Пойманные под стеклом

Часть третья Сопротивление

— Ты утверждаешь, что встретил Алину? — Сайлас недоверчиво смотрит на меня сверху вниз. — Что вы сбежали вместе, и ты ей помог? Ты? — ему, очевидно, сложно представить это.

Я в грязи с ног до головы, все мое тело дрожит от шока, что я был погребен за живо. Чтобы остановить кровотечение из пореза на брови, прижимаю к ней старую футболку.

— Извергнутая убила бы ее, если бы мы не пришли вовремя, — каркаю я, так как мое горло все еще наполнено пылью.

— Мы? — Сайлас смотрит на Инджера, который не произнес ни слова. Он стоит позади его приятеля и ждет, уперев руки в бедра.

— Моя подруга Беа и я, — объясняю я. — Беа сейчас с Алиной. по крайней мере я так думаю.

Надеюсь.

Сайлас задумчиво потирает подбородок. У него такое же решительное и неуступчивое выражение лица как у его кузины, что позволяет ему выглядеть намного старше, чем есть на самом деле.

Я бы дал ему от восемнадцати до двадцати. Однако, он не производит впечатление, что готов врезать мне в лицо, если я раскрою рот.

— И почему же Алина решила взять Извергнутую на буксир? — спрашивает он. — Каждый знает, какими опасными они могут быть.

Инджер согласно кивает и складывает руки на груди. Молчание очень смущает меня. Поэтому я еще раз объясняю все, начиная с момента, когда встретил Алину в очереди на вакцинацию, а затем сцену в таможенной зоне.

Оба внимательно слушают. Когда я заканчиваю они в некоторой степени убеждены, что я не лгу. Сайлас перекидывает мою руку через свое плечо и помогает мне встать.

— Сможешь идти? — спрашивает он.

— Хм, наверное.

Мой живот сводит судорога, и я со стоном нагибаюсь вперед, но это только ухудшает боль.

Пыхтя, я с трудом могу дышать.

— У тебя видимо сломаны пара ребер, — предполагает Сайлас. — Но это пройдет, они сами срастутся. Врач все равно ничего не смог бы предпринять.

Сайлас и Инджер выглядят как парни, которые после потери всех конечностей будут продолжать бежать. По крайней мере, они бы пытались это сделать, вместо того, чтобы горевать.

Я по-походному закрепляю маску на лице и делаю глубокий вдох. Но даже это причиняло боль, так что я с трудом подавляю крик.

Я пытаюсь делать небольшие вдохи, концентрируясь на остроугольных блестящих серебром контурах на горизонте и на луне, которая как чистая отполированная монета светится в небе.

Пытаюсь не замечать здания с развалившимися крышами и разбитыми стеклами, которые, кажется, готовы обрущиться на нас.

— Откуда вы знаете, что Алина в бегах? — спрашиваю я.

— Потому что Алина живет со мной и моими родителями, — ворчит Сайлас и просовывает руки в лямки рюкзака.

— Почему?

— С тех пор как ее родители пропали, она своего рода моя сестра, — говорит он.

— Как сестра, хм, — произношу я и, когда Сайлас не реагирует, спрашиваю: — И куда именно мы направляемся?

Сайлас хмурит лоб. — Ты идешь назад в Купол, — только и говорит он.

Инджер кивает и наконец открывает рот. Его голос похож на рычание.

— Ты только будешь мешать нам.

Так как до сих пор все время разговаривал Сайлас, я считал его чем-то вроде пугала. Но теперь понимаю, что ошибался. В его голосе слышны неоспоримый авторитет и сила.

— Люди из «Бриз» вернутся завтра, чтобы выследить нас. Идеальная попутка для тебя. Тебе всего лишь нужно показать свою татуировку на мочке уха, — настаивает Сайлас.

— Нет, я иду с вами, моя лучшая подруга направляется в город, а я несу за нее ответственность в этой поездке, — возражаю я.

Инджер сопит и опускает руку в сумку. — Она - твоя кузина, — говорит он Сайласу.

Сайлас, который держал мой рюкзак, бросает его мне и натягивает капюшон:

— Мы нашли там твои вещи, — говорит он и указывает на место, где я видел Беа, Алину и Мод в последний раз. Затем смотрит на небо, что-то шепчет и, наконец, говорит, как будто он видел будущее в облаках.

— Окей, идем с нами, — говорит он и улыбается. — Но мы не идем дальше сегодня. Не через этот мусор. Нет дороги, по которой мы могли бы следовать. Давайте лучше найдем место, где мы можем немного поспать до рассвета.

— У меня есть палатка, — замечаю я. — Очень легко устанавливается. Нужно только сильно потрясти.

— У тебя есть палатку? Откуда?

— Купил.

— Ну да, логично, — сопит он.

— Ну, собственно, мой отец купил мне ее, — добавляю я и сразу же жалею о сказанном.

Мы бежим, пока не находим дом с палисадником, который в некоторой степени выглядит солидно. Инджер и Сайлас останавливаются, опускают багаж и убирают остатки велосипеда и несколько бутылок в сторону, пока я распутываю брезент. Всего пара минут и палатка установлена.

— У меня еще есть они, — я вытаскиваю спальные мешки и бросаю их в палатку.

— Это самая маленькая вещь, которую я когда-либо видел, — Сайлас осматривает палатку, и я понимаю, что он имеет в виду: нам придется спать дьявольски тесно друг к другу.

— Придется так, — говорю я таким тоном, как будто бы мне полностью все равно, но, если честно, безумно страшно. Мне придется толкаться с двумя типами, которых я едва знаю, в этой минипалатке. В палатке, которая предполагает, что в ней будут спать двое.

— Ну, по крайней мере, мы не промокнем, — Инджер наклоняется и забирается внутрь.

Сайлас и я следуем за ним. Мы полностью открываем молнии на мешках, чтобы использовать один как одеяло, а второй как подстилку. Затем ложимся, я в середине.

Инджер и Сайлас сразу поворачиваются спиной ко мне, так что у меня нет возможности перевернуться набок, иначе я занял бы не очень приличную позу с одним из них.

Поэтому остаюсь лежать на спине и пристально смотреть на тени вокруг меня. Внимательно слежу за тем, чтобы мои ноги были сжаты, а руки сложены на груди.

— Ты уверен, что с Алиной все в порядке? — через несколько минут спрашивает Сайлас.

Я заню, что должен ответить «ДА». Все в порядке, никакой паники, но часть моего мозга, которая еще может нормально думать, отключается в этот момент, пока та часть, что пострадала во время обрушения, начинает набирать обороты.

И, наконец, я выдаю: — Ты тоже в нее влюблен?

— Что? — кричит Инджер и судорожно пытается подавить смех.

— О Господи, почему все наперекосяк? — стонет Сайлас.

Я без понятия, что должен на это ответить, так как знаю же, что Сайлас ее кузен и, что говорю как сумасшедший. Я натягиваю спальный мешок до самого подбородка.

— Мне шестнадцать, — говорю я, как будто это что-то объясняет.

К счастью Сайлас смеется, а мог бы ударить меня.

— Ему шестнадцать, — повторяет Инджер.

— Он — идиот, — говорит Сайлас. — А теперь давайте поспим.

Когда в утренних сумерках мы выходим из подземки, я вынуждена зажмуриться — так сильно ослепляет меня свет.

Еще и режущий холод. Маленькие снежинки кружатся в утреннем свете и беззвучно опускаются на землю.

— О, как красиво! — Алина выставляет руку, пытаясь поймать пару снежных хлопьев, и высоко поднимает маску, чтобы попробовать их на вкус.

Около часа я не произносила ни слова. Ни одна из нас не разговаривала. Мы бережем нашу энергию. Кроме того, мне и нечего было сказать.

Мы идем гуськом по узкой дороге, которая переходит в еще более узкую улочку, почти в проулок.

Я не имею и малейшего понятия о том, где мы сейчас. Мне нужна карта, но ее нет. Все необходимое было в рюкзаке у Квинна, потому что он не хотел, чтобы я таскала всю эту ерунду.

И в моем IPad больше не было батарейки.

Мод и мне приходиться потрудиться, чтобы идти в ногу с Алиной. Как ей удавается тренироваться и при этом не быть застигнутой надзирателем или камерой наблюдения — для меня абсолютная загадка.

Я восхищаюсь ее мужеством и меня время от времени точит червячок зависти, что мне самой не пришла идея нарушить правила.

Всю свою жизнь я была послушной и последовательной. Святая простота. И что мне это дало?

Мы бежали всю ночь. Когда Мод захотелось помочиться, мы все трое искали укромные уголки, чтобы хоть минуту побыть в одиночестве. Это была самая длинная пауза, которую мы сделали.

Все трое — мы должны следить за собственным ритмом, чтобы запасов кислорода хватило на равное время. Хотя это невозможно: Алина со своей бутылкой продержится дольше — она натренирована и дышит медленнее.

Теперь Алина бежит с опущенной головой, поворачивает ее направо, затем налево и в итоге смотрит вверх, чтобы убедиться, что она выбрала нужную улицу. Затем она предостерегающе указывает на осколки стекла или огромный череп, которые лежат на пути.

Я спрашиваю себя, нравится ли ей Квинн? Может быть это даже намного приятнее быть тем, кто желает кого-то, чем тем, кого желают?

Я не имею представления об этом. И, возможно, никогда не узнаю.

Мод снова крепко вцепляется в мою руку.

— Как ты? Выдерживаешь? — спрашиваю я, и она кивает, чтобы не тратить энергию на разговоры.

Она меня больше не презирает, старая Мод Блу. И я… я только сочувствую ей. Это все.

— Будь осторожна на снегу. Не подскользнись.

Алина поворачивается к нам:

— Вскоре вы увидите, что жизнь возможна и вне купола!

Я не спрашиваю, что под этим она имеет ввиду. одно время мне было любопытно, но теперь мне все равно. На бегу Алина снова вытаскивает свою ладонь, чтобы поймать снежинки.

Я наблюдаю за ней и мне хочется ей подражать, но как вдруг я слышу грохот, тихий, но совершенно отчетливый. Я как будто корнями прирастаю к земле.

— Танк! — кричу я.

Алина быстро указывает на солидное здание с лепниной в виде лица на фасаде и через секунду мы уже торопимся в направлении дома.

— Думаете, они нас не видели? — спрашивает Алина, — В любом случае, нам нужно спрятаться.

Она смотрит на показания своей кислородной бутылки и бросает озабоченный взгляд на меня.

— У тебя немного осталось, или как? — спрашиваю я.

Алина пожимает плечами:

— У нас у всех мало.

Я смотрю на показания собственной бутылки и вижу, что она права. Воздух на исходе. Когда я поворачиваюсь, чтобы проверить уровень кислорода Мод, оказывается, ее здесь нет.

Каким-то образом она переместилась на другую сторону помещения. Там она, как зачарованная, таращится на стену.

— Невероятно! — кричит она. — Что за безумие? По-настоящему жутко!

Я подхожу к ней и тоже таращусь:

— Вау, серьезно, это они?

— Книги, — отвечает Мод. — Книги. Книги и еще раз книги. Бумага.

Она смеется, протягивает руку и ведет ею по корешкам книг. затем достает одну с полки и открывает ее.

На углах страницы почерневшие и заплесневелые. Пара Премиумов владеет книгами, но намного большая часть бумажной продукции была отправлена в пустошь, где она с тех пор и промокала.

Я сама знаю, как выглядят книги только по фото или из кинофильмов.

— «Одним словом: я был слишком малодушен, чтобы сделать то, что считаю правильным, и слишком малодушен, чтобы не делать того, что считаю неправильным.» Звучит совершенно по-другому, если читать это с бумаги, не так ли? — спрашивает Мод.

Мне незнакома строчка, которую она прочитала, но я заметила, что ее грубый каркающий голос звучит иначе: намного нежнее и легче.

— Эту я забираю себе, — говорит она и кладет книгу себе за пазуху. — Ну же, давай, выбери себе тоже что-нибудь.

Моя рука скользит по книжному ряду.

— Что это? — спрашиваю я.

— «Гордость и предубеждение». Разве ты не знаешь? Скажи-ка, чему, собственно, вас учат в школе?

— Преимущественно Шекспиру. Наш учитель говорит, что произведения Шекспира содержит в себе все, что есть в литературе.

— Хм, да, может быть. Все равно, я лучше возьму это, — она вырывает у меня «Гордость и предубеждение» и книга исчезает в недрах ее куртки, из которой она одновременно опять вытаскивает первую и бросает мне.

— Вот. Чарльз Диккенс. «Большие надежды». Это определенно твоя вещь. Пип, главный герой, определенно тебе понравится.

Я убираю книгу в свою куртку. Твердые книжные углы упираются мне в живот.

Между тем Алина карабкается на стол и высматривает, что происходит снаружи.

— Они подходят ближе, — предостерегает она.

Фактически шум и грохот стали намного громче и земля под нашими ногами теперь дрожит.

Я залезаю на стол рядом с Алиной. Танк почти приблизился к нашему зданию.

Гусеницы вращаются медленнее, постепенно останавливаются и шум мотора затихает.

Человек с винтовкой в руке на мгновение высовывается из бронированной башни танка и стреляет в воздух.

— Что делает этот тип? — шепотом спрашиваю я.

— Понятия не имею, — шепчет Алина в ответ.

— Они развлекаются, — поясняет Мод, хотя и не видит того, что видим мы. — Им скучно, поэтому они развлекаются. Хотят, чтобы мы описались от страха. Бум, бум, бум. Хоть иногда немного веселья.

— Ты уверена? — спрашивает Алина, но Мод не отвечает. Она углубилась в чтение какой-то книги.

Когда я снова выглядываю наружу, рядом с первым солдатом из люка карабкается второй. теперь они спрыгивают на землю и шагают вдоль улицы, направив взгляд в небо.

— Они останавливаются, чтобы поиграть в снежки.

Легкая улыбка смягчает черты ее лица, когда она видит, что я права. Двое солдат приседают, чтобы взять снег.

Затем они отодвигают вверх забрала на своих шлемах, и мы видим, что у первого солдата тонкая бородка, а второй солдат на самом деле женщина с острым подбородком.

Удивительно, но они похожи. Они моложе, чем я думала: уверена, им не больше двадцати.

Теперь они оба уставились в небо и смеются, прежде чем приблизиться друг к другу.

— Они совершенно нормальные! Они выглядят как обычные люди, — удивляется Алина. — Как это возможно?

— И они влюблены. — добавляю я. Я смотрю в сторону Мод, которая за чтением чешет затылок и что-то бормочет просебя.

Парень и девушка все время смеются, но теперь они расходятся. Поднимают снег, сжимают его в ком и смеясь начинают бросать друг в друга.

Девушка-солдат взвизгивает и, хихикая, достигает убежища, горланя и бросая снежки, оба охотятся друг на друга, прячась за танк. Затем девушка неожиданно замирает на месте.

Когда ее напарник приближается к ней, она указывает на дом, стоящий напротив, и мгновенно оба исчезают в нем.

Пару минут мы в молчании не сводим глаз с дома. Потом Алина смотрит на меня с высоко поднятыми бровями:

— Тоже неплохой способ согреться, — замечает она.

Я смеюсь.

Алина смотрит на показания своей кислородной бутылки.

— Супер! Это идея! мы угоним танк.

Растерянно я смотрю на нее. Это, должно быть, шутка?

— Ты сумасшедшая!

— Кто сумасшедший? — кричит Мод. Естественно, как только она слышит разногласия между нами, то полностью подключается к разговору.

— Ты поможешь мне его украсть. Танк. — Алина показывает на нее.

— Дерьмо, да, я помогу тебе, — кряхтит Мод, подбрасывает высоко верх книгу, которую только что читала, но та с треском приземляется ей на голову.

Это было просто смешно. Пока Мод исчезает внутри танка и подготавливает его, чтобы отправиться в путь, я стою, вооруженная ножом, перед дверью дома, в котором исчезла парочка военных. Может ли такое быть, что эти двое выйдут слишком рано.

Беа же сидит наверху оборонительной крепости; ее задача схватить меня раньше и поднять наверх. Я не уверена, что у нее достаточно сил для этого, но, оставить ее обращаться с ножом, было еще рискованнее.

Вместо того чтобы заколоть солдат, она бы, наверное, упала бы вниз от глубокого чувства вины и, скорее всего, порезалась бы сама.

Теперь начинает работать мотор и Беа кричит:

— Готово. Давай, идем! Давай уже! — я бегу и она хватает мою руку. — Они идут! О, боже, они идут!

Я оборачиваюсь. Оба солдата бегут, перепрыгивая через несколько ступенек, по пожарной лестнице. Беа поднимает меня и всего через несколько секунд мы неловко падаем через люк панциря внутрь.

Он не настолько заморочен, как я предполагала. Несколько больших кнопок и рычагов, вот и все. Внутри очень тесно и грязно. Я смотрю через оптическую трубу.

Теперь солдаты спускаются вниз и бегут по улице, и в то же время пытаясь влезть в куртки, но все время поскальзываются и падают в снег.

— Давай, стреляй! — Мод показывает на несколько рычагов, к которым она сама не приближается, и протягивает маленький деревянный молоток Квинна.

— Давай, решайся уже! — кричу я Беа, которая быстро хватает один из рычагов.

— Ну давай, стреляй по этим свиньям! Для чего нам еще эта пушка? — кричит Мод еще раз и пытается нажать на рычаг.

— Прекращай нести чепуху! — ругается Беа и бьет Мод по руке.

Танк движется вперед, но солдаты прямо позади нас. Смогут ли они запрыгнуть на движущийся танк? Они не кажутся готовыми решиться на что-то подобное.

