархиальные миссионеры неизменно указывали в своих ежегодных отчётах, что в каждой старообрядческой семье имеются Псалтырь, Часослов, Цветник и «Страсти Христовы». «Страсти Христовы» входили в круг чтения каждой старообрядческой семьи и содержали повествование о вольных страданиях Исуса Христа, включая в себя события от Лазаревой субботы до Воскресения.

«Страсти Христовы» основываются как на канонических, так и на апокрифических источниках (Евангелие Никодима, Послание Пилата к Тиберию, Сказание о приходе в Рим Марфы и Марии, Сказание Иеронима о Иуде предателе, Слово на Великий пяток Кирилла Туровского, Слово о сошествии во ад Иоанна Предотечи Евсевия Александрийского). По мнению специалистов, «Страсти Христовы» появились на Украине во 2-й половине XVI века и позднее были переведены на церковнославянский язык, скорее всего, в годы царствования Алексея Михайловича. Сохранились списки второй половины XVII — конца XVIII века, некоторые из них лицевые. На протяжении XVIII–XX веков книга неоднократно издавалась в старообрядческих типографиях (первое издание — Супрасль, конец 1780-х годов), в том числе с цветными миниатюрами.

Книга «Григориево видение» представляет собою извлечение из рукописной Четьи минеи митрополита Макария Московского («Жития и отчасти чудес сказание преподобнаго Василия Новаго и видение ученика его Григория»). Само Житие преподобного Василия Нового (ум. 942 или 955) было создано во второй половине X века в Константинополе и известно в нескольких редакциях — пространной и сокращённых. На церковнославянский язык Житие было переведено дважды. Древнейший перевод был выполнен, судя по всему, ещё в конце XI века на Руси. Второй перевод был выполнен не позднее XIV века у южных славян. В этом втором переводе собственно житийные эпизоды были сокращены, а основное содержание составили два больших видения: Хождение преподобной Феодоры по мытарствам и Видение Страшного Суда Григорием (учеником преподобного Василия Нового). Это произведение было очень популярно на Руси и явилось классическим источником православного учения о мытарствах (мытарства — нечто вроде застав или таможен, которые встречают на своем пути души умерших людей, возносясь к престолу небесного Судии; при них стоят духи злобы и взимают со всякой души, повинной в известном грехе, своего рода пошлину или выкуп, состоящий в поставлении им на вид противоположного этому греху доброго дела).

Со второй половины XVII века Житие Василия Нового обретает второе рождение в старообрядческой среде. Это было связано прежде всего с развитой и весьма выразительной эсхатологией, содержавшейся в данном произведении и перекликавшейся с ожиданием старообрядцами близкого конца света и Второго Пришествия Христова. От XVII–XIX веков дошли сотни списков этого литературного памятника, в том числе и лицевых. Житие переписывалось как целиком, так и отдельно видения Григория и преподобной Феодоры. Они входили в состав различных Сборников и Цветников, а с конца XVIII века Житие неоднократно издавалось подпольными старообрядческими типографиями, выдержав до рубежа 10—20-х годов XIX века не менее шести изданий. Первым вышло около 1795 года издание типографии Ф. Карташёва в Клинцах (ложные выходные данные — Почаев, 1794). Со второй половины XVII века среди старообрядцев широко распространились лицевые списки как полного Жития Василия Нового, так и видений Григория и преподобной Феодоры. Количество цветных миниатюр в них исчисляется десятками, а иногда даже превышает сотню. С XVIII века отдельные сюжеты Жития получают отражение в старообрядческом рисованном и печатном лубке. Печатное лицевое издание «Григориева видения» вышло в начале XX века в Москве в Христианской типографии при Преображенском богаделенном доме (1912).

Большой интерес у старообрядцев существовал и к различного рода апокрифам, имевшим широкое хождение на Руси. Среди них в старообрядческих рукописях чаще всего встречаются эсхатологические апокрифы: «Видение апостола Павла», «Хождение Богородицы по мукам», «Сон Богородицы», «Хождение старца Агапия в рай», а также «Сказание о двенадцати пятницах», «Епистолия о неделе», «Беседа трёх святителей», «Иеросалимский список» и др.

Новые исторические реалии, полемика между старообрядческими согласиями привели к появлению в XVIII–XIX веках ряда оригинальных апокрифических сочинений: Седмитолковый Апокалипсис, «Книга Евстафия Богослова об антихристе», «Толкование Амфилохиево вторыя песни Моисеевы», «Слово от старчества, в немже инок Захария беседова к ученику своему Стефану об антихристе», «Повесть о бражнике, из бесед евангельских», тетрадь «О винном сотворении», «О бульбе» из книги Пандок, «О духовном антихристе» и некоторые другие.

Имели широкое хождение также старообрядческие апокрифические сочинения, направленные против употребления картофеля («Царь именем Мамер», со ссылкой на книгу Пандок); сочинения, содержащие запрет на употребление чая («В коем доме самовар и посуда, в тот дом не входить до пяти лет», со ссылкой на 68-е правило Карфагенского собора, «Кто пьёт чай, тот отчаивается будущего века»), кофе («Кто пьет кофий, в том заводится злой ков») и табака, приписываемые Феодору IV Вальсамону и Иоанну Зонаре; сочинения против ношения галстуков («Сказание о платах, неции носят, выписано ис Кроника, сиречь Летописца латынского»). Продолжавшиеся почти два века поиски старообрядцами благочестивого архиерея породили апокрифическое хождение (точнее, описание маршрута) в обетованную страну, где якобы процветает древлее благочестие, — Беловодье. Это знаменитый «Путешественник» Марка Топозерского (известны списки этого памятника с середины XIX века).

Праздники

Церковные праздники — это дни, издревле установленные Церковью для торжественного чествования Бога и святых Его. «Старообрядчество показывает глубину религиозного понимания праздника как приобщения к святыне, сверхбытию. Праздник содержит метафизический и онтологический смысл, обладает особой эстетической и нравственной значимостью. Старообрядцы экзистенциально ощущают праздничное действо. Формальность, внешность в восприятии религиозного праздника им не свойственна»[303]. В постановлениях Варковского собора 1832 года так говорится о необходимости почитания праздников: «Праздник бо сказуется еже тебе упразднитися от всех житейских попечений, и трудов; и праздну быти от всякаго труда и греха; токмо упражняти себе на молитву, яко о том и в ветхом законе от Бога предадеся Боговидцу Моисею, шесть дний да делаеши, а седмыи упразднися на молитву»[304].

Начало христианских праздников восходит к самой глубокой древности, однако годовой круг праздников складывался постепенно, на протяжении многих веков. Со временем были установлены праздники: 1) в память важнейших событий из земной жизни Исуса Христа, в честь прославления Животворящего Креста Господня, обретения нерукотворенного образа Христа и Его честной ризы; 2) в честь Богородицы — в память событий Её жизни (Рожества, Успения и т. д.), обретения и положения на хранение в храмах Её вещей, в честь Её чудотворных икон (Владимирской, Казанской, Тихвинской и др.), а также Её особенных благодеяний Церкви и человечеству; 3) в честь бесплотных сил, то есть мира ангельского, в частности — архангелов Михаила и Гавриила; 4) в честь святых — целых разрядов их (преподобных, мучеников, святителей и т. д.) и отдельных лиц из их числа. Во все эти дни богослужение в храмах совершается по особым на каждый праздник чинопоследованиям, приспособленным, по содержанию, к празднуемым событиям и обстоятельствам.

