Поймите меня правильно

Глава 6

В два часа ночи я вернулся в «Эстансия де Эльвира», прошел через артистическую дверь и спросил Зеллару. Когда меня привели к ней в уборную, я убедился, что она в жизни так же хороша, как и на сцене.

Как-то, когда я был в Англии по делам ван Зелдена, один парень назвал какую-то девчонку «карманной Венерой». Что ж, пожалуй, вполне можно назвать и ее этим именем. Это действительно маленькая, изящная статуэтка, но, ребята, какие пропорции!

Я стоял и любовался этой беби, и думал, что никогда в жизни не приходилось встречать в одном цветке столько меда.

Я думаю: даже в самом дряхлом старом джентльмене, поклявшемся лучше жениться на гремучей змее, чем на женщине, Зеллара способна возбудить такие биологические процессы, которые заставят его забыть эту клятву.

Ее волосы были причесаны по-испански, с огромной гребенкой, а платье было такой яркой пылающей раскраски, что буквально слепило глаза.

Вы сами понимаете, ребята, я чувствовал себя не особенно бодро, все-таки до этого вечера я никогда в жизни не видел Зеллару, а вы понимаете, в записке-то я написал, что мы встречались в Манзанилло. Я тогда рассчитывал, что она ничего не помнит из своих прошлых похождений. Так оно и вышло.

Упершись одной рукой в бедро, она медленно окинула меня взглядом с головы до ног.

— Уилли, милый, как приятно снова встретиться с тобой.

Я уже говорил вам, что у нее нежный певучий голосок, и когда она назвала меня «милый», меня даже в жар бросило.

Я подошел к ней поближе и протянул руку, ожидая, что она пожмет ее. Но этого она не сделала. Она схватила мои руки, прижалась ко мне всем телом, подняв очаровательное личико, и в следующий момент я целовал ее таким поцелуем, каким Роберт Тейлор целует кинозвезду, когда его снимают крупным планом.

Должен вам сказать, ребята, это был такой дьявольский поцелуй, что когда она оторвала свои губы от моих, я почувствовал себя так, как мой покойный дедушка, когда от него оторвали перестоявший горчичник.

— Хелло, детка, как приятно снова увидеться с тобой. Хорошее было время тогда, в Манзанилло.

Она достает из своего туалетного столика золотой портсигар, одну сигарету берет себе, а другую бросает мне.

— Очень хорошие времена, — согласилась она. — Ты помнишь ту ночь, Уилли, когда четверо верзил выбросили тебя из Каса Мексикал, а твоя Зеллара бегала на следующее утро в полицию выручать тебя? — Она взвела очи к потолку. — Каррамба! Ну и безумец же ты был в те дни.

Я решил лучше переменить тему разговора, а то как бы не сказануть что-нибудь неподходящее.

— О'кей, бэби, — сказал я весело. — Те времена давно прошли, а настоящее всегда с нами. Ну, куда мы пойдем? — Она кокетливо посмотрела на меня.

— Есть отличное местечко, Уилли, — сказала она. — Эль Доро. Мы поедем туда. Мы будем там есть, пить и разговаривать о… — она лукаво посмотрела на меня, — о том, что мы будем делать завтра.

Я улыбнулся ей.

— О'кей, — сказал я. — Хотя меня больше интересует, что мы будем делать в период времени до завтрашнего дня.

— Ну, пойдем, дружище, — сказала она.

Мы подхватили такси и поехали в Эль Доро. Кажется, все идет как нельзя лучше. Если мне повезет, я, может быть, кое-что узнаю уже сегодня.

Я начал быстро разрабатывать в уме план своих действий. Уже третий час ночи, и хотя в Мехико-Сити в такое время суток жизнь течет обычным порядком, все-таки нельзя откладывать дело слишком надолго; когда люди устают, они делают совсем не то, что сделали бы, когда чувствуют себя нормально.

