Пояс Рода

V

И что на самом деле скрывал, или, получается, уже не искал и не скрывал, а просто охранял этот тип, которого называли то Падшим Аватаром, то Хранителем, он уже и сам не знал. Вообще он был человеком практичным, активным и даже, можно сказать, жадным до всего: до денег, впечатлений, приключений, баб и славы.

В толпе он никогда не ходил, но давно заметил, что толпа — это нечто, могущее дать СИЛУ, энергию, материальные блага и всевозможные приятные вещи в жизни. В далекой молодости он пробовал себя в разных неформальных структурах, но быстро понял, что материал там слабоват и кроме проблем, со всякими братками или фанатами-эзотериками, в их среде скорее можно было зарядиться шизофренией, чем энергией. Денег от этого тоже было — тьфу, если не лезть в криминал.

Это показалось мелким, и он пошел по другому пути.

Сообщество учеников — молодых, сильных, амбициозных и талантливых — давало столько силы, когда он, не считаясь ни с чем, собирал по крохам секреты единоборств и учил их, полностью отдавая каждому все, что мог, купаясь в их благодарности, увеличивая их силой свою.

Не было радости больше, чем стоять на балконе зала, когда вся школа синхронно под его команды занималась, выплескивая и трансформируя пространство — энергию, СИЛУ, саму жизнь. Все это вливалось в него, тогда еще не имевшего прозвища Падший Аватар, а носившего звание Учителя. Он парил в этой энергии, был почти счастлив и бесконечно благодарен своим ученикам.

Однако эйфория, как и следовало ожидать, сменилась более житейскими вещами: жить надо, а смысл-то какой практический в этом всем? Он пытался найти эту смычку, поскольку ТЕОРЕТИЧЕСКИ все восточные системы работы с энергией, будь то йога или единоборства, давали возможность некоей РЕАЛИЗАЦИИ. Но постоянно возникал вопрос: реализации ЧЕГО и ГДЕ?

Восточная философия уклончиво и непонятно отвечала на этот вопрос.

Еще более непонятными и запутанными выглядели эзотерические теории на эту тему. Было такое впечатление, что все это многословие существует лишь для того, чтобы заманить в какую-то ловушку. Он чувствовал эту ловушку, но пока не мог понять, где она. «Наверное, в самих людях» — думал он, и почти не ошибался.

Ученики разочаровывали один за другим. Одни отрывались от реальности, другие становились слишком агрессивными, третьи потеряли чувство меры и упивались открывшимися возможностями, переходя в разряд экстрасенсов, псевдоцелителей и манипуляторов.

Ехали крыши массово, в общем. И, что характерно, все были им недовольны.

Это был жестокий удар. «Что не так?» — думал он постоянно. Не оставляло чувство, что ученики уходят не вообще, а конкретно «переходят под другую крышу», как будто появляется сила, более привлекательная, чем его. То, что эта сила разрушала людей, казалось, было видно только ему. Ученики хотели, как им казалось, САМИ. Сами для себя.

Он так долго думал об этом, что даже поделился с женой. Ответ был поражающим: «А что положено, кроме бесов, тому, кто думает только о себе? Зачем оно им? Так и правильно — у них же нет никого, они ни для кого не живут, вот и в пустоцвет уходят — чтобы никому плохо от них не было. Вот твой дед — тот мог и каверзу устроить, но работал-то всегда для кого-то — вот и не брало его ничего».

Как просто — поразился Падший Аватар.

Ну и хрен с ними!

Однако выводы он сделал. Действительно, почему мы забываем о том, что есть у нас? И чем НАШЕ хуже ихнего? Мысль понравилась. В наших, ТУТЭЙШИХ, традициях он как раз понимал толк. Почему он раньше об этом не думал? Да и противоречий особых он не усматривал.

С азартом и рвением он стал все переделывать.

Якорь нужен был — да простой якорь, который удерживает судно, и во многих книгах по различным психосистемам является своеобразным предохранителем для занимающихся.

Что это? Это — то, что делает жизнь человека важной. Не вообще, а конкретно.

Это — те, для которых человек живет.

Это — понимание того, что все знания — для этой жизни, а не для последующих, и только тогда они нужны.

Это принятие самой своей жизни здесь и сейчас. Строить семью, отдавать долги, делать что-то… и понимать, что последующие наступят на это, как на фундамент. И радоваться тому, что им будет на что наступить.