По важности воспоминаемых Церковью Христовой событий церковные праздники разделяются на великие, средние и малые и отличаются друг от друга характером богослужения, степенью его торжественности. К великим праздникам в первую очередь относятся все двунадесятые (Господские и Богородичные) праздники. Двунадесятые праздники различаются на непереходящие и переходящие. Непереходящие — это те праздники, которые всегда приходятся на строго определённое число месяца, вне зависимости от дня недели: Рожество Пресвятой Богородицы, Воздвижение Креста Господня, Введение во храм Пресвятой Богородицы, Рожество Христово, Богоявление, Сретение Господне, Благовещение Пресвятой Богородицы, Преображение Господне, Успение Пресвятой Богородицы.

Даты переходящих праздников в разные годы приходятся на разные числа. Такое происходит из-за того, что эти праздники строго привязаны к дню празднования Пасхи, исчисляемому по особым таблицам — Пасхалиям. К переходящим двунадесятым праздникам относятся: Вход Господень во Иеросалим (за неделю до Пасхи), Вознесение Господне (на сороковой день после Пасхи), Пятидесятница, или Троица (на пятидесятый день после Пасхи). Но в первую очередь сюда относится Светлое Христово Воскресение — праздник Пасхи — «праздником праздник и торжество торжеством», имеющий особую церковную службу, отличную от прочих двунадесятых праздников.

В церковном праздновании двунадесятых праздников (кроме самого дня праздника) следует различать дни предпразднества, попразднества и отдания праздника. Некоторые из Господских праздников предваряются и заключаются особыми субботами и неделями, о чём имеются указания в Месяцеслове и Уставе. Предпразднества и попразднества появились в христианской Церкви рано и были приняты в богослужениях ещё в IV веке, преимущественно при самых главных праздниках — Святой Пасхе, Пятидесятнице и Рожестве Христовом. В последующие века число предпразднеств и попразднеств увеличивается. Днями предпразднеств Церковь как бы пророчески предуказывает на день великого праздника, приготовляет верующих к достойной встрече его. Поэтому в эти дни наряду с молитвами и песнопениями воспоминаемым святым Церковь предлагает молитвословия и песнопения в честь наступающего праздника. Дни попразднества продолжают праздник, а последний день попразднества носит название отдания праздника. В богослужебных книгах великие праздники отмечались знаком креста в круге.

Церковный год начинался 1 сентября[305], и первым двунадесятым праздником нового года был праздник Рожества Пресвятой Богородицы (8 сентября). К этому времени завершались все полевые работы: жатва, вывоз хлеба в овины, уборка льна. Праздник этот всегда особо почитался староверами. С точки зрения христианского вероучения, рождение Пресвятой Богородицы — Матери Спасителя Исуса Христа — не было событием случайным и обычным. Ей была отведена особая роль в осуществлении Божественного плана спасения человеческого рода. Согласно преданию, Дева Мария родилась в городе Назарете в Галилее в семье праведных Иоакима и Анны, которые отличались благочестивой жизнью, но были неплодны, что в те времена считалось среди иудеев признаком нечестия и неугодности Богу. Однако же они с кротостью и смирением переносили неправедные упреки, не отчаялись, не возроптали на Бога, но с верой и усердием просили Его благоволения. Видя их душевное расположение, их любовь и преданность, Господь даровал им намного больше просимого — сподобил стать родителями Матери Сына Божия.

Сущность праздника ясно отображена в праздничном тропаре: «Рожество Твое, Богородице Дево, радость возвести всей Вселенней. Из Тебе бо воссия Солнце Праведное, Христос Бог наш, разрушив клятву и даст благословение, упразднив смерть и дарова нам живот вечный». Как и другие Богородичные праздники, праздник Рожества Богородицы был установлен сравнительно поздно. Официальное введение этого праздника в Византийской империи приписывают императору Маврикию, а первое упоминание о нём встречается в V веке на Востоке в словах святого Прокла, архиепископа Константинопольского (439–446).

Далее следовал праздник Всемирного Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня (14 сентября). События, послужившие основанием праздника Воздвижения, произошли во времена правления императора Константина I Великого (IV век). Мать его, императрица Елена, ревнуя о христианской вере и сетуя, что место страдания Спасителя и другие святыни забываются, в 324 году предприняла путешествие в Палестину, посетила Иерусалим и отыскала там Животворящий Крест Господень. Иерусалимский патриарх Макарий взошёл на возвышение и стал показывать собравшемуся во множестве народу найденный Еленой крест, воздвигая его вверх (отсюда и название праздника). Доказательством истинности креста стало воскресение из мёртвых прикасаемого к кресту. После обретения Креста Господня (326 год) на месте находки креста Елена заложила начало строительства храма, постройка которого была закончена в 335 году. Освящение храма произошло 13 сентября, и следующий день, 14 сентября стал праздником Воздвижения.

Праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы отмечался 21 ноября. Он был установлен в честь славного приведения Пресвятой Девы Марии в церковь Господню. Это святое торжество совершилось во исполнение обетования праведных родителей богоизбранной Отроковицы — Иоакима и Анны. Они, будучи бездетными, завещали, что если по благоволению Божию у них родится дитя, то оно будет посвящено ими на служение Господу Богу. Чудесное рождение совершилось, и по прошествии трёх лет Отроковица Мария была торжественно введена в Иерусалимский храм на постоянное служение Богу. Её принял сам первосвященник Захария и ввёл во внутреннее святилище, куда сам входил только один раз в год — «Святая святых».

Главными зимними праздниками были Рожество Христово и Крещение. Канун этих праздников назывался «кутейником», поскольку основным ритуальным блюдом этих строго постных дней была пшеничная кутья на меду. Великий и высокоторжественный праздник Рожества Христова — главный из неподвижных праздников церковного года — празднуется 25 декабря в честь воплощения Господа Исуса Христа, родившегося в Вифлееме Иудейском во дни Ирода царя от Девы Марии. Когда пришла полнота времён, «послал Бог Сына Своего Единородного, рождаемого от Жены, подчинившегося закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление» (Гал. 4,4–5). Староверы всегда особо почитали этот праздник, и во многих староверческих общинах и в наши дни принято совершать на Рожество Христово всенощное бдение, которое продолжается 10–12 часов. Каждый христианин, подобно вифлеемским пастухам и мудрецам с востока, пришедшим поклониться новорождённому Младенцу, в этот светлый и радостный день спешил в Храм Божий, чтобы прославить воплотившегося Господа и Преблагословенную Его Матерь.