В Эль Доро метрдотель, который, видно, хорошо знает Зеллару, поспешил предоставить в наше распоряжение столик в дальнем уголке. Хорошее спокойное местечко, и приятный ансамбль гитар наигрывает на веранде нежные мелодии достаточно тихо, чтобы не мешать разговору.

Я заказал ужин, бутылку шампанского, бутылку ржаного виски, и во время ужина мы много болтали. Она рассказывала, в каких ресторанах выступала, а я старался больше помалкивать.

Я все время любовался ею. Она действительно была хороша.

Прежде всего, она держится очень естественно и просто. Ест, пьет, смеется и смотрит прямо в глаза. Любой парень должен будет согласиться со мной — это стопроцентная бэби. Такой бабенке можно вполне довериться, она уж не подведет никого, потому что она относится к категории прямодушных детей солнца. Она танцует, пьет и беспечно пользуется благами, которые ей дарит жизнь.

Ребята, скажите, ну разве у меня нет поэтического дарования?

Да, вот так бы подумал о Зелларе любой парень. Обыкновенный. Но не я. Я на своем веку встречал слишком много женщин, чтобы обмануться их внешним видом.

К сожалению, мне пришлось неоднократно убеждаться: если у девчонки миленькое личико и стопроцентные ножки, она обязательно втянет тебя в беду, даже если у нее только хорошенькие ножки, она все равно представляет собой потенциальную опасность для любого парня.

Только хорошенькие девчонки являются причиной всех бед. Просто потому, что они хорошенькие. Но вы, вероятно, сами могли убедиться: если у женщины ноги, как две печные трубы, одинакового размера сверху донизу, эта женщина относится к категории тех, кого называют «приличная дама». Она обязательно возглавляет местное движение «Долой мужчин» и ее любимое развлечение — подглядывать за прислугой, когда на кухню приходит зеленщик или мясник.

В самый разгар моих глубокомысленных размышлений Зеллара, подперев ручкой свой очаровательный подбородок, серьезно посмотрела на меня и сказала:

— Милый, скажи мне, пожалуйста, что это за серьезное дело, о котором ты хотел поговорить со мной?

— Ах, это? Вот какое дело, детка моя. Ты помнишь, когда я был в Манзанилло по банановым делам, там был один парень, между прочим, отличный парень, мой помощник, по имени Пеппер. Ты знаешь, детка, мне всегда казалось, что Пеппер был влюблен в тебя.

Она, как говорится, и глазом не моргнула, бровью не пошевелила, просто продолжала смотреть мне прямо в глаза с легкой улыбочкой на устах. Да, у девчонки отличная выдержка.

— Да, да, — сказала она. — Я отлично помню, Пеппер был очень хороший человек, очень симпатичный, очень красивый.

— Да, был, — сказал я. — Я полагаю, тебе известно, что случилось с Пеппером после того, как он покончил с банановыми делами?

— Нет. Я ничего не знаю. Скажи мне, Уилли.

Мы оба сидели, подперев подбородки руками, оба смотрели друг другу прямо в лицо, отлично зная, что оба мы самые паршивые лгуны и оба отлично играем свою роль.

— Я собираюсь кое-что тебе рассказать, Зеллара, — продолжал я. — Этот Пеппер оказался большим дураком. Он отнюдь не такой, как я, например, у меня-то голова работает отлично. Он был вечно в поисках приключений. Ты сама знаешь, как он буквально сходил с ума из-за женщин, он хотел быть Робин Гудом и еще Бог знает кем. И ты знаешь, что в конце концов сделал этот олух?

Он поступил на работу в ФБР, Федеральное бюро расследований, он сделался специальным агентом ФБР. Понимаешь? И зачем только он это сделал? Как будто у такого парня, как Пеппер, и без того было мало хлопот. Так нет же! Он еще взялся за это дело.

Она кивнула. Я видел, что мысль ее работала лихорадочно. Она не знала, как себя вести и держать. Я замолчал. Минуты две мы пристально смотрели друг на друга. Потом она нежным голоском пролепетала:

— Милый, ну и что же?

