Поздняя любовь

3

В комнате матери света не было. Кристофер поднялся к себе, лег, укрылся одеялом и уснул… Во сне понял, почему не окликнул ту женщину: ему показалось, что это Кора Фрейзер. Если бы не вино, пожертвованное Стивом, то сообразил бы, что это не могла быть она. А если она?.. Но он уже ведь осознал глупость своего поведения. Почему же проснулся среди ночи с бьющимся сердцем?..

Заснуть Кристофер уже не мог. Пошел в кухню. Достал из холодильника пиво, но пить не стал — пиво было очень холодным — и вернулся в комнату.

Утром Кристофер спустился в сад. Еще в детстве он облюбовал старую сосну: ствол ее в полуметре от земли расходился на три, получалось что-то вроде кресла. Он называл его троном. Просиживал на нем часами, читая фантастику и детективы…

Трон был занят. На нем сидела девочка, та самая, что мыла его машину. Это была их первая встреча после знакомства на дороге. Она узнала его, но не слезала.

— Ты что здесь делаешь? — спросил Кристофер.

Вопрос был глупым, но девочка ответила:

— Сижу. А что?

— Больше не моешь машины?

— Дождя нет.

— Понятно: нет дождя, нет и грязи.

— Вам жалко?

— Грязи?

— Денег!

— С чего ты взяла?

— Не жалели бы, не вспоминали.

— Жалею, что вы с братом обманываете.

— Взрослые тоже обманывают.

На это нечего было возразить, и Кристофер спросил, как ее зовут.

— Нэнси.

— Тебе скучно?

Нэнси посмотрела с сожалением. Ей никогда не было скучно. Они с Риком всегда что-нибудь придумывают.

Кто бы сомневался, подумал Кристофер, услышав ответ. Значит, мальчишку зовут Рик.

— А где он?

— На пляже. — Нэнси объяснила: брат, если кому нужно, отнесет и принесет что попросят.

Кристофер поинтересовался, знает ли Нэнси, на чем она сидит.

— На троне.

Он никому не открывал своей детской тайны, кроме Дэвида Йоркина. Но это было в детстве. Не Дэвид же ей сказал!

— Тебе кто-то сказал, что это трон? — спросил Кристофер.

— Нет. Я сама придумала.

Кристофер признался, что в детстве тоже называл эту сосну троном. На лице Нэнси отразилось сомнение, она не верила в его творческие способности.

Мать позвала ее, и Нэнси с видимым облегчением убежала. Кристофер тоже вернулся в дом. Он слышал, как Лиз выговаривает дочери:

— Тебе нечего там делать! Я предупреждала — не надоедай!

— Он сам.

— Что «сам»?.. — Лиз краем глаза заметила подходившего Кристофера, быстро взглянула на него и отослала дочь.

Завтрак она подавала молча. Была в ее поведении скованность, будто не дочери, а себе она приказывала «не надоедать». Кристофер понимал, что до его приезда Лиз было здесь неплохо, наверное, болтала по вечерам с его матерью. Его матери нравятся ее дети, хотя «они не святые». Да уж, лучше непосредственность девчонки, чем траурное настроение Лиз. Он жалел эту женщину и злился оттого, что рушилась надежда на спокойный отдых.

— Миссис Холден спрашивала, что вы хотите на обед…

— Все равно, — ответил он. — Передайте — я пошел на пляж.

Через сад Кристофер спустился к океану. Шел вдоль кромки — эта часть берега принадлежала местным рыбакам. Здесь сушились их лодки, лежали старые моторы, корзины. Мальчишки голышом шлепали по воде, бросали друг в друга гальку.

Кристофер миновал длинный ряд деревянных лотков с остатками рыбы, над которыми с резкими криками кружили чайки, и вступил на пляж, расцвеченный пестрыми тентами и зонтами. В плетеных креслах, на циновках и топчанах лежали и сидели оголенные женщины и мужчины. Черные, рыжие и белые головы колыхались на волнах, словно поплавки, временами уходя под воду и снова выныривая. Проносилась моторка, увлекая бронзового любителя водных лыж…

Пробравшись между распластанными телами, Кристофер нашел островок песка, который не успели застолбить сброшенными джинсами или кроссовками, разделся, лег на спину и закрыл глаза. Мимо кто-то проходил, кто-то задел его ноги. Совсем близко, с берега и с океана доносились смех и обрывки фраз. Все сливалось в многослойный сплошной гул. Чья-то тень накрыла его лицо. Женский голос удивленно произнес:

— Кристи?..