Время от Рожества Христова до Крещения называлось Святками, или Святыми днями. Святочная обрядность староверов отличалась от обрядности представителей официальной церкви минимальным наличием в ней дохристианских, языческих обычаев и примет. Так, в эти святые дни было принято «христославить», то есть прославлять родившегося Младенца Христа, а не языческое существо Коляду. «Христославцы» ходили по домам верующих и пели особые песнопения: рождественский тропарь и кондак, а также величание Христу. То же самое можно сказать и по поводу святочных гаданий. «Святочные гадания у местных староверов, в отличие от православного населения, всегда носили условный характер. Гадания девушек о суженом-ряженом, по сути связанные с вызовом нечистой силы, с целью узнать судьбу, считались крайне греховными и опасными»[306]. Вместо подобных гаданий среди белгородских староверов, например, был распространён обычай «божественных гаданий», средоточием которых была молитва о земном благополучии: «У нас на Святки больше были божественные гадания: девка почитает: “спаси меня грешную, дай мне Бог здоровья на всю жизнь, жениха хорошего”»[307].

Великий праздник Крещения Господня, или Богоявления, празднуется 6 января. Оба названия праздника отражают одно событие — Крещение Исуса Христа, которое Он принял от Иоанна Крестителя на реке Иордане и во время которого на них снизошёл Дух Святой в виде голубя. «И был глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф. 3, 13–17). Внутри одного события — Крещения Исуса Христа — совершилось другое важное событие — явление всех трёх лиц Божества. От Иордана воссиял свет Святого Евангелия, ибо, как пишет евангелист Матфей, «с того времени (то есть со времени Крещения) Исус начал проповедовать и говорить: “Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное”» (Мф. 4, 17). Своим Крещением Исус Христос «потопил в водах Иордана грехи всего мира», освятил водное естество.

В крещенскую ночь верующие шли на источники или колодцы за богоявленской водой, которой в народе приписывалось множество чудесных свойств. Святой Иоанн Златоустый (в слове «О еже сходитися християном во святую Божию Церковь и о Крещении») так говорит о богоявленской воде: «Но убо чесо ради не в день, в онь же родися (Спаситель), но в день, в онь же крестися, Явление глаголется? Сий бо есть день, в онь же крестися и воде освятися естество. Сего ради и в полунощи на праздник сей вси почерпша в домы воду относят и соблюдают и чрез лето всецело хранят. Понеже день освященных вод и знамение бывает явственное, не растлевающуся вод оных естеству долготою времени: но на лето всецелое и два и три многащи лета, днесь почерпненной воде целой и новой пребывающей и по толицем времени ныне от источников емлемых водам сравняющейся…» К крещенской воде относились как к величайшей святыне, её положено было пить только натощак

В конце зимы праздновали Сретение Господне (2 февраля), праздник встречи Ветхого и Нового Завета. Пресвятая Дева Мария, во исполнение закона, отправилась с Сыном Своим и праведным Иосифом в Иерусалимский храм. Поскольку Она была бедна, кроме денежного выкупа смогла принести лишь двух голубей. В то время в Иерусалиме жил благочестивый, исполненный Духа Святого старец Симеон, трёхсот шестидесяти лет от роду. Он был из числа тех семидесяти двух, что в III веке до Рожества Христова, при царе Птолемее II, переводили Священное Писание на греческий язык. Усомнившись в словах пророка Исаии: «Се, Дева во чреве приимет, и родит Сына» (Ис. 7, 14), Симеон вместо «Дева» написал «жена». Но ангел Господень явился ему и сказал: «Ты увидишь исполнение этого пророчества; не умрешь, пока не увидишь спасения Израиля». После этого старец каждый день ходил в храм и по вдохновению Божию оказался там, когда Богоматерь принесла Младенца Христа.

Взяв на руки Спасителя, Симеон произнёс: «Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром; ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты подготовил пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников, и славу народа Твоего Израиля» (Лк. 2, 29–32). Затем, обращаясь к Пресвятой Богородице, он добавил: «Се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в пререкание, — и Тебе Самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец» (Лк. 2, 34–35). Этими словами старец предсказал страдания Матери Божией, на глазах Которой будет распят Её Сын, а также то, что явление Христа станет предметом соблазна для неверующих и спасением для верных. В символическом смысле в лице Симеона произошла встреча (по-славянски — «сретение») с Господом всей ветхозаветной церкви, исполнившей своё предназначение. Праведник, дождавшийся исполнения своего чаяния и воспринявший на руки воплотившегося Бога, назван Богоприимцем. После Сретения он отошёл в жизнь вечную.

Праздник Благовещения Пресвятой Богородицы приходился на 25 марта. Слово «благовестити» по-славянски означает «возвещать радость». В этот день, согласно Евангелию, архангел Гавриил, посланный Богом к Деве Марии, сообщает Ей, что у Неё родится сын Исус и это будет Сын Божий. Повсеместно в христианском мире праздник Благовещения стал отмечаться с середины VII века. Тогда же за Благовещением была окончательно закреплена дата 25 марта — за девять месяцев до Рожества Христова. У староверов считалось тяжким грехом в день праздника Благовещения заниматься каким-либо трудом. «В этот день даже птица гнезда не вьёт, девица косы не плетёт». По народным поверьям, в этот день солнце играет на востоке, как это бывает в великие праздники. Благовещение знаменует начало весны.

Праздник Входа Господня в Иеросалим (другое название — Вербное воскресенье, или Неделя Цветоносия) приходился на последнее воскресенье перед Пасхой. Этот праздник был установлен в память о прославлении Исуса Христа перед Его казнью. Он показывал, что Спаситель знал о грядущих страданиях и казни и шёл на них добровольно. Исус Христос с учениками вступает в город, предшествуемый толпой, детьми с пальмовыми ветвями в руках, по пути, устланному пальмовыми ветвями. И толпа приветствует Его словами, с которыми обращалась прежде только к царю: «Осанна! Благословен Грядущий во имя Господне! Осанна в вышних!» В этот день, единственный раз в году, было принято стоять в моленной с ветвями освящённой вербы, заменяющей в суровых северных условиях пальмовые ветви и с зажжённой свещой в них. Освящённую на праздник вербу хранили в божнице за иконами.

Светлое Христово Воскресение, или Пасха, — «праздником праздник» — по праву считалось самым главным христианским праздником. В первые века христианства этот праздник отмечался вместе с иудейской Пасхой, так как, согласно евангельским сказаниям, Исус Христос был казнён и воскрес в дни празднования иудеями Пасхи (избавления от египетского рабства). Первый Вселенский собор 325 года установил, что христианская Пасха должна отмечаться отдельно от иудейской — в первое воскресенье после весеннего равноденствия и полнолуния, то есть не ранее 22 марта и не позднее 25 апреля (по новому стилю). Пасха таким образом является переходящим праздником. Тем самым переходящими являются и даты праздников и Великого поста, соотносящихся с датою Пасхи. О дне, на который приходится Пасха, староверы также узнают из Пасхалий. Древлеправославная Церковь составляет Пасхалии по юлианскому календарю, католическая — по григорианскому. Отсюда расхождения в днях празднования Пасхи различными конфессиями.