— А ничего, золотко мое. Дело в том, что я сейчас разыскиваю Пеппера. Он мне очень нужен. Мне необходимо во что бы то ни стало найти этого парня. Я искал его повсюду. Когда сегодня вечером я завернул в ваше заведение и я увидел в «Эльвире» неоновую рекламу с твоим именем, я подумал: вот интересно, может быть, Зеллара что-нибудь знает о Пеппере, потому что если только он бывал в этих местах, он непременно заходил к Зелларе.

Она берет со стола бутылку шампанского и наливает себе полный фужер. Делает она все это очень медленно, для того, чтобы иметь время хорошенько подумать, прежде чем дать какой-нибудь ответ.

А про себя я улыбался во весь рот. Я поймал бэби на месте, и она сама это понимает. Наполнив фужер, она немного подняла его и, глядя на меня поверх фужера, сказала:

— Милый, почему бы тебе не быть разумным? Как ты не можешь понять, что когда Зеллара находится со своим Уилли, она не может думать ни о Пеппере, ни о каком-нибудь другом мужчине?

— Бэби, — сказал я, — ты чудная девчонка, ты мне очень нравишься. Но в то же время, Пеппер — мой большой друг, и если ты сможешь помочь мне в розысках, нет ничего на свете, чего бы я не сделал для тебя.

Она кладет свою маленькую очаровательную лапочку на мою большую лапищу.

— Милый Уилли, — говорит она. — Неужели ты не знаешь, что даже в Манзанилло ты был единственным мужчиной, который что-нибудь значил для Зеллары?

Она выдала какой полагается вздох, нежный очаровательный вздох, и для приличия я ответил ей тем же, только мой вздох был больше похож на звук, издаваемый китом, когда он поднимается на поверхность, чтобы глотнуть очередную порцию воздуха. Она кокетливо укуталась в мех.

— Ну, что ж, Уилли, — сказала она. — Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о Пеппере. Хорошо, я скажу тебе все. Правда, мне не очень хотелось бы говорить о нем, Пеппер поступил со мной очень плохо. Но Бог с ним! Только, Уилли, я не хочу разговаривать об этом здесь. Давай поедем ко мне домой, — она бросила на меня лукавый взгляд, — мы там выпьем кофе и я расскажу тебе все, что знаю. А теперь извини меня, пожалуйста, я пойду попудрить свой нос.

Я сказал ей, ну, что ж, отлично, и глядя вслед удалявшейся в дамскую уборную фигурке, я улыбнулся: на носу у этой бэби достаточное количество пудры, а ушла она от меня совсем по другой причине. Она пошла позвонить своему дружку.

Когда-нибудь в будущем, когда у меня поредеют зубы и женщины начнут говорить мне, что я им нравлюсь за мой ум (ну, знаете, если мужчина подходит к такому возрасту, когда женщины начинают поверять ему свои тайны; кстати, это доверие с их стороны является весьма прискорбным для любого мужчины), — ну, так вот, когда я достигну такого возраста, мне бы очень хотелось поселиться вот в такой же хатке, как у Зеллары. Надо сказать, что парень, который свил ей это любовное гнездышко, понимает толк!

Ее квартира находится на первом этаже и состоит из четырех огромных комнат. Большие железные позолоченные двери в испанском стиле. Роскошная мебель, и в воздухе стоит такой тонкий аромат, от которого тебя так и забирает. Да, атмосфера в квартире, какая положена.

Я стою около огромного итальянского окна, завешенного золотой шторой, а Зеллара сидит напротив меня в кресле и пытается настроить приемник на волну с соответствующей музыкой.

У нее оказались бутылка очень хорошего виски и испанские сигары, дым от которых напоминал мне запах горящего половика. Я был бы на вершине счастья, если бы некоторые мысли не тревожили мою голову.

Наконец она выключила приемник и сказала:

— Уилли, ты очень странный человек. Может быть, именно поэтому меня так влечет к тебе. — Я улыбнулся.

