Пойманные под стеклом

Часть четвертая Битва

Нам дали полные баллоны с кислородом и теперь женщина-солдат с поврежденным глазом выкрикивает нам указания. Несмотря на то что мои губы все еще горят от боли, я пытаюсь сконцентрироваться на ее словах.

— Эй! Следи за тем, что я говорю! — орет женщина-солдат.

— Мы слушаем, — рычу я и плюю ей под ноги, чтобы в следующую секунду оказаться в куче аппаратов для дыхания за ее спиной.

— Попробуй еще раз так сделать, и тогда ты сможешь одолжить мне это! — она стучит по повязке на глазу.

— Он тебя слушает, правда, — пытается успокоить ее Беа.

Но только стоило ей закончить говорить, как позади нее щелкнул замок на стальной двери.

Мы снаружи и совершенно одни.

— Ты в порядке? — спрашивает Беа и прикасается к моему лицу пальцами в перчатках, которые даже сейчас мокрые от снега.

— Конечно. А ты?

Она кивает. Ее волосы спутаны, одежда испачкана землей, а под ее чудными глазами глубокие темные круги. И все же она выглядит так, как будто внутри нее огонь. Словно, в ней наконец-то появилась жизнь.

— Окей, какой дорогой пойдем? — спрашиваю я.

Беа вынимает помятую карту местности из рюкзака, подробно рассматривает ее и затем показывает на тусклый проход между двумя большими зданиями перед нами.

— Нам нужно уйти подальше от стадиона, как можно скорее и хотя бы миль пять оставаться незамеченными. Тогда мы должны позволить им схватить нас и рассказать, что мы весь день бежали на север, — Беа снова складывает карту и убирает ее в потайной карман куртки. И когда я не говорю ни слова, она продолжает: — Квинн, я охотно пропустила бы это. Я знаю, что ты не хочешь обманывать своего отца, но я должна это сделать ради Мод. Чтобы они не убили ее. Кроме того мне кажется, что я действительно ненавижу Министерство. Пожалуйста, давай сделаем это вместе.

Я едва ли могу усомниться, что она действительно верит в то, что я захотел бы предать Алину и Сайласа. — Ты правда так думаешь обо мне? — спрашиваю я.

Беа пожимает плечами. Конечно, она не может знать, каково это, если внезапно узнаешь, что человек, который брал тебя на пробежку и плавание, убийца. Ее отец — один из самых милейших людей на земле, так же как и она сама.

О Господи, что же тогда можно сказать обо мне? Если мой отец — один из самых жестоких людей, кто же тогда я?

— Можно я возьму тебя за руку? — спрашиваю я. Это единственные слова, которые приходят ко мне в голову в этом состоянии. Беа кивает и протягивает мне свою руку.

Мы передвигаемся крайне осторожно, чтобы армия не застрелила или не схватила нас прежде времени. Чем дальше на юг мы движемся, тем выше лежит снег, и все сложнее становится передвигаться по узким улочкам.

Особенно сложно пересекать большие перекрестки, груды развалин или бывшие парковки, так как там нас могут легко заметить, если не солдаты, то какие-нибудь Извергнутые.

Мои сломанные ребра и голова неистово болят, но я стараюсь не обращать внимания. Я хотел бы, чтобы Беа доверяла мне и надеялась на меня. В одной руке я держу ее руку, в другой — нож. На всякий случай.

Когда наступает вечер, и наши ноги почти промерзли, внезапно мы слышим шум. Мы останавливаемся и внимательно прислушиваемся. И когда мы абсолютно уверены, что это танк, мы открываем вентили наших кислородных баллонов, до тех пор пока уровень кислорода не становится опасно низким.

Наша история не была бы правдоподобной, если бы нас поймали с полными бутылками.

Тогда мы бежим к танку. Он медленно останавливается, и почти в тот же самый момент люк открывается.

Беа срывает свою шаль и начинает дико ей махать, чтобы они знали, что мы сдаемся. Сначала появляется винтовка, затем звучит голос.

— Вниз, на землю! Руки на затылок! Вы двое! СЕЙЧАС ЖЕ!

Еще два дня назад я посчитал бы эту воинственную суету полностью нелепой, и обязательно выкрикнула бы в ответ что-нибудь неблагоприятное, но теперь я опускаюсь вниз, без возражений, лицом в снег и позволяю сковать себя.

Когда защелкиваются наручники, нас ведут к танку и приказывают нам залезть внутрь.

Внутри я жду некоторое время, но как только ствол винтовки больше не направлен на мою голову, я начинаю свое отрепетированное выступление и говорю, что я Премиум.

— Если мой отец узнает об этом, то вы поплатитесь!

Солдаты удивленно переглядываются.

— Вы хоть представляете, сколько танков проехали мимо нас и не остановились? Мы уже целый день бредем здесь снаружи.

— Ты — Премиум? — спрашивает солдат с винтовкой на коленях.

— А как вы думаете? Я выгляжу как Второй?

Солдат вытягивает шею и глазеет на мочку моего уха.

— Может мне еще спустить штаны, чтобы вы могли получше рассмотреть меня? — рявкаю я, после чего тип по-настоящему съеживается и опережает коллегу.

— Кто ты? — спрашивает он меня.

— Я — Квинн Каффри, сын Джада Каффри. Которого вы скорее всего знаете. Он занимает один из высших постов в «Бриз».

Мгновенно становится тихо и пассажиры танка пристально смотрят на меня. Очевидно, что имя моего отца имеет вес в этом танке, и в этой войне. И мое тоже. Теперь слышно шаркание ног и шепот.

— Моё имя вам говорит о чем-то, правда? Послушайте, я был схвачен Крысами. Я хочу сейчас только одного, как можно скорее домой. Вы можете отвезти нас назад в Купол?

— Установлен радиоконтакт! — кричит кто-то, после чего два или три солдата бросаются одновременно к радиостанции. Немного позже они возможно смогут поговорить с моим отцом.

Им понадобилось несколько минут, чтобы объяснить ему, что они нашли его сына посреди зоны боевых действий, вместе с юной Второй. И это звучит так, как будто они должны были напомнить ему, что у него вообще есть сын.

Из-за помех в радиоэфире и залпов орудий, которые снова и снова заглушают голос моего отца, я, правда, не понимаю всех его слов, но одно мне ясно, что он говорит вполне равнодушно. Даже после того, как они объяснили ему, что со мной произошло.

Мой отец отдает приказ солдатам в танке, чтобы они отвезли меня назад в Купол. И на этом все.

— Конец сообщения!

Что? Конец сообщения? Он не хочет лично поговорить со мной? Он даже не просит солдат, чтобы они удостоверились, что со мной все в порядке?

И это после того, как он получил сообщение, что я возможно опасно ранен. Он вообще хотя бы думает об этом?

Нет, он приказывает просто проводить меня домой. А затем: Конец сообщения.

Когда Мод входит в столовую и снимает свою маску для дыхания, сначала я совершенно не узнаю ее. Я сижу и пытаюсь вспомнить, где я видела это лицо.

Ее привел Дорфен, и сначала я думаю, что она, возможно, его старая родственница или что-то подобное. Никогда бы не подумала, что человек может так сильно измениться за такое короткое время.

Я имею в виду, не делая пластическую операцию. Не уменьшая нос или не увеличивая губы, как это постоянно делают Премии. Нет, с Мод не сделали ничего кроме того, что ее помыли, подстригли волосы и ногти, а также дали чистую одежду.

Результат практически сравним с волшебством. — Как? Это она? — спрашивает озадачено Сайлас.

Я описала ее ему как ходячий ужас. Я посоветовала ему, держать у носа рукав, чтобы не чувствовать запах ее пота и ушной серы.

И теперь Мод сидит напротив нас за столом и скалится на тарелки с едой. Конечно, ее зубы все еще желтые и испорченные, но отвратительный налет на них отсутствует. Она накладывает себе полную тарелку фруктов и как раз хочет отправить кусочек яблока в рот, когда задумывается и вместо этого кусает кусок хлеба.

Мод настолько занята едой, что она замечает меня только через несколько минут.

— Где другая? — спрашивает она жуя, одновременно с этим наполняя стакан яблочным соком и роняет его. Ее глаза блуждают туда сюда в его поисках. Очевидно, она заметила отсутствие Беа.

— Петра объяснила тебе, почему тебя отпустили. У нас есть миссия для тебя, — начинает Сайлас, даже не представившись.

Но Мод не смотрит на него. Ее холодный, недоверчивый взгляд направлен на меня.

— Что вы сделали с ней? Я ничего не сделаю для вас, пока вы не скажете, где вы ее заперли?

Я бы хотела сказать ей правду, но я не могу, у нас нет других рычагов давления, если она не согласится работать. И почему она вообще должна сделать это?

В конце концов, она ничего нам не должна. Нет, мы должны соврать ей также, как мы соврали Беа и Квинну.

— Мы отпустим Беа, если сможем отбить нападение. Для этого нам нужно собрать Извергнутых. И тут ты вступаешь в игру, — объясняет Сайлас…

Его голос звучит жестоко и уверенно, почти как голос из динамика, который объявляет о сроках прививок в Куполе.

— Это не было частью сделки. Она ничего не сказала о том, что она запрет Беа.

— Что тогда она сказала? — спрашивает Сайлас.

— Я не слушала, — признается Мод и выплевывает часть ужина назад на тарелку.

— Попей немного воды, — советую я ей.

— Будь готова на заходе солнца, — добавляет Сайлас. Он берет несколько груш со стола и покидает комнату.

— Где Беа? — спрашивает Мод, как только Сайлас покидает зону слышимости. — Пожалуйста, скажите мне. Я думала, мы закопали топор войны.

— Беа… Беа… — заикаюсь я.

— Осторожно, — подключается Дориан, который до сих пор молчал, и я уже почти забыла о его присутствии.

— Заботься лучше о себе! — наезжает на него Мод и показывает ему кулак. — Где она, Алина?

— Ты увидишь ее, как только закончится наша миссия, — вру я.

Не сделает ли правда еще больнее? Правда, что Беа ушла и никогда больше не вернется? Я даже не хочу допускать возможность этого.

На заходе солнца мы заканчиваем тренировку. Мечи и пистолеты откладываются в сторону, все собираются, чтобы пожелать нам успеха. Я получаю маленькие сувениры и амулеты счастья, а также молитвы и благословения.

Кажется, что все внезапно забыли, что Сайлас и я все еще находились в немилости, потому что притащили чужаков. Нас приветствовали как героев, хотя мы ничего не совершили. Что-то внутри заставляет меня сомневаться, вероятно, эта миссия будет совершенно абсурдна?

Мы настоящие смертники?

Наверное, Сайлас был прав, когда сказал: «Если мы хотим выйти живыми, тогда нам стоит исчезнуть как можно скорее.» И мы все еще могли бы сделать это. Как только мы покинем стадион, мы могли бы побежать в западном направлении и никогда больше не возвращаться.

К нам через толпу протискивается Джаз и передает мне маленькую, гладкую раковину.

— Мне жаль, что я приклеила одну к твоим друзьям, — говорит она.

— Откуда они у тебя? — я рассматриваю ракушку в моей руке.

— Они принадлежали моей маме. Папа подарил ей их в день моего рождения. Он хотел сделать из них бусы, но так и не начал. Ну да, и с тех пор они всегда в кармане моих брюк.

— Я не могу ее принять, — говорю я.

Ракушки невероятно дорогие. Они импортируются с побережья и стоят бешеных денег, если покупать их в Куполе. Действительно богатых людей можно узнать потому, что они носят украшения из ракушек или декорируют ими квартиру.

— Ты берешь ее не навсегда. Только на время. Когда ты вернешься, ты отдашь мне ее назад, — объясняет Джаз.

Я благодарю ее и убираю в карман на груди.

— Готовы? — спрашивает Дориан.

В последний час ему удалось убедить Петру, что его участие в миссии необходимо. По меньшей мере это его версия истории. Хотя скорее всего Петра послала его, чтобы он мог следить за нами.

— Нет! — жалуется Мод. У нее новые теплые сапоги и пальто, подаренное Джаз. — Я хочу позвонить. И у меня встреча сегодня вечером с адвокатом. Дайте мне по крайней мере попрощаться, — несколько людей хихикают.

Я перекидываю рюкзак через плечо, а рюкзак Мод через другое, открываю вентиль моего кислородного баллона и, пробираясь через толпу, выхожу наружу.

Покидая стадион, я бросаю последний взгляд через плечо, Петра стоит немного в стороне от толпы и смотрит нам вслед.

За ее твердостью и неуступчивостью появляется что-то, чего я никогда раньше не видела у нее. Я иду дальше, и когда оборачиваюсь во второй раз, понимаю, что это страх.

Вокруг нас бушует настоящая пурга. Нам на встречу поднимается ветер и двигаться вперед практически невозможно. Прежде всего, он может скрывать шум надвигающейся армии.

Его шум легко можно спутать с Ципом или грохотом танка.

Я сочувственно смотрю на Мод, которой особенно тяжело передвигаться по снегу, я по крайней мере тренировалась. Теперь в компании Сайласа и Дориана я должна чувствовать себя более увереннее чем по дороге к Роще мятежников, когда я была в одиночестве, с Беа и Мод.

Но по какой-то причине уверенности поубавилось. Вероятно, это от того, что я знаю слишком много. Например то, что Инджер мертв, хотя Сайлас был рядом, чтобы защитить его.

Вероятно, это потому что мне не нужно быть смелой, когда руководство взял на себя кто-то другой. Или я просто сдалась.

Кажется, мы бежим целую вечность, Мод всегда шла впереди нашей группы. Мы делаем только одну паузу, чтобы посмотреть карту и съесть по половине груши.

От холода лицо Мод покраснело и ее ресницы заледенели. Я хочу обхватить ее лицо руками, чтобы согреть его ладонями, но она только отмахивается, когда я приближаюсь к ней. У меня нет мягкости Беа.

Дориан, который наблюдал за этой сценой, снимает шерстяную шапку и протягивает ее Мод, не глядя на нее при этом. — Вот возьми, — говорит он и Мод сразу надевает ее.

— Она не может замерзнуть раньше, чем мы вообще доберемся до назначенного места, — шепчет он мне, когда снова встает в ряд со мной. — Если что-то случится со старой Мод, тогда Роще мятежников наступит конец.

Они называют помещение, в которое ведут нас, комнатой для переговоров, но в действительности это скорее похоже на комнату для допроса. Два здоровых, как быки, смотрителя сидят напротив нас за столом и пристально нас изучают.

Они делают вид что ждут, когда придет их босс. Раньше это начаться не может, но это только прикрытие. На самом деле, они просто пытаются запугать нас.

Я пытаюсь спрятать свой страх, в то время как я должна казаться измотанной. Настолько, что едва могу удержаться на стуле.

Наша история о том, что солдаты спасли нас из снежного сугроба, и если рассказ должен быть правдоподобным, я не должна бояться их.

Мы здесь исключительно потому что хотели помочь министерству, объяснить, что произошло с нами.

Потому что мы хотели помочь схватить наших захватчиков и бороться с терроризмом.

Квинн использует другую тактику. Он все время нетерпеливо качает ногой и громко иронизирует обо всем возможном.

Время от времени он демонстративно поворачивается к огромным часам на стене и уже дважды осведомлялся у служащих о боссе.

— Он уже в пути, — оба раза был один и тот же ответ надсмотрщика, который последовал после слишком сильно подчеркнутого «Сэр». Я сомневаюсь, что надменная игра, которую использует Квинн, выгодна для нас, так как оба наши охранника кажется сердятся все больше и становятся все более недоверчивыми.

Наконец, раскрывается дверь и внутрь заходит тип с крайне важным видом, в дорогой, старинной шубе с высоким воротником, который почти закрывает лицо.

Мужчина отряхивает снег с плеч, снимает пальто и бросает его нашим надсмотрщикам, которые сразу вытянулись, стоило только двери открыться.

У меня такое чувство, что я уже видела этого типа, и пытаюсь проанализировать те места, где мы могли встретиться.