Воскресение Спасителя из мёртвых на третий день по Его собственному предсказанию — это торжество веры и добродетели; богослужение в этот день отличается особенной торжественностью. Ровно в полночь раздаётся троекратное: «Христос воскресе!» и звучит трезвон колоколов. Значит, окончился пост, наступил праздник Светлой Пасхи. В некоторых храмах был обычай у женщин в это время менять чёрный головной плат на белый — праздничный. Во время службы проходит освящение пасхальных куличей и яиц. По обычаю по окончании богослужения происходит массовое христосование — взаимопоздравления с праздником Пасхи. Пасха празднуется всю седмицу, которая называется Светлой и являет собою как бы один день.

В пасхальную ночь также принято было проводить крестные ходы вокруг храмов. Крестный ход — это торжественное церковное шествие, обхождение храма с крестом и особо чтимыми иконами, сопровождаемое песнопениями. Старый обряд предусматривает обход храма верующими посолонь (по солнцу, то есть по часовой стрелке), в то время как в новообрядческой церкви крестные ходы совершаются против солнца.

На сороковой день после Пасхи праздновалось Вознесение Господне. Праздник этот всегда приходился на четверг. Описание великого события, ставшего основанием праздника, содержится в Новом Завете, в книге «Деяния апостолов». В течение сорока дней после Воскресения Исус Христос неоднократно являлся Своим ученикам, беседовал с ними о Царстве Божием и предписал им оставаться в Иеросалиме до сошествия на них Святого Духа.

День Сошествия Святого Духа (Троица) отмечается на пятидесятый день после Пасхи (отсюда второе название праздника — Пятидесятница) и всегда приходится на воскресенье. После вознесения своего Учителя на небо апостолы жили в Иеросалиме, ожидая пришествия обещанного Христом Святого Духа. В пятидесятый день по Воскресении Христовом все они собрались на общую молитву. Вдруг с неба послышался шум, как бы от сильного ветра, и охватил весь дом, в котором они находились. Явились им огненные языки и почили на каждом из них. Все апостолы исполнились Духа Святого и начали говорить на разных языках. Много чудес и знамений произошло в тот день в Иеросалиме, и крестилось тогда сразу около трёх тысяч человек.

Праздник Преображения Господня приходится на 6 августа. Он напоминает о великом событии в земной жизни Исуса Христа, когда Он, совершив половину Своего служения и показав Свою Божественную природу через учение и чудеса, пожелал явить ученикам славу Своего Божества. Он возвёл трёх апостолов — Петра, Иакова и Иоанна — на гору Фавор и преобразился перед ними: Он весь сиял светом, лицо Его было светло, как солнце, одежды Его блистали. Апостолы увидели славу Божию, блаженство, на них спустилось светлое облако, и услышали они из облака глас Бога-Отца: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, о Нем же благоволих. Того послушайте» (Мф. 17,5). Христос преобразился ради всех людей, чтобы просветить их тьму и преобразить их из рабов греху в истинных рабов Своих.

В этот день верующие приносят в Храм плоды нового урожая — виноград, груши и яблоки (отсюда народное название праздника Преображения — «Яблочный Спас»). По преданию, до Яблочного Спаса яблоки не вкушали.

Праздник Успения Пресвятой Богородицы (15 августа) завершал собой годовой круг церковных праздников. По Вознесении Исуса Христа Богородица жила в доме Иоанна Богослова. Однажды, когда Она молилась, Ей явился архангел Гавриил, который сообщил о приближающемся Её часе переселения на небо. Вскоре Она предала душу Богу, а тело Её было погребено в Гефсиманском саду. Но когда через три дня прибыл опоздавший апостол Фома и захотел поклониться телу усопшей, то в гробу оказались только погребальные пелены. Так было открыто, что Божия Матерь вместе с телом взята на небо. Праздник Успения символизировал собой переход от земного бытия к вечной жизни.

Кроме всех перечисленных выше двунадесятых праздников, к великим праздникам относятся также некоторые недвунадесятые, издревле особо почитаемые праздники: Покров Пресвятой Богородицы (1 октября), память святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова (26 сентября и 8 мая), Рожество святого Иоанна Предотечи (24 июня), святых славных верховных апостолов Петра и Павла (29 июня), Усекновение главы Иоанна Предотечи (29 августа).

Посты

Посты в староверческой среде (а нужно сказать, что согласно православному календарю около двух третей дней в году — постные) соблюдались неизменно строго. Согласно святоотеческому учению, пост есть своего рода лестница, по которой человек чрез воздержание восходит на высоту добродетелей. Первый пост был дан Богом Адаму и Еве ещё в раю. Постились ветхозаветные пророки и праведники, постился Христос перед началом Своей проповеди, постились апостолы. В дни поста запрещено вкушение мясной и молочной пищи, а в некоторые, наиболее строгие дни и вкушение рыбы и даже растительного масла.

Вместе с тем пост телесный, телесное воздержание служит уврачеванию души, и об этом тоже всегда помнили. «Истинный пост есть воздержание от грехов», — говорит святой Василий Великий. Ему вторит святой Иоанн Златоустый: «Кто же ограничивает пост только воздержанием от пищи, тот только бесчестит его». «Да постится ум твой от суетных помышлений, да постится воля твоя от злого хотения, да постятся очи твои от сквернословия и клеветы, да постится язык твой от лжи, осуждения и всякого праздного слова, да постятся ноги твои от хождения на злое дело. Вот это христианский пост, какого Бог от нас требует».

С древнейших времен в христианской Церкви были установлены четыре поста: Великий пост — перед Пасхой, в воспоминание сорокадневного поста Исуса Христа в пустыне; Рождественский пост — перед Рожеством Христовым, для приготовления чистым житием, молитвой и добрыми делами к предстоящему великому празднику; Петров пост — в воспоминание поста апостолов, которые, перед тем как отправиться на проповедь Евангелия, постились сами; наконец, Успенский пост — перед праздником Успения Пресвятой Богородицы, ибо и Сама Богородица постилась перед Своим отшествием на небо.

Кроме указанных многодневных постов, Церковью также были установлены посты однодневные: среда и пятница, день Воздвижения Креста Господня, день Усекновения главы святого Иоанна Крестителя, а также канун праздника Крещения Господня. Особо ревностные староверы постились ещё и в понедельник, посвящая этот день прославлению святых небесных сил бесплотных.

Особой строгостью отличался Великий пост, самый долгий из многодневных постов. Продолжался он 40 дней («Четыредесятница») — от Прощёного воскресения до Великой седмицы (Страстной недели). Великая Страстная седмица, предшествующая непосредственно празднику Пасхи, также была строго постной. Тем самым Великий пост продолжался семь седмиц. Питаться в Великий пост разрешается только продуктами растительными, возбраняется скоромная пища, то есть продукты животного происхождения. Однако дважды за время Великого поста разрешается употреблять рыбу: в день праздника Благовещения и в Вербное воскресение. Также в Лазареву субботу разрешено вкушение рыбной икры. Среди семи седмиц строгого Великого поста самые строгие — первая и последняя. В понедельник и вторник первой седмицы, пятницу и субботу Страстной седмицы установлена высшая степень воздержания — «ни хлеба ясти, ни воды пити». Великий пост воспринимался староверами как время воздержания, очищения души и тела, время покаяния и время прощения.