— О'кей, бэби, — сказал я. — Может быть, к концу нашего разговора ты обнаружишь, что я еще более странный, чем ты предполагаешь, и тогда твое влечение ко мне будет, увы, отнюдь не таким пылким, как сейчас. Ну что ж, раз я здесь, давай поговорим откровенно.

Она поудобнее уселась в кресле и изобразила на своем лице самую очаровательную улыбку.

— Ну что ж, переходим к делу, — сказала она. — Давай начнем, Уилли.

Я бросил недокуренную сигару и достал свою сигарету.

— О'кей, — сказал я ей. — К делу, так к делу, и без лишних слов, Зеллара. Но только предупреждаю, лучше говори мне всю правду, и только правду, иначе мне это может не понравиться.

Я уже сказал тебе, что Пеппер был агентом ФБР. О'кей. Он работал в округе Аризона. Но ему приходилось много разъезжать, например в Южную Калифорнию, Техас, Нью-Мехико, а иногда даже в Мексику, за границу. Он был пограничным работником, вылавливал контрабандистов и грабителей почты.

О'кей. Пеппер откуда-то получил информацию, что в Мексике происходят какие-то крупные дела. Он звонит старшему агенту в Аризоне, сообщает ему, что уезжает в Мексику для расследования поступивших к нему сведений. Больше ничего он сказать не мог, но обещал позже написать обо всем. После этого он приехал сюда, в Мехико-Сити. Будучи здесь, он начал писать старшему агенту письмо, в котором собирался подробно изложить все дело.

О'кей. Но он не дописал письма. Понимаешь? Случилось что-то, что заставило его быстренько смотать удочки. Вероятно, он что-нибудь услышал, или кто-нибудь позвонил ему по телефону, или еще что-то в этом роде, но только он почему-то быстро смылся. О'кей. И до сих пор никто ничего о нем не слышал, никто не знает, что с ним случилось.

Но в Вашингтоне есть один парень по имени Эдгар Гувер, директор Федерального бюро расследований. Он, понимаешь ли, немного старомодный парень, он очень не любит, когда его мальчики вдруг бесследно исчезают.

Поэтому я получил приказ выехать сюда и во что бы то ни стало разыскать Пеппера, потому что, детка, как ты теперь, вероятно, сама догадалась, мы с тобой никогда в жизни ни в каком Манзанилло не были.

С самого начала, как только ты хлопнула своими огромными ресницами в мою сторону, я понял: ты догадалась, что я агент ФБР. Но ты приняла мои условия игры, ты хотела выиграть время, чтобы все обдумать.

О'кей. Вернемся к моему рассказу. И вот я поехал в Мексику, бегал там по пустыне и ежедневно выпивал не меньше четырех галлонов вонючей текилы, а пить мне ее приходилось, потому что там больше ничего нет. К тому же мне ужасно не нравятся женщины, живущие в пустынях. Они вроде как бы высохли на солнце, а мне больше нравятся пухленькие девчонки.

Вот так-то!

Но я там почти ничего не нашел. Я узнал только, что Пеппера видели в нескольких местах, начиная от Сьерра Мадре. Поэтому я поспешил туда.

Но я его нигде не нашел, и подумал: может быть, он влюбился в какую-нибудь красотку, потому что Пеппер такой парень, у которого всегда на первом месте девчонки, а только потом работа.

Она смотрела на меня и кивала головой. Я немного помолчал и мысленно извинился перед Пеппером за то, что говорю о нем такие вещи. Но мне это необходимо ради работы.

— О'кей, Зеллара, — продолжал я. — Но я все-таки нашел одну записку. Я вспомнил, что Пеппер писал письмо из Мехико-Сити и поэтому я решил приехать сюда и попытаться здесь что-нибудь найти.

Но во время моего путешествия по Мехико-Сити я тоже нашел одну вещь. Я нашел ее в том месте, где до меня был Пеппер, обрывок письма с подписью.

Подпись была «Зеллара», и первое, что я увидел сегодня вечером, когда болтался по городу, это то же самое имя Зеллара, написанное неоновыми лампочками у входа в «Эльвиру».