Они держатся на безопасном расстоянии от гремящего драндулета, при этом что-то громко крича и жестикулируя. Затем один из них вытаскивает рацию из униформы, нажимает пару кнопок и кричит.

— Почему мы украли танк? — хочет знать Беа.

— Это был продуманный шахматный ход. Теперь они знают, что война не за горами, — объясняет Мод.

Я качаю головой, хочу возразить, хочу сказать, что мы доберемся быстрее на танке и сэкономим при этом кислород. Но внезапно понимаю, что Мод права: Я объявила войну.

Вы знаете эти фильмы, в которых тип просыпается утром рядом с какой-нибудь девушкой, выползает из кровати и потихоньку ускользает, так как совершенно не хочет участвовать в неловкой беседе?

Со мной, конечно, не совсем так, но неловкое чувство определенно присутствует, когда я просыпаюсь утром между Сайласом и Инджером.

Каждое замечание, которое я сделаю, прозвучит совершенно странно и судорожно сжато, если я постараюсь придать ему соответствующий тон.

Поэтому я поднимаюсь и выползаю из палатки, очень тихо, чтобы не разбудить этих двоих.

Снаружи все покрыто толстым слоем белого снега.

— Эй, посмотрите только, — кричу я и просовываю голову в палатку. Сайлас садится и зевает.

Инджер все еще спит, свернувшись на боку.

— О Боже, уже рассвело! Просыпайся, Инджер, — рычит Сайлас и выползает из палатки.

— Вау! — говорит он, когда замечает на земле снег. — Безумие!

Прекрасное белое полотно превратило руины и кучи камней вокруг нас в почти сенсационные монументы. Если бы Беа была сейчас здесь, я смог бы сделать замечание относительно всего этого и не выглядеть тупым.

Но рядом с Сайласом лучше помолчу.

— С этой стороны мир внезапно не выглядит так ужасно, не так ли? — говорит Сайлас и смотрит на меня. Без понятия, ждет ли он от меня ответ. Поэтому я просто вздыхаю. Это может обозначать все.

— Ты знаешь, что я имею в виду? — спрашивает он.

Я с осторожностью смотрю на него. Он же закатывает глаза, приседает на корточки и проводит рукой по снегу.

Вскоре после этого появляется Инджер. — Время отправляться, — объявляет он. Сегодня улицы в еще более худшем состоянии чем вчера.

Снег скрывает не только преграды и опасности, но и делает все совершенно скользким. Но Инджер и Сайлас неуклонно маршируют наобум, и иногда перебираются на четвереньках через кучи камней.

Они в десять раз крупнее меня, несмотря на это я использовал гораздо больше кислорода. Как — то неловко.

Через пару часов я останавливаюсь. Я не смогу больше сделать ни шагу, если не съем чего-нибудь.

Поэтому пару раз откусываю протеиновый батончик, а затем оставшуюся часть ломаю пополам и протягиваю Сайласу и Инджеру. Сайлас засовывает свою половину в рот, не сказав ни слова благодарности. Инджер же коротко кивает в моем направлении.

— Далеко еще? — спрашиваю я.

— Ты беспокоишься из-за твоего кислорода? — спрашивает Сайлас и проверяет состояние моей бутылки. — Еще два часа, если знаки верны. Ты хорошо дышишь?

Без понятия, что он имел в виду под: «Ты хорошо дышишь?». Я делаю вдох и выдох, и это хорошо работает. Посмотри же: Я еще жив.

— Да, хорошо, — отвечаю я и для примера вдыхаю еще глубже и затем снова выдыхаю.

— Эй! — предостерегает Сайлас. — Заканчивай с этими вдохами!

Еще до того как я успеваю возразить, Инджер прикладывает палец к губам.

— Вы слышите это? — шепчет он.

— Что? — невольно я тоже шепчу.

Сайлас прикладывает руку к глазам и смотрит вдоль улицы, по которой мы прошли. Затем моргает и сквозь снежинки смотрит в небо. — Ццц, — шипит Инджер. — Дерьмо!

— Скорее, в здание! В то, большое! — подгоняет Сайлас, перебегает через улицу и исчезает во вращающихся дверях. Вскоре после этого он снова выныривает из здания, срывает с себя куртку, наполняет ее снегом и с нею бежит обратно.

— Давай, туда внутрь, — кричит Инджер, — Возьми с собой снег!

Он открывает рюкзак, набивает его снегом и бежит за Сайласом во вращающуюся дверь.

Я смотрю прямо на фасад высотного здания. Если люди в танке начнут расстреливать здание, то тогда мы все будем погребены под его обломками.

Ни один из нас не смог бы выбраться оттуда живьем. В этот момент в окне второго этажа появляется лицо Сайласа.

— Боже, Квинн, чего ты еще ждешь? Давай…..

— У меня нет желания быть погребенным заживо! — кричу я в ответ. — Можешь назвать меня трусом, мне все равно!

Ржавые машины стоят по обе стороны от дороги, некоторые даже посреди проезжей части. Я спрячусь в одной из них.

— Если ты сейчас же не прекратишь нытье и не начнешь двигать своей задницей, я сам тебя закопаю заживо! Давай на лестницу!

Не знаю, почему, но внезапно я беру свои ноги-в-руки и мчусь следом за ними по лестнице прямиком в здание.

Я бегу и бегу в надежде, что где-то встречу Сайласа и Инджера, но вижу только ступени, еще очень много лестниц.

— Еще немного! — крикнул Сайлас.

Так, я поднимаюсь все выше и выше, а где-то впереди стоит Сайлас и таращится на меня.

— Ну же, давай! — торопит он.

Мы несемся по коридору мимо пустых бюро с опрокинутыми письменными столами и стульями, мимо разбитых экранов компьютеров.

— Инджер? — зовет Сайлас.

— Все окей, не беспокойся! — звучит в ответ.

— Хорошо, — говорит Сайлас в то время, как мы стоим здесь почти в полной темноте. — А теперь — долой шмотки.

Растерянно я смотрю, как Сайлас раздевается, стягивает свитер через голову. Затем он срывает с ног сапоги и носки и босиком шлепает дальше по коридору.

— Ты что, глухой, или как? — его маска сползла и он крутит ее, чтобы снова закрепить.

— Сайлас, мне кажется… — начинаю я.

— Ты слишком теплый. Боже! они засекут тебя с помощью тепловизора. Ты должен остыть.

Теперь снимай с себя, наконец, эти проклятые тряпки или мы будем на самом деле погребены заживо! — кричит он.

Ему приходится действительно кричать, так как шум между тем поглотил все: это не гром, звон гусениц танка, шум, который разрезает воздух вокруг нас. Очень близко.

Я снимаю одежду, в то время как Сайлас закидывает меня снегом и в конце концов брызгает мне в лицо водой из бутылки для питья. Я кричу. Сайлас же уже весь мокрый с ног до головы.

Когда я смотрю на него, то замечаю, что он оставил свои трусы, а я же стою совершенно голый. Автоматически я прикрываюсь рукой, а второй хватаю кислородный баллон.

— Ты сказал, что я должен полностью раздеться, — бормочу я.

Сайлас качает головой и отворачивается. Теперь шум просто оглушителен. Я прижимаю ладонь к голове, чтобы защитить уши, и чувствую, как мой пенис сжимается от холода. К счастью, Сайлас стоит ко мне спиной.

Когда шум ослабевает, вначале надеваю трусы. Сайлас сразу поворачивается ко мне.

— Будет еще больше, — предостерегает он.

И он совершенно прав. Меньше чем через минуту звук снова разрывает небо, и нам не остается ничего больше, чем стоять там, дрожать и ждать.

Собственно, я не хочу пялиться на тело Сайласа и судорожно пытаюсь отвести взгляд, но от меня не ускользает то, какой он сильный. Я смотрю на себя вниз.

Я строен и мускулист, девочки никогда не жаловались, но по сравнению с Сайласом, я — обычная коноплянка. У Сайласа именно то тело, которое привлекает женщин. Он выглядит как мужчина. Эти мысли мелькают в моей голове, пока над нами в воздухе пролетают угрожающие жизни летающие объекты.

Я стою там полуголый и дрожу, одной ногой в могиле, и все, о чем я могу думать, мышцы Сайласа.

— Так, это наверное последний, — предполагает Сайлас через некоторое время и поднимает одежду с пола.

— Спорим, мы получили сильное переохлаждение?

— Ах, ты о чем? Вытри волосы и готово, — звучит краткий ответ.

Пока я одеваю штаны, он уже полностью одет. Когда и я наконец готов, он говорит: — Идем и смотри внимательно.

Мы пересекаем коридор до офиса с окном. Вдали грохочат два вертолета с огромными лопастями, крутящимися в воздухе.

— Что это такое? — спрашиваю я.

— Ципы. Тайное оружие министерства. Абсолютный уровень секретности. Если ты видишь вещи в небе, то знаешь, что это действительно серьезно. Они не поднимают их, если не происходит что-то действительно серьезное. Оснащены тепловизорами. Полностью высокие технологии. С ними они могут заглянуть во все дома. Поэтому нам нужно было охладиться как можно быстрее и как можно глубже уйти в здание. Иначе наше тепло привело бы их прямо к нам.

Он отходит от окна и я иду за ним из здания. Инджер уже стоит на улице. Он как раз одевает свою куртку и всматривается в небо.

— С тобой все в порядке? — спрашивает Сайлас и Инджер кивает.

— Что насчет других? — говорю я и думаю о Беа.

— Алина подготовлена к этому, — возражает Сайлас.

— Но, что если они своевременно не нашли подходящее здание? Что если…

— Давай, нам нужно идти, — прерывает он меня. — Я не поделюсь с тобой воздухом. А выглядит так, как будто он подходит к концу.

Мои веки тяжелые как свинец, но ради Алины я твердо решила бодрствовать.

Час назад она сменила Мод за рулем, и хотя она тоже совершенно устала, у нее получается полностью сконцентрироваться на дороге. Она даже не моргает и не трет глаза.

— Где ты хочешь припарковать эту штуку, чтобы никто не увидел? — спрашиваю я.

— Есть одно местечко на примете, — усмехнувшись отвечает она.

Время от времени она бормочет себе под нос ободряющие слова, которыми она оправдывает кражу танка, хотя ни Мод, ни я не критиковали ее инициативу.

По крайней мере не вслух. Я слишком занята сама собой. Как моя упорядоченная, простая жизнь за такое короткое время могла превратиться в полную анархию?

Я с грохотом еду в украденном танке по Пустоши с двумя людьми, которых в действительности не знаю, в бегах от солдат министерства. И Квинн пропал без вести.

Я пытаюсь сконцентрироваться на Мод, которая теперь дышит медленно и спокойно, потому что почти засыпает. Алина тоже это замечаю и легко толкает ее. Мод чертыхается, хватает пальцами воздух и сама себя тормошит.

— Когда ты работала на Министерство, ты ездила на таком аппарате? — спрашивает Алина.

— Неа, я была на морском флоте. Корабли, лодки на надувной подушке, — хвастается Мод.

— Там был радиомаяк? — спрашивает Алина.

— Радиомаяк… — бормочет Мод и погружается в свои воспоминания. — Радиомаяк. Да. Если мы не знали направления. Не то, чтобы они как-то беспокоились о нас. Но лодки были чертовски дорогие, дорогое имущество. Они не могли себе позволить, потерять их.

— Или танк, — бросаю я. Наконец бормотание прекращается и Мод распахивает глаза.

— Они найдут нас, если мы останемся в этой чертовой штуке! — кричит она. — Нам нужно оставить эту жестянку и удирать. Они пошлют Ципы, ручаюсь. Поэтому мы не уйдем далеко.

— Ты думаешь… ты сможешь найти радиомаяк, Мод? — спрашиваю я спокойно.

— Могу ли я найти его? — громко спрашивает себя Мод. — Радиомаяк… радиомаяк.

— Он был спрятан на корабле?

— Да, на кораблях он находился под сидением капитана. Но это было на кораблях.

Не снижая темпа, Алина встает, а я пытаюсь расшатать сидение, пока оно не поддается. Это оказывается проще, чем я думала, и через секунду сидение в моих руках.

Так как я не могу увидеть или почувствовать что-то в нижней части, передаю седушку Мод и исследую цилиндр, на котором крепится сидение. Внутри него спрятана маленькая черная коробочка. Я хватаю ее и вынимаю.

— Передатчик выглядел так? — спрашиваю я Мод.

— Это он! — кричит она.

— Хм. Думала, его сложнее найти. Вероятно, удача на нашей стороне, — думает вслух Алина.

Все же я хочу, чтобы она не говорила, что у нее внезапное чувство, как будто нас ждет что-то страшное.

— Что мне теперь делать с этой штуковиной? — спрашиваю я Алину.

— Проглоти, — предлагает она и смеется.

— Серьезно, Алина. Нам нужно как-то избавиться от этого.

— О, Господи, открой люк и выброси эту чертову проклятую хрень, — говорит она.

Поэтому я забираюсь наверх, давлю на тяжелый люк и выбрасываю маяк так далеко, как только могу.

Алина и Мод молчат. Если они не спорят, значит им не о чем говорить. Я снова прикручиваю сидение. Алина садится, не поблагодарив меня. Да, она даже не смотрит на меня.

И вовсе не собирается благодарить Мод за то, что та подсказала место, где спрятан маячок.

Мы едем еще полчаса, прежде чем Алина, внезапно, объявляет, что мы на месте. Она убирает ногу с газа, тормозит и останавливает танк. Затем спрыгивает с места и поднимается по лестнице вверх.

Мы следуем за ней, карабкаемся наружу и находимся в широком помещении с высокой крышей. Танк как раз сумел поместиться без проблем. Но здание выглядит шатающимся и ветхим.

— Бывший автовокзал, — объясняет Алина и, неожиданно, хватает меня за руку. — Это твой живот только что урчал?

Я прикладываю руку к животу и спрашиваю себя, действительно ли это было урчанием в желудке?

— Вероятно, это была я. Я так голодна, что проглотила бы сейчас пару жирненьких подростков, — объявляет Мод.

— Тшшш, — Алина прикладывает палец к губам.

— Эй, ты не можешь запретить мне разговаривать, — Мод угрожающе поднимает кулаки.

— Я думаю, что это Ципы, — шипит Алина.

Мод прислушивается. Мы все прислушиваемся.

— Ты права. О Боже, пощади меня, — стонет Мод.

— Вот дерьмо, я привела их прямо к Петре, — голос Алины превратился в шепот. — Они увидят все оттуда сверху. Из-за меня они убьют всех, — она парализована от ужаса и пристально смотрит вверх на крышу, как будто оттуда на нас посыпется смола и сера.

Я поворачиваюсь к Мод. — Что нам теперь делать?

— Нам нужно остыть. Снизить температуру тела, — Мод хватает что-то похожее на дорожный конус. спешит на улицу и наполняет ее снегом. Когда она возвращается, кричит. — А теперь прячьтесь! Через минуту они будут над нами. Но в танке мы будем в безопасности. Давай, открывай люк.

Наконец, Алина вышла из оцепенения, и мы трое залезаем в танк. Я не имела ни малейшего понятия, почему мы делаем это, до тех пор пока Мод не объясняет, что Ципы оснащены тепловизорами.

Через несколько секунд мы уже в нижнем белье и натираемся снегом. Дрожим, зубы стучат, сидим в танке и внимательно слушаем грохот Ципов над нашими головами.

— Танк скроет температуру тела? — спрашивает Алина.

— Вздор, конечно нет, — тявкает Мод. — Но что лучше, они не так быстро получат информацию.

Она хватает транспортный конус, берет очередную горсть снега и бросается ею в Алину. Не реагируя на грубый звук, когда она обтирает себя снегом.

— Как же нам повезло с погодой! — вздыхает она.

Как только грохот ослабевает, Мод снимает свой порванный свитер и ухмыляется.

— Все в порядке, леди. И как говорят в этих случаях в фильмах, Алина? «Отведи меня к своим предводителям.»

Но Алина не смеётся. Она натягивает тряпки и влезает наверх по лестнице, при этом бормочет что-то себе под нос.

Мы следуем за ней в люк, отряхиваем вещи и осматриваем друг друга. Это длится вечность.

Алина нервно переступает с одной ноги на другую. Мод что-то напевает.

— Вы думаете, что Квинн мертв? — спрашиваю я.

Молчание. Что они должны сказать?

— Вы верите в это? — настаиваю я совершенно спокойным тоном, чтобы они знали, что у меня нет истерики. Мод прекращает петь и прикасается к моему лицу. Довольно долго она задерживает пальцы на моей щеке, а затем снова опускает руку.

— Я отведу вас в центр сопротивления, — говорит Алина, не ответив на мой вопрос. Несмотря на то что она такая отважная, у нее не хватает мужества признать, что Квинн мертв. — Вы никогда не должны упоминать это место, никогда в жизни и никому. В ваших же интересах!

Иначе Петра, наш руководитель, прикажет тот час вас убить. Наверное, мне самой придется это сделать. Так, а теперь идем, — она застегивает куртку и выходит из автовокзала.

— Пф, она, наверное, смеется, — усмехается Мод в направлении Алины.

— Тебе лучше попридержать язык, — предостеригает ее Алина. — С Петрой лучше не шутить.

— Ха! — сопит Мод.

— Я серьезно.

Мы сворачиваем направо на первой улице, затем налево и вскоре останавливаемся перед огромным стеклянным зданием. Штаб-квартира КРЫС.

Мои ноги становятся ватными, когда мы приближаемся к лестнице. Я все время ломаю голову, почему не повернула назад или не сбежала после кражи танка. Мне приходится ухватиться за Мод, чтобы не упасть.

Алина бросает на меня взгляд через плечо и останавливается:

— С тобой все в порядке?