Многодневным постам предшествовали «заговены» последний «мясоедный» день. Неделя перед началом Великого поста носила название Сырной, или Масленичной недели. На этой неделе разрешалось вкушать все продукты, кроме мяса, причём неделя была «сплошной», то есть среда и пятница были днями непостными. Масленица отмечалась широко и весело. Заканчивалась эта неделя Прощёным воскресением, когда все верующие просили прощения у своих духовных отцов и друг у друга.

Великопостные богослужения отличались неизменной строгостью и большим количеством земных поклонов. Но даже на их фоне особой истовостью, строгостью и большим количеством земных поклонов выделялось «Марьино стояние» — служба Великого канона святого Андрея Критского, всегда проводившаяся вечером в среду пятой седмицы Великого поста. Как говорится в Синаксаре, читаемый на этой службе канон Андрея Критского «толико есть широкий и сладкогласный, яко и саму жесточайшую душу доволен умягчити и к бодрости благой воздвигнути, аще точию с сокрушенным сердцем и вниманием поется».

«Марьино стояние» посвящено теме покаяния. В просторечии служба эта именовалась «службой тысячи поклонов», поскольку на протяжении её кладется порядка тысячи земных поклонов. Чтение Великого канона проводилось особой погласицей, применявшейся только для этой единственной в году службы. Основная мысль богослужения состояла в том, чтобы показать верующим: милосердие Божие доступно всем без исключения, как оказалось доступно великой грешнице и блуднице Марии Египетской. Но для этого необходима жизнь в истинном покаянии.

Замирщение и бытовые запреты

В условиях жесточайших гонений староверы сумели доказать не только свою жизнеспособность, но и жизнеспособность своей культуры, своего образа жизни и своего менталитета. И во многом этому способствовала та система бытовых запретов, которая существовала в их среде и не позволяла раствориться в чуждом иноверном, а порой и иноязычном окружении. Писатель Валентин Распутин замечает по этому поводу: «Старовер не курил, не пил вина, а в Сибири и чай пили лишь из трав и кореньев, строго соблюдали посты и моральные уставы, и лишь в одном не знал воздержания — в работе. Это был тот же человек, что и рядом с ним в обычной православной деревне, и всё же далеко не тот: по-другому живущий и верующий, по-другому смотрящий на мир — всё основательно, весомо, тяжеловато. Отлучённый от ортодоксальной церкви и судорожного общественного развития, он и их отлучал от себя, обвиняя в греховности и несамостоятельности, в пляске под чужую дудку. Со временем он выделился в особый тип русского человека, который вопреки всем бедам и обстоятельствам упрямо хранил в себе каждую косточку и каждый звук старой национальной фигуры, в тип, несущий живое воспоминание о той поре, когда человек мог быть крепостью, а не лавкой, торгующей вразнос»[308].

Принятые на себя добровольно запреты — от употребления тех или иных продуктов питания до общения с представителями внешнего «мира» — способствовали сохранению древлего благочестия, русской самобытности, здорового образа жизни. Сообщение с «миром» носило название «мирщения», или «замирщения», и считалось в среде староверов-беспоповцев серьёзным грехом. «Замирщение» могло произойти во время совместной молитвы, трапезы и вообще во время всякого общения без особой нужды с не принадлежащими к данному старообрядческому согласию людьми. Могло оно также произойти и через продукты, произведённые «неверными» или недозволенные к употреблению (чай, кофе, табак), через осквернённую посуду или через общественные заведения (бани, столовые).

Можно сколько угодно называть эти запреты «пережитками», но, как сказал известный французский культуролог и антрополог Андре Леруа-Гуран, «народ является самим собою лишь благодаря своим пережиткам». Вот лишь некоторые из подобных бытовых запретов и наставлений по поводу образа жизни (взяты из старообрядческой книги «Цветник»): «По всяк должны утро и вечер правило установлено исправляти: исповедь, крещения, крест носити на теле своем… Сходясь и расходясь часто прощайся и благословляйся, часто кланяйся в ноги и на молитву вставай часто, чистоту храни. Трезв буди всегда. Правило носи по всяк день, не проспи утрени, вечерни; еш редко, за все постись от пива, вина, от мяса, по праздникам не работай и бань не топи, чистоту блюди. Собак не пущать в ызбы, от мирских уходи прочь. Не пей, не еш, и не молись с ними нигде; чашки свои держи. Берегись как от собак от матернословцов, сквернословцов, брадобривцов, щепетников…»

Большое значение староверы во все времена придавали соблюдению посуды («чашничеству»). Так, например, среди староверов-федосеевцев было принято разделение посуды, употреблявшейся в быту, на «рабскую» (для «верных», «рабов Христовых») и «мирскую» (для «внешних»). И этот обычай, как и многие другие, бережно сохранявшиеся ревнителями древлего благочестия, тоже уходил своими корнями в христианскую древность, был освящён авторитетом Святых Отцов Церкви и соборных постановлений. В Кирилловой книге говорилось: «Аще армянин испиет из сосуда, таковому сосуду (сиречь чаши или иной какой посуде) молитвы не давати, но разбити».

В дораскольные времена на Руси с крайним подозрением относились к иноземцам. Так, ещё преподобный Феодосий Печерский писал о католиках: «..Я, Федос, худой, раб Пресвятой Троицы, Отца и Сына и Святого Духа, в чистой и правоверной вере рождён и воспитан в добре и наказании правоверными отцом и матерью, наставлявшими меня доброму закону: верой же латинской не прельщаться, обычая их не держаться, и причастия их избегать, и всякого обычая их избегать, и нравов их гнушаться, и оберегать своих дочерей: не отдавать за них и у них не брать. [Нельзя] ни брататься с ними, ни кланяться им, ни целоваться, ни есть или пить с ними из одной посуды, ни пищу их принимать. Тем же, кто у нас просит, Бога ради, есть или пить, дать, но в их посуде; если же не будет у них посуды, то в своей дать, а потом, вымыв её, помолиться…» Иностранные путешественники свидетельствуют, что «московитяне запрещают людям иноземной веры входить в свои церкви… И если кто из любопытства проберётся туда тайком, они сейчас же выводят его, схвативши за плечи, и выметают после него пол, чтобы очистить его от осквернения поганым прикосновением»[309]. А Адам Олеарий рассказывает о том, как после посещения им одного крестьянского дома хозяева пригласили священника, чтобы по-новому освятить своё жилище.