Десять лет он не слышал этот голос. И десять лет вызывал его в памяти. Но сейчас Кристофер не был готов не только к разговору — не мог заставить себя открыть глаза и убедиться, что не ошибся.

Кора опустилась на песок рядом с ним. Кристофер почувствовал ее дыхание, запах ее тела. Она сказала с печальной иронией:

— Ты не хочешь даже посмотреть на меня?

Он открыл глаза. На его лице отразилась растерянность. Так же печально Кора спросила:

— Что, изменилась?

«Изменилась»?! Он не знал эту женщину с поредевшими волосами, с мощными бедрами, худыми плечами и с выпирающими ключицами. Ничего прежнего, кроме голоса! Попытался вызвать в памяти — тонкую, стремительную, с непокорными вьющимися волосами. А кожа… Воспоминание на мгновение стало осязаемым. Кристофер ощутил прохладное, нежное прикосновение и непроизвольно встряхнул головой. Глухо сказал:

— Я не знал, что ты здесь.

— Я приехала вчера. Папа очень болен…

Надо было продолжать разговор, а он не знал, о чем говорить. Кора спросила:

— Ты давно здесь?

— Я тоже приехал вчера. У меня отпуск.

Помолчали.

— Знаешь, я давно хотела тебе сказать…

— Не надо! — И пожалел, что перебил: не следовало так резко.

Она сказала спокойно:

— Не надо, так не надо.

— Понимаешь, — проговорил Кристофер, — все равно ничего не изменишь.

Кора взглянула почти с жалостью, и он почувствовал то, что чувствует человек, сказавший пошлость. К ней подбежал мальчик:

— Миссис Кора, сказали, что вы можете идти домой.

— Могу или должна? — переспросила она.

Мальчик передернул загоревшими плечами, с которых слезала кожа, и задумался: он не запомнил тонкости, которые так любят взрослые. Кора протянула ему деньги и, не оглядываясь, ушла. Мальчик зажал в ладони заработанный доллар и, довольный, побежал вдоль пляжа.

Кристофер поднялся и пошел в воду. Он плыл, удаляясь от берега. Некоторое время отдыхал, лежа на спине, и снова плыл, пытаясь физической усталостью сбить душевное смятение. Он не сказал Коре ничего из того, что столько раз говорил ей мысленно: «Ты должна познать меру своего предательства». Но эти слова предназначались прежней Коре, которую он когда-то любил. А нынешняя… Кристофер был потрясен, увидев ее. Что с ней произошло?.. Ему вдруг пришло в голову, что десять лет он думал о женщине, которой не существовало. Десять лет! Он мог прожить их, не замуровывая себя в клетке с компьютером… Стив прав: если ничего нельзя изменить, то, по крайней мере, не надо быть дураком… Он должен был поинтересоваться, что с ее отцом. Старик хорошо к нему относился…

Захотелось есть. Под ложечкой засосало, будто он голодал неделю. Возвращался Кристофер той же дорогой — через сад. Никто не заметил, как он вошел в дом. Заглянул в кухню, чтобы узнать, можно ли обедать…

Лиз стояла у стола. Одной рукой она придерживала кастрюлю, а другой черпала из нее ложкой и пробовала что-то очень вкусное: она улыбалась. Обнаженные до локтя смуглые руки быстро и ловко поставили кастрюлю на плиту и сняли с полки тяжелый белый кувшин. Она повернулась, чтобы переставить кувшин на стол. Солнце на мгновение задержалось в ее волосах, и они засветились темным золотом, образуя над головой прозрачную дымку… Лицо служанки было почти счастливым…

Кристофер стоял в дверном проеме и смотрел. Лиз почувствовала его взгляд, оглянулась, на ее лице проступила настороженность. Он сказал, что хотел узнать, готов ли обед.

— Сейчас подам. — Она говорила по-деловому, строго.

Кристофер прошел в столовую. Мать ждала его. Спросила, теплая ли вода.

— Да, хорошая.

— Дэвид снова приходил. Сказал, что будет в ресторане у Стива. Если ты хочешь…

— Я потом пойду…

Мэри одобрительно кивнула.