— Просто чертовски холодно, — говорю я. Алина кивает и идет дальше.

— Не дай им понять, что ты напугана до чертиков, — шепчет Мод.

Я отпускаю ее и на ощупь ищу перила. Затем тяжело глотаю и наступаю на первую ступеньку.

Я не хочу показаться параноиком, но Инджер и Сайлас уже как минимум одну милю погружены в разговор. Речь идет о чем-то серьезном, я чувствую это.

Может быть так, что они планируют меня убить? Несмотря на то что только вчера спасли мне жизнь?

— У нас правда нет другого выбора, — говорит Инджер прямо и кивает в моем направлении.

Затем останавливается и вытаскивает сложенную карту, на которой отмечены маленькие зеленые крестики. — Здесь, — говорит он и указывает на один из них.

Сайлас тоже останавливается. — Что у тебя там?

Он забирает карту у Инджера и внимательно изучает ее. Я заглядываю через плечо Сайласа, чтобы посмотреть, где именно мы находимся, но совершенно ничего не могу узнать.

— Сам ее рисовал. Приказ Петры. Почти готово.

— Ты сам отмечал? И каждый крестик означает дыхательный аппарат на солнечных батарейках? — спрашивает Сайлас.

— Да, — Инджер вскользь смотрит на меня и быстро отводит взгляд.

— Но что насчет…? — начинает Сайлас.

— Большинство из них уже мертвы, — говорит Инджер.

— А что с теми, которые не…? — спрашивает Сайлас. — Ты же не собираешься…? — внезапно он отступает на несколько шагов.

— Конечно нет! Это просто обзорная карта. Она нужна Петре для экстренных случаев. Если бы я знал, что они еще живы, я бы не отмечал это место. К тому же, в таком случае нельзя быть уверенным, что аппарат не перетащили, — затем Инджер делает кивок головы в мою сторону. — Его баллон практически пустой. Закрути еще немного вентиль.

Сайлас подходит ко мне и крутит вентиль на моей бутылке. Всего секунду мне кажется, что он собирается повернуть его на все триста шестьдесят градусов.

Что он просто закроет его и оставит меня здесь задыхаться. Но он не делает этого.

— Не волнуйся, я только снижаю количество кислорода. Продолжай спокойно дышать, — говорит он.

Я чувствую, как воздуха становится меньше, пытаюсь последовать его совету, но недостаток кислорода вызывает панику, очень часто дышу.

— Эй, расслабься. — Сайлас трясет меня, от чего у меня начинает кружиться головой. Я падаю на него, и ему приходится меня поймать, чтобы я не грохнулся на землю.

Он снова открывает вентиль, и когда я могу более или менее нормально дышать, киваю.

Сайлас и Инджер обмениваются взглядами, затем Инджер бурчит себе под нос:

— У нас нет другого выбора, — повторяет он. — Давай, надо идти.

— Что-то случилось? — спрашиваю я по возможности спокойным тоном. — Как далеко еще?

Сайлас и Инджер перешептываются, а потом меняют направление.

— Парни? — тем временем мой голос все еще похож на карканье вороны.

Неожиданно Сайлас останавливается, осматривает фасад огромного, красного, заколоченного дома и задумчиво потирает лоб.

— Уже несколько лет мы не видел Ципов. То, что они летают вокруг, может означать только одно: Есть проблемы. Они охотятся. Петре нужна наша помощь, — объясняет Инджер. — Если мы поделимся своим воздухом с тобой, то нам придется двигаться медленнее, и, возможно, мы не успеем добраться до Рощи мятежников вовремя, чтобы предостеречь их. Если у нас вообще хватит кислорода, чтобы добраться дотуда, все равно в каком темпе будем передвигаться. Разделяться не имеет смысла, — что-то военное появляется в поведении Инджера. Присутствует даже хорошее самообладание.

— Если ты и дальше последуешь за нами, тогда твой воздух израсходуется, и на этом конец, — объясняет Сайлас.

— Другими словами: мы в безвыходной ситуации, — в этот раз Инджер говорит почти торжественным тоном. Наверное, решил поставить точку в моем жалком состоянии. И, возможно, так будет лучше. Однажды, я слышал где-то, что смерть от удушения, худший из способов закончить жизнь. Я втягиваю плечи. Сайлас снова рассматривает красный дом.

— Ну, безвыходная ситуация — это преувеличение, — меняет мнение Инджер и ведет меня в здание, на которое Сайлас все время глазеет. Через несколько шагов мы стоим на лестничной клетке с очень крутыми лестничными пролетами.

— Давай, забирайся мне на спину, — приказывает Сайлас. — Иначе ты не доберешься до крыши.

Я растаптываю последние остатки гордости и делаю то, что он говорит. И тогда Сайлас несет меня на закорках по лестнице всего двенадцать этажей эта цифра написана на двери.

Когда остается еще одна лестница до выхода с надписью «Крыша», тяжело пыхтя, Сайлас стряхивает меня. Инджер открывает тяжелую дверь и, внезапно, мы стоим, окруженные солнечным светом, на крыше, с которой видны бесконечные ряды жилых кварталов и наполовину засыпанные улицы.

На горизонте выделялись контуры здания с куполами и башенками. Я видел его однажды на фото, но не могу вспомнить название.

Если бы я мог заметить Беа или Алину, на крайний случай, хотя бы Мод! Но в лабиринте руин, покрытых снегом, не видно ни одной живой души.

Инджер ведет нас к противоположному углу крыши, где под толстым, тяжелым, прозрачным пластиковым навесом стоит дыхательный аппарат на солнечных батареях.

Рывком Инджер стаскивает брезент, снимает колпак с респиратора и трясет его до тех пор, пока он не начинает работать. Затем поднимает свою дыхательную маску и прижимает грязную к лицу, которая висит на респираторе.

Пару секунд он глубоко дышит, затем протягивает маску мне.

— Вот, твой спасательный канат.

Я снимаю свою маску и натягиваю ту, которую Инджер протягивает мне. Воздух, который вырабатывает респиратор, влажный и отвратительно пахнет.

— Эта штуку заряжена еще на три месяца, — объясняет мне Инджер. — К сожалению, его нельзя переносить. Так как это одна из старых моделей.

— Но как я вернусь назад? — спрашиваю я ошарашено.

Сайлас кажется расслабился, потому что я начинаю понимать, что здесь происходит.

— Я попытаюсь забрать тебя. Или пришлю кого-нибудь, — обещает он.

— Когда?

— Пока мы не знаем, что произошло в Роще мятежников, не могу ничего сказать.

— Но если я умру с голоду?

— Не говори глупостей, если есть вода, можно продержаться несколько недель, — успокаивает меня Инджер.

— Но у меня нет воды, — я понимаю, как испуганно выгляжу, но даже не пытаюсь скрыть свой страх.

— Снег будет идти снова и снова в течение нескольких следующих дней. А здесь наверху ты найдешь достаточно контейнеров, — Сайлас показывает на несколько мисок и ведер, которые разбросаны по всей крыше. — Просто заполнишь их снегом.

— А если транспортное средство Министерства проедет мимо, то брось что-нибудь вниз и привлеки их внимание. Или махай Ципам. Ты премиум. Они не сделают тебе ничего.

Расскажи им, что мы тебя похитили или что-то в этом роде.

Я хотел бы ему свято пообещать, что никогда не предам мятежников, но не могу.

Охотно поклялся бы, что готов умереть за их дело. Но кто знает, на что я способен, если я буду умирать с голоду и охвачен смертельным страхом?

— Я надеюсь, вы найдете их, — только и говорю я. — И если вы найдете их, то скажите Беа… — я останавливаюсь.

— Мы придем и заберем тебя, — обещает Инджер.

— Если все то, что ты рассказал о том, что ты спас Алину или то… тогда… ну, да, спасибо, — добавляет Сайлас удивительно мягким голосом.

Прежде чем я могу сообразить, как попрощаться с ними, они отворачиваются и исчезают в двери, ведущей к лестнице.

Я один.

Когда мы поднимаемся наверх по бесконечно длинной лестнице, мне приходится прикрыть глаза, потому что солнце слепит, отражаясь в стеклянном фасаде.

Если бы инопланетяне приземлились на земле, то их летательный аппарат выглядел бы именно так как это здание. Оно выглядело как будто его когда-то вывернули наизнанку и закрепили.

С одной стороны здания можно было еще разглядеть остатки красного герба, который должно быть представлял собой старую пушку или что-то в этом роде.

— Что там было раньше? — спрашиваю я.

— Я же рассказывала тебе, что там был стадион, на котором играли в футбол. Еще несколько подобных зданий разбросаны по стране.

— Я не думала, что он такой огромный.

— До наступления ухудшения футбол был самой любимой игрой. Тысячи людей приходили на игру, и команды были гораздо больше сегодняшних.

— Мне сложно представить, что существовало время, когда Вторые имели такие же права как Премиум. Что они были также свободны. Мы можем только мечтать об этом, — я вытягиваю руки в сторону стадиона.

— Свободны? Ха! — кричит Мод. — Что значит свободны? Да, мы могли свободно дышать, окей, но никогда не было времени, когда мы правда были свободны. Свобода не обозначает ничего.

Посмотрите на историю: свобода всегда была фантомом, красивой сплетней. Ее никогда не было и никому не давали. Люди такие, как они есть. Очень корыстны. Поэтому равноправие не может существовать. Например, женщины никогда не играли на этом стадионе. Женщин-футболистов никогда не приветствовала огромная толпа. Всегда только мужчин. Ни одну сволочь не интересовало, сколько голов забили в женской футбольной лиге. Свобода и равноправие — выдумки. Девочки. Вы должны запомнить. Раз и навсегда. Свобода? Ха! Я могу только посмеяться.

— Ты готова? — спрашивает Алина, как только Мод закрывает рот.

Это странно, кажется, что Алину не интересует никоим образом, были ли мир несправедливым и ужасным до ухудшения или нет. Мир, позволяющий дышать воздухом, — идеален для нее, и она борется за его восстановление. Неуклонно.

Если этот старый мир не такой прекрасный, как Алина представляет, это поставит под сомнение всю ее борьбу.

— Хм, нет общества без ошибок, — допускаю я.

Мы тяжело поднимаемся по последним ступеням, но вместо того, чтобы выйти к выходу, мы упираемся в бетонную стену, Алина оборачивается через плечо, проверяет, что мы не потерялись, и подает знак следовать за ней.

Мы идем вдоль бетонной стены, в которой всего в нескольких метрах находится стальная дверь. Перед нами оказывается старая железнодорожная линия, на которой находится поезд.

Разумеется большинство вагонов с разбитыми стеклами повалены на бок.

Внезапно Алина останавливается, приближается к стальным дверям, стучит три раза, делает паузу, ударяет два раза, ждет и наконец стучит еще один раз. Ничего не происходит. Алина смотрит на меня, затем повторяет условный знак: три раза, пауза, два раза, пауза, еще один раз. Снова ничего.

Я бросаю взгляд на показание моего кислородного баллона и делаю глубокий вздох.

Кислорода хватит еще на минуту, максимум две.

Словно, прочитав мои мысли, Алина вытягивает руку, поворачивает мой вентиль и уменьшает подачу кислорода. Как от удара по голове я чувствую головокружение, мне приходится прикоснуться к стене, чтобы не упасть. Алина снова стучит.

— Есть другой вход? Возможно, мы подошли не к той двери, — вырывается у меня, когда я наконец снова обретаю равновесие.

— Это правильная дверь.

— Тогда попытайся покричать. Может ты забыла условный знак.

— Я никогда его не забываю. Он так прост, что его нельзя забыть, — Алина стоит там, нахмурив лоб и уперев руки в бока.

— Может они сменили его? — спрашиваю я.

— Они никогда не меняют его! — Алина смотрит на дверь, как будто она может открыть ее одним лишь желанием.

Наконец, Мод начинает говорить:

— Они определенно спрятались. Вероятно даже на несколько часов. У вас есть бункер внутри?

Алина смотрит на Мод и кивает. Теперь и я понимаю значение слов Мод: мятежники спасаются от тепловых датчиков Ципов. А это значит, что никого нет за этой дверью. Никто не слышит нашего стука.

Алина прислоняет голову к закрытой стальной двери и кричит. Затем начинает, как сумасшедшая колотить кулаками по двери. И в конце концов бьется об нее головой.

Она не останавливается. Когда на ее лбу выступает кровь, я хватаю ее и оттаскиваю от двери, но она продолжает кричать:

— Это я! Алина! Если вы не хотите, чтобы мы погибли здесь перед дверью, тогда откройте наконец!

— Они… не… могут… тебя… слышать! — рычит Мод, отходит назад на круговую дорожку и начинает смеяться, ее гнойная рана на губах открывается.

— Откройте дверь! — кричит Алина и я обнимаю ее сильнее. — ОТКРОЙТЕ ДВЕРЬ!

Наконец, она просто оседает в моих объятьях. — Мне так жаль, что я втянула тебя во все это, Беа, — шепчет она. — Если я не выживу, тогда, по крайней мере, я умру заслужено. Ты же напротив, ты не просила об этом. Ты была просто туристкой.

— Ты сделала все что могла, чтобы спасти нас, — возражаю я и прижимаю ее к себе.

— Но для чего нужна твоя смерть? Она должна принести что-то хорошее.

У меня должен быть ответ. Собственно, я пришла по своей воле. Это было мое решение.

Почему я сделала это? Из-за любви?

Да, отчасти из-за любви, но не только. В принципе я последовала не за Квинном, а за знанием. И Мод. Я в любой момент могла повернуть назад, могла бы пройти пограничный контроль и поехать на трамвае домой.

Тогда я бы уже давно была бы со своими родителями, с родителями, которые никогда не узнают, что на самом деле произошло. Я могла бы зареветь сейчас, не из-за жалости к себе, а из-за моих отца и матери, и горя, которое причиняю им.

— Я умру, потому что считала, что должна быть лучшая жизнь, — отвечаю я наконец, и смотрю в зеленые глаза Алины.

— Но ты не нашла ее, — говорит Алина. — Но я так хотела бы, чтобы ты нашла ее. Мне очень жаль.

— Я нашла ее, Алина. Я два дня дышала свободным воздухом.

После этого замечания Алина обнимает меня еще сильнее, пока Мод, которая смотрит на нас все время, что-то бормочет, но я не могу расслышать что.

— Что ты сказала? — я хотела бы, чтобы Мод знала, что ее последние слова важны, что она важная личность для меня. Но она отмахивается от меня и снова ковыряет свою рану.

Несмотря на то что кулаки Алины разодраны от ударов по двери, она пытается снова: три удара, пауза, два удара, пауза, один удар. Я пытаюсь остановить ее, но она отталкивает меня.

— Экономь энергию, — говорит Алина.

Я как раз хочу еще немного закрутить вентиль, когда вижу, что слишком поздно. Воздух на исходе.

Я стучу по бутылке, как будто воздух мог приклеиться к стенкам баллона. Мое постукивание смешивается с шумом в ушах и ударами Алины.

Мою грудь сдавливает, мои легкие обжигает. Я пытаюсь не дышать, пытаюсь обойтись воздухом, который есть внутри. Но моя голова кружится. Вокруг все кружится, как будто я только что спустилась с карусели.

Вероятно, я сейчас потеряю сознание. Но вместо этого чувствую густую сладкую жидкость в горле и стараюсь выплюнуть ее на землю.

Затем снимаю маску, чтобы дышать, хотя бы тем немногим, что есть в атмосфере. Огонь лижет мне горло и разрывает мои легкие.

Я едва могу видеть. Мод и Алина кажутся мне призраками. Все тихо.

Я шиплю и кашляю.

А затем меня нет.

Когда я перегибаюсь через край крыши, то могу увидеть Сайласа и Инджера на улице.

С такого расстояния и из-за снега их едва можно различить. Кажется, что они держатся за руки.

Один из них яростно жестикулирует руками в направлении, откуда мы пришли. И в следующий момент они уже маршируют уверенным шагом, не оборачиваясь. Я с удовольствием крикнул бы им что-нибудь в след, но что? Не забудьте обо мне?

А если поблизости солдаты? Тогда мой крик непременно привлечет внимание. Нет, слишком опасно.

Лишенный мужества я падаю назад на мокрую крышу и приземляюсь прямо в снежную лужу.

Все равно, абсолютно все равно. По всей крыши стулья, столы и огромное количество ведер покрыты снегом, большинство из них слишком далеко.

Шланг, который связывает мою маску с дыхательным прибором, не длиннее полутора метров.

Довольно короткий. Определенно короткий, чтобы исследовать крышу.

Как только все это могло произойти? Я никогда не думал так о воздухе, который мне нужен для дыхания, и сейчас не проходит и секунды, чтобы я не задался вопросом, достаточно ли я его получу.

Для Вторых должно быть это обычное состояние. Беа, наверное, не знает другого. Это действительно невероятно: до сегодняшнего дня я не мог представить, что значит, желать кислорода.

Я испытал это на собственной шкуре. Теперь я знаю, что они чувствуют.

— Спокойно, Квинн, — говорю я громко. — Расслабься.

Но разговор сам с собой не помогает. Он превращает меня в сумасшедшего. Или это не первые признаки сумасшествия?

Самый ужасный сценарий будет, если Сайласа и Инджера убъют, прежде чем они объяснили кому-нибудь, где я. Тогда мне придется медленно и мучительно умирать от голода, жажды и холода.

Нет, не так: абсолютно ужасный сценарий: если бы Беа погибла так, одна и в панике. Беа же так слаба, для чего-то в этом роде.

Собственно, если бы она оказалась в моей ситуации, она бы успокоилась и нашла решение.

Я достаю протеиновый батончик из рюкзака, разрываю упаковку и откусываю огромный кусок.