С другой стороны, подобного рода запреты были необходимым условием для сохранения своей идентичности и самобытности. Как отмечает О.М. Фишман по поводу тихвинских карел-староверов, старообрядческая община «могла существовать на протяжении ряда веков благодаря жёсткой системе запретов, регулирующих повседневное бытовое и обрядово-ритуальное поведение её членов, определявших религиозно-нравственные установки и общественное мнение. Система запретов выросла как практическое осуществление религиозно-догматического понятия “чистоты”. В старообрядческом (конкретно федосеевском) толковании это понятие включало в себя представления о духовной и телесной чистоте и нечистоте (грехе) в общении, “питии” и “ядении”, а также способах очищения (покаяния) в зависимости от степени греховности содеянного…»[310].

Эти представления о «чистоте» у карел-староверов находили свою материализацию в предметах крестьянской утвари: деревянных «карельской ложке», «карельской чашке», кадке-«питнице» с питьевой водой и ковшике для её черпания. «Усваиваемые с детства, эти символы являлись ценностно-нормативным регулятором поведения, способствовавшим культурной консолидации карельской старообрядческой общности, создавали так называемую базовую символическую предметную среду, выполняя разделительную функцию в оппозиции “свой — чужой”… В то же время эти предметы, как и само чашничество — строгое разделение посуды и питания староверов и мирских, — передавали духовное значение божественных истин и явлений и как таковые воспринимались в крестьянской карельской традиции»[311].

«А в скверности не буди единого дни, — поучал старообрядческий «Цветник». — Ставай перед образом Божьим в чистоте на молитве: и два одра (ложа) имети, на праздники особь спи; среду, пяток (пятницу) храни, рыбы не еш и меж вытей (между едой, обедом и ужином, например)… Образы с собою носи свои; у мирских им не молись и образов мирских не бери в дом свой. Крест на шее за все носи, не будь един день без него; пред обедом и ужином и после стола за все молись. И в роботу и в дорогу ехать или пеш, чрез реку и пришод откуда в дом свой помолись… Руки умывать по 3-ды от погани часто, когда схватишь за што, обутки и чорну рубаху и голо тело чесавши, или посуду погану, что ниесть и поганое у чистой посуды не класть и в чистом месте нигде не класть и ножем чистым не резать поганова… В чистоте ходи, и чорных рубах и обутков на лавку не клади. Яко к образам ни близь нигде и в углу том и под лавкой не клади. И варево из чашек мирскими не дохлебав назад не выливать в горшок и квас мирской посудой не черпать ис кадец и ис горшков и котлов, и ведер ис корчаг и от собак и кошек и от скота блюсти, нюхать не давай, ниже лизать; чисты ведра в бани не вносить, особливы держать. Да причастимся святыне, сиречь чистоты!»

Для всех староверов также общими были определённые запреты в питании. Так, например, запрещалось принимать в пищу всякое животное с нераздвоенным копытом (конину), парных птиц (голубь, лебедь), диких животных, раков. Запрещалось держать воду и питье в ненакрытой посуде. Посуда должна быть обязательно накрыта (хотя бы ложечкой или палочкой).

Среди староверов-федосеевцев был также распространен обычай отмаливания «торжищного брашна», то есть продуктов, купленных на рынке у иноверных. Здесь нужно сказать, что отмаливание продуктов не было каким-то изобретением староверов-беспоповцев. Если мы обратимся вглубь истории, то увидим, что во времена Святой Руси православные очень осторожно относились не только ко всякого рода контактам с представителями иных вероисповеданий, тем более к совместной молитве и трапезе с ними, но и к покупаемой у них пище. Так, святой Фотий, митрополит Московский и всея Руси, в послании своём псковитянам писал: «А что снове пишете, что из немецкия земли приходит что потребное, вино или хлеб, или овощь, и то снове очистивше то от иерей, и потом ясти и пити».

Среди современных старообрядцев, живущих на постсоветском пространстве, самые строгие бытовые запреты — на общение с «мирскими», на потребление покупных продуктов без их «отмаливанья» и т. д. — практически не соблюдаются (особенно это относится к городским жителям). Однако в той области, которая касается богослужения и собственно религиозных обрядов, запреты на общение с иноверными удерживаются наиболее стойко.

Похороны и поминовение умерших

Во все времена и у всех народов погребально-поминальная обрядность занимала особо важное место, а для старообрядческой культуры это свойственно в высшей степени. Даже в тех старообрядческих общинах, где в силу исторических обстоятельств уже многие годы не проводилась соборная молитва, погребения и панихиды продолжали более или менее регулярно совершаться. Без преувеличения можно сказать: погребальный обряд умирает последним!

Погребение усопших является важнейшим христианским обрядом и в древние времена даже относилось к числу церковных таинств. Христианская Церковь смотрит на земную жизнь как на приготовление к жизни вечной. С православной точки зрения, смерть человека — лишь «успение», засыпание, переход в мир иной, рождение в вечность. Поэтому и принято умерших христиан называть «усопшими», то есть уснувшими. Для праведных душ «смерть — это врата, открывающие душе путь в Царствие Небесное»[312].

Вместе с тем, согласно христианскому учению, в жизни вечной будет участвовать и наше тело, которому, по словам апостола Павла, подобает стать нетленным и бессмертным. Во все века для христиан было характерно благоговейное отношение к телу покойника. Это напрямую связано с одним из важнейших догматов христианства — догматом о всеобщем воскресении людей и жизни «будущего века». Со смертью человек не исчезает полностью, не уничтожается, он засыпает телом, а душой отправляется в дальнюю дорогу, на встречу с Богом. Мёртвый спит и при этом продолжает оставаться человеком, отсюда «покойник» — спокойный человек, тот, кто «в покое», «на отдыхе у Бога».

В христианской традиции всегда было принято тщательно подготавливать тело к погребению, заботясь о достойных «проводах» человека. Многие погребальные обряды напоминают таинство крещения, тем самым как бы напоминая: как через таинство крещения человек возрождается от жизни греховной к жизни святой и богоугодной, так и через смерть истинный христианин возрождается для новой, лучшей и вечной жизни со Христом.

Сам образ христианского погребения усопших дан в Евангелии, где описано погребение Исуса Христа. Православный обряд приготовления тела усопшего к погребению сохранился ещё с ветхозаветных времён и выражается в омовении тела, облачении его и положении во гроб. Затем следовало отпевание и собственно погребение, то есть предание тела земле. Как и в других обрядах и таинствах, в погребально-поминальной обрядности староверов имеются некоторые специфические особенности, отличающие её от обрядности представителей новообрядческой церкви.

Подготовка к смерти всегда занимала особо важное место в жизни верующих старообрядцев. «Согласно традиционным представлениям, чтобы “достойно” встретить смерть, необходимо было “очиститься” от мирской жизни. В связи с этим с 50–55 лет многие жители посвящают себя исключительно служению Богу. Наряду с этим происходит их постепенный переход от участия в праздничных развлечениях к религиозным сходам. В комплекс “очистительных” мер входят: изменение образа жизни, смена современной одежды на традиционную и др. Следует отметить, что в этот период жизни староверы всё своё свободное время посвящают чтению молитв, при этом выделяют значимость ночного моления»[313]. По словам одной печорской староверки, «ночью — золотое моленье. Будешь молиться в это время, на том свете скорее 21 ступеньку до райских ворот перешагнёшь».