Тогда я разыграл из себя Шерлока Холмса и пришел к заключению, что, может быть, ты та самая дама, которая писала письмо Пепперу. И я оказался прав, потому что когда я взглянул на почерк на твоей записке ко мне, я увидел, что это тот самый почерк, которым написано письмо к Пепперу.

Что же случилось, бэби? А вот что: Пеппер встретился здесь с тобой. Ты ему писала письма. Какие у вас были отношения, меня не касается. Я знаю только одно: ты долгое время болтаешься у границ Мексики, но только в самое последнее время попала в приличное крупное заведение. До этого ты в течение многих лет была обыкновенной певичкой в кабачках, мурлыкала нудные мексиканские песенки, я готов поставить весь чай Китая против банки консервированной спаржи, что когда ты была в Мексике, то была знакома с парнем по имени Педро Домингуэс.

А этот самый Домингуэс — отличный бандит, который способен совершить любое преступление, начиная от ограбления почты до выковыривания золотой пломбы из зуба спящего ребенка.

О'кей. Продолжим дальше шерлок-холмсовские рассуждения и мы придем к выводу, что Пеппер связался с Педро Домингуэсом где-то в Мексике и ты знала Домингуэса, и выходит, что именно ты была той дамой, которая направила Пеппера к Домингуэсу.

Ну, теперь твоя очередь, бэби. Давай, выкладывай.

С минуту она молчала. Потом встала с кресла и потянулась. Я забыл вам сказать, ребята, что когда эта девчонка пришла домой, она переоделась во что-то воздушное, кажется, это называется пеньюар, и, стоя на фоне роскошного радиоприемника, эта бэби выглядела на миллион долларов.

Но в глазах у нее появилось какое-то новое выражение. Она медленно направляется через комнату ко мне, подходит совсем близко и кладет свои ручки мне на плечи. Так она стоит, тесно прижавшись ко мне, и смотрит прямо мне в глаза. Она говорит:

— Милый, разве ты не видишь?.. Разве ты не видишь?..

Ребята, я понял. Девчонка сейчас собиралась сказать мне, что она в меня влюблена. И я подумал, что если бы всех бабенок американского континента, которые объяснились мне в любви по разным мошенническим причинам, лучше известным им самим, собрать вместе, то ими можно было бы четыре раза опоясать земной шар, и то осталось бы достаточно девчонок, чтобы набрать штат для двух универмагов.

— Разве тебе это не ясно? — продолжала она.

— Детка моя, — сказал я. — В настоящий момент мне все стало ясно, но я все-таки по-прежнему ожидаю твой рассказ. Поди-ка ты лучше сядь в то большое кресло и расскажи мне все по порядку.

Она немного сникла, но пошла и села.

— Слушай, Зеллара, — сказал я. — Может быть, ты слышала обо мне когда-нибудь? Мое имя Кошен. — Она кивнула.

— Я знаю, — сказала она и повернулась ко мне. — Слушай, вот тебе чистая правда. Я встретилась с Пеппером здесь. Он мне очень понравился, хороший парень. Он попросил меня сделать ему одно одолжение.

Он спросил меня, могу ли я ему устроить встречу с Педро. Я сказала, что постараюсь узнать, где сейчас находится Педро, и мы договорились, что когда я узнаю, я позвоню Пепперу по телефону. Но я до безумия влюбилась в Пеппера! Он очень хороший парень.

Однажды вечером я позвонила ему в отель и сказала, где он может найти Педро. На следующее утро я получила от него записку, где он сообщал, что уехал в горы и когда вернется, надеется обязательно встретиться со мной. Вот и все, что я знаю.

Я быстро прикинул в уме. Интересно, правду она говорит или нет? Как это узнать?

— Слушай, Зеллара, — сказал я. — Мне бы не очень хотелось тащить тебя в контору к инспектору полиции, предъявлять там свое удостоверение личности и заводить дело, которое не сулит тебе ничего хорошего. Ты ведь не врешь мне? Правду сказала?

Она посмотрела на меня.