Это последний, и было бы гораздо умнее, вероятно, откусить маленький кусочек. Но если я хочу разработать план действий, моему мозгу нужна энергия.

Я снова встаю и бросаю взгляд на город. И тогда я вижу это: конвой из двадцати бронированных транспортных средств гремит, направляясь парами с востока от купола вдоль разрушенных улиц.

Несмотря на снег и горы мусора танки держат быстрый темп, так как просто сминают любую преграду перед собой. И теперь еще приближаются сотни пехотинцев.

Они не маршируют в колонне, а передвигаются небольшими группами. Очевидно, что они что-то ищут. Или кого-то.

И я все еще вижу маленькие фигурки Сайласа и Инджера, которые идут прямо на солдатов.

— Сайлас! Инджер! Сайлас! — реву я.

На какое-то мгновение один из них останавливается и оттягивает другого, но затем снова идут дальше.

— Министерство надвигается! — ору я. — САЙЛАС! ИНДЖЕР!

На этот раз, кажется, они услышали, так как они оборачиваются и смотрят в моем направлении.

— Осторожно! Они идут! САЙЛАС!

Солдаты еще ближе к Сайласу и Инджеру. Оба стоят там как прикованные и смотрят друг на друга.

— Убегайте! — кричу я, мне все равно, кто еще услышит меня. — БЕГИТЕ!

И они бегут. Без промедления они разбегаются в разные стороны. Инджер в моем направлении, назад к высотному зданию.

Видимо солдаты что-то замечают, так как они тоже бегут и, перепрыгивая груды мусора, распределяются по сторонам от дороги.

Инджер поскальзывается на снегу и падает, затем встает и прихрамывая движется дальше, но несколько солдат практически догоняют его. В опасно быстром темпе.

Я затаил дыхание, больше не кричу. Инджер прямо внизу. Он подошел так близко, что я могу разглядеть, как он волочит ногу.

Он хромает, еле передвигаясь, и в тот момент, когда Инджер ищет убежище в противоположном здании, солдаты появляются из-за угла. Слишком поздно.

Солдаты ставят постовых перед зданием. Один из них достает радиостанцию и в считанные минуты все танки окружают здание.

Разделившиеся пехотинцы тоже собираются вместе в группу, которая образуется у подножия моего высотного здания. Танки останавливаются и сразу наступает гнетущая тишина.

Когда Сайлас выбросил мой переносной баллон, в нем еще оставалось немного кислорода.

Поэтому я поднимаю его с земли, отряхиваю снег и снова пристегиваю его на поясе. А затем бегу вниз по лестнице.

На первом этаже я прячусь за старым шкафом недалеко от разбитого окна, через которое можно все видеть и слышать. Если они решат сделать что-то с Сайласом, я выйду на улицу.

Они не сделают мне ничего, так как я Премиум. Иногда это может быть полезным.

Генерал или комендант, или кто-то там выглядывает из одного из танков, а чуть позже полностью выбирается из танка. Как и на солдатах на нем массивный черный шлем.

— Штурмуйте дом и приведите его ко мне! — приказывает он и мимоходом машет рукой, как будто это какая-то мелочь, достать Инджера. — Но он нужен мне живым! — добавляет он.

Сразу группа из двадцати солдат бежит друг за другом в здание. Я могу слышать, как стучат их сапоги.

Генерал приближается к солдату, который стоит в опасной близости к окну. — Скольких вы видели, капитан? — спрашивает он. Его голос холоден и равнодушен.

— Двоих, господин Генерал. Двух мужчин, так мы считаем, сэр, — отвечает капитан.

— Те самые двое мужчин, которые украли наш танк?

— Я сомневаюсь, сэр. Место, где исчез танк, в пяти милях отсюда. Мы направили на поиски Ципов, сэр.

— Я хочу, чтобы танк нашли, капитан. А виновных в любом случае.

— Понятно, сэр. Мы найдем их.

— Вам лучше постараться.

Генерал оставляет капитана в покое и говорит в рацию. Его голос, несмотря не то, что он исковеркан маской, звучит очень знакомо.

Мой отец тащит всех членов правительства и высокопоставленных функционеров домой.

Может быть так, что я уже встречал этого человека?

Инджера выводят из здания и ставят на колени перед генералом, который сразу ударяет его в грудь. Инджер кричит и падает на спину.

Солдат снова поднимает его, и на этот раз генерал ударяет его по затылку. Я не могу на это смотреть и отворачиваюсь.

— Это было мое дружелюбное приветствие, — объясняет генерал. — Если ты хочешь испытать мой гнев, ты можешь попытаться соврать мне. Но если ты хочешь жить, то расскажи мне, где прячется твой напарник.

— Какой напарник? — кровь бежит по шее и лицу Инджера.

— Я хочу знать, с кем ты был вместе, и где прячется твой напарник? Твоя семья живет в куполе? Как дела у твоих друзей? Что ты делаешь здесь снаружи? Ты сажал растения?

Удобрял землю? — генерал громко смеется. — Вы, кажется не понимаете, что ваши усилия бесполезны. Вы хоть представляете, сколько понадобится времени и растений, чтобы на земле было достаточное количество кислорода? Я скажу тебе: тысячелетие. Вы уже умрете к тому времени.

— Почему тогда вы охотитесь за нами? — рычит Инджер.

Генерал хватает Инджера за волосы и приближает его лицо к своему. В этот момент я узнаю торговый знак «Бриз» на его униформе.

— Если ты сейчас же не расскажешь нам, где находится штаб мятежников, мы снесем тебе башку, ты маленький, жалкий гибрид, — голос генерала ледяной и резкий, и я не сомневаюсь, что он серьезен.

— Война началась. Премум на нашей стороне. Вам конец, — говорит Инджер. А затем плюет генералу в лицо.

Тот отпускает его и впечатывает коленом ему в шею. Инджер падает и стонет. Генерал забирается на небольшую кучу с мусором и подносит мегафон ко рту.

— Твой друг у нас. Если ты выйдешь, мы ничего не сделаем ему, — говорит он, хотя Инджер уже лежит обмякнув на земле. — Я повторяю. Твой друг у нас.

Теперь, когда я слышу голос из мегафона, я могу окончательно сказать, что я знаю его.

— Забудь об этом, — отвечает Инджер. — Он уже далеко за горами.

— Капитан, принесите наше волшебное средство, — приказывает генерал.

Капитан стремительно несется к следующему танку и возвращается с оружием монстров, которое он направляет на растительность, прикрытую снегом. черная пена льется из насадки и вскоре после этого вместо лужайки образуется засохшая циновка.

— Даже, если вам удастся посадить что-то… — смеется генерал, — … ну, я думаю, капитан продемонстрировал достаточно, чтобы понять, что произойдет с этим.

— Правильно. Средство для уничтожения растений. И какова следующая формула, над которой вы работаете? Отравление воды?

— Ну, не драматизируй так, сынок, — ухмыляется генерал.

Тогда пелена падает с глаз. Любое сомнение исчезает. Я начинаю дрожать всем телом. Такого не может быть! Но это так. Я жду, что он скажет еще что-нибудь, что подскажет мне, что я ошибаюсь.

Вместо этого он снимает шлем, поправляет дыхательную маску и шланг на форменной одежде и когда он поворачивается, мне становится плохо, я вижу, что не ошибся: генерал — мой отец.

Дыхание перехватывает. Я смотрю на показания баллона: уровень смертельно низок, но еще немного воздуха осталось.

Я смотрю на своего отца, прижимаю кулаки к глазам и стараюсь дышать максимально спокойно. Затем вскочив, хочу бежать наружу, чтобы спасти Инджера, но чья-то рука тащит меня вниз.

Это Сайлас.

— Черт, что ты задумал? Они застрелят тебя.

— Этот тип — мой отец, — мямлю я.

Сайлас не понимает ни слова. — Сиди тихо.

— Это мой отец, — шепчу я еще раз.

Теперь Сайлас смотрит на меня, ничего не понимая.

«Это мой отец, — думаю я. — Мужчина, который командует там на улице. Мой собственный отец. А я думал, что он перебирает бумажки на столе. Я думал, что он делает что-то безумно скучное, но полное смысла.»

— А что с Инджером? — шепчу я.

Сайлас прячется рядом со мной, так близко, что я чувствую дрожь. Мы подглядываем через край шкафа. Снаружи мой отец бегает вперед назад. Он всегда так делает, когда размышляет.

Это свойственно ему. Теперь он останавливается, чешет голову и смотрит на пленника, как будто он ему сейчас скажет, что делать.

Все внутри сжимается, если у моего отца появляется такой взгляд, это значит, что я получу выговор. Но потом мне становится еще хуже, потому что я понимаю, что Инджера ждет что-то намного хуже чем просто нагоняй.

— Президент дал определенные инструкции, — говорит мой отец тихим голосом. — Я не могу пощадить тебя. Я не смог бы тебя спасти, даже если бы ты был моим собственным сыном.

Сайлас в ужасе смотрит на меня.

С этими словами мой отец поворачивается и забирается на башню танка.

— Капитан, — кричит он и щелкает пальцами. — Позаботьтесь о юноше, — а затем он исчезает внутри аппарата.

Капитан кивает солдатам, которые стоят рядом с Инджером, они срывают его кислородный баллон и кидают на землю. Инджер не защищается. Даже без кислородной бутылки он держится прямо.

— Ты можешь провести последние минуты на свободе, — объявляет капитан, и солдаты отходят в сторону, чтобы Инджер мог уйти или убежать, или что он захочет.

Инджер делает пару мелких шагов, и мне кажется, что он старается добраться до здания, в котором мы прячемся. Туда, где находятся дыхательный аппарат на солнечных батарейках.

Но вместо этого он разворачивается и исчезает в здании, из которого его привели ранее.

— Построились и пошли! — командует капитан, после чего солдаты салютуют и встают в ряд. И через несколько минут танки и пехотинцы исчезают из поля зрения.

Сайлас вскакивает и бежит на улицу. Не останавливаясь он наклоняется и поднимает кислородный баллон Инджера. Я никогда еще не видел, чтобы кто-то так быстро бегал и имел такие хорошие рефлексы. Я бегу за ним.

Мы находим Инджера в вестибюле, неподвижно лежащего на земле. Сайлас сразу прижимает маску к его лицу и на полную открывает регулятор, чтобы Инджер получил максимальную дозу кислорода. Но он не двигается.

— Инджер. Инджер, ты в безопасности, — трясет его Сайлас. — Просыпайся.

Но Инджер лежит так тихо и выглядит таким умиротворенным, что нет никаких сомнений.

Он мертв.

Голова Сайласа опускается на грудь, его руки обнимают плечи Инджера. Он плачет, и я отвожу взгляд. Когда снова смотрю на него, он стирает рукавом кровь с лица Инджера.

Затем он застегивает ему куртку и складывает ему руки, так чтобы Инджер лежал как в гробу.

— Это правда был твой отец? — спрашивает Сайлас. Я киваю, так как не могу говорить. — Что ты будешь делать теперь?

Я пожимаю плечами. Без понятия. Я даже не знаю, какие варианты у меня есть.

— Мне очень жаль, — говорит Сайлас.

Мы смотрим на Инджера, и мне кажется, что не стоит нарушать тишину словами. Вероятно я больше не захочу говорить что-либо незначительное. Мне хочется бежать. Прочь отсюда.

Сайлас протягивает мне кислородный баллон Инджера. — Он ему больше не нужен. И мне кажется, что ты будешь в безопасности, только если пойдешь со мной. Осталось на крыше еще что-то, что тебе необходимо?

Я качаю головой. Мы бросаем последний взгляд на Инджера, прежде чем выйти наружу. Я не знаю, куда мы идем. И мне полностью безразлично.

Когда я снова прихожу в себя, то нормально дышу и лежу на полу. Мод, ухмыляясь смотрит на меня сверху вниз. Алина тоже здесь. — Она жива, — кричит молодой человек и запирает стальную дверь.

Пытаюсь подняться, но сразу начинает кружиться голова, и я снова опускаюсь вниз.

— Дай ей еще пару минут полежать, — говорит парень. — Ее мозг еще не до конца восстановился.

Это ужаснейших момент в ее жизни, — он приседает на корточки рядом со мной и смотрит на меня серыми глазами. Я улыбаюсь и он осторожно вытаскивает несколько прядей из под маски. — Бутылка, которую я тебе дал, до конца заполнена кислородом. Тебе уже лучше?

Я киваю и осматриваюсь. Несмотря на то что мы внутри здания, здесь идет снег и холодно.

— Невероятная удача, что ты как раз проходил мимо двери, Дориан! — говорит Алина.

Парень по имени Дориан поворачивается к Алине, и эти двое обнимаются. — Ух, я не была уверена, сработает ли прибор. Я правда думала, что она умерла, — говорит Алина.

— Что за… техника? — вырывается у меня.

— Один вздох для тебя, другой для меня, — Алина показывает на баллон с кислородом. Затем достает из шкафа две полные бутылки с кислородом, и пристегивает себе и Мод. Дориан помогает подняться мне на ноги.

Ему приходится поддерживать меня, когда мы идем по широкому коридору.

— Я понял, что они не просто так подняли Ципов. Подумал, что они кого-то ищут, — объясняет Дориан.

— Петра не пыталась тебя остановить? — спрашивает Алина.

— Конечно. Все в бункере пытались это сделать. Петра забаррикадировала стадион и угрожала снести мне голову, если я покину бункер.

— Спасибо! — говорит Алина.

— О Господи, не могу дождаться, чтобы познакомиться с Петрой. Могу поспорить, что она сразу проникает в сердце, — замечает Мод.

— Что? Вы вообще не знаете Петру? — удивленно спрашивает Дориан.

Я качаю головой, после чего Дориан останавливается как вкопанный и смотрит на Алину.

— Она вообще знает, что ты приведешь их? Они принадлежат к сопротивлению? Я думал, они относятся к группе «Купол». Алина?

— Нет, они обычные гражданские, — бормочет Алина.

— Что? Ты без разрешения привела обычных гражданских? А я впустил их внутрь?

Великолепно, нам определенно оторвут головы, — озабоченно он потирает лоб.

— Мы можем им доверять, — Алина показывает на меня. — Она спасла мне жизнь.

— А другая?

Алина внимательно смотрит на Мод, как будто взвешивает, должна ли она пожертвовать ею.

— Старая женщина, Алина. Мы можем ей доверять?

— Да, — медленно выговаривает Алина. — Я думаю, да.

Дориан извергает длинный свист. — Ну, может позже станет понятней! Но теперь нам нужно скорее спускаться в бункер. Вероятно, что Ципы все еще летают вокруг.

— Нет, они пролетели над нами и исчезли, — говорит Алина. — Давай покажем этим двоим все вокруг, — кажется она гордится этим местом.

Дориан пожимает плечами, и мы следуем за Алиной по широкому бетонному коридору, в котором располагается несколько небольших ниш, неверное, бывшие магазинчики.

Ничего, на самом деле совершенно ничего не могло подготовить меня к виду, который представляется мне, когда мы заворачиваем за угол и выходим на арену. Собственно, я ожидала, что увижу огромное, занесенное снегом углубление.

Мы стоим наверху, осматривая бесчисленное число рядов с сиденьями. Должно быть их тысячи. Тысячи красных пластиковых стульев, вокруг которых находится одиннадцать продолговатых, разноцветных ящиков с временными крышками.

— Такого просто не бывает! — утверждаю я и отвернувшись от ящиков смотрю на игровое поле.

Дориан смеется и крепко держит меня, когда я опускаюсь вперед на колени. Поверхность между двух ворот, на котором раньше бегали игроки по аккуратно постриженному газону, покрывает лес.

Покрытые снегом деревья тянутся высоко в небо и блестят в свете солнца.

Их должно быть сотни, больше чем я когда-либо видела, все разной формы и размеров, некоторые тонкие и колючие, другие толстые и голые.

— Деревья, — бормочу я и моргаю, чтобы убедиться, что я не сплю. Но когда я снова открываю глаза, деревья все еще там а Мод уже бежит вниз по лестнице.

— Святое дерьмо, — кричит она, а Дориан и Алина смеются.

В жизни не видела ничего подобного. Деревья, даже с опавшими листьями, такие чудесные и живые, стремящиеся наверх, так что мне трудно удержаться на месте.

Я хочу последовать за Мод, но мое колени подкашиваются, и я падаю.

— Невероятно… — повторяю я. Некоторые из деревьев почти достигли края стадиона, над которым натянуто покрытие, которое видимо служит маскировкой. — Как? И когда? Я имею в виду… как? — я не знаю, с чего должна начать вопрос.

Алина поднимает меня с пола, и я опускаюсь в одно из кресел, чтобы восстановить равновесие.

— Деревья, — шепчу я. Я никогда прежде не молилась. Даже не знаю, как это делается. Но если бы могла, если бы могла прочитать молитву, то это была молитва в честь деревьев, мятежников и этого невероятного места.

— Совершенно ясно: она одна из нас. Это видно сразу, — уверенно говорит Дориан.

И в этот момент я замечаю вторую удивительную деталь: Мы на улице, на свежем воздухе, а у Дориана нет маски.

Инстинктивно я вытягиваю руку и прижимаю к его груди, чтобы проверить, бьется ли его сердце. Полностью нелогично, знаю. А Дориан просто стоит, пока я исследую его выпуклости и впадины.

— Ты не можешь быть человеком, — шепчу я, в то время как поднимаюсь и пытаюсь устоять на месте.

— Конечно же он человек, — подтверждает Алина и поддерживает меня за талию.

— Я не понимаю. Как ты дышишь?

— Медленно, — отвечает Дориан. — И если ты останешься здесь достаточно долго, мы научим и тебя тоже.

