Поймай судьбу за хвост! (СИ)

Глава 49 Привет из прошлого

Тагир.

Утро было волшебным. Ракеш мурчал что-то нежное мне на ухо, гладил голый живот, вылизывая мордочку и позволяя выпускать когти из подушечек. Делать это в отношении постороннего кота, означало крайнюю степень агрессии, а с близким… с близким это говорило о сказочном удовольствии.

Удовольствии настолько сильном, что сводило каждую мышцу, и от того когти сами выступали наружу.

Конечно, я краснел, когда он сверкал на меня сумасшедшими глазами, а его лапа под одеялом опускалась гораздо ниже пояса. Он шептал мне о том, какой я горячий, и продолжал тискать в объятьях. Тискать до умопомрачения.

Ракеш был хуже валерьяны. У меня кружилась голова и хотелось… хотелось… ну, в общем, всего.

Увы, забыть о том, что солнце давно встало и нас ждёт новый день мне не позволили, впрочем, пообещав приятный вечер, если я буду хорошим мальчиком и сам немедленно выберусь из кровати. Немедленно не получилось, и потому исполнить задуманное пришлось Ракешу. Где он отыскал силы, не знаю.

День поплыл как в тумане, стоило упасть на скамью в аудитории, извинившись за опоздание. О чём вдохновенно вещал профессор, я не понимал, и мне бы, наверное, было очень стыдно, но… но на ум неожиданно пришло воспоминание о том, чего я стыдился вчера вечером, и последние мысли об учёбе ускользнули из головы, воспользовавшись моими огромными ушами.

Так продолжалось до четвертой пары.

В кармане вдруг завибрировал комм, и я, надеясь, что это Старший, поспешил заглянуть в сообщение. Лёгкое разочарование при виде имени Веры ещё не успело оформиться, как я открыл послание и пробежал глазами содержимое.

Сердце на миг остановилось.

Сразу после пары, которую просидел истуканом, я отправился в деканат, чтобы отпроситься. Сказал, что мне плохо, и, судя по взглядам, скользнувшим по моему лицу, мне сразу поверили и направили в медпункт. Туда я не пошёл, поспешив в больницу Святого Анука.

Именно там сейчас находилась Вера.

Отыскав этаж и палату, я, страшась, заглянул внутрь. Кошечка лежала на просторной кровати в окружении жужжащих приборов. Её худенькая лапка, подвешенная на небольшой высоте, была чуть согнута в локте. Голова обмотана бинтами.

«Божественная!»

Я вошёл. На полусогнутых лапах подкрался поближе, чувствуя, как в глазах начинает скапливаться влага. Слишком громко шмыгнул носом и разбудил Веру.

— Привет, — прохрипела она сорванным голосом и тут же закашлялась.

Я поспешил подхватить стакан с тумбочки и сунуть трубочку сквозь сухие потрескавшиеся губы. Вера сделала пару глотков и часто заморгала.

— Ты как?

— Нормально. Врачи говорят, полежу три недельки и домой. Рука, правда, будет заживать дольше, но жить буду.

— Что с тобой приключилось?

Вера, сжала зубы, и отвела взгляд в сторону. На грани слышимости произнесла:

— Это Грас.

Я ожидал услышать что угодно. Думал, её сбила машина, или она поскользнулась, упала с лестницы, но я никак не ожидал услышать это, уже полузабытое имя.

Вера не спешила объясниться — не знаю, давала ли она время мне или ей самой не хотелось об этом говорить.

— Как? — только и смог спросить я.

— Он подстерёг меня вечером, когда я возвращалась с работы. По пятницам я обычно беру сверхурочные и так совпало… или нет, что Грас поймал меня у парковки. Я трёх шагов не дошла до машины, — она сглотнула, продолжив: — Там глухое место, с одной стороны парк, с другой парковка… — подруга перевела дыхание. — В общем, поймал.

Спрашивать о том, что случилось дальше, было страшно, и потому я молчал, уставившись на загипсованную конечность. Тихое пиканье было единственным звуком, нарушавшим повисшую тишину.

— Он сказал, что ты следующий, Таги.

Кровь застыла в моих жилах и я уставился на Веру, так словно не совсем её расслышал.

— Ты… ты сообщила в полицию?

— Сказала, что на меня напал неизвестный.

— Но… но почему?

Недоумение сшибало с ног.

— Он пообещал, что если я скажу кому-нибудь хоть слово, он отыщет меня и прикончит. Что ему теперь терять нечего.

— Вера, — покачал я головой, — нужно сообщить. Его посадят и ни до кого он не доберётся.

— Я думала, что мы распрощались с ним, когда покинули Дом милосердия. А оно видишь, как вышло, — невесело усмехнулась она, её глаза заблестели. — Даже если его осудят, рано или поздно он выйдет, и что делать тогда? Кто защитит?

— Но как же господин Бройс? Он же наверняка сможет помочь.

Вера отвернулась.

— Он не может находиться рядом двадцать четыре часа в сутки, а это значит, рано или поздно этому гаду подвернётся шанс.

Страх — вот, что управляло Верой. Страх, душной волной окутывающий больничную палату и забивающий ноздри.

— Я предупредила тебя, Таг. Можешь рассказывать кому угодно — я не вправе тебе запретить. Но если ко мне придут, если спросят, я… я буду всё отрицать. Прости.

Видя, в каком состоянии подруга, я ни в чём не мог её винить. В какой-то степени она была права. Шанс того, что Грас может снова возникнуть в её жизни, конечно, оставался, и своим молчанием она пыталась избежать этой новой встречи, спустив ублюдку его зверство. Как же сильно он её напугал!

Окинув взглядом недвижимое тело под простынёй, я почувствовал, как от жалости сжимается сердце.

— Спасибо, что предупредила. Тебе что-нибудь требуется? Может, что-нибудь хочешь?

Покачав головой, Вера уставилась в окно, пряча текущие по лицу слёзы.

— Нет. Ирвин обо мне заботится.

— Я зайду завтра, хорошо?

Она не ответила, и мне пришлось покинуть палату, давая ей возможность выплакаться.

В полном раздрае чувств, едва волоча лапы, я брёл по улице. Что делать и как поступить, я не знал. Наверное, надо сказать Ракешу, и тогда мы вместе найдём выход… или, может, не стоит втягивать его во всё это? Вдруг Грас причинит вред и ему? Кто знает, на что сейчас способен этот ненормальный?

«Божественная, только не бросай меня сейчас.»