Но быстро становится ясно, что я не знаю лично этого человека, а с экрана, из сообщений и политических передач, с плакатов и выставок в школе: Перед нами Президент собственной персоной.

Свысока он смотрит на нас около минуты, а затем начинает кричать на двух смотрителей.

— Мне холодно!

Смотритель, который держит пальто, выступает поспешно вперед и подает его президенту. Он молниеносно реагирует, нанося ему пощечину. — Не пальто, дубина. Что-нибудь выпить!

Затем смотритель выбегает из помещения и возвращается обратно с подносом.

— Каффри младший, — президент протягивает руку Квинну.

— Господин Президент, — Квинн встает.

— Ты путешествовал, как я слышал, — президент опускается на свободный стул, вытаскивает толстую пробку из бутылки и наливает полный стакан. Затем откидывается назад и пьет большими глотками свой напиток. Мгновенно острый запах виски заполняет комнату.

— Хотите пить? — спрашивает он, но мы отрицательно качаем головой. — Мне сообщили сегодня, что двое пропавших ребят, были схвачены. Когда я услышал полную историю, сначала я не хотел верить своим ушам. И до сих пор не верю. Самое странное, что совсем недалеко от места, где был последний раз зафиксирован сигнал ваших IPad, наш танковый патруль обнаружил одинокого юношу.

Квинн морщит лоб, как будто не совсем понимает связь между всем этим.

— Странно также то, что еще никто не ускользал от террористов. Действительно отличный результат.

Президент кружит виски в стакане, подносит его к носу и делает глубокий вдох, прежде чем сделать следующий глоток и не говорит ни слова во время длинной паузы.

— Теперь вещи таковы, — продолжает президент, — я также получил сообщение, что ты вытащил подозрительную личность из Купола несколько дней назад. Другими словами: ты помог террористке бежать и в благодарность она атаковала тебя. Не это ли ты хочешь рассказать мне? — когда Квинн кивает, он продолжает. — Ну, во-первых, я накажу пограничных солдат, которые допустили побег девчонки. Я понимаю, что их можно было подкупить.

Квинн пристыженно опустил голову, но продолжает молчать. Я тоже не произношу ни слова.

Я даже прикусываю язык, чтобы сдержать желание вмешаться. Кто захочет слушать мнение Второй?

— Так, сынок, и теперь расскажи же мне, что там действительно произошло, — ухмыляясь президент, проводит рукой по редким волосам.

Квинн вздыхает и бросает на мужчину пристыженный взгляд. — Ее зовут Алина. Я… Я… мне неловко.

Президент заинтересовано наклоняется вперед, а также взгляды смотрителей, который теперь стоят в задней части комнаты, наполняются любопытством.

— Понимаете, я влюбился в нее. И когда она спросила меня о том, может ли она сопровождать нас, я… Вы уже знаете. Когда она сказала мне, что тоже хочет с нами то тогда мои шансы с ней возросли. Понимаете?

Смотрители хихикают между собой. Мне причиняют боль воспоминания о влюбленности Квинна. Он все еще чувствует это к Алине?

Это вообще возможно так просто вкинуть человека, о котором мечтал, из памяти?

— Поэтому я отдал ей паспорт Беа и сам прошел через пограничный контроль.

— Следовательно, прогулка была запланирована?

— Да, конечно. Я имею в виду, я не рассказал моим родителям об Алине, так как они вытащили бы меня на очень личный разговор. Каждый раз, если я знакомлюсь с новой девушкой, они рассказывают мне, как это опасно раздеваться.

Между тем смотрители уже совсем согнулись пополам, чтобы громко не рассмеяться.

— А почему ты пошла с ними? — совершенно неожиданно президент обратился ко мне и при этом брызнул мне в лицо несколькими каплями виски. Но прежде чем я смогла открыть рот, подскочил Квинн:

— Беа никогда не была вне купола. Это я пригласил ее на пикник, до того, как познакомился с Алиной. Ну да, я мог бы снова отказать ей в походе. — И он невыносимым снисходительным образом похлопывает меня по коленям. — И, конечно же, я ей ничего не сказал о том, что Алина пойдет с нами.

— Ну-ну, ты была как бы, запасной игрушкой, — голос президента звучит обиженно. Хотя он меня и высмеивал, но тщательно изучал. Вообще выражение его лица было дружелюбным и спокойным. Но я знаю, что под этой улыбкой таились недоверие и гнев.

И мне не хочется быть мишенью этого гнева.

Я в шаге от того, чтобы открыть свой рот, но тут дверь открывается, и в нее входит отец Квинна.

Он останавливается перед дверью, молча уставившись на сына и украдкой бросая взгляд на президента. Рядом со мной дрожит Квинн.

— А,Джад, это Вы. Мой Бог. Подходите ближе, — приветствует его президент и предлагает сесть, подтягивая ближе стул и царапая его ножками пол.

— Я не знал, что Вы тоже тут, — говорит мистер Каффри. — Я мог бы в этом разобраться сам.

Наверняка у Вас много важных дел.

— Ах, прекратите, Джад. Вы же сами прекрасно знаете, что нет ничего, о чем бы я не узнал. И когда я услышал, что Ваш бедный сын пострадал от жестокости террористов, естественно, я посчитал это своей обязанностью — поспешить сюда и самому убедиться, что с ним все в порядке. Конечно, в Ваших интересах. Ха!

Каффри садится на стул, который ему дал президент.

— Мне все это крайне неприятно. И я обещаю Вам, что он целый год не увидит света божьего. — говорит мистер Каффри.

— Что мальчик будет наказан? Нет, я думаю, в этом нет необходимости. — Президент придвигает бутылку и щедро наливает виски в пустой стакан для отца Квинна.

— Какого черта ты вообще делал? — спрашивает Мистер Каффри после того, как опрокинул в себя полстакана.

— Папа, я… я — бормочет Квинн. Больше он ничего не произнес. Очевидно, он больше боится отца, нежели президента.

Толстая вена на шее мистера Каффри пульсирует, и прежде, чем Квинн успел выставить для защиты ладони перед лицом, отец ударил его. Тихо постанывая, Квинн хватается за свое лицо.

Я знаю, что мое присутствие в этой комнате и мои слова не ценнее пыли. Но все же я спрашиваю голосом, который звучит не громче шепота:

— Можно мне кое-что сказать?

Провокационно ухмыляясь, президент поворачивается ко мне.

— Да, почему нет? Ха! Говори, Вторая. Скажи нам, что тебе известно.

— Когда мы вышли из купола, Алина и мы отправились в непонятном направлении. В район, куда мы вообще не хотели идти. Она сказала, что видела там всего лишь пару старых мышей.

Но мы поняли, что это очень опасно. Мы просмотрели все путеводители и знали что здания могут обвалиться. Но мы все равно пошли следом. Как только мы переступили порог первого дома, на нас напали сзади. Пять или шесть из них возникли как будто бы из неоткуда. Они использовали нас в качестве заложников. Они знали, что отец Квинна высокопоставленный член «Бриз». Понятия не имею, откуда они это знали. Во всяком случае, они думали, что он часть армии?

Президент бросает взгляд на мистера Каффри.

— И не спрашивайте меня. Даже моя жена ничего не знает об этом, — заверяет тот.

— Нам завязали глаза и велели бежать, — продолжаю я.

Квинн поднимает руку, чтобы показать им натертые следы, которые оставили наручники Петры. Оба мужчины уставились на его запястья, а потом на царапины на моем лице.

— Куда они отнесли вас? — хочет узнать мистер Каффри.

— Мы пошли в южном направлении. они не назвали место. Но оно находилось где-то в устье реки, так как они постоянно говорили о лодке.

— И ели водоросли, — соврал Квинн. Удивительная деталь, но президент согласно кивнул.

— Их укрытие в лодке? — спрашивает Каффри старший.

— Я уверена, — отвечаю я.

— Но как они тогда ее сделали? Дерев… — начинает Каффри, но президент обрывает его на слове:

— Тайные технологии! — рявкает он.

Мистер Каффри делает небольшой глоток своего виски. От него едва не ускользнуло то, что Министерство любой ценой хочет держать в тайне, что за пределами купола растут деревья.

— Что меня больше интересует, так это то, как два наших героя сумели сбежать от террористов, — продолжил допрашивать президент. На слове «герои» он делает небольшую паузу и улыбается, — Ведь все выглядит абсолютно опасным.

Квинн усвоил эту часть истории, и я снова откинулась на спинку стула и позволила ему продолжить рассказ.

— На вторую ночь, когда большинство похитителей спали, на нас напали Извергнутые, целая толпа. В темноте я не мог понять, сколько их было, но, во всяком случае, это был ад, и бандит, который должен был за нами следить, побежал к своим приятелям, чтобы помочь им. В общей суматохе мы смогли удрать и притаиться в старой станции метро. Какое-то время мы наблюдали за тем, как они искали нас, мы слышали, как они звали нас, но потом они сдались.

Президент приподнял бровь.

— Вау! Это что-то! — вскрикивает он, — Вот так история! Совершенно невероятно!

— Мой сын не обманщик, Кейн, — подключается мистер Каффри.

— Конечно же нет, Джад! Я этого не утверждаю, так ведь? Я только просто должен быть осторожен.

В этот момент в комнату входит еще один смотритель, становится рядом с президентом и шепчет ему что-то на ухо.

— Окей, впустите ее, — говорит президент.

Дверь снова открывается. В коридоре слышится стук каблуков, затем в комнату входит мать Квинна.

— О, Квинн, с тобой все в порядке! Ты невредим! — причитает она, останавливается перед своим сыном и бросается к нему, прижимая его лицо к своей груди.

Мистер Каффри отводит взгляд. Миссис Каффри опекает только своего сына, насколько я знаю, и мне нужно владеть собой, чтобы не принять ни малейшего участия в этом театрализированном спектакле.

— Привет, мама, — это все, что произносит Квинн. С большим удовольствием я держала бы его за руку.

— Итак, Квинн, если ты сейчас поклянешься, что говоришь правду, сможешь ли ты это? — спрашивает президент.

Квинн энергично кивает, стараясь освободиться от объятий своей матери.

— Ну что ж, — с этими словами президент смотрит на миссис Каффри и облизывает губы. — И если ты должен будешь поклясться жизнью своего неродившегося брата, ты будешь и дальше утверждать, что говоришь правду?

Пока миссис Каффри медленно выпрямляется, Квинн бросает кроткий взгляд на живот матери. Я не люблю миссис Каффри. но сейчас она выглядит совсем маленькой и нежной, скорее, как беременная девочка, чем беременная женщина.

При мысли о том, что что-то может спровоцировать выкидыш, по моей спине побежали мурашки.

— Кейн! Что еще за вопросы Вы задаете? — выкрикивает она с робкой улыбкой на лице так, как будто пошутила и неуверенно ждет, как он отреагирует. — Джад, скажи ему, что он уже перешел все границы. Кейн, Вы действительно перешли черту.

Взгляд ее упал на стаканы с виски, которые президент и ее муж держат в руках, и она, очевидно, делает неверный вывод: что президент говорит совершенно не всерьез.

Но между тем его улыбка превращается в оскал.

— Должен уточнить, если ты лжешь, то… — он ворчит и многозначительно смотрит на живот миссис Каффри, которая громко вдыхает воздух.

— Мягко говоря: что касается тебя и твоей маленькой подружки… что ж, это само собой разумеющееся. А теперь быстро: где основались террористы?

Я пытаюсь смотреть куда угодно, только не в глаза президента. Проходит полвечности. Все затаили дыхание.

Жизнь Квинна и моя жизнь, а также жизнь его неродившегося брата перевешивают жизни тех, кто нашел убежище в Пустоши.

— Можешь ли ты мне гарантировать, что если мы, будем прочесывать южные пути, то выйдем на след террористов? — спрашивает президент.

Сейчас он говорит только с Квинном, на котором сейчас лежит весь груз ответственности.

Если бы Квинн захотел, то мог бы одним словом предать Алину, Сайласа и всех жителей Рощи мятежников…

И ему не нужно ставить это в вину, потому что они ничего, совершенно ничего не делали, чтобы заслужить его поддержку. А Мод? С ней его тоже ничего не связывало, ее судьба его не касается.

В помещении все замирают, когда Квинн раскрывает рот:

— По крайней мере это то, что я слышал, Господин президент: террористы направились на юг.

Теперь обратного пути нет — все равно, что они сделают с нами, если они поймут, что мы соврали.

Президент хлопает в ладоши, когда Квинн совершает безумный героический поступок, и поворачивается к мистеру и миссис Каффри:

— Ха! — кричит он и ударяет рукой по столу так, что я вздрагиваю от испуга. — Ха! ха! — Одним глотком он опустошает свой стакан, встает и идет за своим нелепым меховым манто.

— Джад, смотри, ты можешь снова выйти, — командует он по пути. — И если ты найдешь их, тут же сообщи. Я хочу быть информированным об этом как можно раньше, когда мы сравняем с землей их убежище. Ха! Хорошая работа, Каффри-младший! Проклятье, хорошая работа! Ха!

С этими словами президент исчезает в коридоре, сопровождаемый двумя своими лакеями.

Мистер и миссис Каффри возвращаются в комнату и в отчаянии обнимаются.

Я еще никогда не видела, чтобы родители Квинна обнимались, и ни разу — чтобы они были взволнованы. Квинн равнодушно смотрит на них. Тем временем, он дрожит всем телом.

Я вытаскиваю руку и, вздохнув, кладу ее на его ногу, чтобы успокоить и его, и себя. Он берет мою ладонь, но мгновенно отпускает ее, как только его отец поворачивается к нам.

— Будет очень плохо, если ты сказал неправду, сын, — ворчит он. — Потому что, если нет…

Но он не говорит дальше. Почему? Что случится, если мы соврали? Очевидно, мистер Каффри — подполковник армии — не имеет представления.

— … если ты наврал, то я лично позабочусь о том, чтобы ты расплатился за это своей жизнью.

Не он, — Мистер Каффри указывает на живот своей жены.

Миссис Каффри смотрит на мужа как парализованная от страха.

— Джад, — шепчет она.

Она не осмеливается посмотреть на Квинна. Механически она хватается за живот и повторяет имя своего мужа снова. Я с удовольствием накричала бы на нее, крикнула бы: Квинн тоже твой ребёнок.

— Здорово, что вы были здесь — с этими словами Квинн встает и уходит из комнаты.

Я не спрашиваю, могу ли я идти следом за ним, так как допрос, очевидно, уже закончился и ни мистер, ни миссис Каффри не имеют вопросов ко мне.

Поэтому я бегу следом за Квинном и выкрикиваю его имя, пока он идет по коридору и вырывается на улицу.

Но я не успеваю за ним, он слишком быстр, и как только я сама достигаю выхода, кто-то хватает меня за руку. Моим первым импульсом было ударить в ответ.

— Это мы, сокровище.

Я оборачиваюсь и вижу прямо перед собой моих родителей с несказанным облегчением на лицах:

— О, боже, ты в безопасности! — кричат они и заключают меня в объятия.

— Я должна догнать Квинна, — быстро говорю я и пытаюсь освободиться от их объятий.

— Что случилось, сокровище? — спрашиват мама. Ее глаза покраснели. По-видимому, она несколько дней ничего не ела и не спала. Еще никогда она не казалось для меня такой старой.

То, как она выглядела, больше походило на мою бабушку. Должно быть, она думала, что навсегда потеряла меня. Я прижимаюсь к ее плечу и рыдаю.

— Я должна найти Квинна, прежде, чем он натворит глупостей, — произношу я в итоге.

Мы промаршировали полночи. Метель усиливалась, и чем дальше мы продвигались к центру города, тем медленнее мы шли.

Чтобы не впасть в летаргию, мы все время наклонялись и ели снег или рассасывали замерзшие кусочки фруктов. От страха. что солдаты могут найти нас по следам на снегу, мы тратили бесценное время на то, чтобы замести их.