Когда мы идем в направлении бункера, Дориан постоянно бросает на меня вопросительные взгляды. Но я качаю головой и молчу. Я боюсь, что Дориан может понять по моему голосу, как все запутано.

Приди я одна, проблем бы не возникло, но у меня не было выбора. Но притащить двух незнакомцев, одна из которых еще и работала на «Бриз», такое не прощают.

Петра совершенно прямолинейна. У нее свои правила. Они нужны ей. Как еще она может ручаться за нашу безопасность? Как еще защитить деревья?

— Что случилось? — спрашивает Дориан наконец и показывает на испачканную кровью повязку.

Об этом я совершенно забыла. Но я ни в коем случае не могу рассказать Дориану и остальным, что действительно произошло.

— Долгая история, — уклоняюсь я.

— Итак, ты сбежала?

— Абель мертв, — только и говорю я.

Я не предам сама себя. Не буду рассказывать, что смерть Абеля значит для меня больше, чем просто товарищ павший на войне. Со временем некоторые соратники умирают, и в этом случае существует строгий протокол.

Мы собираемся, вспоминает павшего, вытягиваем сжатые кулаки в воздух, как жест угрозы в адрес министерства, а затем возвращаемся к повседневной жизни, сажаем и культивируем.

Здесь место для работы. Для скорби не остается времени.

— Абель? Я его не знаю. Он был новеньким? Как он умер?

— Он был «террористом». Они его убили, когда он пытался покинуть купол. Такова официальная версия.

— Как оригинально. Бедный парень.

— Я не знаю, что должна рассказать Петре, — признаюсь я.

— Ну, просто скажи ей правду.

— Скажу, но пожалуйста дай мне сначала пойти туда одной, хорошо? И пока я поговорю с ней, побудешь с этими двумя здесь? Я попытаюсь смягчить ее прежде чем признаюсь, что поставила под угрозу дело всей ее жизни, — я с мольбой смотрю на Дориана.

Мы оба знаем, что он станет сообщником, если сейчас согласится прятать Мод и Беа, пусть и на несколько минут. Он оборачивается к ним.

Они все еще под впечатлением. Я не могу винить их. Когда я увидела деревья впервые, то пребывала весь день в состоянии эйфории.

Обычно я не бегаю ухмыляясь как лошадь по местности, но после моего первого посещения этого места, я просто не могла по — другому. Но после долгих лет для меня жизнь вне купола была невозможна, но дела все равно шли.

Кроме того меня утешала мысль, что мои родители умерли не напрасно.

— Мы скучали по тебе, — говорит внезапно Дориан, кладет мне руку на плечо и сжимает его.

Раньше мы флиртовала друг с другом при случае, но сегодня я не способна на это.

— Я хотела бы принести лучшие вести вам, — говорю я и начинаю смеяться, не знаю почему.

— Когда это кто-то неожиданно приходил с хорошими новостями, Алина?

В этот момент к нам присоединяется Беа. Она показывает на рот Дориана, а затем на свою дыхательную маску.

— Как ты делаешь это? — спрашивает она.

— Что если я вам сначала покажу лабораторию, где мы подготавливаем саженцы и семена? А потом я объясню тебе насчет дыхания. Идемте, давайте.

Беа смотрит на меня. — Ты не идешь с нами?

Я бросаю взгляд на Дориана. — Сначала мне нужно к Петре. Вы идите, когда вы закончите с осмотром, покажи им еще и спальный сектор, Дориан, ок? И душ. У нас есть даже горячая вода.

— Так точно, капитан! — салютирует Дориан.

— Что здесь происходит, Алина? — спрашивает Беа.

— Не волнуйся. Осмотрись вокруг, — успокаиваю я ее, а затем спешу по широкому коридору и вниз по лестнице.

На нижнем этаже так темно, что мне приходится на ощупь искать дверь в бункер по мокрой бетонной стене. Там я тоже подаю условный стук.

Через некоторое время я слышу клик, а затем тяжелая дверь открывается внутрь. Я проскальзываю внутрь и закрываю за собой дверь.

— Алина, — шепчет голос.

— Привет, Джаз! — приветствую я и обнимаю девочку с красными кудряшками. — Где она?

— Спит, — отвечает Джаз. — Почему ты здесь?

— Как обычно.

— Кто умер?

Я не могу произнести его имя. — Один из новеньких.

— Что? Новенький? Ой, это ужасно, — отвечает она. — Ты хочешь, чтобы я ее разбудила?

— Хм, лучше не надо.

— Нет, пожалуй стоит. Я могу это сделать. Я могу делать, что я хочу.

Джас прыгает вперед по скудно освещенному бункера. Она самая юная из нас: девятилетняя девочка и единственный человек, насколько я знаю, который родился в пустоши.

Но ее мать не справилась с жизнью здесь, она сдалась и покинула сопротивление, задолго до того, как я присоединилась к ним. Она покинула Джаз, когда та была еще ребенком, не объяснив ничего, не оставив ни сообщения, ни письма.

Никто никогда ничего не слышал о ней. Большинство времени Джаз занята тем, что бегает через рощу и беседует с каждым, кто остановится и улыбнется ей. А если она не на стадионе, то приклеена к Петре.

Я следую за ней. На каждом квадратном сантиметре бункера сидят люди в позе лотоса.

Некоторые лежат свернувшись на одной из походных кроватей.

Вероятно, здесь и в самом деле собрались все двести мятежников, некоторые из них с бумажными книгами из стопки спасенных книг, которая прислонена к стене бункера.

— Алина! — слышу я голос, потом второй, и через минуту я окружена более чем двадцатью друзьями, которые обнимают меня и прижимают к себе. Никто из них не носит прибор для дыхания и через некоторое время маску заберут и у меня.

— Она не нужна тебе здесь, — говорит Зонг, кузен Дориана, и указывает на отверстие в крыше.

— Я установил на восемнадцать процентов. Этого должно хватить, не так ли?

Я киваю.

Зонг наш биохимик. После того как наши инженеры установили закрывающуюся ширму над стадионом, Зонг изобрел метод, чтобы сохранять кислород, который производят деревья и растения, и поставлять в определенные помещения здания.

Хотя многие из нас, как и Дориан, могут свободно дышать, но временами нам всем требуется высокий уровень кислорода, хотя бы для того, чтобы поддерживать мозг в норме.

Зонг — один из важнейших членов сопротивления, он так ценен для сопротивления, что никогда не участвует в миссиях. Петра наблюдает за самыми ценными соратниками, как сторожевая собака.

— Да, спасибо, этого хватит, — говорю я и протягиваю ему свой баллон с кислородом.

В этот момент Джаз прокладывает себе дорогу через группу.

— Эй, тебе нужно идти. Петра проснулась. Она ждет тебя в задней нише.

Я следую за Джаз в заднюю часть бункера. На высоком матраце, который покрывают бесчисленное количество пестрых платков и подушек, сидит скрестив ноги Петра, напевая что-то с закрытыми глазами.

Ее длинные волосы до бедер, обычно завязанные в узел на затылке, сейчас вьются по спине вниз и падают на ее тонкие, неприкрытые руки.

— Она медитирует, — шепчет Джаз. — Она сохраняет силу и выносливость.

Я киваю, и мы некоторое время наблюдаем за ней. Все мятежники медитируют с Петрой.

Джаз особенно хороша в этом. Сейчас она забирается на кровать к Петре, садится скрестив ноги рядом с ней и также закрывает глаза.

Я смотрю на них обоих, затем устремляю взгляд на правую руку Петры, на которой видно огромную татуировку. Она начинается на тыльной стороне кисти руки как тонкие, идеально прорисованные корни дерева, они объединяются в ствол, который снова разветвляется на уровне локтя.

Кроны дерева распространяются до плеча и груди. Даже у Джаз есть новая татуировка: букетик оранжевых цветов прямо над бровью.

Неожиданно Петра перестает гудеть, открывает глаза и кивает мне. Затем поднимается и внезапно уже стоит передо мной, так близко, что ее волосы прикасаются к моему лицу. Я делаю шаг назад.

— Алина, — Петра хватает меня за руку и пожимает ее. — В Куполе видимо вспыхнул огонь сопротивления, иначе они не послали бы Ципов. А еще мы слышали танк. Какие у тебя новости? Если честно мы не рассчитывали поговорить с тобой. Ты достала черенки? — она напряженно смотрит на меня.

— Да, достала, Петра.

— Хорошо, — она отпускает мою руку, поворачивается и берет свое коричневое пальто с временного крючка для одежды на стене. Оно очень поношенное и с заплатками на многих местах, реликвия прошедших времен. Она тщательно застегивает его.

— Некоторые из наших людей в опасности.

— Что случилось? — шепчет Петра, чтобы никто не мог подслушать.

— Люди из службы безопасности пришли, чтобы забрать меня. Они были вооружены, и было очевидно, что они хотели арестовать меня. Хотя я и ускользнула от них в последнюю секунду, но Сайлас тоже был там. И моя тетя и мой дядя тоже. Теперь у них, наверное, большие неприятности. Я не знала, что еще должна была сделать, — я нервничаю и суечусь, как всегда, когда стою рядом с Петрой. — Возможно, мне не стоило приходить сюда.

— Почему нет? Почему ты так говоришь? — спокойно спрашивает Петра.

— Я не знаю.

— Нет, ты приняла правильное решение, Алина, — она целует меня в лоб и кладет руку на мой подбородок. Ее кожа холодная и сухая. На долю секунды ее взгляд обращается к Джаз, и выглядело так, как будто она улыбается.

— Спасибо, Петра, — говорю я и и хоть немного выпрямляюсь. — Но есть убитый. Один из новеньких. Абель.

— Абель? Ты имеешь в виду Арона.

— Нет, не Арон. С Ароном все в порядке, я думаю. Нет, Абель. Он был частью подразделения «Купол».

— Имя ничего не говорит мне. А тебе, Джаз?

Джаз открывает глаза, ненадолго смотрит в потолок, а затем на Петру. — Еще ни разу о нем не слышала.

— Ты уверена, что это был не Арон?

Я киваю. — Сайлас думал, что ты отобрала его, — говорю я, но теперь, когда острые глаза Петры буравят меня, я больше не уверена в этом. Действительно ли Сйалас сказал мне об этом? Или Абель рассказывал мне, что Сайлас получил авторизацию от Петры. — Да, я думаю, что Сайлас сказал это.

— Ты думаешь? — переспрашивает Петра.

— Точно-точно, определенно Сайлас сказал мне это.

Если Сайлас не говорил мне этого, а Петра никогда не слышала об Абеле, кем тогда он был?

И почему он пошел в сопротивление, соврал мне, только для того чтобы умереть ради всего этого?

— Ну, если этот Абель мертв, тогда нам не нужно больше переживать, Петра, — берет слово Джаз. И Петра Кивает. Я тяжело глотаю и стискиваю зубы вместе.

— Но как тебе удалось пройти пограничные посты, если они искали тебя, — просит Петра.

— Эмм… я… — я не знаю, как мне рассказать о Беа и Квинне.

— Тебе не нужно стыдиться. Мы все прибегали к крайним мерам, чтобы спасти свои шкуры, — говорит она.

Чтобы пройти пограничный контроль и сбежать, многие мятежники, особенно женщины, предлагали пограничникам свое тело. Предавали собственных друзей или, как Петра, убивали ради свободы. — Я подружилась с Премиум, — начинаю я.

Петра кивает. — Он сделал тебе больно?

— Нет, ничего в таком роде. Мы не… — я останавливаюсь, чтобы отсортировать мысли. — Он собирался путешествовать со Второй. И они нашли возможность, вытащить меня. А затем они последовали за мной… — я снова делаю паузу. — И через несколько часов еще раз спасли мне жизнь. Один Извергнутый набросился на меня… Но это теперь не важно. В любом случае они последовали за мной и спасли мне жизнь. И так как мы не смогли оставить там умирать Извергнутого… поэтому мы взяли ее с собой. Маленькая старая женщина. Правда никакой угрозы. Ни для кого. Затем я хотела отделаться от них, но не получилось, так как нас преследовали.

Джаз, которая делала вид, что она медитирует, смотрит на меня огромными глазами. Петра глубоко дышит через нос. Затем убирает волосы с лица и собирает их в узел высоко над головой, завязав резинкой.

— Только не говори мне, что ты… — она закрывает глаза рукой.

— Они наверху. Премиум нет. Но Извергнутая и девочка, да. Мне очень жаль. Мне действительно очень-очень жаль.

Джаз набирает воздуха и качается туда сюда. Петра делает шаг назад, возможно, для того, чтобы удержаться и не ударить меня. А затем убирает руку с глаз.

— Ты хочешь сказать, что поставила на кон все, ради чего мы живем, чтобы спасти Извергнутую?

— Нет, я…

— А где Премиум?

— Я думаю, его поймали. Не здесь поблизости, нет. Но, возможно, он погребен заживо. Во всяком случае, появился танк и открыл по нам огонь. Беа, Мод и я спаслись в тоннеле метро.

Я не могла оставить их снаружи. Но он, он не выбрался.

До сих пор я цеплялась за мысль, что Квинн еще жив. Но незначительные шансы исчезали. И хотя он и нервировал меня иногда, сейчас во мне все сжалось, если представляю, как он сражался в последние минуты за дыхание. Он просто не заслужил того, чтобы умереть. Но я конечно не могу сказать этого Петре. Для нее ни один Премиум не имеет стоимости, а уж тот, у которого отец работает в «Бриз» и подавно. Каждое дерево на стадионе важнее чем Квинн.

— Итак ты притащила двух мирных жителей. Ты хоть представляешь, кто она такая эта извергнутая? Знаешь ли ты, что она делала, и что в состоянии делать?

— Да, Петра. Она работала в «Бриз». Я думала, она может быть тебе полезной.

— Так, ты думала. Ты думала? Ты еще помнишь о клятве, которую ты давала? О правилах, которые нужно соблюдать, чтобы ничто не угрожало нашей миссии?

— Да, Петра, я только…

— Твой Премиум должно быть еще полон жизни. И именно он должно быть послал Ципы.

— Но он не знает, где находится Роща мятежников. Я думаю… — я делаю глубокий вздох. — Я думаю, что они прилетели из-за меня.

— Из-за тебя? — на виске Петры пульсирует вена.

— Я украла танк, — отвечаю я.

— Что ты сделала? — ее глаза превращаются в тонкие щелочки.

— Что ты сделала? — вторит Джаз, спрыгивает с матраца и прилипает к Петре. — Она украла танк, — повторяет она и цепляется за пальто Петры. — Ты слышала это?

Петра прижимает палец к губам Джаз.

— Я думала, он мог бы нам понадобиться. Я не знала, что я…

— Ты развязала войну! — рычит Петра.

— Теперь мы ведем войну, — повторяет Джаз с взволнованным шепотом, засовывает красный локон в рот и жует его. — Наша цель быть незаметными. Уже забыла? — я отрицательно качаю головой.

— Джаз, приведи Роксану и Леви, — говорит Петра и Джаз семенит прочь. — Ты притаскиваешь сюда двух неизвестных и обворовываешь министерство. А еще в Куполе ты приняла кого-то без авторизации. Твоя тупость не имеет границ. Мне следует вышвырнуть тебя прямо сейчас.

Было бы даже правильно пристрелить тебя.

— Но я принесла черенки, которые ты просила, — шепчу я.

— С результатом, что скоро на нас обрушатся солдаты. Мы можем быть счастливы, что Леви вовремя услышал Ципы и мы успели закрыть стадион. Иначе нас давно стерли бы с лица земли.

В этот момент Джаз возвращается вместе с Роксаной и Леви, и я рада отсрочке, так как я не знаю, чем могу оправдать себя. Нет ничего, что могло бы искупить мою глупость. Петра права: я грубо нарушила все правила, и поэтому люди, вероятно, должны умереть. Некоторые уже умерли.

— Начальница? — это Роксана. Она носит повязку на глазу и непринужденно двигается, так как она абсолютно бессовестна. Впрочем так же как и Леви.

— У нас незваные гости, — объясняет им Петра. — Свяжите их и бросьте в одну из клеток.

Старуха — извергнутая, поосторожней с ней. И заберите у них аппараты для дыхания, какие бы они не использовали. Я хотела бы контролировать потребление кислорода. Скажите Зонгу откачать небольшое количество кислорода из клеток.

И как будто услышав слова Петры, Зонг появляется прямо рядом с ней.

— Какое количество? — спрашивает он.

— Не такое высокое. Не больше двадцати. Они привыкнут к этому.

— Пожалуйста, не обращайтесь с ними как с пленниками. Клетка действительно не нужна, — умоляю я. Хотя, вероятно, Мод закалена, но я думаю о Беа. — Правда, мы можем доверять им.

Я уверена в этом.

— Итак, ты уверена в этом? Прости Алина, но твое мнение больше не играет никакой роли здесь. Ты натворила довольно много вещей в последнее время, — Петра кладет руку на голову Джаз. — Пойдешь с Роксаной и Леви, моя сладкая? Отнимите у пленников оружие и продовольствие. И не давайте им ничего есть.

Джаз пританцовывает босиком к двери бункера, как будто она идет в парк, чтобы поиграть, а Роксана и Леви — ее телохранители.

— Пожалуйста, Петра. Этого правда не нужно. Действительно, они ничем нам не угрожают, — пробую я снова, но безрезультатно. Я знаю Петру достаточно хорошо, чтобы понять, что ее деревья на первом месте.

А затем она просто уходит и оставляет меня стоять.

— Слушайте все! — обращается она к людям в бункере. — Теперь вы можете подняться наверх к вашим обязанностям. Однако, будьте готовы в любой момент вернуться в укрытие.

— И что мне теперь делать? — спрашиваю я, пока бегу вслед за Петрой.