— Поди сюда, — сказала она. — Посмотри мне в глаза и скажи, вру ли я тебе.

Я подошел к ней и посмотрел ей в глаза. Они были влажные от слез. Я подумал, до чего же она хороша в таком виде со слезами на глазках.

Вдруг я увидел, что она смотрит куда-то поверх моего плеча и улыбается чему-то.

Вот оно!

Я быстро повернулся и сунул руку в карман за «люгером», но опоздал. В дверях, ведущих в другую комнату, стояли три парня.

Они были огромные, все трое одеты в смокинги и, надо прямо сказать, не очень-то симпатичные мальчики. Я так говорю потому, что один из них направил прямо мне в живот автоматический «кольт» 45-го калибра.

— Спокойно, приятель, — сказал он.

Он подходит ко мне, достает у меня из кобуры «люгер» и кладет его к себе в карман смокинга. Потом быстро обшаривает мои карманы, нет ли у меня другого револьвера.

Зеллара подошла к столу и взяла сигарету. Она улыбается, как рыжая кошка. Кажется, девчонка очень довольна собой.

— О'кей, — сказал все тот же верзила с револьвером. — Пойдем с нами, мальчик. Нас там дожидается очень миленький желтый автомобиль. Не хочешь ли немножечко покататься на нем?

Я внимательно оценивал парня. Около шести футов, американец. Двое других мексиканцы. Я выдавил из себя слабое подобие улыбки.

— Боюсь, мне теперь больше не понадобятся обеденные судки, — сказал я. — Чувствую, что вы собираетесь обойтись со мной очень жестоко.

— А как же! Церемониться не будем. Когда мы с тобой покончим, даже твои родные сестры не согласятся отдать свои старые штанишки в обмен за то, что от тебя останется. Ну, давай, пошли, ты, легавый!

Он толкнул меня к двери, ведущей в другую комнату. На пороге я повернулся и сказал через плечо:

— Алло, дорогуша, — сказал я Зелларе, — помни, если только мне удастся выскочить из этого дела, я когда-нибудь вернусь к тебе и так отделаю твой зад, что ты лет семнадцать не сможешь сесть, да и после будешь подкладывать резиновую подушечку.

Она грубо выругалась.

Они вытолкали меня в другую комнату. Оттуда дверь шла в коридор. Мы прошли по коридору и оказались на заднем дворе. Там нас ожидала машина. Они запихнули меня на заднее сиденье, верзила с револьвером уселся рядом со мной, а те двое впереди. Машина тронулась, мы выехали на главную улицу и быстро помчались через город.

Верзила приставил свой револьвер мне прямо под ребро, а другой рукой достал пачку сигарет и одну дал мне. Я взял.

— Ну, можешь сделать несколько затяжек, — сказал он. — Возможно, у тебя хватит времени докурить до половины. В пяти милях от города есть отличное болото. Вот где мы тебе оставим с полдюжины пуль в брюхе. Как тебе это понравится, мой дорогой?

— Мне это совсем не нравится, — сказал я. — Но ребята, вы не думаете, что совершаете большую ошибку?

Верзила улыбнулся. У него красивые зубы, я видел, как они сверкнули.

— А что ты хочешь сказать этой шуткой? Ты, простачок!

Мы повернули на главный бульвар, оттуда шла дорога к востоку. Отличная ночь! Тихая. Я повернулся к нему, улыбнулся и потихоньку начал подбираться к пугачу.

— Ах ты, умник мой, разумник, — сказал я верзиле. — Ну-ка, посмотри в заднее окошечко, и ты увидишь, что за нами следует полицейская машина. Ты думаешь, я такой дурак, что попался в ловушку, расставленную мне твоей подружкой?

Эта машина весь вечер следит за мной, и если ты со своими друзьями собираешься что-нибудь сделать со мной, то вы все немедленно повиснете на веревке и будете висеть до тех пор, пока ваши шеи не станут такими длинными, что их можно будет использовать в качестве лески. Ну-ка, обернись, дурачок!