Но потом нам стало ясно, что к утру все снежные следы будут запорошены. И одновременно мы почувствовали, что проблема совершенно в другом: наш путь обратно. Как мы сможем найти наш обратный путь к стадиону при такой погоде?

— Убежище номер один! — неожиданно кричит Мод сквозь ревущий ветер.

— Ты уверена? — ворчит Сайлас, поворачивает обратно и становится рядом с Мод. Мы смотрим прямо на фасад огромного здания, которое, кажется, состоит только из разбитого стекла и поржавевшей стали.

— Если так обстоит дело, нам нужно разделиться, — говорит Дориан.

— Ты, действительно, уверена? — спрашивает Сайлас.

— Проклятие, я же не маразматик, — Мод собирается войти, и мы следуем за ней. Идти уже легче, так как метель начинает затихать.

— Брюс! Ты здесь, Брюс? Это старая Мод Блю. Я проходила мимо….. Брюс? — Кричит Мод вверх утонченно сконструированного стеклянного купола здания.

Но ничего не слышно кроме голоса Мод и скрипа наших сапог на керамической плитке в бывшем вестибюле.

— Брюс? — постепенно в голосе Мод появляется нетерпение.

— Торговый центр? — шепчет Дориан и таращится на разграбленные витрины. — Выглядит почти как собор, — он наклоняется вперед и вытаскивает часы из витрины. — Это будет считаться кражей, если я возьму их себе? — не дожидаясь ответа, он убирает часы в карман пальто.

Земля усеяна маленькими блестящими предметами, и я тоже хотела бы что-нибудь для себя.

Но когда наклоняюсь, чтобы поднять серебряную заколку, на этаже над нами слышен шум, и мы бежим к лестнице, чтобы посмотреть, кто создаёт его.

— Брюс! Мы только хотим поговорить с тобой и все. Мы не хотим причинить тебе вред. Это же я, твоя старая подруга Мод, покажись же!

— Еще шаг и я стреляю! — кричит голос.

Мы останавливаемся на лестничном пролете, не двигаясь и замечаем бородатого мужчину, который стоит на площадке, прислонившись к перилам.

Он закутан в тряпки разных цветов и держит винтовку, направленную на нас. У него темная кожа, и она выглядит как будто покрыта грязью.

— У тебя нет пули в этой штуке, — кудахчет Мод и идет дальше.

— Не двигайся, Мод. Я клянусь, что спущу курок.

— Не дурачь меня, Брюс. Даже если там есть патроны, у тебя же нет очков. А без них ты слеп, как крот.

— Это мое последнее предупреждение! — лает он.

— Мод, лучше остановись, — я хочу схватить ее за руку, но она уже ушла дальше.

— Ну, если ты можешь так хорошо видеть, тогда скажи пожалуйста, сколько людей тут стоит, — кричит она, пытаясь спровоцировать его.

— Ок, все, — ревет тип, смотрит через оптический прицел и направляет оружие на нас. Но затем внезапно, когда его палец уже лежит на спусковом крючке, он перепрыгивает через перила и исчезает в темноте. Мод начинает громко смеяться.

— Он убежал, ему нужно снова заправиться!

Она права: тип был без дыхательной маски, видимо, он задержал дыхание, это значит, что он нашел способ, передвигаться без кислорода.

На верхнем этаже Мод ведет нас прямо к одному магазину с бесчисленным количеством деревянных ящиков и серебряных трубочек на полках.

В грязном велюровом кресле, подлокотники которого скорее похожи на мусор, сидит Брюс.

Оружие лежит на его коленях, ствол направлен в нашу сторону.

Его кислород поступает из дыхательного аппарата, похожего на тот, с которым передвигалась Мод. Но едва он прислонил маску к лицу и сделал глубокий вдох, он снимает ее снова и зажимает другой рукой длинную коричневую штуку между губами.

Он поджигает ее, затем держит маску перед дымящейся частью, мне кажется, раньше ее называли сигарой, и Брюс окружает ее кислородом, чтобы она не потухла. Кончик вспыхивает и появляется дым из рта и носа Брюса. Выглядит так, как будто что-то тлеет внутри него.

— Ты все еще зависишь от этой штуковины? — спрашивает Мод. — Одно легкое дышит кислородом, а второе синим угаром? Ты же убиваешь себя, хотя я не удивляюсь, ты же слабоумный. Что за идиотская комбинация? И что за проклятый способ бесполезной растраты кислорода?

Брюс делает следующих хрипящий глоток воздуха. — Если я умру, то, по крайней мере, я умру куря, — объявляет он. — В атмосфере нет кислорода. Но в этой штуковине его достаточно, — он стучит ногой по аппарату для дыхания. — Я не полностью сошел с ума. У меня есть мои средства и дороги.

Мы немного знаем о Брюсе. Только то, что он Извергнутый и что с того момента его изгнания из Купола он очень ненавидит Министерство.

Он живет один по той же самой причине как и все Извергнутые: он полагает, что одному надежнее, это уменьшает риск быть замеченным во время нападения министерства и меньше шансов, что тебя схватят.

Сейчас он начинает дико кашлять, после чего Мод, как жесткое эхо, тоже начинает кашлять.

— Гром тебя побери, Моди Блю, кто придумал все это? Ты выглядишь очень даже хорошо, — он бьет себя по бедру и подзывает ее жестом. — Здесь очень удобно.

— Ты бы очень этого хотел. — говорит она.

— Ты слишком утонченная для меня, теперь, когда ты снова крутишь шашни с «Бриз», правильно, Мод? — спрашивает он.

— О Господи, закрой пасть, Брюс. Эти дети, они с мятежниками.

— Мятежники? Посадят пару цветочков и поют песенки весь оставшийся день? Не смеши меня.

В этот момент Сайлас делает шаг вперед и протягивает руку Брюсу. — Такого больше нет.

Люди из «Бриз» практически добрались до нас, и мы сами собираем армию.

Нам нужны люди, которые будут бороться на нашей стороне, мужчины и женщины, так много насколько возможно. И мы хотели пригласить тебя как первого. Мы хотим, чтобы ты пошел с нами и помог нам со сборами.

Я должна сказать, что доверяла больше тактическому мастерству Сайласа. Почему, собственно, Брюс должен присоединиться к нам, если он ничего при этом не выигрывает.

— Зачем? Вы мятежники держите нас за последний сброд! — Брюс все еще чередует дыхательную маску и сигару.

— У нас достаточно оснований ненавидеть вас, это верно. Но вы нам нужны. Вот так просто, — говорит Сайлас.

Брюс улыбается и опускается еще глубже в кресло. — Ну, должно быть вы действительно разочарованы, если пришли сюда в такую свинскую погоду.

— Не разочарованы, а решительны, — Уточняет Дориан. Он снимает рюкзак с баллонами для дыхания, который он нес. — Мы знаем, что ты умеешь драться. И знаешь, как дерутся они.

— А что я получу от этого? — он бросает многозначительный взгляд на Мод, вопросительно поднимает брови и двусмысленно вытягивает губы. Мысли об этом просто невыносимы.

Но Сайлас не обращает внимания на замечание. — Дориан, покажи ему.

Дориан снимает кислородный баллон и дыхательную маску и ставит аппарат на землю. А затем просто стоит там, свободно дыша, и смотрит на Брюса.

Только ради того, чтобы быстро идти, он взял прибор для дыхания, но все равно потребление кислорода было очень незначительным.

— Пф, я тоже так могу. Вы же видели. Ничего особенного, — говорит Брюс.

Затем Дориан достает кусок яблока из своей сумки и предлагает его Брюсу. Старый мужчина жадно хватает его грязной рукой после чего довольно долго удивляется, прежде чем тушит сигару и засовывает его в рот.

— Фрукты. Неплохо, видимо, получилось что-то построить. Прекрасно. Но что я выигрываю от этого?

Дориан просто смотрит на Брюса несколько минут. Он все еще выглядит таким же бодрым и спокойным, как и до того как снял маску. Никто не говорит ни слова.

— Теперь уже одевай эту штуку снова, малыш. Это не очень хорошо для мозга, — советует Брюс через некоторое время и поворачивается к Сайласу. — Он задержал дыхание?

— Нет, я дышу. И если я могу так, ты тоже так можешь. Мы все можем. Давай присоединяйся к нам, тогда мы научим тебя, — Дориан наклоняется и достает небольшой кислородный баллон из рюкзака. — Вначале, однако, они тебе еще понадобятся.

Брюс смотрит на Мод. — Даже не поцелуешь? — спрашивает он, после чего Мод подходит к нему и целует его в щеку.

— Теперь доволен? — спрашивает она улыбаясь.

— Убедили! Что не сделаешь ради любви! — ухмыляется Брюс и встает, ущипнув Мод за задницу.

Шторм бушует, когда Мод и Брюс ведут нас к бывшей школе, в который живет целая семья Извергнутых: мать, отец, сын и дочь.

И хотя Брюс и Мод, когда мы заходим в здание, для предостережения заранее кричат, прямо позади меня в стену впивается стрела, после того как она пролетела мимо моей головы.

Родители уже стары и дорога с ними будет длинной и затруднительной, это нужно было предвидеть. Только тот факт, что у нас в Роще мятежников есть врач, убеждает детей отстегнуть родителей от приборов для дыхания на солнечных батареях и идти с нами.

Дальше мы держим курс на церковь. Мы слышим Извергнутую, которая живет там, прежде чем видим ее: она поет арию высоким голосом перед дюжиной пустых рядов.

Она нереально большая и у нее длинные, гладкие волосы. Она не замечает нас, когда мы входим, и потому мы не прерываем ее, а располагаемся на задних скамейках.

Когда она закончила, мы воодушевленно аплодируем. Увидев алпадирующую публику, женщина почти падает от шока. Она спотыкается и ударяется головой о мраморный алтарь.

Всю ночь мы бегаем вокруг и укрепляем нашу новую армию. Убежища Извергнутых совершенно разные, и каждое вторжение грозит потенциальной опасностью.

Большинство Извергнутых выжили только потому что нападали на неосмотрительных туристов или смогли защититься от них. Они настолько недоверчивы, что убедить их довольно трудно.

Снова и снова Дориану приходится демонстрировать его умение, и если это не помогает, Мод и Брюс переходят также к открытым угрозам. И тем не менее, некоторые отказываются сопровождать нас, то ли из-за страха перед нами, то ли из-за шторма.

Некоторые из них не хотят расставаться со своими приборами для дыхания на солнечных батареях, и другие, очень жалкие, просто ждут смерти и им совершенно не интересен предоставленный шанс.

И все же, когда начинает смеркаться, мы поворачиваем назад и возвращаемся со значительной толпой готовых к войне Извергнутых в Рощу мятежников.

Приблизительно двадцать мы взяли с собой, и от более чем пятидесяти мы получили согласие, что они и их друзья присоединятся к нам, как только мы вернемся за ними с баллонами с кислородом и заберем их.

Роксана и Леви соберут команды, которые соберут оставшиеся группы в местах, которые мы отметили на карте. И тогда мы должны начать тренировать их дыхание и подготовить их к нападению.

— Как ты думаешь, нам хватит этих людей? — спрашиваю я Сайласа, пока мы идем вдоль по замерзшей улице.

— Я надеюсь. они все, что мы сможем заполучить.

Я сижу молча, пока мой отец объясняет Леннону и Кину, что я был похищен бандой кровожадных террористов и что меня практически убили.

Не знаю, верит ли он в ту историю, которую рассказывает, или нет, но близнецы полностью вовлечены, они слушают с открытыми ртами, не успев при этом еще пережевать еду после ужина, они пристально и недоверчиво смотрят то на него, то на меня.

— Тебе было страшно? — спрашивает Леннон.

— Да, — отвечаю я.

Мой отец косится на меня и практически провоцирует меня своим взглядом, возразить его красноречию.

Но я не делаю этого, а просто рассказываю историю еще раз. Я должен всех убедить в том, что это действительно произошло с нами.

— Они заткнули нам рты какими-то тряпками и связали руки. А если мы пытались говорить друг с другом, они били нас вот сюда.

Я кладу руку на грудную клетку, которая все еще болит. Леннон просто смотрит на меня, пока Кин задумчиво потирает то же самое место на своем корпусе.

Моя мама кладет вилку и закатывает глаза, как будто я рассказываю какой-то фильм ужасов, который я видел.

— Пожалуйста, без деталей, — говорит она.

— Если бы я встретил террориста, то я просто воткнул бы ему свое копье в глаз. Тогда он не убежал бы, — подает голос Кин.

— Ты бы сам убежал. Это же тупое пластиковое копье, — возражает Леннон.

Остаток ужина оба проводят за тем, что выдумывают методы пытки и убийства для террористов. Мой отец благосклонно кивает и подталкивает нас к мести.

Собственно, я даже не планировал снова попасть домой. Когда я выбежал из здания суда, я обдумывал, где бы укрыться на некоторое время.

Но где? Я же не могу жить не улице. Они схватили бы меня, прежде чем я успел бы закрыть глаза. Пойти к Беа я тоже не мог. Там они искали бы меня в первую очередь.

Поэтому я просто потащился домой. И я не знаю, могу ли я все еще называть его домом, сейчас, когда я собственными ушами слышал, что моим родителям совершенно все равно жив ли я или мертв.

Когда я переступил порог квартиры, мои родители стояли в коридоре и вешали свои пальто.

Они едва ли могли смотреть мне в глаза.

После еды я сразу удаляюсь в свою комнату. Но мой отец идет за мной, садится на край кровати и осматривает кучу грязной одежды на полу.

— Это было бы ложью, если бы я сказал, что был расстроен, — начинает он.

— Мне очень жаль, — бормочу я, как будто я тот самый, кто должен сожалеть о чем-то. — Я не должен был доверять Алине. Я не должен был помогать ей пройти через границу. Теперь я понимаю это.

— Ну, пожалуй, это хороший повод для того, чтобы быть повнимательней.

— Что ты имеешь в виду?

— У тебя недостаточно достойных доверия друзей. Тем временем ты достаточно взрослый, чтобы дружить со Второй. Это лучшее время, чтобы прекратить общаться с Беа Виткрафт.

Люди уже начинают сплетничать.

Мое сердце начинает бешено биться, мои руки мокрые от пота.

— Но она мой лучший друг.

— Теперь уже нет. Держись подальше от нее. Твоя мать и я запланировали для тебя что-то большее, чем свадьба со Второй. Дочь президента всего на год старше тебя. Красивая девушка. Очень умная.

Я знаю Ниам Кнавери. Та, кого мой отец назвал живой, в действительности полна жестокости. Кроме того число ее брошенных друзей с начала учебного году росло в геометрической прогрессии.

Даже если бы и не было Беа, я не хочу попасть в лапы к Ниам Кнавери.

— Понимаю, сэр, — отвечаю я. Если я хотел помочь мятежникам, я должен сыграть в эту маленькую игру, и если в правилах стоит кивать то там, то тут и притворяться, тогда я должен засунуть гордость подальше и делать это. По-другому не выйдет.

— Впрочем, — добавляет он и встает. — Я не знаю, что тебе рассказали террористы о моей работе.

Но все что ты слышал, должно остаться в тайне. Твоя мать очень неустойчива в данный момент, а близнецы слишком малы.

— Хм, я не понимаю этого, — говорю я и натягиваю лицо старого Квинна, сына, который здесь жил раньше. И мой отец проглатывает это.

— Ах, ничего, — махает он рукой и покидает комнату, даже не обернувшись, чтобы пожелать спокойной ночи.

Он закрыл за собой дверь, и я вытаскиваю аппарат для дыхания. Я сразу должен начинать тренировки, мне нужно научиться обходиться меньшим числом кислорода.

Я не задержусь надолго в этом доме. И даже в Куполе.

Мы вернулись в Купол две недели назад, и первый раз сегодня встречаемся за обедом.

Сейчас, когда отец Квинна высказался против нашей дружбы, нам нужно быть осторожными, чтобы не показываться слишком часто вместе на людях.