— Ты? — голос Петры становится тихим бормотанием. Она отряхивает свое пальто. — Ты проведешь остаток дня в тире и потренируешься.

— И для чего я тренируюсь?

— Очевидно, у тебя достаточно пороха в пороховницах, чтобы развязать войну, Алина Мун.

Теперь докажи, что у тебя есть смелость, чтобы бороться, черт возьми. И подготовься соответственно.

Дориан как раз показывает нам комнаты для сна, когда кто-то скручивает меня сзади.

Прежде чем я успеваю возразить или освободиться, маску стягивают с лица, и я в панике пытаюсь вздохнуть. Несколько лестничных пролетов вниз и, наконец, я оказываюсь в помещении без окон с бетонными стенами.

Вскоре после меня в камеру попадает Мод, с ней поступили еще хуже: завязали глаза, связали руки и ноги толстой веревкой.

Дверь захлопывается и сразу становится темно, только слабое желтоватое мерцание проникает через щель под дверью.

В комнате слишком мало кислорода. Только на четвереньках у меня получается добраться до Мод, которая забилась в угол.

У меня так кружится голова, что мне кажется, что в любой момент меня может стошнить.

— Мод, — говорю я мягко и снимаю с ее глаз повязку, но тут же снаружи гремит голос: — Не прикасайся к Извергнутой!

В двери есть отверстие, неверное, чтобы передавать еду, и в нем показывается очертание головы.

— Тогда дайте ей кислород. Или разрешите мне по крайней мере снять кляп. Она же — старая женщина.

Через некоторое время снова появляется голос: — Окей, но если она начнет выть, мы войдем и заставим ее замолчать.

Отверстие закрывается. Я вытаскиваю кляп, и Мод дышит так глубоко, как только может.

— Почему вы просто не оставили меня там в тоннеле метро? — спрашивает она. Ее голос звучит твердо и зло, как будто я сделала неправильно, когда спасла ее.

— Мод, не говори так, это ужасно. Ты не умрешь. Я не оставлю это так, — уговариваю я ее, несмотря на то, что моя возможность ее спасти практически равна нулю. — Ты думаешь, что с Алиной что-то случилось?

Мод вжимает кулаки в пол. — Алина обманула нас. Она — ПРЕДАТЕЛЬНИЦА! — кричит она.

— Шшшш… иначе они придут и сделают тебе больно, — предупреждаю я и сжимаю ее руку.

Возможно, она права насчет Алины. Она, кажется, осознавала свою вину, когда так внезапно ушла.

Клетка, кажется, раньше была обычным переделанным чуланом: нет ни туалета, на кровати или стула, на который можно было бы сесть.

Поэтому я сажусь на пол, скрещиваю ноги, прислонившись спиной к холодной голой бетонной стене. Мод стонет и кладет голову мне на плечо.

— Ты думаешь парень справился? — спрашивает она. — Он выглядел довольно сильным, и довольно неплохим. Наверное, он справился, может быть.

— Я любила его, — признаюсь я. Но она, кажется, уже знает об этом. — Не знаю, почему любила его. Он был моим лучшим другом. И я знаю, что я ему тоже нравилась. Только это не так. Он так часто обнимал меня, и я всегда надеялась, что для него это что-то значит. А затем он отпускал меня, улыбался и говорил со мной так небрежно и весело, как всегда говорил пока.

Каждый день не понимая этого он разбивал мне сердце.

— Некоторые люди созданы для того, чтобы делать именно это, — отвечает Мод.

— Что делать?

— Большинство людей созданы для того, чтобы разбивать нам сердце, — на полу рядом со мной что-то лежит, на ощупь как сломанная сережка. Я поднимаю ее и кручу в руке.

— Я скучаю по нему.

— Ты будешь скучать по нему всю жизнь, Беа.

— Я хочу домой. Мои родители очень волнуются. Они так много работают и постоянно болеют.

Когда миссис Каффри была беременна, Квинну было неприятна сама мысль о том, что его родители спали друг с другом. У меня же наоборот, я была бы счастлива, если бы мои родители спали бы друг с другом. Они заслуживают того, чтобы любить друг друга. Я надеюсь, что они смогут это себе позволить, если меня не будет рядом. Я так скучаю по ним.

Мод отворачивается и начинает бормотать. А еще мне кажется, что я отъезжаю. Комната становится все меньше, а веки тяжелее. Я просыпаюсь от того, что кто-то трясет меня за плечо.

— Идем со мной, — слышу я голос Алины, и прежде чем я успеваю открыть глаза, она протягивает мне баллон с кислородом.

Мод все еще сидит на корточках с завязанными глазами и руками в углу. Она храпит.

— Что с Мод? — я надеваю дыхательную маску и затягиваю ремень на затылке.

Воздух из маски поступает с высоким содержанием кислорода. Я жадно делаю несколько глубоких вздохов.

— Она будет здесь, когда ты вернешься. Это было непросто убедить Петру отпустить тебя.

Идем уже.

Свет в коридоре такой яркий, что я вынуждена на время прищурить глаза. Алина снова закрывает камеру, затем она стоит прямо передо мной.

— Я клянусь тебе, что не имею отношения к этому, — говорит она. — Ты голодна?

Я пожимаю плечами, достаточно для ответа. Алина ведет меня по коридору, затем по лестнице вверх к главной площадке стадиона и, наконец, еще выше.

Вскоре после этого мы попадаем в коридор, который Дориан показывал нам, когда нас схватили. Каждые пару метров я нервно оборачиваюсь через плечо.

— Не переживай, — Алина ласково прикасается к моей руке. — Мы просто идем что-нибудь съесть. Но может ты хочешь сначала увидеть что-нибудь особенное?

Я снова пожимаю плечами. Мне все равно. Что еще могло поразить меня? Все же мое безразличие не лишает Алину мужества.

Она просто берет меня за руку и ведет к стеклянной двери.

— Но мы должны двигаться очень тихо, — шепчет она и открывает дверь.

В находящемся за ней помещении примерно 30 людей, все без дыхательной маски. Половина из них сидит скрестив ноги, держат спину прямо и слегка открыв рот.

Другая половина согнулись в странной позе: девочка стоит на голове и вытягивает пальцы ног вверх, мальчик лежит на спине и притянул ноги к телу так, как будто он складной нож, так что он может поцеловать свои колени, а носки позади его тела касаются земли.

Другой стоит на одной ноге, а вторую отвел в сторону под прямым углом. Кажется, что они гибкие до бесконечности.

— Ты слышишь это? — шепчет Алина.

В комнате слышен тихий шелест, шум как от электростатической зарядки. Я киваю.

— Это их дыхание.

— Итак мне не нужна маска? — спрашиваю я.

— Тебе и мне нужна. Здесь очень низкое содержание кислорода, около шести процентов.

— Как? Что это за комната?

— Комната для тренировок. Каждый должен тренироваться здесь по три часа. Ты спрашивала Дориана, как он может дышать. Вот он ответ: расслабления — ключ к экономии кислорода.

Петра прочитала все что когда-либо писали об этом, и начала пытаться здесь в роще мятежников использовать это. До ухудшения это практиковали только водолазы. Это помогало им задерживать дыхание под водой. Все присутствующие здесь замедляют свое сердцебиение и увеличивают объем легких.

Тысячи вопросов вертятся на языке, но Алина снова ведет меня на выход. Мы проходим пару метров и выходим через стеклянную дверь. В помещении, в котором мы стоим, жарко, громко и очень многолюдно.

Здесь люди носят маски для дыхания и крутятся все в поту вокруг каких-то движущихся машин, поднимаясь и спускаясь, бегают, гребут или едут на велосипеде. Несколько из них кивают мне и Алине приветствуя.

Я уже видела такие машины в Куполе. Премиум использовали их, чтобы оставаться в форме.

— Разве ты не говорила, что расслабление решает все?

— Да, но при этом ты должна оставаться в форме. И сильной. Крепкое сердце крайне важно при таких способностях как расслабление, — объясняет она.

— Но здесь внутри им нужно гораздо больше кислорода.

— Верно. Но по прежнему не так много как тебе. Каждый здесь потребляет разное количество.

Все зависит от того, как долго человек тренируется. Поэтому они носят маски для дыхания.

— Ясно, — говорю я, как будто это совершенно логичный и понятный мне мир.

— Окей, нам лучше пойти поесть. Мы едим в первой группе, вместе с Петрой. Поэтому нам лучше не опаздывать.

— Я не понимаю, как… — начинаю я.

— Большинство мятежников научились обходиться тем, что предлагает атмосфера, — объясняет Алина на ходу. — Это значит, что они могут гулять на улице без кислородных баллонов. Они конечно не могут пробежать марафон, но могут передвигаться в нормальном темпе и даже беседовать при этом. А самое важное, они могут жить повсюду.

— Министерство знает об этом?

— Они подозревают что-то. Поэтому хотят устранить нас. Можешь ли ты представить, что произойдет, если мы войдем в купол и расскажем им, что они на самом деле пленники?

— Вас застрелят, прежде чем вы начнете, — предполагаю я и Алина кивает. — Каждый человек в конечном счете может обойтись без искусственного кислорода? — спрашиваю я.

— Нет, не каждый: старики и больные люди никогда не смогут жить без кислородного баллона.

И для нас, кто жил в куполе это очень тяжело. Ты и я, мы нуждаемся в наших бутылках. Во всяком случае пока. За столько лет мы потребили такое огромное количество кислорода, что будем испытывать боль, если попытаемся обойтись меньшим. И это было бы опасно.

Возможно, даже смертельно.

Мы снова останавливаемся, на этот раз перед вращающейся дверью.

— Сними маску. В этом помещении достаточно кислорода, — объясняет Алина. — Если закружится голова, тогда ты можешь одеть ее.

Приблизительно пятьдесят людей сидят за длинным столом, который уставлен тарелками с едой. Алина подтягивает меня ближе к себе, и хотя я замечаю, что вдруг становится очень тихо и все смотрят на нас, я не могу ничего другого, кроме как смотреть на еду. Не могу отвести взгляд.

Там стоят миски с ягодами земляники, малины и еще каких-то, которые я знаю только из фильмов, но названия не приходят на ум. Тарелки с нарезанными овощами и фруктами всевозможных цветов, миски с дымящимся супом, в котором плавают зеленые кусочки, и большие буханки с толстой коркой.

— Как такое возможно? — я вопросительно смотрю на Алину. Я знаю, что некоторые очень богатые Премиум могут себе это позволить, купив в Биосфере. Но я еще никогда не видела такого разнообразия, которое было здесь представлено. — Вы сами все это посадили?

— Ну, Алина ничего из этого не сажала. Она не садовник. В садовники мы берем только тех людей, которые разбираются в этом. И я не думаю, что Алина хорошо справится с этим.

Я вздрагиваю, потому что кажется, что великан обратился ко мне. Еще больше удивляюсь, когда вижу стройную, темнокожую женщину, которая стоит в другом конце стола.

— Нет, она наш поставщик: в основном черенки и семена. Хотя я думаю, что нам стоит заменить ее. Хотела бы ты получить работу? — спрашивает она.

Сжав губы, я пытаюсь проигнорировать хихиканье вокруг меня. Это должно быть Петра.

— А все равно. Будем! — женщина поднимает стакан в моем направлении и я киваю.

Алина нервно смеется, а затем ведет меня за стол, где представляет меня нескольким мятежникам. Дориан сидит там же. Он бросает мне идеальную улыбку и подвигается в сторону, чтобы мне было куда сесть.

— Добро пожаловать, — говорит он и через некоторое время добавляет. — Мы слышали, что тебя бросили в тюрьму. Не думай об этом. Меня тоже вначале поместили туда. Через несколько дней она освободит тебя.

— Через пару дней? — говорит девочка с густыми кудрявыми волосами. — Я провела там целый проклятый месяц.

— Ну, Лейла, это скорее всего из-за того, что едва ты появилась здесь, погладила любимого зверька Петры, — напоминает Дориан.

Лейла закрывает рот рукой и сдерживает смех. — Только не начинай про Джаз, — она кивает в направлении девочки, которая сидит рядом с Петрой в конце стола. Джаз набирает целую тарелку ягод и кусков яблок, а затем сует все это себе в рот. — Вчера она наблюдала, как я беседовала с Леви, и сразу же подскочила и начала квакать: «Отношения между мятежниками запрещены, ты забыла, Лейла?» Я правда чуть от смеха не описалась. Сколько ей лет? Пять? Я была здесь раньше, чем она выползла из пеленок. Видимо, ее все еще кормят грудью.

— Ей девять, — говорит Алина. — И о какой груди ты говоришь?

— Девять? А относится ко мне, как будто она моя мать. Иногда, возможно, я и перебарщиваю, — корит Лейла сама себя и отправляет землянику в рот.

— Не так громко! — предупреждает Дориан. Затем поворачивается ко мне: — Не переживай, Петра точно скоро тебя выпустит. Просто тебе нужно быть послушной и почтительной. По отношению к ней и ее любимчикам.

Когда мой взгляд обращается в конец стола, я замечаю, что Петра и девочка наблюдают за мной. Я пытаюсь улыбнуться, после чего Джаз нерешительно кивает мне и делает глоток из стакана Петры.

— Она испытывает тебя, — шепчет Алина. — Но ты выглядишь печальной, и это не понравится ей, печальную тебе нельзя использовать. Попытайся выглядеть гневной. Ты — недовольная Вторая и поэтому присоединилась ко мне. Тебя все достало и ты готова бороться, окей?

Попытайся выглядеть сильной, Беа.

Я осматриваю людей вокруг стола и понимаю, что она имеет в виду: все присутствующие сидят прямо, у всех есть шрамы или контузии. Одно мне ясно: Это не место для неженок. Неженки остаются в куполе, глубоко дышат, если получается, избегают прививок и ждут спасения.

Алина подает мне тарелку, чашку и ложку из середины стола.

— Вот, ешь, — приказывает она.

Я начинаю с супа, и вкус картофеля и этого овоща, который Дориан назвал «зеленый лук», настолько превосходен, что я сразу беру добавку, а затем еще и еще.

И поэтому мой живот полон до краев, так что там больше нет места для всех остальных вкусностей. Я только попробовала немного ежевики, и в этот момент Петра снова берет слово.

Пока она говорит, я кладу небольшие кусочки еды на тарелку и украдкой перекладываю их в мою сумку, для Мод.

— Мы проводим эту трапезу в стенах нашего безопасного убежища, пожалуй, понимая, что это наша последняя трапеза в общем составе, — говорит Петра. — Мы благодарим это место за многолетнюю защиту, которую оно предоставил нам. Мы благодарим землю. Мы благодарим воду. Мы благодарим растения и деревья, корни, листья, цветы и плоды. Мы благодарим наших соратников за то, что они обрабатывают наши сады. Мы благодарим духов, которые умерли за нас. Именем земли мы демонстрируем вам наше расположение и преданность. Мы приветствуем вас.

С этими словами все присутствующие прижимают ладони груди на уровне сердца и наклоняют головы.

— Да будет так, — заканчивает Петра.

— Да будет так, — вторит хор голосов.

— А теперь отведи ее назад вниз! — приказывает Петра через стол, и Алина вскакивает и спешит к двери. Я следую за ней. — Как тебя зовут? — кричит Петра мне вслед.

Я хочу ответить, но резкий писк останавливает меня. Вокруг меня гудит бормотание. Петра потирает подбородок. Я пытаюсь держаться прямо насколько это возможно, хотя чувствую, что все мое тело дрожит.

— Беа Виткрафт. Я — Вторая и охотно послужила бы делу, — отвечаю я, наконец. И в этот момент понимаю, что именно это и имею в виду.

Когда Алина ведет меня назад в камеру, я достаю украденные куски еды.

— Что ты там делаешь? — пыхтит Алина. — Что это там?

— Мод тоже хочет есть.

— Скажи же, все нормально? Если бы Петра поймала бы тебя с этим, приказала бы тебя наказать.

— Она хочет позволить Мод умереть? — спрашиваю я.

— Она могла убить тебя. Или меня.

— Тогда освободи Мод, — я умоляюще смотрю на Алину. — Дай ей по меньшей мере шанс.

Ты могла бы сказать, что она одолела тебя, и мы дадим ей один кислородный баллон. Что еще она сможет сделать?

— И куда она пойдет? Сколько дней сможет прожить с одним кислородным баллоном? А что если она предаст нас?

— Прекращай с этим, как будто все так или иначе будут арестованы.

— Нет, не могу. Я не могу снова пойти против правил. Если здесь и есть что-то важное, так это послушание. Это единственный путь, который приведет нас к успеху.

— Послушание? На тебя совершенно не похоже.

— Я доверяю Петре. Посмотри же, что она сделала для всех. И это создали люди, которых она привела к этому, установив свои правила.

— Почему ты не можешь просто довериться своим чувствам?

— Последний раз, когда я доверилась своим чувствам, кое-кто умер, — глаза Алины приняли жестокое выражение и внезапно уголки рта напряглись. Внезапно, мне стало ясно, что я не смогу убедить ее.

— Вероятно, Петра найдет применение для нее. Давай надеяться на это, — Алина открывает дверь камеры, забирает мой кислородный баллон и показывает мне, что я должна вернуться к Мод. Затем некоторое время она стоит и смотрит на нас, прежде чем запирает дверь снаружи.

К сожалению, я не могу долго удерживать еду в желудке. Слишком долго я питалась химикалиями, порошком и пилюлями. Едва Алина закрыла дверь, я выблевываю все, прямо на свою одежду.

— Мне очень жаль, — бормочу я.

Мод проводит рукой по моему лицу и вытирает своим рукавом мой подбородок и трет рубашку. Я совершенно забыла попить, хотя на столе стоял кувшин со свежей водой.