Те, кто не имели якоря — жалели потратиться на что-либо, кроме собственной так называемой «реализации». Они переставали думать о семье, о каждодневных своих земных обязанностях, теряли способность быть благодарными в делах, ограничиваясь «потоками энергии», которые они якобы, как им казалось, отправляли тем, за счет кого фактически жили. Понятно, это проще, чем думать, почему жене грустно или как помочь сыну в его подростковых проблемах… Они надувались большими шариками, которые были связанны с землей всего лишь тонкими нитями, которые не проблема была порвать. Мысль же о том, чтобы стать просто фундаментом, ступенькой — вообще их возмущала до крайности.

Пришлось искать способы немного заземляться. Это вызвало неприкрытую агрессию и тотальное непонимание. Ведь гораздо приятнее парить, чем копаться в грязи и создавать фундамент. Учеников, которые хотели «парить», он «уволил на испытательный срок». Их было много и, если честно — это была самая дорогая группа, к которой Учитель прирос всем, чем можно. Это было больно.

Но, сам не зная, зачем (как он сам себе объяснял, просто по инерции и из противности), он продолжал искать. И зарабатывать он уже привык, и тренером был хорошим, но больше — просто не хотелось отступать. Не привык.

И как-то раз его осенило. Какого хрена он копается в чужих системах, когда у самого дед людей лечил и разные фокусы проделывал? Тем более что давно ему было ясно, что вся эта хрень про энергию и скрытые возможности везде одинакова, что у нас, что в Индии, что во Вьетнаме каком-то? И главное, кто нам вбил в наши пустые головы, что наше — хуже?

Ни фига оно не хуже, а скорее, лучше! «А если и не так, то почему бы этого не сделать?» — и это была уже мысль. И еще одна мысль: «А может, все оно именно отсюда и пошло?»

В ту ночь, когда это пришло ему в голову, он и увидел своего деда.

Тот сидел перед своей хатой на колоде, опираясь на странный корявый посох с головой змеи.

— Ну что, дошел, шельмец? — устало спросил он. — Долго ты клыпал, проходимец.

— Деда, а ты что, правда, колдун?

— А кто такой колдун?

— Ну, тот, кто может… ну, зверям приказывать, погоду менять…

— Это и такой босяк как ты, может… Тоже мне, зайца попросить ребят потешить… нашел колдовство.

— Болезни лечить, судьбу менять…

— Это не колдун делает, не человек, а те, кого он просит… взамен за что-нибудь… просто так только Святой Дух исцеляет, и просить его не надо. А если болеет кто, нужно только знать, для чего ему болезнь дана… так что каждый сам себе и судьбу, и болезни приносит.

— Так а что колдун делает?

— Не колдун, а Хранитель. Равновесие соблюдает, — дед хитро прищурился, — есть у него, правда, способы всякие… Но блюдет хорошо — Хранитель, слишком много берет себе — колдун. Приходит та, которая следит, и поправляет, и забирает СИЛУ, если что не по ней. Если по ней — будет у тебя все что тебе нужно… А нет — отвечать и тебе, и детям и внукам твоим…

— Смерть, что ли?

— Дурак ты еще. Да ладно, сам увидишь все. Придется тебе…

— А что делать?

— Смотри под ноги больше.

Дед поднялся с колоды, тяжело опираясь на посох, и медленно пошел к дому.

— Так что надо делать?

Дед обернулся, улыбнулся своей доброй улыбкой и сказал:

— Шлях свой ищи… — и нараспев проговорил:

Ой, давным-давно тое было

Падший Аватар проснулся в поту. Это был тот дед, которого он не знал.

А знал ли он его вообще? Помнить-то помнил, но вот что странно — из памяти стерлось многое из его слов. Двоюродная сестра до сих пор помнит, как приходила к деду на хутор, а тот с мальцом разговаривал. Когда она подсаживалась, прогонял, говорил, что маленькая еще.

Да дед на хуторе жил в пуще. Не простой дед был, правда. Ксендз ему запретил в костел ходить, поспорили. А он тогда так сказал — я не в ксендза верю, а в Бога. Хожу там, где хочу.