Он повернул голову и увидел в пятидесяти ярдах от нас преследующую нас машину. Всего только на один миг отвел он дуло от моей груди. Я воспользовался этим, выхватил из носка свой 22-й калибр и приставил ему к животу.

— Ну-ка, брось свою пушку, бэби, — сказал я. — Да поживей!

Только теперь сидящие впереди парни поняли, в чем дело. Я говорил быстро.

— Остановите машину, и если кто-нибудь из вас хотя бы пошевельнется, я буду стрелять, и имейте в виду, мои выстрелы всегда попадают в цель без промаха.

Они остановили машину. Я подхватил «кольт», который верзила уронил на пол, и вытащил у него из кармана свой «люгер». Потом велел им всем выйти из машины. Машина сзади нас тоже остановилась примерно в пятидесяти ярдах.

Я выстроил парней в линию по борту машины и не стал попусту тратить время. Я заметил уже, что парни, удивленные тем, что из преследующей нас машины не выбегают копы, начинают шевелиться.

Я действовал не мешкая. Рукояткой «кольта» я треснул каждого по башке, и если я говорю треснул, я действительно треснул. Было слышно, как затрещали их черепки.

Потом я открыл дверцу машины и запихал всех троих на заднее сиденье. У мексиканцев, сидевших впереди, я вытащил из кармана револьверы. Потом закурил и спокойно подошел к ожидавшей меня машине. Парень из гаража высунулся в окошко.

— Отличная работа, приятель, — сказал я ему. — Вот тебе остальные 25 долларов, которые я обещал.

Я убрал «люгер» в кобуру, а парню отдал все три револьвера да еще свой пугач в придачу.

— Отдай эти пушки своему кузену, — сказал я. — Может быть, он пристроит их кому-нибудь через того парня из оружейного магазина.

Он сказал: все было отлично сделано, и нет ли у меня еще какой-нибудь работы для него. Я сказал: можешь подвезти меня по главной улице примерно к тому месту, где он меня дожидался, когда я был у Зеллары.

Я сел в машину и мы укатили.

— До свиданья, мистер, — сказал он, когда мы подъехали. — Я, конечно, не считаю себя очень сообразительным, но, держу пари, я угадал, вы коп.

— Не говори глупостей, парень, — сказал я ему. — Я торговец бананами из Манзанилло.

— О, йе? — засмеялся он. — В таком случае, я любимая пижама моей знакомой девчонки! Спокойной ночи, босс! — Он уехал. Хороший паренек.

Окно в гостиной Зеллары, то самое, с золотистыми занавесками, открыто настежь. Вероятно, она предполагала, что ночь будет жаркой. Что ж, может быть, она и права.

Я влезаю в окно. Тихонько открываю дверь спальни.

На широкой белой кровати, утопая в белых креп-сатиновых простынях, спит Зеллара. Падающий в окно белый свет луны освещает ее лицо. Мне это зрелище очень понравилось.

Она была, ну, прямо, как маленький очаровательный ангелочек! На ней была пижама, вся в каких-то оборочках, а одна грудь высунулась из-под курточки, как будто ей было любопытно посмотреть на что-то.

Я глубоко вздохнул. Беда моя, как вы сами понимаете, и как вы, вероятно, уже могли заметить, в том, что я слишком уж поэтическая натура. Я вечно в поисках прекрасного, если, конечно, я в это время свободен от розысков какого-нибудь головореза или не скрываюсь от чрезмерно пылкой красотки, пытающейся сделать двойной нельсон бедному Лемми.

Стоя в дверях, я думал, что если когда-нибудь мне улыбнется счастье, я заполучу такую же женщину, как Зеллара, но только внешне такую же, и чтобы она не стремилась вручить мне билет в один конец на местное кладбище.

И тут я так громко чихнул, что, вероятно, слышно было даже в Исландии. Я быстро включил свет и увидел, что она уже сидит в постели и жмурится от яркого света. Потом, вдруг широко раскрыв глаза, она разразилась такой бранью на испанском языке, которую я бы никогда не решился повторить даже в присутствии своей глуховатой бабушки.

