Поймать Еврея

Выход Шестой

Израильский солдат задерживает президента Барака Обаму.

Офис президента Израиля, сообщает мой iPad, только что выпустил захватывающее сообщение. "Президент Шимон Перес, — говорит оно, даст в своей резиденции обед в честь праздника Ифтар по случаю окончания Рамадана. В обеде примут участие ведущие мусульманские деятели Израиля, в том числе имамы, руководители общин, послы, главы муниципалитетов, добровольцы национальной службы и общественные деятели."

"Президент Перес выступит на обеде с речью, в которой он передаст приветствие по случаю Рамадана мусульманам Израиля и всего мира. Во время своего выступления президент Перес коснется возобновления мирных переговоров между Израилем и палестинцами".

Естественно, такой человек как я должен быть среди ведущих мусульманских деятелей и иностранных послов.

Я добираюсь в резиденцию президента так быстро, как только могу.

Когда вы входите в резиденцию президента и проходите регистрацию в комнате охраны, то чуть ниже кондиционера вы видите висящие на стене фотографии Обамы и Переса. Можно видеть, как они вместе идут, вместе на что-то глядят и вместе стоят возле автомашины. Интересно, повесил ли Обама такие же фотографии на стене в Белом доме.

Я прохожу через эту комнату и иду присоединиться к присутствующим здесь ведущим мусульманским деятелям. "Сегодня пост заканчивается, — говорит членам прессы чиновник, — в 7:41 вечера". Это напоминает мне об ортодоксальных евреях, считающих минуты до конца поста Йом Кипур. Конечно, это резиденция президента Израиля, поэтому мы говорим о Рамадане, а не о Йом Кипуре.

Люди из прессы занимают предназначенные им места. А всех остальных приглашают сесть за столы, на которые будет подан президентский обед.

Я осматриваюсь, интересуясь, за какой стол прокрасться, чтобы никто не велел мне встать. Слева от меня стол с пожилыми; справа от меня стол с высокопоставленными офицерами, по крайней мере я так думаю, — группа закаленных мужчин, одетых в форму с блестящими металлическими штучками на плечах.

Надо ли мне сесть с мускулистыми мужчинами или с благоразумно мыслящими?

Серьезная дилемма.

Нет, не спрашивайте меня, почему я думаю, что старики мудры — это то, чему меня учили, когда я был ребенком, и это до сих пор засело в моем мозгу.

Мой мыслительный процесс внезапно прерывается новым событием: указом Кади, говорят нам, Ифтар в Иерусалиме начинается в 7:49. Ого.

Должно быть, этот кади из Меа Шеарим. Им нравится быть святее святых.

Наконец, 7:49, наступает время, когда разрешается есть, и я решаюсь сесть с командирами. Мудрость хорошо, но сила лучше.

Говорит Перес на иврите. "Этот дом также и ваш", — произносит он. Он очень мил, этот девяностолетний старик, думаю я про себя. Никогда не устает и всегда улыбается.

Потом он заговорил о мирных переговорах: "Я знаю, есть люди, которые говорят, что из этого ничего не выйдет, но я утверждаю, что выйдет. Террористы, желающие причинить нам вред, причинят вред самим себе. Мне хочется похвалить двух лидеров, решивших возобновить переговоры. Моего друга Махмуда Аббаса… и премьер-министра Израиля.

Интересно, что он использовал термин "друг" только для палестинца.

"Мы здесь — взрослые люди, и я знаю, что временами возникнут трудности… но у нас нет никакой альтернативы миру."

Тут не взрослые. Тут высокопоставленные офицеры.

"Все мы были созданы по образу Элокима [так в оригинале]." Интересно, что Перес использует термин ортодоксов, ссылаясь на Бога. Упоминание Бога им запрещено; и в то время как Бог на иврите Элоhим, ортодоксы заменяют h на k. Почему? Бог его знает.