Нам больше ничего не остается, как встречаться тайно, например, в чулане завхоза между метлами и половыми тряпками, или в заднем углу технической комнаты.

Иногда Квинн приходит ко мне домой, но только по вечерам и, к сожалению, не так часто.

Сегодня у нас обед в одно время и мы используем возможность, чтобы увидеться в столовой, под защитой глупой болтовни и звона посуды младших учеников, которых мы вообще не знаем.

— Кейн Кнавери вчера снова был у нас в гостях, — говорит Квинн.

— Чего он хотел на этот раз? — несмотря на то, что мне хотелось бы сесть ему на колени, я устроилась не рядом с ним, а через два стула от него.

Мы смотрим в одном направлении и беседуем не глядя друг на друга. Кроме того Квинн надел бейсбольную кепку, которая закрывает половину его лица.

— Крови. Этот тип совал нос везде и всюду. Он хотел знать, не утаил ли я что-нибудь, что могло бы ему помочь сузить территорию поиска. Он был совершенно не спокоен.

— Напуган?

— Нет, он не показался мне напуганным, скорее весь такой нервный. И он был так пьян, что практически сломал мне запястье, когда пытался заставить меня вспомнить. Весь вечер он смеялся над какой-то ерундой, над полной фигней. Ха-ха-ха! Совершенно жуткий тип. И в конце он был пьян в стельку, так что Ниам и Оскару пришлось забирать его на машине с шофером. Оскару пришлось в прямом смысле вытаскивать его из дома, — Квинн барабанит пальцами по столу. Если бы я только могла прикоснуться к нему.

— Господи, представь только, если бы у тебя был такой отец. В прошлом году я посещала курс семантики вместе с Оскаром. Он очень хороший. Даже удивительно.

— Он-то да, но вот его сестра. Пф!

— И? Что ты рассказал нашему дорогому Кейну, прежде чем он ушел? — спрашиваю я, но в этот момент моя учительница по искусству Миссис Кехроуд заходит в столовую, и Квинн еще глубже натягивает кепку на лицо.

— То же самое, что я уже рассказывал ему раньше. «На юг, это все, что я знаю, господин Президент.»

— Дерьмо. Наше время уходит.

— Кому ты рассказываешь? Не знаю, как долго они будут прочесывать юг, прежде чем поймут, что мы их обманули. Если бы мы только могли ускорить наши тренировки!

Всякий раз, если Квинн заходит к нам вечером, Мони сидит в гостиной и сияет от счастья.

Она думает, что мы заигрываем друг с другом, а мы тренируемся, чтобы сократить потребление кислорода.

Квинн украл несколько кислородных баллонов из подвала, на которых мы все дальше и дальше завинчиваем вентили.

Мы также пытаемся медитировать и принимать расслабляющие позиции, которые я смогла запомнить, побывав в комнате для медитации.

Но мы все еще не очень хороши в этом. Нам просто нужно больше времени. А также, по-честному, нам нужен тренер.

Если Квинн не может прийти, я тренируюсь одна. Но несмотря на все время, которое я инвестировала в тренировки, мне все еще трудно обходиться небольшим количеством кислорода.

Как иначе, если остальное время я дышу насыщенным воздухом? Квинн предложил, купить для нас пару первоклассных баллонов с кислородом для Премий, которые мы могли бы носить постоянно с собой, при этом наполовину завинтив вентили.

Но так мы только привлечем внимание. Кроме того люди заметят меня и поймут, что это Квинн купил мне воздух, и зададутся вопросом, как это получилось, если мы больше не видимся официально.

— Ты уже придумал, как нам снова выбраться из Купола? — спрашиваю я.

— Я размышляю над этим все время, — он прекращает жевать и начинает массировать виски.

— Что?

Он бросает на меня беглый взгляд и открывает рот, как будто хочет мне что-то сказать, но затем прикусывает губу. — Говори уже, что случилось?

Тем временем миссис Кехроуд несет в руках поднос с едой и оглядывается по сторонам в поисках свободного местечка. К счастью, она не замечает меня и выбирает стол недалеко от двери, подальше от нас.

— Мы не должны были встречаться здесь, — замечает Квинн.

— Не отклоняйся от темы, — я недовольно стучу вилкой по тарелке.

Теперь Квинн опускает голову на руки. Впервые с момента возвращения в Купол между нами возникает напряжение, совершенно лишнее и необоснованное.

— Квинн, пожалуйста, — мой голос звучит уже мягче и я наклоняюсь ближе к нему.

— Президент теряет терпение, это трудно не заметить. И он много говорил о тебе. Может быть он тем самым запугивает меня. Я думаю, он знает, что мы вместе. Возможно, он приказал следить за мной. Это бы не удивило меня.

Прежде чем я успеваю ответить, над нами появляются тени, и когда мы поднимаем взгляд, перед нами стоят Райли и Феррис. У Ферриса новый зубной протез, который, к сожалению, слишком большой для его рта.

— Угадай, кого назначили капитаном команды? — говорит Феррис и потирает родинку на подбородке. Он так близко наклонился к нам, что мне приходится прижать руку к носу, так как его окружает резкий запах лосьона после бритья.

— Тренер абсолютный простофиля! — дуется Райли. — Можешь ли ты представить, что он выбрал Ферриса, а не меня? Ты слышал хоть об одном защитнике-капитане? Эй, это что-то из ряда вон выходящее! Мы должны поменять тренера. Нужно только рассказать, что он лапает нас в душе. Чертов Второй.

— Сейчас не подходящий момент, — Квинн пытается отделаться от этих двоих.

— Ха? Я думал, вы двое больше не такие дружные, — говорит Феррис Квинну, но при этом смотрит на меня.

— Она брала кое-что у меня и как раз вернула это, — Квинн хлопает по блокноту рядом с собой.

Райли сразу тянет руку к нему, но Квинн успевает убрать его в рюкзак.

— Ну, Беа, когда мы, наконец, сходим куда-нибудь вместе? — Феррис наконец-то смог выщипнуть волос из родинки, и с интересом рассматривает его в руке. — Мы могли бы устроить двойное свидание, — предлагает он Квинну, улыбка которого тут же исчезает.

— И я мог бы тоже пойти. Если Ниам не найдет общего языка с Квинном, ей захочется пообщаться с настоящим мужчиной, — замечает Райли и проводит рукой по своему телу.

Я ни капельки не понимаю, о чем они говорят. Я вытягиваю ногу под столом, чтобы коснуться Квинна.

— Дерьмо, там сидит Кехроуд! А я вчера не появился после уроков, так как был наказан. Давай, нам надо уйти! — Феррис хватает Райли за рубашку и тащит его за собой. — Пока, Беа!

— Дерьмо! — шипит Квинн, когда они покидают зону слышимости. — Они были последними, кого я хотел бы встретить здесь.

Я ничего не говорю. Жду, когда Квинн объяснит мне, что имел в виду Райли. Но он ничего не говорит. Молча он берет поднос и относит ее на стойку для грязной посуды. Я жду несколько секунд, а потом следую за ним.

Когда мы стоим на улице, он отводит меня в незаметный уголок за фонтаном. И наконец там Квинн поднимает взгляд.

— Когда Ниам Кнавери была вчера у нас, мой отец договорился, что я встречусь с ней на следующей неделе. Я просто не мог по-другому и сказал «Да».

Сразу перед моим внутренним взором всплывает образ Ниам Кнавери, ее длинные худые как щепки ноги, огромные груди, блестящие глаза и ее идеальное, симметричное лицо.

Мой живот сжимается при мысли, что Квинн и Ниам вместе идут в кино и сидят рядом в темном зале. Невольно я сжимаю кулаки.

— Но мы… мы же еще вместе, или? — конечно, я хочу, чтобы он делал то, что нужно, чтобы помочь мятежникам. Но не любой ценой. Не такой ценой, чтобы потерять его.

— Беа, мне нужна только ты и никто другой! Я клянусь тебе! — он приближается ко мне, прижимает меня к стене и целует меня со всей страстью. Тогда он отступает на шаг и берет меня за руки.

— Что нам делать? — спрашиваю я.

— Я верю, что наступит время, и ты исчезнешь. Если они решат поставить нас в пример, тогда у меня появится шанс, что мой отец присоединится.

— Куда я должна идти?

— Мы встретимся после школы на остановке 3В. Я оставлю мой iPad в моем сейфе, и ты тоже должна это сделать, чтобы они не смогли обнаружить наше местонахождение. И не бери сумку со всякими тряпками. У меня есть адрес, — говорит он.

— Но я не хочу никого подвергать опасности, Квинн. Это не так уж и хорошо.

Он снова берет мои руки и целует меня в ладони. — Я знаю, что ты не хочешь этого. Но это единственные люди, которым мы можем доверять. Ты больше не в безопасности внутри купола.

Теперь каждый день я провожу на стрельбище и тренирую Извергнутых. Некоторые старики, которые принесли свои собственные винтовки, бросают мимолетный взгляд на мишень и попадают в черную метку.

Таких я сразу отправляю дальше вниз к Леви для тренировки замедления сердцебиения или к Петре для занятий йоги. Те, кто до сих пор обходились только дубинами и ножами, нуждаются в тренировке.

Мне приходится учить их целиться, нажимать на курок и не ронять оружие после этого.

Когда я заканчиваю с Извергнутыми, приходят мятежники, большинству из них больше не нужны тренировки.

Между тем они превосходные снайперы и могли бы попасть в бегущего человека на расстоянии двухсот метров.

Пару минут назад Петра отправила наверх к нам Джаз, которая теперь возится с пистолетом.

К удивлению, кажется она даже не знает, где предохранитель. И когда я пытаюсь объяснить ей, она отмахивается от меня и топает ногой.

— Не учи меня, как нужно стрелять, или я застрелю тебя! Просто скажи мне, куда мне надо попасть.

Другие присутствующие смотрят на нас с любопытством. Дориан ухмыляется, направляет его оружие на Джаз и делает вид, как будто нажимает на спуск.

Он даже имитирует отдачу от выстрела. Я качаю головой и подавляю усмешку. — Видишь там вдали куклу? Я хотела бы, чтобы ты отстрелила ей маленький палец.

Джаз тяжело глотает и направляет оружие на манекен. Затем стреляет и отшатывается назад.

Она почти упала из-за силы отдачи.

— Что-то не так с этим дурацким пистолетом! — визжит она, когда понимает, что попала в старую решетку вентиляции.

— Он полностью в порядке. Джаз. Я только что пользовалась им.

— А я говорю тебе, что он сломан.

Дориан кашляет и подходит к нам на стрелковую дорожку, и мне приходится повернуться спиной к нему, чтобы громко не рассмеяться.

— Хорошо, тогда попробуй вот этот, — я протягиваю Джаз маленький пистолет, который не заставит ее выпрыгнуть из ботинок после выстрела.

Джаз снова целится в манекена и стреляет. На этот раз она делает небольшой шаг назад, попадает с первого раза и торжествуя ухмыляется вокруг.

— Попала! — Джаз показывает на колено куклы.

— Но я же говорила, что надо попасть в маленький палец, — напоминаю я ей.

— Не говорила! Ты сказала: «Целься в ногу!» — она поворачивается к Дориану. — Так ведь?

Дориан кладет свое оружие и подходит к нам. — Джаз, ты вообще упражнялась? — спрашивает он.

Джаз энергично кивает, затем сует большой палец в рот и начинает сосать.

— Ты знаешь, — продолжает Дориан, — если Петра посылает меня сюда на тренировку, иногда я иду вниз к деревьям и просто сижу там некоторое время. Ты уже делала так?

Джаз снова кивает.

— И временами, если я смотрю там на деревья, — говорит Дориан, — то спрашиваю себя, как было бы хорошо забраться туда наверх и посидеть там наверху. Понимаешь, просто просидеть там целый день.

— Ты умеешь хранить секреты? — спрашивает Джаз.

Дориан наглядно подставляет ей ухо.

— Я делаю это очень часто. Я забираюсь по кронам деревьев и думаю обо всем на свете. И думаю о вещах, которые были у меня раньше. Например мои родители, — в этот момент она останавливается и смотрит на меня. — Петра сказала, что твои родители умерли.

Мой желудок сжимается.

— Они пропали несколько лет назад.

Дориан кладет руку на плечо Джаз, а другую на мое. — Как насчет того, чтобы пойти к деревьям сейчас? — спрашивает он.

Джаз смотрит на пистолет в моей руке. — По правде сказать, я еще никогда не тренировалась. Если придет армия, не знаю, что я должна сделать. Просто тупо стоять на месте.

— Мы могли бы сначала прогуляться к деревьям, а потом начнем супер интенсивный курс по стрельбе, — предлагаю я, после чего Джаз вскрикивает от радости и пулей вылетает из помещения.

— Она еще так юна, — говорю я.

Дориан качает головой, забирает у меня тяжелую винтовку, которую я держу в руке, и убирает ее на полку.

— Как и все мы, Алина. Мы все слишком юны.

Я не знаю, что со мной произошло, но у меня дурное предчувствие, тупая боль глубоко под ложечкой.

Мой обед был испорчен. Рассказав Беа, как к нам домой вчера вечером опять заходил президент и как выворачивались наизнанку мои родители, чтобы организовать мое свидание с Ниам.

Этой ночью мне приснилось, будто бы они забрали Беа. Они тащили ее за ноги, а голова ее при этом билась о землю. И я ничем не мог помочь ей.

И когда они ее, наконец, вытолкали из купола, я наблюдал со смотровой площадки, как она снаружи боролась за воздух.

Когда я пришел на трамвайную остановку, Беа стояла там, полностью готовая, с упакованным рюкзаком.

И теперь мы в пути к Алининым дяде и тете, к единственным способным помочь мне людям, приходящим мне на ум. К счастью, Алина упоминала о том, где они живут.

Наверху мы выходим из лифта, поворачиваем направо и ищем соответствующий номер квартиры.

Все двери выглядят одинаково: белые, с буквой и числом над дверным глазком — почти как и все в этой зоне.

— Мы ищем J 52, - шепчет мне Беа, которая с собранными в кучку глазами пытается различить буквы над дверными проемами.

— Здесь, — говорит она и прикладывает ухо к двери. — Ты уверен, что это нужный адрес?

Я киваю, подхожу к ней и нажимаю на кнопку звонка. Мы ждем минуту. и когда никто не открывает, я звоню еще раз. Мы ждем еще пару минут, но не слышно никаких движений за дверью. Я звоню снова.

— Они, вероятно, на работе. Или, ты думаешь, их арестовали? Что будем теперь делать? — спрашивает Беа.

И ни одного тупого проблеска надежды! Мой дом не подходит Беа в качестве убежища, а Феррису и Райли я не верил бы и секунды. Я опускаюсь на пол, Беа приседает рядом со мной.

— Как думаешь, у Мод все хорошо? — спрашивает она.

Честно говоря, после нашего возвращения я едва ли думал о Мод. хотя благодаря ей мы снова здесь: Мод была для Петры залогом того, что мы не предадим Сопротивление.

— Я уверен, что у нее все хорошо. Скорее всего, она зависит от солнечного аппарата дыхания и размахивает каким-нибудь мачете, — пытаюсь пошутить я.

Я кладу свою ладонь на плечо Беа, целую ее в щеку, поворачиваю ее лицо к себе и целую в губы. Удивительно, но целовать Беа совершенно не скучно!

Когда мы целуемся, все не так, как с другими девушками. когда я забывал обо всем вокруг. С Беа не кружится голова.

Когда я целую Беа, все представляется одновременно — у меня возникает чувство, что я остался бы в этом поцелуе навечно. Как будто все, что я пережил, соединилось в поцелуе.

Теперь она кладет свою голову на мое плече и вздыхает.

— Надеюсь они кормят её. Знаешь, она на самом деле не плохой человек.

— Ну да, и Петра на самом деле не плохой человек. Если у Мод все хорошо, то тогда я в этом полностью уверен.

— Может мне лучше пойти домой? Мама и папа были еще на работе, когда я ушла, и мой IPad не со мной. Я должна с ними попрощаться. Давай попробуем еще раз через пару часов. Или завтра, — говорит она.

