Поймать балерину

Душные сны

– Я знаю, что тебе надо… Свобода, безумие, убийства… – я приподнялась на локте и посмотрела на Даниэля, лежащего на спине и мирно пускающего кольца дыма в потолок, – во всем этом нет меня. Зачем я тебе? Отпусти.

Даниэль не пошевелился даже, только угол рта дернулся, и сразу даже непонятно было, то ли презрительно, то ли зло.

И то и другое для меня чревато, но… После двух недель нашей совместной, если ее можно так назвать, жизни, я научилась быть храброй.

Или просто потеряла рассудок. Заразилась безумием от своего жестокого любовника.

По крайней мере, сейчас мне не было страшно. И даже не особенно волнительно. В глубине души я знала ответ… Но… Попробовать стоило. Пытаться всегда стоит. Падать и затем опять упрямо подниматься, раз за разом повторяя неподдающуюся связку в танце, или сложный элемент.

Я по опыту знала, что, при упорном труде, ломаются самые крепкие стены и завоевываются самые неприступные замки.

– Мне страшно здесь… Одной.

– Ты не одна.

Голос его, сухой и малоэмоциональный, звучал в темноте нашей спальни глухо. Как далекие раскаты грома. Еще не гроза. Но близко, так близко!

– Одна.

Я выдохнула, решаясь, и мягко провела ладонью по широкой груди, легко обрисовывая сухие мускулы, следы от ударов ножом… На плече – шрам от пули… Тело Даниэля, словно открытая книга, говорило за него. И, кстати, больше, чем он сам…

– Этот дом – самое безопасное место в городе. Тебе нечего бояться здесь, бабочка… – он немного приподнялся на руках, устраиваясь полусидя и наблюдая за моими пальцами, гладящими уже живот, напряженный и твердый.

– Кроме тебя… – шепотом завершила я его фразу, и так горько стало, так тяжело, что захотелось плакать. Попытка не удалась.

За две недели, что я жила в этом мрачном доме, выходить из него довелось всего несколько раз. По вечерам. В жуткие заведения, казино и бары, переполненные похожими на Даниэля мужчинами и непохожими на меня женщинами. Это было ужасное времяпрепровождение!

Я чувствовала, что умираю постепенно, без воздуха и свободы, привычных для меня ранее настолько, что и не замечалось их присутствие в жизни. Не ценилось. Зато теперь…

– Кроме меня, – повторил Даниэль, поймал мою ладонь, попробовавшую пугливо соскользнуть с его живота и прижал обратно, – продолжай. Ниже.

– Но… – я всегда терялась от его непомерных аппетитов и жадности до меня, – мы же только что…

– Черт, – выругался он, не повышая голос, но леденея тоном, – продолжай, я сказал!

Я послушно провела ладонью по напряженным мышцам живота, сглотнула. Горячий. Такой горячий всегда. Обжигающий.

– Ниже, – он откинулся опять на подушки, прикрыл веки, чутко прислушиваясь к моим движениям, – вот так… Еще ниже… Молодец, бабочка…

Где-то совсем рядом заорал ребенок, и я, вскрикнув, проснулась, садясь на кровати.

Еще пару мгновений приходила в себя, растерянно терла лицо ладонями, никак не умея вынырнуть из горячего душного сна.

Сна, который два месяца моей жизни был реальностью.

Ребенок плакал, его мать что-то громко говорила на итальянском… По-моему, ругалась. Но это не точно.

Итальянский язык такой экспрессивный… Никогда не поймешь, ругаются они, веселятся или просто разговаривают…

В конце концов, душный сон отпустил меня, реальность проявилась все более отчетливо. И вместе с ней нахлынуло привычное облегчение.

Я далеко. Посреди океана.

Дикий Даниэль не достанет меня, никогда. Ни при каких условиях.

И это хорошо. Одно это обстоятельство перевешивало все минусы моего нынешнего положения.

А их немало.

Начать хотя бы с того, что третий класс – это вообще не то, что я себе представляла.

Хуже! Гораздо, гораздо хуже!

Огромное душное помещение в трюме большого корабля, заполненное рядами многоярусных коек. Здесь находилось не менее пятисот человек, в основном, эмигрантов, бедных крестьян, решивших попытать счастья в Новом Свете.

Духота, вонь, антисанитария – такой была моя нынешняя реальность.

Изысканный дорожный наряд, в котором я садилась на пароход, пришлось снять и убрать подальше, потому что среди бедных простых людей я выглядела по меньшей мере странно. Да и страшновато, если честно, было. Взгляды, которые на меня бросали некоторые, вызывали оторопь.

Драгоценности, которые я хотела предложить за билет во второй класс, пришлось спрятать подальше, носить постоянно с собой, на поясе. Как и остаток денег. И спать в полглаза.

Мы плыли уже второй день, вокруг был волнующий огромный океан, но, сидя в трюме, я этого всего не видела.

Пассажиров третьего класса не выпускали на верхние палубы, где имели возможность прогуливаться и дышать воздухом второй и первый классы.

Когда я, в первый же день, попыталась пройти туда, матросы, присматривающие за порядком на корабле, развернули обратно без особых церемоний.

– Иди-ка вниз, крошка, – смеялись они, невежливо подпихивая меня обратно к лестнице, – здесь нельзя быть. А то, кто тебя знает, может, ты заразная?

Никакие мои доводы не помогли. Предлагать им золото за то, чтоб пропустили, я поостереглась.

Во-первых, никаких гарантий, что они просто не отберут у меня последнее. Я ходила одна, без спутника, значит, по их мнению, была заманчивой добычей, жертвой. Это было заметно по их словам и жестам. То, что никогда бы не сказали пассажирам верхних палуб, очень свободно позволялось в мою сторону.