Перес продолжает говорить. Вот одна из его блестящих строчек: "Нет иной истины, чем истина мира."

Люди вокруг меня едят. В конце концов, это же президентский обед. Я разговариваю с большими фигурами, сидящими за моим столом. Слева от меня, как я выясняю, врач в тюрьме Мегидо для антигосударственных преступников. Рядом с ним — староста маленькой деревни. Остальные более или менее то же самое и, за одним исключением, все за этим столом черкесы, а не арабы. Араб здесь — мужчина в гражданской одежде, являющийся специалистом по компьютерной безопасности.

Я перекидываюсь с ним несколькими словами. Ладят ли арабы и евреи в этой стране?

— Ни в коей мере.

Он должно быть, шутит. Здесь же "ведущие мусульманские деятели", пусть и не за этим столом; и если арабы и евреи не ладят, почему же они здесь?

К моему стыду, я не могу распознать здесь важных лидеров и прошу окружающих указать мне ведущих мусульман и послов. Но и они не могут. Если здесь и есть какие-либо ведущие мусульманские деятели, прихожу я скоро к выводу, то это черкесы за моим столом.

Люди на этой встрече, многие из которых знают друг друга, предводители общин размером с дом Ципоры на кладбище. И даже с общинами таких размеров не все столы заняты.

Я смешиваюсь с толпой. Я хочу увидеть что-нибудь ещё, говорю я себе. Я подхожу к одетому в костюм молодому человеку и заговариваю с ним.

— Как вас зовут?

— Обама.

— Простите?

— Я прибыл сделать мир, — поучает он меня, — но был остановлен на контрольно-пропускном пункте.

Кого президент Перес приглашает на свои вечера? Этот парень, должно быть, свихнувшийся человек или комик, хотя, возможно, и то, и другое. Когда я его спрашиваю, он признается, что является "единственным арабским комиком". Вернувшись за свой стол, я снова заговариваю с арабом.

— Неужели жизнь на самом деле так плоха?

— Я не хочу говорить на эту тему, но да.

— Вам бы хотелось уехать из этой страны?

— Ни за что! Они [евреи] хотят вынудить меня, но я не уеду!

— А если бы они хотели, чтобы вы остались?

— Я бы улетел первым же самолетом.

Он говорит мне, что хочет свободы, как у европейцев, и хочет переезжать из одной страны в другую так же, как это делают европейцы. Я спрашиваю его, изучал ли он историю и помнит ли, какие реки крови были пролиты там только в прошлом веке.

— Если бы люди в этом районе земли пролили столько крови, как в Европе лишь за последнее время, то на Ближнем Востоке к настоящему время не существовало бы ни одного человека. Он смотрит на меня с огромным изумлением, и так же смотрят на меня все остальные мусульмане. Помните ли вы, спрашиваю я его, что до 1989 граждане не могли переехать с одной стороны Берлина на другую? За столом молчание.

После явных колебаний компьютерный специалист нарушает тишину.

— Я никогда не думал об этом, но вы правы.

Я подхожу к Шимону Пересу, чтобы пожать ему руку и сказать ему, как хороша его речь. А что еще я могу ему сказать?

— Откуда у вас такой хороший иврит? — спрашивает он меня.

Я начинаю выбираться отсюда. И думаю: даже в эту особенную неделю начинающихся мирных переговоров, даже этот вызывающий восхищение всего мира еврей не смог собрать большего калибра арабских лидеров, чем "Обама", чтобы те присутствовали на его обеде. В саду президента есть фрагмент камня с надписью "с южного входа на Храмовую гору", и датой "первый век до н. э." Но д-ра Ханан, чтобы его увидеть, здесь нет, и нет ни Ехаба, ни Халеда. Только Обама. Что случилось с этой страной, пока я отсутствовал? Даже ее президент — всего лишь глубоко заблуждающийся человек. У меня появляется идея: собрать со столов косточки для бродячих кошек. Я возвращаюсь, но столы уже очищены.