Обычно я не замечаю того, что происходит вокруг меня. Я просто ни на что не обращаю внимания. И если мое внутреннее чувство что-то и подсказывает, то по большей части оно ошибается и приносит мне только еще больше неприятностей.

Но теперь я чувствую это всем телом. Чувствую это, как физическую боль. Совершенно ясно: Беа никак не может вернуться домой.

— Не пойдет, там ты больше не в безопасности, — говорю я.

— Мы же совершенно не уверены в этом. Возможно, это просто паранойя.

— Ты не слышала Кейна Кнавери, который хочет получить чью-нибудь голову на тарелочке с серебряной каемочкой.

Но Беа просто не верит мне. — Ах, о чем ты, последняя ночь дома, что в этом может быть опасного? — Она идет к лифту, нажимает кнопку вниз, и как только двери открываются, заходит внутрь. — Ты идешь?

— Подождите! — внезапно звучит чей-то голос.

В одно мгновение Беа снова появляется из лифта, а я вскакиваю на ноги. Я быстро становлюсь у двери Алины в ожидании, что дверь откроется в любой момент. Но она остается закрытой.

— Тсс! Сюда! — шепчет голос. И только теперь мы видим, что приоткрыт зазор соседней двери и на нас смотрит пара любопытных глаз. — Кого вы ищете?

— Тетю и дядю Алины. — шепчет Беа.

— Мун. Вы можете сказать, где нам их найти? — спрашиваю я.

Из соседней двери слышится писк, потом жужжание, и когда дверь, наконец, полностью открылась. мы видим стоящего в проеме старого мужчину.

— Я полагаю. вы в бегах от министерства? Ну же, входите, быстро!

Олд Ватсон, точь-в-точь похожий на паука, должен быть старым моразматиком, чтобы быть готовым спрятать у себя Беа, пока мы размышляем над возможностью побега.

Конечно. мне становится не по себе при мысли, что она останется здесь, но у нас нет другого выхода. И кроме того, Олд Ватсон прячет у себя в квартире столько растений, что, по меньшей мере, можно исключить возможность того, что он сдаст Беа министерству.

— Что с тобой? — спрашивает он меня. — Тебя они точно взяли на прицел.

— Не беспокойся, у меня другие планы. Со мной ничего не случится.

Но это совершенно не волнует Беа:

— Квинн, пожалуйста, останься — обнимает она меня.

Пожилой человек тактично отворачивается и направляется в другой угол комнаты. Беа права: собственно, нет никакого смысла в том. чтобы возвращаться домой.

Если они решили арестовать Беа, тогда мой арест — вопрос времени. Президент хочет ответов, и кто знает, заступится ли за меня мой отец, если встанет вопрос о жизни и смерти.

— Беа, мне стало ясно, что это неправильно, если мы спасаем только свои собственные шкуры. Я считаю, что мы должны отыскать путь привлечения внимания людей к тому. что здесь происходит. Мы должны раскрыть им глаза для того, чтобы они могли бороться за свое новое будущее, — во время разговора я отметил, что то, что я говорю — верно.

Совершенно верно, я хочу вступиться за других людей. Я хочу, чтобы все изменилось, чтобы все стало лучше. Но я не смогу и пальцем пошевелить, если спрячусь.

— Если ты как-нибудь сможешь покинуть Купол, тогда беги к мятежникам. Я тоже приду туда, — обещаю я.

— О, нет, Квинн. Пожалуйста, нет! — Беа натягивает рукава своего свитера на кисти, как будто ей холодно.

— Беа, мы встретимся в убежище.

Я убираю волосы с ее лица. Тут она кротко улыбается и выглядит так прекрасно, что я некоторое время неотрывно смотрю на нее.

Не могу поверить, что я смотрел на эту девушку полжизни и не видел ее по-настоящему.

— Я не хотела беспокоить своих родителей, я рассказала им ту же историю, что и министерству.

Они не знают, что именно произошло. Ты можешь рассказать им правду? — просит меня Беа.

— Я сделаю это, — подключается Ватсон. — Меня нет в списке смертников. Пока нет.

— Как мы сможем вас отблагодарить? — спрашиваю я.

— Выживите, — отвечает он.

Когда я прихожу домой, я знаю, что мое чувство не обмануло меня, мой отец ходит по гостиной как дикий зверь туда и обратно.

Он выглядит так, как будто у него может случиться приступ в любой момент. Леннон и Кин спрятались за спинку дивана и выглядывают оттуда испуганным взглядом. А моя мать лежит на полу и гладит себя по шарообразному животу.

— Дьявол, где ты был? Ты хоть иногда смотришь на свой iPad? — орет мой отец, когда я проскальзываю внутрь и прислоняюсь к буфету.

— Я забыл его в школе, случайно, — бормочу я.

Мой отец прищуривает глаза. — Кейн Кнавери придет через несколько минут. Возможно, он приведет с собой Ниам.

— Милая девочка, — подает голос моя мама с пола.

— Что случилось? Почему ты так рано дома? — спрашиваю я моего отца.

— Где Беа Виткрафт? — он смотрит на меня рентгеновским зрением, как будто бы он мог бы сразу разоблачить любую потенциальную ложь.

— Откуда я знаю? Мы же больше не поддерживаем контакт.

— Я несколько минут назад разговаривал через IPad с Райли Визом. Он сказал, что вы двое, ты и Беа, были сегодня вместе в столовой, — мой отец качает головой. — Ну, служба безопасности уже ищет ее. Во всяком случае ее нет дома, и ее родители говорят, что не знают, где она. Если ты знаешь, дружочек, тогда скажи мне сейчас же! — он говорит с моим отражением в зеркале, будто он не смог бы посмотреть прямо мне в лицо.

— Почему служба безопасности хочет забрать Беа? — спрашивает моя мать.

Боже, она действительно такая глупая? Она же присутствовала, когда президент угрожал Беа, мне и ее еще не рожденному ребенку.

Мой отец поворачивается, хватает меня за воротник и тащит в прихожую. — Солдаты прочесали весь южный участок побережья. Даже дважды, безрезультатно. Я пытался сдержать президента, но теперь все. Он хочет получить ответы. Итак: Скажи мне наконец правду!

Я пытаюсь натянуть нейтральное выражение лица, в то время как мой отец прижимает меня к стене.

— Я не могу тебе помочь, если ты мне врешь. Ты не оставляешь мне никакого выбора, кроме как отдать тебя. И только не надо бредовых идей, таких как пытаться защитить Беа Виткрафт.

Ты же знаешь, как снова и снова Вторые пытаются соблазнить Премиум, в течение долгих лет, только ради того, чтобы на их стороне был кто-то из власти. Она не стоит этого, сынок, поверь мне. Спасай свою собственную шкуру. Спасай свою семью.

Итак это причина, почему он так старается, чтобы я был вместе с Ниам: Он хочет вытащить нашу семью с линии обстрела и сделать нашу семью неприкосновенной.

— Я не знаю, где прячутся террористы. Беа была той, кто слышал, как они беседовали. Она мне рассказала об этом и тогда у меня не было причин не верить ей. Но да, верно, она лгала. Она сама призналась в этом… сегодня, когда я встретил ее ненадолго. Она врала, когда утверждала, что знает, куда нас вели. Она хотела выиграть время для наших похитителей.

Мне очень жаль.

Мой отец хлопает меня по плечу и отходит на пару шагов назад. Он даже натягивает легкую улыбку на лицо, которое дает мне понять, что он гордится мной, он думает, что я предал свою лучшую подругу.

Но, вероятно, он не видит это таким образом. Он, видимо, видит это как знак лояльности, лояльность к нему, к семье и, прежде всего, к министерству.

— И где она сейчас? — спрашивает он.

— Она сказала, что хочет скрыться. Она рассказывала, что знала людей, у которых может спрятаться.

— Крысы.

— Вероятно.

Я окидываю взглядом прихожую, когда внезапно хлопает дверь в квартиру. За оконным стеклом появляются три силуэта.

— Предоставь разговор мне! — шипит мой отец и открывает дверь. — Добро пожаловать! Добро пожаловать! — кричит он слишком сладко. — Я положил виски в холодильник час назад. Он должно быть уже довольно охладился. О, вы привели с собой детей!

Вежливо улыбаясь, входят Ниам и Оскар.

— Ниам! Какая красота! — восторгается мой отец, пожимая им руки.

— Ха! Час назад она выглядела совершенно по- другому. И вы должны хоть раз ее увидеть утром. Настоящий ужас! Ха! — шатаясь, президент проходит в гостиную, где он поднимает мою мать с пола и целует ее в губы, слегка приоткрыв рот. Мой отец отпускает руку Ниам и следует за остальными в гостиную.

— И? Все как по маслу? — спрашивает меня Оскар и бегло протягивает мне руку. Когда я пожимаю ее, замечаю продолговатый красный след на рукаве его белой рубашки.

— Все еще занимаешься искусством? — спрашиваю я.

— Конечно. Почему ты перестал? Ты же был хорош.

— Я? Вздор. Как только миссис Кехроуд видела мой рисунок карандашом, она говорила, что любой девятилетний нарисовал бы лучше чем я.

Оскар качает головой и проводит рукой по волосам. — Она не такой уж и хороший преподаватель. Ты должен как-нибудь прийти ко мне, тогда я покажу тебе свою мастерскую.

Если захочешь, — он хочет еще что-то добавить, но Ниам отталкивает его в сторону.

— Квинн, — щебечет она с кокетливым взглядом. — Я уже совершенно взволнована из-за нашего свидания на следующей неделе, — она отбрасывает волосы за плечи и дергает за кромку ее неприлично короткого платья. Я действительно никогда еще не видел более самолюбивого человека. Оскар закатывает глаза и неторопливо проходит в гостиную.

— Ну, вы двое, — моя мать заходит в коридор и хватает Ниам за руку. — О, какие восхитительные туфли!

Под туфлями она имеет в виду босоножки с ремешками на высокой шпильке. Для меня полная загадка, как на них вообще можно ходить. В целом Ниам выглядит так, как будто она подготовилась к горячей ночи в клубе.

Мне никак не ясно, как мои родители могут считать такую партию лучшей чем Беа Виткрафт.

— Спасибо, миссис Каффри, — Ниам дарит моей матери эффектную улыбку.

— О, пожалуйста, зови меня просто Синтия.

В гостиной мой отец и президент были углублены в беседу и готовились открыть бутылку виски, но как только видят меня, то умолкают.

Кейн Кнавери подзывает меня к себе жестом руки, украшенной кольцами. Оскар занял место на диване рядом с близнецами и выглядит так, как будто умирает со скуки.

— Твой отец как раз рассказывает мне. что ты был с нами не так честен, Каффри-младший, — от него веет перегаром. Должно быть, он совсем пьян. Теперь он смотрит на свою дочь и продолжает. — К счастью, мы же хорошие друзья! Но с тех пор наша дружба немного расстроилась. Ты поможешь нам защитить купол?

— Разумеется, господин президент, — говорю я.

Мой отец вздыхает с облегчением.

— Я что-нибудь придумаю, — обещает президент.

Я сажусь в кресло напротив них.

— Что придумаете?

— Какую-нибудь прессконференцию. Завтра, пока твой отец… будет на работе… Мы пригласим тебя на небольшое интервью. Есть слухи о протестах в Зоне 3, и это мне не нравится.

— Прессконференцию? — вскакиваю я.

— Ах, речь идет лишь о том, что на самом деле представляют из себя те Крысы. О том, чтобы люди видели, с кем мы имеем дело. А ты просто расскажешь, что ты знаешь, — предложил он, поднял стакан с виски и опрокинул его в себя одним движением. Затем он разгрызает кусочек льда.

— Господи, да ты будешь знаменит, Квинн! — Ниам проводит своим холодным пальцем по моей шее. Я вздрагиваю и поворачиваюсь, чтобы сбросить ее руку.

— Ну посмотрите, вы оба! — зовет моя мама, когда видит руку Ниам в моей. — Разве они не милы?

Пока она и президент смеются, а Леннон и Кин готовы прыснуть со смеху, Ниам пронзительно хихикает и театрализованно склоняет голову набок. Оскар снова взакатывает глаза. Единственный. кто выглядит спокойно — мой отец.

— Не беспокойся, Кейн, Квинн в твоем распоряжении, — мой отец идет к моей матери и кладет свою ладонь на ее живот. При этом он ни на секунду не спускает с меня глаз, давая мне понять, что благополучие моей семьи зависит от моего повиновения.

И да: я буду повиноваться. Я пойду на эту прессконференцию. Я расскажу своим соотечественникам все, что я знаю. Все. Без прикрас. Нет лучшей возможности вынести правду на свет.

С дыхательным аппаратом за спиной тяжело ползти по глубокому снегу, и если бы я не знала, что это последняя возможность посидеть под деревом, то я бежала бы обратно в тепло.

Джаз почти добралась до голых веток на кроне дуба. Она прижалась к холодному стволу и напевает что-то себе под нос.

Дориан тоже почти наверху. Когда я забираюсь на высоту, как эти оба, я ищу для себя крепкий сук, сбиваю снег и ложусь навзничь.

— Так можно упасть вниз, — кричит Дориан, но я делаю вид, будто не слышу его.

Маскировочный купол не закрывают на ночь так что звезды видны как крошечные точки на абсолютно черном небе. Я не могу припомнить, когда я в последний раз видела настолько впечатляющее звездное небо.

Мое дыхание становится спокойнее, и я целиком отдаюсь моменту, наслаждаюсь свободой и вечными вещами, что меня окружают.

Миллионы и миллионы звезд стоят перед моими глазами. Как я мала и хрупка. Как все не важно. Когда мой сук скрипит и потрескивает под моим весом; тогда звезды светят совершенно не впечатляюще.

И если бы самое последнее дерево исчезло с поверхности земли, звезды на небе были бы неинтересны. Они бы продолжали желать доброй ночи Земле.

Никто из нас не говорит ни слова. Мы лежим на нашем дереве и ждем рассвета.

— Твой отец боялся, что кто-то мог следить за нами, поэтому мы использовали три разных трамвая, чтобы добраться сюда, — говорит мама и касается моего лица.

Я впервые замечаю, что ее волосы поседели. Я сижу между ней и отцом на диване, пока Олд Ватсон слушает музыку в спальне.

Уровень громкости максимальный, так что он не слышит нашего разговора.

— Почему ты ничего не рассказала нам, золотце? — спрашивает отец.

— Я не хотела вас беспокоить сразу после возвращения. Вы через многое прошли. Кроме того Квинн и я были уверены, что мы сможем найти решение.

— Ну да, пограничников всегда можно подкупить, — говорит отец, как будто делал это постоянно.

— Но у вас нет денег, — возражаю я и дарю ему улыбку, чтобы он знал, что я не упрекаю его в этом.

— Верно, но очередь на получение донорских органов слишком длинная, а мне нужна только одна почка. И только один глаз. Если есть желание, есть и решение, Беа. Я не допущу, чтобы на моего единственного ребенка охотились, — говорит он.

Мама теребит край юбки. Она знает, что теперь нет никакого решения.

Это правда, что люди продают органы, но процедура занимает месяцы, и кроме того, доноры должны быть не старше тридцати пяти лет.

— А я действительно думала, что вы, ты и Квинн, влюбленная пара. При этом вы ничем не занимались по вечерам кроме домашнего задания и дыхательных упражнений. А еще я думала… — она не может произнести то, что я однажды сочетаюсь браком с Премиум, что это была самая большая ее мечта.

— Но, мама, Квинн любит меня. И мы между прочим, занимались еще кое-чем кроме упражнений, — от этих слов я краснею, а мама улыбается, так же как и отец. И я не могу понять этого, так как между нами больше не могло бы быть ничего, я не смогла бы выйти замуж за Квинна и вести обычную жизнь в Куполе. Я практически готова закричать, напомнив им об этом, когда мама тянет ко мне руки.