Лиз внесла блюдо с рагу, щеки у нее пылали. Она поставила блюдо на стол и молча вышла из комнаты.

— Что это с ней? — удивилась Мэри. — Мы, когда были вдвоем, вместе обедали. Одной тоскливо. Понимаешь?

— Понимаю, — ответил Кристофер. — Позови ее, если тоскливо.

— Она не будет при тебе.

— Я такой страшный?

— Не страшный, сердитый. Не обижайся, Кристи. Ешь…

Его не надо было упрашивать. Он был чертовски голоден. Покончив с рагу, Кристофер поинтересовался:

— Кофе полагается?

Мэри позвала Лиз и попросила принести кофе. Служанка удалилась и вернулась с подносом, на котором стояли кофейник, кувшинчик со сливками и чашки. Кристофер перехватил ее взгляд, но не заметил ни смущения, ни недовольства.

Он поднялся к себе. Снизу донесся голос Нэнси. Девочка кому-то выговаривала:

— Я с тобой делилась! А ты только себе!..

Кристофер приблизился к окну: рядом с Нэнси стоял мальчишка, который передал Коре разрешение вернуться домой. Как он сразу не догадался, что это брат девочки! Значит, Рик не хочет отдавать сестре проценты с полученного от Коры доллара! Мальчишка прав: когда измазали его, Кристофера, машину, они действовали заодно, а здесь Нэнси восседала на «троне» и не участвовала в бизнесе. Но пару-то центов можно дать сестре! Нэнси тоже так думала. Она сказала:

— Больше не буду тебе помогать!

— Ну и не надо. Подумаешь!..

Они ссорились, и Нэнси побеждала. У нее был убийственный аргумент: она выходит из бизнеса и начинает самостоятельную деятельность! Кристофер с любопытством ждал, чем закончится конфликт компаньонов. Но появилась их мать и шепотом, звучащим громче нормального голоса, повторила требование «не надоедать мистеру Кристоферу». Она сказала не «сыну миссис Мэри», а назвала его по имени, и Кристоферу это было приятно.

— Так его здесь нет! — удивилась Нэнси.

— А вы думаете, он глухой и не слышит? — ответила Лиз.

Кристофер отпрянул, потому что Лиз и дети подняли глаза на его окно, и он не был уверен, что не замечен.

— А что мы такого сказали?! — возмутился Рик. — Мы же его не трогали!

Общее обвинение примирило его с сестрой, и они убежали…

Кристофер Холден сменил пляжный наряд на белую рубашку и белые брюки, которые достал из шкафа, и спустился в кухню. Лиз мыла посуду. Она резко обернулась и посмотрела на него, будто готовилась к отпору. Сколько ей лет? Двадцать восемь?.. Тридцать?..

— Лиз. — Он впервые назвал ее по имени. Заметил, как глаза служанки удивленно округлились. — Лиз, не надо нападать на них. Они не мешают. Мне даже интересно… — И умышленно, не ожидая ее реакции, ушел.

К Стиву идти было рано, а возвращаться в комнату не хотелось, и Кристофер без цели покинул дом.

Раскаленное солнцем шоссе тянулось в оба конца. Кристофер постоял, не зная, какое выбрать направление, и наконец пошел не к центру, а к въезду в город. С обеих сторон дорогу окаймляли аккуратно подстриженные кусты шиповника. За ними среди деревьев высились светлые крыши вилл.

Рубашка взмокла на спине. Кристофер снял ее, завязал рукава вокруг талии и продолжил путь. Он давно не чувствовал себя так легко и свободно. Утомившись, свернул на обочину, сорвал с куста шиповника цветок и уселся тут же, бездумно провожая взглядом проезжающие машины.

Промелькнувший перламутровый «мерседес» неожиданно притормозил, дал задний ход и остановился перед Кристофером. В опустившееся стекло со стороны водителя высунулась женская головка в темных очках, внимательно оглядела его и предложила:

— Вас подвезти?

Кристофер помолчал, потом попросил:

— Снимите очки.

Женщина сняла. Ей было за сорок. Серые глаза с подкрашенными ресницами и веками, широкие, выдающиеся скулы. Дав ему насмотреться, она сказала:

— Дойдешь пешком. — И уехала.

Ему действительно пора было возвращаться.