Практически повсеместно староверы заранее начинали готовить погребальную одежду («смертное»), а также материал на гроб. «Приготовленную одежду хозяйка традиционно завязывает в “узелок” и о месте его нахождения извещает всех членов семьи. Предварительно запасают строительный материал на гроб и столб. До 60-х годов XX в. многие староверы практиковали изготовление их при жизни, которые затем десятилетиями хранили на чердаках. Распространённым приёмом является дарение личных вещей как родственникам, так и знакомым с целью последующего поминания дарителя. По мнению жителей, вещи, розданные самим владельцем, а не родственниками после его смерти, имели большее значение, поскольку считалось, что даритель расстался с вещами “с добрым сердцем” и молитва о его душе будет более действенная»[314].

Согласно существующим обычаям, умирающий получал у своего одра последнее напутствие от духовного отца. Если не было возможности получить напутствие в загробную жизнь от духовного отца, то подобное напутствие мог преподать кто-либо из членов семьи или из близких умирающему людей. Всякий христианин обязан был спросить умирающего наедине «тихим голосом» и «по единому слову», то есть кратко: не желает ли он сообщить нечто важное, выразить свою последнюю, предсмертную волю; не имеет ли он желания на пороге смерти исповедовать какой-либо нераскаянный грех; наконец, не осталось ли у него в душе зла или обиды на кого-либо из близких?

Затем начиналось чтение так называемого Канона на исход души[315], который имелся во многих богослужебных книгах — Часовнике, Псалтыре, Панихиднике и др. Основное содержание канона — просьба о помощи Божией и молитвенном заступничестве Пресвятой Богородицы в тяжёлые минуты расставания души с телом. Если ко времени окончания 8-й песни умирающий ещё был жив, то 9-я песнь канона не читалась, а дочитывалась уже после его преставления.

После констатации смерти приступали к омовению тела усопшего. Обычай этот упоминается ещё в Деяниях апостольских. Тело усопшего клали лицом на восток (ногами к иконам) и омывали теплой водой без мыла — вначале голову, затем тело до пояса и далее остальные части тела, протирая чистой мокрой тряпкой или губкой. Лицо усопшего омывали руками. Омовение должны были осуществлять только единоверные усопшему христиане. Перед омовением и после него клали седмипоклонный начал. Совершая омовение, непрестанно творили молитву: «Святыи Боже, Святыи Крепкий, Святыи Безсмертныи, помилуй нас» или молитву Исусову.

Закончив омовение, усопшего начинали одевать. «Главный смысл приготовления усопшего к погребению сводится к тому, что он окончил свой земной путь пред людьми и теперь ему предстоит встреча с Господом. Поэтому на усопшего надеваются моленные одежды, а телу придаётся молитвенная поза»[316]. Как говорилось выше, у староверов имеется традиция заранее собирать свой «смертный узел».

В первую очередь на умершего надевался нательный крест. Обычно это был так называемый кипарисовый (деревянный) крест. Такие же кресты носили при своей жизни иноки и инокини, принявшие великую схиму и тем самым уже здесь, на земле совершенно отрешившиеся от всего земного. Затем умершего обряжали в нижнее бельё: для мужчин это была рубаха-косоворотка, для женщин — длинная рубаха с длинным рукавом. Нижнее бельё должно было быть новым и светлым. Рубашка подвязывалась поясом, после чего на мужчин надевали тёмный моленный халат (кафтан, азям, поддёвку), а на женщин — длинный до стоп сарафан. На ноги надевались носки (женщинам чулки) и тапочки. Уста усопшего должны быть сомкнуты, глаза — закрыты. Если усопшая девушка — ей заплетали одну косу, если женщина — две косы. Вначале на голову надевали чепчик или повязывали косынку, а затем — однотонный платок.

До положения во гроб тело укладывали на лавку или на сбитые доски, положенные на табуреты, застланные полотном. Руки умершего складывались на груди крестообразно — как это принято у старообрядцев на богослужении — правая поверх левой, при этом пальцы правой руки должны изображать двоеперстное крестное знамение. В пальцы левой руки вкладывали белую лестовку. Под левую же ладонь усопшего клали и белый подручник. Тело покрывали светлым покровом в свидетельство того, что оно находится под покровом Христа и Богородицы, а поверх покрова к рукам клали икону (обычно изображение Распятия с предстоящими, или так называемый Мироносицкий крест). На чело умершего возлагали венчик — декоративную бумажную ленту со словами молитвы: «Святыи Боже, Святыи Крепкий, Святыи Безсмертныи, помилуй нас».

Перед положением во гроб на усопшего надевали саван, символизирующий переход в светлую область духовного мира и представляющий собой длинное (в рост усопшего) и широкое полотно, сложенное вдвое по длине и прошитое сверху, как бы образуя куколь, капюшон. Своим белым цветом саван напоминал крещальные одежды. Гроб обычно делался из чистых досок или вообще был выдолблен из цельного дерева и не окрашивался. Внутрь клали чистые опилки, сухую траву или солому. Под голову умершего клали небольшую подушечку, набитую сухой травой или опилками. Считалось совершенно недопустимым класть в гроб посторонние предметы (книги, иконы, еду, одежду, деньги и пр.). Чин положения во гроб совершался или духовным наставником, или благословлёнными на то церковнослужителями. Наставник кадил иконы, умершего и читал соответствующие молитвы, после чего тело благоговейно полагали во гроб.

Сразу после положения тела во гроб присутствующие староверы начинали читать заупокойный Псалтырь. Читать Псалтырь полагалось в течение трёх дней — до погребения — особой заупокойной погласицей по особо установленному чину. Пока тело усопшего находилось дома, у икон всегда горела свеща или была затеплена лампада.

Чин погребения совершался на третий день после кончины усопшего. Перед погребением тело поворачивали по солнцу ногами к иконам. Если отпевание происходило в моленной, было принято накрывать тело особым покровом — красивым покрывалом из дорогой ткани (парчи или бархата) с бахромой и кистями, а также вышитой «Голгофой» (изображением креста с подножием, копия и трости — орудия страстей Христовых). Сам чин погребения служил тот духовный наставник, которому усопший исповедовался. Во время погребения происходило прощание с усопшим — при пении особых умилительных стихер «на целование». Чин погребения у староверов совершается с благоговением и достаточно продолжителен — от полутора до двух часов, а в Выговском поморском общежительстве погребение особо выдающихся и заслуженных деятелей (с чтением специально составленных надгробных слов) могло длиться даже до шести часов.

Завершив чин погребения, тело усопшего закрывали саваном, покойника кадили в последний раз и закрывали крышку гроба, после чего гроб разворачивали по солнцу и ногами вперед выносили из моленной. Вынос тела совершался следующим образом: впереди на пелене несли Животворящий Крест, а следом за гробом шли духовный наставник с кадилом, певчие и все провожающие. Во время выноса тела многократно пели «Святыи Боже…». В прежние времена гроб доставляли на кладбище на руках. Теперь (особенно в городах) для этого нередко используется грузовой транспорт.