— Этот чудной парень! Ему понадобилась целая вечность, чтобы наконец рассмотреть тебя.

— Я все равно никогда не поднимусь до уровня Премиум, — говорю я.

— Нет, не поднимаешься, — моя мама протягивает руку, чтобы погладить папу по лицу.

Внезапно мы слышим стук в соседней комнате и через пару секунд Олд Ватсон прихрамывая заходит в комнату и начинает копаться в стопке с пультами.

— Включите телевизор срочно! Быстрее, телевизор! — кричит он. Когда старик находит нужный пульт он нажимает на большую красную кнопку и экран вспыхивает.

Я смотрю и жду, задаваясь вопросом, что такового важного могут показать, когда на экране появляется министр юстиции.

— Это официальное объявление от Министерства. Завтра утром мы будем вести прямую трансляцию интервью с Квинном Каффри, который недавно был похищен террористами, подвергался пыткам и шантажу.

Появляется фотография Квинна, на которой он выглядит очень молодым, по крайней мере, не старше двенадцати.

— Что случилось? — Мама смотрит на меня, как будто бы я организовала все это самолично.

— Тсс, — шиплю я и прибавляю звук.

— Мероприятие пройдет перед зданием Министерства Юстиции. Зрители приглашаются. С этой целью будут введены дополнительные трамваи. Мы надеемся, что придут многие, в знак поддержки жертвы от терроризма и ради Министерства, которое борется с терроризмом. В заключение пройдет марш против терроризма. Я желаю всем вам доброй ночи, — заканчивает министр юстиции.

Экран ненадолго становится черным, прежде чем начинается реклама нового моющего средства.

— Почему Квинн согласился на что-то подобное? — Мама почти кричит и Олду Ватсону приходится ей напомнить, что надо вести себя тихо.

— Я думаю, Квинн точно знает, что делает, — говорит отец спокойно.

— И это тоже? — хочет знать мама.

— Незадолго до того как вы пришли в комнату, — отец смотрит на Олда Ватсона, — на мой IPad пришло сообщение, отправленное с IPad Леннона Каффри.

— И? — спрашиваю я.

— По правде сказать, я не понял ни слова. Я подумал, что сообщение по ошибке пришло ко мне. Но теперь все для меня прояснилось, оно видимо вовсе не от Леннона, а от Квинна.

Текст был таким: «Пожалуйста, придите и послушайте утром мою речь». Как-то так.

Мама встает и складывает руки над головой. — Что это значит? — спрашивает она.

Папа с ожиданием смотрит на меня, пока я пытаюсь, подобрать слова.

— Он просит нас, чтобы мы созвали завтра как можно больше людей, — объясняю я, когда, наконец, начинаю понимать план Квинна.

— Определенно, — соглашается отец. — Что бы он ни собирался сказать во время интервью, ему нужна страховка. И кто может ее предоставить лучше, чем разозленные Вторые?

Олд Ватсон подходит к маме и пожимает ее руку в знак поддержки. — Я пойду сегодня ночью от двери к двери и мобилизую людей. — обещает он.

Мама кивает. — Мы тоже.

— Помогайте созывать людей, но пожалуйста не идите туда завтра сами, — умоляю я.

Отец встает. — Беа, отныне никакого лицемерия. Настало время что-то предпринять. Для тебя.

Для нас.

Он прав. Это, наверное, наш последний шанс. Квинн призвал моих родителей к обязательству.

Кроме того, рано или поздно они попадут под подозрение Министерства, даже если не пойдут на данное мероприятие. Самое позднее, когда меня окончательно не смогут найти.

— Сейчас нам стоит лучше закончить, — настаивает моя мать. Она благодарит Олда Ватсона и идет в направлении прихожей. Мой отец следует за ней.

— Будьте осторожны, — прощаюсь я у дверей.

— Постараемся, — говорят они одновременно.

— Утром после интервью мы снова придем, — обещает отец и гладит меня по руке.

Я целую сначала его потом маму в щеку.

— Хорошо выспись, — говорит мама и отворачивается, чтобы я не увидела слезы в ее глазах.

Затем оба выходят и дверь закрывается за ними со свойственным ей шумом.

Олд Ватсон копается в шкафу и вытаскивает наконец трость.

— Вам не нужно пытаться бороться, — замечаю я.

— У них тоже, наверное никогда не было оснований для борьбы, — отвечает Ватсон. — Но теперь один есть, — с этими словами он открывает дверь и уходит.

Я остаюсь наедине со своими мыслями, которые крутятся вокруг завтрашнего протеста.

Очевидно мы задремали, так как внезапно пронизывающий звук дудок пугает нас. Я резко сажусь, обвиваю ногами ветку и смотрю вниз.

— Что это? — кричу я, все еще заспанная. Но в одно мгновение полностью просыпаюсь, как только замечаю, что Дориан и Джаз уже наполовину спустились.

— Это Ципы, — орет Дориан мне наверх. — Они вернулись. Почему никто не закрыл защитный барьер?

Сейчас все начинается. Теперь я понимаю, что подготовлена к войне. Если это она. Я глубоко вдыхаю, затем еще раз и слезаю по дереву вниз.

Нет никакого смыла бежать вниз в бункер, так как они уже заметили нас. Самое вероятное, что если мы спустимся вниз, то будем погребены заживо. Нет, самое время взяться за оружие.

Внизу господствует полная неразбериха: Некоторые из нас хватаются сразу за оружие, другие, захваченные врасплох, никак не могут одеть сапоги. И мне надо разобраться в этом хаосе. Не осталось даже времени, чтобы вытереть рот, поэтому я хватаю Джаз за руку и веду к лестнице.

— Я никогда не тренировалась! — ревет она. — Я никогда не пыталась сделать это. Помоги мне Алина, пожалуйста!

— Для этого слишком поздно, Джаз, — подключается Дориан. Он бросает взгляд направо и налево, а затем пристально смотрит на меня так же растерянно, как и я на него. Мы совершенно не знаем, что именно сейчас произойдет.

В этот момент прибегает Сайлас. В его глазах полный ужас. Он тянется к бронежилету, и когда замечает Джаз, тянет ее к себе. — Тебе надо найти Петру! Нам нужны все и каждый. И если ты увидишь Леви или Роксану, скажи, что им надо подготовить украденный танк. Давай, торопись!

Джаз кивает и семенит ногами, через некоторое мгновение ее маленькая фигурка исчезает из поля зрения.

Сайлас поворачивается к Дориану и ко мне. Каждый возьмите по имеющемуся в распоряжении оружию из тира. Быстро! Я созываю людей! Это начинается!

Дориан и Сайлас бегут в разных направлениях, но вместо того, чтобы следовать за Дорианом, я бегу за Сайласом.

— Подожди! — кричу я. — Все же будет хорошо, правда?

Сайлас хватает меня за плечи. — Борись и делай все возможное! — говорит он и уже бежит дальше.

Я стою одна там, до тех пор пока не появляется Дориан, весь увешанный оружием и бросает его передо мной. Я начинаю разбирать его, пока он убегает за новой партией. Когда возвращается Сайлас, он управляет людьми для подготовки к бою и я подаю им их оружие.

И, наконец, появляется Петра, с автоматом и мегафоном в руках.

— Никакой пощады! — кричит она, пока мы занимаем наши позиции и ждем.

Я не проглатываю и кусочка моего завтрака. Горячий напиток в чашке, который принес мне Олд Ватсон, остыл. Первую половину дня я провела за тем, что рвала и метала в поиске канала, который транслирует интервью. Но, как оказывается, в этом нет необходимости: когда вы очень далеко, ни один транслятор не показывает ничего другого.

— Я должна сопровождать Вас туда, — говорю я, пока Олд Ватсон пытается застегнуть свои штаны и готовится к выходу.

— Ты должна быть благоразумной, — отвечает он, имея ввиду, что я не должна идти на поводу у своих эмоций. Он точно не знает, что я, если речь идет о Квинне, просто не могу быть благоразумной. этого никогда не было.

— Если ты покинешь квартиру, я не буду знать, где ты и тогда должен буду организовать поисковую группу. так что, останься здесь, — говорит он и я киваю. Ненадолго он выглядит так, будто хочет обнять меня, но потом раздумывает, кивает мне и спешит проч.

Комментатор по телевизору как раз высказывался об оживленном интересе к предстоящему эксклюзивному интервью. Наконец, я беру чашку и пью глотками уже холодный напиток.

Теперь камера скользит по ряду людей, которые сидят перед трибуной. Там я вижу Квинна. Я ставлю кружку и двигаю стул ближе к экрану. На нем рубашка и галстук и сидит он непосредственно рядом с министром юстиции, полным старым мужчиной с красным лицом, который выглядит так как будто сейчас уснет, несмотря на всю суету вокруг.

Квинн кажется слишком спокойным, но его лицо серое и взгляд направлен куда-то в самый конец толпы. Автоматом он расстёгивает верхнюю пуговицу на рубашке, после чего я тоже расстегиваю молнию на шерстяной кофточке на пару сантиметров.

— Я приветствую всех тех, кто только переключился на четвертый канал Купольного телевидения, — продолжает комментатор. — Атмосфера накалена до предела, так как через несколько минут после слов президента будет говорить Квинн Каффри. После интервью оставайтесь возле экрана, чтобы посмотреть парад против терроризма.

Некоторые группы зрителей высоко держат плакаты против Крыс и выкрикивают лозунги, пока на подиуме никто не двигается даже на сантиметр. Я пытаюсь найти своих родителей или Олд Ватсона, но это невозможно. Перед зданием Юстиции собралось более тысячи человек, Премии и Вторые вместе в тесном помещении.

Такое происходит не слишком часто, и я невольно улыбаюсь. Но быстрая драматичная музыка на фоне возвращает меня в действительность.

Я перестаю дышать, когда президент гордо поднимается на сцену с жеманством рок-звезды и ухмыляется. Когда одобрительные возгласы стихают, он кланяется, затем вытаскивает из нагрудного кармана лиловый носовой платок и машет им.

— Президент известен его откровенными интервью, но выходы на массовых мероприятиях редкость. Тем более что здесь его приветствует воодушевленная толпа, — замечает комментатор.

Когда музыка стихает, президент садится рядом с Квинном, при этом мимоходом шутливо взъерошивает ему волосы. Затем поднимает руку и мгновенно становится тихо.

— Выглядит так, как будто сейчас будет начало, — объявляет комментатор, на случай, если зрители слишком тупы, чтобы самостоятельно это понять. Но кто знает, возможно, есть и такие, кто не может больше самостоятельно делать выводы.

Президент стучит по микрофону, который спрятан с внутренней стороны, после чего в эфире слышен вой, и тогда я просто вскакиваю со стула. Президент улыбается.

— Сейчас мы живем в непростое время, дорогие друзья, действительно в тяжелые времена, — начинает он. — Каждый день, каждый отдельный день террористы грозят нарушить наше спокойное существование, наш образ жизни, они не хотят ничего другого кроме как посеять страх в наших сердцах. Эти террористы-фанатики, убеждения которых мы не разделяем, их восприятие мира нарушено. Они хотят вернуть нас в те ужасные условия, которые происходили во время ухудшения. Но, к счастью, это среди нас… — на этом месте он делает очаровательное движение рукой в сторону слушающей толпы, гостей на подиуме и камер, — … каждый среди нас сердечно любит Купол и хочет защитить жизнь в нем. Должны ли мы позволить себе, поддаться страху, который распространяют среди нас? По крайней мере, я не буду этого делать. И я знаю, что вы все тоже не поддадитесь. Нет. Мы будем бороться вместе и победим наших врагов. Вопреки всем нашим различиям мы вместе встанем на защиту нашей жизни. Нашим неприкосновенным человеческим правом дышать.

Когда он заканчивает речь, президент проводит рукой по волосам и с холодом в глазах смотрит вниз на Квинна, словно бросая ему вызов. Я знаю этот взгляд и он мне не нравится.

Квинн смотрит на свои руки, которые лежат на столе. Несколько зрителей в толпе поднимают руки и скандируют: «Кнавери! Кнавери! Кнавери!» Он кивает, и в этом малейшем жесте заметно все самодовольное превосходство.

— Я пригласил вас сюда, дорогие друзья, чтобы вы смогли лучше представить себе зло, которое окружает нас. Этот молодой человек здесь, мой хороший друг, был похищен террористам и подвергался пыткам. Теперь он расскажет вам, что он знает, и благодаря его истории вы сможете лучше понять наших врагов, как будто сами непосредственно видели все это.

Теперь президент садится и обращается к Квинну. — Хотел бы ты сначала рассказать немного о себе? — спрашивает он, доставая из кармана куртки серебряную бутылочку и делая глоток.

Мой живот сжимается. Между президентом и министром юстиции Квинн кажется таким маленьким, гораздо меньше чем на самом деле. Он сидит в засаде между двумя пожилыми мужчинами. Что он там сможет сделать? Что он должен говорить?

Квинн откашливается так, что его микрофон щелкает и трещит. — Меня зовут Квинн Каффри и я хотел бы поблагодарить вас в первую очередь за то, что вас так много. Большое спасибо, что вы готовы выслушать меня. Я обещаю вам, что скажу правду. По правде я Премиум, но я надеюсь, что могу выступать от лица каждого из вас.

На этом месте он подносит большой палец ко рту и слегка паясничает. Хотя жеманство президента полностью в нем отсутствует, через толпу проносится громкое бормотание, вероятно из-за его разоружающе честного, скромного вида, толпа симпатизирует ему. Одновременно я горжусь им и боюсь, больше всего мне хочется помчаться к зданию правосудия. Все равно, что подумает на этот счет Ватсон. Я так скучаю по Квинну, и просто хочу быть рядом с ним! Чтобы его руки обнимали меня, и я наклоняюсь вперед, сидя на стуле.

— Мы не сомневаемся, что ты хочешь сказать правду, — президент хлопает Квинна по спине. — Ты пришел, чтобы рассказать нам, как был похищен Крысами, верно?

— Да, я был несколько дней с ними и сам видел, как сильно они верят в свое дело. В самом деле это вызывает страх, насколько они странные.

— Верно! Ха! — ликует президент.

Затем Квинн поднимается без разрешения и разглаживает галстук. За ним в ряд стоят смотрители, убрав руки за спину, их взгляды опущены. Они выглядят довольно спокойными, но при этом дьявольски готовыми к нападению.

— Во время своего пребывания снаружи, вне купола, я узнал гораздо больше о борьбе с терроризмом, чем я когда-либо мог бы узнать здесь внутри. До сих пор я жил в радостном незнании, в то время как другие умирали от моего имени. Сказанное мной, возможно, взбудоражит вас также, — голос Квинна звучит теперь яснее и более расслабленно. Он все больше становится похож на Квинна, которого я знаю.

Президент прищуривает глаза, когда Квинн выходит из-за стола и приближается к толпе зрителей.

— Теперь я расскажу вам правду о том, что вы никогда не должны доверять «Бриз» и министерству. Никогда.

Я закрываю лицо руками и смотрю через щели между пальцев. Организующий персонал не сдвинулся с места. Кейн Кнавери делает еще один глоток из фляжки.

— Сынок… — говорит он.

— Мы все пленники! — перебивает его Квинн. Он кричит теперь и кажется, что ему не хватает дыхания. — Они накачивают нас огромным количеством кислорода. При этом мы давно могли бы жить вне купола, нам просто нужно научиться. Я собственными глазами видел, что это возможно. Крысы не террористы, они хотят освободить нас!

— Вы видите, что они сделали с ним? — вскакивает президент, отталкивая остальных гостей подиума в сторону. Когда он наконец подходит к Квинну, то кладет ему руку на плечо. Квинн вздрагивает.

Я тоже вздрагиваю перед экраном.

— С тех пор как мы нашли его, он находится в бреду. Я надеялся, что он сможет говорить здесь, но к сожалению… жаль, очень жаль! — министр юстиции кивает опустив веки.

Некоторое время никто не двигается, но затем звучит голос из толпы. — Так это неправда, что вы накачиваете нас огромным количеством кислорода?