Перламутровый «мерседес» стоял возле виллы с зеленой крышей. Багажник был открыт. Горничная доставала из него пакеты, свертки и уносила в дом. Женщина в очках курила, облокотившись на крышу кузова. Кристофер подошел, посмотрел на ворота. Спросил:

— Не проще ли въехать во двор?

— Проще.

— В чем же дело?

— В моторе. Если не можете исправить, то хотя бы помогите внести эту коробку.

В багажнике стоял картонный контейнер, перевязанный ремнями. Женщина предупредила:

— Тяжелый.

— Понял.

Он протянул ей цветок шиповника. Она улыбнулась.

— Благодарю.

— Только подержать!

Он наклонился над багажником, поддел под ремни руки и поднял коробку. Коробка действительно была тяжелой.

— Гири у вас там?

— Гири.

Они вошли во двор с высокими соснами. В глубине виднелась открытая терраса. Кристофер дотащил груз и опустил его на стол, загромождавший середину террасы.

— Сколько? — спросила женщина.

Кристофер не сразу сообразил, о чем она. Догадавшись, сказал:

— Один.

— Доллар?

— Точно. — Мысленно улыбнулся: он заработал, как Нэнси и Рик.

Она открыла сумочку и протянула деньги. Предложила:

— Хотите выпить?

— Не откажусь.

Они прошли в большую комнату, где не было ничего, кроме не очень нового дивана и телевизора. Кристофер подумал, что для владелицы перламутрового «мерседеса» обстановка скромновата.

— Вы здесь живете?

— Когда приезжаю.

Женщина не отличалась болтливостью или, возможно, сейчас не была расположена разговаривать. Горничная вкатила сервировочный столик с виски и соками. Кристофер объяснил, что у его друга неплохой ресторан, куда он как раз собирается пойти.

— Что за ресторан? — поинтересовалась женщина.

— «Заходи. Не пожалеешь».

— И там хорошо кормят?

— Не отравишься.

— Тогда пригласите меня.

Кристофер вытащил из кармана доллар, который она заплатила ему. Произнес торжественно:

— Угощаю на все!

Его юмор оценили улыбкой. В комнату заглянул парень в джинсовом комбинезоне.

— Миссис Вероника, можете ехать!

— Что там было? — спросила Вероника.

Парень на мгновение обнажил в улыбке ослепительно белые зубы:

— Миссис Вероника, вы все равно не поймете.

— Ладно. Ты свободен. — Вероника повернулась к Кристоферу. — Поехали?

Он попросил вернуть цветок. Вероника оглянулась: шиповник валялся на земле. Кристофер спросил серьезно:

— Вы всегда так обращаетесь с чужой собственностью?

Она взяла на террасе садовые ножницы, скрылась в глубине сада и вернулась с розовыми и белыми розами, колючие стебли которых были обмотаны бумажной лентой.

— Довольны?

Кристофер кивнул.

В машине Вероника высасывала кровь из пальца, жаловалась на шипы — колючие.

— В розах не страшно, — сказал Кристофер. — В женщинах хуже.

Вероника покосилась на него и включила зажигание…

На стоянке у ресторана стояло несколько машин. «Мерседес», на котором они подъехали, выделялся, как миллионер среди обслуги. В дверях возник Стив. Его загорелое лицо, «бабочка» под шеей, казалось, даже живот, стянутый ремнем из крокодиловой кожи, — все сияло. Кристофер изумленно уставился на бывшего партнера по школьной футбольной команде: с чего бы это?! Глаза Стива восхищались женщиной, прикатившей на перламутровом «мерседесе». А она невозмутимо прошла в распахнутые перед ней двери. Мужчины следовали за ней. Кристофер толкнул Стива.

— Ты собираешься лопнуть от счастья.

— Сам ты лопнешь, — прошептал Стив. — Это Вероника Смит! Миллионерша!

Я бы этого не сказал, подумал Кристофер, вспомнив скромную обстановку виллы.

— Молодец, что затащил ее ко мне! — продолжал шептать Стив. — Для ресторана это марка! Престиж!..

Он провел их в центральный зал, в котором так же, как в соседнем, был огромный аквариум, и усадил за столик, обозреваемый со всех сторон.

— А в аквариуме не найдется места?! Он с подсветкой… — съязвил Кристофер.

Стив засмеялся и, кивая на Кристофера, обратился к Веронике:

— Шутник!