Дядька рассказывал, как маленьким он просил, находясь на телеге: пап, позови зайца. Дед звал, и заяц до километра за ними шел. А вторая история еще та — время послевоенное, дед — погорелец, а детям сладкого хочется. Что делал? Приходили на поле чье-нибудь, где жито росло, и ставили закрутку. Через некоторое время хозяева, увидев ее, бежали за дедом, а тот ругаясь, мол рано еще — шел вынимать ее. И деду, и детям угощение давали.

А про Бога бабушка рассказывала. Ее мать экономкой у ксендза была. Поэтому праздники все церковные справляли. Дед махал рукой, и говорил: все едино, только названия разные.

Когда умер дед в пуще, и, как положено, ночью была гроза, как раз Аватар у него был. В этой грозе промок так, что умудрился ночь проспать голый на раскаленной печи. А затем начались фокусы. То привидится что-то. Появились вещие сны. Иногда очень подозрительно стали смотреть люди. Появилось чувство внутренней непонятной силы. Поэтому и увлекся всякими такими занятиями — силу пробовал.

Что хотел ему сказать дед? И причем тут шлях какой-то? Хотя про под ноги — это понятно как раз. Шлях — шляхом, а кушать хочется, в том-то и дело. Да и зарплата в университете 20 баксов. Нужно находить еще деньги. Конечно, есть восточная школа, но вдруг она показалась какой-то недоделанной, плоской, чужой, и захотелось своего родного, да еще чтобы деньги приносило.

Это была уже оформленная мысль.

Причем мысль здравая и глубоко практичная. И ее стоило думать дальше. Но откуда плясать? Не из учебников же истории, переписанных триста раз… Найти бы нечто, неподвластное коррекции.

И он нашел! Традиции, праздники, обряды — весь этот мир, в котором жили наши далекие предки, оказывается, не был миром темных затурканных троглодитов. Его историки не додумались переписывать — только свели к доказательству невежества диких язычников. А зря!

Основой всех этих действий была семья, род и его выживание.

Жили люди трудно, и на ерунду у них времени не было — это рассуждение было резонным. Если они что и делали, то каждое занятие было жизненно важным, и, видимо, никто не сомневался в его необходимости. Поразительно, но оказалось, что обряды имели такой глубокий смысл, что заставляли восхищаться поэтичностью и остроумием тех, кто их вводил в обиход. Их не нужно было объяснять, их просто придерживались, потому что не было другого выхода! Иначе кранты — и у наших предков, видимо, в этом не было никаких сомнений.

Действительно, если посадить невесту на дежу, и та скисала, не брали девку в жены. И правильно, потому что это значило, что она болеет и здоровых детей не родит. Без всяких там анализов и другой заумной хрени. Посты, праздники и весь календарь имели такой же глубокий практический смысл и были напрочь лишены всего лишнего и надуманного.

Исследователь был в восторге.

Он собирал традиции, анализировал их, сдирал с них, как кожицу с луковицы, шелуху более поздних объяснений, дополнений и домыслов, оставляя самую суть, и присоединял к своей системе. Это было настолько интересно и близко ему, что часто он сам предвосхищал новые маленькие открытия.

Конечно, иногда его заносило — он всегда был немного позёром, и красоваться ему нравилось. Но даже это было полезным, поскольку известно, что скромность и реклама несовместимы.

Организовалась как-то сама собой школа женского здоровья, которая сначала немного давала сбои, но после того, как он изъял из нее все объяснения про энергетику и всякие воздействия (бабы и так ведьмы, и учить их этому не надо), все уравновесилось.

Новые школы росли.

Сначала он думал, что все это — просто еще один способ заработка. Нет, конечно, это не было шарлатанством. Это были просто поиск и сохранение народных традиций. Получалось наглядно, интересно и достоверно.

Будучи хорошим тренером и знатоком восточных единоборств и разных систем оздоровления, он вдруг понял, чего не хватало его восточным школам: они были чуждыми этим местам. Начал он их корректировать, искать общие точки…

Но склеивалось, на его взгляд, не очень хорошо. Вроде бы все получалось, занятия шли, но почему-то не совсем так, как он привык. Все время приходилось изменять привычные схемы тренировок, анализировать, спорить с инструкторами… пока не случилось одно из тех событий, к которому разные люди отнеслись по-разному…

Чего-то не хватало в этом всем.

Реальности.

Места действия.

И самого действия.

Какого, где и зачем — он сам еще не знал.

Но уже решился.