И во-вторых, демонстрировать свои последние сбережения было неправильно с точки зрения безопасности.

Могли увидеть мои соседи по палубе. А уж они-то точно знали, что я одна. И защиты никакой.

Потому я просто развернулась и пошла вниз.

Села на кровать, с которой мне повезло, она была с самого края, у стены. И задумалась, как быть.

Рядом со мной играли черноволосые итальянские малыши, дети моих соседей, шумные и крикливые.

Ругались их родители. Или мирились, я так и не понимала. Ходило множество людей. Я была на виду.

И в итоге пришла к выводу, что это хорошо. Очень хорошо!

Пока я на виду, никто не сделает мне ничего плохого!

Не буду никуда выходить! Ну что я, несколько дней без свежего воздуха не потерплю? Зато буду в целости. И сохраню хоть немного денег для новой жизни.

Я выдохнула, почувствовав, что приняла верное решение, и улыбнулась итальянке. У них наверняка есть припасы. Заплачу им оставшимися франками, чтоб не выходить никуда…

Немного придя в себя после сна, я села на кровати, решив съесть кусок ржаного хлеба, служивший мне сегодня ужином.

Жевала и думала о только что приснившемся сладком кошмаре.

Как он там? Дикий Даниэль? Думает обо мне сейчас? Может, до сих пор в участке?

Он мог выследить меня до Шербура, но дальше… Мы договорились с Пабло, что тот уедет на несколько недель из города, его как раз пригласили в очередное богатое имение в качестве… Не хотелось знать, кого именно. Да и не важно.

Главное, что, благодаря моему кольцу, у него были финансы на первое время. И возможность спрятаться от гнева Даниэля, если тот все же выяснит мой путь.

Я на мгновение всего представила, насколько Дикий Даниэль Легран будет в ярости, когда узнает, что мне удалось в этот раз его обмануть, и поежилась…

Два прошлых раза, когда он меня ловил…

Он не бил, нет. Никогда не пытался ударить.

Но вот все остальное… Матерь божия, откуда в нем было столько изобретательного постельного цинизма?

Я буквально заставила себя перестать думать обо всех тех вещах, которые делал со мной Дикий Даниэль, утихомирила мурашки, уже вовсю путешествовавшие по коже, доела хлеб. Надо пойти набрать воды. Она здесь была бесплатной, и это очень радовало.

У самых дверей меня окликнула веселая француженка, Жаннет, так же, как и я, путешествовавшая в одиночестве. Мы с ней не то, чтоб общались, я старалась ни с кем не заводить знакомств, но пару раз разговаривали.

– Эй, Анни, не хочешь прогуляться?

– Нет, спасибо, – поспешно отказалась я.

– Да ладно тебе, худышка, – ее бульварная речь и круглое деревенское лицо вызывали легкую неприязнь, но недостаточную, чтоб просто игнорировать, – пойдем прошвырнемся по палубе! Там такие матросики красивые!

Она захихикала, а я только плечом дернула, намереваясь идти дальше. Зачем мне матросики?

– Ну пошли, – она подошла ближе, ухватила за локоть, – просто воздухом подушим. Закат же, красиво…

Из открытой двери неожиданно потянуло морской свежестью, и идея прогуляться перестала казаться глупой. Почему нет? Просто подышать… Вечер же. Народу мало… И то, что я буду не одна, уже хорошо. Одинокая женщина вызывает подозрения…

– Хорошо, я только причешусь… – кивнула я.

– Ага, но сильно не наряжайся, а то матросики глаза сломают, – рассмеялась Жаннет, – я тебя здесь подожду!

Я быстро прошла к своему месту, оделась, причесала волосы, надела шляпку и перчатки. Подумала насчет зонтика, но решила не брать все же. Вечер, вряд ли будет много солнца…

– Ну вот, – недовольно оглядела меня Жаннет, – вырядилась. Теперь на меня и не посмотрит никто.

Я лишь плечами пожала.

И пошла вперед.

На палубе было малолюдно, тихо.

И очень ветрено. Приходилось придерживать шляпку, закрывать лицо от порывов ветра и соленых брызг волн.

Но, несмотря на все неудобства, я наслаждалась происходящим. Океан, огромный, бесконечный, словно дышал мне в лицо, влажно и свежо. Волны навевали своеобразный ритм, который вполне можно переложить на ноты и танцевать под получившуюся мелодию. Мне настолько нравилось, что даже ворчание Жаннет, недовольной отсутствием матросов и сильным ветром, не могло помешать наслаждаться прогулкой.

Неожиданно с верхней палубы к нашим ногам упала шляпа.

Я подняла, растерянно задрала голову, разыскивая хозяйку.

– Мадмуазель? Мадам? Эй, девушка!!! – энергичный голос раздался с совершенно противоположного конца верхней палубы, – у вас моя шляпка! Не могли бы вы…

– Да, конечно, – крикнула я в ответ, – я передам матросу…

– Нет уж! – решительно заявила женщина, – он помнет своими лапами! Принесите мне, пожалуйста… Я заплачу.

– Ох, какая ерунда… – пробормотала я, направляясь к лестнице.

– Давай я, – тут же вызвалась Жаннет, – мне не помешает пара франков…

Но я уже дошла до лестницы и решительно поднялась по ней.

На палубе меня встретил матрос, которого, видимо, предупредили о моем появлении, потому что он ни слова не сказал и лишь указал направление, в котором мне надо было идти.

– Вот ты нахалка! – закричала снизу Жаннет, – ну, вернись только!

Но я шла вперед, к владельце шляпки, пожилой мадам, одетой изысканно и дорого.

– Ох, милочка, спасибо вам! – она с облегчением взяла у меня из рук шляпку, – это сама Наташа Рубин, понимаете? Было бы безумно жаль потерять… Ой! А я вас знаю!