А кто-то другой кричит в ответ: — Да, что он имеет под этим в виду? Не приходится ли нам дополнительно платить за кислород, в котором мы совершенно не нуждаемся?

— Вас накачивают кислородом? Вы действительно верите в это? Ха!

В толпе поднимается бормотание, когда Квинн выбирается из хватки президента и выступает вперед к самому краю сцены.

Кейн Кнавери делает шаг вперед, а затем внезапно останавливается. — Выключите этот микрофон! — визжит он в никуда.

— У меня нет оснований, чтобы лгать. И это правда: Они убивают деревья. Чтобы вы никогда не смогли выйти наружу.

— Как? Они убивают деревья? О чем он говорит?

— Они держат нас здесь в заключении! Довольно долго! — продолжает Квинн.

Президент потирает тыльной стороной руки над ртом и бросает в толпу: — Тот кто хочет покинуть купол, может сделать это в любое время. Никто не задерживает вас, — орет президент. — Давайте, откройте двери, выпустите их всех наружу!

Камеры приближают лицо Квинна, которое кажется смотрит прямо в объектив.

Непосредственно мне в глаза.

— Мы не можем выйти наружу, он несомненно знает об этом. Они сделали нас зависимыми от кислорода.

— Так, интервью закончено. Квинн Каффри определенно душевнобольной, — заявляет президент.

Он кивает охране, которые стоят прямо перед сценой, и такое чувство, что им нужен был только знак, чтобы они начали двигаться. Они отодвигают толпу и заставляют их отступить.

— Не позволяйте держать себя в заключении! — орет Квинн.

— Микрофон! — напоминает президент. Теперь его лицо пурпурное, а рот весь в слюне. — Я сказал, что мы закончили. Самое время для марша протеста.

— Чего вы боитесь? — кричит Квинн.

Президент улыбается и тоже подходит к краю сцены. Инстинктивно я отодвигаюсь от экрана.

— Я-ничего-не-боюсь, — шепчет он.

В этот момент что-то, что выглядит как бутылка, летит на сцену и совсем чуть-чуть пролетает мимо. Несколько секунд кажется, что все застыло. Затем я слышу голос Квинна.

— Хм, возможно, вам стоит немного бояться, — говорит он.

— Ну выключите же кто-нибудь этот микрофон! — голос Кейна Кнавери практически срывается, пока он тычет в воздухе пальцем в сторону Квинна, как будто хочет застрелить его.

Тогда на сцену летит еще один предмет, затем другой. И через несколько секунд Кейн Кнавери вынужден подчиниться и уклоняться, так как множество вещей летит в его сторону.

Он выглядит так, как будто готов самолично броситься в толпу и отыскать бросающих. Но тогда он замечает, что Квинн готов броситься в толпу и убежать. Тогда президент тянется вперед, бросается на Квинна, пытаясь повалить его на пол.

Сразу же слышны голоса из толпы.

— Эй, дайте ему уйти!

— Мы хотим правду! Можно ли дышать снаружи?

— Президент удушит его! Сделайте что-нибудь!

— Он же еще ребенок! Помогите ему!

Охранники, которые прикрывали сцену, представляют из себя живую преграду и обнажают дубинки.

— Все, хватит! Я иду туда, сейчас же! — кричу я громко. Но не могу отвести глаз от экрана.

Президент набрасывается на Квинна, пока двое охранников не поднимают его снова на ноги.

Тогда президент отряхивает свой костюм и непосредственно смотрит в камеру.

— Все ложь, — пыхтит он. — Квинн Каффри наказывается за подстрекательство к общественным беспорядкам, так же как любой другой, кто призывает народ к применению силы.

Но толпа уже не управляема, и когда президент в некоторой степени снова обретает самообладание, и пытается еще что-то сказать, толпа перекрикивает его: — Свободу! Свободу!

Свободу!

Именно в этот момент я замечаю своих родителей. — Уходите! Что же вы там делаете? — кричу я.

Пока охранники пытаются угомонить людей, которые швыряют предметы, моим родителям удается прошмыгнуть мимо них и атаковать сцену вместе с несколькими другими.

Когда мой отец находится в достаточной близости от президента, он сжимает кулак и ударяет его прямо в челюсть. Кейн Кнавери опускается на пол, и толпа на некоторое время задерживает дыхание. Но затем начинается бунт: слышно только возгласы неодобрения и крики протестов, огромное количество сжатых кулаков поднято вверх. То, на что осмелился мой отец, означает для них сладкий триумф. Особенно для Вторых, которые не живут своей жизнью.

Все же победить президента не так легко. Хотя он и лежит с кровоточащим носом на полу, но ему достаточно только поднять палец и следующая волна охранников устремляется вперед от задней части сцены, размахивая своими дубинками в сторону зрителей. Один из охранников ударяет женщину по голове, после чего она падает, как марионетка, чьи нити были перерезаны. Некоторые из людей отступают к выходу, но большая часть, включая моих родителей, остаются там где они есть.

Микрофон Квинна выключен и поэтому дальше ему приходится кричать. — Боритесь за право дышать. Вне Купола есть жизнь. Там есть деревья. Мы можем жить снаружи! Мы…

Он останавливается, так как что-то его отвлекло: президент снова поднимается. И направляет на толпу пистолет. Нет не на толпу. Он улыбается. Мой живот сжимается и я протягиваю руку к экрану.

— Нет! — кричу я, прежде чем тишину разрывает выстрел. Моя мама лежит в луже крови на земле. В ужасе мой отец смотрит на нее, а затем кидается на президента, следующий щелчок нарушает всякую надежду. И мой отец опускается вниз истекая кровью.

Квинн начинает дико вырываться, но охранники крепко держат его, и наконец уводят его со сцены так, что теперь его не видно.

Теперь больше ничего не остановить. Разъяренная толпа кидается на президента и охранники ничего не могут с ними сделать.

В толпе невозможно рассмотреть моих родителей. Растерянно я опускаюсь на колени, в то время как бесконечный резкий крик, который, как я понимаю, извергаю я, заглушает все остальные шумы.

Солдаты направляются к стадиону со всех сторон. А позади них двигаются около двадцати танков, пробираясь через кучи мусора на улице. Мой внутренний голос подсказывает, что нужно брать ноги в руки и бежать. Не бороться.

— Чего еще ты ждешь? — ревет Сайлас, в то время как он делает первые выстрелы.

Тогда я нахожу в прицел первого солдата и делаю выстрел. Моя первая смерть. Мне плохо, мой живот выворачивается. Если бы я что-то поела с утра, то меня непременно вырвало бы.

Сайлас сидит рядом со мной и стреляет даже не моргнув глазом. Он издает почти животные звуки. Дориан лежит по другую сторону от Сайласа и Мод, вместе с другими двадцатью извергнутыми, которые оказались отличными снайперами. Великолепная команда, все ясно.

Но для того, что здесь творится, нас слишком мало.

Минута и снова солдат падает на землю, убитый одним из наших снайперов, и несколько солдат в задних рядах уклоняются от маршрута, чтобы не поймать пулю. Но большинство продолжает просто двигаться в нашу сторону.

Теперь и танки открывают огонь, пробивая своими снарядами дыры в стене стадиона, предоставляя путь для вторжения солдат.

Пока я стреляю и стреляю, появляется наш танк и начинает ответный огонь. Но у министерства их двадцать, а у нас только один. Неудивительно, что он должен отступить под натиском других. Я издаю зверский крик и стреляю дальше.

Цип пролетает над нами и внезапно стадион заполняется едким дымом. Пыль и черная пена.

Части мусора летят по воздуху. Мы нагибаемся и закрываем головы.

— Скажи, если захочешь сбежать, — говорит Сайлас, так как некоторое из извергнутых убегают на нижние этажи.

— Сколько у нас снайперов? — спрашиваю я.

— Приблизительно сто пятьдесят. Я распределил их со всех сторон.

Может быть, но если борцы в других группах такие же трусливые как наши и спасаются бегством в бункер, тогда пожалуй стоит разделить число пополам.

— Давай уйдем! — кричу я.

— Хорошо, я замыкаю! — ревет Сайлас.

Я хватаю Мод за рукав, но Брюс уже тащит ее за собой.

Когда мы бежим по лестнице вверх, нам приходится переступить через несколько тел, которые лежат вдоль и поперек лестницы. Некоторые только ранены, другие мертвы. То есть солдаты уже проникли в здание. Если мы останемся здесь, чтобы помочь нашим, то не сможем выбраться наружу живыми. Поэтому мы продолжаем наш путь.

Мы бежим вдоль по широкому проходу, когда взрывается следующая бомба. Вид, который предстает перед нами через разбитые стеклянные панели, заставляет нас встать как вкопанных: роща, которую мы сажали, оберегали, заботились, в которой была вся наша сила и любовь, засыхает на наших глазах. Черная пена бьет ключом вокруг стволов и переходит от ветки к ветке.

Тут на нас налетает маленькая фигурка. — Петра не хочет уходить, — это Джаз, полностью расстроенная. — Сделай так, чтобы она пошла!

— Где она? — кричу я.

— Она говорит, что не хочет оставлять деревья.

Джаз срывается и показывает нам следовать за ней. Мы спешим назад на нижний уровень, где грохот артиллерии смешивается с шелестом деревьев и треском стволов.

— Идем! Идем скорее! — в голосе Джаз звучат металлические нотки.

Петра сидит на одной из веток дуба, босиком, с распущенными волосами. Она, которая подготовила нас к войне, снова и снова поднимала наш боевой дух, теперь сидит здесь и готовится к поражению.

— Что ты делаешь там наверху, ты сошла с ума? — Мод угрожающе вытягивает кулаки в сторону Петры.

— Спускайся вниз, хватит глупить Петра! — кричу я. Мне больше нечего терять и кто-то должен ее образумить.

— Что они сделали плохого? — спрашивает Петра. Она гладит ветку и прислоняет к ней голову. — Все, чего я хотела, это защитить их. Но я не смогла. Я потерпела полную неудачу. Самое малое, что я еще могу сделать, это не оставлять их одних.

— Ты не потерпела неудачу. Спускайся вниз и борись за деревья. И за саму себя. Пена поглотит дерево через несколько минут. Если ты сейчас же не спустишься, она поглотит и тебя.

— Слишком поздно. Вы сами знаете, что слишком поздно. Ципы снова вернутся. Еще одна бомба и все будет мертво.

Она права. Это была безрассудно верить, что мы сможем противостоять им. — Мы хотим бежать. Идем с нами, — говорю я.

— Возьмите Джаз с собой! — с этими словами Петра отворачивается и карабкается по дереву, прямо в пену. Два Ципа пролетают над нашими головами.

— Итак, я ухожу сейчас же.

Но когда я хочу взять Джаз под руку и увести отсюда, она обвисает на моих руках и весит теперь как мешок цемента.

— Помоги мне! Спустить Петру оттуда! — умоляет она. Слезы прокладывают путь на ее маленьком грязном личике.

— Мы не можем больше ждать, нам нужно идти. Мы попытаемся сбежать вдоль реки. В направлении Секвои. Петра хочет умереть здесь. Джаз. Отпусти ее, — говорю я.

Нет никакого смысла доказывать что-то ребенку в такой ситуации. Но Джаз и не хочет слышать правду. Она высвобождается из моей хватки и быстро карабкается по дереву как обезьяна к Петре. Уже через несколько секунд она пропадает из поля зрения.

Сайлас стоит позади меня.

— Они сделали свой выбор, — говорит он. — Уходим!

— Но она же еще ребенок! — отвечаю я ни к кому особо и не обращаясь.

Но мы знаем, что не можем больше ждать. Мы бежим через огромную тлеющую площадку в западную часть стадиона, где находится склад с кислородными баллонами. Мы берем их столько, сколько можем унести. Дориану они конечно вряд ли понадобятся. Сайлас же и я, напротив, хотя мы и тренировались последние две недели. Что уж говорить о Мод и Брюсе.

Видимо, наши враги еще не добрались до этой части здания. Но из северо-восточной стороны слышен артиллерийский огонь.

Дориан кладет оружие и отодвигает засовы на тяжелой двери, в то время как Сайлас и я складываем наши кислородные баллоны так чтобы хватило всем, в том числе Мод и Брюсу.

— Руки вверх! — раздается резкий голос позади нас.

Мы оборачиваемся и видим солдата в полном обмундировании. Он направил на нас свою винтовку, так же как и десять солдат позади него. Я уверен, что это мой конец. Поэтому лихорадочно пытаюсь представить что-то прекрасное, чтобы моя последняя мысль была полна радости.

— Я же его знаю, — рычит Сайлас. — Вы убили моего друга, — он делает пару шагов в сторону парня, но Дориан и Брюс крепко держат его.

— Нам нужно стрелять? — спрашивает один из солдат.

— Ну давай, сделай это, ты стрелок, чего же ты ждешь? — сопит Мод и плюет им в ноги.

— Генерал? — настаивает солдат и колеблется со своим оружием туда сюда между Сайласом и Мод.

— Стрелок! — повторяет Мод.

— Нет. Несколько из них нужны нам живыми, чтобы выставить их как пример.

— Такие же примеры, как и ваш сын? — Сайлас выплевывает слова прямо ему под ноги.

Генерал опускает свое оружие и делает несколько шагов в сторону Сайласа. Неужели это отец Квинна? Похоже на то.

— Удивительно, что его не казнили публично, когда вы наконец поняли, что он одурачил вас. Сколько дней вы потратили на то, чтобы обыскать морские берега? Надеюсь хотя бы поразвлекли себя строительством замков из песка.

— Что ты знаешь о моем сыне? — генерал хватает Сайласа за воротник и прижимает к стене.

— Ваш сын видел, как вы убили Инджера. Да, его звали Инджер. Знали об этом? Интересует ли это вас вообще? — взгляд Сайласа наполнен ненавистью. — Да, ваш сын знает, что вы убийца. Это то, что я знаю от вашего сына. Но что вы знаете о нем?

Я выхожу вперед.

— Квинн знает, что вы сделали, и ему стыдно за вас. Он знает, кто вы и кто мы. И он выбрал нас.

Генерал оборачивается и смотрит на меня.

— А, ты должно быть та самая Сирена. Даже наполовину не так красива, как я думал.

— Генерал? — солдат смотрит мимо нас в длинный проход, который медленно заполняется черной пеной. Все равно на какой стороне мы боремся, если мы не исчезнем сейчас, эта пена полностью поглотит нас. Брюс и Дориан снова возятся с засовами и никто не останавливает их. Мод пытается поднять оружие, но один из солдат замечает это и ставит ногу на ствол.

В этот момент радиостанция генерала начинает шипеть и трещать. Он вытаскивает ее из кармана куртки и слегка трясет ее, пока с неимоверной силой прижимает Сайласа к стене.

— Генерал Каффри, Генерал Каффри, это говорит сержант Делани из Купола, — называет себя скрипучий голос.

— Говорите! — ревет Генерал в рацию.

— Нам нужна армия в Куполе. Генерал. Здесь начинается восстание.

Генерал смотрит на оставшихся солдат и безмолвно указывает на дверь. В этот момент его подчиненные выходят вперед и помогают Дориану и Брюсу открыть ее. — Мы готовы к бомбардировке? — спрашивает генерал одного из солдат.

— Да, Сэр.

— Хорошо. Тогда никого не выпускать. И спустите сейчас же один Цип сверху. Мы выполнили нашу работу. Как только стемнеет сравнять это место с землей. Понятно?

Внезапно сильный взрыв сотрясает стадион и генерал вместе с Сайласом падают на землю, в то время как мы с трудом удерживаемся на ногах. Я складываю руки и иду к выходу вместе с солдатами, пока камни, штукатурка и осколки стекол обрушиваются на нас. Одного взгляда назад достаточно, чтобы понять, что генерал и Сайлас поднялись на ноги и следуют за нами.