— Эй, ты, змеиное отродье, — сказал я ей. — Как ты себя чувствуешь? Посмотри на меня: это приведение. Дух Лемми Кошена пришел проведать старую подружку Зеллару, манзанилльского соловья, и я буду теперь каждую полночь приходить к тебе и преследовать тебя своим предсмертным стоном и подсыпать тебе в штанишки по целой горсти острых-преострых крючков. Ну, как тебе нравится такая перспектива, ты, низкопробная, дважды предательница, выродок самой последней потаскушки?

И тут она начала! Я не буду вам, ребята, пересказывать все, что она мне наговорила. Мне всегда нравился испанский язык, он очень выразительный, но, верьте мне, ребята, словечки, которые употребляла эта бэби, под стать разве только работающему в пустыне по прокладке железной дороги мексиканцу, когда у него каннибалы отпилят на ужин правую ногу. Я знал одного морского бандита, который отдал бы четырехмесячное жалованье, чтобы пополнить свой словарь теми изысканными выражениями, которыми меня осыпала эта дамочка!

Я подошел к кровати и остановился, разглядывая ее. Она до того раскипятилась, что, вероятно, могла бы перегрызть мне горло, если бы ей за это заплатили.

— Слушай, ты, драгоценная моя, — сказал я. — Я не мог не заглянуть к тебе. Я вернулся к тебе потому, что что-то давит мне на сердце, не знаю только что: салат из огурцов, который мы с тобой ели, или твоя предательская рожа, от которой меня мутит.

Она со свистом заглотнула огромную порцию воздуха.

— Подумай только, — продолжал я, — неужели ты вообразила, что я такой простофиля, что клюну на твою удочку? Так вот, слушай: как только я вышел из «Эльвиры», за мной все время следовала полицейская машина. А это значит, что ничего хорошего тебе сейчас ожидать не приходится. Ни тебе, ни твоим мальчикам.

О'кей, — продолжал я, — кажется, я знаком со здешним начальником полиции, и если я сейчас отведу тебя к нему, вряд ли они будут с тобой церемониться. А? Как ты думаешь? Так вот, уж лучше расскажи мне кое-что сама.

Во-первых, как фамилия твоего хахаля? Я имею в виду американца.

Она сказала мне. Как только я услышал это имя, я сразу многое понял. Этот парень работает в одной банде из Чикаго, банде, которая довольно часто украшала тела копов причудливыми узорами из автомата.

Она посмотрела на меня.

— Что ты собираешься со мной делать? — спросила она. Я долго смотрел на нее.

— А ничего, — сказал я. — Потому что я всегда по-джентльменски поступаю с женщинами, с которыми я проводил время, кроме того, ты мне напомнила гремучую змею, которую я, будучи еще мальчиком, пытался приручить. Но — продолжал я, — ты должна немедленно встать и одеть какое-нибудь платьишко, потому что сейчас пойдешь на телеграф и пошлешь в Чикаго одну телеграмму боссу твоего дружка, парню, который приказал тебе связать Пеппера с Педро Домингуэсом и который заплатил за то, чтобы Педро убил Пеппера. После этого можешь оставаться здесь, как будто ничего не случилось. Когда босс твоего хахаля получит телеграмму, он ужасно рассвирепеет и позвонит тебе по телефону, узнать, в чем дело.

И твой хахаль тоже прибежит сюда, будет спрашивать, в чем дело, если, конечно, остался жив после того, как я съездил ему по башке.

Поэтому оставайся пока здесь и расскажи мне все, что они пожелают узнать, а потом можешь отправляться в «Эльвиру» и каждую ночь развлекать посетителей этого ресторана своими мексиканскими штучками. Поняла? А теперь пошли, бэби.

Она посмотрела на меня как на сумасшедшего. Может быть, она решила, что я отведу ее к здешним полицейским, чего бы я, кстати, не сделал бы и за миллион баксов.

Пока она одевалась, я сидел и думал.

В конце концов получился совсем уж не такой плохой вечер.