Она холодно сказала:

— Вам виднее, шутит он или серьезно: он ваш приятель.

— Дэвид приходил? — спросил Кристофер.

— Сидит у меня в кабинете, — буркнул Стив и на всякий случай — кто знает, о чем Кристофер начнет расспрашивать, — поспешил уйти.

Танцующей походкой к столику приблизился официант. Ловко переставил с подноса на стол тарелки, наполненные шедеврами кулинарного искусства. Когда официант удалился, Кристофер сказал Веронике:

— Я не привык, чтобы за меня платила женщина, и потому покидаю вас. Тем более что здесь Дэвид. Я не видел его лет десять. — Он помахал зеленой купюрой. — Надеюсь, этого достаточно за глоток виски? — Он отпил из хрустального стакана. Окидывая взглядом столики с жующими людьми, заметил: — Вы пользуетесь бешеным успехом. Когда я уйду, вся слава достанется вам…

— Ладно, идите.

Кабинет Стива помещался за кухней. Стив обставил его по своему вкусу: по стенам вперемежку с цветными фото фирменных блюд ресторана висели портреты знаменитых футболистов. Полированный письменный стол был чист и пуст. Зато другой, обычный, заставлен пробами блюд. За этим столом сидел Дэвид Йоркин и черпал ложкой из соусницы. Он не изменился внешне и не изменил своих привычек: такой же крепкий, грузноватый, с густым ёжиком и сросшимися бровями. Такой же любитель поесть в любое время суток.

— Хэлло! — приветствовал он Кристофера, будто не было десяти лет ссоры и расстались они вчера. Ткнул ложкой в соусницу: — Закажи себе — отличная штука!..

Кристофер подсел к нему, не испытывая желания притворяться, будто между ним и Дэвидом не пробежала черная кошка. Если бы он не видел, что стало с Корой, вообще не сидел бы здесь. Его раздражала беззаботность Дэвида.

— Я видел Кору, — сообщил он.

Дэвид оставил в покое соусницу.

— Она здесь?

— Ты что, не знал?

— Нет. Мы расстались после смерти ребенка…

Дэвиду уже не хотелось есть. Он говорил серьезно. Минувшие годы не были для него праздником.

— У нее серьезно болен отец, — сказал Кристофер.

— Старик Фрейзер? — удивленно переспросил Дэвид. — Надо будет зайти.

Кристофер подумал, что не пойдет в тот дом. С тем, что было десять лет назад, покончено. Теперь он знал это точно…

Вошел шумный, энергичный Стив. Его интересовала Вероника Смит. Спросил у Кристофера, надолго ли она приехала. Кристофер ответил, что познакомился с миллионершей час назад и подробности ее жизни и планов ему неизвестны.

— Так расспроси! — потребовал Стив. — Надо, чтобы все знали, что Смит ужинала в моем ресторане и ей понравилось!.. Вообще-то она родилась в нашем городе. Умом никогда не отличалась. Но теперь…

— Стала умной, — подхватил Кристофер.

— А ты думал! Миллионеры всегда умные, а ее супруг… — Он посмотрел на Кристофера и неожиданно для себя предложил ему работу: — Я хочу открыть сеть ресторанов. Мне понадобится хороший компьютерщик. Ты не пожалеешь!.. — И засмеялся тому, что название его заведения прозвучало столь удачно. — И свой человек, которому я мог бы доверять, — добавил Стив.

Кристофера не воодушевляли планы друга. Он вернулся в зал. Вероника спросила:

— Поговорили с приятелем? — Поговорил.

— Все о'кей?

Она протянула букет, который Кристофер забыл. Спросила:

— Вы всегда так обращаетесь со своей собственностью?

Всерьез или в шутку она почти повторила его вопрос. Кристофер усмехнулся и взял цветы. Если бы она настаивала на ответе, он не знал бы, что сказать. Впрочем, не является ли ревность отношением к собственности? Он потратил десять лет на страдания из-за того, что потерял право собственности на Кору.

Вероника допила вино, оставила на столе деньги, и они ушли. В машине она была молчалива. Прощаясь с Кристофером, сказала:

— Передайте своему ресторатору: если в следующий раз он посадит меня не на подиуме для всеобщего обозрения, я еще заеду… Кстати, что я ела? Сороконожек?..