Следующий залп заставляет стены шататься. Мы видим, что отдалились от стадиона. Темные черные облака затемняют солнце. Солдаты больше не направляют на нас оружие, а стадион выглядит как огромное, агрессивное животное. Последний взрыв поднимает в небо обломки и нам не остается ничего другого кроме как бежать, так как огромное здание может рухнуть в любое мгновение.

И когда внешние стены обрушиваются внутрь, мы останавливаемся и оборачиваемся. Только дубы, березы, ивы возвышаются покрытые толстой липкой черной пеной. Растерянные взгляды нескольких солдат мечутся между нами, умирающими деревьями и генералом. Его же единственная реакция на это — он потирает подбородок.

— Сэр? — говорит один из солдат, но генерал только пожимает плечами. Некоторые из солдат решают просто отвернуться, но четверо или пятеро снова направляют оружие на нас.

— К танкам! — приказывает генерал, после чего и последние солдаты сдают свои военные позиции и семенят прочь.

— И что теперь? — спрашивает Сайлас. Приставляет свой пистолет к голове генерала и смотрит на него колючим взглядом. Но Каффри только моргает, и не пытается призвать своих людей обратно, чтобы они защитили его.

— Я должен был бы прикончить вас, — шипит Сайлас.

— Ты должен увидеть, что из этого выйдет, юноша, — отвечает генерал и тяжело ступает по снегу, не оглядываясь на Сайласа.

— Как много ты увидела? — выпаливает Олд Ватсон, едва он появляется в дверях. Но мне не нужно ему отвечать, за меня говорит мое лицо, что видела я все. И его лицо подсказывает мне, что я не обманулась, поверив увиденному.

— На скорбь нет времени, девочка, это может подождать, — он берет мою сумку и набивает ее некоторыми вещами, которые находятся в его квартире. Затем идет в спальню и возвращается с охапкой вещей. Он подходит ко мне и грубо берет мою голову в руки. — Самое время бежать.

Но я остаюсь стоять как вкопанная у балконной двери. Через стекло я наблюдала, какая анархия распространяется за окном. Витрины были опустошены. Трамваи захвачены. На близлежащих улицах раздается шум. Люди, кажется, переполнены яростью. Я же напротив чувствую себя, как будто внутри меня охватило ледяное спокойствие.

— Уходим сейчас, давай же, — настаивает Олд Ватсон и выключает телевизор, который показывает лишь черно-белый шум. — Давай уже пойдем.

— У меня нет места, куда я могла бы пойти, — говорю я.

Не прошло еще и часа, как я стала круглой сиротой. Слово «сирота» всегда звучало для меня как-то романтично. Я представляла себе сирот как маленьких девочек с чепцами и мальчиков в коротеньких изношенных штанишках. Что общего у этого слова со мной?

— Ты должна выбраться из Купола. На улицах чрезвычайное положение, и это твой шанс. Я знаю дорогу.

— А что с Квинном?

— Он сам сможет о себе позаботиться.

Я все еще не двигаюсь. Вместо этого смотрю на свои руки. Папа всегда говорил, что у меня мамины руки. Прекрасные, стройные руки, созданные, чтобы играть на пианино. Но они никогда не могли позволить себе этого.

— Беа, это не будет продолжаться долго, они могут выпустить газ вместо воздуха и это срубит всех нас. Они уже делали это много лет назад. И тогда будет слишком поздно, тогда тебе не поможет кислородный баллон, так как тебя сразу заметят. Так что у тебя не так много времени, — Олд Ватсон поднимает меня и толкает вперед себя из квартиры.

На улицах господствует чистый хаос. Из всех углов и закоулков стекаются Вторые в направлении первой зоны, всюду они собираются бунтующими группами, многие из них держат в руках самодельное оружие. И те, кто не двигаются вместе с потоком, встают на их пути и пытаются их сдержать. Родители вырывают детей из суматохи, а дети родителей.

— Здесь прямо, — Олд Ватсон прокладывает дорогу через толпу и тянет меня в темный переулок. Я следую за ним, но внезапно мои колени подкашиваются и я падаю. Вполне возможно, что они уже снизили поток кислорода и заменяют его на газ, так как я не могу больше дышать. И не только это, мое сердце замедляется и одна рука начинает дрожать.

— Я думаю у меня сердечный приступ, — пыхчу я. Олд Ватсон сразу опускается на колени рядом со мной и пытается поднять меня.

— Нет, это не сердечный приступ, а разбитое сердце. Это ощущается одинаково, я знаю, — объясняет он, пока старается все же поднять меня. — Давай уже, Беа, вставай. Твои родители хотели бы, чтобы ты жила!

Он продолжает и дальше уговаривать меня, я замечаю это, но совершенно не понимаю, что он говорит, так как боль в моей груди очень сильная и колкая, так что я не могу думать. Я ничего не слышу, но через некоторое время могу немного видеть. Я вижу свет в конце темного переулка. И вижу, что люди бегут мимо. Все бегут. Все жители зоны 3 бегут.

Кроме хрупкой лампочки, которая висит на кабеле на потолке, больше нет никакого источника света. Совершенно тускло. Откуда-то из внутренней части здания я слышу шум воды. Каменный пол усеян коричневыми пятнами и из стен торчат металлические оковы. В углу стоит ведро, которое является туалетом и на полу валяется грязный матрас. У этой комнаты есть только одно назначение.

По крайней мере, они не приковали меня. Они просто бросили меня сюда и заперли. Здесь нет выхода, полностью ясно, только если я смогу прогрызть стену.

В течение часа я лежу на вонючем матрасе и пытаюсь представить, что они будут делать со мной здесь внутри. Снова и снова я вижу перед собой Кейна Кнавери с постоянным мокрым ртом, представляю как он вырывает мне зубы и ногти старыми грязными плоскогубцами. Ему будет мало просто убить меня. Чистый ужас охватывает меня и я начинаю метаться по камере туда сюда.

Я ужасно боюсь смерти, но умереть все равно лучше, чем снова увидеть Беа и рассказать ей, что ее родители погибли. По моей вине.

Внезапно дверь с шумом открывается и один из охранников, которые меня скрутили и бросили сюда, заходит внутрь.

— Ты не выглядишь, как будто только что молился, — смеется он, как будто его давно уже ничто так не развлекало, как мой арест. Руки в карманах и он расхаживает по камере.

— Я этим и не занимался, — говорю я.

— Наверное так лучше. Не думаю, что сюда заглядывают ангелы.

Он останавливается под лампочкой и прикасается к ней пальцем так, что она слегка начинает раскачиваться, и луч света скользит сначала в одну сторону, затем в другую.

— И? На кого ты теперь работаешь? — спрашивает он. — Ты один из Крыс?

— Я ни на кого не работаю.

— Как мы слышали, твоя подруга там под первым номером. Я думаю, что ты можешь выкупить свою жизнь. Твоя жизнь или ее. Ты знаешь, где она?

— Это должно быть шутка.

Тип смеется.

— Ну, стоило попытаться.

— Лучше скажите, когда начнется пытка.

— Возможно, раньше чем ты думаешь. Он скоро будет здесь. — он снова веселится. — И немного пообщается с тобой.

— Кто? Кто скоро будет здесь? — этот тип вовсе не тот, кто руководит допросами. Нет, конечно нет. Он не тронул и волоска на мне.

Нет. Дерьмо. Придет президент. Положит свои толстые, липкие руки на мою шею и закончит то, что начал.

— Кто должен прийти? Кого я здесь жду? — реву я, но дверь камеры закрывается с громким щелчком. — Проклятье, кто скоро будет здесь?

Я чувствую, как меня поднимают вверх и несут по переулку.

— Не переживай, девочка. Ты в хороших руках, — голос похож на Ватсона, но я не могу себе представить, что он смог бы так высоко меня поднять.

Я открываю глаза и смотрю прямо в лицо мужчине. Лицо начинает улыбаться.

— Она в сознании.

— Ватсон, она в сознании, — повторяет второй голос. Женский голос. Я пытаюсь освободиться из хватки мужчины, и наконец у меня получается стоять на своих ногах.

— Как ты себя чувствуешь? — говорит Олд Ватсон у меня за спиной.

Я не знаю, что должна на это ответить. Вопрос мне кажется совершенно абсурдным.

— Куда мы идем?

— Как я уже сказал. Я помогаю тебе выбраться. Ты можешь бежать? — спрашивает Ватсон.

— Я попробую, — отвечаю я и колеблясь делаю несколько шагов вперед, но мне приходится держаться за него.

— Будет быстрее, если ты ее понесешь, Гид, — замечает женщина.

— Ты согласна? — спрашивает мужчина, но я только киваю головой и пытаюсь двигаться быстрее.

Мы проходим через десяток переулков и каждый раз, если наталкиваемся на разъяренную толпу, мы меняем направление. И кажется, они все движутся в одном направлении, так как нам встречается все меньше и меньше людей.

Наконец мужчина и женщина, которые ведут нас останавливаются. Мы стоим непосредственно перед прочной стеклянной стенкой Купола, рядом с огромным мусоропроводом. Обычно сюда приходят, если хотят выкинуть старый мусор, который слишком большой для контейнеров возле дома. И обычно это место охраняется. Но сегодня здесь никого нет.

— Мы были бы там, — говорит Ватсон и прислоняется к изогнутой стеклянной стене, покрытой водой от дыхания.

— Они уже сократили подачу кислорода? — спрашиваю я.

— Я просто стар.

Мужчина и женщина улыбаются, и женщина проводит рукой по спине Ватсона.

— Ты должен пойти с ней. Ты должен исчезнуть отсюда, пока ты еще можешь, — говорит она.

— Но здесь внутри для меня еще есть работа. Вы не справитесь со всем одни, — возражает Ватсон. Затем он поворачивается ко мне.

— Беа, это Херрит. А это ее муж Гидеон, — супружеская пара улыбается мне. — Если ты доберешься до Рощи Мятежников, скажи Сайласу, что ты встретила этих двоих и что они живы.

— Так вы его родители, — говорю я и они кивают.

Я пытаюсь улыбнуться, так как есть родители, которые еще живы, и это что-то радостное. Но ничего не меняется. Они не мои родители, и на какое-то мгновения я даже пожелала, чтобы мои родители были живы, а эти мертвы.

— Вот, — Херрит протягивает мне супер большой баллон с кислородом. — Если ты экономно обойдешься с ним, тогда тебе его хватит на четыре дня. Я выставила его на восемнадцать процентов, но если ты будешь бежать, тогда стоит еще немного закрутить вентиль. Просто иди медленно.

— И возьми вот это с собой. Старайся двигаться на запад, — Гидеон подает мне старый компас. — Ты не можешь пользоваться IPad, чтобы они не могли найти тебя, — затем он подает мне старую карту и указывает на черную точку. — Это Роща мятежников. Большинство покажется тебе уже знакомым. Я уверен в этом.

— Готова? — спрашивает Херрит, открывает крышку мусоропровода и смотрит в шахту.

Где-то в центре Купола слышны взрывы, затем начинает вопить сирена.

— Это должно быть газ, — предполагает Гидеон. Он достает аппарат для дыхания и одевает маску на нос и рот. Херрит и Олд Ватсон делают то же самое после него, пока Гидеон помогает мне закрепить мою маску. Затем он застегивает пояс и закрепляет на нем кислородный баллон.

— Осторожнее с осколками на дне контейнера, — предупреждает меня Олд Ватсон. И затем ведет меня за руку к моей двери для побега.

Я все еще чувствую себя слабой и разбитой. Я с трудом осознаю, что лезу в мусоропровод. Я не хочу убегать. Я хочу похоронить своих родителей и найти Квинна. Я уже оставила его однажды, и это было худшим, что я когда-либо делала. Я бросаю взгляд на Херрит, Гидеона и в конце на Олда Ватсона, который строго кивает.

— Ну, давай уже, — рявкает он.

Больше всего мне хотелось бы возразить, но я знаю, что то, что я хочу сделать, теперь не так важно чем то, что я должна делать, а именно выжить. Ради Квинна. Ради моих родителей.

Поэтому я беру себя в руки и отталкиваюсь от края мусоропровода, и тут же исчезаю в шахте.

Уносясь прочь из Купола в темной трубе. Как и множество сломанных, испорченных вещей ранее.

Снова шум открывающейся двери и через секунду большая фигура входит в комнату. Я сижу на корточках у стены, и когда я поднимаю взгляд, мой отец стоит передо мной в разорванной, пыльной военной форме.

— Они послали меня сюда, чтобы я провел с тобой переговоры. Как нарочно я! — орет он. — Ты хотя бы понимаешь, что ты наделал?

— Ты хоть понимаешь, что ты сделал? — ору я в ответ. — Известно ли тебе что ты сломал свою жизнь?

Мой отец снимает кепку, складывает ее и убирает в карман. Когда он начинает говорить, то звучит на удивление спокойно:

— Я пожертвовал своей жизнью, чтобы дать тебе хорошую жизнь. Со всем возможным. Ты думаешь это правда легко, быть Премиумом у власти? Нет, не легко. И ты еще пытаешься судить меня? Ты пользуешься плодами моей работы и ставишь её под вопрос? Я обеспечил каждый предмет твоей элегантной одежды, которые ты носил всю свою жизнь, каждое блюдо, которое ты ел, весь кислород, которым ты дышал. Все это только благодаря моей работе.

— Но я совершенно не хочу этого. Я хочу… — я останавливаюсь.

— Что ты хочешь? Что ты вообще хочешь, чего я не давал тебе?

— Я хочу быть свободным, — говорю я наконец.

Мой отец нахмуренно прищуривает глаза, как будто я говорю на иностранном языке, который он понимает только в полной концентрации. Затем он смотрит в пол и вздыхает.

— Президент погиб. За это ты предстанешь перед судом и он приведет постановление в исполнение.

Я киваю. Это то, что я ожидал. Вероятно, это даже хуже. — Сможешь ли ты дышать без дополнительного кислорода? — неожиданно спрашивает мой отец. Я качаю головой.

— Еще нет, но я тренируюсь.

Удивленно он поднимает брови. Вероятно, он всегда считал себя никчемным, что он сам никогда мне не доверял.

— Итак ты тренировался, — подтверждает он и я киваю. Все походит на то, что у нас как раз один из тех моментов отцов и сыновей, если они хорошо ладят друг с другом. Однако, у нас это было в первый раз.

— Тебе должно быть ясно, что ты никогда не сможешь вернуться назад, — говорит он наконец. — А теперь следуй за мной.

— Что вы сделаете с ним, генерал?

Охранник, который сначала разговаривал со мной, спешит за нами, по все более тесным тоннелям, в которые мы сворачивали. Мой отец оборачивается и одаривать типа взглядом, который мог бы разрезать стакан.

— Что же? Мы обойдемся с ним как и с другими террористами во всех других случаях. А теперь займитесь тем, что вы должны делать! — рявкает он.

Смотритель убегает назад к его месту рядом с камерами и наблюдает, как мой отец тащит меня куда-то. Туннель кончается дверью с черно-желтой вывеской: «Внимание, входить только с аппаратом для дыхания».

— Удачи там снаружи, — желает мне мой отец.

— Там снаружи?

— Если я тебя сейчас выпущу, ты должен громко кричать. И стучать в дверь. Проси впустить тебя снова. Я же знаю, что ты можешь сыграть эту роль.

На его лице показывается легкая улыбка и, наконец я понимаю, что он только делает вид, что он наказывает меня. В действительности он хочет спасти меня. Я стискиваю зубы, чтобы не зареветь, так как я знаю, что это только разозлит его.

— Я поставил там снаружи для тебя несколько кислородных баллонов. Они полные, — шепчет он.

— Попрощайся с мамой, Ленноном и Кином. И моим новым братом тоже.

— Великий спектакль в конце, — говорит он, открывает дверь и толкает. Резиновая прокладка издает громкий чавкающий звук и яркий свет заполняет туннель.

— В другом мире мы, наверное, были бы хорошими друзьями, сынок.

Я киваю и поднимаю руку на прощание. Он тяжело дышит и коротко стучит мне по плечу.

Затем он толкает меня наружу.