Старообрядческие кладбища всегда были обособлены от других, даже если входили в общий кладбищенский комплекс. Нередко кладбища были огорожены забором. Внос покойников осуществлялся только через особые освящённые ворота. Перед входом на кладбище положено было положить три поясных поклона. Когда гроб с усопшим опускали в могилу, наставник, а за ним и все провожающие сыпали по три горсти земли в могилу, после чего гроб закапывали и устанавливали на могиле крест. Хоронили покойных лицом на восток.

Могилу выкапывали по линии запад — восток, при этом намогильный крест располагался в восточной части, то есть в ногах у покойника. Объяснялось это тем, что после Страшного суда мертвые воскреснут, восстанут из могил, увидят свой крест и в молитве восхвалят Господа.

Намогильный восьмиконечный крест, обычно имевший крышу, принято было изготавливать из дерева и устанавливать непосредственно во время захоронения. В некоторых местах они украшались резьбой или даже росписью. В более позднее время у зажиточных купцов-староверов появился обычай устанавливать вместо временных деревянных крестов цельнокаменные, литые или кованые. В советское время стали устанавливать бетонные кресты и каменные стелы с изображением восьмиконечного креста. Нередко на подобных памятниках и даже на крестах стали появляться фотографии усопших, что является несомненным новшеством.

На Русском Севере повсеместно существовал и до сих пор сохраняется обычай устанавливать на могилах не кресты, а так называемые голбцы — деревянные резные столбцы с двумя досками сверху наподобие двускатной крыши. Они представляли собой некое подобие часовни. Внутри голбца делалась небольшая ниша, в которую помещали литую медную икону или деревянный намогильник — резную доску со старообрядческим голгофским крестом и орудиями страстей Христовых.

Забота о могилах предков всегда считалась неотъемлемой составной частью повседневной жизни старообрядцев — в особенности это можно сказать относительно современных старообрядцев стран Балтии и Польши, у которых можно наблюдать высокую культуру содержания кладбищ. Неухоженность, запущенность могилы считались чем-то неприличным и всегда осуждались. Однако в постсоветское время в России такое, к сожалению, нередко встречается на старообрядческих деревенских кладбищах, что объясняется физическим вымиранием русской деревни, когда за могилами уже просто некому ухаживать.

Среди староверов никогда не было принято совершать тризны (угощения) на могилах усопших, тем более «поминать чаркой». Но после завершения погребения по церковной традиции молящимся обязательно поставлялся поминальный обед. Перед поминальным обедом читались молитва «Отче наш» и трижды заупокойный тропарь с поклонами. Стол обычно был рыбный, в прежние времена не принято было ставить на стол спиртное. Пока приглашённые молча вкушали пищу, один из чтецов, предварительно благословившись, читал «Жертвенник» — так называлось поучение из учительных книг (Пролога, Златоуста или других). Тем самым поддерживалась благоговейная атмосфера, свойственная всему старообрядческому чину погребения и поминовения усопших. По окончании обеда пели положенные на поминальном обеде песнопения «Содетелю» и «Достойно есть» и расходились по домам.

По свидетельству одной староверки из Причудья (Эстония), «у староверов смерть дорогое удовольствие хотя бы уже потому, что на поминки принято приглашать всю деревню, а это значит, что угощение — начиная с супов, второго и сладких блюд — готовится на 100–200 человек. Поминки, как и встарь, непременно начинаются с поминальной кутьи, а в конце подают густой кисель, что означает, что надо вставать и уходить». Кутьей у староверов называется блюдо из цельных зёрен пшеницы, отваренной до мягкости, процеженной и залитой разведённым в воде медом (а не рис с изюмом, как это принято в современной новообрядческой практике). Пшеница является символом воскрешения из мертвых (её зерна в земле «умирают» и снова воскресают во всходах), а мёд является символом сладости райской жизни.

Кутья обязательно приготавливалась для всех поминальных панихид, служащихся как в доме, так и в храме. Чашу с кутьей, в окружении четырёх горящих свещей, ставили на стол в центре моленной, и в начале богослужения наставник каждением благословлял чашу с кутьей. На поминальной трапезе после панихиды вкушение пищи всегда начинали с кутьи. Все, начиная с наставника, поочередно по кругу (посолонь) вставали, трижды осеняли себя крестным знамением и вкушали три ложки кутьи. Считалось, что освящённую кутью нельзя выливать — она обязательно должна была быть съедена.

С древнейших времён в христианской Церкви было установлено почитание усопших. С точки зрения христианского вероучения, Церковь земная и Церковь Небесная — едины, и члены её не разлучаются даже после смерти. Но, по словам Августина Блаженного, «умершие надеются получить помощь через нас, ибо время делания отлетело от них». Этим объясняется необходимость постоянной молитвы за усопших и милостыни за них. Церковью были установлены особые дни поминовения после смерти христианина: «В 3-й день — в память того, что умерший веровал во Святую Троицу и перешёл в вечную жизнь к Триипостасному Божеству. В 9-й день — чтобы душа умершего сопричастна была девяти чинам ангельским. В 40-й день, по прехождении мытарств, — ангелы возносят душу на поклонение Богу, и она получает определение в небесных обителях до Второго Пришествия Господня»[317].

Считалось, что до третьего дня душа пребывает рядом с телом — отсюда обычай ставить гроб с телом усопшего в храме и читать Псалтырь. С третьего по девятый день душе показывают небесные обители, а с девятого по сороковой день душа проходит мытарства и видит адские мучения. Поминать усопших также было принято по прошествии года после смерти («годины», или годовая панихида).

Кроме того, у староверов поминовение усопших проводилось в Радоницу (во вторник Фоминой недели), а также в дни «вселенских родительских суббот»: суббота мясопустная (за восемь дней до Великого поста), Троицкая суббота (день перед Троицей) и Дмитриевская суббота (суббота перед днём памяти святого великомученика Димитрия Солунского). Накануне «родительских суббот», в пятницу вечером, с особой торжественностью совершалась соборная вселенская панихида, на которой непременно читались статьи из Синодика, где поминались мученики за старую веру епископ Павел Коломенский, протопоп Аввакум, боярыня Феодосия (в иночестве Феодора) Морозова и другие, а также выговские отцы-киновиархи.

Особо почиталась староверами Великая родительская суббота накануне двунадесятого праздника Троицы. В этот день поминовение было принято проводить прямо на кладбищах. По просьбам прихожан духовные наставники вместе с певчими служили на могилах усопших краткие заупокойные литии. И в наши дни такой обычай весьма распространён среди староверов стран Балтии.

Определённая система запретов существовала в старообрядческой среде и по поводу правил погребения и поминовения усопших. В частности, церковного погребения и поминовения лишались самоубийцы, умершие от «винного запойства», а также «табашники» и «брадобритцы». Не бывшие перед своей кончиной на исповеди христиане не поминались «на имя» — за них можно было служить только «вселенские панихиды».