— Мы могли бы получить немного воды? — кричу я. — И немного больше кислорода? Мне не хватает воздуха, — я приближаюсь к двери и повторяю просьбу снова и снова. Но никто не отвечает, даже Алина.

— Хватит уже золотце, — бормочет Мод, в то время как ее живот громко урчит.

— О Господи, я принесла тебе немного еды, — вспоминаю я, достаю кусочки еды из сумки и подаю их ей.

Недоверчиво Мод ощупывает фрукты, затем берет ломтик яблока и жадно глотает его. А потом сразу же хватает следующий. — Медленней, — предостерегаю я.

Когда она заканчивает, мы сидим спина к спине и стараемся сберечь силы.

Я чувствую себя слабой и разбитой как никогда прежде. Один или два раза мы еще пытаемся кричать. Но там нет никого, кто мог бы нас услышать и был бы готов нам помочь.

Уже несколько часов мы не обменивались ни словом. Нет ничего важного, что мы могли бы высказать.

Когда Сайлас, наконец, ведет меня наверх по лестнице и долго стучит в дверь, пока кто-то не открывает нам дверь, уже стемнело. Я часто спотыкаюсь позади него, взгляд ошеломленно направлен в землю.

Я перестал воспринимать вещи вокруг себя.

Мы добрались до Рощи мятежников. По-хорошему, я не смог бы закрыть рот от удивления: Роща — это старый футбольный стадион.

Но как мысль о футболе может воодушевить меня? Мой отец. Мой. Я не могу выбросить его лицо из головы. В моей голове мой отец медленно превращается в дьявола.

С рогами, хвостом и дымящимся трезубцем. И все же он остается моим отцом, который брал меня с собой играть в парк, когда я был маленьким ребенком.

Отец, который вечером, если близнецы давно должны были спать, щекотал их ноги.

Мужчина, который целовал живот моей беременной матери, прежде чем пойти на работу. Да, а еще это мой отец.

Сайлас шепчется с кем-то и через пару минут темнокожая женщина в длинном пальто начинает кричать. У нее в руке кнут, а рядом маленькая девочка.

— Это семейная традиция? Что это значит? — спрашивает она.

— У меня не было другого выбора.

— Придерживайся правил! — кричит она. — Ты самовольно набрал членов в команду. Можно сказать, что нам повезло, когда Министерство убило этого типа Абеля, или как там его.

— Что? Нет, я не авторизовал Абеля. Он сказал мне, что Алина…

Однако он не продолжил дальше, так как женщина ударяет его рукояткой кнута прямо в лицо.

Она почти на две головы ниже чем Сайлс, а ее кулаки наверное раза в два меньше чем у него, но он не наносит ответный удар. Он просто стоит там и выглядит маленьким и яростным.

— Я никогда не противоречил тебе, — говорит он. — Но вещи там снаружи изменились. Они больше не такие как раньше. Нам нужны новые правила. Нам нужен новый план. Наши противники гораздо многочисленнее чем раньше. Они объединили войска. Пока мы говорим, целая армия движется через город. У нас еще максимум пара дней, чтобы подготовиться. Они уничтожат нас, если найдут здесь. Уничтожат.

— Это никакие не новости. Роксана и Леви были сегодня снаружи. Леви видел их. Мы собрали штаб планирования, который занимается проблемой.

— Никакого отдела планирования, Петра. Слишком поздно для этого. Нам надо бежать. На север в отряд «Красное дерево» или к тополю. Или в западном направлении к Секвойе.

Это Петра. Алина говорила про нее как про полубогиню. Но она просто женщина.

— Твое положение не позволяет тебе указывать мне, что мы должны делать, — Петра снова поднимает руку, но на этот раз она не ударяет Сайласа, так как девочка рядом с ней хватает кнут. Петра мрачно смотрит на Сайласа, ненадолго закрывает глаза и обращается ко мне.

— Итак ты Премиум, — поднимает меня за ухо с татуировкой и щипает. Я кричу. — И ты не так мертв, хотя Алина пыталась убедить меня в этом, — добавляет она и отпускает меня.

— Как? Что ты имеешь в виду? Ты знаешь о нем? Алина здесь? — спрашивает Сайлас.

Петра складывает руки, но не говорит.

— Да, Алина здесь, Сайлас, — говорит ребенок, после чего Сайлас делает глубокий вздох облегчения. — Она на стрельбище. Я могу отвести тебе туда.

Сайлас гладит малышку по красным кудрям на голове, и она улыбается ему.

— Что насчет остальных? — спрашиваю я. — Они тоже здесь? И если да, то где? Ты можешь отвести меня к ним?

— Мы не знаем о ком ты говоришь, верно, Джаз? — говорит Петра, после чего девочка медленно качает головой.

— Квинн будет нам полезен, — заверяет Сайлас и становится передо мной, за что я действительно благодарен ему, так как Петра снова размахивается кнутом. — Даже очень полезен. У него есть хорошие контакты.

— Полезен? Да, может быть, нам понадобится человеческий щит, если битва начнется, — замечает Петра. — Я надеюсь, он пуленепробиваем. Или по крайней мере вынослив против пены.

— Серьезно, я правда верю, что могу помочь, — бормочу я.

— Ты даже не представляешь, что мы вообще делаем здесь. А теперь заканчивайте с этим бредом! — Петра щелкает пальцами. — Леви, отведи Премиум туда, где он не сможет доставить неприятностей.

Вскоре после этого появляется парень и заламывает мне руки.

— Сайлас! — кричу я. — Спроси Алину о Беа! Я должен знать, где Беа!

Но Сайлас пристально смотрит на меня пустым взглядом, не подав мне даже самый маленький сигнал, что он понял меня. Он даже не знает, кто такая Беа. Или ему, наверное, все равно, что с нею происходит.

Но мне не все равно.

Мне абсолютно не все равно.

Я расправляю плечи, пока направляю пистолет между ее глазами и целюсь. Она смотрит на меня. Мои руки дрожат. Я тренировалась все послеобеденное время, но теперь на мушке ее голова.

Это было так легко стрелять по манекенам. Я была частью миссии, и мы целый час потратили на сборы, так как каждый шкаф, мимо которых мы проходили, свалены в кучу перед окнами.

Но это ужасно сложно, выстрелить в нее.

У этой были ресницы, брови, пупок и даже соски на груди. Она выглядела совершенно настоящей. Поэтому, вероятно, я медлю всего секунду прежде чем нажать на курок, но все же стреляю, правда не в голову, а в грудь.

Пластиковая часть на груди разбивается, и она падает на землю. Грохот отражается от стен длинного, узкого, звукоизолированного помещения.

Я кладу пистолет и подхожу к ней. Без вопросов, выстрел был смертельным. Я касаюсь ее лица.

Я больше не хочу тренироваться стрелять по людям, даже если люди это бездушные куклы.

Не знаю, что со мной произошло. Еще пару месяцев назад я подготовилась к стрельбе на войне.

— Мне очень жаль, — шепчу я, но она, конечно, не слышит меня. Она же из пластика. И сломана.

И у нее нет сердца.

В этот момент распахивается дверь в стрельбище, и внутрь врывается Джаз. — Чем ты здесь занимаешься? — спрашивает она.

Я подпрыгиваю и отряхиваю пластиковые куски с одежды.

— Я тренируюсь.

— А что ты тренируешь?

«Я тренируюсь грустить,» — думаю я и потираю рукой покрасневший рот.

— Там кое-кто хочет тебя видеть, — отвечает Джаз и держит дверь. Я думаю, что в следующую секунду войдет Петра. Я готовлюсь к новому потоку злобы. И тогда Сайлас появляется на входе.

Растерянно я смотрю на него. А затем перевожу взгляд на Джаз, которая вся сияет.

— Что случилось? Они вырезали тебе язык? — спрашивает Сайлас ухмыляясь.

— Невероятно! Я думала, что они схватили вас, что я видела вас в последний раз, — я бегу к нему и обнимаю за шею. Мой кузен здесь! В безопасности!

— Мне повезло, — объясняет он. — Я тоже думал, что это были мои последние мгновения, но человек, который арестовал меня, был членом сопротивления. Я даже не знал его. Он посадил нас в свой грузовик, а затем сообщил по радио, что я атаковал его и сбежал. Затем отдал мне два IPada, которые он почистил, и отвел меня в квартиру Инджера, прежде чем предоставить маме и папе безопасное пристанище. Разумеется, я и понятия не имею, где это находится или как оно выглядит. Где-то в Куполе, это все, что я знаю.

— Но они живы! — кричу я.

— Мы внедрили наших людей в министерство, — выдает Джаз.

— Я думаю, они не были бы в безопасности, если бы мы знали их местонахождение. Я, во всяком случае, не могу обещать, что не сломаюсь под пыткой. Может быть, я мог бы предать собственную мать, — говорит Сайлас.

Я задаюсь вопросом, как реагировал Абель. Его, наверное, пытали. Возможно, он дал им показания против нас, едва ли он был бы мертв, пока они не получили информацию.

Однако, я, конечно, не хочу в это верить. Я хотела думать, что он все сделал правильно. Я хотела бы думать, что каждый здесь будет готов пожертвовать собой. Ради сопротивления.

— Петра утверждает, что никогда не слышала об Абеле. Не ты ли мне рассказывал, что Абель был официально допущен? — спрашиваю я.

Но Сайлас хмурит лоб. — Абель рассказал мне, что Петра сказала тебе, что он официально с нами. Я думал… — Сайлас смотрит на потолок, а потом на меня.

— И ты думал, что Петра сказала это мне? Дерьмо!

— Нет, было не так. Я вспоминаю…

— Я не получала никаких указаний из Рощи, — он прерывает меня.

— Но я думал, что ты получила.

Джаз пыхтит. — Он был шпионом Министерства!

— Нет, он точно им не был. Их я бы узнал, — возражает Сайлас. — Я только не понимаю одно.

— Я должна рассказать об этом Петре, — взрывается Джаз.

— В министерстве никогда не убили бы своих собственных людей. и они не стали бы действовать таким образом. Зачем им? — говорю я громко. — Это был наш план, прийти сюда.

Если Абель работал на Министерство, «Бриз» или что-то подобное, тогда он мог бы легко прийти со мной сюда.

Сайлас потирает нос и смотрит вниз на Джаз. — Не рассказывай Петре об этом. Ладно? — просит он. И он прав. Нам нужно сначала самостоятельно разобраться с этим, а на это нужно время.

— Почему нет? Это вызовет полный хаос, и все из-за Алины. Она украла новый танк, — грозится Джаз.

— Это верно, — возражаю я. Я не решаюсь посмотреть в глаза Сайласу.

— Нет, ты переоцениваешь реакцию из-за танка, — говорит Сайлас. — Наш информатор подслушал беседу одного из шишек в министерстве и рассказывает, что они уже давно планировали это наступление. Они заметили, что число туристов в Пустошь постоянно растет, но, однако, не все возвращаются. Поэтому некоторое время они наблюдали, чтобы собрать доказательства. Одновременно с этим тренировали солдатов маневрам. Ты просто ускорила события кражей танка.

— Сюда они не доберутся! — объясняет Джаз с мрачным выражением лица. — Сюда нет дороги!

— В этом ты, вероятно, права. Они только знают, что большинство туристов двигаются на юго-запад. А точное местонахождение они не знают. Они предполагают, что мы рядом с рекой или в бывшем здании парламента, но когда заметят ошибку, повернут назад. У нас есть немного времени, чтобы убежать, но немного.

Энергосберегающие лампы над нами начинают трещать.

— Мы обречены, — говорю я.

Стадион самое большое здание широкое и высокое, и мятежники выбрали его, потому что оно относительное новое и угроза обрушения не так высока.

Кроме того он находится ни много ни мало прямо перед самым носом врага, прямо там, куда он даже не догадывается заглянуть. С другой стороны, стадион, если враг поймет месторасположение мятежников, легкая цель.

— Я считаю, что нам нужно убираться отсюда как можно скорее. Я видел сегодня несколько сотен солдат. И это были далеко не все, как мне кажется.

— Я расскажу об этом Петре! — кричит Джаз, но Сайлас игнорирует ее.

— Через неделю, все здесь будет горой мусора.

— Эй, никакого дезертирства! Я расскажу об этом Петре! — возмущенно Джаз упирает руки в бока.

— Да, ты должна сделать это. Поговори с Петрой, Джаз, — Сайлас кладет руку на ее плечо, и она смотрит на него взглядом полным страха и восхищения. — Тебя она услышит. И я говорю тебе, что армия направляется сюда, там где она появится, не останется выживших. Они уничтожат нас всех вместе. Но ты еще так юна, Джаз. Вся твоя жизнь еще впереди. Скажи Петре, что происходит снаружи. Скажи, что ты хочешь убежать отсюда. Она послушает только тебя.

Только некоторые из нас могут свободно дышать, и мы могли бы тренировать их. Я уверен, что все получится.

Сайлас вопросительно смотрит на меня, но я не знаю, сколько времени нам надо, чтобы подготовиться к походу. Тем не менее я сомневаюсь, что можно так быстро провести тренировку дыхания. Как он себе это представляет?

Многим мятежникам понадобились годы, чтобы снова свободно дышать вне купола.

— А если не получится так быстро, мы возьмем с собой баллоны с кислородом, — быстро предлагаю я.

— Вы двое можете мне объяснить, почему я должна послушаться вас? Вы здесь чужие. Вы же вообще не имеете никакого представления! — кричит Джаз.

— Джаз, — Сайлас мягко гладит ее по плечу.

— Петра говорит здесь, она принимает решения. И вообще, здесь мой дом, — ругается Джаз. Это верно, стадион — единственный дом, который у нее когда либо был.

— Пожалуйста, поговори с ней. Даже если бы мы были вооружены, мы не смогли бы выиграть.

Мы в безнадежном меньшинстве, — уговаривает ее Сайлас.

— Я не уйду отсюда! — визжит Джаз и выбегает из комнаты. Мы пристально смотрим на дверь, за которой она исчезла. Свет все еще мерцает.

— Сейчас нам мало не покажется, — предполагаю я. — Если Петра узнает, что кто-то напугал Джаз.

— Мне все равно. Джаз — единственная, кто мог бы убедить Петру оставить деревья. И, наверное, даже ей это не удастся.

— После всего, что мы построили здесь, ты хочешь просто так все оставить и покинуть, чтобы все было разрушено?

Я задаюсь вопросом, смогла бы я отдать деревья? Вероятно, я думаю так же как и Джаз, может быть нам стоит остаться и бороться.

Кажется, Сайлас читает мои мысли. — Мы же не можем с завязанными глазами идти на смерть. Это разбило бы сердце маме и отцу. Я не могу так поступить с ними.

Я еще не обдумывала этот аргумент. К тому же я знаю, каково это чувствовать, что остался совсем один.

— Хорошо, я понимаю. — я останавливаюсь, потому что вспоминаю о замечании, которое сделала Джаз. — Скажи-ка, какого чужака ты привел? Я тоже кое-каких притащила.

— Его зовут Квинн. Он утверждает, что спас тебе жизнь. Это так?

— Что? Квинн жив?

— Ну да, Петра как раз заполучила его, — Сайлас отводит взгляд. — Не имею и малейшего понятия, что она хочет с ним сделать.

Он скрывает от меня что-то, я чувствую. — Сайлас? — сверлю его взглядом.

Он опускает голову. — Это из-за Инджера, — наконец, объявляет он, и внезапно я понимаю, почему Сайлас такой печальный. Мне хочется протянуть к нему руку, чтобы утешить, но я знаю, что это не поможет.

— Они забрали у него кислород, а затем… Он… Боже, я должен был отправиться один и оставить его дома. Это только… ну да… он был проводником… и я хотел действовать наверняка, отправляясь сюда. И тогда…, - он опускается на землю и обхватывает голову руками.

Мой взгляд скользит по разбросанным осколкам манекена, а затем я приседаю на корточки рядом с Сайласом. Я понимаю, что он чувствует, и знаю, что совершенно все равно, что я теперь скажу.

Я не могу забрать его боль или чувство вины. Я всегда воспринимала Сайласа и Инджера вместе и видела, как они чувствовали друг друга. Инджер мертв, потому что Сайлас любил его.

Абель умер, потому что я хотела, чтобы он меня любил. Я чувствую такую сильную связь с моим кузеном. Но как печальна эта тесная связь!

В этот момент дверь раскрывается, и забегает Петра, за ней Джаз. Она кидает быстрый взгляд на мерцающий свет, хватает пистолет и расстреливает лампу.

Осколки стекла и пластика падают с потолка. Я закрываю глаза и стряхиваю осколки с волос.

Она не могла просто выключить лампу?

Сайлас и я встаем. Его глаза сухие, но он покусывает губы. — Мое терпение скоро лопнет! — орет Петра.

Сайлас поднимает руку, чтобы успокоить ее. — Мы могли бы начать заново на новом месте.

— Вы не готовы защищать Рощу? — на какое-то мгновение Петра больше не выглядит яростной, а только лишь глубоко-печальной.

— С чем же? Нас всего двести! Нам нужны танки. Минимум штук двадцать, а не один. Но прежде всего, нам нужно больше людей.

— А что с деревьями? — спрашивает она.

Джаз хватает Петру за руку и смотрит в пол. Некоторое время никто из нас не произносит ни слова.

Мы думаем о деревьях, которые растут на стадионе, так гордо, возвышенно, удивительно красивые и такие уязвимые. Они умрут первые, потому что они представляют самую большую угрозу.

— Я не буду запирать заслуженных членов общества, — наконец, нарушает молчание Петра. — Вы можете уйти, когда захотите. Но никому ни слова об этом. Я не хочу, чтобы здесь разразился хаос.

Сайлас кивает.

— Но мы двое никуда не уйдем. Правда? — Петра смотрит вниз на Джаз, нервно улыбаясь.

— А что с Беа и Квином? Ты отпустишь их? — спрашиваю я.

— Кого? Премиума и девчонку? Нет, конечно, нет, — Петра машет рукой, настолько абсурдным кажется ей этот вопрос.

— Здесь с ними все будет в порядке, — Сайлас пытается успокоить меня.

— Нет, не будет. Они провели всю свою жизнь в Куполе. И они спасли мне жизнь. Я просто не могу оставить их.

Петра смотрит на меня пронизывающим взглядом: — Ну, тогда ты тоже останешься здесь.

Тогда ты остаешься и борешься.

— Этот Премиум, которого я привел, гораздо более ценен, чем ты думаешь, Петра. Вероятно, мы смогли бы выиграть время с его помощью, чтобы подготовиться к тому, что надвигается, — Сайлас задумчиво смотрит в потолок и кивает. — Да, вероятно, мы могли бы выиграть с его помощью несколько недель отсрочки и набрать за это время максимальное количество рекрутов.

— Я слушаю, — говорит Петра.

После того, как Сайлас объявляет нам, что отец Квинна, вероятно, генерал, который убил Инджера, и что Квинн наблюдал эту жестокую сцену. Петра вне себя от ярости.

На ее шее появляются красные пятна, и она стучит сжатым кулаком по руке. Совершенно ясно, она хочет, чтобы Квинн поплатился за это, ей безразлично при этом, что он сам не виноват.

Она громко клянется отомстить, и Сайлас позволяет ей выругаться и побушевать. Она все больше разгорается, и ей требуется время, чтобы успокоиться.

Тогда Сайлас начинает настоятельно рекомендовать ей, чтобы она использовала Квинна. Он также находит назначение для Мод, когда он слышит о ней.

И через пару часов Сайлас уже разрабатывает план, который, вероятно, мог бы спасти всех нас.

Я думаю, что уже утро, несмотря на то что нет определенных оснований для этого. Все, что я знаю это то, что мы сидим уже несколько часов без воды, света, еды и достаточного количества кислорода.

Мод тоже не смогла сохранить фрукты в желудке. Вся камера провоняла. Движения Мод становятся медленнее. Она уже даже не сидит, а лежит на земле, дремлет и ежечасно испуганно кричит от очередного кошмарного сна.

Я тоже пыталась спать, прислонившись к стене и положив голову Мод на колени. Сейчас глажу ее по грубым волосам и внимательно прислушиваюсь к ее дыханию.

Я больше не сомневаюсь на чью сторону я встану. Мне ясно, что министерство подавляет нас, что оно эксплуатирует моих родителей и делает нас зависимыми: огромные кислородные баллоны, которые они в нас впихивают, которые делают нас немощными вне Купола.

Мне также понятно, что я никогда не получу высокой должности в Куполе, которая позволила бы мне помочь моим родителям, если только я не вступлю в брак с Премиум. С другой стороны, в Куполе, по крайней мере, была иллюзия свободы.

Мятежники же напротив выступают за свободу и справедливость, а ведут себя с нами так безжалостно и сурово. И здесь я определенно не свободна, совершенно точно нет. Правда они дают мне кое-что поесть, но они ни капли не заботятся о Мод.

Сейчас Алина напомнила бы мне о темном прошлом Мод, о ее активной роли по искоренению деревьев. Но какое это имеет значение?

Мод больше не представляет ни для кого опасности. И так или иначе у меня в голове две картины о Мод, которые никак не связываются между собой: убийца и свернувшееся безобидное существо на моих коленях.

Я пытаюсь напеть ей детскую песенку. Эту песню мне пела мама, когда я была ребенком, Мод менее напряжена, если я пою.

«Знаешь ли ты, сколько звезд на небосклоне? Знаешь ли ты, сколько облаков плывет по нему во всем мире?»

В этот момент дверь камеры раскрывается, два типа заходят внутрь, хватают Мод под руки и вытаскивают из помещения. При этом ее голова качается туда сюда и ударяется об пол, как футбольный мяч. Ни о чем не думая, я бросаюсь на обоих парней.

— Оставьте ее! Она больна!

К моему удивлению они прислушиваются ко мне и отступают на несколько шагов. Затем входит Петра, сложив руки на груди.

— Я охотно использовала бы ее кровь для боевой раскраски. Но ты, видимо, привязалась к ней.

А она, видимо, к тебе. Поэтому мы оставим вас в живых немного дольше.

Я не понимаю о чем она говорит и слишком злюсь из-за Мод, чтобы еще пытаться разгадать ее тупые загадки.

— Оставьте старую ведьму здесь и возьмите девчонку, — приказывает Петра этим двум типам. — Я приведу мальчика. Мы встретимся в комнате для собраний.

Теперь я оказываюсь в руках этих двоих, и меня выводят из помещения. Между тем Мод просыпается. Она смотрит испуганно и протягивает руки ко мне, умоляющий взгляд просит не оставлять ее одну.

— Пожалуйста, дайте ей воды. Иначе она умрет от жажды. Не дайте ей погибнуть таким образом, — умоляю я, пока она надевают на меня маску для дыхания.

— Мы дадим ей попить, — говорит Петра. — И помоем ее. Она ужасно воняет.

Спустя пару минут я сижу в одиночестве в накаченной кислородом комнате для собраний.

Они забрали у меня прибор для дыхания, чтобы я не смогла покинуть комнату.

Меня оставили сидеть спиной к двери за старым, круглым, деревянным столом. Я пытаюсь вспомнить, что сказала Петра, когда зашла в нашу камеру. Что-то о том, что я привязалась к Мод и это важно.

Но почему я не должна была бы к ней привязаться? Они еще не поняли, что мы никакие не бессердечные монстры?

Хлопает дверь, но я не оборачиваюсь. Я решила показывать безразличие. Так как очевидно, что мой самый главный враг - это мое тупое сочувствие. Сочувствие к каждому, кто перебегает мне дорогу. Теперь я должна положить этому конец. Я должна попытаться убедить Петру, что другие люди мне полностью безразличны. А лучше всего, что я безразлична и к самой себе тоже.

— Я не хочу присутствовать во время сентиментальной встречи. Я подожду за дверью.

Голос принадлежит Петре. Я слышу шаги, а затем дверь закрывается. в комнате повисает неприятная тишина, которая становится все тяжелее с каждой минутой.

Но я все еще не оборачиваюсь, так как все это кажется мне обычным трюком. Вместо этого я смотрю на сломанные часы на стене.

Не имею ни малейшего понятия сколько проходит времени, в то время пока я сижу не шелохнувшись и не издав ни звука.

И я бы, наверное, смогла бы еще целую вечность просидеть так, если бы не мой желудок: он заурчал. Да так громко. А затем прозвучал голос.

— Эй? — говорит он, и я понимаю в ту самую секунду, даже не обернувшись и не пытаясь услышать что-либо еще, что это он.

Я подпрыгиваю и откидываю стул. Рядом с дверью стоит Квинн. Его глаза завязаны, руки связаны. Он выглядит ошеломленным, но он жив.

— Квинн! — задыхаюсь я и подбегаю к нему.

Снова и снова я проигрывала эту сцену в мыслях. И в моей голове все было абсолютно ясно, как я среагировала бы: упала бы в его объятья.

Но теперь я останавливаюсь в нескольких сантиметрах от него и осторожно снимаю повязку с глаз. Когда он снова обретает зрение, начинает растерянно качать головой и сжимает губы.

— Беа, — шепчет он и придвигается ближе.

Я чувствую его дыхание и отступаю. У него повсюду синяки и следы от ударов. Я поднимаю руку, и когда я прикасаюсь к его скуле, он вздрагивает и закрывает глаза.

— Ты действительно справился, — шепчу я.

И тогда никто из нас не произносит ни слова. Просто смотрим друг на друга. Впервые по-настоящему.

— Меня нашел кузен Алины, — объясняет он наконец. Его рот двигается, как будто он хочет сказать еще что-то, но не делает этого. Затем качает головой и пробует еще раз. — Я должен…

Я должен так много тебе сказать. Меня приняли тогда на обучение в руководящие работники… но это было тайное сообщение. И это не самое худшее. Если я расскажу тебе, кто я на самом деле, к какой семье принадлежу, тогда не удивлюсь, если… если ты не захочешь снова меня видеть.

— Ты жив!

Я переступаю с пяток на носки, и внезапно наши носы соприкасаются. И тогда он целует меня!

Мне кажется, что он сейчас отстранится, и что поцелуй останется как всегда дружеским, но Квинн не отстраняется! Его губы остаются прижатыми к моим, затем они слегка раскрываются, и я чувствую дыхания Квинна во рту.

Невольно я обвиваю его шею руками и прижимаюсь к нему. Но тогда он все же делает шаг назад и смотрит на меня.

— У тебя же зеленые глаза, — говорит он.

— Да. Вообще-то всю мою жизнь.

А потом поцелуй уносит мое сознание прочь.

Когда Петра приводит нас в комнату для собрания, мой взгляд сразу падает на Квинна, который сидит на другом конце круглого стола, непосредственно рядом с Беа.

Он больше не выглядит как один из тех, над кем я могла бы посмеяться. Да он настолько изменился, что я задаюсь вопросом, действительно ли это Квинн.

— Сядьте! — приказывает Петра.

Сайлас и я занимаем места напротив Квинна и Беа. Джаз садится рядом с Петрой в центре, а Роксана и Леви на противоположной стороне.

Квинн нерешительно кивает мне, прежде чем снова повернуться к Беа. Хотя Беа и просидела 12 часов в совершенно темной камере, она выглядит еще более сияющей и живой, чем когда-либо прежде.

— Итак, как обстоят дела? — спрашивает Петра Роксану и Леви, которые все утро осматривали окрестности.

Роксана откашливается и трет большим пальцем здоровый глаз, до тех пор пока он не становится красным и влажным. Затем откашливается еще раз.

— Мы предполагаем, что очень скоро они начнут атаковать. Они всего в трех милях от нас, в непосредственной близости от центра города, слышны выстрелы и редкие взрывы. Они разрушают все, что еще может стоять.

— Разве я не говорил об этом? — подает голос Сайлас. Петра же обращается к Леви:

— А что думаешь ты?

— Они наступают нам на пятки, — Леви складывает руки на широкой, обнаженной, татуированной груди и бросает на Квинна взгляд, полный ненависти.

Петра указывает рукой в сторону Квинна. — Сайлас, считает, что этот Пермиум-паразит родственник одного из высокопоставленных офицеров. Ты что-нибудь выяснил об этом?

— Генерал Джад Каффри — главнокомандующий армии.

Беа делает глубокий вздох, в то время как Квинн ерзает на стуле. В следующий момент Беа обнимает его обеими руками.

— Вы понимаете мою дилемму, не так ли? Мы не можем просто дать ему уйти.

Теперь Петра смотрит на меня и Сайласа, но мы не произносим ни слова. Мы знаем, что сейчас произойдет. В основании всей этой беседы план, который уже давно составлен, а это просто игра.

Нам полностью ясно, что должно произойти для того, чтобы Квинн и Беа могли покинуть Рощу мятежников.

— Итак, сделка следующая: Премия и его подруга могут уйти при одном условии, — при слове «подруга» краснеет Беа. — Вас подхватит армия и вы расскажете вашему отцу, что вы ускользнули от нас при первой возможности. Затем вам нужно будет повести солдат, которые очень желают найти наше убежище, подальше от нас, чтобы мы могли выиграть время и успеть собраться. И если я говорю очень далеко, то я имею в виду очень далеко. Детали мы еще обговорим. Как только Роксана и Леви увидят, что армия идет в ошибочном направлении, Сайлас и Алина, два идиота, которые устроили весь этот хаос, смогут либо свободно уйти, либо остаться. То же самое относится и к ведьме в клетке.

— Мод? — спрашивает Квинн и вопросительно смотрит на Беа.

— Как только вы снова вернетесь в Купол, я сообщу вам обоим, довольна я вами или нет. Если довольна, я отпущу всех, кто находится в бункере, и вы сможете продолжить вашу никчемную жизнь. Если же нет, тогда я убью их, и вас, наверное, тоже. Решение, доверяете ли вы нам или нет, только за вами. Я пойму это по тому, как вы поступите. Яблоко от яблони недалеко падает, — сопит Петра.

Совершенно очевидно она недооценивает Беа. И, возможно, Квинна тоже. Если бы эти двое получили шанс присоединиться, она стали бы мятежниками, в этом я уверена.

— И вы обещаете, что не позволите Мод умереть от голода и жажды в это время? — спрашивает Беа.

— Мы обещаем, — вмешивается Джаз.

Беа смеется. Кажется, ей достаточно обещания этого карапуза. — Хорошо, мы сделаем это, — соглашается она, наконец.

Но Беа не знает, что для Мод не играет никакой роли, направят ли они с Квинном армию в неправильном направлении.

Петра в любом случае сохранит жизнь Мод, по крайней мере до тех пор, пока она нам помогает выполнить вторую часть плана.

Внезапно, Джаз встает и бежит вокруг стола к Беа и Квинну, смеясь и направив руки к лицу Беа. Вероятно, чтобы на прощание прикоснуться к ее лицу, так мне кажется.

Но вместо этого она глубоко впивается ногтями в щеки Беа и оставляет четыре кровоточащие раны. Квинн сразу поднимается на ноги, чтобы заступиться за нее, но ничего не может сделать, так как его руки связаны.

А затем Джаз поворачивается к нему и хладнокровно бьет его в челюсть. Кашляя Квинн падает на стул. Теперь уже подскакиваю я.

— Эй, мы так не договаривались! Такого не было в соглашении! — кричу я.

Петра моргает и сжимает губы, пока Сайлас хватает меня за локоть и сажает меня назад на стул. — Беа не заслужила такого, — шиплю я, так что только он может меня услышать.

— Министерство не должно думать, что они смогли сбежать без боя, — объясняет Петра.

Джаз соглашаясь кивает и бросает взгляд полный сожаления на Беа и Квинна, а затем снова садится рядом с Петрой.

— Вы могли хотя бы предупредить их? — спрашивает Сайлас в своей спокойной уравновешенной манере.

— Лицо Квинна итак выглядит совершенно ужасно, — добавляю я.

— Подлинность! — объявляет Петра. — Мы же не хотим, чтобы все казалось инсценированным, так ведь? И так или иначе они могут радоваться, потому что Леви хотел сломать им руки.

— Ноги, — поправляет Леви, после чего Роксана начинает хихикать. Без понятия, что смешного во всем этом.

— Удар кулаком девятилетнего ребенка и несколько царапин просто радость, не так ли? — говорит Петра.

— Эй, только потому что я ребенок, еще не значит… — начинает сетовать Джаз, но я не слушаю дальше, так как Беа бросает на меня взгляд, беспокойный и одновременно с этим разочарованный. Должно быть она считает, что все, что я рассказала о сопротивлении, полная ложь.

— Подготовьте их, — приказывает Петра Роксане и Леви, которые тут же встают и собираются вывести Квинна и Беа из помещения.

Только сейчас я понимаю, что вижу этих двоих в последний раз. Я вскакиваю и преграждаю им путь. У меня так много на душе, что я хотела бы им сказать.

Но больше всего я хочу поблагодарить их за то, что они спасли мне жизнь. И извиниться перед ними, что я выдернула их из спокойной уверенной жизни и превратила все в пепел.

— Уйди с дороги! — нападает на меня Роксана.

— Алина, ты действуешь мне на нервы, — хрюкает Леви.

— Я только хотела сказать… — суетливо я ищу правильные слова.

— Спасибо, — опережает меня Беа. Она улыбается, наклоняется вперед и целует меня в щеку. Я не понимаю, почему она так мила со мной. У нее были все основания, чтобы наброситься на меня с кулаками.

— Да, спасибо, — говорит Квинн. Он тоже улыбается и кивает, он больше не выглядит так, как будто хочет поцеловать меня.

Леви пихает меня в сторону, пока Роксана выталкивает Беа и Квинна из комнаты. А затем они просто уходят.

— Алина, мы еще не закончили, — кричит Петра из-за стола.

Я снова возвращаюсь назад и проскальзываю на место рядом с Сайласом.

— Мы должна позвать Мод, — предлагаю я. Она нужна нам, чтобы найти надежную дорогу через город, если мы собираемся найти соратников. Она знает расположение убежищ Извергнутых. Кроме того она выглядела больной, когда я видела ее в последний раз. И я чувствую ответственность перед Беа, чтобы с Мод все было в порядке.

— Ох, ты имеешь в виду, что мы должны выпустить ее из клетки? Ты уверена, что справишься с ней без своих двух помощников? — ухмыляется Петра, а Джаз подавляет смешок. И когда я смотрю на Сайласа, вижу, что даже он сдерживается от улыбки.

Я киплю от ярости. Да, правильно, Беа и Квинн спасли меня от этой дряхлой старой женщины. Они охраняли меня, когда я была совсем одна.

Но они сделали для меня гораздо больше: Они показали мне, какой хладнокровной и жестокой я стала и что я была на верном пути, чтобы потерять саму себя. И даже не пытаясь, они смогли найти меня. Именно этим я обязана им прежде всего. Моим друзьям.

— Только для вашего развлечения. Мне все равно, — рычу я.

— О, только не подумай, что мне кажется это смешным, — отстреливается Петра. Наоборот, я считаю, что это жалко. Несчастная. При том, что ты не являешься такой.

— А какой?

— Напуганной.

— Я не напугана, — говорю я, после чего Петра закатив глаза и смотрит на Сайласа.

— Принимая во внимание, что мы имеем и куда мы направляемся, ты должна участвовать, — говорит Сайлас.